Почему исследователь может понять информанта
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Понять смысл действия значит установить связь между действием и намерениями, мотивами, потребностями ин­дивида. Это удается сделать исследователю с той или иной сте­пенью успешности благодаря двум обстоятельствам. Прежде всего, при всей уникальности действующего индивида большая часть его индивидуальных смыслов типична, т.е. обладает общ­ностью с другими людьми, и в первую очередь с самим исследова­ телем: смыслы и нормы социального действия, которые соци­олог пытается понять, по своей сути интерсубъективны, они изначально ориентированы на возможности понимания, ком­муникации и неотделимы от языка, которым пользуется инди­вид. Эта общеобязательность типичного объясняется общим со­циальным контекстом индивида и исследователя, процессами социализации, их совместным участием в конструировании правил «социальной игры». В этом плане чем ближе реальные жизненные условия, в которых протекает жизнь исследователя,


 


' Punch K.F. Introduction to Social Research. Qualitative and Quantitative Approaches. 1998. P. 148-149. 2 Термин конвенциональный означает полученный путем со­гласования .


1 Здесь термин объяснить употребляется как научное объяс­нение .


124


Часть I * Методологические основания


Тема А Основные черты качественного подхода


125


 


к жизненному контексту изучаемых людей, тем больше воз­можности понимания другого жизненного мира.

В то же время преувеличение общего или сходного жизнен­ного контекста для исследователя и исследуемого приводит к существованию неверной, на наш взгляд, среди социологов-качественников точки зрения, согласно которой инвалида луч­ше поймет инвалид, профессионального спортсмена — про­фессиональный спортсмен и т.д. Такая позиция не только фактически отменяет профессию социолога, но и сводит ре­зультат качественного исследования к простой репрезентации опыта информанта. На наш взгляд, описать свое понимание проблем информанта, конечно, может человек с совпадающим жизненным контекстом, но «подняться» от «сырых» данных к обобщениям он наверняка не способен.

Все же относительно высокая значимость сходного жиз­ненного контекста не означает, что исследователь с принципи­ально другим социальным опытом или принадлежащий к дру­гой культуре, нежели у исследуемого индивида, фатально обречен на непонимание чужого жизненного мира, чужой для него культуры или субкультуры. Исследования антропологов доказывают обратное: исследователь может «понять туземца», может понять, «что они о себе думают», хотя никто лучше них самих, конечно, этого не знает1. Дело здесь не в сверхъестест­венных способностях исследователя, этаком чуде эмпатии и терпения, думать, чувствовать и воспринимать подобно тузем­цу, не в какой-то уникальной психологической близости с те­ми, кого изучают, хотя определенная восприимчивость иссле­дователю, работающему в поле, необходима.

Понять чужую культуру можно, по мнению К.Гиртца, путем поиска и анализа символических форм ~ слов, образов, институ­тов, поступков, посредством которых люди в рассматриваемых обстоятельствах реально представляют себя самим и другим лю­дям. Задача исследователя здесь проанализировать прежде всего понятия, «близкие к опыту» (выражение Гиртца), которые люди часто используют спонтанно, неосознанно, как есть. В них —ре-


ольность жизненного мира, которую хочет понять исследователь. И для этого совсем не нужно «воображать себя сборщиком риса или племенным шейхом», как он остроумно замечает1.

Применительно к социологии это означает, что социолог, изучая субкультуры, далекие от его жизненного контекста, на­пример субкультуры беженцев, инвалидов или религиозных сект, должен не столько эмпатийно «вживаться» в их мир, хотя человеческое сочувствие здесь «не вредит делу», сколько пы­ таться через мир их «близкой к опыту» реальности — мир слов, поступков, представлений себя — понять жизненный мир но­сителей изучаемой субкультуры.

Кроме того, понять действие другого человека возможно, рассматривая его с позиции целерационального действия, т.е. по­нимая действие как целерациональное. Поскольку все действия психически здорового индивида в той или иной мере целерациональны, то исследователь может понять действую­щего субъекта. При этом чем ближе изучаемое конкретное действие к целерациональному (или, по Веберу, «правильно ра­циональному»), тем больше возможностей у исследователя по­нять его2. Что же такое «правильно рациональное» действие? По Веберу, это такое действие, когда средства, выбранные субъ­ ективно адекватными для достижения конкретной цели, явля­ются и наиболее объективно адекватными, т.е. это действие, при котором индивид выбирает такие средства для достижения (субъективная адекватность), которые на самом деле являются наилучшими (объективная адекватность). Разум, который мы используем для соизмерения целей и средств, выбираемых для достижения целей, присущ всем человеческим существам. По­этому исследователь может извлечь смысл из наблюдаемого действия не путем догадок относительно того, что происходит в головах действующих, не столько путем «вживания» в чужой исследуемый мир, сколько подбирая к действию мотив, имеющий смысл и тем самым делающий действие осмысленным для любого исследователя. Рациональное сознание всегда может узнать себя


 


1 Гирщ К . С точки зрении туземца: о природе понимания в культурной антропологии. С. 9.


1 Гиртц К . Указ. соч. С. 93.

2 Мы говорили о том, что целерациональные действия по
Веберу — это не конкретные действия, но идеальный тип.


126


Часть I Методологические основания


Тема 4 • Основные черты качественного подхода


127


 


в друго^ рациональном сознании, т.е. объяснить смысл наблю­даемого действия, понять его.

Конечно, эти принципиальные возможности понимания Дру­гого не отменяют в принципе эмпатического сопереживания изучаемым людям, психологического «вживания» исследова­теля в чужую субъектность. Эти психологические приемы не только облегчают понимание чужого жизненного мира, но по­рой выступают единственным условием, когда жизненная история вообще поверяется социологу. Так, в ходе нашего изу­чения социальных перемещений бывшей партийной номенк­латуры в период кардинального реформирования (исследование проводилось в 2001 г.) встречались ситуации, когда нарратив­ное интервью тут же прерывалось или «сворачивалось», если информант чувствовал, что интервьюер не сочувствует ему, не хочет или не может поставить себя на его место. Вместе с тем следует подчеркнуть, что роль и значение психологического «вживания» все же второстепенна и в действительности скорее выступает приемом, техникой исследователя.

3. Характер получаемой информации





















Понятие интерпретации

Ранее мы уже говорили, что классический подход, ориентированный на познание социального мира как вещи, как внешней отделенной от человека реальности претендует на производство объективного знания. Объективность здесь означает, что знание это должно быть в максимальной степени лишено каких-то бы то ни было личностных черт исследовате­ля, «очищено» от его субъективности. Только таким образом, используя одинаковые для всех, верные на все времена логи­ческие средства (в том числе математику как реальное вопло­щение формальной логики), можно «познать» противостоящую человеку социальную реальность, ее вечные и неизменные с этой точки зрения законы.

Напротив, знание, производимое в качественной парадиг­ме, носит интерпретативный характер. Понимание в отличие от научного объяснения всегда интерпретативно, ибо представ­ляет собой приписывание конкретным исследователем значения


(смысла) наблюдаемому поведению или анализируемому тексту, всегда — определение его. Именно поэтому Д.Ритцер назвал ее парадигмой социальных дефиниций.

В этом смысле исследовательская интерпретация — это его субъективная версия изучаемого явления, которая представляет явление, но одновременно является и репрезентацией самого исследователя, его ценностных ориентации и стереотипов, ми­роощущения в целом. Интерпретация исследователем того или иного явления в качественной парадигме — всегда вторичный процесс, всегда конструкт конструктов (см. Тему 3 данной час­ти). В самом деле, в рамках такого подхода реальный жизнен­ный мир изучаемых людей — это всегда взаимоинтерпретация, всегда совокупность конструктов I порядка, если воспользо­ваться терминологией А.Шюца. Эти конструкты представляют собой общие смыслы, значения тех или иных действий, благо­даря которым и делается возможной повседневная жизнь чело­века. Социолог-качественник, обращаясь к транскриптам ин­тервью, текстам писем и дневников, наблюдая за правилами и формами обшения людей, всегда имеет дело с конструктами людей, с их интерпретацией событий. Его исследовательская версия — это всегда конструкт II порядка, всегда интерпрета­ция интерпретаций. Такой способ познания стал образно назы­ваться «двойной герменевтикой» или, как называет его совре­менный английский исследователь Т.Шанин, методологией двойной рефлексивности, где «двойная рефлексивность — это отношения внутри «методологического треугольника»1. По Шанину, это отношения между: 1) тем, что наблюдается иссле­дователем; 2) интерпретациями исследователя; 3) субъектив­ностью изучаемых людей, выражающаяся главным образом в том, как они определяют и объясняют свои поступки, т.е. как они их интерпретируют.

Об этом же говорит и Юрген Хабермас, рассуждая о языко­ вых коммуникативных практиках как необходимом условии пони­ мания Другого.' В классической методологии, на его взгляд,

1 Шанин Т . Методология двойной рефлексивности в иссле­дованиях современной российской деревни // Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социоло­гических исследованиях. М.:Логос, 1999.


128


Честь I • Методологические основания


Тема 4 • Основные черты качественного подхода


129


 


существует лишь одно фундаментальное отношение: между высказыванием и тем, о чем это высказывание (языком и ре­альностью). В понимающих же науках таких отношений три: выражая свое мнение (свою версию), говорящий налаживает отношение с другим членом языковой общности (исследовате­лем) и говорит ему о чем-то, имеющем место в мире (о реаль­ности).

Следует сказать, что само сочетание этих интерпретаций в готовом продукте исследователя, так сказать, «мера их вкла­да» могут быть принципиально различными, определяя облик кон­ кретного направления качественных исследований. Сегодня, на наш взгляд, в самом общем виде можно говорить о нескольких таких направлениях.

Прежде всего, это научное или тяготеющее к научному на­ правление, хотя речь идет, конечно, не о нововременной форме научного знания. В исследованиях такого рода интерпретации изучаемых людей и исследовательская версия принципиально сочетаются на равных.

Можно выделить и собственно гуманистическое направле­ ние, где «голосам» изучаемых людей, ранее не слышным, а так­же ситуациям, ранее «замалчиваемым», в которые «вброшены» люди, уделяется первостепенное внимание, иногда за счет практически полного вытеснения голоса исследователя из го­тового продукта.

Можно обозначить и собственно постмодернистское (или арт-) направление, когда в готовом продукте исследования властвует исключительно исследовательская версия, фактически оторванная от реального опыта информантов и представля­ющая прежде всего самого исследователя, его «видение» реаль­ности. Результат такого исследования — не реконструкция изу­чаемого фрагмента реальности, но всегда творение новой реальности. Термин «постмодернизм» здесь употребляется на­ми в одном из своих значений, в котором он используется в современном гуманитарном знании (философии, литерату­роведении, истории), и связан с именами современных фран­цузских философов — Р.Бартом, ЖДеррида, ЖДелезом, М.Фу-

1 Хабврмас Ю . Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. С. 39.


ко, ФЛиотаром и др. В самом общем виде термин «постмодер­низм» понимается как «характеристика... специфического способа мировосприятия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его места и роли в окружающем

мире»'.

Одна из граней такого мироощущения — сомнение в воз­можности рационального постижения мира с помощью поня­тий. Постмодернистская философия говорит о кризисе «именова­ ния» в XX веке: познающий субъект уже не может пользоваться единой, устойчивой категориальной системой, доминирующей над мыслью и навязывающей стереотипы понимания. Для того чтобы уловить ускользающее Бытие, требуются постоянное пе- ре-именование, постоянный поиск новых имен и понятийных схем. С этой позиции только художественное, поэтическое мышление (по ту сторону логического) с его любовью к парадок­су, интуиции, гротеску, ассоциациям представляет собой совре­менный стиль философствования, теоретизирования вообще.

Принципиальная невыразимость реальности («конечного оз­начаемого» на языке философии) с этой позиции побуждает постмодернистское литературоведение, например, не ставить своей целью анализ содержания художественного произведения, т.е. овладение им и фактически производство литературной нормы. Литературно-критическая работа сама является худо­жественным произведением, не «выражением, но творением»1 нового текста, выступающего продолжением анализируемого. Такой текст демонстрирует интеллектуальную, эстетическую игру автора — критика, выступает способом его самовыраже­ния. Применительно к социологии задача такого исследова­ния — не познание реальности, но стимулирование опыта дру-гихлюдей — читателей, побуждение их к какому-то отношению: смеху, получению удовольствия, ощущению «прелести процес­са означивания» (интерпретации текста)'.

1 Ильин И . Постмодернизм: Словарь терминов. М.: INTADA, 2001. С. 206.

' ДерридаЖ . Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000. С. 14.

3 Gubrium GaberF., Holstein Games A. The New Language of Qu­alitative Method. P. 76.

5 Готлиб Л.С-



130

Часть I ' Методологические основания

Еще раз подчеркнем, что у исследователя-качественника нет прямого доступа к опыту других людей. Он всегда имеет де­ло с различными репрезентациями опыта.










Уровни репрезентации опыта

Английская исследовательница К.Риссман рассмот­рела этот процесс более детально, «протягивая» его от реально­го социального явления до чтения результатов, выводов иссле­дования. Поставив себя в позицию информанта-рассказчика (она рассказывала о поездке в Индию), исследовательница определила пять уровней репрезентации (представления) опыта в качественном исследовании.

Первый уровень ~ в потоке сознания выделяются конкрет­ ные черты наблюдаемого. Прогуливаясь по пляжу, К.Риссман выделила: звуки, издаваемые поющими рыбаками; мужчин, тянущих огромные сети и продающих рыбу женщинам в яр­ких сари; женщин, водрузивших на головы ведра с рыбой, покидающих рынок и т.д. На этом уровне одни феномены де­лаются значимыми, другие человек не замечает вовсе.

Второй уровень — это конструирование рассказа, наррати-ва о своих впечатлениях на индийском пляже совместно со слу­ шателями. Здесь рассказчик описывает место, персонажей, свои впечатления, связывая рассказ воедино так, чтобы ин­терпретация событий стала понятна коллегам-слушателям. Они, задавая вопросы, реагируя на повествование, тоже ак­тивно участвуют в создании интерпретации события. В про­цессе рассказывания появляется невидимый разрыв между опытом, который переживала исследовательница, и любой пе­редачей этого опыта: будучи в «тюрьме языка», выражаясь языком Ницше, добраться до идей, которые выражаются эти­ми словами, практически невозможно. С другой стороны, без слов, звуков, движений и образов опыта на пляже не сущест­вует. Язык делает его реальным — «наша лингвистическая спо­собность позволяет нам погружаться в царство нашего пер­вичного и эмоционального опыта, находить там действительность, восприимчивую к вербальному понима­нию... производить далее значимую интерпретацию данного первичного уровня»1. Говоря об опыте, рассказчик также соз-


Тема 4 ' Основные черты качественного подхода                                    131

daem себя, как он хочет, чтобы слушатели знали его. Личный нарратив неизбежно является и самопрезентацией рассказ­чика.

Третий уровень происходит в процессе транскрибирования устного рассказа, когда производится фиксация действия в письменной речи. Транскрибирование, так же как и первые два уровня, всегда неполно, частично и избирательно. Исследова-тель-качественник, приступая к переводу устной речи в пись­менную, задает вопрос, каким должен быть транскрипт. Вдум­чивый исследователь уже не полагается на «очевидность» языка, а старается передать и знаки присутствия слушателя, все эти «хм», паузы, ударения, «знаете, да», которые были реальны­ ми элементами структуры устного рассказа. Вместе с тем тран­скрибирование — это всегда интерпретативная практика, в которой устный рассказ всегда преломляется через видение исследователя2.

Четвертый уровень — это анализ транскрипта. Исследова­тель сидит над страницами печатного текста, «редактирует жи­вую речь, чтобы разместить ее между обложками книги, и ста­рается создать смысл и драматическое напряжение. Нужно принимать умный ряд решений относительно формы, упорядо­чения, стиля передачи, а также того, как размещать получен­ные в процессе интервьюирования жизненные фрагменты»1. В итоге аналитик создает метаисторию или мини-историю, свою собственную версию изучаемого явления: «история о пля­же, как и другие подобные ей, рождаются снова, но уже на чу­жом языке».

Пятый уровень (заключительный) вступает в силу, когда чи­татель знакомится с написанным отчетом. Сотрудничество здесь неизбежно, так как читатель — всегда агент текста, всег­ да соавтор, интерпретирующий текст, наделяющий его своими смыслами. Значение текста всегда есть значение для кого-то.

1 Riessman C . K . Narrative Analysis. L; Newbuby Park; New Delhi: Sage, 1993. P. 11.

1 К.Риссман сравнивает транскрибирование с фотографией, где художник «направляет взгляд зрителя своими линзами и концентрацией образов».

а Riessman C.K. Op. cit. P. 13.


132


Часть I Методологические основания


Тема 4 * Основные черты качественного подхода


133


 


Следует подчеркнуть, что все формы репрезентации опыта яв­ляются ограниченными портретами реальности: они частично, избирательно и несовершенно воспроизводят реальность. Зна­чения всегда неоднозначны, потому что рождаются в процессе взаимодействия между людьми: между самим собой, рассказ­чиком, слушателем и записывающим, аналитиком и читате­лем.

3.3. Задачи интерпретации

Еще один значимый вопрос: каковы возможные за­дачи интерпретации или что можно интерпретировать? Д.Сил-вермен выделяет два подхода, имеющих место в качественном исследовании':

— реалистический;

— повествовательный (нарративный).

В рамках реалистического подхода главная цель состоит в описании реальности человеческих судеб. Жизненные исто­рии собираются и представляются читателям как новые «фак­ты» о людях.

Использование нарративного подхода предполагает акцент на способах, методах, с помощью которых информанты во вза­имодействии с интервьюерами производят мнения, оценки. Д.Силвермен в качестве примера двух возможных задач ин­терпретации приводит исследование Д.Миллера и В.Гласнера, проведенное в 1997 г., где анализируются данные глубинных интервью с девушками, попавшими в молодежную шайку бан­дитов. В рамках реалистического подхода основной задачей мо­жет быть описание причин, побудивших девушек уйти из дома. Миллер здесь выделил главные: неподдержка семьи (отсут­ствие любви, уважения); психологический комфорт в банде. Кроме того, здесь можно изучать особенности жизненных су­деб этих девушек, приведших их в банду: школа, друзья, секс-история и т.д. Реалистический подход имеет высокую степень правдоподобия: сквозь субъективные смыслы интерпретируется мир социума в терминах внешних социальных структур.


Этот подход был использован и в руководимом Т.Шаниным уникальном многолетнем британско-российском исследова­нии российских сел (1990—1996 г.)1. Главный смысл исследова­ния состоял в том, чтобы через «голоса снизу» — устные исто­рии жителей сел и наблюдения полевых исследователей, которые по 8 месяцев проживали в каждом из сел, — пробить­ся в «зоны молчания», недостаточно изученные периоды в по­литической и экономической истории российского села от на­чала 20-х до середины 90-х годов.

Нарративный подход предполагает иное: анализ того, как, каким образом информанты конструируют свои истории (пове­ствования). Ранее мы уже говорили, что этот процесс констру­ирования (рассказывания) всегда ориентировал на слушателя: история рассказывается так, чтобы быть понятной, объяснимой. Этого можно достичь, только апеллируя к социокультурным нормам — «большим нарративам», сложившимся в обществе относительно изучаемого явления. Поэтому истории, расска­зываемые информантами, всегда культурно обусловлены, всегда так или иначе соотносятся с этими «большими нарративами» как с нормами, существующими «здесь и сейчас» в обществен­ном сознании. Нарративный подход осуществляется через опи­сание природы и источников решетки объяснений (frame of expla­nations), использованной информантом.

Вот как анализируется Миллером и Гласнером следующий транскрипт фрагмента интервью с одной из девушек, входящих в молодежную «банду»: ^действительно, это была совершенно нормальная жизнь, одно отличие было — у нас часто были общие сходки: мы играли в карты, курили сигареты, играли в домино, смотрели видео. Все, что мы делали, было игрой. Вы могли быть удивлены»2.

Здесь, отмечают авторы, явная апелляция к тому, что инфор­манты знают, какие представления о молодежи наиболее рас­пространены в обществе, апелляция к стереотипам культуры, историям о шайках. Здесь вместо принятия распространенного определения их поведения как девиантного, асоциального


 


' Silverman D. Doing Qualitative Research. P. 124.


1 Подробно см.: Ковалев Е . М ., Штейнберг И . Е . Указ. соч.

2 Silverman D. Op. cit. R 125.


134


Часть / * Методологические основания


Тема 4 • Основные чер ты качественного подхода


135


 


девушка пытается создать представление о нормальности их активности, сопротивляется культурным нарративам о таких группах, существующим в обществе.

Точно так же интерпретацию фрагмента текста интервью другой девушки «я использую марихуану, потому что это дела­ ют мои друзья» можно произвести двояким способом. С точки зрения реалистического подхода мы имеем свидетельство того, что курение марихуаны — это часть общения подростков. С точки зрения нарративного подхода главный акцент делается на объяснение девушкой поведения — «так делают мои друзья». Это апелляция к конформизму как к культурной нор­ме, широко представленной в обществе.

Д.Силвермен приводит еще один пример использования нарративного подхода в исследовании, проведенном американ­ским социологом Саксом. Задача этого исследования состояла в том, чтобы понять, какие категории использовали военные летчики, воевавшие во Вьетнаме, чтобы объяснить свое пове­дение. Анализируемые тексты рассматривались прежде всего как репрезентации информантов. Эту разновидность нарратив­ного подхода Сакс назвал: «Кто они такие? (What they are?)». Вот фрагмент текста:

Интервьюер: «Как вы себя чувствуете, зная, что даже при всей осторожности вы призваны только для военных целей и, воз­ можно, будете убиты под бомбами?»

Ответ информанта: «Мне, конечно, не нравится мысль, что я могу быть убит. Но я после этого не потерял сон... Я оказался в Северном Вьетнаме и думал: "Я военный человек и могу стре­ лять так оке, как и другой военный человек"».

Сакс показывает, что пилот присоединяется к системе мо­ральных норм, которые разделяют и исследователь, и, возмож­но, читатель. (В противном случае он должен был бы сказать: «Почему вы об этом спрашиваете?», что было бы проявлением его неподдержки этих норм.) Вместе с тем он строит свой ответ, чтобы показать себя в лучшем свете. Категория «военный чело­век» работает, чтобы защитить его. Эта категория напоминает нам, кто они такие, что военные пилоты делают. Результат это­го, по мнению Сакса, — усиление идентификации со своим противником, который — «другой военный человек, как я». Та­ким образом, пишет Сакс, пилот производит категориальную


пару «военный человек» и «военный человек» с узнаваемыми обоюдными характеристиками (бомбардировка, стрельба в другого). Отталкиваясь от существующей в обществе нормы от­носительно убийства людей, пилот, используя категорию «во­енный человек», тем самым подчеркивает, что никто не должен рассматривать его как убивающего людей: это просто игра со своими правилами.

Точно так же может быть проанализирован текст «наивного ручного» письма Е.Киселевой, который приводят российские исследователи Н.Козлова и И.Сандомирская. Здесь автор, «вы­бивая» квартиру для внука в 1987 г., пишет:

«Нет товарищи у нас же не Капиталистическая страна, у нас должны быть сознательные люди можить надо делать какие ис- хождения, копь выставите такой вопрос самовольно. Он Комсомо­ лец да еще допризывник. У меня лопается терпения. Я не гений и не борец за власть советов, а простая женщина которых воспитала 2вух сыновей и в током гори тем более ыновей, а теперь у них сыно- вя уже 5 Мущин которые нужны стране защищать наши рубежы»,*

Если использовать нарративный подход к интерпретации данного текста, то аргументы, которые приводит Е.Киселева, обращаясь к властям, дают возможность понять, какие «боль­шие нарративы» были в ходу в советском обществе. Так, фраг­мент «Нет товарищи у нас же не Капиталистическая страна» говорит об идеологеме заботы о каждом труженике, каждом «простом» человеке, которая циркулировала тогда в СССР. Очень интересны и те доводы, которые она приводит, чтобы убедить «начальников»: «Он Комсомолец да еще допризывник» и далее продолжает: «У них сыновя уже 5 Мущин которые нужны стране защищать наши рубежы». Здесь явная демонстрация, с одной стороны, лояльности к советскому государству — «он Комсомолец», которая свидетельствует о норме: благами госуда­рства должны прежде всего пользоваться «проверенные», вер­ные коммунистическим идеалам люди. С другой стороны — здесь апелляция и к другой норме: защита советского государ­ства — святое дело для каждого настоящего мужчины.

' Козлова Н ., Сандомирская И . «Наивное письмо» и произво­дители нормы // Вопросы социологии. 1996. Вып. 7. С. 177. В данном отрывке сохранены пунктуация и орфография автора.


136


Часть I ' Методологические основания


Тема 4 • Основные черты качественного подхода


137


 


4. Языки результата качественного исследования

4.1. Образы результата исследования

Язык результата классического социологического исследования (прежде всего фундаментального) — это язык те­оретических понятий и математики, где математика, являясь способом доказательства выдвинутой теоретической гипотезы, «участвует» и в представлении результатов исследования, по крайней мере на уровне «проверки» гипотезы-следствия.

Язык результата качественного исследования не однозначен. Это происходит потому, что в сообществе социологов-качест-венников существуют различные представления о том, что счи­тать итогом такого исследования, разные его образы. Не слу­чайно английская исследовательница К.Панч, подчеркивая огромное разнообразие исследовательских тактик, представле­ний о результатах, конкретных методах сбора и анализа дан­ных, называет понятие «качественное исследование» «зонтич­ным» термином, «покрывающим» достаточно разнообразную область исследовательских практик1.

Сегодня считается, что итогом исследования может быть и теоретическая концепция, и комментарий к «сырым» дан­ным, и плотное «насыщенное» описание, максимально приближенное к языку информанта, и даже сам текст ин­тервью, дневника, полевых заметок в своем первозданном виде.

Различие в образах результата достаточно принципиально, т.к. определяет существенные моменты любого исследования: способы обработки первичных данных (или решение о том, де­лать ли вообще обработку); язык и жанр готового продукта и, наконец, подходы к оценке его качества.

Здесь, на наш взгляд, можно выделить четыре позиции.

Первая — ориентация на производство теоретического зна­ ния. Сторонники такого подхода в социологии, ведущей свое начало еще от Макса Вебера (Д.Силвермен, З.Бауман, А.Стра-

' Punch K.F. Op.-cit. P. 244.


усе, Д.Берто и др.) рассматривают качественную социологию скорее как определенную (не нововременную) форму научного зна­ ния. Это как раз то научное или стремящееся к научности нап­равление, о котором мы говорили ранее.

Вторая —- ориентация на обобщение первичных данных в форме комментариев. Итогом здесь является не теория, но «история», по выражению ВДильтея, т.е. интерпретативная версия исследователя, не «дотягивающая» до уровня целостной теории.

Третья — ориентация на глубокое погружение в естест­венную сеть событий с целью «засвидетельствовать» изуча­емые жизненные меры людей, ситуации, в которые они «по­гружены». Такая ориентация характерна для собственно гуманистического направления, о котором мы говорили ранее. Главная задача при этом — накапливать «знание из первых рук». Готовым продуктом здесь выступает простое тонкое ( thin ) описание и «плотное», насыщенное ( thick ).' По мнению Н.Дензина, современного американского социолога^ прос­тое «тонкое» описание есть просто перечисление фактов, со­бытий. Насыщенное же «плотное» описание — это всегда полное и всестороннее описание изучаемого социального явления. Оно включает помимо описания фактов еще и описание ряда других элементов:

— социального контекста;

— намерений субъекта;

— развития явления.

Важно подчеркнуть, что «плотное» описание максимально представляет позицию информанта (интерпретация исследова­теля здесь присутствует в минимальной степени). Кроме того, часто это — укрупнение простого описания, текста, его «свер­тывание».

1 Авторство в изобретении терминов тонкое и насыщенное ( плотное ) описание принадлежит Клиогороу Гиртцу — см.: Geerts CI . Thick Description. Towads an Interpretive Theory of Culture // Emersen R.U. Contemporary Feid Research Perspectives and Formulations. Los Angeles: University of California, 2001. P. 55.

1 Denzin N. and Lincoln Y. Handbook of Qualitative Research. P. 411.


     
 


138

Часть ! • Методологические основания

Четвертая — ориентация на представление изучаемого яв­ления с помощью языка художественного произведения {соб­ ственно постмодернистское или артнаправление). Итогом тако­го типа исследования может быть метафорическое эссе, по языку и стилю приближающееся к жанрам литературного твор­чества: художественный роман, притча и т.д.

4.2. Язык результата научно ориентированного исследования

Большинство социологов сегодня полагает, что ито­ гом качественного социологического исследования должно быть теоретическое знание, представляющее собой определен­ную взаимосвязь понятий, «далеких от опыта», по выражению К-Гиртца'. Они-то и составляют собственно язык науки, язык, на котором говорят специалисты. Конечно, это не универсаль­ные теоретические обобщения, описывающие или объясняю­щие социальный универсум: качественная социология, как мы уже говорили, не претендует на глобальные обобщения. Ее перспектива — микропроцессы, взаимодействия, происходя­щие в повседневной жизни. Отсюда и нацеленность качествен­ного исследования на эмпирические обобщения или мини-теории как его результат. Здесь первая часть слова «мини» указывает на масштаб обобщений, значительно меньший, чем в классичес­ком социологическом исследовании. Вместе с тем такой под­ход содержит серьезную проблему: теоретическое знание, по­лученное по итогам качественного исследования, с одной стороны, неизбежно обременено «здравым смыслом», с другой — как научное, должно быть отделено от него.

Действительно, сам фокус исследования в рамках качест­венного подхода, акцент на изучении повседневного опыта, который социолог разделяет вместе с изучаемыми людьми, соз­дает проблему специфики тех теоретических понятии, которые используются для представления результатов исследования. В самом деле, явления, которые наблюдают и обобщают физи­ки и астрономы, открываются им «в невинном первозданном


Тема 4 • Основные черты качественного подхода                                   139

виде, необработанными, свободными от ярлыков и готовых определен и й».' Они ждут, пока физик или астроном не даст им название, не определит их место среди других явлений, не придаст им значение. Но изучаемые социологами человечес­кие действия и взаимодействия уже были названы и обдуманы, пусть недостаточно связно и внятно, самими действующими лицами еще до того, как социолог приступил к их изучению, уже были наделены ими смыслами и значениями. Поэтому соци­ологи, которым всегда суждено находиться по обе стороны то­ го опыта, который они стремятся понять, — т.е. быть вне его и внутри одновременно, описывая те же самые объекты, — мо­гут пользоваться одним и тем же языком. «Какое бы социоло­гическое понятие мы ни взяли, — полагает З.Бауман, — оно всегда будет отягощено значениями (смыслами), данными ему обыденным знанием и здравым смыслом простых лю­дей»2.

Более того, ориентируясь на изучение социального явления с точки зрения действующего лица, качественная социология обречена на использование понятий, «нагруженных» здравым смыслом, чего нельзя сказать о классической социологии, как правило, «не впускающей» обыденное знание в свои «владе­ния», — она считает его ложным, «неправильным», содержа­щим ошибки.

Вместе с тем ориентация на научный идеал, хотя и в другой его форме, на производство упорядоченной совокупности знания требует размежевания со здравым смыслом, как с донаучным, повседневным знанием.

Язык результата такого научно ориентированного качествен­ного исследования — это язык теоретических понятий, «сцеп­ ленных» в единую цельную мини-концепцию. Сами термины эти большей частью берутся «взаймы» из числа уже имеющихся в ар­ сенале социологии, что вполне оправданно: они понимаемы и приняты в научном сообществе. Последнее очень важно, потому что новое теоретическое знание, полученное в ходе


1 Бауман 3. Мыслить социологически. М.: Аспект-Пресс, 1996. С.16.


' Гиргц К . Указ. соч. С. 91.


!Тамже.С. 17.


140


Часть I • Методологические основания


Тема 4 • Основные черты качественного подхода


141


 


качественного исследования, рассчитано прежде всего на спе­ циалистов, на их восприятие и оценку. С другой стороны, по­нятия могут быть и принципиально новыми, впервые вводи­мыми в научный оборот, правда, им предстоит, как правило, довольно трудный путь легитимации (признания «законны­ми») в языке науки1.

В целом реальное существование этого принципиального подхода достаточно сложно: с одной стороны, возникает спра­ведливое опасение, что социолог опять окажется «в плену уду­шающих абстракций, оторванных от реального опыта инфор­мантов»1. Да и сами эти теоретические конструкты так нагружены различными, порой противоположными смысла­ми, сформировавшимися за годы существования науки, что их использование не столько облегчает понимание специалиста­ми конкретного «случая», в котором «отлита» социальность, сколько затрудняет это понимание.

С другой стороны, понятно, что элементарное простое описание бесконечно рассеяно. Оно запутывается в переплете­ниях тысяч и тысяч противоречивых обстоятельств и связей. Понятно также, что «выйти» за границы конкретного текста, «вписать отдельный случай» в сложную многогранную соци­альную реальность, «схватить» типическое в индивидуальном можно прежде всего на теоретическом языке.





































Дата: 2019-07-24, просмотров: 199.