Значительным шагом вперед в исследовании практического мышления в те годы явилась работа Отто Липмана и Хельмута Богена «Наивная физика», вышедшая в Лейпциге в 1923 году [165]. Авторы придерживаются строгой трактовки понятия «практический интеллект», предложенной В. Кёлером: разумное действие — это действие соответствующее объективной ситуации, ее цели: адекватное их структуре. Причем не оптической структуре, которая определяла действия обезьян, а физической структуре. Предполагается наивное, теоретически не опосредованное, знание физических свойств окружающих предметов и своего собственного тела — «наивная физика». Таким образом, «наивная физика» по Липману и Богену это и есть практический интеллект — особые знания об окружающих предметах и своем теле, позволяющие адекватно действовать в той или иной предметной ситуации. Под «интеллектом» авторы понимают «способность сознательного понимания данных содержаний и их целенаправленного использования. Условием для правильного понимания и использования данных нам содержаний является «структурирование» содержаний» [165, с. 2]. В качестве примера различного отношения к окружающим предметам они приводят восприятие картинки детьми разной степени умственного развития. Дети с низким развитием называют только отдельные части ее (мужчина, стол и т.д.); более развитые устанавливают связи между предметами (мужчина сидит за столом); наконец, они могут целиком воспринять картинку и дать ей название («обед в крестьянской семье»). Эти крайние формы понимания они называют «И-понимание» и «Гештальтпонимание».

По их мнению, так же и собака не может воспринять как один образ кусок мяса и привязанный к нему шнурок — и не может воспользоваться шнурком для достижения мяса [165, с. 3]. Собственно мыслительный акт поэтому содержит «структурирование элементов в новый образ», с образованием которого старый учитывается или отступает на задний план сознания. Более низкий интеллект означает более низкую способность образования образов, более прочную привязанность к однажды возникшим образам [165, с. 3].

Определив свои позиции по поводу содержания основных терминов, авторы переходят к обсуждению соотношения познания и действия. По их мнению, «познание может быть самоцелью», тогда предметом познания бывают логические, гносеологические или чувственные свойства и связи предметов, происходит фиксация сходств и различий, установление логических связей, иерархии связей и т.п. «Такая умственная деятельность характерна для людей с гуманитарно-филологическим образованием» [165, с. 4].

Но умственное познание может выступать и как подготовка, предпосылка разумного действия. Тогда познание направлено на вещь как исходный пункт, средство или цель необходимого для исполнения действия или на такие свойства, которые должны быть или могут быть изменены при исполнении действия. «По сравнению с чистым «научным» познанием всякое физическое действие означает вмешательство в естественные события и создает новые следствия для причинных процессов» [165, с. 4]. Умственное действие такого рода предполагает, прежде всего, понимание естественных, природных связей и законов, при этом в процесс создания образов входят, главным образом, свойства предметов, которые могут так или иначе повлиять на успех действия. «Интеллектуальное действие предполагает физические знания, которые не обязательно должны эксплицитно осознаваться, то есть здесь мы имеем дело с наивной физикой» [165, с. 5].

Далее авторы показывают, что обезьяны Кёлера ориентировались на «оптические структуры», но «интеллект занимается разрушением оптических структур и структурированием новых элементов в физические структуры» [165, с. 5]. Как показывают опыты Кёлера, для детей и животных «есть целый ряд расхождений между оптической и физической структурами. Для нашей более высокой духовной жизни таких расхождений уже не существует» [165, с. 5].

Здесь хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, которое особенно ясно прозвучало в последней цитате. Теория «разумного действия», «практического интеллекта», «наивной физики» получена на опытах с животными и маленькими детьми при решении ими простых действенных задач, и речь всюду идет о специфике детского мышления. И сами «природные связи и законы» и «вмешательство в естественные события» — это простейшие элементы и стороны предметного мира, в котором живет и действует человек с рождения. Становясь взрослым, он строит свою «взрослую наивную физику» и уже иначе не только действует в той или иной ситуации, но уже и видит предметный мир иначе, как бы глазами иной «наивной физики». О роли и месте такого рода знаний говорят не только психологи, вот что пишет Бонди, известный английский ученый-физик: «Мне представляется, что те чрезвычайно важные аспекты физики, которые открываются нам в первые годы нашей жизни, могут заключать в себе значительно больше информации, чем это принято думать. Не исключено, что изрядная часть физики, изучаемой в высших учебных заведениях, неявно уже содержится в той примитивной физике, с которой мы знакомимся в первые три года нашего существования». Подчеркнем, однако, что, с нашей точки зрения, эти ранние формы интеллекта и знания не уходят в прошлое вместе с детством, но совершенствуются и развиваются всю жизнь и достигают у некоторых людей очень высокого уровня развития и степени сложности.

Далее авторы подробно обсуждают затронутую проблему, останавливаясь на целом ряде моментов, актуальных для экспериментального изучения практического интеллекта. Так, они не относят к «разумному действию» интеллект, который проявляется «при некоторых мысленно исполняемых действиях», так как, по данным Богена, есть люди, которые способны к таким действиям, «а в реальных делах беспомощны» [165, с. 6]. Непригодным для проверки «наивной физики» они считают «задачи на тестирование в психологии «так называемого «технического» понимания» [165, с. 7], задачи, в которых вообще отсутствует наглядность и апеллируется только к представлениям испытуемого [165, с. 8].

В качестве важного критерия при определении специфики практического интеллекта авторы работы называют мотивы решения задачи: практический интеллект участвует в достижении привлекательной цели, теоретический интеллект испытуемого «работает над решением поставленной ему задачи, независимо от цели» [165, с. 10]. Так Бине и Симон (1905) проверяли способность ребенка к сравнению. Средства решения задачи мало интересовали экспериментаторов и служили лишь симптомом того, понял ли ребенок задачу. «Что ребенок попытается из честолюбия или каких-то теоретических представлений решить эту задачу, предполагается само собой разумеющимся», — пишет Липман [165, с. 10].

В психологии, по мнению авторов, больше уделялось внимания процессам познания, восприятия, вниманию, мышлению, а не процессам воли и действию. «Интеллект рассматривался слишком интеллектуалистическим и совсем, или почти совсем не учитывалось интеллектуальное действие». В итоге мы располагаем лишь зачатками методик для изучения интеллектуального поведения в практической ситуации [165, с. 14]. Даже представители детской психологии до сих пор по-настоящему не интересовались, когда дети правильно начинают воспринимать окружающие их предметы, «когда в ребенке достаточно развита наивная физика и он уже знает, что стул… может устойчиво стоять только при опоре хотя бы на три ножки?» [165, с. 15]. Липман считает, что «судить об интеллекте человека только по познавательным моментам слишком одностороннее». По сути важнее диагностировать не способность заниматься «научно», а «жизнеспособность» пациентов, то есть их способность целесообразно вести себя в окружающей среде через то, что было названо наивной физикой в человеке.

Соответственно двум формам интеллекта авторы различают два типа способностей. Гностически одаренный человек имеет способность и склонность к познанию вещей и людей, их состояний и изменений. Технически одаренный человек (не только техники, но и воспитатели) стремятся добиться в окружающих людях и предметах желаемых изменений, то есть он обладает способностью к разумному интеллектуальному действию [165, с. 16].

Значительная часть работы Липмана и Богена посвящена описанию множества экспериментов, многие из которых выполнены с помощью специальной методики. Методика очень близка по замыслу к кёлеровским опытам, но ее конкретное воплощение сильно отличается, так как испытуемыми являлись здоровые и умственно отсталые дети 9–14 лет. Прежде всего, не животное помещено в клетку, как в опытах зоопсихологов, а приманка находится в клетке.

Не вдаваясь в подробности, подчеркнем важные особенности экспериментальной установки. Клетка из прутьев с наклонным полом, перегородкой и ловушкой сделана так, что испытуемому очень непросто, перекатывая внутри ее шарик с шоколадом внутри, извлечь, наконец, его из клетки. Между прутьями для этого удается просунуть только одну из пяти палочек разной формы.

В качестве инструментов для эксперимента служили шарик и пять палочек. Инструкция была приблизительно следующей: «Ты ведь видишь шарик, в который я положил шоколад? Достань шоколадку из клетки и съешь ее. Пользуйся всем, что лежит на столе». Важной деталью было то, что для получения шоколадки испытуемый был вынужден двигать цель в направлении от себя.

Были использованы также и более простые экспериментальные установки. Например, очень высокий шкаф (2 м 40 см), который можно заставить вибрировать с помощью особой подставки. Со шкафа нужно достать тот же шарик. Рядом со шкафом находится стул, на нем палка с загнутым концом. Решения испытуемых в основном протекают (и протоколируются) в действенной форме.

По материалам этих очень интересных экспериментов коснемся лишь некоторых моментов, особо актуальных для нашей проблемы. Так последовательно, эксперимент за экспериментом Боген показывает, что представляет собой наивная физика, почему и как оптического структурирования недостаточно для решения задачи, а наивная физика приводит к успеху. Из экспериментов становится ясным, что эксплицитные теоретические знания о физическом окружении и его физике совсем не то же, что специфическое знание наивной физики, когда с помощью действия удается «адекватно подчинить физику вещи физике собственного тела» [165, с. 10]. Показано приспособление к инструменту, интуитивно антиципированный способ действия: «в характерной особенности осторожного толчкообразного движения узнается наивная, правильно понятая динамика ручной мускулатуры. Она подчинена целевому понятию ситуации [165, с. 18]. По мнению Богена, случай, описанный Кёлером, когда обезьяна для решения задачи пыталась использовать сложенную солому — инструмент совершенно недостаточный — показывает, что «к неверному действию может привести детерминация деятельности только через оптику». На самом деле «действие определяется преимущественно через физическую структуру» [165, с. 26].

Как постепенно достигается понимание (охват) ситуации, хорошо видно в опытах с умственно отсталыми учениками. «Они неоднократно начинают свою работу в клетке, — пишут авторы, — сосредотачивая свое внимание на манящую цель. При этом сама клетка очень бегло осматривается, берется палочка, и затем действие часто беспомощно прерывается» [165, с. 41].

Только после этого испытуемый с заметной сосредоточенностью осматривает клетку, «происходит движение к оптическому ориентированию». Обзор ситуации вызывается дальнейшим «целевым действием», устанавливается «связь графика решения» с «оптически данной ситуацией в целом» [165, с. 42]. Последний акт четко выделяется, когда равнодушное «сонное» манипулирование палочками сменялось на заинтересованную работу с шаром и далее вело к успеху. Итак, во всех случаях разумное действие предполагает целостный образ ситуации. Для человека при этом физические компоненты имеют гораздо большее влияние на образ его действия; для него характерно наличие «графика решения» в грубом антиципировании, и таким образом его действию указывается направление [165, с. 44]. Но полное решение достигается только в связи с пониманием физической структуры.

Важным компонентом решения оказывается выбор инструмента. Испытуемые при этом делились на три группы. Первые берут его в соответствии с предполагаемым решением; вторые инстинктивно «хватают» правильный инструмент; третьи берут какую-нибудь палочку и экспериментируют с нею для преодоления «коварства объекта» [165, с. 44]. Не передавая содержания этого параграфа, заметим лишь, что в качестве влияющих на выбор внешнефизических моментов выделены: соотношение форм инструмента и предмета цели, их соотношение в пространстве, соотношение растяжения инструмента и слабое расширение пространства между прутьями решетки и оптическая изолированность инструментов друг от друга. Их органическое присоединение как части целого позволяет «предметное» восприятие и «целевое» обращение» [165, с. 53].

Подводя некоторый итог, Липман и Боген утверждают, что «человек в своих действиях в практических ситуациях руководствуется физическими структурами на более высоком уровне. Шимпанзе действуют согласно исследованиям Кёлера «оптически-интеллектуально» [165, с. 57].

В последних параграфах их книги обсуждаются проблема научения, педагогика и профконсультация и приводятся обширные протоколы «проверки физических действий животных и людей», их краткий анализ, то есть даются методы исследования, предложенные различными авторами, среди которых Бюлер, Элиасберг, Гобгауз, Кёлер, Липман, Россолимо, Йеркс и другие, всего 24 автора.

Попробуем подвести некоторые итоги. Работа Липмана и Богена явилась важным этапом в изучении практического мышления. В отличие от множества современных им исследователей они не просто проверяют, повторяют, критикуют работы Кёлера. Они развивают теорию практического интеллекта, расширив круг испытуемых (уже дети до 14 лет, умственно отсталые и здоровые), предложив новые методы исследования, не нарушающие, а развивающие принципы Кёлера.

Особенно плодотворной, на наш взгляд, является теория «наивной физики» — ее природа, происхождение, функционирование, связь с другими компонентами психического. Наивная физика — это особая структура, отражающая реальный мир в таких его свойствах и проявлениях, которые позволяют действовать в этом мире, изменять его, преобразовывать. В то же время наивная физика — это структуры, они возникают из оптических структур, изменяя их в соответствии с объективной реальностью. Ведь весьма часто физическая и оптическая структуры не совпадают.

В наивной физике отражается не теоретическое познание мира, являющееся самоцелью; в практическом интеллекте познание подчинено другой цели — подготовке разумного действия, внимание направляется, прежде всего, на те свойства предметов, которые могут повлиять на успех действия.

Практический интеллект, наивная физика не совпадают с теоретическими знаниями по физике. Это особые неосознаваемые знания, позволяющие взрослому человеку не только действовать адекватно свойствам реального физического мира, но даже видеть предметный мир не «оптически», а уже «физически», в соответствии с актуальными свойствами этого мира. Наивную физику нельзя смешивать ни с образным мышлением, ни с техническим интеллектом, что означает, что требуются особые, продуманные и выверенные методы изучения и диагностики практического интеллекта.

В традиционных исследованиях мышления много пробелов, которые удастся закрыть исследованиями практического интеллекта. Так, при изучении мышления игнорируются мотивы, которые побуждают испытуемого решать задачу. Вообще мышление исследуется в слабой связи с действиями, а для практического мышления эта связь очень важна. Наконец, при измерении интеллекта только как познавательной способности не упускаем ли мы нечто важное. Ведь если учесть связи интеллекта с действием (как в практическом мышлении), то удастся диагностировать жизнеспособность, то есть познавательный уровень, работающий на решение актуальных жизненных задач.

К сожалению, направление исследований, представленное работой Липмана и Богена, не имело заметного продолжения. Практический интеллект стал анализироваться как ранняя, простейшая форма мышления, поэтому новаторские идеи авторов и соответствующие свойства практического мышления казались странными, неадекватными. Они не укладывались в общепринятую систему представлений. А новый подход Кёлера, Липмана и Богена к изучению мышления в его возможно главной — преобразующей функции, в его прямой и естественной взаимосвязи с действием не был в те годы реализован психологией мышления. К изучению мышления в его укорененности в практику обратились только в сороковые годы, забыв о замечательной книге Липмана и Богена.