«Какой термин следует использовать, чтобы назвать человека, с которым имеет дело терапевт? «Пациент», «субъект», «консультируемый», «анализируемый» – термины, которые употреблялись ранее. Мы стараемся все чаще и чаще употреблять термин «клиент», чтобы показать его непосредственное отношение к тем представлениям, которых мы придерживаемся и которые отражены в самом названии «клиент-центрированная терапия». Он был выбран, несмотря на некоторое несовершенство его лексического значения и происхождения, потому что, на наш взгляд, он наиболее точно отражает образ человека, приходящего на консультацию, таким, как он нам видится. «Клиент» в том значении, каким мы его наделяем, – это человек, который пришел на консультацию в результате самостоятельного выбора, сделанного свободно и по собственному желанию. Это человек, который, обратившись за помощью для решения своего затруднения, намерен проявлять собственную активность, который рассчитывает на свои силы и не собирается перекладывать на терапевта всю ответственность за развитие ситуации. Такие заключения мы делаем потому, что в этом термине заключены дополнительные значения в отношении того, как человек, пришедший к терапевту, видит самого себя и свою роль в процессе терапии. Выбранный нами термин изначально исключает отношение к себе как больному и слабому, как к объекту некоего эксперимента и тому подобное[34]».

В каких фрагментах диалога представлены основные аспекты роджеровского подхода в психотерапии (уважение к другому человеку, аутентичность, переформулирование, эмоциональное отражение)? Какую роль они выполняют в данной ситуации?

Предыстория диалога. Глория – разведенная женщина, которая пришла посоветоваться, как ей лучше держаться со своей 9-летней дочерью, учитывая свои собственные отношения с мужчинами. Во время встречи, однако, Роджерсу становится все яснее, что Глория ищет ответа на нечто более глубокое.

Глория. Вы знаете, о чем я думала. Мне ужасно неловко говорить об этом. Сеньор, как хорошо иметь возможность поговорить с вами, я хочу получить ваше одобрение, и я вас уважаю. Мне так не хватало возможности поговорить со своим отцом так, как я сейчас говорю с вами. Я бы хотела, чтобы вы были моим отцом. Я не знаю, отчего эта мысль пришла мне в голову.

Роджерс. Вы были бы мне нежной дочерью. Но вам, и правда, не хватало возможности быть откровенной?

– Да, я не могла быть откровенной. Но я не виню отца. Я думаю, я сейчас более откровенна, чем он мне позволял. Он никогда не слушал бы меня так, как вы, без порицания или унижения. Я иногда задумывалась над этим. Почему я должна быть совершенством? Я знаю, почему он всегда хотел, чтобы я была совершенством. Я всегда должна была быть лучше. Но, увы, мне этого дано не было.

– А Вы пытались быть той девочкой, какой бы он хотел видеть вас?

– Пыталась, но в то же время сопротивлялась этому. Например, мне очень хотелось как-нибудь написать ему письмо и сообщить, что я официантка (он очень этого не одобрил бы) и что и выхожу гулять по ночам. Взорвать и «фраппировать» его: «Ну как, сегодня ты меня все еще любишь?» С другой же стороны, мне хочется, чтобы он принимал и любил меня. Я хочу сказать, что мне хочется знать, что он взаправду меня любит.

– Вы хотели бы его оскорбить, сказав ему: «Посмотри, вот я какая сегодня»?

– Да. «Ты меня вырастил, и как тебе нравится результат?» Но, знаете, единственное, что мне действительно хотелось бы, так это услышать от него: «Я знал об этом, дорогая, и все-таки тебя люблю».

– Мне кажется, вы потому чувствуете себя несчастной, что думаете, что он вряд ли скажет такие слова.

– Нет, он их не скажет. Он не понимает. Два года назад я как-то вернулась домой, чтобы сказать ему, как сильно я его люблю и как одновременно боюсь. Он меня не понимает, он всегда говорит что-то вроде: «Дорогая, ты ведь знаешь, что я тебя люблю и всегда любил». Он ничего не понимает.

– Он вас никогда по-настоящему не знал и не любил, и поэтому у вас в глазах слезы.

– Я не знаю, почему. Знаете, когда я рассказываю об этом, мне говорят, что я витаю в облаках. Но стоит мне минуту спокойно посидеть, и мне начинает казаться, что внутри у меня глубокая рана. Я чувствую, что меня обманули.

– Витать в облаках гораздо легче, потому что в это время не чувствуешь в себе пустоту или глубокую рану.

Да, и вот еще что. Мне кажется, что я должна принимать все это, мой отец – не тот тип мужчины, кого я смогла бы полюбить. Я бы смогла полюбить того, кто понимал и любил бы меня больше. Он любил меня, но не так, чтобы с ним можно было сотрудничать, общаться.

– Вы чувствуете, что ваш отец постоянно хитрит.

– Вот почему я предпочитаю «заместителей». Именно поэтому я разговариваю с вами, и мне нравятся мужчины, которых я могу уважать, врачи, и, быть может, в глубине души я чувствую, что мы очень близки, – вот какие чувства внушает мне «заместитель» отца.

– Я не чувствую, что вы навязываете мне эту роль.

– Но вы же мне действительно не отец.

– Нет, я только хотел говорить о близости.

– Знаете, я думаю, с моей стороны это было бы претенциозно: я не могу и надеяться стать вам близкой. А вы недостаточно хорошо меня знаете.

– По крайней мере я говорю то, что чувствую. А сейчас, я чувствую, что вы мне очень близки[35].

3. Какие компоненты роджеровской психотехники использованы в приведенных ниже примерах?

Пример 1.

Психолог. Правда ли, когда вы рассказывали о своем детстве, вы испытывали грусть?

Клиент. Да, но еще и досаду.

Психолог. Правильно ли я вас понял, что, когда вы рассказывали о своей работе, вы чувствовали умиление и гордость?

Клиент. Совершенно верно[36].

Пример 2.

Это выдержка из интервью, взятого Роджерсом в 1983 г. у одной своей клиентки. Женщина говорит, что у нее много проблем из-за того, что она отпустила свою 20-летнюю дочь учиться в колледж.

Роджерс. … Вы чувствуете, будто она ускользает от вас, и это причиняет боль…

Клиентка. Да. Я как будто сижу здесь в одиночестве. Знаете, я словно чувствую, что она ушла, а я так и осталась тут.

Роджерс. Хм-хм. Вы переживаете теперь именно это: она покидает дом, а вы здесь в полном одиночестве.

Клиентка. Да. Да. Да. Я чувствую себя действительно одинокой (Плачет[37].)