- Принудительное объединение в сельскохозяйственные артели большинства
сельского населения.

Уполномоченные во имя быстрой коллективизации обещали вступающим в колхозы невиданные блага, запугивали раскулачиванием и другими страшными карами, заставляли вступать в артели под дулом нагана, сажали под арест невиновных людей, прибегали к помощи ОГПУ и т.д.

- Обобществление основных, а зачастую и всех, средств производства и инвентаря вступающих в колхозы.

Во время гонки за максимальными темпами сплошной коллективизации конца 1929 -начала 1930 гг. повсеместно наблюдается стремление коллективизаторов обобществить наибольшее количество имущества вступающих в колхозы. Сплошь и рядом отмечались случаи обобществления всего скота, домашней птицы, построек и т.д. Инициатором этого процесса, как сейчас уже доподлинно установлено, был, конечно, центр, а не местные проводники его курса. К примеру, директива Колхозцентра СССР в декабре 1929 г. обязывала добиться в районах сплошной коллективизации обобществления рабочего скота и коров на 100%, свиней - на 80%, овец - на 60%. Только после мартовского (1930) отлива колхозной волны устанавливаются лимиты, предусматривающие обобществление именно основных средств производства вступающих в колхозы.

- Экономическое давление на единоличников и зажиточных крестьян.

Утвержденный 15 декабря 1928 г. закон "Общие начала землепользования и землеустройства" предоставлял преимущественное право на получение земли кооперативам, беднякам и середнякам. Для них же предназначались лучшие земли. Кулакам запрещалось сдавать землю в аренду, арендованные земли изымались; у тех, кто вел хозяйство основываясь только на наемном труде, земля изымалась полностью.

Экономическая самостоятельность пресекалась и запретами свободной торговли. Уже во время хлебозаготовительной кампании 1927/28 хоз. г. достаточно широко применялась ст. 107 УК РСФСР, каравшая как спекулянтов крестьян, вывозивших зерно на рынок. Осенью 1929 г. наряду с ней применяется ст.61 УК РСФСР, грозившая злостно уклонявшимся от государственных заданий натуральным штрафом в пятикратном размере, распродажей имущества и тюрьмой.

В 1928-1929 гг. трактора и другие сложные машины выкупаются, а иногда и конфисковываются у зажиточных крестьян в принудительном порядке. Ограничивается кредитование "крепких" крестьян, они вытесняются из кооперации.

Налоговый пресс на зажиточные слои, а после их раскулачивания на единоличников постоянно усиливался. Увеличивались и нормы обязательных поставок государству, устанавливаемые со значительным превышением норм колхозников. Неуплата налогов вела к конфискации имущества, а уплата влекла за собой разорительное повышение налогообложения в следующем году, часто в 1,5-2 раза. Избежать банкротства в этих налоговых тисках возможности не было. Наиболее дальновидные продавали свои пожитки и бежали в город.

- Государственная помощь колхозам.

Государственную помощь колхозам, вероятно, можно рассматривать только в разрезе выявления соотношения с единоличным сектором, поскольку, по большому счету, приходится говорить не о государственной помощи колхозам, а о содержании государства за их счет. Однако нельзя не обратить внимание на государственную поддержку колхозов в ущерб остальной деревне. Оставшиеся за пределами колхозов не могли рассчитывать на государственные кредиты, на получение техники. Колхозы получали лучшие земли и пониженные, по сравнению с единоличниками, налоговые ставки.

Уделяет государство внимание и техническому перевооружению деревни (пусть несвоевременно и не в полном объеме). За годы первой пятилетки деревня получила 100 тыс. тракторов и 10 тыс. зерновых комбайнов. Правда, нельзя сказать, что это количество могло удовлетворить нужды колхозников: на 1 трактор приходилось 2 колхоза. В дальнейшем техническая оснащенность деревни еще более возросла. За 1933-1937 гг. число тракторов увеличилось со 148 тыс. до 561 тыс. В 1940 г. насчитывалось уже 684 тыс. тракторов, 182 тыс. зерноуборочных комбайнов, 228 тыс. грузовых автомобилей. Механизация села не могла не отразиться на производственных показателях. Производительность труда в сельском хозяйстве превысила уровень 1928 г. на 15%.

- Лишение избирательных прав.

Ущемление зажиточных деревенских слоев путем лишения избирательных прав стало применяться сравнительно рано (если не иметь здесь в виду ограничения первых лет советской власти). Уже в начале 1927 г. директива ЦК ВКП(б) предусматривала лишение избирательных прав 3-4% сельских жителей. Всего в ходе коллективизации избирательных прав лишилось не менее 15% крестьян. За лишением избирательных прав, как правило, следовали другие политические и экономические притеснения. "Лишенцы" получали землю для трудового использования в последнюю очередь, они становились очевидными кандидатами на раскулачивание и т.д. Кроме того, "лишенцы" утрачивали право решающего голоса на сельских сходах и право избираться в органы общинного самоуправления.

- Раскулачивание и высылка на спецпоселение.

По данным правительственных органов в 1927 г. удельный вес кулаков составлял около 4% крестьянских хозяйств (из общего их числа 25-26 млн.). Им принадлежали 15% посевов и 11,2% рабочего скота. Число кулаков было значительно преувеличено прежде всего в фискальных целях - с них взимался повышенный налог. С кулаком-мироедом было покончено уже в годы гражданской войны. Небольшое количество крестьян, использовавших наемный труд в 1924-1928 гг., можно было с определенными оговорками назвать кулаками. Однако после запрещения наемного труда о существовании этой социальной группы говорить уже не приходится. Анализ официальной документации показывает, что в 1929 г. группа "кулачества" выделялась на основании не социальных, а имущественных критериев. Согласно Постановлению СНК СССР от 21 мая 1929 г. в кулаки можно было зачислить и тех, кто систематически применял наемный труд с целью его эксплуатации (таких в то время практически не оставалось), и тех, кто владел мельницей, крупорушкой или маслобойней, и тех, кто сдавал помещения в аренду, и даже служителей культа, как обладателей нетрудовых доходов.

Практическое осуществление раскулачивания начинается уже с января 1930 г., до принятия официальных правительственных решений по этому вопросу, сразу вслед за выступлением Сталина 27 декабря 1929 г., на котором он выдвинул лозунг ликвидации кулачества как класса, и постановлением ЦК ВКП(б) 5 января 1930 г., сделавшим этот лозунг партийной директивой.

Секретная комиссия ЦК ВКП(б) разделила кулаков на 3 категории. В первую зачислялось 63 тыс. хозяйств "контрреволюционного кулацкого актива". 150 тыс. хозяйств было отнесено ко второй категории кулаков, которые не оказали активного сопротивления советской власти, но, тем не менее, являлись "в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали контрреволюции". Обе категории кулаков подлежали аресту с конфискацией имущества и выселению в отдаленные районы. Кулаки третьей категории, признанные "лояльными по отношению к советской власти", переселялись на необработанные земли в пределах своих областей.

«Первая волна переселений» раскулаченных в малообжитые и труднодоступные места не была подкреплена заботой об обустройстве людей в новых местах и созданием для них нормальных условий труда. Зачастую практиковалось выселение "под березку", при отсутствии у людей необходимой одежды и инвентаря. Поэтому значительная часть переселенцев погибла.

Второй этап массового раскулачивания и депортаций начинается осенью 1930 г., но приобретает организованность и размах весной 1931 г. На этом этапе специальные партийные и государственные комиссии тщательно следили за распределением и "хозяйственным использованием" спецпереселенцев, бережнее относятся к рабочей силе, хотя и на этом этапе фактов неудовлетворительного расселения и снабжения спецпереселенцев более чем достаточно. Поскольку советские и хозяйственные организации, использовавшие труд спецпереселенцев явно не справлялись с решением комплекса задач по их обустройству, 20 мая 1931 г. хозяйственное и административное устройство спецпереселенцев было возложено на ОГПУ, которое достаточно быстро поставило дело на широкую ногу и смогло навести минимальный порядок. Уже в скором времени ОГПУ начнет применять труд больших масс спецпереселенцев на гигантских стройках первых пятилеток, вроде Беломорканала. Расселялись переселенцы, как правило, в спецпоселках, которые в большинстве случаев сами и строили. Покидать спецпоселки без разрешения коменданта запрещалось, работать приходилось на тех объектах, куда направят. Побег или отказ от работы более трех раз карался направлением в исправительно-трудовые лагеря. Формально для спецпереселенцев устанавливались те же нормы снабжения, что и для прочих рабочих. На деле они обеспечивались необходимыми продуктами и товарами в последнюю очередь. Зарплата для поселенцев устанавливалась такая же, как и для всех. Однако 25% ее они должны были отчислять ОГПУ на собственное обустройство, охрану и т.д. (впоследствии эта норма была сокращена до 15%). Получение качественного образования, медицинского обслуживания, возможности воспользоваться другими социальными программами, на которые отчислялись средства из зарплаты спецпереселенцев в государственный бюджет, также были ограничены по сравнению с остальными трудящимися.

В целом раскулачиванию подверглось не менее 1 млн. крестьянских хозяйств (5-6 млн. чел.), что значительно превысило даже официально признанное количество "кулацких" дворов. Нетрудно догадаться, что в их число попало огромное количество середняцких хозяйств. Кроме того, раскулачивались все каким-либо образом противившиеся коллективизации, независимо от имущественного положения, как "подкулачники".

Более трети раскулаченных в 1930-1933 гг. (2140 тыс. чел.) было депортировано. Всего до начала Великой Отечественной войны подверглось выселению около 4 млн. человек. Более 800 тыс. из них умерло за эти годы от голода и болезней, примерно столько же бежало от невыносимых условий спецссылки, многие из них также погибли.

- Мобилизация рабочих для руководства коллективизацией.

В целях успешного проведения коллективизации по партийной директиве на село было мобилизовано 25 тыс. промышленных рабочих, в основном, коммунистов Как правило, они рекомендовались на посты председателей организуемых колхозов. Так искусственным образом создавалась нужная власти социальная и политическая опора в деревне, где к концу двадцатых партийные организации были еще чрезвычайно слабы. Заставить самих крестьян ради мифических благ в будущем ломать традиционный хозяйственный уклад, в массовом порядке применять насилие против своих односельчан, беспрекословно выполнять директивы центра, зачастую подрывающие хозяйство, вряд ли представлялось возможным. Рабочие-коммунисты выглядели более подходящим материалом для проведения партийного курса. Большинство из них плохо знало деревню, их не связывали с сельчанами родственные и соседские отношения, крестьянство рассматривалось зачастую как объект для подчинения пролетарской диктатуре, приказы партии, чья мудрость сомнений большинства двадцатипятитысячников не вызывала, принимались к безоговорочному исполнению.

- Разжигание классовой борьбы в деревне.

В поиске социальной опоры нового курса большевистские вожди использовали испытанные еще в годы гражданской войны методы разжигания классовой борьбы в деревне. Комбедовский опыт использовался на новый лад. Сделав ставку на бедняков и противопоставив их середняцко-зажиточным слоям власти убивали сразу двух зайцев: получали более-менее массовую базу для своих преобразований и ослабляли сопротивление крестьянства, раскалывая его. Мало того, что у бедняков имелась объективная заинтересованность в коллективизации: объединяя свои хозяйства с более зажиточными они выигрывали. Бедняки получали целый ряд имущественных льгот при вступлении в колхоз, именно они, как правило, составляли костяк правлений колхозов. Коммунистические правители еще и разжигали низменные инстинкты бедноты, оставляя за инициаторами раскулачивания значительную часть имущества своих жертв.

- Введение жестоких наказаний за покушения на колхозную собственность.

7 августа 1932 г. ЦИК и СНК с подачи Сталина приняли закон "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности", вошедший в память народа как "закон о пяти колосках". Он устанавливал жесточайшие кары в виде лишения свободы, как минимум на 10 лет, и расстрела за ничтожные хищения, вроде колосков и т.п. Хотя в законе упоминалась и социалистическая собственность, острие его, вне всякого сомнения, было направлено против голодающих крестьян, при помощи "хищений" спасающихся от смерти. Только за 5 месяцев 1932 г. на основании этого закона было осуждено 55 тыс. человек, из них 2,1 тыс. - к расстрелу.

- Репрессии за любое противодействие официальному курсу на коллективизацию.

В распоряжении властей имелся широкий арсенал репрессивных средств против тех, кто не желал отведать прелестей колхозной жизни и проявлявших какое-либо недовольство коллективизацией от раскулачивания и лишения избирательных прав до уголовного преследования за "антисоветскую пропаганду" или другие контрреволюционные преступления.

К противодействию приравнивалось и недостаточное рвение в выполнении государственных поставок продовольствия. Поэтому репрессиям в целом ряде случаев подвергались весьма деятельные проводники партийного курса Причиной их опалы становилось то, что они не утратили еще разума и минимальное чувство сострадания, а потому не были готовы изымать у крестьян последнее. Только за 1932 г. 36% председателей колхозов освобождаются от должности с обвинениями в саботаже хлебозаготовок.