Базовый уровень

Творчество М.Е.Салтыкова-Щедрина традиционно рассматри-валось как наиболее яркое выражение социально-критического пафоса русской литературы. Бесспорно, что обличение существующих самодержавно-крепостнических порядков, бюрократии, рабской психологии народа, трусости либеральной интеллигенции –существенная сторона его произведений. Но величие писателя определяется художественной силой его таланта, неповторимым образным строем, поэтому и на базовом и на профильном уровне литературного образования социально-исторический подход должен на паритетных началах сочетаться с собственно эстетическим, с изучением поэтики. Сатира Щедрина имеет широкий спектр: легкий комизм, многочисленные формы иронии, сарказм. Желчный смех писателя, удачно представленный учителем, станет одним из самых мощных средств, обращающих старшеклассников в читателей, любящих и понимающих его творчество. При изучении «Истории одного города» наиболее привлекательными могут быть пародия на летописание и фольклорный жанр «небылицы» в главе «О корени происхождения глуповцев», гениальная композиция и эффектный лаконизм в гротескном воссоздании абсурдных деяний и позорной смерти градоначальников (глава «Опись градоначальникам»), развернутая гротескная картина правления Брудастого («Органчик») и выборочные отрывки из антиутопии, каковой по жанровым признакам является глава «Угрюм-Бурчеев».

При изучении «Сказок для детей изрядного возраста» необходимо обратить внимание не только на отчетливую социальную адресность сатирического изображения, но и выделить общие и особенные черты в поэтике сказок: гротеск, гипербола, ирония, использование сказочных и басенных образов, притчеобразных сюжетов. Персонажи волшебных сказок («Богатырь» и др.), сказок о животных, фольклорных бытовых сказок здесь переосмысляются, наделяются несвойственными им функциями с целью сделать произведение злободневным и высоко художественным. О творческом пере-осмыслении фольклорных источников говорится в главе учебника. Следует обратить также внимание на аллегоризм, – притчеобразность сказок Салтыклва-Щедрина, выходящих за пределы собственно «сказочных» жанровых традиций («Как один мужик двух генералов прокормил», «Дурак», «Пропала совесть»). Также необходимо помнить о сложной системе умолчаний и злободневных аллюзий (намеков) на современную Салтыкову общественно-политическую обстановку. Поэтому важно познакомиться с комментарием к сказкам, обращать внимание школьников на социально-исторические детали. (Какие газеты читают генералы на необитаемом острове и дикий помещик; почему именно об этих изданиях говорит Салтыков-Щедрин? Какую резолюцию наложил Лев по поводу воеводства Топтыгина Первого? – и пр.)

В то же время следует всячески проводить мысль, что сатира Щедрина переросла рамки своего времени. Образы и афоризмы Салтыкова и сегодня входят в риторический арсенал общественных деятелей и политиков. Но что самое главное – актуален нравственно-эстетический пафос творчества писателя. Например, при анализе сказки «Премудрый пескарь» целесообразно поставить вопрос о типе жизненной позиции героя сказки, устранившегося от участия в социальных процессах, о человеческой пассивности, трусости и т.д. Более того, в сказках и романе «Господа Головлевы» идет речь об экзистенциальных, встающих перед каждым человеком проблемах существования: смысле жизни и достоинстве смерти, ответственности за свою судьбу, страхе перед жизнью или бездумном отношении к ней, о подлинных и мнимых ценностях, о вере и т.д.

В прошедшие десятилетия в литературоведении и школьной методике недостаточное место уделялось религиозным мотивам в творчестве Салтыкова-Щедрина, между тем ранние детские впечатления от чтения Нового Завета дали мощный мировоззренческий и впоследствии – художественный импульс, на всю жизнь определили важные составляющие идейно-образного строя произведений – христианский пафос и библейские реминисценции. Эта сторона творчества освещается в учебнике: говорится об эсхатологических мотивах в «Истории одного города», указывается на христианские ценности, одухотворяющие судьбы некоторых героев в «Сказках...» писателя, указано на раскаяние Иудушки в страстную неделю накануне великого Воскресения, прокомментирована притча о блудном сыне, неоднократно повторяющаяся в поэтике «Господ Головлевых». Следует указать на ее переосмысление, «перекодировку» смысловых начал притчи: дети разных поколений в романе не находят прощения и помощи под родительским кровом, проблематичным остается и «прощение» Иудушки, так и не дошедшего до могилы матери. В то же время мотив христианского всепрощения настойчиво звучит в последних сценах романа. Думается, преподавание творчества писателя вне религиозно-нравственного содержания и приемов его воплощения в поэтике его произведений существенно обеднит возможности использования учебника.

Профильный уровень

В школах гуманитарного профиля требует углубления работа над мифопоэтическими образами и религиозными мотивами. Мифопоэтическими принято называть образы и мотивы, восходящие к архаическим пра-образам, известным по дошедшим до нас мифологическим преданиям и обрядам, верованиям и фольклорным источникам. Так, превращение помещика в дикое существо («Дикий помещик») восходит к мифологическому мотиву метаморфозы (ср. превращение собаки Шарика в человека и обратно в «Собачьем сердце» Булгакова). Мифологические мотивы смерти и возрождения божества (ср. мифологический образ птицы-Феникса) находим в образе Коняги («Коняга»), в образах «Истории одного города», символизирующих неистребимость народной жизни. Библейские мифопоэтические мотивы смерти и возрождения важны в романе «Господа Головлевы»: воскресение даже самой «заблудшей» души – Иудушки в финале романа. Художественное время – Страстная неделя, предпасхальный литургический фон (молитвы, переживание событий Страстной недели) – важные элементы поэтики романа, усиливающие эстетический и нравственный эффект, производимый на читателя, при чтении страниц о последних днях Порфирия Головлева. В «Истории одного города» течение истории выстроено в соответствии с христианской телеологической моделью. Имеется в виду, что в символическом образе загадочного Оно, которое в финале повествования сметает Угрюм-Бурчеева, можно видеть не только природную стихию, восставшую против губительной политики, не только намек на народную революцию, но знак неизбежного воздаяния, суда Высшей силы. Последняя фраза "История прекратила свое течение" – явная параллель к апокалиптическому предсказанию о конце человеческой истории и установлению Благодати.

В гуманитарных классах необходимо более глубокое постижение сатирического мастерства писателя. Предполагается помочь старшеклассникам овладеть навыками анализа сатирического произведения через сопоставление художественных приемов Салтыкова с отдельными сторонами поэтики произведений Свифта («Путешествие Гулливера), Гоголя («Ревизор», петербургские повести, «Мертвые души»). Так, города в художественном мире Салтыкова, носящие названия Глупое, Крутогорск, Пошехонье, Брюхов, Навозный и пр., генетически связаны с образами гоголевских городов в "Ревизоре" и "Мертвых душах", но получают собственную "историю", конфликты, «народонаселение», топосы (лачуги городских бедняков, которые могут разрушаться властями или перестраиваться в казармы, постоялый двор, острог, суд, церкви, общественные места, особняки чиновника высокого ранга, палаты градоначальников и т.д.). Писатель прибегает к традициям просветительской сатиры и гоголевским традициям в использовании говорящих имен и фамилий. Кроме очевидных примеров из «Истории одного города» и «Господ Головлевых» (Прыщ, Угрюм-Бурчеев, Перехват-Залихватский; Степка-балбес, Иудушка) – персонажи «Современной илиллии» Очищенный (по аналогии с распространенным сортом водки), Кшепшицюльский и Пшекшицюльский. Характерны «говорящие» наименования и прозвища персонажей: дантисты (заимствовано у Гоголя, означающее властьпредержащих, любящих бить по зубам), пенкосниматели, чумазые (внезапно разбогатевшие невежды из низов). Вместе с тем Салтыков идет дальше Гоголя. Так, в «Истории одного города» легенда о разрозненных славянских племенах, пригласивших на княжение варяга, приобретает под пером сатирика комический вид во многом благодаря приему художественной псевдоономастики в обозначении племен: лукоеды, куралесы, лягушечники, проломленные головы, слепороды, кособрюхие станут головотяпами – предками глуповцев (ср. подлинные названия восточнославянских племен: древляне, вятичи,   и др.).

Остановить пристальное внимание на уникальном языке писателя — такая возможность открывается именно в классах гуманитарного профиля. Более глубоко следует проанализировать приемы эзопова языка, о котором говорится в учебнике («сердцевед» — шпион, «порядок вещей» — самодержавие), а также другие особенности художественной стилистики. В речи автора и персонажей, зачастую неизящной, утяжеленной, немало грубой лексики («жрать», «дурак», «хайло»), канцелярских оборотов, архаизмов. В метафоризированных словосочетаниях просвечивает тонкая ирония автора: см. «Административный восторг» или «принцип чистой творческой администрации», «подавительное усердие», «помпадур борьбы» и др.

Необходимо указать на развитие в творчестве писателей XX века приемов социальной сатиры Салтыкова, основанной и на жизнеподобии, и на фантастике, мифологических и фольклорных образах: М. Зощенко, М. Булгакова и др. В литературоведении существует мнение, что "Опись градоначальникам" из "Истории одного города" заключает, как в капсуле, "свернутый" фантастический роман, который за век предвосхитил поэтику романа "Сто лет одиночества" знаменитого латиноамериканского писателя Г. Гарсиа Маркеса.

Наконец, изучение творчества Салтыкова-Щедрина в гуманитарных классах предполагает более широкий выход в социально-исторический контекст, современную и очень часто недружественную критику (даже товарищей по демократическому лагерю в литературе Д. Писарева, В. Зайцева). Желательно обстоятельное знакомство с яркой биографией мужественного журналиста, честного гражданина, гордившегося генеральским чином действительного статского советника и званием бюрократа, ибо государственная служба вместе с писательством мыслились им как служба во имя народа.

Современники в один голос твердили: не найти писателя, знающего Россию лучше, чем Салтыков. Следует показать школьникам, что с высоты сегодняшнего дня творчество Салтыкова видится еще и пророческим, содержащим предсказания многих трагических катаклизмов XX века.