В древности все люди питались мясом
птиц и зверей. Ко времени Шень-нуна
людей стало так много, что птиц и
зверей стало не хватать. Тогда Шень-
нун чудесным образом научил людей
возделывать землю и извлекать из нее
пользу, за что и прозвали его богом
земледелия.
Бань Гу. «Во ху тун» (1в. н.э.)
Когда-то неандерталец сидел рядом с человеком в пещере на горе Кармел — совсем рядом, по ту сторону костра. Тихо потрескивали в огне сучья, тихо шелестели столетия и медленно растворялся в языках пламени грубоватый образ далекого предка. Вот от него остались одни глаза, задумчиво взирающие из темноты. Вот они исчезли, и видение стало приобретать новые смутные формы. Тысячи одинаковых призраков возникли на той стороне пещеры, они молча стояли и смотрели на одетого в шкуры охотника у костра. Они стояли и смотрели, а за их спинами возвышались белые стены городов.
В те несколько тысячелетий, когда вооруженные луком охотники волной двигались на восток, на западе произошла новая мутация, поставившая их на место неандертальцев. Эта мутация породила современную цивилизацию: города, государство, торговлю, письменность, храмы. Все это возникло почти в один миг, за какие-нибудь четыре тысячелетия. И все это было следствием одного-единственного Фундаментального Открытия — мутации нового типа. Так же, как и изобретение лука, эта мутация не изменила внешности человека: так принято считать, хотя, может быть, это и не совсем справедливо. Но, во всяком случае, она изменила внутреннее содержание человека его мозг, психологию, обычаи, его жизнь — и изменила коренным образом.
Фундаментальное Открытие, о котором мы говорим, — это одомашнивание растений и животных, открытие способов производства пищи — то, что археологи называют Неолитической Революцией. Как определить меру того, что свершилось на Ближнем Востоке десять
21
тысяч лет назад? Все выглядело просто и понятно: пытаясь устоять в борьбе за жизнь, охотники натуфийской культуры стали собирать зерна дикой пшеницы. Постепенно она начали замечать, что оброненные близ жилищ зерна дают новые всходы, и они стали ронять их специально, на взрыхленную почву. Все кажется простым, но как объяснить, что это открытие было совершено лишь однажды и лишь в одном месте? Как объяснить, что американские индейцы не знали колеса, а австралийцы — земледелия?
Биология дает ответ на этот вопрос, она очень хорошо знает, что мутации неповторимы сами по себе и часто неповторимы потому, что многие мутации приводят к гибели родительского вида: он уничтожается мутантами, претендующими на ту же самую экологическую нишу, и очень быстро — так, как были уничтожены неандертальцы.
К чему же привело это новое Фундаментальное Открытие, доместикация растений? Яснее всего об этом говорят цифры: на территории в 20 квадратных километров плодородных земель может прожить один охотник или несколько тысяч земледельцев. Таким образом, народ, одомашнивший пшеницу, сломал существовавшее до тех пор природное равновесие. Он резко расширил свою экологическую нишу и получил небывалые прежде возможности для размножения. При темпах роста 2—2,5% численность его увеличилась за тысячу лет в несколько тысяч раз, и, в конце концов, стала ощущаться нехватка земли. Из района, где было сделано открытие, как из эпицентра, во все стороны медленно покатилась волна переселенцев. Их были тысячи и десятки тысяч, они просто не замечали малочисленных охотников, на землях которых разбивали свои поселки. Это было Великое Переселение Народов, Великий Исход Нового Человечества. Каждое новое поколение снималось с родительских очагов и шло дальше, к новым землям. Шло со стадами скота, вьючными животными и воинами во главе колонны. Охотников — «индейцев» — уничтожали, или прогоняли, или принимали к себе — все равно; они почти не существовали для нового человечества. Они могли жить в своих резервациях в горах и джунглях до тех пор, пока горы и джунгли не понадобятся Новому Человеку.
В IV тысячелетии до н. э. волна переселенцев вышла в долину Инда. Это была бесконечная зеленая равнина, на сотни километров простирающаяся вокруг огромной медлительной реки. Весенние разливы превращали ее в море, над которым возвышались редкие известняковые холмы. Здесь были обильные нивы и теплый климат, здесь могли разместиться целые народы, и поэтому продвижение земледельцев на время приостановилось. Лишь отдельные группы прошли дальше на юг, в долину Нармады. Там тоже были плодородные равнины и щедрое солнце. Муссоны приносили туда теплые дожди, и на горных склонах вырастали диковинные растения. Одним из этих растений был рис, который сразу же привлек внимание земледельцев. В теплом и влажном климате рис плодоносил гораздо лучше,
22
чем пшеница или просо. Очень скоро он стал излюбленным злаком этих мест, предметом поклонения и многочисленных обрядов. Еще одним местным новшеством стало одомашнивание свиней, которые во множестве водились в окружающих лесах.
Земледельцы жили в долине, а в лесах и на побережье обитали охотники и рыболовы — аустронезийцы. Изобилие породило союз и слияние двух этносов, а так как земледельцы здесь были не столь многочисленны, то союз оказался более-менее равноправным. Новые поколения аустронезийцев познакомились с земледелием, и на каноэ, уходящих навстречу солнцу, оказались зерна, дарующие мир и жизнь, — подарок Великого Бога Шень-нуна.
Цивилизация на краю земли
Итак, на рубеже IV—V тысячелетий флотилии каноэ достигли устья Голубой Реки Янцзыцзян. Еще далеко в океане моряки обратили внимание на пресный вкус этих вод, а подойдя ближе, они увидели огромное «текучее море», уходящее вглубь страны между двумя почти невидимыми берегами. На север и на юг простиралась необъятная девственная страна голубых гор и плодородных равнин. Горы были пи юге, а равнина — на севере, она уходила за горизонт, в бесконечность. Большие реки пересекали ее с запада на восток, и густые леса покрывали ковром ее плодородную землю. Это была Великая Равнина — огромный дом для целого человечества. Здесь хватило места для индонезийцев-«и», пришедших с моря, и аустроазиатов-«мань», пришедших по суше. Здесь родилась и выросла новая раса и новая цивилизация. Этой цивилизации и этому народу была уготована несправедливая участь — забвение. Высокомерные завоеватели пытались вытравить память о древней культуре, но не смогли уничтожить народ — и теперь широкие носы и толстые губы южных китайцев напоминают нам о теплых морях и о веслах, дружно взлетающих вверх под рокот барабана.
Древняя легенда говорит, что первыми на морской берег вышли брат и сестра, Фу-си и Нюй-ва, дети великого Владыки Юга Шень-нуна. Потомки Шень-нуна были людьми моря, с человеческими головами и телами морских змей-драконов. Фу-си и Нюй-ва породили народ Дракона, «мань-и». Главным богатством этого племени был рис. По берегам рек, вблизи селений, мань-и выжигали большие участки леса. Пни обычно не корчевали, каменной мотыгой взрыхляли насыщенную золой почву, а потом сеяли драгоценные зерна. Урожай убирали каменными ножами с отверстиями. Когда через несколько лет почва истощалась, то переходили на другой участок — земли было более чем достаточно.
23
Мань-и умели делать рисовое пиво, разводили свиней и охотились с помощью заимствованной у негритосов духовой трубки. Аустроазиаты передали им свою керамику и плечиковые топоры. Так же, как и другие южные народы, мань-и почти не носили одежды, заменяя ее богатой татуировкой. Лишь бедра они закрывали короткими юбками из луба. Так же, как их предки, мань-и были искусными рыболовами, украшавшими свои лодки головами дракона. Фу-си научил их плести сети, а из шкуры крокодила-дракона они делали морские сигнальные барабаны. Прекрасная прародительница Нюй-ва подарила мань-и еще один музыкальный инструмент, волынку — «луншен», которая до сей поры используется на празднествах их потомков — мяо. «У мяо есть обычай: каждый год весной мужчины и женщины, нарядно одетые, вместе танцуют при луне. Мужчины идут впереди и начинают дуть в тростниковый шен, женщины сзади отвечают им звоном колокольчиков, и так они кружатся целый день... Вечером же каждый уходит с тем, кого любит, они дразнят друг друга, смеются, поют и расходятся только с рассветом...»*
«Народ Дракона» давно позабыл о свойственном охотникам господстве мужчины: земледелие изменило характер людей и нравы стали гораздо мягче. Обилие пищи избавило от необходимости убивать, а обработка земли возвысила женщину, которой, по-видимому, и принадлежало это великое открытие — земледелие. Женщина-земледелец ценилась теперь гораздо выше мужчины-охотника. Женщины, были выборными вождями племен, им поклонялись как прародительницам рода и богиням плодородия. Во многих родах уже не мужчина брал себе в жены женщину, а женщина брала в мужья мужчину и приводила его на свою стоянку, к своему очагу.
Стоянки мань-и были уже, собственно, не стоянками, а оседлыми поселениями. Вблизи воды на сваях ставили два больших дома с изогнутыми в форме лодки крышами. В одном доме жили мужчины рода, в другом, разделенном перегородками на комнаты, — женщины и дети. Под полом хранились рыбацкие снасти, мотыги, бродили свиньи и куры. С одной стороны простирались огороды, которые совместно обрабатывались женщинами, с другой — река, где мужчины так же совместно ловили рыбу. Вся жизнь людей была связана с водой, с голубыми реками и с живительной небесной влагой, орошающей рисовые поля. Духи вод представлялись земледельцам в образе змей, выползающих на поля перед дождем. Мань-и поклонялись этим змеям-драконам и справляли в их честь праздники с гонками на драконовых лодках. Колдуны зажигали в лодках свечи и напутствовали гребцов рассказом о том, как их предки приплыли по космическим водам из мест, где опускается солнце. Так же, как и у многих земледельческих народов, этот праздник сопровождался человеческими
_________
* Путешествие по Юньани и Гуйчжоу. Цит. по: [74].
24
жертвоприношениями. «Из дома в дом ходила шаманка, выбирая жену для духа реки. Найдя подходящую девушку, она объявляла ее невестой бога. Жертве давали деньги в приданое, купали ее, одевали в новые шелковые одежды и временно помещали во «дворец воздержания». Там она жила больше десяти дней, питаясь вином и мясом. К свадьбе несчастную девушку наряжали. Родственники в ее честь приносили жертвы на берегу реки. Мать плакала, обнимая её в последний раз. После этого ее клали на узорчатую постель с циновками, несколько человек несли ее к реке и бросали в воду...»*
Водные обряды так же, как и другие обычаи мань-и, имели большей частью южное происхождение. Мань-и находились в тесных сношениях с индонезийцами: к берегу постоянно проходили новые флотилии этих морских кочевников. Очередная волна переселенцев с юга приходится на середину III тысячелетия до нашей эры. Она принесла на Восток многие достижения Запада: гончарный круг, шелководство, прирученных буйволов из Индии. На больших двадцатиметровых каноэ с боковыми бревнами переселенцы прошли далеко вверх по Голубой Реке, вглубь материка. Они владели новым оружием, по легенде, их вождь Чи-ю создал мечи, трезубцы, боевые палицы и большие луки. Пришельцы подчинили народ мань-и и двинулись в долину Хуанхэ, где жили предки китайцев. Они гнали с собой прирученных буйволов и видимо поэтому запечатлелись в легендах как племя великанов с бычьими головами. Так началась долгая борьба Севера с Югом.
Желтая Страна
В этой стране все желтое — земля,
вода, мглистый воздух, даже небо,
на котором солнце едва просвечивает
сквозь поднятую пыль.
Элизе Реклю. «Человек и земля»
Мань-и жили в покрывавших Великую Равнину лесах, в низовьях великих рек — Янцзы, Хуайхэ и Хуанхэ. Самой северной из этих рек была Желтая Река, Хуанхэ. Истоки Хуанхэ и ее главного притока, реки Вэй, находились в горах Куньлунь. Вэйхэ текла прямо на восток, а Хуанхэ поворачивала на север и, описав по степени дугу в пять тысяч ли, возвращалась к своей дочери Вэй. Там, в степи, Хуанхэ и становилась Желтой Рекой. На протяжении многих дней пути она текла по Желтой Стране, огромному лессовому плато, «где солнце едва просвечивает сквозь поднятую пыль». Это была плоская равнина,
_______
* Юань Кэ [74, с 186].
25
изрезанная, словно ущельями, многочисленными оврагами. Порошкообразная почва засушливой лесостепи была необычайно легкой, дожди смывали ее в реки — и обе большие реки, Хуанхэ и Вэй, превращались в мутно-желтые потоки, У скал Чжи-чжу оба потока сливались и. с ревом прорываясь через Ущелье Трех Ворот, выходили на поросшую лесами Великую Равнину. На Великой Равнине жили мань-н, а в Желтой Стране охотничьи племена, предки китайцев.
В начале IV тысячелетия, когда мань-и расселялись по рекам Великой Равнины, флотилии каноэ подошли к Ущелью Трех Ворот. За ущельем лежали непривычные лесостепи, и лишь немногие роды рискнули перейти через пороги и поселиться в Желтой Стране, Колонисты быстро смешались с охотниками, передав им некоторые черты южных народов, и самое главное — навыки к земледелию. Рис плохо плодоносил в засушливом климате, поэтому народ Желтой Страны предпочитал возделывать просо. Так же, как и мань-и, он разводил свиней, знал керамику и занимался рыболовством. Жители Желтой Страны переняли некоторые обряды маней, в том числе поклонение змею-дракону. В остальном же это был другой народ и другая цивилизация. Этот народ жил не в свайных домах, а в небольших полуземлянках — так, как когда-то сино-тибетцы. Желтая Страна была изолирована от Запада пустыней н отделена от Востока горами и ущельями — поэтому ее цивилизация была самобытной. Особенно это проявлялось в разноцветной расписной керамике, так непохожей на посуду мань-и.
Оторванный от мира Желтый народ понемногу осваивал долину Вэйхэ. В конце IV тысячелетия здесь существовали уже довольно крупные земледельческие поселки с общественными зданиями и укреплениями Желтая Страна становилась тесной, и переселенцы продвигались на восток, вниз по течению Хуанхэ. К середине III тысячелетия они заселили долину Желтой Реки вплоть до Кайфына, где она поворачивает к морю. Здесь, на Великой Равнине, Желтый народ столкнулся с продвигающимися на север полчищами «великанов с бычьими головами». По-видимому, это была первая большая война в истории Поднебесной. Древняя легенда говорит, что северянами предводительствовал Хуан-ди, Желтый император. Он собрал под свои знамена медведей, барсов, ягуаров, тигров — это были тотемы северных племен. Сначала Хуан-ди терпел неудачи, но в конце концов захватчики были отброшены, а их предводитель Чи-ю захвачен в плен и казнен. Неизвестно, так ли все это было в действительности, но вторжение мань-и в долину Хуанхэ не вызывает сомнений: они принесли на север и передали Желтому народу многие достижения дальних стран.
Легенда говорит, что Хуан-ди ввел в употребление (перенял у захватчиков) повозку, лодку, поклонение нефриту. Его жене Лэй Цзу приписывается разведение шелковичных червей. В это же время
26
некто И Ди стал изготовлять сладкое вино, а Бо И научил людей рыть колодцы. В Желтой Стране начали разводить буйволов и применять гончарный круг. Замкнутая в себе цивилизация Желтого народа вступила в общение с окружающим миром.
Легенда о Золотом Веке
Создали прежде всего поколение людей золотое
Вечно-живущие боги, владельцы жилищ олимпийских...
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела... Добра недостаток
Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли.
Гесиод
Война Хуан-ди с Чи-ю предвещала будущее, но в те времена она казалась лишь эпизодом, нарушившим спокойное течение веков. Великая Равнина была огромна, земли хватало для всех, и у людей не было причин для вражды. Новые поколения строили новые деревни, «слушали друг у друга пение петухов и лай собак» и не ставили частоколов от врагов.
«Тогда осуществлялись принципы всеобщей справедливости, — говорит трактат «Лицзы», — в Поднебесной все было общим, выдвигали мудрых и способных, поступали честно, поддерживали согласие и мир. Вот почему старики имели приют, взрослые находили применение, малолетних заботливо воспитывали, за всеми был присмотр, — за старыми вдовцами и вдовами, сиротами, бездетными стариками, немощными. Каждый мужчина имел свое занятие, девушки своевременно могли выйти замуж. Продукты нельзя было бросать на месте, но и не было необходимости прятать их у себя. Считалось зазорным не участвовать в труде, но трудились не для себя лично. Вот почему злые намерения не осуществлялись. Не было обмана, не было воровства и разбоя, поэтому не запирали наружные двери домов. Все это называлось Великим Единением».
У разных народов эта эпоха именовалась по-разному: Великое Единение, Эра Истины, Золотой Век. То было время великого благоденствия, подаренного людям богами земледелия: золотящиеся колосья сделали всех сытыми на несколько тысяч лет. «Во времена Шень-нуна небо пролилось на землю просом, — говорит «История Чжоу». — Шень-нун вспахал землю и посеял семена...» Так просто раскрывается беспокоившая умы философов загадка Золотого Века: «В те времена небо пролилось на землю просом...» Как странно выглядел этот мир в глазах пропахшего потом и кровью охотника. Изобилие изменило облик людей: ушла в прошлое эпоха отчаянной борьбы за существование, эпоха голода и яростных схваток —
27
каменный топор против копья с обожженным концом... «Причина в том, какой год. Если год урожайный, то люди становятся гуманными и добрыми», — писал великий философ Мо-цзи. В те времена все годы были урожайными. «С поля высшего качества один мужчина кормит девять человек, с поля низшего качества один мужчина кормит пять человек», — свидетельствует старая летопись.
Люди были добрыми, и такой же казалась им окружающая природа:
Не было на земле несправедливости,
Не разбойничал крокодил,
Не кусалась змея
Во времена предвечных богов...
Так говорит древнеегипетская сказка. «Тогда можно было безбоязненно дергать за хвост тигров, наступать ногой на змей, — добавляет китайская легенда. — Приветливой была весна, солнечным лето...»
Таков был мир в Золотом Веке, в IV и III тысячелетиях до нашей эры. Он был мал, прост и безыскусен. Люди тогда довольствовались достатком в пище и не представляли, что такое роскошь — она появилась гораздо позже. Знаменитый мудрец Хань Фэй писал, что в древности жили в хижинах из необтесанных бревен, питались низкосортным зерном, ели и пили из грубой глиняной посуды, одежду не меняли до тех пор, пока она полностью не износится. Всего этого было вполне достаточно, чтобы люди чувствовали себя счастливыми: ведь они были сыты, весна была приветлива и солнечным было лето. Ритм жизни был размеренным и спокойным, как стихи Цюй Юаня:
Согласно древним обычаям,
Мы бьем во все барабаны,
Кудесницы пляшут пляски,
Сменяя одна другую,
Поют прелестные девушки —
Как они беззаботны!
Весной цветут орхидеи,
Осенью — хризантемы.
Так и обряды наши
Тянутся непрерывно...
Даже древнее название союза китайских племен было наполнено миром и покоем. Этот союз назывался Хуася — «цветущие, изобильные племена Ся».
В Золотом Веке не было ни богатых, ни бедных — все были равны друг другу и не было места зависти. Когда-то, в древние времена загонной охоты, люди усвоили коллективный способ ведения хозяйства. Коллективный труд и выборность вождей составляли древнюю традицию охотничьей жизни. Эта традиция продолжалась и в Золотом Веке. Коллективную охоту сменила коллективная обработка земли на поле, которое так и называлось: Общее Поле, «Гунь-тянь». Как и
28
раньше пища потреблялась сообща или делилась на примерно равные доли, и лишь старейшинам, вероятно, предназначалась двойная доля. В остальном же старейшины были обычными общинниками и трудились вместе со всеми на Общем Поле. Хуан-ди звали «Желтым императором», но кто знает, какой смысл имело тогда слово «император»? Его преемники — легендарные вожди Яо, Шунь и Юй выступают в преданиях как простые крестьяне. «Когда Юй правил Поднебесной, он сам шагал впереди народа с сохой и заступом, бедра у него были тощими, на голенях не было ни волоска, — говорит Хань Фэй. — Он трудился только на не возделывавшейся ранее земле, родившемуся сыну не дал имени, а проходя мимо ворот своего дома, занятый делами, не заходил туда. Его тело наполовину высохло, а руки и ноги покрылись мозолями. Когда он получил титул вождя, который уступил ему Шунь, то хотя у него и были прекрасная печать и корона, он жил в жалкой лачуге...»
Позднее, когда III тысячелетие стало Золотым Веком, выборные вожди тех времен превратились в великих вождей и легендарных императоров династии Ся. Им приписывали множество сказочных деяний: они прорубали горы и усмиряли наводнения. Они правили прекрасным и счастливым миром, а после смерти возносились на небо. Ореол Золотого Века поблескивал над головой простого крестьянина Юя, погребенного в пещере на горе Гуйцзы. Птицы прилетели туда, чтобы поклониться могиле и очистить ее от сорняков; люди приходили туда, чтобы поразмыслить о прошлом и будущем, — о том, что было и что стало. И из века в век они задавали себе один и тот же вопрос:
Почему? Почему же Золотой Век окончился катастрофой?
* * *
«Мой достославный предок получил повеление Неба и обосновался на землях Юя», — гласит надпись на ритуальном сосуде «Цинь гун гуй». В этих словах чувствуется арийский акцент с примесью металла и крови. «Мой достославный предок получил повеление Неба...» Быть может, лучше сказать «повеление Судьбы», но белокурый воин жесток и точен : он получил повеление Неба. «Риг-веда» говорит, что Небо и Земля были его отцом и матерью, двумя великими родителями» ариев. Они ушли от людей и стали богами, но к ним можно было обратиться с помощью шаманских заклятий, «мантр». И тогда они открывали потомкам свою волю.
Именно так, по воле Неба, арии ворвались на Великую Равнину и положили конец Золотому Веку.
Откуда же они пришли и кем были?
29
ГЛАВА II. МЕДНЫЙ ВЕК
Арийский простор
Мир натрое царь Феридун разделил:
Часть — Запад и Рум, часть — Китай и Туран,
А третья — Пустыня Бойцов и Иран.
Фирдоуси. «Шахнамэ»
Там, где они жили, небо было всегда голубым, бездонным и чистым. Это была страна необъятных равнин, поражавшая воображение древних поэтов:
Как море! Огромно!
И ровный песок — без конца!
И в далях не видно людей!*
Это была Великая Степь, простиравшаяся через весь северный материк, Евразию. Народы, жившие там, звали ее Арьяна-вайча — Арийский простор. С севера степь пересекали большие реки: Дан (Дон) и Великая Раха (Волга). Они вытекали из негостеприимных северных лесов, за которыми простиралось Молочное море — покрытый льдами Северный океан.
Степь была величественна и прекрасна, но народы, жившие в ней, были париями древнего мира. Когда-то, во времена Великого Исхода, когда Новое Человечество двигалось на плодородные земли Востока и Запада, часть племен была вытеснена этим движением за Копет-Даг, в Великую Степь. Здесь они смешались с охотниками-туземцами и породили «народ свободных» — ариев.
Степь была огромна, но бесплодна, и лишь в редких речных долинах можно было заниматься земледелием. Здесь возникали маленькие деревни из рубленных домов, их жители возделывали землю и пасли скот на окрестных просторах. Скотоводство было основным занятием древних ариев: сначала, в IV тысячелетии, они разводили овец и коз, позже к этому стаду добавились лошади и коровы. Летом степняки питались почти исключительно молоком домашних
_______
* Ли Хуа. Плач на древнем поле сражений [28, с. 203].
30
животных, зимой — преимущественно мясной и растительной пищей. Но хлеба в степи всегда было очень мало, а стада зачастую становились жертвой снежных буранов и эпидемий. Двадцать квадратных километров пашни кормили тысячи землевладельцев, в степи же на такой территории мог выжить лишь десяток скотоводов. Именно выжить, потому что, по казахской пословице, их скот принадлежал любому бурану и сильному врагу. Китайские летописи пестрят упоминаниями о голоде среди степных племен: «Умерло из каждого десятка три человека, а из каждого десятка скота пало пять голов... Земля на несколько тысяч ли стояла голая, травы и деревья засохли, люди и скот голодали и болели, большинство из них умерли или пали...»
Такова была жизнь в степи — там могли выжить лишь самые сильные и выносливые. Скотоводы вели столь же тяжелую борьбу за жизнь, что и охотники, и их суровые обычаи были унаследованы от древних охотников Великой Степи. Родившегося ребенка бросали в снег или в холодную воду — если он выживал, то становился богатырем. Дети сызмальства приучались к охоте: «Мальчики, как скоро смогут сидеть верхом на баране, стреляют из лука пташек и зверьков... и употребляют их в пищу». Инициации были просты: в 15 лет юношу опоясывали поясом мужества и отправляли в набег на соседей. Если он 'возвращался и приносил голову врага, то становился настоящим «дваждырожденным» мужчиной, если не возвращался — никто не вспоминал о нем. Жизнь человека была мимолетной, как облачко на небе, и чтобы удержать ее, надо было постоянно убивать других: перенаселенность и голод заставляли сражаться за скот и пастбища. «У нас ведутся постоянные войны, мы или сами нападаем на других, или выдерживаем нападения, или вступаем в схватки из-за пастбищ...», — говорит скиф Токсарис у Лукиана. «Они напали на людей, не ожидавших их прихода и обратили всех в бегство... многих их способных носить оружие они убили, других увели живьем... И тотчас же начали сгонять добычу, собирать толпой пленных, грабить шатры и на наших глазах насиловали наших жен и наложниц...». Так рассказывает Токсарис об обычных событиях степной жизни. Привычка убивать стала столь естественной для всех, что в этих набегах участвовали и девушки, получавшие то же воспитание, что и юноши. Греки называли их амазонками, «господами мужей» или «мужеубийцами». Геродот помещает амазонок за Доном, у арийского племени савроматов. «У савроматов, — пишет он, — девушка не выходит замуж, пока не убьет врага».
Мужчина, не добывший в бою голову врага, подвергался позору и лишался доли добычи. Отважные и удачливые бойцы, наоборот, были окружены почетом. «Сильные едят жирное и лучшее, устаревшие питаются после них. Молодых и крепких уважают, устаревших и слабых почитают мало», — говорит китайский историк. «Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь, — добавляет Геродот.
31
— Череп врага обтягивают снаружи сыромятной кожей и употребляют вместо чаши... делают из содранной кожи плащи, сшивая их как козьи шкуры...»
Жизнь ариев целиком зависела от мужества и удачи. Каждый мужчина был воином, и чем больше наложниц и рабов захватывал он в набегах, тем больше была его семья и богаче дом. Рабов ослепляли или перебивали им члены, чтобы они не могли бежать. Часто в рабах не было необходимости, и пленных приносили в жертву богам и умершим — так истреблялись целые роды и племена, лишь молодых женщин оставляли в живых и присоединяли к своему роду. Наложницы были нужны, чтобы рожать воинов, — ведь сила семьи была в сыновьях. При этом было не очень важно, чьи это сыновья: «Каждый из них берет в жены женщину, но живут они с этими женщинами сообща, — пишет Геродот об ариях-массагетах. — Когда массагет почувствует влечение к какой-нибудь женщине, он вешает свой колчан на его кибитку и затем спокойно сообщается с этой женщиной».
Выходя замуж, женщины-амазонки становились домохозяйками, «госпожами дома», и лишь в крайних случаях возвращались к оружию. Зато они господствовали над мужчинами в религиозных обрядах: жрецами-шаманами были преимущественно женщины, которые передавали своим дочерям шаманские и знахарские познания. Из сока мухоморов они приготовляли «священную сому», напиток богов, приводивший в экстаз и богов и смертных. Сому возливали в огонь и пили на религиозных церемониях. Воины, принесшие голову, носили шаманские уборы из птичьих перьев и пили сому перед сражениями. Подобно германским берсеркам, они впадали в священное бешенство и были почти непобедимы в битвах. «Буйные ветры понесли меня вверх, ведь я напился сомы, понесли меня вверх соки сомы, и пять народов показались мне пылинкой...»,— поется в гимнах Ригведы. Под звуки этих гимнов шаманы обращались к богам, к необъятному Небу и огромной Земле. Под эти гимны начинался и заканчивался путь ариев. Жизнь воинов не была долгой, слабые погибали раньше, сильные — позже. В могилу к ним клали их оружие, их слуг и — в ноги — самую молодую, самую любимую наложницу. Самым сильным и смелым ставили храмы и поклонялись их духам. Если же мужчина доживал до старости, то его приносили в жертву. «Если кто у них доживал до глубокой старости, то все родственники собираются и закалывают старика в жертву, а мясо варят вместе с мясом других жертвенных животных и поедают. Так умереть для них — величайшее блаженство»*.
Этот страшный обычай скрывает глубокую трагедию степной жизни: изнемогая в отчаянной борьбе за существование, арии не могли содержать стариков. Но еще более трагическим был другой обычай: маленьких детей закапывали в могилу вместе с рано умершей
_________
* Геродот. История. Кн. 1. С. 216.
32
матерью. Такие захоронения довольно часто встречаются в Великой Степи. Из глубины темных веков они подсказывают людям, что благополучие не вечно и что обычаи времен голода непохожи на обычаи времен сытости. «Среди них случается позорный обычай, что сын берет иногда всех жен своего отца», — с негодованием пишет Гильом Рубрук. Между тем это обыкновение, так называемый левират, объясняется всего лишь стремлением спасти женщин от голодной смерти, выжить в вечной борьбе — так же, как и все остальные обычаи ариев.
Жен отца и его хозяйство наследовал обычно младший сын. Старшие сыновья отделялись заранее и жили своими семьями. Все эти семьи братьев, дядей, племянников составляли арийский род (иранский «вис»). Изолированная семья неизбежно гибла в степи, род же мог постоять за себя: в него входило несколько десятков семей и около сотни мужчин-воинов. Род имел собственное ополчение и собственного вождя, выбираемого из числа лучших бойцов. Так же, как в глубокой древности, мужчины рода исповедывали законы братства и соблюдали знаменитый арийский обычай совместных трапез — «фидитий». Со временем, когда угодья становились тесными, от старшего рода отделялись младшие. Группа родственных родов объединялась в племя, а племена — в союзы племен. Вождь союза «раджа», или «реке», избирался из старшего, «царского» рода. «Когда умрет царь, туземцы производят выборы нового у реки Дона», — пишет Псевдо-Плутарх. Царь не был единоличным правителем, рядом с ним существовали «совет первейших» и народное собрание (иранское «хинчамана»). Демократия была единственно возможным политическим устройством в степи. Принуждение и неравенство порождают недовольство, а недовольные могут изменить в минуту опасности, — поэтому Свобода, Равенство, Братство были обычаями Великой Степи, такими же естественными, как левират. В случае нарушения этих обычаев происходило то, что произошло в XVI веке с Тахир-ханом казахским: «Так как Тахир имел крайне грубый характер, большинство эмиров и воинов стали обижены на него и разошлись», — пишет Хайдер Рази.
Арийская свобода, обычаи амазонок и жертвоприношения стариков — все это объяснялось одним и тем же драматическим фактором: перенаселенностью Великой Степи, избыточным демографическим давлением. Испокон веков население степи пыталось вырваться на плодородные равнины — но безуспешно. Равнины Запада были заняты земледельцами, и арийские роды были бессильны перед лицом многотысячных ополчений. На Востоке оазисы Гоби и Лессовое плато принадлежали могущественному Желтому народу. Окраины степи были густо заселены, и на каждого арийского берсерка там приходилось несколько десятков лучников в одинаковых холщовых одеждах. Великая Степь напоминала котел с толстой чугунной оболочкой. Эта оболочка могла выдержать любое, самое страшное давление,
33
а за ней, далеко на юг, простирались благодатные страны. Там царил Золотой Век, и никто не мог даже представить себе, что в Северной Пустыне ежедневно гибнут целые племена, что люди там поклоняются мечу и исповедуют заповедь «убей первым».
И вот в XVII столетии произошла катастрофа. Паровой котел взорвался, и страшная взрывная волна покатилась по цветущим полям Золотого Века.
Волна
Вот идет народ от стран северных
и народ великий поднимается от краев
земли... Шумит, как море, их голос.
Иеремия, 6:22-23
Причина этого взрыва оставалась предметом спора для многих поколений историков, вплоть до 1974 года, когда Владимир Геннинг раскопал в зауральских степях первый «чэ-ма кэн». Никто не ожидал увидеть это именно здесь, посреди Великой Степи, и открывшееся зрелище произвело впечатление даже на опытных археологов. На берегу реки Синташта в древнем кургане было погребено страшное оружие ариев — «золотая ратха великого Индры», древняя боевая колесница.
Арийская легенда говорит, что боевую колесницу создал брат Индры, Тваштар. Он переделал известную на Востоке низкую повозку, сделал ее легкой и запряг в нее лошадей, водившихся только там, в Великой Степи. Это было Фундаментальное Открытие, равнозначное новой мутации. Из изгнанников арии превратились в народ, избранный богом. И этот народ, привыкший убивать, двинулся на завоевание мира.
Тогда взял он бурю, свое великое оружие,
На колесницу встал он, на непобедимый ветер бури,
Запряг в нее четырех коней, взнуздал их:
Губителя, Беспощадного, Наводняющего, Крылатого...
Зубы их наполнены ядом,
Скакать умеют они, ниспровергать знают они*
Несколькими волнами, одна за другой, арии обрушились на окружавшие их земледельческие племена. О судьбе народов, населявших Европу до нашествия, не сохранилось ни одного письменного известия. Они погибли в темноте веков, погибли беззвучно, не донеся до нас ни одного стона. К концу XIV века Европа опустела до самых Пиренеев, земледельческие поселки исчезли. Европейская равнина превратилась в огромное арийское пастбище, над которым кое-где возвышались курганы победителей.
__________
* Эпос о Гильгамеше.
34
35
Та же судьба угрожала древним цивилизациям Азии. Тысячелетние империи Ближнего Востока встретили ариев зубчатыми стенами крепостей и сплоченными рядами регулярных армий. Мутный поток захлестнул все это в одно мгновение. Смешавшись с «двунадесять языцех» покоренных племен, арии в XVII веке прорвались в Египет. «И вот, не знаю почему, бог был к нам неблагосклонен, пишет египетский жрец Манефон, — неожиданно из восточных краев люди неизвестного племени предприняли дерзкий поход в Страну и легко, без боя, взяли ее штурмом. И победив ее правителей, они безжалостно сожгли города и разрушили до основания храмы богов, а с населением обращались самым враждебным образом, одних убивая, у других уводя в рабство жен и детей... А все их племена назывались Гиксос, то есть «цари-пастухи».
В 1595 году до н. э. пал «пуп земли», великий Вавилон. Месопотамия на несколько веков превратилась в арийское пастбище, но ближневосточная цивилизация все же выжила. От Великой Степи ее отделяли Кавказские горы, и прорвавшиеся через них немногочисленные племена ариев быстро растворились среди миллионов крестьян в белых одеждах. Иной исход имела великая битва на юге.
В XVII веке арийская волна достигла долины Инда. Индийская цивилизация была одной из древнейших цивилизаций, созданных человечеством. На цветущей равнине располагались тысячи деревень с глинобитными домами и большие города с сотнями тысяч жителей, крепости, храмы, школы. «В один день Индра и Агни разрушили 99 городов дасью», — поется в гимнах Ригведы. Раскапывавшим эти города археологам открылась страшная картина: в домах, на улицах, на площадях — повсюду лежали скелеты их защитников.
Индра убил врага, самого страшного, бесплечего, Вритру убил палицей великим оружием, Как дерево без ветвей, топором обрубленных, Вритра лежит, дракон, прильнув к земле... Вритра, разбросанный, лежит во множестве мест...
История не сохранила даже имени народа, отождествленного ариями с драконом Вритрой. Его цивилизация безвозвратно погибла, и сотни глиняных табличек с его письменами до сих пор лежат нерасшифрованными в музеях мира. Стране же, в которой жил этот народ, арии дали свое название — Арьяварта, Индия...
* * *
В XVI веке арийская волна достигла моря на юге и на западе. На востоке колесницы тоже стремились к морю. В те же роковые десятилетия после Взрыва арии пересекли бесконечные степи Гоби и вышли к Океану. Здесь, принеся жертву великому Небу, шаманы вопросили его о будущем. Они танцевали у костра под звуки бубнов,
36
а поодаль огромным кругом стояли арийские воины и их вождь, Чэн-тан, потомок изобретателя колесницы. И вот вскоре появилось божество, которое сказало: «Династия Ся пришла в полный упадок. Иди атаковать ее...»
Наутро колесницы повернули на юг, на Великую Равнину.
Арии на Великой Равнине
«Иньский Тан с семьюдесятью лучшими колесницами и шестью тысячами воинов, готовыми к смерти, дал сражение в Чэне, достиг Миньтяо и продолжал двигаться к столице Ся», — говорит летопись «Весны и Осени Люя». Столица «цветущего, изобильного Ся» была всего лишь небольшим поселком с крытыми тростником глинобитными домами. На Великой Равнине было множество таких поселков, там все еще царил Золотой Век, люди не строили укреплений и не умели воевать. Шесть тысяч берсерков Чэн-тана были подобны тиграм в овечьем стаде, они сметали все на своем пути и остановились только через две тысячи ли, на берегу Хуанхэ.
Старый Свет помнит множество легенд о борьбе арийских завоевателей с туземцами, с древним и таинственным Народом Дракона. Легенды повествуют о ненасытных чудовищах, о принесенных им в жертву красавицах и о героях, умевших летать, Персее и Андромеде, о Георгии Победоносце, о Роже и Анжелике, о Добрыне и Змее-Горыныче, о Ду-юе и сестре дракона. Смысл этих легенд всегда один: благородный герой убивает змея-дракона и освобождает красавицу. Дракон — это символ побежденных народов, и герой убивает дракона тысячу раз в Европе, в Индии, в Китае — по всему фронту арийского наступления:
— ...Геракл одолел возрождающиеся головы гидры, зарыл ее в землю и навалил на это место тяжелый камень...
—...Ты, Индра, убил первородного змея и уничтожил колдовство злых колдунов...
— ...Убили таго змея, взяли змееву галаву и, пришовши к яго хате, яны разломили галаву и став белый свет...
Герой убивает змея тысячу раз, и иногда он действительно освобождает красавицу, — ведь мы помним, что красавиц приносили в жертву драконам! А чтобы убедиться, что герой умеет летать, достаточно вспомнить одежду из перьев, которую носили берсерки.
Красивые легенды рассказывают о реальной истории, о Великой Битве ариев с Народом Дракона. Памятник этой битве до сих пор сохранился в Китае, где на берегу Эстингола возвышаются развалины реликвария, — там некогда хранился священный меч, которым герой Блорос-пел подчинил змея-демона. И хорошо известные всем
37
скульптурные композиции — хищная птица со змеей в когтях — это тоже разбросанные по всему миру памятники Великой Битвы. Тотемом завоевателей считалась Пурпурная Птица, Феникс, и это Феникс держит в когтях змею — тотем покоренных народов.
Неба веленьем Пурпурная Птица
Долу спустилась, и Шанов она породила...
— пели воины Чэн-тана, возливая священный напиток «юй чан», арийскую сому.
Шаны — так звали народ воинов, поселившийся на Великой Равнине. Здесь, на берегу Желтой реки, они распрягли своих коней и стали устраиваться на земле. Туземные народы были разгромлены, и их земли заняты под пастбища. Уцелевших превращали в рабов, а сопротивлявшихся приносили в жертву на алтаре Владыки Неба. Дальние племена изъявили покорность и платили дань. Их называли «цзюли» — черноволосые, чернь, потому что у них были черные волосы и темная кожа. Бледнолицые и бородатые пришельцы были очень не похожи на туземцев, И те с ужасом передавали, что «у Чэн-тана кожа была белая, на лице росли волосы, ростом он был в девять чи» (больше двух метров). Пришельцы построили крепость Бо, которая господствовала над равниной и была центром их владычества. Стены и дома крепости возводились из утрамбованной земли: рабы засыпали землю между двумя деревянными рамами и трамбовали ее каменными колотушками, крыши покрывались тростником. В крепости жил царский род завоевателей, «сыновья Неба», считавшиеся прямыми потомками великого предка — Небесного Владыки Тянь Шан-ди. Вождя пришельцев избирали их этого рода и тоже именовали Сыном Неба, или Ваном. Вожди других, младших родов, именовались «гун», «бо», «хоу» — «князья». К XI веку таких родов было несколько десятков, и все они условно именовались «байсин» — «сто родов». Как правило, это полунезависимые роды обладали собственной территорией и обитали в укрепленных поместьях на равнине.
В далекие времена степной жизни арийские роды были основаны на равенстве и братстве. Появление колесницы нарушило это равенство: колесничные бойцы образовали родовую аристократию «больших людей», «дажень». Они носили одежды красного цвета и сражались на колесницах по трое: один управлял конями, другой стрелял из лука, третий колол копьем. Колесницы и кони были высшей ценностью арийского мира и высшим жертвоприношением для богов; их жертвовали после боя в честь павших или перед боем, чтобы обеспечить победу. Вместе с ними закапывали пленных и рабов — это и были знаменитые погребения колесниц, «чэ-ма кэн», страшный символ господства «ста родов» на Великой Равнине.
Аристократов, в число которых входили и родовые вожди, было сравнительно немного, но они составляли основную военную силу рода. Простые воины назывались шуминь или сяожень, «маленькие
38
люди». Два десятка «маленьких людей» шли впереди и позади каждой колесницы. Могилы их отличались простотой, лишь иногда вместе с ними клали слугу или рабыню-наложницу.
Особое положение в роде занимали «байгун» — ремесленники, создававшие колесницы и бронзовое оружие. Это древнее ремесло считалось священным и было покрыто глубокой тайной,— именно от сохранения этой тайны зависело господство «байсин» над туземцами. Отливка боевого топора и испытание колесницы сопровождались человеческими жертвоприношениями, так же, как и изготовление священных треножников — символов государственной власти.
Ремесленники стояли близко к шаманам-«у», наследникам шаманских традиций Великой Степи. Подобно аристократии, шаманы имели свой цвет: голубой цвет неба. Они были посредниками между родом и его предками, и без обращения к предкам не решалось ни одно важное дело. «Если у тебя (вана) большое и трудное дело, то сначала посоветуйся с цинши (аристократами), посоветуйся с шуминь и обратись к гаданию на бирках и черепашьих панцирях», — говорится в книге «Шаншу». Жрецы писали на черепашьих панцирях вопросы к предкам и сжигали в них ритуальные травы, а потом высматривали в появившихся трещинах знаки, похожие на иероглифы,— ответ предков. Шаманы следили и за сохранением родовых обычаев, которые изменялись очень медленно. Юношей, по-видимому, продолжали посылать на «охоту за головами», а девушки по-прежнему вели жизнь амазонок. Еще в XII веке красавица Фу-хао, жена вана У-дина, совершала жертвоприношения предкам и предводительствовала войсками в дальних походах. Какое-то время продолжались и жертвоприношения стариков, хотя в этом уже не было такой необходимости, как раньше. По легенде, в жертву Небу был принесен и состарившийся Чэн-тан. «Он велел людям собрать хворост, обрезал волосы и ногти, сам очистился и встал на кучу хвороста, чтобы сжечь себя в жертву Небу».
Племя «сынов Неба» продолжало придерживаться арийских обычаев, хотя антропологически оно очень быстро растворилось среди туземцев, — ведь каждый воин имел несколько туземных наложниц, а его сыновья снова женились на туземках. В языке нового народа, шанов или иньцев, сохранилось всего около двухсот арийских слов.
Арийский порядок
Мы пашем на твоих полях.
Десять тысяч нас работают попарно ...
«Шицзин», песня «И Си»
В степи арии обращали пленников в рабов, а когда рабы были не нужны — убивали их. Обычаи не изменились со временем, и на
39
Великой Равнине завоеватели частью уничтожили, частью обратили в рабов целый народ. Обитавший на берегах Хуанхэ многомиллионный Желтый народ стал народом рабов.
Поначалу туземцев даже не признавали за людей, их называли «Народом-скотиной», чуминь. На них охотились как на животных, и лишь постепенно до сознания завоевателей дошло, что туземцев можно пасти как скотину, «чу». У западных кочевников было почти такое же название для иранских крестьян — «райат», «скот на пастбище». В Спарте их называли «илоты», «взятые», а в Риме — «клиенты», «подчиненные». Арийский порядок был везде одинаков, и побежденных повсюду ожидала одна судьба. «Горе побежденным» — таков был старинный девиз ариев.
При разделе добычи на Великой Равнине «скот» и «пастбища» делили вместе — на долю каждого рода пришлось земли на сотни ли в окружности и многие тысячи подвластного населения. Эти «взятые» и «подчиненные» жили в своих старых деревнях. Так же, как и раньше, они выбирали своих деревенских старейшин и сообща работали на Общем поле, Гун-тянь. Но большая часть урожая с этого поля шла теперь благородным завоевателям и их князьям-гунам. Господа получали и свою долю тканого шелка и охотничьей добычи:
В дни первого месяца идем на охоту, Охотимся на барсуков, ловим лисиц, Чтобы сделать шубу сыну гуна. В дни второго месяца — большая охота. Однолетних кабанчиков оставляем себе, Трехлетнего кабана преподносим гуну*
Со временем завоеватели смягчились и стали называть покоренных туземцев ванминь — «множество», «толпа». Эта «толпа» принадлежала всему роду и была обязана повиноваться любому из благородных господ. Ванминь должны были сохранять свои обычаи, под страхом казни они не смели есть пищу господ — молоко и мясо. За питье возбуждающих напитков (сомы?) также следовало наказание смертью. Господа и рабы не могли даже сидеть одинаково: благородные сидели «по-японски», на пятках, а рабы — скрестив ноги. Эта поза считалась подлой и неприличной для аристократов.
Из числа рабов господа выбирали себе слуг и наложниц, из них же подбирались жертвы для «достославных предков». По старинному обычаю, некоторых рабов, например музыкантов, ослепляли или калечили. Вероятно, так же, как и в Спарте, благородные юноши учились убивать, устраивая охоты на илотов, так называемые «охоты за головами», или криптии. Этот террор имел свой смысл: нужно было уничтожить самых сильных рабов, внушить страх, подавить сопротивление в самом зародыше. Когда раб умирал, его закапывали лицом
_________
* Шицзин. Цит. по: [6].
40
вниз, — эта поза должна была выражать покорность и после смерти.
Благородные надзирали за своим «скотом» и охраняли его от других родов. На полях стояли стражники с копьями и луками, наблюдавшие за работой ванминь. Вероятно, эта картина запечатлелась в иньских иероглифах «коугэ» («человек, охраняемый стражником»). Со временем эти иероглифы приобрели циничный смысл — «государство». Быть может, точнее было бы сказать «арийское государство»? Как знать... Но вот еще одно свидетельство тех времен. В XIII веке Сын Неба Пань Гэн задумал переселить свой род на другой берег Желтой Реки. Он обратился к своим ваньминь: «Ваши жизни вручены мне Небом, и если вы не будете повиноваться мне, то ваши предки на небе попросят моих предков беспощадно покарать вас. Тогда я убью всех вас и не допущу, чтобы оставшееся от вас потомство смело хотя бы подумать о поселении в новой столице. Идите! Если же вы пойдете со мной, я не только оставлю вас в живых, но буду охранять и ваши семьи»*.
Естественно, что самые энергичные рабы пытались бежать из-под этой охраны. Их ловили, до нас дошли указания о сыске беглых, а также сведения о подземных тюрьмах и множество изображений рабов в колодках — мужчин и женщин. В источниках, несомненно, имеются и сведения о восстаниях, но их трудно выделить из бесконечных описаний войн, которые вели иньцы, ибо они воевали со всем миром, с сотнями окружающих племен, покоренных и непокорных. Война по-прежнему составляла для них «корень жизни и смерти», непрерывающуюся степную традицию.
Величие Инь
Ровны и покойны щиты боевой колесницы,
И задний ложится на ось, и передний ложится.
Могучие кони подобраны в каждой четверке,
Могучие кони обучены строю возницей...
«Шицзин»
Когда арии ворвались в долину Желтой Реки, их было сравнительно немного — всего лишь одно племя: несколько тысяч, может быть, даже несколько сот воинов. Но каждый воин захватил в долине несколько наложниц, и вскоре растущий новый народ начал раздвигать свои границы. Этот процесс продолжался непрерывно в течение столетий. Отделившиеся молодые роды шли на юг, на запад, на восток — искать свой «скот» и свою землю. Это было медленное и неумолимое наступление, борьба не на жизнь, а на смерть. В XII веке
________
* Шицзин. Цит. по: [65, с. 52).
41
такое наступление закончилось гибелью древних неарийских народов Европы. В это же время иньские роды окончательно овладели долиной Желтой Реки и двинулись на юг.
На юге жили мань-и. Народ Дракона, когда-то пришедший с моря на драконовых лодках. Воины мань-и татуировали тело и стреляли с каноэ ядовитыми стрелами. Но они не могли противостоять отрядам колесниц, проникавших в набегах вплоть до берегов Голубой Реки. Это было время, когда на севере пели песню:
Правнук Чэн-тана, У-дин наш воинственно смел, Нету страны, чтобы он подчинить не сумел.
Ополчения возвращались в Небесный Город Шан под звуки барабанов и нефритовых гонгов. Жрецы возжигали в черепашьих панцирях священные травы и гадали, как поступить: «Принести ли в жертву предку Да-цзя пленных из племени Цян?» Сотни пленных закапывали заживо или казнили у алтарей; вместе с ними закладывали сотни голов скота, лошадей, быков, баранов. В честь победы отливали священные треножники с надписями: «Чжоу-синь победил восточных И уничтожил их...», «жертвоприношение в честь трех великих побед...».
Небесный Город Шан считался центром Вселенной, столицей Срединного государства Чжун-го. Сначала столица была в Бо, затем — в Ао, но в конце концов царский род иньцев утвердился на берегу Желтой Реки, в Небесном Городе. Здесь были построены огромные дворцы Сынов Неба: «Чжоу соорудил дворец Цингун, построил Цюнши и Яотай и украсил их дорогими камнями». Высоко над городом возвышалась грандиозная Терраса Белого Оленя — .Путай. «Работа там продолжалась семь лет, — говорит старинная книга. — Длина Лутай три ли, высота — тысячи чи. Там, наверху, можно вблизи наблюдать облака и дождевые тучи...».
Вокруг столицы расстилались обширные парки, полные редкими животными и птицами. Здесь проводились празднества, совершались ритуалы, непонятные для историков последующих эпох: «Сын Неба устраивал большие увеселительные сборища в Шацю, вином наполнял пруды, развешивал мясо на деревьях, заставлял мужчин и женщин нагими гоняться друг за другом...»*. По-видимому, при дворе еще сохранялись старинные арийские обычаи, напоминавшие спартанские ритуальные танцы, которые исполняли обнаженные юноши и девушки. Источники говорят и о других, более понятных обрядах, связанных с культом плодородия. В начале пахоты ван собственноручно проводил первую борозду. «Если ван примет участие в севе проса — соберем урожай»,— предсказывает гадательная надпись той эпохи. Ритуальное значение имела также раздача ваном пищи своим рабам в поле. «Старшие должны добросовестно, как скотину,
________
* Сыма Цянь. Шицзи [62].
42
кормить младших», — говорится в одном, более позднем трактате.
Иньцы были глубоко религиозными людьми, верившими в загробную жизнь. По арийской традиции они почитали духов предков, ставили им храмы и приносили жертвоприношения. Они советовались с духами во всех делах и подчинялись им. «Иньцы почитали духов и руководили народом с помощью служения духам, — говорит трактат «Лицзы». — На первом плане у них были духи, а потом уже закон». Умершие вожди становились духами, и их переселение в загробный мир сопровождалось мрачными и чудовищно жестокими ритуалами. Для покойников возводили настоящие подземные дворцы, которые наполняли рабами и слугами. Сухие описания археологов лишь отчасти передают драматизм происходившего: «Сравнительно хорошо сохранился четвертый ряд ям. В них захоронены кости детей, винные кубки и чаши, колесницы. В пятом ряду погребальных ям имеется 20 человеческих скелетов, которые захоронены в пяти ямах, два человека стоят на камнях и держат на голове треножник, жертвенный сосуд и различного рода чаши для вина; пять человек держат в руках луки и имеют при себе мечи... В северном могильном рву, недалеко от могильного склепа, рядами расположено большое число черепов, все они обращены лицом на юг. В каждом ряду — 10 черепов. Всего рядов — 20 с лишним. В южном могильном рву, недалеко от склепа, рядами расположены скелеты обезглавленных людей, их много, и все они расположены шеей на север...»
«Их много...» — эти слова относятся к рабам-ванминь, ни археологи, ни сами иньцы не смогли бы сказать точно, сколько их было принесено в жертву в каждой из «больших могил». Но вместе с рабами в могилах были и свободные — оруженосцы, дружинники с мечами, преданные жены и просто ближайшие друзья. Это было проявление «арийской верности» — обычая, сохранившегося кое-где до наших дней. В XX веке, в 1912 году, овладевший Порт-Артуром генерал Ноги совершил харакири после смерти своего друга и повелителя — императора Мэйдзи.
Обычаи сохранялись веками, их поддерживали жрецы — наследники степных шаманов. По-видимому, они составляли сословие наподобие индийских брахманов и римских фламинов. Помимо наблюдения за ритуалами, они вели календарь и с помощью духов определяли время полевых работ. Они создали китайскую письменность и вели летописи. Возможно, что они поддерживали через своих степных собратьев какие-то связи с западным миром, и именно этим объясняется появление в Китае знаков Зодиака, а также некоторых иероглифов, похожих на вавилонские. В 1 тысячелетии шаманы постепенно превратились в «ученых», ши, из которых стали набираться чиновники в канцелярии императоров.
Эпоха Инь заканчивалась вместе со вторым тысячелетием. Ничто, казалось, не предвещало ее конца. Попрежнему резвились в садах наложницы и молчаливо стояли стражники на полях:
43
Мы пашем на твоих полях.
Десять тысяч нас работают попарно.
По-прежнему отряды колесниц возвращались с пленными с юга. «Чжоу имел сотни тысяч, миллионы людей-рабов И»*. Слепые музыканты сочиняли песни, прославлявшие благородных героев. Со временем полузабытые песни превращались в легенды, и покрытая дымкой времени история приобретала фантастические очертания. «Из древка копья создал Зевс людей — страшных и могучих. Возлюбили люди Медного Века гордость и войну, обильную стонами. Не знали они земледелия и не ели плодов земли, которые дают сады и пашни. Зевс дал им громадный рост и неукротимую силу. Неукротимо, мужественно было их сердце и неодолимы руки. Оружие их было выковано из меди, из меди были их дома, медными орудиями работали они. Не знали еще в те времена темного железа. Своими собственными руками уничтожали друг друга люди Медного Века...»
Своими собственными руками уничтожали друг друга люди Медного Века...
Вторая Волна
Арийская легенда о Медном Веке была записана в Греции — на другом краю арийского мира. «Медными людьми» были сами арии, которым Зевс дал «несокрушимую силу». Подобно волне, обрушились они на земледельческие народы, уничтожили непокорных и установили на века арийский порядок. Их потомки помнили о своих предках, но забыли, откуда они пришли. Племена, обитавшие в степи, они называли варварами, «собачьими жунами». А между тем именно эти племена и были настоящими ариями, потомками Великого Неба. Они по-прежнему любили войну, а давление в Великой Степи медленно возрастало.
В XII веке до н. э. оно снова достигло предельной точки и произошел новый выброс. На юге арии завладели обширным плоскогорьем, которому дали свое имя — Иран. На западе дорийцы прорвались в Грецию и основали в Пелопоннесе свой знаменитый город — Спарту. Переправившись через море, они овладели Троей, часть из них осела на финикийском побережье, часть ушла в Сахару дорогами гарамантов.
На востоке тохары, двигаясь вдоль отрогов Тибета, спустились в Сычуаньскую котловину и достигли Юньнани. Здесь было создано «арийское государство», просуществовавшее под разными названиями вплоть до XX века. Новые народы двигались отсюда на юг — «к последнему морю», на острова Южного океана, все дальше и
________
* Цзочжуань. См.: [12, с. 22].
44
дальше от Великой Степи. Движение степняков на юг не представляло прямой угрозы для Инь. События приняли иной оборот, когда одно из племен тохар повернуло на восток, в долину Вэйхэ. В XII веке на западных границах Инь возникло еще одно «арийское государство» — княжество племени Чжоу.
Китайские летописи называли тохар «собачьими жунами» за их поклонение собаке-волку. У потомков «собачьих жунов», уйгур, сохранилась легенда об их происхождении от посланного Небом волка: «Рассказывают, что у шаньюя (вождя) родились две дочери чрезвычайной красоты. Шаньюй сказал: можно ли мне таких дочерей выдать за людей? Я предоставляю их Небу. И так на север от столицы в необитаемом месте построил высокий терем и, поместив там обеих дочерей, сказал: молю Небо принять их... Через год после сего, один старый волк стал денно и ночно стеречь терем, производя вой, почему вырыл себе нору под теремом и не выходил их нее. Меньшая дочь сказала: наш родитель поместил нас здесь, желая предоставить Небу, а ныне пришел волк; быть может, его прибытие имеет счастливое предзнаменование... Она сошла к волку, вышла за него замуж и родила сына. Потомство от них размножилось и составило государство...»
«Сыновья Волка» хранили суровые традиции степной жизни. Завладев в долине Вэйхэ тысячами рабов и построив крепости, они продолжали заниматься скотоводством. Их вождь Вэнь-ван с соломенным плащом на плечах и с плетью в руке сам пас скот. Они по-прежнему общались со степными племенами и ходили в набеги. Опасаясь за свои границы, иньцы старались завязать дружбу с этим суровым племенем. Они давали их вождям в жены своих девушек и наделили их титулом «Повелители Запада». Но судьба Инь была неотвратима: продолжая свое движение на восток, чжоусцы и союзные им степные племена в 1027 году перешли Желтую Реку. Сын Вэнь-вана, У-ван вел с собой 300 колесниц, 3000 «отважных, как тигры», берсерков и множество простых воинов.
По иронии судьбы имя последнего вана Инь — Чжоу было созвучно названию вторгшегося племени. Старинный трактат «Цзочжуань» говорит, что Чжоу «одержал много побед, но его воины не имели наследников». Пытаясь отразить нашествие, Чжоу мобилизовал рабов и поставил их в первые ряды своего войска — под колеса степных колесниц. В первые же минуты битвы при Муе рабы повернули оружие против стоявших сзади господ, «иньская армия развалилась и взбунтовалась против Чжоу». «Чжоу бежал, вернулся в столицу, поднялся на террасу Лутай, покрыл себя одеждами с драгоценной яшмой, бросился в огонь и погиб... Затем У-ван вступил в столицу и подъехал к месту, где погиб Чжоу. У-ван лично выпустил в его труп три стрелы, после чего сошел с колесницы, легким мечом пронзил тело, желтой секирой отсек голову Чжоу и подвесил ее к большому белому знамени. Вслед за тем У-ван направился к двум
45
любимым наложницам Чжоу, но обе женщины уже повесились, сами лишив себя жизни. У-ван также выпустил три стрелы в них, пронзил их тела, черной секирой отсек головы и подвесил их к малому белому знамени». Так описывает события «отец китайской истории» Сыма Цянь. «У-ван лично выстрелил в рот вельможе Э-лаю, — добавляет философ Ши-цзы, — он собственноручно размозжил позвонки у иньского Чжоу и с руками, запачканными в крови, не омывая их, стал кушать».
Таков был жестокий конец Инь. «У-ван покорил Великий Город Шан и торжественно объявил Небу: «Я буду жить на этих центральных землях и управлять отсюда народом!» Иньские роды покорились, часть их была оттеснена к востоку, другие сохранили свои земли, приняв к себе назначенных чжоусцами вождей. На равнине Хэнань расположились роды победителей. Чжоуские ваны руководили этим расселением, выделяя новые роды и наделяя их землями. Главам родов присваивались титулы «гун», «хоу», «бо», «цзы»; слуги выкапывали кусочек священной земли, укладывали его на пучки белой травы и вручали новому правителю. Ван провозглашал указ: «Будь правителем в И! Жалую тебе один кувшин сладкого вина, один красный лук, сто красных стрел... Жалую земли: 300 рек, 100 селений...»
Новые господа потеснили старых, но вскоре нашли с ними общий язык. Через какие-нибудь сто лет разница между Инь и Чжоу почти стерлась: арии и потомки ариев слились в одном понятии «байсин» — «сто благородных родов». Господа остались господами, а рабы — рабами. Многие тысячи рабов по-прежнему обрабатывали землю «благородных», и их по-прежнему толпами приносили в жертву на могилах «всех князей», «чжухоу». По-прежнему аккуратными рядами укладывали их черепа, лицом на юг. И по-прежнему стояли на полях стражники, олицетворяя собой арийское государство, «коугэ». Не означало ли это, что арийский порядок незыблем в веках?
Читатель оглянется на окружающий нас мир и ответит: «Нет». Но вопрос не столь прост. Дело в том, что арийские государства еще совсем недавно существовали на обширных пространствах Европы и Азии. И совсем недавно, в XX веке, была предпринята энергичная попытка возродить арийский порядок.
Поэтому вопрос следовало бы поставить иначе: почему же арийское государство не вечно?
Действительно, почему?
Давление нарастает
Ответ на этот вопрос слишком неожиданен, чтобы приводить его сразу. Необходимо еще раз оглянуться вокруг и вернуться в прошлое,
46
— быть может, это поможет понять настоящее и будущее.
Когда-то, в IX тысячелетии, открытие земледелия породило Новое Человечество. Изобилие определило характер новых людей: они не убивали стариков и не закапывали вместе с матерями младенцев. Перед ними был целый мир — мир плодородных равнин и голубых рек. Когда им стало тесно на их родине, они водрузили на плечи мотыги и пошли осваивать этот новый мир. В самом конце V тысячелетия они пришли на Великую Равнину. Здесь было много земли и приносящих ил рек, но дальше идти было некуда — это был край света. Две тысячи лет на краю света царил Золотой Век — новые поколения были обеспечены землей и зерном, они не знали голода и войн ради хлеба насущного. Даже когда с севера пришли арии и превратили туземцев в рабов, — даже тогда изобилие не покинуло Великую Равнину. Ведь ариев было совсем немного, а один земледелец даже с плохой земли мог кормить пять человек. Здесь мы подходим к объяснению странного парадокса, ведь в песне «И Си»:
Мы пашем на твоих полях,
Десять тысяч нас работают попарно...
— звучит радостное настроение! А ведь вспомнить циничное изречение: «Старшие должны добросовестно, как домашних животных, кормить младших», — то нам откроется иной смысл происходившего. Ведь они, эти рабы, этот «скот на пастбище», — они были действительно сыты.
Как бы то ни было, такое состояние не могло продолжаться до бесконечности. Массивы свободных земель постепенно распахивались, человек медленно наступал на вековые леса и к IX веку освоил почти все удобные земли. К этому времени в долине Хуанхэ проживало уже около 15 миллионов человек, китайский этнос приблизился к границам экологической ниши — и началось Сжатие. Увеличение населения и недостаток земли привели к сокращению запасов зерна в общинах. В неурожайные годы появилась нехватка продовольствия, а на горизонте стали вырисовываться контуры грядущего голода.
47
Мудрецы прошлого прекрасно понимали суть происшедших изменений. «В древности ...усилий не прилагали, а для жизни хватало, — писал великий философ Хань Фэй, — народ был малочисленный, а запасов было в избытке. Поэтому в народе не было борьбы. Ныне же иметь пять детей не считается слишком много, а у каждого из них имеется еще по пять детей... Поэтому-то народ такой многочисленный и испытывает недостаток в припасах, трудится изо всех сил, а пропитания все равно не хватает. Поэтому в народе идет борьба...».
Могущественные биологические законы со свойственным им равнодушием решали судьбу государств и наций. Они говорили, что демографическое давление будет возрастать до тех пор, пока не установится экологическое равновесие и не возобновится естественный отбор. Древние философы понимали, что основными инструментами этого отбора должны стать голод и войны. Но они не представляли себе, что такое экологическое равновесие, и они не знали, как будет выглядеть это равновесие на Великой Равнине.
Хотя было ясно, что многое должно измениться.
Рождение феодализма
Господа и рабы почти одновременно заметили первые признаки повышающегося давления. И их реакция оказалась почти одинаковой: сильнейшие потребовали выделения своей доли из общего фонда земель. Роды благородных и общины рабов начали распадаться, и это произошло примерно в одно время — в X — IX веках до нашей эры. С биологической точки зрения эти события выглядели вполне естественно: старая родовая организация не соответствовала условиям жизни землевладельцев. Она была унаследована Новым Человечеством от своих предков-охотников, и ее основными принципами были принципы охотников: коллективный труд, равенство и демократия сильных. Во времена изобилия они не вызывали сомнений, теперь же изобилие иссякло, и старые обычаи стали казаться нелепыми.
Приспособление к новым условиям началось с медленного распада старых родов. По-видимому, еще со времен завоевания Общее Поле делилось на две части: «господскую» и «крестьянскую»; теперь же началось более мелкое дробление. Осознав ограниченность родовых угодий, аристократы — «дафу» стали стремиться к выделению из общего фонда своей «заслуженной» доли. Они получали обширные земли с рабами и устраивались на них со своми кланами, «цзу». Помимо семьи «дафу», главы клана, в клан входили также и многочисленные младшие родственники, — те самые «маленькие люди», которые
48
охраняли в бою колесницы аристократов. В эпоху Чжоу их называли служилыми, «ши». Со временем «ши» также стали получать небольшие участки земли — несколько полей и несколько семей рабов, иногда маленькую деревню. Распад ускорялся, и постепенно реальность приобретала новые, удивительно знакомые европейцам черты. Это был феодализм с его сеньорами и вассалами, закованными в латы рыцарями и рабами-сервами, — ведь слово «серв» означает не «крепостной», а «раб». Все было как в Европе: те же арийские завоеватели и те же обращенные в рабов туземцы, но гораздо раньше, почти за тысячу лет до Рождества Христова.
Поначалу феоды рыцарей-«ши» и баронов-«дафу» считались родовой собственностью и в некоторых случаях могли быть отняты. Условием их сохранения за владельцем было исправное выполнение родовых обязанностей: участие в ополчении, в родовых собраниях и ритуалах. Но уже очень скоро феоды стали передаваться по наследству: борьба за существование заставляла благородных господ крепче держаться за свое «кровное». С каждым феодом была связана определенная родовая должность, например, сенешаля, стольника, дружинника, «сыма» (военачальника), «чжоу» (ответственного за жертвоприношения), «гуншен» (начальника ремесленников). Они тоже стали наследственными, вплоть до должности «младшего начальника музыкантов, смотрителя за барабанами и колоколами». Вместе с ними стали наследственными и высшие должности главы государства — «вана» и главы рода, князя — «хоу». Это не сделало князей более сильными, наоборот, очень скоро они стали свидетелями распада своих родовых княжеств.
Старые роды — «байсин» были сильны своим единством, народным собранием и ополчением. Теперь же их члены, «дафу» и «ши», получили земли и уединились в своих поместьях. Многие из них перестали приезжать на собрания, а некоторые отказывались участвовать в ополчении. Более того, обособившиеся бароны-«дафу» понемногу стали вспоминать о хищных традициях степной жизни. Нехватка «скота» и «пастбища» побуждала их к междоусобной борьбе и постепенно эта борьба переросла в настоящие частные войны. Иногда эти войны требовали вмешательства самого Сына Неба: «Чжен, глава рода Чжан, — приказывал тогда ван, — Вы захватили земли Го Цзуна. Его деревни — Ши, Чжуй, Фу. Верните Го Цзуну его земли!» В указе следовало бы добавить: «И верните его рабов», — но Сын Неба умолчал об этом, потому что рабы были неотделимы от земли. Господские земли по-прежнему обрабатывались рабами-барщинниками и по-прежнему назывались «Гунь-тянь», Общее Поле. В этом названии еще оставалась доля истины: рабы пахали на Общем Поле коллективно, по очереди впрягались в сохи. Осенью они приносили господину оброк, а зимой крестьянки ткали для него шелк и шерсть. Казалось бы, все оставалось по-прежнему, но в жизни крестьян многое изменилось.
49
Дата: 2018-11-18, просмотров: 262.
