Помимо химических боеприпасов (18 — в снаряжении смертельными ОВ, 1 — в снаряжении ирритантом; табл.5), многочисленным гостям с Запада была продемонстрирована также и установка КУАСИ (КУХО), с помощью которой прямо при них был уничтожен боеприпас с зарином.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛА С.В.ПЕТРОВА:
«В каждом арсенале есть технические комплекты, которые обеспечивают безопасное уничтожение аварийного боеприпаса. Так, эти комплекты в 1987 году демонстрировались участникам переговоров в Женеве при показе советского химического арсенала… заинтересованные люди сидели всего лишь в пяти метрах от демонстрировавшейся установки, на которой разгерметизировалась 250-килограммовая бомба с зарядом. Естественно, что если бы это было опасно, мы бы этого делать не стали.»275
Открытым показом на полигоне, сопровождавшимся пропагандистскими залпами советских официальных газет — «Красной звезды», «Правды» и «Труда» — дело, однако, не ограничилось249-251. ЦК КПСС после обращения группы руководящих товарищей принял решение от 27 октября 1987 года149, после которого МИД в специальной шифровке советским послам и советским представителям радостно изложил событие: «На нашем показе присутствовало 45 иностранных делегаций, а также представители ООН, советские и иностранные средства массовой информации. Всего в Шиханы прибыло 136 иностранных гостей». В той шифровке излагался также и официальный взгляд на содержание демонстрации: «Участникам показа были представлены для ознакомления 19 типовых образцов химических боеприпасов, в том числе 10 образцов химических боеприпасов ствольной и реактивной артиллерии, 2 химические боевые части к тактическим ракетам, 6 образцов химических авиабомб и химических выливных приборов и образец химической гранаты. Были сообщены назначение и основные тактико-технические характеристики каждого образца, а также представлена информация о всех имеющихся на вооружении Советской Армии отравляющих веществах (смесь иприта с люизитом, вязкий люизит, зарин, вязкий зоман, ви-икс, вязкий ви-икс, си-эс)».
Данные действительно были изложены только лишь «основные». Гостям (военным атташе, разведчикам и прочим «независимым аналитикам») предстояло самим догадываться, что снаряд реактивной артиллерии калибра 140 ммв наполнении зарином был предназначен для одной из наследниц «катюш» (с учетом немецкого опыта) — системы залпового огня БМ-14, а калибра 240 мм- для другой наследницы (системы БМ-24; с учетом того же опыта). И о головных частях ракет в снаряжении советским V-газом им тоже предстояло догадываться самим: что калибр 540 ммпредназначался для тактических ракет «Луна-М» (по-западному, FROG-7B), а калибр 884 мм- для ракет Р-17 (по-западному, SCUD-B или SS-1; кстати, их реальный калибр не 884 мм, а 880 мм, да и назначение не тактическое, как сообщалось официально247, а оперативно-тактическое).
Что касается общей номенклатуры представленных образцов советских химических боеприпасов, то и тут вопросов у гостей было больше, чем у хозяев было заготовлено пристойных ответов.
В самом деле, помимо армейских гранат с «несмертельным» газом CS, гостям было показано лишь 18 видов химических боеприпасов в снаряжении смертельными ОВ, в том числе 6 типов боеприпасов в снаряжении кожно-нарывными ОВ (4 авиационных со смесью иприт-люизит и 2 артиллерийских в снаряжении вязким люизитом), 7 типов боеприпасов в снаряжении зарином (6 артиллерийских и 1 авиационный), один тип авиационного боеприпаса с вязким зоманом и 4 типа — в снаряжении V-газом и вязким V-газом.
Учитывая, что химических боеприпасов с люизитом и смесью иприта с люизитом на складах химоружия чрезвычайно мало, из продемонстрированного мировому сообществу реально к проблеме уничтожения химоружия имело лишь 12 типов — тех, что были снаряжены ФОВ. Да и среди них имелся перекос, очевидный любому специалисту, поскольку набор боеприпасов с зарином был достаточно обширный, а по зоману — более чем скупой (решился на выпуск трудного в производстве зомана только советский ВХК, так что было абсолютно нелогично не воспользоваться этим «боевым достижением»).
Можно поражаться дерзости высоких представителей советского ВХК, однако во время демонстрации образцов химоружия начальник химических войск генерал В.К.Пикалов и его заместитель генерал А.Д.Кунцевич объявили гостям совсем не то, что им предписывал ЦК КПСС. Отважные генералы сообщили, что показаны не типовые, авсе виды советских химических боеприпасов. Что и было официально протранслировано послушной советской прессой и очень шумно раскритиковано прессой западной. Так что не зря вскоре в секретном документе ЦК КПСС было с сожалением отмечено, что «некоторые комментарии носят явно недоброжелательный характер.»149
ИЗ ОТКРОВЕНИЙ
генерала В.К.Пикалова:
«Вопрос: Все ли типы боеприпасов были продемонстрированы минувшим утром?
Ответ: Мы показали все существующие средства доставки химического оружия.: ствольная и реактивная артиллерия, тактические ракеты, авиация, средства ближнего боя. Мы показали все имеющиеся у нас на вооружении ОВ и все химбоеприпасы.»250
Генерала А.Д.Кунцевича:
«Вечером, на брифинге, ведущий эксперт Министерства обороны СССР по химическому оружию Герой Социалистического Труда, член-корреспондент АН СССР генерал-лейтенант А.Кунцевич на вопрос, все ли состоящие на вооружении войск боеприпасы представлены на показе, дает утвердительный ответ: все.»249
«Возникает вопрос, все ли имеющиеся у нас на вооружении химические боеприпасы представлены на показе?
- Да, все,- заявил А.Д.Кунцевич.- За исключением аналогичных модифицированных образцов, имеющих незначительные отличия в устройстве и конструкционных материалах.»251
Однако других комментариев ждать не приходилось. Заявления советского химического генералитета были явным враньем. Кроме продемонстрированного военно-химического антиквариата, на вооружении и/или снабжении Советской Армии в 1987 году имелось множество иных гораздо более мощных и более современных видов химических боеприпасов, не подпадавших под показанный на полигоне в Шиханах типаж. И большинство не объявленных боеприпасов было снаряжено рецептурами с ФОВ второго поколения — не названным зоманом, названными вязким зоманом, а также советским V-газом.
Объясняться генералитету с американцами пришлось довольно скоро, так как в рамках выполнения Ваоймингского меморандума252 в 1989-1992 годах ему пришлось демонстрировать гораздо более широкий набор советских химических боеприпасов. Заодно генералитету пришлось заняться и таким увлекательным делом, как ведение отдельных списков — тех химбоеприпасов, что показывали мировому сообществу в Шиханах247, и тех, что показывали американцам в рамках выполнения I этапа Ваоймингского меморандума. И они оказались существенно различными. А американцам мучиться и прятать глаза от стыда не пришлось — у них список изначально был один и не очень длинный (табл.4)320.
В общем стоит раскрыть некоторые карты насчет советских химических боеприпасов, причем по двум направлениям. Во-первых, в отношении тех типов авиахимбоеприпасов, которые были показаны в 1987 году на химполигоне в Шиханах, официально доложены в Женеву247 и в дальнейшем… исчезли. Во-вторых, в отношении тех типов химбоеприпасов, которые не были показаны на полигоне в Шиханах, однако потом реально оказались на складах химоружия.
В числе бесследно пропавших советских химбоеприпасов значатся две авиахимбомбы калибра 100 кгв наполнении смесью иприта и люизита (в одной — 28 кгОВ, а в другой — 39 кг). В мартовском выпуске 1989 года издающегося в Великобритании журнала «Jane’s Soviet Intelligence Review» фотографии этих двух бомб типа 100-80С смотрелись очень убедительно. Да и в толстенном документе, представленном в Женеву247, их схемы выглядели достаточно импозантно. При этом описанию каждой из тех двух химбомб была посвящена отдельная страница. Однако потом при передаче официальной информации в США в рамках Вайомингского меморандума252 Советский Союз не включил в список советского химоружия те две бомбы калибра 100 кг в наполнении иприт-люизитной смесью. Не были они представлены и проектировщикам, которые планировали объект уничтожения химоружия в Мирном-Марадыковском255. Те авиахимбомбы так и пропали. Совершенно очевидно, что их запасы были тайно уничтожены в конце 1980-х годов в рамках процесса, описанного в предыдущем разделе (были отправлены в «химбаню» да так и не вернулись).
Обращаясь к химическим боеприпасам, находившимся на вооружении Советской Армии, но не продемонстрированным мировому сообществу в 1987 году на полигоне в Шиханах, приведем лишь несколько примеров, потому что лучше всяких слов свидетельствует сравнение содержимого табл.3 и табл.5.
В число типов химических боеприпасов в снаряжении советским V-газом, помимо четырех объявленных247 артиллерийских, входит также множество не названных авиационных: авиахимбомбы калибра 150, 250 и500 кг, кассетные авиахимбомбы калибра500 кг и другие, ВАПы калибра500 кг и более мощные, боевые части крылатых ракет для стратегических бомбардировщиков. Не были показаны и головные части новейших тактических ракет «Точка» в кассетном исполнении, а также контейнеры на 2 т ОВ в каждом для размещения в головных частях стратегических ракет наземного и морского базирования. Ну и т.д.
Большая недостача получилась также по типажу боеприпасов с зоманом. Помимо объявленного ВАПа калибра 250 кг247, в армии имеется богатейший набор других химических боеприпасов в снаряжении зоманом и вязким зоманом: авиахимбомбы калибра 150 и250 кг в снаряжении вязким зоманом, ВАП калибра500 кг с вязким зоманом, кассетная авиабомба с зоманом, снаряды ствольной и реактивной артиллерии многих калибров в снаряжении зоманом.
Ныне очевидно, что общее число имеющихся у России видов химических боеприпасов со смертельными ОВ первого и второго поколения вовсе не 18, как было сообщено мировому сообществу в 1987 году (табл.5)247, а около 50 (табл.3). Даже если отбросить экспериментальные виды, которые имеются на химскладах в незначительных количествах, можно твердо утверждать, что число типов хранящихся в России химических боеприпасов не 18, а около 45, причем некоторые из них выполнены в кассетном и модульном исполнении.
Из сравнения содержания табл.3 и табл.5 та «недостача» очевидна
Впрочем все это мы знаем лишь сейчас. А тогда события разворачивались по сценариям, логика которых не всегда доступна жителям XXI века. Во всяком случае тогда же в октябре 1987 года группа ныне прочно забытых обществом товарищей (за исключением А.Н.Яковлева), а именно Л.Зайков, В.Чебриков, Э.Шеварднадзе, А.Яковлев, Д.Язов, А.Добрынин обратилась в ЦК КПСС с документом, превратившимся в постановление ЦК КПСС «О мерах по политико-пропагандистскому и дипломатическому обеспечению нашей линии на скорейшее запрещение химического оружия по результатам посещения участниками переговоров советского военного объекта в Шиханах». И вот в нем содержалась простенькая директивная идея: «Минобороны СССР совместно с МИД СССР необходимо подготовить обстоятельный фактический материал о мероприятии в Шиханах.»149 Так сказать, вести с полей.
И такой материал был Советской Армией подготовлен. В нем большая ложь о типаже советского химоружия была закреплена официально, а все, что было показано в Шиханах, превратилось в официальный документ Конференции по разоружению в Женеве CD/789 от 16 декабря 1987 года, который прошел за подписью советского посла Ю.К.Назаркина247.
Ну а дальше жизнь шла своим чередом, и в первых числах июля 1988 года полигон в Шиханах посетила большая английская военная делегация. И «Правда» оценила «открытость» Советской Армии очень высоко265. На самом деле тот визит был всего лишь ответным — сначала советские военные химики обследовали аналогичный объект в Англии в Портон-Дауне.
3.4. СССР-США (НЕДОВЕРИЕ КАК НОРМА ЖИЗНИ)
К Конвенции о запрещении химоружия18 мир пришел через многолетние и очень трудные переговоры, которые вовлекли в свою орбиту множество стран. Разумеется, наиболее важным в этом процессе было сближение позиций двух стран-обладательниц основных запасов этого оружия — США и СССР.
Если вернуться к событиям 1987 года, нельзя не отметить, что масштабная «панама», которая была явлена советским генералитетом на полях химического полигона в Шиханах, не могла не сказаться на будущих отношениях двух самых могущественных в химическом отношении стран.
Ныне уже ясно, что 18 химических боеприпасов, показанных в октябре 1987 года в Шиханах, — это не более чем «наш ответ Чемберлену». Просто к тому времени наши военные уже неофициально знали реальный типаж химоружия, хранившийся на континентальной части США, — 18 типов химбоеприпасов (остальные ОВ — в различных емкостях).
С тех пор типаж химических боеприпасов США практически так и не изменился, а советский типаж вырос до примерно 57 (бочки и цистерны для хранения ОВ — не в счет). При этом наше общество так и не получило официальной информации ни о 18, ни о 57 типах химоружия. О 18 типах Советский Союз известил лишь Женеву247, а о 47-50 типах нашему обществу намекнули через газету лишь в 2002 году254 да и то в такой варварской форме, что понять из опубликованной таблицы мало что возможно.
Возникает вопрос, а зачем был нужен Шиханский обман-1987?
На наш взгляд, объяснение того, почему в 1987 году на химполигоне в Шиханах не были показаны самые перспективные авиационные и ракетные химические боеприпасы, более чем простое. В тот самый момент, когда по этому полигону расхаживали специалисты Запада, на «Химпроме» в Новочебоксарске те химбоеприпасы продолжали один за одним сходить с конвейера, как сосиски. Для точности сообщим типаж мощнейших советских химбоеприпасов, которые продолжали производиться в Чувашии в 1987 году и выпуск которых был прекращен после окончания дня приоткрытых дверей в Шиханах: авиахимбомбы типа ОБАС-250КС и БАС-500С, ВАПы типа ПАС-500С и ПАС-500П, блоки (кассеты) авиахимбомб типа БКФ-П, РБК-500 и БКФ-КС, модули типа 9-ЕК-3264 для кассетных боеприпасов ПАС-500НС.9. В момент финиша в Чувашии всего этого опасного производства шла активная работа по заполнению авиахимсклада, находящегося недалеко от города Пензы (прямо в Пензенском районе).
Такого у американцев не было и даже не могло им присниться.
Разумеется, фиксирование лжи о типаже советского химоружия не могло не сказаться на успешности переговоров о подготовке к самому химическому разоружению, в частности, на отношениях основных его сторон — СССР и США. Ну а на практике раскрытие тайн в отношении типажа советских химических боеприпасов, значительная часть которого была скрыта во время демонстрации в 1987 году в Шиханах248-251 состоялось «в рабочем порядке», то есть в процессе переписки, а также встреч и визитов. Имеются в виду, конечно, США и их союзники — в отношении населения СССР/России у нашего ВХК такой вопрос никогда не возникал.
Реальная фабула этого процесса была такова.
И в 1989 году тяжелейшей головной болью был тот объем информации по химоружию, которую следовало раскрыть в прошлом вероятному противнику, а на тот момент партнеру по регулярным переговорам о химическом разоружении в Женеве. Партнер обитал за океаном. Генерал А.Д.Кунцевич впоследствии игриво вспоминал: «В начале 80-х шло соревнование: у кого больше запасов. Мы обвиняли американцев, они нас. Они говорили, что у нас 800 тысяч тонн, мы в ответ, что у них — около 300»289.
На сей счет ЦК КПСС 11 июля 1989 года был даже вынужден принять специальное постановление по общим и международным аспектам химического разоружения (на основании записки очень для тех лет высоких персон -Л.Зайкова, Э.Шеварднадзе, А.Яковлева, Д.Язова, О.Бакланова, И.Белоусова, Ю.Беспалова, В.Крючкова)337. Было констатировано, что для «обеспечения участия СССР в многостороннем обмене данными в связи с будущей Конвенцией о запрещении химического оружия подготовлены данные по видам и названиями имеющихся у нас боевых отравляющих веществ, видам хранимых химических боеприпасов, а также по боевым веществам, хранящимся в емкостях. Подготовлены также данные по составу наших запасов химического оружия и складам их хранения»для обмена с США.
О том, сколь трудно наш ВХК расставался с информацией о химоружии, можно судить хотя бы по одной из важнейших позиций — по данным об общем количестве имевшихся в СССР ОВ. В этот период руководство страны никак не могло решить, какие общие объемы запасов ОВ предъявить США и мировому сообществу. В феврале 1989 года советской прессе было передано, наконец, то, что год назад сообщалось лишь на конфиденциальных переговорах332 — данные о наличных запасов ОВ в количестве около 50 000 т267. Разумеется, вопрос о реальных данных об общих количествах ОВ, созданных за годы подготовки к химической войне, не обсуждался ни тогда, ни когда-либо потом.
В рамках этого процесса сближения в сентябре 1989 года было сделано несколько шагов. Так, министр иностранных дел СССР Э.А.Шеварднадзе заявил в ООН о готовности CCCР договориться с США на двухсторонней основе о прекращении производства химоружия, в том числе бинарного. Этот выстрел, впрочем, оказался холостым — США уже много лет не производили обычного химоружия, а СССР делал вид, что не производит бинарного.
А 23 сентября 1989 года Э.А.Шеварднадзе подписал в Джексон Хоул (шт.Вайоминг, США) «Меморандум о понимании между правительством СССР и правительством США относительно двустороннего эксперимента по контролю и обмену данными в связи с запрещением химического оружия»252.
В соответствии с меморандумом, странам-обладательницам наибольших запасов химоружия надлежало провести обмен данными о своем химоружии и сделать это в два этапа. На первом, не позднее 31 декабря 1989 года, необходимо было обменяться многочисленной информацией, в том числе о расположении складов хранения химоружия (п.II.4), о количествах находящихся там ОВ и типах химических боеприпасов и устройств (п.II.5), о местах расположения объектов по производству химоружия с указанием выпускавшихся там ОВ (п.II.6). Кроме того, в ходе первого этапа до 30 июня 1990 года каждая из сторон должна была показать другой по два производственных объекта. На втором этапе стороны должны были обменяться подробными инвентарными перечнями химоружия, хранящегося на каждом складе (п.III.2), общими планами уничтожения запасов химоружия, в том числе графиками уничтожения и характеристиками объектов, которые будут для этого использованы (п.III.3)252.
На момент подписания меморандума стороны еще настолько не доверяли друг другу, что предусмотрели себе резерв: «каждая сторона может временно не предоставить по соображениям безопасности данные о местоположении объектов по хранению, на которых в общей сложности находится такое количество химического оружия, которое составляет не более чем два процента от точного суммарного количества химического оружия». Впрочем обмен точными данными все равно должен был состояться еще в течение первого этапа, поскольку во время второго этапа предстоял обмен «подробными инвентарными перечнями»252. Сам срок второго этапа тоже был однозначен — за четыре месяца до парафирования Конвенции о запрещении химоружия.
Меморандумы о понимании не требуют ратификации, однако все было исполнено почти в обусловленные сроки. Данными по первому этапу поделились 29 декабря 1989 года, визитами — чуть позже (в частности, делегацию США ждали на складе химоружия в Речице (Почепе) Брянской области 2-3 июня 1990 года252).
В ходе этого обмена США сообщили Советскому Союзу все данные об их типаже химоружия (если не считать контейнеры для хранения ОВ, это около 17 типов320, табл.4) и больше уже ничего не меняли — за пазухой у них не осталось ничего. Советский Союз, однако, на первом этапе информировал США лишь о части своего типажа химоружия — о 22 типах химбоеприпасов (артиллерийских -10, авиационных — 10, ракетных — 2), причем лишь менее половины из них были показаны в 1987 году на полигоне в Шиханах247. Так что материал для недоверия и последующего дооткрытия карт со стороны СССР остался большим.
Ну а летом 1994 года состоялся и полный обмен информацией, который был предусмотрен вторым этапом меморандума252, хотя это надо было сделать где-то в мае 1992 года (парафирование Конвенции произошло в сентябре 1992 года). Так США с изумлением обнаружили о существовании в России не менее 40 основных типов химических боеприпасов (а с модификациями их почти 60; см. табл.3) и об отсутствии в России нескольких типов химических боеприпасов, которые им (США) да и всему мировому сообществу были продемонстрированы в 1987 году на химическом полигоне в Шиханах247.
Итак, официальная передача в США советских данных по химоружию состоялась в конце 1989 года по всем пунктам. А вот собственные советские граждане не получили этих данных в полном объеме никогда — о тех неделях они знали лишь то, что умер А.Д.Сахаров. Однако, наш твердолобый ВХК так и не понял принципиального смысла того события. Во всяком случае отношения двух правительств с обществом складывались по-разному. Американское общество узнало многое из своих военно-химических тайн в 1989 году320 — еще до того, как эта информация поступила по официальным каналам в Советский Союз. Что касается советской общественности, то на всех этапах выполнения задач Ваоймингского меморандума ее ни о чем не извещали. И в новой России было то же самое. О размещении российских складов химоружия жители России узнали из прессы только в 1994 году298, а общие данные о количествах ОВ, хранящихся в каждом из них, — лишь в 1996 году384. Подробных данных (аналогичных американским320) общественность России не получила никогда.
Следующий после меморандума серьезный шаг произошел довольно скоро — 1 июня 1990 года состоялось подписание двустороннего «Соглашения между СССР и США об уничтожении и непроизводстве химического оружия и о мерах по содействию многосторонней Конвенции о запрещении химического оружия»581. В историю оно вошло как соглашение Буш-Горбачев по химоружию.
Этот документ содержал немало примечательных моментов.
Интересен, например, п.IV.6а, согласно которому каждая сторона должна была передать другой информацию о своем химоружии, в том числе с указанием «мест его хранения, его типов и количества». Хотя само соглашение осталось нератифицированным ни Советским Союзом, ни Россией, как уже говорилось, обмен данными состоялся еще в 1989 году в рамках процедуры, установленной Вайомингским меморандумом252.
Интересно также то, что, в соответствии с п.IV.1, каждой стороне было предписано снизить до 31 декабря 2002 года объемы своего химоружия до 5000 т, причем дальнейшее сокращение уже не предусматривалось. И эта договоренность оставалась за кадром еще 2,5 года (до подписания в 1993 году многосторонней Конвенции о запрещении химоружия18), создавая всяческие коллизии.
Отголоском их может служить, например, размер запасов ОВ, описанный в не опубликованной нигде справке весны 1992 года (общий объем ОВ — 54 000 т, количество складов — 8). Она была подготовлена в недрах только что созданного комитета по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия при президенте России (комитет этот к тому времени был уже создан, но еще не наполнен утвержденным объемом обязанностей). Та справка не предназначалась ни для заокеанских партнеров по переговорам по химическому разоружению, ни тем более для информирования граждан собственной страны.
В последние лет 10-15 многочисленные политики России не устают обвинять США в недоверчивости, предвзятости, в «выдвижении политических условий» и т.д. Между тем, если быть честными, то основы не утихающего американского недоверия заложил могучий советский генералитет.
ЧАПАЕВСКИЙ ПРОТЕСТ (1989)
Ключевое событие тех лет — Чапаевский протест.
Исторически это было первое событие, когда нашим властям пришлось, наконец, воочию узнать о существовании общественности. Это случилось в 1989 году в волжском городе Чапаевске, расположенном в получасе езды от Самары (Куйбышева)556,573.
Химический завод в Чапаевске (завод № 102) в течение многих лет в обстановке глубочайшей тайны занимался подготовкой к химической войне, и пресса ничего не сообщала об этой стороне его деятельности111,119,156,238. Однако жители не забыли ту грязную историю, отнявшую жизнь у тысяч людей, а здоровье — у всех. И они уже не могли простить власти приход на смену тайного химического вооружения также и бессмыслицу тайного разоружения.
Подпольный период продолжался два года. Началось все в ноябре 1985 года177, когда ЦК КПСС и СМ СССР решили начать строительство в Советском Союзе объектов по уничтожению химоружия в связи с возможным заключением Конвенции о запрещении химоружия. Было определено, что первый объект будет опытно-промышленным. Он предназначался для уничтожения химических боеприпасов в снаряжении ФОВ. Технологические решения предусматривали создание производства, обеспечивающего: после строительства 1 очереди — уничтожение до 350 т в год ФОВ, находящихся в боеприпасах; по окончании строительства 2 очереди — уничтожение до 1000 т в год СОВ. Работа объекта предусматривалась лишь 100 дней в году и только летом. Зимой планировалась доставка химических боеприпасов и проведение профилактических работ.
Объект должен был возводиться на землях министерства обороны СССР.
Армия думала не очень долго, и 21 января 1986 г. начальник Генштаба МО СССР С.Ф.Ахромеев утвердил акт выбора места строительства завода по уничтожению химоружия. Выбор основывался на соответствующем приказе МО СССР, которым, среди прочего, устанавливалось требование об удаленности завода от крупных населенных пунктов. Фактически было избрана территория в/ч 42731 в Покровке возле Чапаевска. К моменту утверждения акта ни одно официальное лицо Куйбышевской области, включая первого секретаря обкома КПСС, не было извещено о назначении будущей стройки. Их известили позже556.
Дальше — больше, и 2 октября 1986 года было составлено экспертное заключение № 8620 государственной экспертизы и инспекции Минобороны в отношении технико-экономического расчета завода по уничтожению химоружия в Чапаевске. Расчет был рекомендован для дальнейшего проектирования завода «после согласования с Минздравом СССР вопросов мер безопасности и мероприятий по защите окружающей среды»556.
Фактически завод начали строить в 1987 году, до получения формального заключения Минздрава СССР.
Предусматривалось в 1989 году уничтожить 4,7 т ОВ, в 1990 году — около 100 т, а с 1991 года — по 350 т в год337.
Население Чапаевска узнало о том, что здесь («в степях») по решению ВПК и ЦК КПСС возводился секретный объект, из речи Э.А.Шеварднадзе, произнесенной 6 августа 1987 года в далеком зарубежном городе264. Между тем на объекте 1212, который находится в12 км от центра Чапаевска, предполагалось уничтожать химоружие, завозимое издалека прямо через центр этого города.
После речи министра подпольная жизнь завода продолжалась.
15 января 1988 года Минздрав СССР выдал экспертное заключение по проекту завода и было оно положительным. А 25 января 1989 года тот же Минздрав утвердил протокол, которым подготовленный проектной организацией проект завода по уничтожению химоружия был задним числом «рекомендован к производству работ». Правда, с этой рекомендацией они немного запоздали — к тому моменту строительство завода уже заканчивалось556.
Завод предназначался для уничтожения ФОВ из химических боеприпасов. Его промзона составила 18 га. Процесс расснаряжения химбоеприпасов должен был осуществляться на четырех технологических линиях: на двух — артснаряды с емкостью по ОВ до 8 л, на одной — ракетные и авиационные боеприпасы емкостью по ОВ до 260 л, на одной — ракетные боеприпасы емкостью по ОВ свыше 260 л. Кстати, трудностей с проектированием и изготовлением этих линий не было, поскольку только что — в 1986 году — в Новочебоксарске на заводе «Химпром» вошли в строй новые линии по снаряжению тех самых боеприпасов с ФОВ. Речь по существу шла о модернизации уже выполненного проекта.
С технологической точки зрения речь шла о повторении способа ликвидации ФОВ, который демонстрировался представителям иностранных государств 3-4 октября 1987 года на полигоне в Шиханах на передвижной установке КУАСИ275. Между тем эта установка предназначалась исключительно для ликвидации аварийных боеприпасов, не оснащалась какими-либо очистными устройствами и не предусматривалась для осуществления второй стадии процесса ликвидации ОВ (уничтожения реакционных масс).
В Чапаевске было запроектировано возведение объектов только по первой стадии (детоксикации самих ФОВ с образованием реакционных масс). А сами токсичные реакционные массы (3 т отходов на 1 т ФОВ) было решено вывозить ж/д транспортом для сжигания на химкомбинате в Новочебоксарске (Чувашская Республика), где об этом еще не знали556.
В отсутствие какой-либо информации произошел социальный взрыв и его причины очевидны.
Сначала жители Чапаевска в достаточно эмоциональной форме указали на неуместность состоявшегося таинства прибывшей в начале 1989 года комиссии во главе с С.А.Аржаковым, заместителем председателя ВПК. В ее состав входил генерал А.Д.Кунцевич, пообещавший предметно ответить на сомнения жителей. Ответа не последовало.
А в марте 1989 года проблема вышла, наконец, из кулуаров на страницы «Чапаевского рабочего» и больше уже в коридоры подполья ВХК не вернулась.
1 апреля 1989 года жители города обратились с открытым письмом к А.Д.Кунцевичу, указав «на остающуюся засекреченность нового объекта, его технологии, безаварийности, продолжающиеся сомнения в безопасности отдельных участков технологического процесса, доставки ОВ». И генерал, ставший членом АН СССР и Героем Социалистического Труда СССР за заслуги в создании новейшего химоружия по секретнейшей программе «Фолиант»1 и предполагавший вскоре получить значок лауреата Ленинской премии за создание бинарного химоружия, так и не ответил на обращение обеспокоенных сограждан.
Первый митинг жители Чапаевска устроили 9 апреля 1989 года. Знающие люди утверждают, что столько людей, вышедших по доброй воле на массовое мероприятие, город не видел даже в дни государственных праздников. За день под письмом протеста подписалось 15197 человек. После того митинга Госкомитету СССР по охране природы пришлось назначить экспертную комиссию. Разумеется, этому предшествовало поручение СМ СССР от 17 апреля 1989 года, в соответствии с которым Госкомприроды должен был обеспечить вневедомственную экологическую экспертизу проекта завода по уничтожению химоружия. На построенном заводе к тому времени шли пуско-наладочные работы556. 19 мая 1989 года Госкомприроды назначил комиссию «для проведения государственной экологической экспертизы проекта завода по уничтожению химического оружия в г.Чапаевске». Она была осуществлена в мае.
О БЕСПРИСТРАСТНЫХ КОМИССИЯХ:
«В комиссию вошли экологи, химики, врачи-токсикологи, ученые с мировым именем, известные как в стране, так и за рубежом. Представители заинтересованных министерств, проектанты и заказчики в состав комиссии включены не были.»
«Чапаевский рабочий», 14 июня 1989 года.
Так выглядел состав комиссии в подаче высокопоставленного сотрудника Госкомприроды В.Васина. Действительный состав не соответствовал его идеалам «независимости» от ВХК. Комиссию возглавил И.В.Мартынов — эксдиректор головного института по созданию химоружия (ГСНИИОХТ) и лауреат Ленинской премии за внедрение в производство технологии выпуска зомана. Он к тому времени стал директором академического института по поиску принципиально новых боевых ОВ и в этом качестве возглавил комиссию. В комиссии было немало других представителей ВПК — руководитель лаборатории предприятия, «где руководителем т.Коротеев, Минобщемаша СССР», заместитель начальника Третьего главного управления при Минздраве СССР, начальник отдела НИИГП того же Третьего главного управления при Минздраве СССР, и т.д. Входил и «Кунцевич А.Д. — заместитель начальника химических войск Минобороны СССР».
Работала комиссия недолго. 25 мая 1989 года ею уже был подписан «Акт экспертной комиссии по экологической экспертизе проекта завода по уничтожению химического оружия в г.Чапаевске»582. В документе было отражено, что для комиссии был «проведен показ основных технологических сооружений объекта». Была указана фактическая последовательность операций по уничтожению боеприпасов с ФОВ: транспортировка изделий с химскладов в Чапаевск, детоксикация ОВ химическим методом, отгрузка образующихся при этом реакционных масс на химкомбинат в Новочебоксарске.
Комиссия была вынуждена принять решение «рекомендовать МО СССР проработать вопрос транспортировки ОВ, минуя станцию Чапаевск». Более того, комиссия не смогла избежать вывода, который обесценивал предыдущие работы по проектированию и строительству объекта (орфография сохранена): «Предложенные технология и проект цеха уничтожения ОВ при безаварийной эксплуатации является экологически безопасным»582.
Практически ничего этого жители Чапаевска, пережившие за XX век немало аварий на химических заводах города (они часто посещают коллективные памятники на старом городском кладбище), по-прежнему, не знали, однако основное они из «экспертизы» поняли. В частности, их совершенно не устроил контроль воздушной среды объекта, который в безаварийный период должен был осуществляться с помощью приборов ФК-0072, ГСА-80 и СБМ-1М. Приборы эти имели чувствительность, по мнению комиссии, только лишь на уровне ПДК. Между тем сами ПДК к тому времени ни жителям Чапаевска, ни остальным гражданам страны известны не были, к тому же некоторые виды ПДК просто отсутствовали. Жители Чапаевска сформулировали собственные требования к проекту завода, исходя из очевидных для них недостатков, а сам перечень недостатков подлежащих устранению, направили в столицу502.
Была и другая «экспертиза». Западные специалисты, посетившие Чапаевск, нашли, что на вновь сооруженном заводе реализованы технологии 1950-х годов, а решения вопросов безопасности и экологического контроля сомнительны. Как приговор прозвучал вывод: завод чреват будущими бедствиями, по сравнению с которыми чернобыльская катастрофа будет напоминать пикник в воскресной школе («Chemical and Engineering News»(USA). 13 August 1990, p.19). со стороны советских официальных лиц опровержений не последовало, и это было разумно. Через очень много лет участник Чапаевской стройки полковник В.М.Панкратов — ныне активный деятель Зеленого креста — уже на новом месте работы начал кое-что припоминать («Там было выявлено порядка пяти тысяч ошибок — от мелких до серьезных. А в процессе отладки на нейтральной среде еще около двух тысяч», «Новая газета — Мир людей», Пенза, 4 августа 2004 года; «Во-первых, отвратительный менеджмент… высшее руководство не представляло, что делает. Например, люди путали, как и сейчас, иприт с фосфорорганикой. Или собирались уничтожать на одной очереди иприт с зарином», «Вестник», Пенза, 29 октября 2003 года). К сожалению, память у отставных полковников, как правило, начинает просыпаться слишком поздно и далеко не полностью.
Ну а тем временем дела шли своим чередом. Во всяком случае 11 июля 1989 года в постановлении ЦК КПСС по общим и международным аспектам химического разоружения, принятом на основании записки Л.Зайкова, Э.Шеварднадзе, А.Яковлева, Д.Язова, О.Бакланова, И.Белоусова, Ю.Беспалова, В.Крючкова, среди прочего, говорилось удивительное. Высокие должностные лица обнаружили, наконец, что в деле химического разоружении «проведение предварительной работы с общественностью имеет особое значение»337.
И 28 июля 1989 года вышло постановление ЦК КПСС о создании правительственной комиссии по оценке экологической безопасности объекта. Ее целью было не столько изучить экологические вопросы, сколько оценить социально-политическую обстановку в районе возводимого завода. Возглавил комиссию заместитель председателя правительства Н.П.Лаверов. После изучения материалов МО и МХП комиссия с удовлетворением решила, что «технология уничтожения химического оружия, реализованная на созданном объекте, является экологически безопасной и может быть использована для создания полномасштабных производств для уничтожения запасов химического оружия». Тем не менее, комиссия была вынуждена информировать СМ СССР, что уже сложившаяся социальная напряженность в Чапаевске и Куйбышевской области «делает невозможным ввод объекта в эксплуатацию на реальных средах»573,583.
В дальнейшем произошло немало других событий. Жители получили даже «открытое письмо» от начальника химических войск генерала С.В.Петрова — ответ и на письмо, направленное четырьмя месяцами раньше генералу А.Д.Кунцевичу, и на их активность в борьбе за собственную жизнь. Власти не сдавалась, однако что-либо изменить в ходе событий уже было невозможно. В начале августа в городе прошла серия массовых митингов и собраний. А с 5 августа в поле вблизи объекта экологические активисты других территорий развернули палаточный городок протеста. На 10 сентября была назначена забастовка предприятий всего региона — Чапаевска, Куйбышева, Новокуйбышевска. Общественность стала столь частым «гостем» объекта, что власти были вынуждены в тайне от экологических активистов вывезти с него эшелон завезенных для опытов химбоеприпасов573.
Так что возникновение идеи о «перепрофилировании» объекта в учебно-тренировочный центр было неизбежно583. После утверждения постановлением ЦК КПСС от 5 сентября 1989 года339 эта идея стала законом и была доведена до населения («Правда», 7 сентября 1989 года).
Впоследствии звучало немало упреков, особенно в адрес несговорчивого населения278. Называлась плохая экологическая обстановка в Чапаевске296, неумение работать с населением305 и многое другое. Причина же, приведшая к неприятию населением решения ВПК, на поверхности: с людьми, как и прежде, попытались обращаться императивно, им откровенно лгали502,573.
Кстати, никто не извинился перед жителями за ад прошлых лет, связанный с производством СОВ13. Во всяком случае комиссия, прибывшая в Чапаевск в августе 1989 года, отправилась в клуб уговаривать население отказаться от протестов и не нашла времени возложить венки на могилы погибших в войну и в послевоенные годы из-за участия в производстве иприта и люизита. Кладбище это еще в 1960-х годах было разорено.
Впоследствии власти не один раз предпринимали попытки задействовать Чапаевск в работах по уничтожению химоружия372.
Остается добавить, что проектом почти построенного в Чапаевске объекта и отвергнутого его жителями не предусматривалось осуществление полного, двухступенчатого цикла уничтожения химоружия.
ИЗ ПРАКТИКИ УТРАТЫ ПАМЯТИ ГЕНЕРАЛА С.В.ПЕТРОВА:
«К примеру, единственный в государстве завод по уничтожению химического оружия в Чапаевске обладает очень высокой технологичностью. На нем было предусмотрено две стадии — детоксикация и утилизация продуктов дегазации.» 273
И генерал С.В.Петров, равно как и другие руководители, говорят всегда неправду. На самом деле, комиссия Госкомприроды, назначенная для проведения экологической экспертизы завода, обнаружила, что продукты детоксикации ФОВ (а в случае зомана и V-газа, как уже упоминалось, образуются продукты I класса опасности578) уничтожать на месте не планировалось. Напротив, их для снижения токсичности предполагалось разбавлять промышленными стоками, перегружать в складские емкости и по накоплении реакционных масс отгружать их в ж/д цистернах «на дальнейшую переработку» на другом предприятии. И тогда, и в наши дни мало кто знал о географическом аспекте этой части плана. Не знало общество, не знали даже жители той территории, куда должны были завозиться те токсичные реакционные массы. Предприятие то располагалось в Чувашии.
* * *
Почему советские власти вели себя в 1989 году именно так, а не иначе? Потому что других быть не могло в принципе. В 1989 году в продаже впервые появились карты Москвы, по которым можно было реально ориентироваться. А до этого продавались лишь карты-схемы Москвы и других городов, абсолютно искажавшие картину. К секретности все это не имело отношения — на Западе в любом киоске можно было купить абсолютно достоверные карты.
Промежуточный финиш этой истории настал ровно через 15 лет — 16 марта 2004 года. В тот день группа общественных организаций направила президенту России обращение, в котором констатировалось, что «население, проживающее в местах уничтожения химического оружия, лишено положенных по закону льгот и компенсаций, а также лишено права возмещения ущерба в случае аварий»573,584.
Бурбоны из числа тех, которые ничему не научились, водятся не только во Франции. И в России даже после того, как рухнул советский строй и исчезла с политической арены КПСС, многое из их наследия уцелело. В первую очередь сохранилось презрение к рядовому человеку, который всегда был и по-прежнему остается не более чем объектом эгоистической активности хищников из ВХК.
«Мы все начинаем так, как будто у нас нет прошлого.»
М.Н.Катков, Россия, XIX век
ПРОЦЕСС ПОШЕЛ
Джентльмены не играют краплеными картами. Только не наш советский ВХК. Перед 1993 годом, когда страна была вынуждена подписать Конвенцию о запрещении химоружия и встать на тяжелейший путь последовательной утраты подпольной военно-химической империи, ВХК бешено сопротивлялся. Поэтому и выглядели те последние годы как беспорядочное метание между полюсами — вооружением и разоружением.
4.1. СДАЧА КАРАУЛА — ОТ ГОРБАЧЕВА К ЕЛЬЦИНУ (1991-1992)
Начнем с попыток разоружения.
И посочувствуем тем чинам, которые в последние годы «холодной войны» были вынуждены обсуждать возможность установления режима открытости в предвидении неотвратимого заключения Конвенции о запрещении химоружия18.
1991 год — год краха великой советской страны — в области химического разоружения фактически не был отмечен ничем. Ну разве что непроходимыми иллюзиями у ВХК. Последний год власти М.С.Горбачева, когда он все больше оказывался в изоляции, окружая себя генералитетом разного толка, начался со смены главы правительства. Куда более значимыми были мощные демонстрации протеста, которые прошли в Москве 14 и 28 марта 1991 года. Дело шло к трагической развязке, а тем временем у ВХК были свои хлопоты — он нащупывал подходы к новому руководителю правительства, с тем чтобы обрешить свое меркантильное дельце. И не только нашел подходы, но и выписал себе два комплекта последних за всю историю советской власти высших секретных премий185,186. Тараном в пробивании себе тех премий выступили два химических генерала — С.В.Петров и А.Д.Кунцевич. Две Ленинские и две Государственные премии были выданы за разработку и внедрение в производство новейшего химоружия, в том числе бинарного на основе советского V-газа. Разумеется, граждане СССР не были извещены о секретных премиях 4 и 8 апреля 1991 года.
А потом настали августовский мятеж и крушение Советского Союза.
А вот 1992 год — первый год жизни независимой России — начался иначе.
Конечно, в зиму переломных 1991-1992 годов деятельность первого президента России и его окружения, которые заменили ленинский ЦК КПСС, строилась несколько иначе, чем у последнего руководителя СССР. По крайней мере поначалу. Они хотя бы иногда делали вид, что будто бы информируют общество о решениях в области химического разоружения. На самом деле подковерные битвы химических генералов на новом этапе приобретали иной вид и зачастую меньше всего имели отношение к интересам новой России.
После развала Советского Союза нашлись доброхоты, которые объяснили президенту России Б.Н.Ельцину, что ему обязательно необходим комитет по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия, действующий именно при нем, при президенте России, а не при правительстве, в рамках которого всегда действовал и продолжает действовать ВХК. Поскольку заодно ему было обещано найти деньги на химическое разоружения на Западе, Б.Н.Ельцин эту ошибку совершил. В рамках этой логики Б.Н.Ельцин подписал в Вашингтоне соглашение с США по вопросам оружия массового поражения585, а глава конвенциального комитета генерал А.Д.Кунцевич вскоре подписал в том же Вашингтоне документ «относительно безопасного, надежного и экологически чистого уничтожения химического оружия»586, одновременно громогласно заявив через доверенного газетного певца, что «за уничтожение химического оружия в России заплатят американцы»280.
Ошибка Б.Н.Ельцина обошлась России очень дорого, Тем самым он вверг хотя и трудную, но нормальную проблему химического разоружения в тяжбу лидеров. Поначалу, когда конвенциальный комитет зачем-то был отдан на откуп химическому генералу, это было соперничество химических генералов. Потом, когда генерала А.Д.Кунцевича отправили на покой, соперничать стали ведомства — конвенциальный комитет и армия. И тянули они в разные стороны.
25 мая 1992 года появился указ президента России о формулировании направлений работ учрежденного им при себе конвенциального комитета262. Ему было предписано координировать деятельность всех органов государственного управления по выработке и осуществлению единой политики при выполнении международных обязательств страны по химоружию.
А 12 июня 1992 года — уже с подачи нового комитета — появилось и распоряжение президента «О первоочередных мерах по подготовке к выполнению международных обязательств России в области уничтожения запасов химического оружия»342. Конвенциальному комитету предписывалось внести в правительство предложения о создании системы объектов по уничтожению запасов химоружия.
Среди других решений того периода укажем два.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 275.