Классическим примером этического универсализма, сказавшегося и на восприятии экономики, была позиция В.С. Соловьева. В работе 1889 года «Оправдание добра» есть глава «Экономический вопрос с нравственной точки зрения», в которой высказан ряд ключевых тезисов о первостепенной значимости этики для экономики: «Признавать в человеке только деятеля экономического – производителя, собственника и потребителя вещественных благ – есть точка зрения ложная и безнравственная»[91]. При этом невозможно оставаться равнодушным к экономическим бедствиям, свидетельствующим о потере начал добра. В началах экономической деятельности, соглашается Соловьев с некоторой независимостью этой области от этики, лежит простая и роковая необходимость труда для поддержания физического существования людей. Но и здесь самый правоверный служитель науки не найдет, по мнению философа, области чистых политико-экономических законов, ибо труд связан не только с физической необходимостью выживания, но и с массой других побуждений. Альтруистический предприниматель, отходящий от своей выгоды ради добра, конечно, нарушит «экономический закон», но нравственная воля человека может отменить этот закон особенно при поддержке государства, исходящего из идеи общего блага. «Для истинного решения так называемого “социального вопроса”, – считает Соловьев, – прежде всего следует признать, что норма экономических отношений заключается не в них самих, а что они принадлежат общей нравственной норме как особая область ее приложения»[92]. И среди этих норм есть норма нравственной невозможности сводить основное побуждение труда к своекорыстию, ведущая к соперничеству и вражде. Социалистические требования равенства кажутся ему «противными до тошноты», поскольку дело состоит не в том, чтобы ликвидировать частное богатство, а в том, чтобы его нравственным образом употребить для получения общего блага[93]. Для того, чтобы оправдания добра действовало в экономике, согласно Соловьеву, нужны два условия – «не ставить Мамона выше Бога» и «не признавать вещественное богатство самостоятельным благом и окончательной целью человеческой деятельности». И третье условие – «возделывать землю» в философском, а не только экономическом смысле слова[94]. Размышления Соловьева о сущности труда как форме совместной деятельности, имеющей нравственное основание ведут его к трактовке собственности и обмена в контексте справедливости и права, справедливых общественных отношений, без которых нравственная проповедь становится бессильной. Работа В.С. Соловьева «Оправдание добра» является абстрактной философской работой, в которой нравственные отношения выступают как стержень всех сфер деятельности, включая экономику. Она попадает в ту сферу «святого» и почитаемого, о которой писал Автономов. Но категорический императив Канта разве не из той же сферы? Некоторые философы сегодня додумывются до утилитарной мысли о том, что он устарел и не действует в наше время. Но это закон существования человечества, который никогда не выполнялся каждым человеком. И здесь экономические идеи Соловьева не объявишь отстающими, т.к. они тоже закон человечества, не выполнявшийся каждым отдельным человеком.

       Попыткой осуществить трансценденцию стихийно сложившихся отношений российского капитализма были усилия Сергея Булгакова с христианских позиций рассмотреть реальность не только такой, какой она является, но и выяснить то, какой она должна быть и каковы основания и возможности сделать ее другой в работе «Краткий очерк политической экономии» (1906 г.) и др. Замысел отдельного человека – это несомненно не замысел культуры, пробивающий себе дорогу. Булгаков, как и многие его современники, был увлечен марксизмом, постепенно осознавая, что российский путь не может быть похож на западноевропейский, т.к. Россия – крестьянская страна с нерешенным аграрным вопросом. Начиная отходить от марксизма уже в 1901 году, в рассматриваемой работе Булгаков ставит вопрос «о задачах политической экономии в христианском ее понимании»[95]. Он смотрит на капитализм как овладение человеком силами природы, высвобождение из нее ради поддержания жизни и накопления того, что Булгаков называет народным богатством. Именно ради этого процесса осуществляется подчинения природы и освобождения человека в форме капитализма, а не для обогащения только отдельных лиц. Народное богатство отличается, по Булгакову, от богатства личного. Оно говорит о способности всего народа владеть всем необходимым для того, чтобы жить своим трудом, воспроизводить условия такой жизни. Это «достигнутая мощь человеческого гения в борьбе с природой… политическая экономия, в этом смысле есть наука, изучающая высвобождение человека от рабства природы»[96]. Но так как быть свободным является задачей христианина, то и политэкономия, изучающая высвобождение человека от природы может стать христианской.

На политическую экономию Булгаков возлагает не только анализ истории и теории капитализма, системы хозяйства, причинных зависимостей, различных форм, но и социально-технологические задачи, а так же считает неизбежной для политэкономии цель быть чем-то вроде прикладной этики: «Два основных принципиальных вопроса ставятся для разрешения пред экономической мыслью: вопрос об успешности человеческого труда, или о развитии производительных сил человечества, т.е. о прогрессе экономическом, и вопрос о распределении производимых благ в обществе и о справедливом устройстве экономических отношений людей между собой, т.е. о прогрессе социальном»[97]. Обратим внимание, что подобно тому, как американским теоретиком Дж. Роулзом в качестве автономного морального источника его концепции была избрана признанная американцами черта – честность, у Булгакова им выступает признанная в качестве добра моральная черта справедливости. Выдающийся русский историк Н.Я. Данилевский, который так же подчеркивал значение справедливости, писал в книге «Россия и Европа», изданной задолго до «Краткого очерка политической экономии», – в 1871 году, что наряду с религиозной, политической, культурной деятельностью в славянском мире и в России как развитом государстве славянского мира должна сложиться «деятельность общественно-экономическая, объемлющая собою отношения людей между собою не непосредственно как нравственных и политических личностей, а посредственно – применительно к условиям пользования предметами внешнего мира, следовательно, и добывания и обработки их»[98]. Булгаков был теологом и экономистом, показавшим значимость хозяйственной деятельности как служения.  

И все же основная слабость религиозной этики капитализма, пытающейся трансцендировать реальную экономику, состоит в том, что, не сумев осуществить это на раннем этапе капитализма, когда потребности были делом свободного выбора людей, способных тогда воспринять религиозные указания, сегодня обрели инерцию самостоятельного движения или закона. Потребительская религия – не дело свободной воли людей сегодня, она взращена капитализмом, с 50–60-х годов XX века превратившимся на Западе в потребительский капитализм.

1. Критики капитализма в России и других странах.

Критики капитализма в России многочисленны. Это были славянофилы, народники, марксисты, анархисты. Почвенные тенденции были направлены на поиски традиционно, исконно российского в архаике. Даже славянофилы-классики искали эти традиции в эпохе Ивана III, которая уже не была архаической, а содержала старорусские традиции вполне эксплицитно, начиная инновации в рамках, не вредящих этим традициям.