Борис Михайлович Теплов был не просто высокообразованным психологом, талантливым исследователем и в высшей степени эрудированным интеллигентным человеком. Он также — фронтовик, окончил школу прапорщиков, работал в «школе маскировки» Красной Армии вместе с крупными учеными — физиками, математиками и психологами. Успешная научная работа в этой отрасли военного дела, незаурядные организаторские способности, общая высокая культура послужили основой присвоения Борису Михайловичу высокого воинского звания — командира бригады — и сделали его одним из ведущих создателей маскировочного дела Красной Армии. Б.М. Теплов хорошо знал труд военного, но он также подробно был знаком с рядом других профессий, что привело его к новому пониманию природы мышления, его взаимосвязи с деятельностью.

Многих психологов удивлял сам метод, избранный Б.М. Тепловым при создании этой его работы. Странным казалось, что именно он, считавший непременным атрибутом психолога непосредственный контакт со своим объектом, принялся за «книжную» тему. Однако мы понимаем, что при его великолепном, глубоком знании военного труда, он мог применить своеобразную методику психологического изучения: использование свидетельских показаний, мнений компетентных судей и высказываний самих изучаемых лиц. По мнению А.Р. Лурия, это был образец клинического изучения личности в условиях практической деятельности [82, с.67]. Сам Б.М. Теплов обстоятельно аргументировал идею нового пути изучения мышления. По его мнению, даже самые общие закономерности могут быть вскрыты не путем отвлечения в ходе исследования от предметного, жизненного содержания объектов, а как раз наоборот! Он считал, что к вопросам психологии мышления можно подойти путем психологического анализа очень специального случая мыслительной деятельности [11, с. 3]. Он стремился преодолеть абстрактность традиционных методов психологического исследования, берущих психические процессы в отрыве от живого контекста психической жизни человека.

Работа Б.М. Теплова «Ум полководца» была впервые полностью напечатана в «Ученых записках» МГУ, вып. 90, в 1945 году. Он пишет, что изучение умственной работы полководца представляет не только практический интерес, но имеет большое значение с точки зрения построения психологии мышления. Ведь ум полководца является одним из характернейших примеров практического ума, в котором с чрезвычайной яркостью выступают своеобразные черты последнего.

Подчеркивая большую сложность практического мышления и в том числе ума полководца, Б.М. Теплов указывает на многообразие и внутреннюю противоречивость интеллектуальных задач, жесткость условий, характерных для высших форм практической деятельности. При этом он стремится скорее поставить по-новому проблему практического мышления, наметить ее важные новые аспекты, чем предложить ее решение. Главное в том, — пишет он, — «чтобы полностью осознать психологическое своеобразие и огромную сложность, и важность проблемы практического мышления» [139, с. 255]. Эту задачу он, несомненно, выполнил, т.к. после этой его работы уже невозможно было свести практическое мышление к наглядно-действенному или еще как-то упростить или просто закрыть проблему. «Это была тонкая и, как мы сейчас понимаем, очень прочная работа», — писал М.Г. Ярошевский [156, с. 26]. «Теплов разработал теорию так называемого практического мышления, раскрыв его как многогранный активный и весьма динамичный процесс», — отмечал Б.Ф. Ломов [82, с. 37]. Действительно, в своей работе Б.М. Теплов представил мыслительный процесс, вообще работу интеллекта совершенно в новом свете, обозначил и обосновал его новые параметры, характеристики, о чем будет подробнее сказано ниже.

Работа не случайно была названа «ум», а не «мышление» или «интеллект» полководца. Как нам кажется, это позволяло автору давать широкую характеристику мыслительной деятельности полководца, не отбирая материал, не втискивая эту деятельность в узкие и бедные рамки традиционных представлений. В результате в своей работе он пишет об умении полководца «мобилизовать силы», «иметь решимость», о «способности к риску» и умении «неторопливо, но быстро» принимать решение, «навязывать свою волю» противнику и т.п. качествах ума полководца.

«Работа практического ума непосредственно вплетена в практическую деятельность и подвергается непрерывному испытанию практикой», — именно это считает Б.М. Теплов наиболее важной характеристикой практического мышления. Практическое — это мышление, «направленное» на деятельность, протекающее «в условиях» деятельности. Ссылаясь на Аристотеля, он пишет, что практический ум решает задачу применения знания всеобщего к частным случаям. Поэтому практический ум должен иметь оба вида знания, т.е. и знание общего, и знание частного.

Эта мысль о «вплетенности» практического мышления в деятельность не может быть по-настоящему раскрыта с помощью отдельных формулировок, поэтому Б.М. Теплов в течение всей работы снова и снова обращается к этой его особенности. Он стремится показать, что эта глубокая и многозначная, «непосредственная» (по С.Л. Рубинштейну) связь практического мышления с деятельностью влияет буквально на все стороны мышления, вызывает к жизни новые, незнакомые психологии черты.

Однако этому мешают традиционные представления о мышлении. Б.М. Теплов показывает, в чем заключаются отличия практического мышления от теоретического: разрешение частных, конкретных задач — нахождение общих закономерностей, непосредственная связь с практикой — менее непосредственная связь… Но сами рамки такого сопоставления почти ничего не оставляют от своеобразия и необычности мышления практического. В чем состоит эта «непосредственная связь с практикой», как она осуществляется? Как может сочетаться в одном интеллекте знание и всеобщего, и частного, и как это сложное знание размещается? На эти вопросы Б.М. Теплов и стремится ответить, систематически и детально описывая «ум полководца».

Для практического мышления по Б.М. Теплову характерно «разумное стремление» (Аристотель), практический ум есть «способность к деятельности, направленной на человеческое благо и осуществляющейся на основе разума»[139, с. 262]. Практическое мышление создает и план, и его исполнение, оно вырабатывает именно взвешенное решение, так как имеет дело только с возможным, «иначе говоря, дело не в отдельной, абстрактно взятой идее, а в целостном решении конкретного вопроса, и притом решении «ответственном», то есть неотрывном от исполнения» [139, с. 270]. «У подлинно большого полководца самое задумывание операции, самое рождение замысла уже включает в себя соразмерение со средствами, и в этом-то и заключается самое важное и самое трудное» [139, с. 270].

Итак, решение — неотрывное от исполнения, соразмерение со средствами и т.д. — вот одна из сторон «работы ума в практической деятельности». Практическое мышление, решая не менее сложные задачи, так же опираясь на знание общего и т.п., еще и обременено необходимостью учитывать всевозможные обстоятельства реальной практической обстановки, возможности, средства и вообще все, что связано с реализацией решения.

Другая сторона работы ума в практической деятельности — это сами условия, в которых работает полководец. Это условия ответственности за принимаемое решение, это жесткие временные условия, это обстановка опасности и риска.

В то же время это и совершенно другие, необычные «условия задачи», которую решает полководец. «Данные, из которых должен исходить полководец, отличаются не только трудно обозримым многообразием, сложностью и запутанностью их взаимоотношений. Они, кроме того, никогда не бывают полностью известны» [139, с. 280]. Эти данные сложны, многообразны и трудно обозримы, но они также мало достоверны и постоянно изменчивы [139, с. 273]. Поэтому полководцу требуется очень сильная «способность к анализу», чтобы разбираться в самых запутанных данных, обращать внимание на мельчайшие детали, выделять из них такие, которые могут при данных условиях иметь решающее значение [139, с. 276].

Таким образом, Б.М. Теплов указывает на необычность самой задачи, ее условий: эти условия сложны, многообразны, изменчивы, кроме того, они неполны и недостоверны. И полководец, действуя в условиях недостоверной информации, на три четверти лежащей в тумане неизвестности, должен уметь выделять именно нужные, актуальные данные. За этими очень сложными, изменчивыми и туманными данными, о которых пишет Б.М. Теплов, просматривается особый, еще не известный тогда психологии объект. Полководец уже должен успешно действовать с этим объектом, а для этого — уметь воссоздавать его для себя в основных, решающих частях и свойствах.

Это умение, по Б.М. Теплову, — особый «синтез, дающий простые и определенные положения. Превращение сложного в простое…» [139, с. 275]. Это — синтез на основе анализа. Но это и особый синтез, опережающий анализ и направляющий его. В его основе — «системы-анализаторы» — руководящие идеи, контуры будущих оперативных планов, замыслы возможных комбинаций и т.п.

Анализ с какой-то точки зрения, этот «систематизирующий» анализ дает полководцу умение находить и выявлять существенное, умение «видеть» то, что другие не замечают, способность предвидения. Полководец стремится «разгадать намерения противника, проникнуть в его планы» [139, с. 292], он должен «при всяком положении или предприятии прежде всего решать задачу за неприятеля» [139, с. 295].

Полководец умеет превратить сложное в простое, «преодолеть стихию войны». И главный путь этого — строить планы. «Работа полководца является постоянным и непрерывным планированием, хотя «природа войны» столь же постоянно и непрерывно противится этому планированию» [139, с. 296]. Необходимо строить не один, а несколько планов, постоянно собирать необходимые данные для их уточнения. Но планировать нужно не подробно, гибко, ряд деталей в плане оставлять неопределенными.

В условиях неопределенности, изменчивости данных полководец находит свое решение с помощью интуиции, он «усматривает» решение. Чувство времени, чувство местности, «верный военный взгляд» — умение представить, «увидеть» все во времени и пространстве — все эти и подобные особые «чувства» занимают немало места в последних параграфах работы Б.М. Теплова. Однако речь, конечно, идет не об умении «представить». Это — умение быстро оценивать обстоятельства, это — работа знаний, ушедших в способы. «Интуитивное умозаключение, по Б.М. Теплову, — сокращенное за счет того, что его звенья проносятся более или менее бессознательно, при котором происходит «полусознательное сравнение всех величин и обстоятельств» [139, с. 322].

Вот почему часто свои знания полководец не может выразить словами, свои решения не может доказать и в их правильности убедить. «Чтобы доказать другим, надо иметь развернутую словесную формулировку всех тех связей и зависимостей, которые лежат в основе решения. Но в интуиции эта формулировка еще не дана. Ее надо приобрести дополнительной работой» [139, с. 324].

По мнению Б.М. Теплова, полководец обладает большим запасом знаний, культурой мысли. Он много читает, работает над собой. Это — особые знания. Военачальник должен обладать способностью всюду извлечь из себя самого необходимое решение. Знание через полную ассимиляцию с духом и жизнью должно превратиться у него в подлинное уменье. Для полководца характерна «готовность» знаний, способность в минуту надобности, даже не думая о них, действовать не иначе, как в духе их требований [139, с. 334].

Именно переработанные, «ассимилированные знания оказываются «готовыми». «Когда вы попадаете в незнакомый город, — ссылается Б.М. Теплов на Наполеона, — то не скучайте, а изучайте этот город: откуда вы знаете, не придется ли вам его когда-нибудь брать» [139, с. 338]. Вот что значит «знания для реального их использования».

Для полководца характерны не только начитанность и образованность, но также ненасытное любопытство и неутомимость в его удовлетворении, не только военный талант и сильный характер, но и глубокое и широкое образование и тончайшая культура ума.

Подводя итоги этого краткого изложения работы Б.М. Теплова необходимо отметить несколько моментов. Впервые заявляется и отстаивается представление о практическом интеллекте, не сводимом ни к сенсо-моторному, ни к теоретическому интеллекту. Констатируется существование, широкое распространение и большое значение этого интеллекта, подробно раскрывается его своеобразие. История дальнейшего изучения практического мышления — это выявление критериев его выделения в самостоятельный вид мышления. Эта задача оказалась непростой. Подробное и яркое описание практического мышления, представленное у Б.М. Теплова, дает лишь предварительные направления для ее решения.

Если попытаться их сформулировать, то это будут неотрывность практического мышления от деятельности; новизна, необычность задачи, решаемой практическим мышлением; высокий профессионализм решающего задачу субъекта и необычность его знаний, состоящая в их значительной близости к действованию. За каждым из этих моментов тянется цепочка следствий. Так, практическое мышление в этой работе представлено не только в условиях деятельности, в контексте деятельности, но и как составная часть некоторой реальной деятельности. Это, по сути, следующий шаг в изучении и создании теории мышления, когда оно уже достаточно исследовано в лабораторных условиях, абстрагировано от контекста реальности, и нужно приступить к изучение его «укорененным» в жизни и реальной деятельности [128].

Однако мы видим, что такой подход к мышлению обнаруживает в нем многие новые черты: неотрывность от исполнения, умение находить решение в условиях дефицита времени, умение «видеть» проблему и находить для нее условия и т.д.

Сама задача, которую решает практическое мышление, тоже иная, не та, которая известна в учебной деятельности, в школьных условиях. Она несоразмеримо сложнее, она неопределенна и многозначна. В работе Б.М. Теплова впервые ставится вопрос — что же, какие механизмы, обеспечивают практическому мышлению возможность решать такие сложные задачи? И приводится богатый материал о приемах, механизмах, применяемых при этом мышлением.

Наконец, и знания, которыми оперирует практическое мышление, по Б.М. Теплову, имеют существенную специфику. С одной стороны, это значительные, богатые знания, перед нами — полководец, профессионал, имеющий солидный опыт решения своих сложных задач. С другой стороны, это знания «интуитивные», «ассимилированные» в особую систему знаний. Знания плохо осознаваемые и трудно вербализуемые, но «готовые», т.е. соответствующие задаче их использования, реализации.

С работой «Ум полководца» Б.М. Теплова в психологию мышления пришло новое понимание практического мышления — мышления взрослого человека, профессионала, действующего в реальных сложных условиях. Это новое понимание не укладывалось в рамки имеющегося концептуального аппарата, однако еще не было убедительной новой картины, определяющей место практического мышления и его генезис, указывающей и формулирующей его критерии и отличия от других видов мышления.

В своей работе Б.М. Теплов не случайно неоднократно ссылается на Аристотеля, подчеркивая конструктивность его идей для объяснения природы практического мышления. В аристотелевой «Никомаховой этике» мы, в самом деле, находим чрезвычайно интересные мысли о том, с чем имеет дело практическое мышление, почему «рассудительность» и «мудрость» так заметно различаются между собой [3].

По Аристотелю, то, что «составляет предмет научного знания, существует с необходимостью», оно «не может быть таким или инаким», оно неизменяемо. «Рассудительность же связана с человеческими делами и с тем, о чем можно принимать решение». Именно поэтому «способный к разумным решениям тот, кто, благодаря расчету, умеет добиться высшего из осуществимых в поступках блага для человека».

В отличие от мудрых, которые имеют дело с наукой, с неизменным, рассудительные занимаются преобразованием того, что может быть и таким, и инаким. «И не только с общим имеет дело рассудительность, но ей следует быть осведомленной в частных вопросах». Возможно поэтому мудрые часто не могут быть рассудительными и, наоборот, Аристотель обсуждает вопрос о том, какими качествами и почему обладает рассудительный, о том, какая встречается рассудительность — «одна хозяйственная, другая законодательная, третья государственная» и т.д. [3 с. 181].

Теория Аристотеля, несомненно, привлекательна, т.к. подчеркивает преобразующий характер практического мышления, раскрывает важнейшие свойства действительности, на которую направлены эти преобразования: «никто не принимает решений ни о том, что не может быть иным, ни о том, что ему невозможно осуществить»» [3 с. 177]. (Современный человек нарушает эти принципы, однако известно, что это плохо кончается). Содержание понятия «рассчитывающая часть души» у Аристотеля, в значительной степени, совпадает с современным понятием «практическое мышление», как мышлением, вплетенным в преобразовательную деятельность. Однако существующие различия столь принципиальны, что о них следует специально сказать.

В отличие от предмета научного знания, у рассудительных предметом рассчитывающей части души является то, о чем можно принять решение — поступок. При этом, поступок — не просто действие, это и нравственная категория, в поступке проявляется отношение человека к себе, и к другим людям. Поступок как действенную категорию отличают конкретность каждого решения, применение общих знаний к частным обстоятельствам, познание не ради познания, а ради реализации цели. Но разумным будет решение, направленное на благо. С точки зрения Аристотеля, невозможно быть добродетельным без рассудительности, так же как и рассудительным без нравственной добродетели. Вопросы нравственной оценки действий практическим мышлением, к сожалению, почти не встречаются в современной литературе, в связи с чем, работа Аристотеля заслуживает, на наш взгляд, особого внимания.