Базовый и профильный уровни

Обращение к творчеству Ф. М. Достоевского на базовом уровне в школах с гуманитарным профилем сегодня требует дифференцированного подхода как в своей содержательной части, так и в методической.

На базовом уровне необходимым и достаточным является освоение поэтики в контексте социально-исторической и рели-гиозно-нравственной проблематики основных произведений Достоевского (прежде всего – романа «Преступление и наказание»), а религиозно-философский, эстетический план содержания, общекультурный фон может быть представлен лишь в очевидных, вершинных своих проявлениях.

В процессе преподавания в гуманитарных школах не обойтись без серьезного обращения к философско-религиозной, эстетической и психологической составляющей творчества Достоевского: без акцента на проблемах роли красоты и веры в современном мире, без обсуждения проблем смерти и бессмертия личности, особых психологических состояний человека и т.д. В связи с этим предполагаются более широкие выходы в общественно-политический и культурный контекст эпохи Достоевского, знакомство с религиозно-философскими дискуссиями, обращение к искусству предшествующих эпох, библейской, античной и языческой мифологии, обращение писателя к «вечным образам». Широкая литературоведческая, культурологическая информация должна стараниями учителя стимулировать более широкий спектр дополнительных самостоя-тельных изысканий старшеклассников. В результате этих усилий в школах гуманитарного профиля у учеников сформируется система умений и навыков анализировать специфические сюжетно-композиционные, повествовательные, изобразительно-выразительные принципы и приемы Достоевского, писать научные и творческие работы разных жанров.

В школах обоих типов необходимо знакомство с основным содержанием идейной эволюции Достоевского. Имеются в виду детское и юношеское благоговение перед «сияющей личностью… Христа... его чудесной и чудотворной красотой», увлечение утопическими проектами общественного переустройства на социалистических началах, мучительное изживание этих иллюзий и укрепление религиозных оснований мировоззрения в годы каторги и ссылки, формирование почвеннических убеждений, борьба с революционной идеологией и элитарными теориями социального устройства, постоянное стремление ответить на самые сложные вопросы божественного устройства мира, сомнения и преодоление сомнений в Боге идея «всемирной отзывчивости» русской души. (Все этапы эволюции мировоззрения Достоевского более или менее обстоятельно отражены в главе учебника). При изучении этих сложных вопросов необходимо подчеркивать, что пафос творчества Достоевского на протяжении всей жизни определялся задачей, поставленной Достоевским еще в юности – понять, «что значит человек и жизнь», когда им же было сформулировано положение: «Человек есть тайна». Отсюда вытекает обязательное изучение открытых Достоевским социально-психологических типов маленького человека, «мечтателя», «слабого сердца», подпольного человека, героя-идеолога. Хотя бы лаконично необходимо прокомментировать содержащиеся в материалах учебника (о романе «Бедные люди», книге «Записки из Мертвого Дома» и повести «Двойник» и «Записки из подполья», романах «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы») информацию о том, что один тип находит развитие в другом, что Достоевский шел по пути углубления противоречий, даже раздвоенности в сознании героев (от «маленького человека» Макара Девушкина до Ивана Карамазова).

Нужно показать возрастание роли идеи, заветной мысли, выстраданной правды в образах главных, а часто и второстепенных героев, даже если эта правда расходится с общепринятыми представлениями об истине. Конкретный характер этих идей у Раскольникова и Аркадия Долгорукова, Льва Мышкина и Ивана Карамазова, а также у некоторых иных персонажей освещается в учебнике. Следует подчеркивать, что в художественном мире Достоевского ложная, антигуманная, расходящаяся с христианскими ценностями идея – неизбежно, всякий раз приводит героя к мучительнейшим состояниям или даже — к моральной и физической катастрофе: потере идентичности, ощущения цельности самого себя и мира, болезненной рефлексии, раздвоению личности, самоубийству, преступлениям. Однако в далеком от дидактизма содержательном строе произведений Достоевского противоположные устремления (обретение стойкой веры и человеколюбия) не всегда приводят к гармонизации личности и мира (пример тому — судьба князя Мышкина в романе «Идиот»). Достоевский показывает общее катастрофическое состояние современного ему мира, где человечество стремится самоопределиться вне путей веры в Бога, сделать выбор на путях «бегства от Бога к небытию»» по выражению русского философа серебряного века Вяч. Иванова. Именно поэтому Вяч. Иванов определил тип романов Достоевского (а именно пять поздних романов называют сегодня «Великим Пятикнижием» по ассоциации с пятью ветхозаветными частями Библии) как «роман-трагедия». (Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия// Иванов Вяч. Родное и вселенское. — М,1994. — С.298.)

Положение же о том, что романы Достоевского по идейно-художественной организации есть полифонические романы, включены в материалы учебника и с необходимостью должны быть растолкованы учителем (они предусмотрены программой В.И.Коровиной). Необходимо также акцентировать внимание на принципиальной диалогичности речи персонажей, даже речи монологической или «внутренней».

В числе обязательных для усвоения учениками на базовом уровне являются также знания о важной композиционной роли образа Петербурга в творчестве Достоевского, об общем и особенном в изображении Петербурга в «Преступлении и наказании» и «Идиоте» («разночинный» или «светский» Петербург в обоих романах, как и во всем творчестве Достоевского — город, несущий человеку искушения, смерть, но и не забытый Провидением (см. статью В. Н. Топорова "Петербург и петербургский текст в творчестве Достоевского // Топоров В.Н. Миф, ритуал, символ, образ. М., 1995). Возможно провести анализ ключевых пространственных «локусов» в «Преступлении и наказании»: порог, лестница/коридор (См.: статью Бахтина «Форма времени и хронотопа в романе» // Бахтин М.М. Вопросы эстетики и поэтики), Сенная площадь, на которой Раскольников кается перед русской землей и народом («почвой») и др.

Композиционно важны сны героев Достоевского, всегда наполненные аллегорическими или символическими картинами, а также изображения обмороков, бреда, истерик, исповедей и скандалов, надрывных или так называемых «пороговых состояний». Это необходимо в связи с выяснением особенности психологизма произведений Достоевского.

Сегодня нельзя изучать Достоевского без обращения к ново- или ветхозаветным образам и мотивам, скрепляющим идейно-композиционный строй произведений Достоевского. В «Преступлении и наказании» это прежде всего мотивы христианской жертвенности во имя ближнего (Соня Мармеладова), мотив воскресения (притча о воскресении Лазаря и ее художественная проекция на духовное воскресение Раскольникова), мотив крестного пути на Голгофу (путь Раскольникова в полицейскую контору) и др.

В профильной гуманитарной школе углубление изучения творчества Достоевского может идти по нескольким принципиальным направлениям.

I. Специфика реализма Достоевского традиции сентиментализма (см. в учебнике параграф о «Бедных людях»), романтизма («фантастичность» жизни и фантастика в поэтике произведений); антитетичность как композиционная черта произведений Достоевского (устремленность к этическому или эстетическому идеалу героев и низменность жизни, порочность героев), тенденции натурализма (натурализм описаний, изображение «изнанки» человеческой души и человеческих отношений). Глубокий символизм и мифологический подтекст реалистических характеров, сюжетов, обстоятельств.

Традиции Пушкина, Гоголя и Лермонтова. Традиции Диккенса, Эдгара По, Гофмана. Новаторский характер психологизма произведений Достоевского.

Важным и актуальным представляется углубленное изучение поэтики произведений Достоевского и ее связь с мифопоэтикой. (Мифопоэтика – исследование влияние мифологических образов и мотивов в творчестве того или иного писателя.) Целесообразно в профильной школе ввести понятие Петербургского текста[2] русской культуры, своеобразного общего сверхтекста (метатекста), складывающегося в творчестве писателей нескольких столетий, в котором художественное пространство, система мотивов или тема связаны с культурой и историей Петербурга. Составляющая петербургского текста петербургский миф – укрепленное в поэтике произведения с помощью пра-образов (архетипических, пришедших из мифологии) представление о Петербурге как инфернальном (дьявольском) пространстве, враждебном жизни и истинной вере. Эту семантику формируют в целом лаконичные городские пейзажи, с емкими характеристиками: грязь, холод, дождь, мокрый гранит, туман, желтый цвет газовых фонарей, помойки, грязные каналы. Судьбы героев, сюжетные линии поддерживают эту семантику. Петербургскому пространству противопоставлены острова в пригороде («Бедные люди»), сибирские просторы (берег реки, степь) соотносящиеся с началом человеческой истории (см. образ Авраама) в Эпилоге «Преступления и наказания», Швейцария в «Идиоте» и т. д. Очевидна мифологическая праоснова этого противопоставления: Эдем (рай) – безгрешное начало человеческой истории и – ад, картины конца света, описанные в Апокалипсисе. Но известно, что конец света связан и с установлением Божественной Благодати, поэтому упование на Провидение всегда живет в Петербургском тексте Достоевского. Возможно обсуждение проблемы петербургского текста и петербургского мифа у русских писателей 19 и 20 вв. в сравнении с Достоевским.

В гуманитарном «профиле» есть смысл поговорить и о другом типичном для Достоевского художественном пространстве — провинциальном городе. Возможно подключение таких произведений Достоевского, как «Дядюшкин сон» и «Братья Карамазовы». Уместны вопросы: можно ли назвать Достоевского писателем-урбанистом 19 века? Чем отличаются характеристики провинциальных городов Достоевского от Петербурга? В чем смысл говорящего названия города «Скотопригоньевск» (Братья Карамазовы»), нужны ли здесь какие-либо прямые параллели?

При углубленном изучении творчества Достоевского необходимо обсудить в том или ином виде важную для Достоевского оппозицию высокое и низкое, красота — безобразие. Идеал Мадонны и идеал Содомский – метафорическое воплощение этих оппозиций, о чем говорится в учебнике. Красота для Достоевского — поле битвы надличностных, вечных сил, но человеку дана свобода для самоопределения между бытием в Боге и бегством от Бога, о котором («Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей») восклицает Дмитрий Карамазов. Красота таит в себе раздвоенность, уходящую корнями в сущностную противоречивость человека. Поэтому красота искусства, женская красота могут быть и источниками вдохновения, устремляющего человека к высотам духа, и источником гибели. Роман «Идиот» дает широкое поле для углубленного разговора на эту тему. Есть смысл предложить учащимся гуманитарного профиля подробное обсуждение функции реминисценции из пушкинской баллады «Жил на свете рыцарь бедный», функции дважды появляющейся на страницах романа «Идиот» картины Гольбейна «Мертвый Христос», (См., например, статью Сара Янга «Картина Гольбейна «Христос в могиле» в структуре романа «Идиот» // Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения. М., 2001); о картине Клода Лоррена «Асис и Галатея», напоминающей героям Достоевского о Высшем сразу в трех произведениях («Подросток», «Бесы», «Сон смешного человека». (См. также статью Т. Киносита «Понятие «красоты» в свете идей эстетики Достоевского // Достоевский Материалы и исследования. Л., 1994. Т11.С. 96-101.)

II. Связь творчества со злободневными социально-политическими проблемами и религиозно-философскими спорами. Художественное прогнозирование (профетизм) Достоевского.

Если ранние произведения Достоевского, заключая в себе элементы социальной критики, не несли на себе отпечатка политических и идеологических веяний, то многое из того, что было создано после каторги, отчетливо вписывалось в идеологический и политический контекст эпохи. Имеются в виду 1) споры о путях развития России и русском народе, о Западной буржуазной цивилизации, новые ипостаси славянофильства, мессианская роль России — «Записки из Мертвого Дома», «Зимние заметки о летних впечатлениях», «Игрок», «Идиот», «Подросток», «Пушкинская» речь (главные вопросы освещены в учебнике); 2) «элитарные», «бонапартистские» теории и революционные проекты переустройства общества, идеи Шопенгауэра, предвосхищение идей Ф. Ницше — «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» (главные вопросы освещены в учебнике); 3) религиозно-философские, теологические проблемы существования Бога и его справедливости, смерти и бессмертия, веры и безверия. Так, очень важно обратить внимание на так называемую теодицею Достоевского в «Братьях Карамазовых». Теодицея — оправдание Бога за существование зла в мире — опровергается Иваном Карамазовым на примере страданий неповинных детей в четвертой части романа «Pro и contra». (См. соответствующий параграф учебника). Однако рациональные доводы бессильны в вопросах Веры, и без веры Иван Карамазов становится идеологом убийства отца и самоуничтожается, теряя рассудок. Типичный герой-идеолог Достоевского — человек, совершает трагический выбор на путях бегства от Бога к небытию.

III. Восприятие творчества Достоевского современниками, влияние на деятелей русского философского ренессанса, интерпретация писателями-экзистенциалистами. Судьба Достоевского в Советской России, прочтение Достоевского в современном мире.

 Лев Николаевич Толстой

Базовый уровень

Изучение темы «Лев Николаевич Толстой» на базовом уровне сохраняет многоаспектный характер, выдвигая в центр тематического планирования роман «Война и мир». Большое значение для приобщения к толстовскому творчеству имеют вводные разделы главы учебника, где дается понятие об его новых (сравнительно с другими писателями) художественных задачах и поясняется суть введенного им творческого метода — психологический реализм.

Отдельные сведения о начальном периоде жизни писателя (их можно дополнить мемуарной литературой) необходимы, чтобы осознать вместе с учащимися истоки становления гениальной личности Толстого. Выдержки из Дневника и писем писателя проиллюстрируют его морально-философские искания, выводя их за пределы сугубо литературных.

Для непрофильного изучения, прежде всего, важен этический аспект в отношении первых произведений Толстого — этой цели соответствует их краткий, но выразительный обзор. Учителю нужно показать, что путь к «Войне и миру» был сложен и содержательно многообразен, отразившись в ряде произведений 1850-х – начала 1860-х годов. Из них целесообразно выделить наиболее значительные: автобиографическую трилогию, «Севастопольские рассказы», «Люцерн», повесть «Казаки».

Монографический анализ романа «Война и мир» может опереться на концепцию «мысли народной» и «истории глазами художника», подробно рассмотренные на с. 227—231. Исходя из «нравственно-самобытного отношения автора к предмету», рассматривается система образов романа, как показано в разделах статьи, где сопоставляются Кутузов и Наполеон, народный и светский миры («настоящий» и искусственный), Наташа и Элен и т. д. Подробный анализ нравственных исканий Андрея Болконского и Пьера Безухова позволит выделить в содержании их образов то, что понятно и интересно современному школьнику.

Произведения Толстого, написанные после «Войны и мира», рассматриваются обзорно, с опорой на знания и начитанность учащихся, которые могут рассказать другим о впечатлениях, полученных от чтения отдельных произведений Толстого («Анна Каренина», «Воскресение» и др.). Учитель объясняет значение позднего периода толстовского творчества, рассказывает о переломе в его миросозерцании, об уходе из Ясной поляны и последних днях жизни Толстого.

Обширный материал, представленный в статье учебника, позволяет произвести отбор тех существенных и выразительных реалий биографии и творчества художника, которые составят, в совокупности, цельное представление о нем — «человеке, постоянно растущем душою» (Н.Н. Страхов).

Профильный уровень

В школах с углубленным изучением литературы тема «Лев Николаевич Толстой» является одной из самых значимых – как в собственно филологическом, так и в этическом аспектах. Интересам десятиклассников вполне соответствует вектор духовных исканий, очерченный Толстым, с преимущественным вниманием к психологической стороне человеческой жизни, включая и элементы подсознания. «Эпохи развития» человека и человечества, представленные в толстовских произведениях, отвечают потребности учащихся разобраться в себе, в законах «истории своего развития».

На вступительном занятии учитель зачитывает цитаты из вводных разделов статьи учебника, дополняя их извлечениями из Дневника и писем Толстого. Толстовский поиск сопряжения интересов текущего момента и вечных ценностей, как художественная задача, рассматривается учащимися, которые осваивают в системе его понятий «генерализацию» и «мелочность» (с. 215).

Одновременно вводится узаконенный Н.Г. Чернышевским термин «диалектика души». Возможно конспектирование фрагментов его статьи об автобиографической трилогии и военных рассказах. Раздел «Истоки» предполагает осмысление не только биографических реалий, но и, по преимуществу, духовных исканий начинающего писателя, которые осуществлялись через Дневник, создание собственной философии, педагогическую деятельность и т.д. Чтение в классе фрагментов трилогии «Детство. Отрочество. Юность» не только позволит проникнуть в замысел Толстого, но и реализует возможность постижения основ его художественного метода. Сложное построение текста, разъяснённое на с. 218-221 и проанализированное вместе с учителем, явится иллюстрацией «диалектики души», а также свидетельством того, что не менее значимой в системе его воззрений была отмеченная                     Н.Г. Чернышевским «чистота нравственного чувства».

Рассказы кавказского цикла и, в особенности, «Севастопольские рассказы» позволят поднять вопросы о народном героизме, тщеславии на войне, об отношении Толстого к войне как таковой. В главе рекомендуется выделить в каждом произведении цикла нравственно-эстетическую доминанту, основываясь на которой дифференцировались выдвинутые автором задачи. Учитель должен показать, что сочетание «генерализации» и «мелочности» остается для Толстого неизменным, но обозначенные в рассказах «точки зрения» существенно меняются.

Проблемы замысла и жанра романа «Война и мир» учащиеся рассматривают исходя из декларированной Толстым в качестве основополагающей «мысли народной». Введение этого понятия как исходного поможет ученикам проникнуть в замысел романа, осознать природу его идейно-художественного единства, определить специфику жанрового образования с входящим в него эпическим компонентом, составить представление о системе образов произведения, которые группируются в зависимости от степени постижения героями «мысли народной».

Материалы учебника (с.227-230) нацеливают на осмысление особенного отношения Толстого к истории (как «науке» и «искусству»). Ученикам можно предложить самостоятельно познакомиться с соответствующими разделами монографий        С.Г. Бочарова «Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» (в любом издании) и Е.А. Маймина «Лев Толстой: Путь писателя» (М., 1978). Целесообразны сравнительные характеристики героев, принадлежащих к разным группам с точки зрения их жизненной позиции (светский круг, простой народ, обладающие органической народностью дворяне, «любимые герои» Толстого Андрей Болконский и Пьер Безухов). Особое внимание уделяется проблеме народного героизма, духовным исканиям главных героев романа, композиции женских образов, языку и стилю Толстого.

Поэтапное подробное рассмотрение пути исканий Болконского и Безухова следует подчинить единой для романа «мысли народной», отмечая, как меняются воззрения героев относительно большего или меньшего приобщения к ней. Учащимся рекомендуется составить план, фиксирующий основные этапы эволюции героев. Класс может разделиться, выбрав для монографического анализа один из двух образов - наиболее «любимый» и личностно интересный. Впоследствии накопленный материал может составить основу сочинений, тематику которых предопределит осмысленный в своём внутреннем содержании путь героев Толстого в его общечеловеческих и национальных особенностях. В материалах учебника акцентируются отдельные эпизоды переломного характера: «Болконский и Тушин», «Болконский на поле Аустерлица», «Пьер на Бородинском поле» и т.д.

Раздел главы, посвященный женским образам, рассматривает героинь Толстого в соотношении друг с другом, выводя его из тех же художественных законов, которые применимы к персонажам романа в целом. По отношению к женским образам правомерны эмоционально-субъективные оценки со стороны учащихся: их право выразить своё суждение (в выступлениях или беседах) на уроке мотивируется особой окрашенностью тона, сопутствующей представлению героинь читателю. Подчеркивание одной-двух постоянных черт в их облике будет замечено учащимися, потребуя объяснений и подготавливая анализ поэтики произведения как художественного целого.

Обзор произведений, написанных после «Войны и мира», предполагает более тщательное рассмотрение романов «Анна Каренина» и «Воскресение», повестей «Хаджи-Мурат» и «Смерть Ивана Ильича». В главных чертах проблематика этих произведений освещена в учебнике, что позволит особо выделить тот или иной, наиболее актуальный аспект: проблему трагической вины в «Анне Карениной», воскресения души в романе «Воскресение», проблему человека и цивилизации в повести «Хаджи-Мурат», вопрос о смысле жизни в «Смерти Ивана Ильича». Этим вопросам могут быть посвящены уроки-семинары, уроки-диспуты. Итог изучению «произведения жизни» Толстого подведут сочинения, среди которых возможно сочинение на «свободную тему». В нем отразится отношение учащихся к Толстому и его произведениям; свое понимание не утративших актуальности вопросов, поставленных Толстым; собственное восприятие присущей поэтике Толстого образности на том или ином этапе его творческого пути.

Николай Семенович Лесков

Базовый уровень

Изучение темы «Николай Семенович Лесков» предлагается начать с общей характеристики жизненного и творческого пути писателя, сведения об этом имеются в главе учебника, которые можно при необходимости дополнить материалами из биографических книг о Лескове. Небезынтересно рассказать о его семье, особенно об отце, и о непростых отношениях писателя с матерью, по всему женщиной сильной и незаурядной. Отдельный разговор может состояться о жизни Лескова — начинающего литератора в Киеве, Петербурге. Кроме того, учителю предлагается познакомить учеников с поворотным событием в судьбе Лескова — «пожарной катастрофой», обрекшей его на долгую творческую изоляцию.

Представляется возможным также обзорно рассказать о лесковских «отомщевательных романах» «Некуда», «Обойденные», охарактеризовать их проблематику и в ее свете названия романов и систему героев.

Вместе с учителем учащиеся попытаются осмыслить понятие «лесковский человек» и тему праведничества, обратившись к анализу таких произведений, как «Несмертельный Голован», «Однодум», «Левша», «Очарованный странник». Анализ последнего достаточно подробно представлен в главе школьного учебника и учитель в своей работе на уроке может на него опереться. На материале рассказа «Левша» следует помочь учащимся уяснить вопрос, связанный с лесковским сказом, при этом также опираясь на соответствующие сведения о нем в главе учебника.

Что касается темы «Поздний Лесков», то она может быть рассмотрена обзорно. Однако отдельные ее аспекты возможно конкретизировать докладами учеников, например, о лесковских книжных пристрастиях, о круге общения писателя, его дружбе с яркими творческими людьми, о серовском портрете Лескова, о днях, предшествовавших кончине писателя. Самому же учителю особо можно остановиться на лесковских традициях в прозе XX века.

Профильный уровень

Изучение темы «Николай Семенович Лесков» в Х классе профильной школы предлагается начать с обозрения литературной судьбы писателя в веке двадцатом, так как на фоне разговора об активной востребованности лесковской прозы прозой двадцатого века с большей отчетливостью проступает одинокость звезды Лескова на небосводе русской литературы второй половины XIX века. И далее учителю логично перейти к разговору с учащимися о самом  Лескове — человеке необыкновенно своеобычном, наделенном оригинальным талантом и избравшем для себя такую же — единственную в своем роде — творческую и человеческую судьбу. В «лесковской главе» учебника учащиеся найдут для себя сведения о родителях писателя, людях, как и их сын, незаурядных и глубоких душой, о его «жизненных университетах», о вхождении Лескова в литературу.

Особого внимания, а главное, умения объяснить учащимся потребует от учителя «пожарная катастрофа», в результате которой писатель обрек себя на долгий разрыв с передовой общественной средой и творческую изоляцию. Представляется необходимым также объяснить в рамках урока-семинара и факт создания Лесковым «отомщевательных романов» («Некуда», «Обойденные»), своеобразие их проблематики, системы героев и поэтики. Определенный материал и отправные моменты в осмыслении «Некуда» имеются в главе учебника.

Очень важна для понимания присущего Лескову нравственного максимализма и его надежды на выстаивание в суровой и несправедливой действительности единственно кротостью духа и чистотою сердца книга «Соборяне». Необходимость разговора о ней с учащимися диктуется еще и тем, что именно от трех божедомов: протоирея Савелия Туберозова, священника Захария Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына, — пошли лесковские герои-праведники.

Но прежде чем перейти к теме праведничества, центральной в творчестве Лескова, учащихся следует познакомить с понятием «лесковский человек», обратившись при этом к анализу таких произведений писателя, как «Несмертельный Голован», «Овцебык», «Однодум», «Левша», «Тупейный художник», «Запечатленный ангел» и другие. Здесь учителю важно донести мысль о том, что «лесковский человек» — лицо не столько социальное, сколько локальное, это не мужик, не помещик, не нигилист. Это человек русской земли. Весь необходимый материал для подобного разговора с учащимися можно найти в главе учебника.

Содержательно-организующим ядром всей системы работы над темой «Николай Семенович Лесков» является тема праведничества. Учитель расскажет о «праведническом» цикле и растолкует слово «праведник», опираясь на уже проанализированные из этого цикла произведения («Однодум», «Несмертельный Голован») и добавив к ним «Человека на часах», «Пугало», «Очарованного странника». Однако следует помнить, что героя последнего — Ивана Северьяновича Флягина — трудно, по сравнению, например, с Голованом, назвать таковым. С помощью учителя учащимся предстоит осознать, что Флягин находится лишь в самом начале праведнического пути.

Важно также, чтобы на уроке по «Очарованному страннику» предстала осознаваемая Лесковым противоречивость русского характера — его широта, импульсивность, безоглядность и поразительно легкое попадание в зло. Вот почему для учителя становится принципиальным показать, какой ценой героем обретается нравственное равновесие внутренних сил и как при этом в повести выкристаллизовывается содержание формулы «очарованный странник». Особого разговора на уроке потребует тема жертвенной любви, ибо благодаря такой любви к Флягину приходит осознание истины человеческой жизни.

В процессе анализа «Очарованного странника» со всей определенностью обозначается архиважная для лесковского творчества проблема сказа. Ее осмысление должно подготавливаться всем предшествующим анализом лесковских текстов, и прежде всего «Левши», и иметь отсылки к Пушкину, Гоголю, Достоевскому.

Заключительную тему «Поздний Лесков» учителю предлагается рассматривать обзорно. Единственно, на чем следует остановиться по возможности более подробно, — это «Заячий ремиз», написанный за несколько месяцев до смерти писателя. Его анализ позволит обнаружить своеобразие позднего лесковского повествования: сатирического, жесткого, социально-критического. В изучении темы «Поздний Лесков» возможны в качестве вкраплений доклады учащихся о круге общения писателя, о его книжных пристрастиях, о лесковском кабинете.

Антон Павлович Чехов

Профильный уровень

Вводный раздел. Рекомендуется сопоставить годы смерти великих русских писателей-классиков: И. С. Тургенева, И. А. Гончарова,    А. Н. Островского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Некрасова,     Ф. М. Достоевского — с годом рождения Чехова, последнего русского классика XIX века, с тем чтобы установить, сколько конкретно было лет ему, когда умерли его великие предшественники, и таким образом полнее ощутить контраст между двумя эпохами — середины и конца XIX века.

Происхождение. Детские годы. Рекомендуется развернуть, обратившись к толковым словарям, данное в статье определение разночинца, а также конкретизировать его, вспомнив о том, какие еще, кроме Чехова, известные русские литераторы (а это, прежде всего, критик В. Г. Белинский, сын военного лекаря, и писатель     И. А. Гончаров, сын купца) были разночинцами по происхождению.

Интересно и поучительно было бы также сопоставить Чехова-разночинца с его тягой к культуре и просвещению с разночинцами — литературными персонажами: Евгением Базаровым из тургеневских «Отцов и детей» (вскользь упоминаемым в статье; сопоставление с Базаровым может быть развернуто гораздо более широко); Дмитрием Инсаровым, сыном купца, из тургеневского романа «Накануне» (если роман известен учащимся); Андреем Штольцем, сыном управляющего имением немецкого бюргера, из романа Гончарова «Обломов».

Разговор о детских и юношеских годах Чехова, во многом сформировавших его характер, предполагает учет многих факторов и не может быть сведен к какому-то одному, который расценивался бы как определяющий. Суровый характер чеховского отца ни в коей мере не отменяет его искренней (хотя и несколько догматической, формализованной) религиозности и любви к искусству и просвещению; унылые нравы провинциального города Таганрога не должны мешать видеть его достоинства: в городе была классическая мужская гимназия, где учились старшие братья Чеховы (Александр, Николай, Антон), были театры, где гастролировали столичные и иностранные труппы.

Более обстоятельно с семьей Чехова можно познакомится по мемуарной книге Михаила Чехова, младшего брата писателя, «Вокруг Чехова» (любое издание) и биографическому повествованию         А. П. Чудакова «А. П. Чехов» (М., 1985), где, в частности, большое место уделено характеристике Таганрога — родного города писателя.

Начало творческого пути. Чехов-юморист. «Письмо к ученому соседу». Идеал Чехова. Тема духовного рабства.

Имеет смысл сопоставить, обратившись к толковым словарям и Словарю литературоведческих терминов, традиционное и современное значение слова «анекдот» и дать определение жанра «литературного анекдота». Учитывая подвижность и неоднозначность многих литературоведческих терминов, поставить вопрос о том, в какой мере анекдотическое начало присутствует в ранних юмористических рассказах Чехова, таких, как «Смерть чиновника», «Хамелеон», «Хирургия», «Толстый и тонкий», «Злоумышленник», «Унтер Пришибеев».

Большое внимание следует уделить характеристике чеховских идеалов, которые подспудно всегда присутствуют в его произведениях, но никогда не формулируются с жесткой однозначностью. Характеризуя чеховскую веру в просвещение, необходимо отдавать себе отчет в том, из каких конкретных компонентов складывалась эта вера писателя.

Во-первых, это вера в науку, способную дать не мифологическое (искаженное), а реальное (адекватное) знание о процессах, происходящих в природном мире, и тем самым освободить человека от невежества, предрассудков и зависимости от природы; для Чехова, как врача, вера в науку проявлялась прежде всего как вера в неуклонный прогресс в области медицины, делавшей в то время, в конце XIX века, поразительные успехи. (Отсюда критика непросвещенного сознания Василия Семи-Булатова в рассказе «Письмо к ученому соседу».)

Во-вторых, это вера в культурный прогресс человечества. Чехов, высоко ценивший и чувствовавший искусство, понимал, что искусство не развивается во времени (великие произведения искусства, однажды созданные, со временем не тускнеют, не «умирают»), однако, как прогрессист, считал, что благодаря повышению уровня просвещенности развивается, становясь все более и более тонкой, способность человека к восприятию культурных ценностей, в частности — произведений искусства. Культ науки и культ искусства для Чехова всегда шли рука об руку. Наука — просвещает ум, искусство — очаровывает и тем самым облагораживает душу человека.

В-третьих, это этика, система нравственных представлений, в которой важнейшее место для Чехова занимало уважительное и бережное отношение к каждой человеческой личности в сочетании с требованием, предъявляемым также каждому человеку, — возвыситься над своим внутренним, духовным рабством, своими страхами, опасениями, в конечном счете коренящимися в неуважении к своему «я» (то, что на образном чеховском языке называется «выдавливать из себя по капле раба»).

При разборе рассказа «Смерть чиновника» имеет смысл соотнести характер главного героя рассказа с характерами других «маленьких людей» русской литературы: Самсоном Выриным («Станционный смотритель» Пушкина) и Акакием Башмачкиным («Шинель» Гоголя); возможно также выявление сходства (и различия) между этими произведениями на других уровнях — сюжетном, композиционном, стилистическом.

«Переход в область серьеза». Духовные ориентиры. Поездка на Сахалин.

Серьезное в понимании Чехова не исключает полного отказа от элементов юмора. Мелкие юмористические детали, моменты, сюжетные положения сохраняются и в предельно серьезных произведениях Чехова. Много драматического и даже трагического есть в таких чеховских рассказах второй половины 1880-х годов, как «Ванька», «Тоска», «Спать хочется», но и в них есть юмористические элементы, которые нередко «накладываются» на трагические (что потом будет в пьесах Чехова). Характерный пример подобного наложения можно увидеть в финале рассказа «Тоска». Само по себе то, что единственным собеседником извозчика Ионы оказывается лошадь, которой он, увлекаясь, «рассказывает все», — безусловно является ситуацией юмористической. Однако то, что лошадь не понимает и не может понять Иону, только усугубляет трагедию его одиночества, и это ситуация, конечно, глубоко трагическая.

Имеет смысл указать на психологическое родство ряда героев Чехова, действующих в его произведениях второй половины 1880-х годов (даже если ограничиться только теми произведениями, которые упомянуты в разделе). По-своему от глубокого одиночества, неспособности найти истинного собеседника, человека, которому можно было бы открыть душу, страдают: Варька в «Спать хочется», Ванька в одноименном рассказе (Ванька открывает душу дедушке, но дедушка не получит его письма, и значит, не сможет разделить горя мальчика), Егорушка в ряде эпизодов «Степи», профессор в «Скучной истории». Как правило, в грустные тона окрашены и чеховские «пейзажи настроения». Таких пейзажей много в повести «Степь». Иные по характеру — более радостные, одухотворенно- возвышенные — «пейзажи настроения» можно найти в рассказе «Красавицы». Говоря о чеховском видении природы в целом, не следует упускать из виду ни тот, ни другой тип пейзажа.

«Палата № 6». Жизнь в Мелихове. «Дом с мезонином».

Необходимо ясно представлять себе разницу между направленно социальной повестью и повестью философской. Социальный аспект обычно предполагает оценку персонажей с точки зрения их социального происхождения и положения, а также выяснение соотношения того положения, которое они занимают на социальной лестнице, с общественными нормами и установлениями. Последние могут расцениваться как угнетающие личность, сковывающие ее самостоятельность, не позволяющие ей развернуться в полную силу, как это весьма часто бывает в произведениях русской классической литературы XIX века. Но возможен и прямо противоположный вариант осмысления проблемы «личность — общество»: когда личность представляется как недоросшая, недоразвившаяся до общечеловеческих норм, проводником и защитником которых выступает общество, государство. Сложность социальной проблематики чеховской повести «Палата № 6» заключается в том, что в ней совмещаются и тот, и другой тип решения проблемы «личность — общество». Доктор Рагин, отказывающийся ухаживать за больными, и есть тип незрелой и безответственной личности, которая в финале произведения, получается, вполне справедливо карается обществом: как ни жесток способ наказания, доктор получает заслуженное возмездие. Вместе с тем в произведении проводится и другая мысль, которую прежде всего озвучивает либерал Громов: общество, жестокое и несправедливое, незаслуженно угнетает несчастных людей, бессильных что-либо противопоставить этому угнетению, кроме ни к чему не ведущего внутреннего возмущения и протеста. В итоге вопрос: справедливой или несправедливой, заслуженной или незаслуженной жертвой общества является Рагин? — у Чехова остается без ответа. Тем самым Чехов уходит от социальной однозначности и переходит в область собственно философской проблематики.

Философская проблематика — это проблематика, затрагивающая вопросы человеческого существования как такового, в самом широком и самом обобщенном смысле. К таковым относятся вопросы о жизни и смерти, о высшей цели человеческого существования, о добре и зле, о вере и безверии и т. п. Если социальная проблематика рассматривает проблему «человек и общество (социум)», то философская — проблему «человек и Мир», «человек и Бытие (Космос)», «человек и Бог». В лучших образцах русской классической литературы XIX века социальная проблематика всегда сосуществует с философской. И Чехов здесь не исключение. Пожалуй, наиболее примечательным моментом в повести «Палата № 6» оказывается то, что носителем «философского» взгляда на мир, героем, задающим предельно острые вопросы о смысле человеческого существования, является «отрицательный» герой — доктор Рагин.

Рассказ «Дом с мезонином» — чрезвычайно удачное произведение для знакомства с чеховским приемом характеризующей «психологической» детали. Такие детали рассыпаны по всему рассказу, и, конечно, с их помощью строится не только образ Лиды Волчаниновой (подробно разбираемый в статье учебника). Необходимо подчеркнуть, что такая деталь у Чехова, как правило, не броская, не яркая, не бросающаяся в глаза, поэтому для ее выявления рекомендуется не один раз — и с особенным вниманием — прочесть текст рассказа. Чеховскую неброскую «психологическую» деталь, столь характерную для его прозаических сочинений, есть все основания сравнить с приемом, активно используемым в драматургии Чехова, — приемом, обычно обозначаемым как «подводное течение» или «психологический подтекст».

«Маленькая трилогия». Ялтинский отшельник. Идея прекрасного будущего.

Уместно проанализировать чеховскую «маленькую (футлярную) трилогию» как не только социальное (хотя социальные моменты в первых двух рассказах совершенно очевидны и звучат весьма остро), но и философское произведение. Так, образ Беликова, главного героя рассказа «Человек в футляре», в более широкой философской трактовке оказывается образом, скорее, проблематическим, нежели однозначно «отрицательным». Стоит обратить внимание на причины гибели героя. Чехов так строит сюжет произведения, что читателю остается не вполне ясным, умирает Беликов из-за собственных страхов, неумения открыться реальной действительности, или потому, что — в лице других преподавателей гимназии, решивших женить его на Вареньке Коваленко, — над ним насмеялась сама трагическая жизнь. Нелишне отметить также, что сознание преподавательниц гимназии, желавших путем брачной интриги освободить Беликова от его футляра, само во многом является «футлярным», ибо глубоко ограниченным.

Рекомендуется подробно проследить, как в чеховских рассказах рубежа 1890—1900-х годов («Дом с мезонином», «Крыжовник», «Дама с собачкой», «Случай из практики», «Невеста» и др.), в разной огласовке и с различной мерой откровенности, звучит тема расставания с «футлярным» прошлым и «прорыва» к прекрасному, открытому, чистому и совершенному будущему или, по крайней мере, интуитивного предчувствия его.

В философском, а не только в историко-социальном плане следует рассматривать и саму чеховскую идею будущего. Примечательно, что в рассказе «Невеста» будущее, в которое почти на глазах читателя уходит главная его героиня Надя, никак не описывается, — и, как можно предположить, потому, что оно не является категорией исторической: будущее тут просто символ некоего неведомого существования, образ извечной человеческой мечты о счастье.

Имело бы смысл также проследить, как по-разному описывается и характеризуется будущее в пьесе «Три сестры» (в монологах Вершинина и Тузенбаха и финальных монологах трех сестер). Не следует забывать и о том, что вера в прекрасное будущее одних героев пьесы неизменно опровергается и высмеивается другими. Образ прекрасного будущего в пьесе «Три сестры» такой же проблематический и неоднозначный, как и в рассказе «Невеста».