Экономика постиндустриальной эпохи внесла принципиальные изменения в отношение к факторам производства. Если в индустриальную эпоху акцент делался на насыщении производства оборудованием, то на постиндустриальном этапе место интеллектуального продукта повышается в иерархии общественных ценностей, и на первый план выдвигаются высокие технологии и высокие темпы технологического обновления как производства, так и сферы услуг. Как следствие, в мире всё более явно обнаруживается зависимость экономического развития стран от качества человеческих ресурсов, которыми они располагают. Показатели, характеризующие качество человеческих ресурсов, во всё большей степени влияют на основные параметры социально-экономического развития.

Статистика свидетельствует, что наиболее развитые страны современного мира, достигшие постиндустриальной стадии развития, располагают наибольшей долей накопленного человеческого капитала. Так, уже в начале 90-х годов XX века накопленный человеческий капитал в развитых странах в 1,5 раза превышал объем накопленного основного вещного капитала, а его вклад в прирост ВВП составлял примерно 60%. В таких странах, как Германия, Япония, Швеция, по оценкам Всемирного банка, на долю человеческого капитала приходится 80% общего накопленного капитала.

В Российской Федерации сохраняется структура накопленного капитала, характерная для индустриального общества: 72% - природный капитал, 14% - физический капитал и лишь 14% - человеческий капитал. И это притом, что ни в самой России, ни за её пределами не подвергается сомнению тот факт, что, наряду с богатыми природными ресурсам, от советского периода развития нам досталось относительное преимущество в виде человеческих ресурсов, в основном отвечающих современным требованиям по качеству.

О высоком качестве человеческих ресурсов, которыми располагает Россия, свидетельствуют данные ежегодных докладов о развитии человеческого потенциала в мире, подготовленных Программой развития Организации Объединенных Наций (далее – ПРООН). Основным показателем, используемым в докладах ПРООН, является индекс развития человеческого потенциала (далее – ИРЧП). Это интегративный показатель, учитывающий 1) факторы благосостояния населения (ВВП на душу населения), 2) факторы здоровья (ожидаемая продолжительность жизни), 3) уровень образования населения.

Расчеты ПРООН из года в год относят Россию к группе среднеразвитых индустриальных государств со значением ИРЧП от 0,800 до 0,500 (ИРЧП России по последним данным, относящимся к 2003 году, составляет 0,795), но с одной принципиальной особенностью: показатели образования населения в Российской Федерации соответствуют уровню самых развитых стран мира (с ИРЧП от 0,99 до 0,800), занимающих с 1 по 19 строчки рейтинга.

Сопоставление данных о структуре накопленного капитала в России с данными ПРООН об образовательном уровне населения явно указывает на наличие серьезных проблем с эффективным использованием человеческого капитала в нашей стране. Если показатели образованности населения столь высоки, то что же снижает рейтинг ИРЧП Российской Федерации?  Среди стран, близких к России по ИРЧП, наша страна негативно выделяется низким уровнем ожидаемой продолжительности жизни (66,7 года в 2002 году).

Из стран, близких к России по значению ИРЧП (от 0,80 до 0,70), а это 55 стран, близкие значения по продолжительности жизни имеют (от 67 лет и ниже) только Казахстан, Туркменистан, Гренада, Доминиканская республика, Гайана и Экваториальная Гвинея. Все остальные выше. Столь низкое значение этого показателя в России объясняется, прежде всего высокой, смертностью (особенно мужской) в трудоспособном возрасте (моложе 65 лет). Именно высокая смертность нестарых людей в России на 80% определяет более низкую продолжительность жизни в целом.

Сравнение смертности в России и в странах Евросоюза показывает следующее. Смертность по всем причинам в России «моложе», чем в странах ЕС. В России в 3,54 раза больше, чем в странах ЕС, мужчин погибает от несчастных случаев (184 на 1000). При этом средний возраст смерти по этой причине составляет 42,9 года (в ЕС - 56,2). Смертность от туберкулеза в 17 раз больше (17 человек на 1000, в ЕС – 1 на 1000) при среднем возрасте 48,5 года (в ЕС – 72,2). Еще 480 мужчин из 1000 погибает от болезней системы кровообращения, хотя и в ЕС этот показатель высок – 399 мужчин. Однако в России смертность от болезней кровообращения среди мужчин на 8 лет моложе.

Несколько хуже статистика Евросоюза выглядит по показателю смерти от злокачественных новообразований (в России 156 человек на 1000, в ЕС – 274). Однако это обстоятельство – с одной стороны, следствие большей продолжительности жизни в странах ЕС (старые люди чаще молодых страдают онкологическими заболеваниями), а с другой, как утверждают специалисты, следствие плохо поставленной диагностики причин смерти людей старшего возраста в России. Число ВИЧ-инфицированных достигло в 2003 году, по данным ПРООН, 1,1% населения (в развитых странах этот показатель колеблется от 0,1 до 0,6 (США) % населения).

Негативные тенденции в состоянии здоровья населения, сформировавшиеся в советский период и унаследованные современной Россией, усилились в 90-ые годы. Социолог Н.М.Римашевская приводит следующие данные. Первичная обращаемость по поводу болезней кровообращения с 1990 по 2003 гг. выросла в 2 раза. В 90-ые годы на 10-15% в год росла заболеваемость туберкулезом. В 2002 году, по данным ПРООН, на 100 тыс. человек населения в России приходился 181 больной туберкулезом. Российское население неблагополучно в плане психического здоровья, о чем свидетельствует такой показатель, как количество суицидов. В 2000-2002 годах этот показатель в России колебался в пределах 36-40 случаев на 100 тыс. жителей, притом, что критическим уровнем, по методике Всемирной организации здравоохранения, считается 26,5. В Западной Европе этот показатель ниже в 2,6 раза. 

Особенно тревожит тот факт, что, как указывает Н.М.Римашевская, средние оценки индивидуальных характеристик здоровья российского населения сохраняют устойчивую тенденцию к снижению. В 2002 году они приближались к 3,07 по 5-балльной шкале. Более чем половина населения России, согласно данным Римашевской, обладает лишь «посредственным» потенциалом здоровья. Притом в 90-ые годы индивидуальный потенциал здоровья населения ежегодно снижался на 0,05 балла (без ускорения темпов).

Данные о неудовлетворительном состоянии здоровья населения России в немалой степени объясняют негативные демографические тенденции современной России, такие, как снижение общей численности населения и старение населения. Так, согласно прогнозам ПРООН, в 2015 году в России будет проживать 133,4 млн. человек. Из года в год в общей численности населения России снижается доля детей до 15 лет. Если в 1990 году она составляла 24%, то в 2000 году – 19%, а в 2002 году лишь 16,5%. По прогнозам Н.М. Римашевской, в 2015 году доля детей в России составит 15%, прогноз ПРООН еще более пессимистичен – 13,4%. 

Следует сказать, что в развитых странах мира данный показатель также невысок, он колеблется от 13 до 22%. Однако необходимо подчеркнуть, что в этих странах снижение доли детей является следствием роста продолжительности жизни и снижения коэффициента фертильности, в то время как в России – следствием снижения коэффициента фертильности, высокими показателями младенческой смертности (в 3-4 раза выше, чем в развитых странах) и более низким уровнем здоровья детей.  

В современном обществе профессионально-образовательные характеристики человеческих ресурсов, образующие интеллектуальный потенциал страны, являются одним из основных факторов, определяющих экономическое развитие стран. Сегодня знание превратилось в основной фактор производства, более значимый, чем такие традиционные факторы, как природные ресурсы, численность рабочей силы и капитал.

    Если качество здоровья населения ставит Россию на один уровень с такими странами, как Гватемала и Туркменистан, то показатели образования населения, напротив, соответствует уровню самых развитых стран мира (с ИРЧП с 1 по 19), а также многих бывших социалистических стран и бывших республик в составе СССР. Так, показатель уровня грамотности взрослых в России составляет 99,6 %, совокупный валовой коэффициент числа поступивших в начальные, средние и высшие учебные заведения – 88%, общий индекс уровня образования 0,95, что заметно выше, чем у большинства стран средней группы и близко к уровню Японии, Ирландии, Швейцарии, Австрии, Германии, Франции, то есть стран с рейтингом ИРЧП от 1 до 20. Эти данные свидетельствуют о преимуществах системы образования, существовавшей в Советском Союзе.

Однако за время, прошедшее после распада СССР и начала рыночных преобразований в России, проявились тенденции другого рода. Резко снизились государственные расходы на науку и образование, как в абсолютных цифрах, так и в долевом выражении. Так, государственные расходы на образование, составлявшие в дореформенный период (данные 1980 года) 5% ВВП, в 2001 году составили 3,1% (в 1990 году – 3,5%). В 1989-90 годах на финансирование науки (включая научное обслуживание) направлялось 3% ВВП, в 2000 году лишь 0,5-0,8%. В 2002 наблюдается рост до 1,2% ВВП, однако это (за небольшими исключениями) меньше, чем в развитых странах мира, где этот показатель колеблется от 1,5 % (Австралия) до 4,6 % (Швеция).

В большинстве наиболее экономически развитых стран доля государственных расходов на образование колеблется в интервале от 4,5 до 6,5 % всех государственных расходов. При этом следует подчеркнуть, что в западных странах существует развитая система частного образования. Анализ данных о структуре государственных расходов по странам свидетельствует о том, что расходы на образование и здравоохранение в наиболее развитых странах мира являются приоритетными и везде превышают военные расходы. При этом расходы на здравоохранение являются равными расходам на образование или чуть выше (5 – 7% ВВП). Наиболее высокие в долевом отношении военные расходы у США (2002 год – 3,4% ВВП), но при этом расходы на образование и здравоохранение в 2001 году составили соответственно 5,6 и 6,2%. В Великобритании военные расходы - 2,4%, расходы на образование и здравоохранение в 2001 году составили соответственно 4,6 и 6,3%. Во Франции военные расходы - 2,5%, расходы на образование и здравоохранение в 2001 году составили соответственно 5,7 и 7,3%. В России военные расходы в 2002 году составили 4,0% ВВП, расходы на образование и здравоохранение (данные 2001 года) соответственно 3,1 и 3,7% ВВП.

Последствия сокращения государственного финансирования сфер образования и науки хорошо известны. Особенно явные потери понесла наука, как фундаментальная, так и отраслевая. В расчете на душу населения государственные затраты на научные исследования и разработки составляли в 2000 году 66 долларов. Для сравнения: Греция тратит на научные разработки 66,5 долларов на душу населения, США – 842,3, Германия - 527,4, Англия -397,4. Такое положение дел позволяет некоторым западным экспертам рассматривать Россию как страну с малым научным потенциалом. Надежды на то, что место государства в поддержке науке займет бизнес, пока не оправдались. В настоящее время доля бизнеса в финансировании науки в России составляет не более 33% (по данным Института открытой экономики), в то время как доля государства – 58% (в США доля государства в финансировании науки составляет 31%, в Японии – 18%). 

Численность персонала, занятого исследованиями и разработками, в 90-ые годы сократилась почти вдвое. По данным ЦИСН, в 2003 году численность исследователей в российской науке составляла 415 тыс. человек. По данным Института народно-хозяйственного прогнозирования, в этот период ежегодно их сферы науки уходило до 7% работников, из них 1% эмигрировал, 6% меняли сферу деятельности. Правда, следует подчеркнуть, что численность занятых в этой сфере в советский период была чрезмерной, а эффективность труда невысокой. Даже после такого сокращения в 2001 году число занятых в НИОКР в расчете на 1 млн. человек населения в России составляло 3494 чел., что больше, чем в Великобритании, Франции, Австрии, Германии. Однако проблема заключается в том, что сокращение численности шло не только за счет неэффективных звеньев научной сферы, а зачастую, напротив, за счет тех, на чьи знания и способности нашелся спрос за рубежом или в других отраслях экономики. Число проектных организаций в 1993-2000 годах сократилось в 4 раза, конструкторских бюро в 2 раза. Согласно социологическим опросам 1996 и 1999 годов, престиж профессии ученого составил 6 и 5 %% соответственно, в то же время предпринимательской деятельности - 50%, профессии журналиста - 15%. Потеря социального статуса научными работниками привела к резкому старению российских научных кадров, поставила под угрозу преемственность, а стало быть, существование научных направлений и школ.

К сожалению, отсутствует надежная статистика и исследования (по крайней мере, открытые), которые позволяют оценить, в какой мере российская наука советского периода располагала долгосрочным потенциалом, пригодным стать основой для развития современных высокотехнологичных отраслей и выступить в роли локомотива для продвижения российской экономики по пути постиндустриального развития. Во всяком случае, общепринятой считается точка зрения, что российская наука обладала целым рядом «заделов» (связанных, главным образом, с оборонной промышленностью), которые при надлежащем использовании их в новых рыночных условиях могли сыграть такую роль.

Огромной проблемой для российской науки остается отсутствие инновационной системы, проще говоря, проблема производственного применения научных разработок. Промышленность России, пребывающая в основном еще на индустриальном этапе, по свидетельству экспертов и статистики, практически не посылает импульсов науке. Неразрывная связь науки и производства, без которой немыслимо развитие постиндустриальной информационной («новой») экономики, в нашей стране пока отсутствует. При этом инновационная деятельность предприятий, по данным ЦИСН (Центра исследования и статистики науки), на 55 % заключается в приобретении импортного оборудования и технологий и лишь на 13% в финансировании исследований (лишь 5% предприятий в 2000 году имели современное оборудование, затраты на инновационную деятельность составили 5%). Потребность отечественного производства в инновациях в целом остается низкой и, как следствие, наука и научно-техническая сфера невостребованными. Таким образом, бизнес не предъявляет спроса на отечественные НИР, а наука, в свою очередь, игнорирует потребности отечественного бизнеса. Наука сбывает свою продукцию преимущественно за рубеж, а бизнес импортирует оборудование и технологии.                 

Согласно данным Института открытой экономики, в 1999 году примерно 65% отечественных научных разработок патентовались нерезидентами. Показательно, что похожая ситуация наблюдается в таких странах, как Китай, Индия, Сингапур. Таким образом, российская наука зарабатывает деньги, торгуя не патентами, как развитые страны, а сырыми идеями. Для сравнения: в странах Евросоюза и США нерезидентами патентуется порядка 10% научных разработок. Однако следует указать, что данные ПРООН в данной области разнятся с данными названного института. Так, по данным ПРООН, в 2000 году в России было выдано 99 патентов (в расчете на 1 млн. чел. населения) российским гражданам, что больше, чем в таких развитых странах, как Канада, Великобритания, Италия, Дания, Канада, хотя и меньше, чем в США (почти в 9 раз), Швеции (в 2,3 раза), Германии (в 2 раза), Франции (в 1,7 раза).

По данным ЦИСН, проблемой являются демпинговые цены экспорта отечественных научных и проектных услуг, в том числе продажи патентных лицензий (примерно на 80% дешевле), хотя эта статья экспорта могла бы стать серьезным источником дохода для отечественной экономики. Так, по данным ПРООН, в 2002 году Россия получила от экспорта разработок (роялти и лицензионных выплат) 1 доллар на душу населения, в то время, как США - 151,7 долл., Швеция – 169,7, Великобритания – 130,4.       

Единственная (и, по-видимому, до конца не потерянная) возможность возродить научный потенциал России, вывести его на современный уровень развития и превратить в движущую силу инновационного развития экономики страны, как это должно быть в начале XXI века, лежит в коммерциализации науки, с одной стороны, и всемерном усилении инновационной составляющей экономики, с другой. Как показали 13 лет пореформенного развития страны, сами по себе, без соответственной государственной политики, эти процессы не идут или идут крайне медленно. Следует признать, что до сих пор такая государственная политика не проводится. Это подтверждают данные статистики. Так, число малых научных предприятий в России не только не растет, но сокращается. Если в 1996 году их было около 47 тысяч, то в 2002 – 23 тысячи (данные ЦИСН).  

Низкий уровень заработной платы в сфере образования (именно в сфере образования и культуры значительная часть заработков не достигает прожиточного минимума) привел к снижению уровня среднего образования. Согласно исследованиям, проведенным PISA , в России наблюдается снижение такого яркого показателя качества школьного образования, как развитие навыков чтения. Исследования, проведенные в 2003 году, показали абсолютное снижение этих навыков среди школьников до 15 лет в сравнении с результатами исследования 2000 года. Россия занимает по этому показателю 33 место среди 40 обследованных стран. Исследование выявило и неблестящее положение в области математики, где Россия занимала в 2003 году 30 место. Более благополучная ситуация в сфере естественных наук, где Россия находится примерно на 17 месте.     

Непростая ситуация сложилась в российской высшей школе. При резком сокращении государственного финансирования вузов страны их количество растет, а общая численность студентов, по сравнению с советским периодом, возросла вдвое. При сохранении этой тенденции уже в самое ближайшее время возникнет уникальная ситуация, когда число мест в вузах превысит количество выпускников средней школы. Такое экстенсивное разрастание высшей школы, хотя и свидетельствует о росте престижа высшего образования, вряд ли может радовать, поскольку не только не сопровождается ростом качества обучения, но, напротив, идет параллельно с его снижением    

*    *    *

Развитие же человеческого потенциала, в первую очередь, зависит от государственной политики в данной сфере. В современном мире прослеживается тенденция повышения роли государства в системе факторов роста человеческого потенциала. Государство вырабатывает общую стратегию развития страны, результатом реализации которой будет определенный уровень развития человеческого потенциала, законодательно закрепляет основы существования человека в семье и обществе, регламентирует хозяйственные, в том числе, трудовые, отношения в обществе, отвечает за состояние природной среды, прямо влияющей на условия жизнедеятельности человека.

Основным инструментом воздействия на человеческий потенциал является государственный бюджет, финансирование образования, здравоохранения, культуры, науки, системы социального страхования и социальной защиты.

В XX веке наблюдается рост масштабов государства и усиление его роли в развитии общества. Отражением этой тенденции является рост бюджетных расходов на социальные цели. Во многом эта тенденция связана с неспособностью рынка производить ряд нематериальных услуг в необходимых объемах, требуемого качества и цены («провалы рынка»). По оценкам специалистов, в конце XX века расширение масштабов государства в развитых странах на 4/5 связано с ростом государственных расходов на развитие человеческих ресурсов.