3.5.1. Собирание кланов

Местные и региональные власти не сидели праздно, наблюдая за тем, как развивается забастовка. Достаточно скоро обозначилась установка партийных органов на то, что партия, профсоюз и государственные органы должны полностью признать справедливость и законность требований рабочих, не угрожая никакими карательными мерами (даже снижением зарплаты за дни забастовки); угрозы в адрес членов партии, принимающих участие в забастовке, были забыты. Региональные партийные, профсоюзные и административные руководители сопровождали Щадова и позднее партийно-правительственную комиссию, куда бы те ни шли. Профсоюзы немедленно включились в действие, обеспечивая питание рабочих, местная администрация предоставляла забастовщикам помещения, телефоны и усилительные системы для митингов на площадях, парторганизации сотрудничали с забастовщиками в составлении требований и вели интенсивную пропагандистскую работу. «Ответственные работники аппарата обкома КПСС во всех шахтерских городах области участвуют в митингах, встречаются с руководителями стачечных комитетов, беседуют с трудящимися, помогают партийным комитетам, городским и многотиражным газетам в оценке ситуации, постоянно информируют обком КПСС» (15 июля, Лопатин, 1993: 80). Однако местные власти были весьма обеспокоены сложившейся ситуацией., 15 июля обком, облисполком, облсовпроф и обком комсомола издали совместное заявление, поддерживавшее заявление междуреченского забастовочного комитета об окончании забастовки, так как «ее дальнейшее продолжение может вывести ситуацию из-под контроля и повлечь за собой непредсказуемые последствия» (Труд. 1989. 16 июля ).

В первую очередь было необходимо держать движение под контролем и вернуть рабочих на работу. Щадов, неустанно переезжая с места на место, безуспешно пытался вести переговоры с рабочими на площадях, бастующие становились все более нетерпимыми ко всем аргументам, которые он приводил. Методом взятия ситуации под контроль, как и в Междуреченске, было отделение лидеров забастовочных комитетов от масс рабочих и вовлечение их в быстрые переговоры. Более того, если эскалацию требований удавалось приостановить, приоритетом становилась вовлечение забастовочных комитетов в переговоры на региональном уровне с управляемым набором требований. Наилучшую возможность сделать это имели кланы местной номенклатуры.

Наиболее могущественные кланы находились в Прокопьевске и Киселевске, их лидеры были очень близки к Щадову и имели лучшие контакты в Москве, но, как выяснилось, имели мощную поддержку и снизу. Как мы уже видели, Михаил Найдов – глава прокопьевского клана, директор «Прокопьевскугля» – был избран в качестве посредника рабочими Междуреченска и заявил, что сам написал требования прокопьевских забастовщиков. не. Однако поначалу Найдов был встречен с гневом и недоверием рабочими на площади Победы в Прокопьевске. Обязанность взять движение под контроль пала на младшего члена клана Теймураза Авалиани, народного депутата Верховного Совета СССР и заместителя директора по капитальному строительству в ведомстве «Кузбассугля», избранного председателем регионального забастовочного комитета[47]. Давнишний соратник Авалиани Вячеслав Шарипов, к бывший к тому же его зятем, стал председателем Независимого профсоюза угольщиков Кузбасса,[48]. Так же, как Найдов и Михаил Кислюк, главный экономист разреза «Черниговский» в Кемерово, он закончил техникум, готовящий кадры для угольной промышленности[49].

3.5.2. Создание регионального

забастовочного комитета

Первоначальной целью было создание комитета, с которым власти могут вести переговоры. По словам Асланиди, было две безуспешных попытки свести вместе различные городские забастовочные комитеты, предпринятые кланом новокузнецкой номенклатуры. Третья попытка была инициирована Прокопьевском и значительно лучше организована.

14 июля от Прокопьевского забастовочного комитета в Кемеровский обком КПСС была отправлена любопытная телеграмма, оповещавшая все трудовые коллективы области о том, что прокопьевские шахтеры бастуют, и приглашавшая забастовочные комитеты других городов встретиться в Прокопьевске в 16 часов в этот же день. Любопытно то, что телеграмма была подписана не руководителями городского забастовочного комитета, организованного днем раньше, а В.М.Ильиным С.П.Великановым и А.Г. Ширинских (Лопатин, 1993: 41). Виктора Михайловича Ильина с трудом можно назвать рядовым шахтером – он был директором Прокопьевского предприятия горно-шахтного оборудования. Не был он и забастовщиком – его предприятие уже перешло на арендный подряд и присоединилось к забастовке позже; кроме того, он не пользовался доверием со стороны рабочих – ему не дали слова на площади Победы, т.к. его предприятие не присоединилось на тот момент к забастовке. Однако, как и Авалиани, он был народным депутатом СССР[50].

Прошел еще один день, прежде чем шахтерские представители собрались в Прокопьевске, гонцы откуда были направлены на все бастовавшие шахты и в города, чтобы проинформировать о собрании[51]. Комитеты городов на юге Кузбасса услышали о собрании, когда прокопьевские связные прибыли во дворец культуры им.Маяковского в Новокузнецке, где они вели переговоры с угольным объединением Южного Кузбасса, и решили делегировать по пять человек от каждого города в Прокопьевск.

Делегаты собрались в Прокопьевске вечером 15 июля, но в первый день не успели сделать ничего, кроме определения квоты представительства в региональном комитете – про два человека от каждого города, по одному – от каждого угольного поселка и два от шахтерской спасательной службы[52]. Делегаты вернулись в свои города и собрали требования, чтобы на следующий день снова поехать в Прокопьевск[53].

16 июля в 17 часов делегаты собрались в Прокопьевске для обсуждения своих требования; на собрание пришло несколько сот человек, сидевших отдельными делегациями[54]. Теоретически всем представителям официальных властных структур, в том числе Щадову, не было позволено участвовать в собрании, хотя журналисты были допущены. Однако Найдов, Ильин, Авалиани и Коровицын, глава областного комитета профсоюза, были не только допущены в зал, но и играли ведущую роль в дискуссиях; Лютенко, председатель облисполкома, хоть и был негативно принят залом, имел возможность поставить три вопроса от микрофона.

Сначала собрание было хаотичным. Руководивший им Рудольф предложил разделить требования на две группы (всекузбасских и местных). Он предложил взять за основу наиболее проработанные и обобщенные прокопьевские требования, поскольку над ними в течение некоторого времени уже работали с министром и его командой и Щадов уже представил их в Москву. Однако Новокузнецк предложил на обсуждение свой список, и в действительности обсуждались требования из обоих списков. Было много шума и криков, и Рудольф попросил собрание разрешить ему хотя бы зачитать требования. В этот момент Лютенко начал задавать свои вопросы, вызвавшие еще больший шум[55].

Асланиди предложил организовать региональный забастовочный комитет, чтобы удалиться и обсудить вопросы тихо, но собрание продолжалось, и Рудольфу в конце концов удалось зачитать первое требование Прокопьевска. Первым пунктом этих требований была экономическая независимость шахт и повышение оптовых цен на уголь в соответствии с ценой на мировом рынке. Разразилась длительная дискуссия; главный экономист шахты «Кузнецкая» в Ленинск-Кузнецком пытался убедить в том, что не все шахты хотят независимости, и что вопрос должен быть решен рабочим коллективом. Голиков утверждал, что шахты в первую очередь должны получить независимость, а потом уже объединяться, если им это захочется.

Жаркая дискуссия продолжалась больше часа. Все это время Юрий Рудольф стоял у доски, на которой была написана только одна цифра «1»; никакого соглашения не смогли достичь даже по первому пункту, и Рудольф, который уже потерял голос, мог только сипеть в микрофон. Люди все больше и больше разочаровывались и чувствовали, что все это – пустая трата времени. Однако Анатолий Малыхин вышел вперед и сказал: «Зачем изобретать колесо?» и представил Вячеслава Голикова, с которым познакомился в Междуреченске. Малыхин начал зачитывать требования г.Березовского, начиная с пункта о том, что трудовой коллектив должен сам определять форму собственности, и Голиков каждый раз вставал, чтобы из зала разъяснить суть требований сохранения прибыли шахтами при выплате государству фиксированного налога, сохранении части заработанных на экспорте средств. Кто-то из зала спросил, почему все крутятся вокруг этого, когда реальные вопросы касаются зарплаты, пенсии и снабжения, но ему ответили, что первая группа требований более важна, так как покрывает большую часть остальных.

В конце концов, кто-то предложил Голикову выйти на трибуну вместо того, чтобы постоянно вскакивать и садиться, после чего он раздал листовки со списком требований Березовского и присоединился к Рудольфу. В то же время Лютенко был изгнан из зала (Наша газета. 1990. 30 окт.). Малыхин предложил вместо требований Прокопьевска принять за основу требования Березовского[56].

Дискуссия продолжалась долго, с бесконечными разногласиями и незначительным прогрессом, и через 4 часа дошла только до четвертого пункта. Затем некоторые предложили обсудить технические вопросы с экономистами. Авалиани, который действительно был экономистом, начал говорить. Он сказал, что считает наиболее важным выбрать региональный комитет, который сможет начать работу, на что понадобится около 2 недель, и, когда он рассортирует все требования, он сможет начать переговоры с правительством[57]. Рудольф согласился, что собрание нужно посвятить вопросам, которые находятся в компетенции собравшихся. Кто-то из ИТР выступил в поддержку этого предложения, не согласившись, однако, что это технические вопросы, и высказал идею о том, что забастовка должна быть прекращена на время обобщения требований и ведения переговоров и возобновлена в том случае, если правительство не согласится с требованиями рабочих. Однако это предложение было встречено несогласием зала и площади, где транслировалась дискуссия – «Мы хотим удовлетворения наших требований, остальные вопросы – для специалистов». Было решено определить немедленные требования, которые могут быть решены министром, начиная с дополнительных выплат за вечерние и ночные смены (хотя Щадов уже выделил на это деньги) и повышения региональных коэффициентов и обеспечения жилья в соответствии с московскими нормами (но эти вопросы не находились в компетенции Щадова).

Затем Рудольф пригласил выступать Селезнева, прокурора области. Тот сообщил, что поручил всем местным правоохранительным органам оказывать забастовщикам поддержку. Селезнев также заявил, что на первом этапе рабочие не доверяли всем чиновникам из партаппарата, профсоюзов и администрации, и на то были причины, но со временем поняли, что не все они плохие, и недоверие смягчилось. В самый разгар событий в Прокопьевске работники требовали переизбрания Найдова и выражали недоверие профсоюзу, но Найдов и Коровицын встали на сторону бастующих, и отношение к ним изменилось.

Следом за прокурором выступал народный депутат Ильин, предложивший избрать комитет из представителей городов, который бы потом мог спокойно работать. Комитет должен сгруппировать требования таким образом, чтобы один список был для правительства, другой – для угольного министерства, третий – для министерства здравоохранения и т.д. «Нам не нужна полемика и голосование, мы должны это проработать».

Затем на сцену вышел Найдов. Он ошеломил аудиторию, объявив о грядущем приезде объединенной партийно-правительственно-профсоюзной комиссии из Москвы, после чего начал излагать свою позицию:

«Нужно доводить до конца. Если это случилось, оно должно дать нам результат, и надолго. И не половинчатый результат. Вы вспомните, ведь поднятые сейчас вами проблемы, многие из них, и раньше поднимались обкомом, облисполкомом, нами. А что толку? Сколько раз срывались постановления ЦК КПСС и Совмина, касающиеся социального развития края! Николай Иванович Рыжков, вы знаете, был в марте в Прокопьевске и ужасался тому, как мы здесь живем, а результата опять нет. Нам недегко ставить эти вопросы, всегда есть возможности нас одернуть, заткнуть рот. С вами – другое дело. Сейчас нужно вести диалог с комиссией, которая приедет, - и не от имени объединений или там председателя облисполкома, а от вашего имени, от избранного вами областного стачечного комитета. Я все же считаю, надо дать комитету полномочия, чтобы в день приезда комиссии прекратить забастовку, а если комиссия не решит вопросов, вы сможете вновь бастовать…» (Костюковский, 1990: 71-3).

Выступавшим почти удалось склонить собрание к тому, чтобы согласиться на создание регионального забастовочного комитета и приостановку забастовки на время переговоров. Однако общее настроение было таково, что собрание отклонило все предложения о приостановке забастовки, заявив, что это будет неэффективно. Другим ключевым вопросом была отгрузка угля, и подавляющее большинство в зале хотело приостановить ее, но возразили делегаты от Ленинск-Кузнецкого, заявив, что они обязаны выполнять порядок вывоза угля, которым они расплачивались за здание больницы. В конце концов было решено передать вопрос об отгрузке угля на усмотрение городских забастовочных комитетов[58]. Собрание приступило к формированию регионального забастовочного комитета. Был долгий спор о том, сколько делегатов должно быть от каждого города (два или три) и что считать за город, после чего было решено 118 голосами против 65 брать по 2 делегата от каждого города. Затем состоялось обсуждение по поводу выплаты зарплаты и защиты прав членов комитета, и избирать ли комитет самим или отсылать в городские комитеты для назначения кандидатур. Окончательным было решение сформировать комитет сразу, а после перерыва представителям городов собраться вместе для обсуждения дальнейших действий[59]. Междуреченский делегат с шахты им.Ленина предложил пригласить Найдова возглавить комиссию по разработке требований, это предложение было твердо отклонено (хотя приняли решение пригласить Найдова в качестве консультанта). К тому времени позиции реальных и потенциальных лидеров регионального забастовочного комитета были определены. Найдов предложил перевести дальнейшую работу регионального забастовочного комитета в стоящий неподалеку Дом техники, аргументируя это тем, что тот имел большую вместимость и возможности для радиотрансляции. Так как делегатов прибыло больше, чем мог вместить в себя дворец культуры Артема, все согласились и начали дружно собираться. «Со сцены, – говорил позднее Найдов, – я внес предложение о переходе работы областного забастовочного комитета из ДК Артема в Дом техники. У меня был расчет, что пока мы идем из ДК в Дом техники (там 10 минут ходьбы через железнодорожную линию), я уговорю представителей городов избрать председателем Авалиани, а Рудольфа его заместителем. Рудольфа к тому времени я уже убедил и договорился с ним, что он сам внесет это предложение. Хотя я видел, что Рудольф страсть как рвался в председатели» (Лопатин, 1998: 454).

Областной забастовочный комитет был сформирован из 26 человек (22 от 11 городов, 2 от поселков, 2 от горноспасателей), хотя, по словам Асланиди, избранного от Осинников, не было никакого серьезного процесса назначения или выборов[60]. 14 человек были членами партии, двое – секретарями парткомов предприятий. Большинство (16 человек) – рабочие, но, конечно, наиболее активными из этих рабочих были люди со средним специальным и высшим образованием и, в некоторых случаях, богатым управленческим опытом. Вячеслав Голиков был избран от Березовского, но по состоянию здоровья вынужден был отклонить свою кандидатуру в пользу своего брата Геннадия; хотя позднее и Вячеслав вошел в состав Совета рабочих комитетов Кузбасса.

По окончании выборов Рудольф зачитал телеграмму от Горбачева и Рыжкова, сообщавшую о прибытии комиссии для обсуждения «вопросов социально-экономического развития региона» (Кузбасс. 1989.18 июля)[61].

3.5.3. Окончание забастовки

Собрание было приостановлено, и новоизбранный региональный забастовочный комитет удалился на закрытое заседание для доработки списка требований. Авалиани, бывший одним из представителей Киселевска, настаивал на том, что комитет должен избрать председателя; в конце концов, он и был избран на этот пост[62].

Комитет, в который входило несколько специалистов в роли консультантов, попытался рассортировать все требования, присланные из различных городов. По словам Асланиди, это был сумасшедший дом – две горы бумаги с требованиями; в одной – те, что ожидали проработки, в другой – рассмотренные. Авалиани просто отодвигал бумаги с требованиями, с которыми он был не согласен, безо всяких разговоров. Если требования принимали, их передавали машинистке для перепечатки. Был составлен список из 32 требований, к которым позже, когда прибыла комиссия, было добавлено еще 11 (возможно, основные требования администрации, по предположению Асланиди).

Комиссия прибыла в Кемерово в 2 часа дня 17 июля, и после короткого собрания в обкоме Слюньков выступил на площади. Комиссия предполагала вести переговоры с забастовщиками в Кемерово, но забастовочный комитет настоял, чтобы она приехала в Прокопьевск, опасаясь, что в Кемерово рабочих лидеров изолируют от шахтеров. Комиссия немедленно выехала в Прокопьевск и вечером прибыла на переговоры в зал горкома партии.

Комиссия полностью признавала законность шахтерских жалоб, хотя не соглашалась с тем, что сама забастовка была оправданной и необходимой, особенно после того, как они переданы правительственной комиссии. Требования самостоятельности соответствовали генеральному направлению перестройки[63].

В зале три члена комиссии сели в президиуме рядом с Авалиани, Рудольфом и Герольдом, представлявшими забастовщиков, в то время как остальные члены забастовочного комитета сидели в зале и слушали дискуссию[64]. Переговоры вел Авалиани при помощи большой команды консультантов, специалистов, экономистов и правоведов, которые находились в маленькой комнате около зала, так что, когда представители забастовочного комитета сталкивались с проблемами формулировки или решения вопросов, они обращались к консультантам, которые выступали в качестве еще одного фильтра требований бастующих. Поведение представителей комиссии было различным. Так, Слюньков пытался достигнуть компромисса, в то время как Воронин вел себя более хитро и осторожно и постоянно пытался отложить обсуждение, чтобы передать решение вопросов на рассмотрение следующего заседания Совета Министров. К 4 часам утра соглашение было достигнуто по 9 пунктам, и продолжение встречи было перенесено на более позднее время.

По словам Асланиди, наиболее активными участниками дискуссии с мест были представители Южного Кузбасса и горноспасатели. Очень скоро это стало шуткой: «Решить проблемы для всего населения Кузбасса, а также горноспасателей». Наиболее пассивными были представители Севера Кузбасса; создавалось впечатление, что в большинстве своем они были назначены администрацией.

Хотя переговоры начались, к забастовке присоединялось все больше и больше не угольных предприятий. 17 июля на транслируемом по телевидению объединенном заседании Верховного Совета и Совета по делам Национальностей В.Медиков, народный депутат из Новокузнецка, подготовил основу для следующей фазы забастовочного движения, заявив: «Это выступление мощное и высокоорганизованное, хотя возникло стихийно. Оно ведет страну не к разрухе, а к ускорению перестроечных процессов. Поэтому я полностью поддерживаю рабочих и жителей Кузбасса и прошу считать меня представителем постоянно действующего рабочего комитета в Верховном Совете. О том, что требования справедливые, свидетельствует то, что Минуглепром, Совет Министров, партийные и советские органы все эти требования приняли. Это не требования дать мясо и колбасу, как многие это пытались представить. Основное требование – дать самостоятельность и право решать самим свою судьбу, уйти от диктата московских и других бюрократов».

Медиков говорил о необходимости срочных выборов в местные советы, призвав выбирать активистов забастовки «в качестве ядра новых советов», но завершил выступление призывом закончить забастовку, предложив в качестве гарантов выполнения обещаний Верховный Совет, Конгресс народных депутатов и новый Совет Министров. Рыжков зачитал контрпродуктивную речь, заявив о большом количестве товаров, которые были посланы в Кузбасс, что вызвало только недоверие, потому что никто в Кузбассе их не видел (Костюковский, 1990: 78-9).

18 июля забастовка пошла на спад. Слюньков и Авалиани выступали на площади, и их речи передавались по областному радио, они заявляли об удовлетворении ходом и результатами переговоров и обещали, что после завершения работы в Прокопьевске комиссия посетит каждый город, чтобы рассмотреть его частные проблемы. В своей речи Авалиани попросил городской забастовочный комитет приостановить забастовку с третьей смены этого дня с предупреждением о ее возобновления в случае, если соглашение не будет достигнуто (Костюковский, 1990: 88-91).

Авалиани призывал к окончанию забастовки, но площадь в Прокопьевске была переполнена людьми как никогда раньше; толпа наводнила соседние улицы, и общим настроением были недоверие (как к правительству, так и к избранному рабочими комитету) и решимость продолжать забастовку. Члены регионального комитета объехали шахты, чтобы объяснить, что проблема решена, но в каждом городе это сообщение встречали недоверием, так как соглашение было достигнуто только по 9 пунктам и не было никаких гарантий его выполнения.

Киселевский комитет, уже переизбранный, решил продолжать забастовку, и лишь на следующий день общим решением она была остановлена. В Кемерово забастовочный комитет 19 голосами против 3 решил продолжать забастовку; в Ленинск-Кузнецком аналогичное решение было принято 13 голосами против 2. В Белово митинг на площади решил продолжать забастовку и потребовал, чтобы Горбачев сам приехал в Кузбасс. Рабочие Новокузнецка и Осинников также проголосовали за продолжение забастовки. В Березовском забастовочный комитет города в 8 часов вечера решил приостановить забастовку, но только после полуночи он добился согласия на это стоящих на площади рабочих. В Анжеро-Судженске городской комитет столкнулся с той же проблемой, приняв решение приостановить забастовку, в то время как ситуация оставалась напряженной, и члены комитета ходили по предприятиям, разъясняя это решение (Кузбасс. 1989. 19, 20 июля). Тем не менее пик забастовки в Кузбассе приходился на 17 июля, когда 158 предприятий и почти 180 000 рабочих бастовали, и к 21 июля все предприятия приступили к работе.

Комиссия подвела итоги своей работы, и поздним вечером 18 июля члены комиссии, а также Авалиани, Рудольф и Герольд от имени регионального забастовочного комитета подписали соглашение, состоящее из 35 пунктов. Соглашение с 9 дополнительными мерами, принятое неделей позже, стало основой Постановления № 608 Совета Министров, принятого 3 августа. 7 представителей рабочих коллективов страны вошли в состав правительственной комиссии для проверки выполнения постановления, хотя рабочие комитеты сами по себе не играли какой-либо роли в этом процессе.

Это было очень серьезной уступкой шахтерам. Соглашение подразумевало увеличение выплат и пособий, дополнительные выплаты за вечерние и ночные смены, рост региональных коэффициентов для всех рабочих, увеличение декретного отпуска, увеличение пенсий и пособий по инвалидности, единый выходной, оплату времени на передвижение от ствола шахты до забоя, увеличение отпусков, полную экономическую и юридическую самостоятельность шахт, региональное самофинансирование, реорганизацию объединений и разрешение различных форм собственности, увеличение областных и местных бюджетов, реформирование системы налогообложения прибыли, реформирование нормативных отношений между производительностью и заработной платой, право продавать сверхплановую продукцию за твердую валюту, рост внутренней цены с постепенным увеличением ее от 12 до 20 рублей за тонну с 20 июля[65], сокращение управленческого персонала и количества бумажной работы, улучшение снабжения, медицинского оборудования, ремонта и поддержания жилищных и коммунальных хозяйств, прекращение строительства Крапивинского водохранилища, оплату за время забастовки, оплату для членов забастовочного комитета, поддержку областного профсоюза в деле формирования групп контроля над распределением товаров и др., обещание не наказывать за участие в забастовке. Единственной обязанностью шахтеров было рассмотреть возможность роспуска забастовочных комитетов до 1 августа (Протокол, Лопатин, 1993: 68-73, от 17-18 июля). Дополнительные меры, в основном касавшиеся экологических вопросов, свободного времени и пенсий, были согласованы 22 июля.

Следуя соглашению с региональным комитетом, комиссия, сопровождаемая Мельниковым и Лютенко, отправилась по городам Кузбасса, чтобы обсудить местные требования, подготовленные в каждом месте. Так что в течение следующей недели процесс формулирования требований копировался одним городом у другого, хотя создавалось ощущение, что на местном уровне парткомы и администрация были по меньшей мере так же активны, как и забастовочные комитеты, в выдвижении требований и местная администрация видела шанс урвать немного власти, чего никогда раньше не случалось[66].

3.6. Последствия забастовки: