Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Уже давно опустошила страну Красная смерть. Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной. Кровь была ее гербом и печатью — жуткий багрянец крови! Неожиданное головокружение, мучительная судорога, потом из всех пор начинала сочиться кровь — и приходила смерть. Едва на теле жертвы, и особенно на лице, выступали багровые пятна — никто из ближних уже не решался оказать поддержку или помощь зачумленному. Болезнь, от первых ее симптомов до последних, протекала меньше чем за полчаса.

Но принц Просперо был по-прежнему весел — страх не закрался в его сердце, разум не утратил остроту. Когда владенья его почти обезлюдели, он призвал к себе тысячу самых ветреных и самых выносливых своих приближенных и вместе с ними удалился в один из своих укрепленных монастырей, где никто не мог потревожить его. Здание это — причудливое и величественное, выстроенное согласно царственному вкусу самого принца, — было опоясано крепкой и высокой стеной с железными воротами. Вступив за ограду, придворные вынесли к воротам горны и тяжелые молоты и намертво заклепали засовы. Они решили закрыть все входы и выходы, дабы как-нибудь не прокралось к ним безумие и не поддались они отчаянию. Обитель была снабжена всем необходимым, придворные могли не бояться заразы. А те, кто остался за стенами, пусть сами о себе позаботятся! Глупо было сейчас грустить или предаваться раздумью. Принц постарался, чтобы не было недостатка в развлечениях. Здесь были фигляры и импровизаторы, танцовщицы и музыканты, красавицы и вино. Все это было здесь, и еще здесь была безопасность. А снаружи царила Красная смерть.

Когда пятый или шестой месяц их жизни в аббатстве был на исходе, а моровая язва свирепствовала со всей яростью, принц Просперо созвал тысячу своих друзей на бал- маскарад, великолепней которого еще не видывали.

Это была настоящая вакханалия, этот маскарад. Но сначала я опишу вам комнаты, в которых он происходил. Их было семь — семь роскошных покоев. В большинстве замков такие покои идут длинной прямой анфиладой; створчатые двери распахиваются настежь, и ничто не мешает охватить взором всю перспективу. Но замок Просперо, как и следовало ожидать от его владельца, приверженного ко всему bizarre^[32], был построен совсем по-иному. Комнаты располагались столь причудливым образом, что сразу была видна только одна из них. Через каждые двадцать-тридцать ярдов вас ожидал поворот, и за каждым поворотом вы обнаруживали что-то новое. В каждой комнате, справа и слева, посреди стены находилось высокое узкое окно в готическом стиле, выходившее на крытую галерею, которая повторяла зигзаги анфилады. Окна эти были из цветного стекла, и цвет их гармонировал со всем убранством комнаты. Так, комната в восточном конце галереи была обтянута голубым, и окна в ней были ярко-синие. Вторая комната была убрана красным, и стекла здесь были пурпурные. В третьей комнате, зеленой, такими же были и оконные стекла. В четвертой комнате драпировка и освещение были оранжевые, в пятой — белые, в шестой — фиолетовые. Седьмая комната была затянута черным бархатом: черные драпировки спускались здесь с самого потолка и тяжелыми складками ниспадали на ковер из такого же черного бархата. И только в этой комнате окна отличались от обивки: они были ярко-багряные — цвета крови. Ни в одной из семи комнат среди многочисленных золотых украшений, разбросанных повсюду и даже спускавшихся с потолка, не видно было ни люстр, ни канделябров, — не свечи и не лампы освещали комнаты: на галерее, окружавшей анфиладу, против каждого окна стоял массивный треножник с пылающей жаровней, и огни, проникая сквозь стекла, заливали покои цветными лучами, отчего все вокруг приобретало какой-то призрачный, фантастический вид. Но в западной, черной, комнате свет, струившийся сквозь кроваво-красные стекла и падавший на темные занавеси, казался особенно таинственным и столь дико искажал лица присутствующих, что лишь немногие из гостей решались переступить ее порог.

А еще в этой комнате, у западной ее стены, стояли гигантские часы черного дерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным звоном качался из стороны в сторону, и, когда минутная стрелка завершала свой оборот и часам наступал срок бить, из их медных легких вырывался звук отчетливый и громкий, проникновенный и удивительно музыкальный, но до того необычный по силе и тембру, что оркестранты принуждены были каждый час останавливаться, чтобы прислушаться к нему. Тогда вальсирующие пары невольно переставали кружиться, ватага весельчаков на миг замирала в смущении, и, пока часы отбивали удары, бледнели лица даже самых беспутных, а те, кто был постарше и порассудительней, невольно проводили рукой по лбу, отгоняя какую-то смутную думу. Но вот бой часов умолкал, и тотчас же веселый смех наполнял покои; музыканты с улыбкой переглядывались, словно посмеиваясь над своим нелепым испугом, и каждый тихонько клялся другому, что в следующий раз он не поддастся смущению при этих звуках. А когда пробегали шестьдесят минут — часы снова начинали бить, наступало прежнее замешательство и собравшимися овладевали смятение и тревога.

И все же это было великолепное и веселое празднество. Принц отличался своеобразием вкусов: он с особой остротой воспринимал внешние эффекты и не заботился о моде. Каждый его замысел был смел и необычен и воплощался с варварской роскошью. Многие сочли бы принца безумным, но приспешники его были иного мнения. Впрочем, поверить им могли только те, кто слышал и видел его, кто был к нему близок.

Принц самолично руководил почти всем, что касалось убранства семи покоев к этому грандиозному fête^[33]. В подборе масок тоже чувствовалась его рука. И уж конечно — это были гротески! Во всем — пышность и мишура, иллюзорность и пикантность, наподобие того, что мы позднее видели в «Эрнани». Повсюду кружились какие-то фантастические существа, и у каждого в фигуре или одежде было что-нибудь нелепое.

Все это казалось порождением какого-то безумного, горячечного бреда. Многое здесь было красиво, многое — безнравственно, многое — bizarre, иное наводило ужас, а часто встречалось и такое, что вызывало невольное отвращение. По всем семи комнатам во множестве разгуливали видения наших снов. Они — эти видения, — корчась и извиваясь, мелькали тут и там, в каждой новой комнате меняя свой цвет, и чудилось, будто дикие звуки оркестра— всего лишь эхо их шагов. А по временам из залы, обтянутой черным бархатом, доносился бой часов. И тогда на миг все замирало и цепенело — все, кроме голоса часов, — а фантастические существа словно прирастали к месту. Но вот бой часов смолкал — он слышался всего лишь мгновение, — и тотчас же веселый, чуть приглушенный смех снова наполнял анфиладу, и снова гремела музыка, снова оживали видения, и еще смешнее прежнего кривлялись повсюду маски, принимая оттенки многоцветных стекол, сквозь которые жаровни струили свои лучи. Только в комнату, находившуюся в западном конце галереи, не решался теперь вступить ни один из ряженых: близилась полночь, и багряные лучи света уже сплошным потоком лились сквозь кроваво-красные стекла, отчего чернота траурных занавесей казалась особенно жуткой. Тому, чья нога ступала на траурный ковер, в звоне часов слышались погребальные колокола, и сердце при этом звуке сжималось еще сильнее, чем у тех, кто предавался веселью в дальнем конце анфилады.

Остальные комнаты были переполнены гостями — здесь лихорадочно пульсировала жизнь. Празднество было в самом разгаре, когда часы начали отбивать полночь. Стихла, как прежде, музыка, перестали кружиться в вальсе танцоры, и всех охватила какая-то непонятная тревога. На сей раз часам предстояло пробить двенадцать ударов, и, может быть, поэтому, чем дольше они били, тем сильнее закрадывалась тревога в души самых рассудительных. И, может быть, поэтому, не успел еще стихнуть в отдалении последний отзвук последнего удара, как многие из присутствующих вдруг увидели маску, которую до той поры никто не замечал. Слух о появлении новой маски разом облетел гостей; его передавали шепотом, пока не загудела, не зажужжала вся толпа, выражая сначала недовольство и удивление, а под конец — страх, ужас и негодование.

Появление обычного ряженого не вызвало бы, разумеется, никакой сенсации в столь фантастическом сборище. И хотя в этом ночном празднестве царила поистине необузданная фантазия, новая маска перешла все границы дозволенного — и даже те, которые признавал принц. В самом безрассудном сердце есть струны, коих нельзя коснуться, не заставив их трепетать. У людей самых отчаянных, готовых шутить с жизнью и смертью, есть нечто такое, над чем они не позволяют себе смеяться. Казалось, в эту минуту каждый из присутствующих почувствовал, как не смешон и неуместен наряд пришельца и его манеры. Гость был высок ростом, изможден и с головы до ног закутан в саван. Маска, скрывавшая его лицо, столь точно воспроизводила застывшие черты трупа, что даже самый пристальный и придирчивый взгляд с трудом обнаружил бы обман. Впрочем, и это не смутило бы безумную ватагу, а может быть, даже вызвало бы одобрение. Но шутник дерзнул придать себе сходство с Красной смертью. Одежда его была забрызгана кровью, а на челе и на всем лице проступал багряный ужас.

Но вот принц Просперо узрел этот призрак, который, словно для того, чтобы лучше выдержать роль, торжественной поступью расхаживал среди танцующих, и все заметили, что по телу принца пробежала какая-то странная дрожь — не то ужаса, не то отвращения, а в следующий миг лицо его побагровело от ярости.

— Кто посмел?! — обратился он хриплым голосом к окружавшись его придворным. — Кто позволил себе эту дьявольскую шутку? Схватить его и сорвать с него маску, чтобы мы знали, кого нам поутру повесить на крепостной стене!

Слова эти принц Просперо произнес в восточной, голубой комнате. Громко и отчетливо прозвучали они во всех семи покоях, ибо принц был человек сильный и решительный, и тотчас по мановению его руки смолкла музыка.

Это происходило в голубой комнате, где находился принц, окруженный толпой побледневших придворных. Услышав его приказ, толпа метнулась было к стоявшему поблизости пришельцу, но тот вдруг спокойным и уверенным шагом направился к принцу. Никто не решился поднять на него руку — такой непостижимый ужас внушало всем высокомерие этого безумца. Беспрепятственно прошел он мимо принца — гости в едином порыве прижались к стенам, чтобы дать ему дорогу, — и все той же размеренной и торжественной поступью, которая отличала его от других гостей, двинулся из голубой комнаты в красную, из красной — в зеленую, из зеленой — в оранжевую, оттуда — в белую и наконец — в черную, а его все не решались остановить. Тут принц Просперо, вне себя от ярости и стыда за минутное свое малодушие, бросился в глубь анфилады; но никто из придворных, одержимых смертельным страхом, не последовал за ним. Принц бежал с обнаженным кинжалом в руке, и, когда на пороге черной комнаты почти уже настиг отступающего врага, тот вдруг обернулся и вперил в него взор. Раздался пронзительный крик, и кинжал, блеснув, упал на траурный ковер, на котором спустя мгновение распростерлось мертвое тело принца. Тогда, призвав на помощь все мужество отчаяния, толпа пирующих кинулась в черную комнату. Но едва они схватили зловещую фигуру, застывшую во весь рост в тени часов, как почувствовали, к невыразимому своему ужасу, что под саваном и жуткой маской, которые они в исступлении пытались сорвать, ничего нет.

Теперь уже никто не сомневался, что это Красная смерть. Она прокралась, как тать в ночи. Один за другим падали бражники в забрызганных кровью пиршественных залах и умирали в тех самых позах, в каких настигла их смерть. И с последним из них угасла жизнь эбеновых часов, потухло пламя в жаровнях, и над всем безраздельно воцарились Мрак, Гибель и Красная смерть.

 

Печатается по изданию: По Э. Рассказы. — М., 1980. — С. 165-169.

 

 

Ховард Лавкрафт. «Повелевать жуткими тайнами времени и пространства…»

Тридцатые-сороковые годы XIX столетия были отмечены расцветом литературного дарования, сыгравшим важнейшую роль не только в истории развития рассматриваемого нами жанра литературы, но и в истории короткого рассказа как такового, а косвенным образом оказавшего формирующее влияние на всю европейскую эстетическую школу.

Речь идет о творчестве Эдгара По.

В наше время стало модным недооценивать его значение как художника и его влияние на литературу, однако любой добросовестный и зрелый критик вряд ли способен не отдать должное уникальной движущей силе его разума, открывшего совершенно новые художественные перспективы. Разумеется, его способ восприятия и подход к изображаемому могут казаться кому-то отталкивающими и неприемлемыми, но он впервые реализовал богатые возможности такого подхода к действительности, придал ему систематическое выражение и законченную форму. Правда также и то, что отдельные произведения в этом жанре писателей последующих поколений в некоторых отношениях превосходят созданное По, но необходимо помнить, что именно его примеру и заповедям они следовали; они шли проторенным путем, имея надежное руководство и образец для совершенствования.

До него литераторы этого направления работали в темноте, пытаясь воссоздать в произведении ощущение страха, не понимая его психологических основ. Вдобавок их сочинения, как правило, следовали давно устаревшим и банальным законам беллетристики: счастливый конец, вознагражденная добродетель, — ив целом отвечали всем требованиям морализаторства и дидактизма, утверждая общепринятые идеалы и жизненные ценности, обращаясь всегда к большинству и выступая на стороне большинства. По, наоборот, был носителем индивидуализма, свойственного истинному художнику. Он знал, что назначение произведения искусства — описывать и интерпретировать события и ощущения, как их воспринимает творческий разум, который не должен ставить перед собой социальных и нравоучительных целей. При этом автор выступает скорее в роли беспристрастного хроникера, чем наставника, сочувствующего или выразителя определенного мнения. Он одним из первых понял, что любая грань бытия и мысли может быть избрана как предмет творчества, и, будучи по природе склонным к мрачному и таинственному, обратился именно к этим сторонам жизни. Он описывал печаль, а не радость, упадок, а не расцвет, ужас, а не спокойствие — все то, что было отталкивающим или безразличным для традиционных вкусов и потребностей основной массы человечества, для нормального здорового восприятия благополучной особи. Но таким образом призраки По приобретали зловещую жизненность и убедительность, которая оказывалась недоступной его предшественникам; так был установлен новый стандарт «реализма» в литературе о сверхъестественном и ужасном.

Художественное намерение подкреплялось своеобразным «научным» подходом, редко встречавшимся ранее в литературе, но По изучал скорее человеческий разум и душу, а не приемы и образы «готической школы». Он работал, обладая знаниями об истинных психологических источниках страха, которые удваивали силу воздействия его повествований. Величайшим достижением По — мы постоянно находим этот след в новеллистике — было создание единого настроения и единого целостного впечатления в рассказе. Второй важный момент — сокращение числа событий до минимума, непосредственно необходимого для воплощения общего замысла, с тем чтобы суть их полностью открылась, сконцентрировалась и ярко заблистала в развязке. И очень значительные и далеко идущие последствия имело возведение им болезненности, извращенности и упадка в ранг литературной темы: эта идея была подхвачена, развита и получила великолепное выражение в творчестве поклонника и выдающегося почитателя По — Шарля Бодлера; позднее она стала ядром одного из ярчайших эстетических движений, так что мы можем считать Эдгара По предтечей декаданса и символизма.

Поэт и критик по природе, логик и философ по пристрастиям и типу мышления, По ни в коей степени не был свободен от недостатков и некоторой искусственности в своих сочинениях. Его притязания на глубокую ученость, ходульный и вымученный юмор, взрывы саркастического и пристрастного критицизма — все это действительно существует, и все это нужно простить. Над этими погрешностями, сводя их до полной незначительности, стояло мастерское видение ужаса, гнездящегося вокруг нас и внутри нас, червя, извивающегося и корчащегося в абсурдно близкой пропасти. Проникая в самую сердцевину тайной и страшной сути, скрытой за пестро раскрашенной декорацией маскарадного представления, именуемого существованием, мыслью и чувством человека, это видение достигало такой небывалой силы магической кристаллизации и трансформации, что в стерильной Америке 30 — 40-х годов вырос, вскормленный призрачным лунным светом, пышный сад ядовитых грибов, который не могли бы произвести на свет и адские горы Сатурна.

Стихи и проза в равной мере несут бремя космического ужаса. Если фантастические образы поэзии По угрожающе наступают на нас, оглушая бормотанием маньяка, то в прозе зияет разверстая пасть самой глубокой из бездн. Слабый, неосознаваемый намек на непостижимое отклонение от нормы, события, в невинности которых мы почти не сомневаемся до тех пор, пока прорвавшееся в глухом голосе рассказчика напряжение не открывает их причастности к страшной тайне; демонические силы, погруженные в зловещее забытье, чтобы в одно мгновение пробудиться от сна и обнаружить себя в пронзительном откровении сумасшествия, выплеснуться в немыслимом катаклизме. Перед нами вдруг предстает шабаш ужаса, сбросившего с себя все покровы, — зрелище тем более чудовищное, что наукообразный подход и аналитическое мастерство автора выстраивают все значимое в стройный ряд, демонстрируя в конце концов очевидную связь метафизического зла с реальным физическим злом материальной жизни.

В прозе По можно выделить несколько типов рассказов, и не во всех присутствует подлинная атмосфера иррационального страха. Повествования, в основе которых лежит строгое логическое построение, — предшественники современного детективного жанра, — сочинения, написанные под влиянием и в духе гротеска Гофмана, описания нарушений психики и маний, имеющие дело с простым физиологическим страхом, несомненно, принадлежат к другим направлениям новеллистики. Но остальное, весьма значительное в количественном отношении, дает автору неоспоримое право считаться родоначальником всей современной литературы космического ужаса.

Можно ли забыть кошмарный исполинский корабль, балансирующий на грани водяной воронки и пучины в «Рукописи, найденной в бутылке», темные намеки на его неисчислимый возраст и его загадочную команду, его ужасающий рывок на юг на всех парусах через ледяную ночь Антарктики, дьявольское течение и сверхъестественный водоворот? В «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» путешественники попадают сначала в странную страну вблизи Южного полюса, где нет ничего белого и где гигантские скалы имеют форму египетских иероглифов, в которых зашифрована страшная формула изначальной тайны земли, а потом посещают еще более загадочное царство, где все белое, где окутанные саваном великаны и птицы со снежно-белым оперением охраняют сокровенный водопад, изливающийся с неизмеримой небесной высоты в белое море. Можно ли забыть дикую скачку сумасшедшего на роковом исполинском коне, его страх и ненависть, его ужасную гибель в горящем доме?

Рассудок По никогда не уходил далеко от явлений упадка и ужаса: в каждой поэме, в каждом философском диалоге мы видим напряженное желание достигнуть дна бездонного колодца, приподнять завесу смерти, царствовать в мире фантазии и повелевать жуткими тайнами времени и пространства.

Многое из написанного По достигает почти полного совершенства художественной формы, становится настоящим путеводным маяком в стране короткого рассказа. Он мог, когда хотел, придавать прозе богатую поэтическую окраску, используя архаичные слова и фразы, «восточный» стиль, библейские повторы — эти приемы позднее с успехом применяли Оскар Уайльд и писатели-символисты — и эти его сочинения производят впечатление почти наркотическое: сон курильщика опиума, изложенный на языке сна, со всеми оттенками неземных красок и фантастическими образами, звучит как симфония. В двух из подобных произведений, может быть, не столь поэтичных на первый взгляд — «Лигейе» и «Падении дома Ашеров», — По приходит к самым вершинам художественной изобразительности, до сих пор не превзойденным в литературной миниатюре. Простые по сюжету, оба этих рассказа производят поразительное магическое впечатление благодаря тщательно продуманному развитию действия, отбору и расстановке в единственно правильном порядке мельчайших событий. «Лигейя» повествует о загадочной женщине, которая является после смерти, вселяясь в тело второй жены героя, передавая ей даже свой внешний облик. «Падение дома Ашеров», с его несравненным совершенством в деталях и пропорциях, с содроганием намекает на скрытую жизнь неживой материи и открывает сверхъестественную связь трех существ, последних представителей истории древнего рода: брата, сестры и старинного дома, которые обладают общей душой и встречают свой конец в один и тот же момент.

Эти причудливые и надуманные построения могли бы принять в неумелых руках весьма неуклюжий вид, но в устах По они производят впечатление живое и убедительное, вызывают ощущение неподдельного мистического страха, населяющего наши ночи, и все потому, что автор очень хорошо понимает механизм и психологию чувства ужасного. Подчеркивание существенных деталей, причудливые образы и несоответствия в поведении персонажей, предваряющие страшное открытие, мелкие происшествия и упоминания, невинно выдвигаемые на первый план как символы для подготовки каждого важного шага в направлении грядущей катастрофы, тонкая регулировка постепенно накапливаемой силы, непогрешимая аккуратность в сцеплении частей, образующих безупречное единство и составляющих взрывоопасную смесь, которая вспыхнет в решающий момент, нюансы обстановки и пейзажа, создающие и поддерживающие желаемое настроение и вызывающие к жизни нужную иллюзию, — вот эти принципы, и кроме них существует множество других, скрытых, слишком неуловимых, чтобы их мог перечислить или хотя бы осознать рядовой комментатор. Может быть, в произведениях По можно найти и мелодраматизм, и некоторую безыскусственность, но эти тени полностью исчезают в лучах могучего природного чувства иррационального, болезненного и ужасного, изливающегося из каждой клетки сознания художника и накладывающего на его творения неизгладимый отпечаток высочайшей гениальности.

В психоанализе есть такое ключевое понятие — сублимация. Оно означает переключение психической энергии из одного состояния в другое. Предположим, вам страшно и вы пытаетесь преодолеть это чувство. Вы можете сублимировать свой ужас в целую галерею криминальных созданий.

 

Печатается по изданию : Lovecraft H.Ph. The Supernatural Horror in Literature.

 

●

 

Выдающийся мастер кинематографических «ужасов» Альфред Хичкок, режиссер нашумевшего в свое время фильма «Птицы», создал серию страшных рассказов, услышанных им якобы от его знакомых. Фантазия Хичкока и здесь поистине неисчерпаема. И если как прозаик он уступает крупным мастерам остросюжетного жанра, то в изощренности и необузданности воображения ему не откажешь…

 

 

Альфред Хичкок. Восковые фигуры (рассказ А.М. Барриджа)

В то время как служители Музея восковых фигур Мэринера выпроваживали через застекленную дверь последних посетителей, директор, сидя за письменным столом в своем кабинете, беседовал с Раймондом Хьюсоном.

Директор был довольно молодым крепким блондином среднего роста. Он умел себя подать и — не допуская при этом перехлеста — считал престижным элегантно одеваться. Чего нельзя было сказать о Раймонде Хьюсоне. Одежда его, некогда хорошего покроя, хотя он и следил за ней тщательно, начинала намекать на первые признаки жизненных неудач хозяина. Это был маленький и хрупкий мужчина с поредевшей шевелюрой. Держался он вполне уверенно, а производил впечатление человека вечно настороженного, как будто привыкшего к тому, что он получит от ворот поворот. Его внешность выдавала, кем он был на самом деле: существом скорее одаренным, чем заурядным, но из-за неуверенности в себе терпящим в жизни неудачу за неудачей.

Директор говорил:

— В вашей просьбе есть что-то необычное. В общем-то мы уже три раза на этой неделе отказали подобным претендентам, молодым типам, поспорившим со своими приятелями. Разрешая людям провести ночь в нашей «Пещере убийц», мы ничего не выигрываем, зато много теряем. Если бы я позволил это кому-нибудь и этот кто-нибудь потерял бы от страха голову, в каком бы положении я оказался? Но поскольку вы журналист, это несколько меняет дело.

Хьюсон улыбнулся:

— Я полагаю, вы хотите сказать, что журналистам нечего терять: я имею в виду голову?

— Нет, нет, ну что вы, — рассмеявшись, подхватил директор. — Наоборот, в основном вас принимают за людей способных. В данном же случае мы кое-что даже выиграем: бесплатную рекламу, которая принесет выгоду!

— Вот именно, — согласился Хьюсон, — посему, я надеюсь, мы договоримся.

Директор музея, все еще смеясь, воскликнул:

— О! Предвижу, что вы собираетесь мне сказать. Вы хотите, чтобы вам заплатили вдвойне, не так ли? Рассказывали, что в Музее мадам Тюссо несколько лет назад якобы заплатили сто фунтов стерлингов человеку, который провел ночь в «Комнате ужасов». Вы, конечно, не думаете, что мы делали или сделаем подобное предложение. А… как называется ваша газета, господин Хьюсон?

— На сегодня я — независимый журналист, — признался Хьюсон. — Мне платят за публикации в нескольких газетах. Уверен, кстати, что мне удастся без всякого труда опубликовать эту статью. Скорее всего, ее немедленно примет «Морнинг Эко», поскольку тема сенсационная: «Ночь, проведенная с убийцами Мэринера». Да не найдется ни одной газеты, которая устояла бы при подобном предложении.

Директор потер подбородок.

— Ну и как вы собираетесь преподнести это?

— Я напишу жестко, конечно, но с элементами юмора, чтобы несколько смягчить тон.

Кивнув, директор протянул журналисту футляр с сигаретами.

— Ну что ж, господин Хьюсон, — заключил он беседу, — публикуйте свою статью в «Моргинг Эко», а купюра в пять фунтов стерлингов будет вас ждать, и вы сможете получить ее, когда у вас появится такое желание. Но прежде должен вас предупредить, что испытание, которое вам предстоит, отнюдь не безобидно. Мое желание — быть в вас абсолютно уверенным, да, собственно, чтобы и вы сами в себе уверились. Я бы ни за что не осмелился на такой эксперимент. Все эти манекены я видел и одетыми, и раздетыми. Я знаю также все о способе их изготовления. Я могу прогуливаться среди них, если меня кто-нибудь сопровождает, и быть совершенно спокойным, словно манекены — это кегли, но провести здесь ночь я совершенно не в состоянии.

— Почему? — спросил Хьюсон.

— Не знаю. Не нахожу этому вразумительного объяснения. Я не верю в привидения, а уж если б и верил, то скорее ожидал бы их встретить там, где они когда-то совершили преступление, или там, где покоится их прах, а не в музее, в котором случайно собрали их восковые подобия. Но у меня не хватило бы мужества просидеть рядом с ними ночь, да еще знать, что глаза их неотрывно следят за мной. В общем-то эти манекены скопированы с жутчайших типов, самых омерзительных, каких только знало человечество, и публично я никогда не осмелился бы признаться, что приходят поглазеть на них люди, движимые не самыми благородными порывами. Сама атмосфера этого места неприятна. А если вас она волнует и вы к ней чувствительны, то я предупреждаю вас об очень дурной ночи, которую вам предстоит там провести.

Хьюсон знал это с той самой минуты, когда идея зародилась в его голове. Он испытывал нечто болезненное, стоило ему только подумать об этом, однако непринужденно улыбнулся директору музея. У него на руках жена и дети. А в последний месяц он пробавлялся заметками для отдела хроники и снимал проценты со своих скромных сбережений, таявших на глазах. На этот раз удача улыбалась ему, удача, которую он не смел упустить: стоимость необычной статьи в «Морнинг Эко» плюс купюра в пять фунтов стерлингов. С такими деньгами хотя бы неделю он будет чувствовать себя богатым. Или хоть две недели почувствует себя свободным от денежных затруднений. Кроме того, если вдруг репортаж окажется удачным, ему могут предложить постоянное место в газете.

— Жизнь нонконформистов и журналистов сурова, — сказал он. — Ночь в вашей «Пещере убийц» будет отнюдь не веселой, это явно не столь комфортабельное местечко, как гостиничный номер. Но не думаю, что ваши восковые персоны меня смутят.

— А вы не суеверны?

Хьюсон рассмеялся:

— Решительно нет.

— Но вы — человек пишущий, а значит, обладаете большим воображением.

— Заведующий отделом информации одной газеты, на которую я работал, постоянно жаловался, что как раз воображения-то мне не хватает. Голый факт мало значит в нашей профессии, газеты не любят держать своих читателей только на «хлебе и воде».

Директор улыбнулся и встал.

— Прекрасно, — сказал он. — Последние посетители, кажется, ушли. Я сейчас распоряжусь, чтобы на манекены не надевали их обычные чехлы, и предупрежу охрану, что вы пробудетё здесь до утра. А потом отведу вас вниз и покажу помещение.

Он сказал несколько слов по телефону и повесил трубку.

— К сожалению, вынужден поставить вам одно условие — не курить. Сегодня после обеда в «Пещере убийц» послышался крик: «Пожар! Горим!» Не знаю, кто поднял тревогу, но она оказалась ложной. К счастью, было мало народу, иначе не миновать бы паники. А теперь отправились, если вы готовы.

Хьюсон следовал за директором через несколько залов, где служащие покрывали чем-то вроде саванов королей и королев Англии, генералов и знаменитых государственных деятелей прошлых и нынешних поколений, одним словом, всех представителей человечества, репутация которых, дурная или добрая, дала им возможность на подобного рода бессмертие. Директор задержался лишь однажды, отдавая распоряжение служащему поставить кресло в «Пещере убийц».

— Боюсь, это все, что мы в состоянии для вас сделать, — сказал он Хьюсону. — Надеюсь, вы сможете немного поспать.

Он провел Хьюсона через какую-то дверцу и обогнал его на лестнице, сложенной из камня, плохо освещенной, производящей мрачное впечатление спуска в средневековую башню. В коридоре цокольного этажа уже стояли некоторые кошмарные приспособления, предваряющие «Пещеру убийц»: реликвии инквизиции, козлы из средневекового замка, орудия пыток и другие свидетельства эпохи жестокости. Коридор кончался «Пещерой убийц».

Она была неправильной формы, со сводчатым потолком, тускло освещенная матовыми шарами, скрывающими лампочки. Здесь преднамеренно подчеркивалась таинственность, вызывающая беспокойство, заставляющая говорить вполголоса. Воздух был напоен запахами часовни, но не той, где возносили молитвы Христу, а скорее той, где совершались черные мессы.

Восковые фигуры убийц располагались на маленьких пронумерованных постаментах. Знаменитости недавнего времени стояли бок о бок с криминальными «звездами» прошлого. Тертэл, убийца Вэйра, застыл неподвижно, словно окаменевший. Оцепенел и Лефроф, несчастный маленький сноб, который убивал, воображая себя вельможей. Метрах в пяти от него восседала госпожа Томпсон, сексуально озабоченная особа, которая была приговорена к смерти через повешение. Чарльз Пис, единственный в этой компании не пытавшийся даже скрыть свое истинное лицо и свою причастность к преступному миру, дышал злобой и жестокостью. Два недавних приобретения: Браун и Кеннади — высились между госпожой Дайер и Патриком Мэхоном.

Директор останавливал Хьюсона перед некоторыми именитыми личностями и произносил:

— Вот Крайпен, думаю, вы узнали его. Такое ничтожное, незначительное существо, что трудно себе даже представить подобного. Казалось, он и мухи не обидит. А вот Армстронг. Вид бесхитростного славного деревенщины, не так ли? А вот старина Вакье. Его ни с кем не спутаешь из- за его бороды. Ну и, конечно, этот самый…

— Кто это? — прервал его тихим шепотом Хьюсон, показывая пальцем на следующую восковую фигуру.

— О! Я как раз добирался до него, — сказал директор, не повышая тона. — Подойдите и посмотрите на него хорошенько. Это наша знаменитость. Он — единственный из всех здешних представителей, который не был повешен.

Манекен, которым заинтересовался Хьюсон, представлял крошечного худенького человечка, ростом не выше метра пятидесяти пяти сантиметров. Усы, тоже из воска, огромные очки и пальто в виде накидки. Прямо-таки пародия на француза, каких часто можно увидеть на лондонской сцене. Хьюсон не смог бы объяснить, почему это кроткое лицо показалось ему столь отвратительным. Он отступил на шаг и, несмотря на присутствие директора, сделал над собой усилие, чтобы снова взглянуть на эту восковую личность.

— А кто он?

— Это — доктор Бурдэтт.

Хоюсон неуверенно покачал головой.

— Мне кажется, я слышал это имя, но не помню, при каких обстоятельствах.

— Вы бы скорее вспомнили, будь вы французом, — ответил директор. — Долгие месяцы он наводил страх на весь Париж. Днем он лечил больных, а ночью во время припадков перерезал им горло. Он убивал только из удовольствия, причем всегда одним способом: бритвой. Совершив последнее преступление, он оставил улику, которая и позволила полиции напасть на его след. Одна улика вывела на другую, и вскоре полиции стало ясно, что она обнаружила парижского Джека-Потрошителя. С такой массой неопровержимых доказательств преступника полагалось отправить либо в психушку, либо на эшафот.

Однако в тот момент наш друг повел себя более умно, чем полиция. Когда он понял, что ему расставлена ловушка, он таинственно исчез, и с тех пор все полиции мира тщательно ищут его. Должно быть, он покончил с собой, но ему удалось это сделать так, что труп не обнаружили нигде. Пара преступлений подобного рода была совершена уже после его исчезновения. Но и это не мешает считать его мертвым почти наверняка, эксперты полагают, что новые убийства — дело рук имитатора. Любопытно, не так ли, что знаменитые убийцы всегда имеют подражателей?

Хьюсон содрогнулся и переступил с ноги на ногу.

— Не нравится мне этот тип, — проворчал он. — Поглядите-ка на его глаза!

— Да, данный экспонат — истинное произведение искусства. Такое впечатление, что его глаза вас пожирают. Вглядитесь! Он удивительно реалистичен, ведь Бурдэтт занимался гипнозом, он гипнотизировал свою жертву. Если бы он действовал иначе, то невольно напрашивается вопрос, как такой крошечный человек мог справиться с подобной кошмарной работенкой. На его жертвах ни разу не обнаружили следов борьбы.

— У меня впечатление, что он шевелится, — заметил Хьюсон с дрожью в голосе.

Директор улыбнулся.

— А к концу ночи, боюсь, у вас будет еще больше зрительных иллюзий. Но на ключ вас здесь не закроют, вы сможете подняться этажом выше, когда почувствуете, что с вас хватит. В верхнем помещении есть сторожа. Таким образом, у вас есть компания. Не беспокойтесь, если услышите шаги. Сожалею, что не смогу прибавить света, поскольку и так зажжены все лампы. И по совершенно понятным причинам нам бы хотелось, чтобы это помещение имело возможно более мрачный вид. А теперь, я думаю, самое время вернуться в мой кабинет и выпить хорошую порцию виски, прежде чем вы приступите к своему бдению.

Ночной сторож, принесший кресло Хьюсону, был довольно забавен.

— Вам куда его поставить? — спросил он, усмехаясь. — Здесь, чтобы вы могли поболтать с Крайпером, когда устанете, ведь надоест же вам сидеть без движения? А может, тут, возле старой тетушки Дайер, которая смотрит так нежно, что трудно не ответить ей нежностью? Скажите, где?

Хьюсон улыбнулся. Болтливость этого человека развлекла его, изменила атмосферу этого места и превратила его в обычную комнату.

— Я сам устроюсь. Посмотрю, где сильней сквозняк…

— А здесь его просто нет. Ну ладно, спокойной ночи, мистер. Если я вам понадоблюсь, я — наверху. Не подпускайте их к себе и не давайте им дотрагиваться до вашей шеи своими холодными и липкими руками. Довольствуйтесь взглядами на госпожу Дайер. Мне кажется, она в вас влюбилась.

Хьюсон расхохотался и тоже пожелал сторожу спокойной ночи. Все оказалось намного проще, чем он себе представлял. Он начал двигать кресло на колесиках и поставил его в самый центр прохода, специально повернув спинкой к доктору Бурдэтту. Совершенно по непонятной причине доктор Бурдэтт нравился ему значительно меньше, чем вся остальная компания. С легким сердцем он установил кресло в самом центре, но когда где-то наверху над ним стихли шаги сторожа, он понял, что предстоящее ему испытание не из легких.

Ровный свет озарял вереницу восковых фигур, таких же таинственных, как и живые человеческие существа. А тишина казалась нереальной, почти отвратительной, ужасающей. Чего Хьюсону не хватало, так это дыхания, шуршания одежды, того тысячи и одного оттенка шума, которые наполняют даже те мгновения, когда самая глубокая тишина обрушивается на толпу. И воздух был такой застоявшийся, словно вода на дне пруда. В комнате не чувствовалось ни малейшего дуновения, даже такого, чтобы заставить шевельнуться занавеску, вздрогнуть штору или затрепетать тень. Его собственная тень, которая вдруг мелькнула, потому что он пошевелил ногой, была единственной, напомнившей ему о движении. «Вот так должно быть на дне моря», — подумал он и задался мыслью, как бы ему включить эту фразу в свою завтрашнюю статью.

Он вел себя мужественно с манекенами. В конце концов, ведь это просто восковые болваны. И до тех пор, пока эта мысль доминировала над всем остальным, все шло нормально. Однако, какой бы ободряющей она ни была, она не надолго удерживала его от того чувства дурноты, которая появилась под пристальным взглядом доктора Бурдэтта, смотревшего — а он это точно знал! — ему в затылок. Глаза этой восковой фигуры неотступно преследовали, терзали его, и его мучило желание обернуться.

— Ну, вот, — сказал он себе, — я начинаю нервничать. Если я сейчас обернусь, чтобы посмотреть на этого выряженного типа, это значит, я позволил себе испугаться.

А потом пронеслась другая мысль:

— Именно потому, что ты боишься, ты не смеешь посмотреть на него.

Оба голоса, казалось, ссорились между собой втихомолку минуту-две, и наконец Хьюсон повернулся вместе с креслом. И посмотрел на то, что было у него за спиной.

Среди многочисленных манекенов, населявших комнату, одеревенелых и лишенных естества, фигура отвратительно крошечного доктора отличалась своей значительностью, может быть потому, что свет падал прямо на его лицо. Видимость мягкой кожи, которую мастеровитый творец сумел придать воску, заставила Хьюсона вздрогнуть. Глаза его встретились на секунду с глазами доктора, на секунду, которая показалась ему вечностью, а потом ему удалось отвести взгляд.

Но это такая же восковая имитация, похожая на остальных, — прошептал Хьюсон. — Вы все здесь восковые фигуры!

Да, это так, они были всего лишь восковыми фигурами, но восковые фигуры не двигаются. Не отметив ни малейшего движения, он все-таки подозревал, что за те несколько секунд, на которые он отвернулся, чтобы посмотреть назад, произошло легкое, едва заметное изменение в группе манекенов, расположенной перед его креслом. Например, Крайпен повернулся на один градус влево. «Или, может быть, — подумал Хьюсон, — я поставил кресло не совсем на то место». Один из двух — Филд или Грей — точно двинул руками. Хьюсон на мгновение задержал дыхание, потом глубоко вздохнул, чтобы вновь вернуть все свое мужество, как человек, который собирается поднять с пола штангу. Он еще раз вспомнил слова заведующего отделом информации и с горечью рассмеялся:

— И они считают, что мне не хватало воображения!

Он вытащил из кармана блокнот и стал быстро записывать:

«Мертвая тишина и тревожная неподвижность манекенов. Впечатление, будто находишься на дне моря. Гипнотизирующие глаза доктора Бурдэтта. Как только перестаешь наблюдать, кажется, что фигуры двигаются».

Он резко захлопнул блокнот и быстро взглянул направо через плечо. Никакого движения; но какое-то шестое чувство подсказало ему, что нечто задвигалось. Он бросил взгляд на Лефроя, который продолжал идиотски улыбаться, как бы говоря: «Это не я!».

Естественно, это был не он, да и никто из них: это были его собственные нервы. Но неужто речь шла о простой галлюцинации? И неужели Крайпен не сделал никакого жеста в какой-то неуловимый миг, пока его внимание отвлеклось на что-то другое? Но доверять этому маленькому человечку, Бурдэтту, было совершенно невозможно. Как только вы перестаете наблюдать за ним, он меняет положение. И остальные поступают точно так же. Он привстал с кресла. Так больше не могло продолжаться. Сейчас он уйдет отсюда. Ему уже не хотелось провести ночь с восковыми фигурами, которые, как только он отводил взгляд, начинали шевелиться.

Хьюсон опять сел. Только что он продемонстрировал свою трусость, что было полным абсурдом. Ведь это же восковые отливки, и двигаться они не могли. Именно этой мысли и надо держаться, и тогда, без сомнения, все будет отлично. Но откуда это молчаливое беспокойство вокруг него? Что-то неуловимое витало в воздухе. Что-то такое, что в общем-то и не нарушало тишины, но, с другой стороны, куда бы он ни обращал взор, оставалось вне поля его зрения.

Снова он резко повернулся и встретил взгляд доктора Бурдэтта, мягкий и одновременно зловещий. Потом неожиданно откинул голову назад и оказался лицом к лицу с Крайпеном. А! На сей раз он почти поймал его с поличным. «Осторожно, старина Крайпен, да и все остальные тоже! Как только увижу, что кто-то из вас зашевелился, — разрежу на тысячу кусочков. Вы меня слышите?»

В душе он понимал, что лучше бы ему отсюда убраться. Он получил достаточно подробностей, чтобы написать свою статью. Да не одну, а целых десять статей. Ну, так почему бы не уйти? А «Морнинг Эко» и не узнает, сколько он тут пробыл, а редактор вообще над ним посмеется, в том случае, конечно, если рассказ получится удачным. Да, но ночной сторож может его выдать. И директор музея, кто его знает, не посмеется ли над ним в открытую, над ним и над банкнотой в пять фунтов стерлингов, которая ему так нужна. Он спросил себя, спит ли Роза или еще не легла. Думает ли о нем? Ну и хохотать же она будет, когда он расскажет о том, что здесь навоображал…

Ну все, на сей раз это уже слишком! Восковые фигуры не только двигались, но и дышали. Это нестерпимо! Но ведь кто-то действительно дышал, если только не сам Хью- сон. Он застыл, прислушиваясь, и сдерживал дыхание сколько мог, пока не прорвался глубоким вздохом. Ну конечно же это его собственное дыхание, если только… Если только здесь не догадались, что он прислушивается, и тоже не задержали дыхание. Хьюсон резко повернул голову и оглядел все вокруг. Отовсюду на него смотрели восковые лица без всякого выражения, а он-то воображал, что за какую-то долю секунды едва не пропустил движение руки или ноги, дрожь губ, помаргивание ресниц, словом, свидетельство присутствия человеческого разума. Впечатление было как от целого класса невыносимых учеников, которое только того и ждут, чтобы учитель отвернулся к доске, а они примутся двигаться и шептаться и, как только он, учитель, повернется к ним, вновь станут благоразумными и примерными.

Нет, как больше продолжаться не может. Решительно не может. Надо, чтобы его мысль ухватилась за что-нибудь постороннее, непосредственно связанное с повседневной жизнью. Ну, например, с освещением лондонских улиц. Или вот: жил-был Раймонд Хьюсон, несостоявшийся журналист, неудачник, человек, который жил, дышал, а эти болваны, стоявшие вокруг него, были всего лишь манекенами. А следовательно, они не могут ни двигаться, ни разговаривать. Ну и что из того, что они ростом с подлинных убийц? Их туловища сделаны из воска и опилок. Да и здесь- то они выставлены на потребу зрителям с извращенным вкусом. Ну слова богу — теперь лучше! Да, кстати, что это за смешная история, которую ему кто-то вчера рассказал…

Он вспомнил только часть ее, так как пристальный взгляд доктора Бурдэтта как бы бросал ему настойчивый вызов и в конечном счете заставил его обернуться.

Хьюсон полуобернулся, а потом повернулся и полностью, вместе с креслом. Теперь он был напротив человека со взглядом гипнотизера. Глаза журналиста расширились, а губы, сложившиеся сначала в гримасу ужаса, раздвинулись, как бы в желании укусить. И тогда он заговорил, и голос его разбудил зловещее эхо.

— Ты пошевелился, дьявол тебя побери, — закричал Хьюсон. — Да, ты пошевелился, я уверен в этом, я видел.

А потом он застыл в кресле и больше не двигался. Он смотрел прямо перед собой, словно человек, найденный замерзшим во льдах Арктики.

Жесты доктора Бурдэтта были медлительны и размеренны. Он спустился с постамента с такой же осторожностью, с какой дама сходит с подножки автобуса. Подиум, на котором стояли скульптуры, был сантиметрах в шестидесяти от пола, и поверх него тянулся огораживающий его красный бархатный шнур. Доктор Бурдэтт приподнял шнур и прошел под ним, как под аркой. Спустил ногу на пол и сел на край подиума, как раз напротив Хьюсона. А потом, сделав едва заметное движение головой, сказал на безупречном английском, в котором угадывался мягкий иностранный акцент:

— Добрый вечер! До тех пор, пока я не услышал разговор между почтенным директором этого заведения и вами, я и не подозревал, что мне представится возможность обзавестись собеседником на эту ночь. Вы не можете ни двигаться, ни говорить без моего соизволения, зато вы прекрасно меня слышите. Что-то мне подсказывает, что вы… Ну, как бы это выразиться? Нервничаете. Мой дорогой сэр, я хочу, чтобы у вас не было никаких иллюзий. Я не похож ни на одно из этих презренных изваяний. Нет. Я — доктор Бурдэтт, собственной персоной.

Он остановился, откашлялся и подвигал ногами.

— Извините, но я несколько одеревенел. Позвольте кое- что объяснить. В силу обстоятельств, не нужды вам их описывать, для меня крайне желательно стало жить в Англии. Как-то вечером я находился рядом с этим зданием и вдруг наткнулся на полицейского, который рассматривал меня с явным любопытством. Думаю, он намеревался последовать за мной, а может быть, и задать мне несколько нескромных вопросов. Поэтому я смешался с толпой и вошел сюда. Заплатив еще дополнительную сумму, я получил право проникнуть в комнату, в которой мы с вами и встретились. Внезапное вдохновение открыло мне возможность избегнуть преследования. Я закричал: «Пожар!» — и, когда все эти идиоты бросились к лестнице, я снял с фигуры, изображавшей меня, пальто-накидку, набросил его на себя, спрятал свой манекен под подиум и поднялся на постамент на его место.

Признаюсь, вечер этот был для меня изнурительным, но, к счастью, смотрят на нас недолго, а посему время от времени я могу перевести дыхание и сделать незаметное движение. Один мальчуган закричал было, что видел, как я пошевельнулся. Родители пообещали ему, вернувшись домой, дать хорошую взбучку и оставить без сладкого. Я надеюсь, что обещание свое они не выполнили.

Описание моей персоны, которое сделал директор, было предвзятым, но, в целом, достаточно верным. Итак, я не умер. Но думаю, что будет лучше, если мир поверит в мою кончину. Рассказ о «мании», которой я был подвержен в течение долгих лет, был точен, но не слишком тонко объяснял ее причину. Мир делится на коллекционеров и неколлекционеров. Мы не будем сейчас заниматься неколлекционерами. Коллекционеры же собирают всякие штучки- дрючки, начиная от денег и кончая пачками из-под сигарет, бабочками и спичками… Все зависит от личного вкуса. Что касается меня, то я коллекционирую человеческие глотки.

Бурдэтт прервал монолог и принялся рассматривать шею Хьюсона с интересом, смешанным с отвращением.

— Я благодарен судьбе, которая свела нас этой ночью, — продолжал он, — и мне грешно было бы жаловаться. Из соображений личной безопасности моя активность была несколько снижена в последние годы, и я рад случаю, который мне представился, чтобы удовлетворить мой довольно необычный каприз. Да, но шея у вас слишком тощая, сэр, если позволите сделать вам это субъективное замечание. Сам-то я никогда бы вас не выбрал. Я люблю людей с мясистыми шеями… С толстыми, красными шеями…

Он порылся во внутреннем кармане, вытащил какой- то предмет, который потрогал своим влажным указательным пальцем, а потом принялся спокойно перекладывать из правой руки в левую.

— Это — французская бритва, — заметил он как можно естественнее. — В Англии ими пользуются не так часто, как во Франции, но, может быть, вам такие встречались. Точат их о дерево. Обратите внимание, как остро лезвие этой бритвы. Они режут не очень глубоко, но именно так, как надо. Через мгновение вы сами сможете в этом убедиться. Сейчас я задам вам учтивый вопрос, который обычно задают все хорошо воспитанные цирюльники: эта бритва подходит вам, сэр?

Он встал. Это было незначительное, но угрожающее движение. Он подошел к Хьюсону гибкой и бесшумной походкой, будто пантера, крадущаяся в джунглях.

— Будьте любезны, приподнимите, пожалуйста, подбородок. Спасибо. Еще чуть-чуть. Еще немножко. Вот так! Прекрасно! Благодарю! Спасибо сэр… А… Спасибо…

В другом конце комнаты, в потолке, был большой витраж матового стекла, и днем сверху сюда проникали слабые лучи света. С восходом солнца эти лучи смешивались с рассеянным электрическим светом, и это добавляло еще больше ужаса той картине, которая открывалась взору.

Восковые фигуры по-прежнему стояли на своих местах в ожидании восхищения или хулы посетителей, робко бродящих среди них… В центральном проходе сидел Хью- сон, откинувшийся на спинку кресла. Подбородок его был приподнят, словно он собирался бриться, и, хотя на шее его не было ни одной царапины, он был холоден и мертв. Его газетное начальство было неправо, не веря в силу его воображения.

Доктор Бурдэтт спокойно высился на своем постаменте, наблюдая за умершим. Он не шевелился, поскольку был не способен сделать ни малейшего движения; в конечном счете, он был всего лишь восковой фигурой…

 

Печатается по изданию: The Abominable Stories. — L., 1968.

 

 

Одержимые дьяволом

Бесы с рогами, бесы без рогов,

Бесы унылые, бесы игривые,

Гладкокожие и волосатые

Дьяволы, дьяволицы и бесенята…

Из средневековой мистерии

 

После появления на экране знаменитого ныне фильма «Экзорцист» слова «одержимость» и «экзорцизм» долгое время не сходили с уст множества людей. Фильм произвел столь глубокое впечатление не только благодаря самой теме— обращению к сверхъестественным явлениям, извечно вызывающим страх, и не только благодаря действительно леденящему ужасу, охватывающему зрителя в некоторые моменты. Больше всего поражает удивительный дух реальности, исходящий от экрана, когда мы видим одержимую дьяволом девочку и устрашающие результаты экзорцизма.

В Ветхом завете об одержимости дьяволом говорится лишь однажды. В книгах Нового завета приведено довольно много описаний несчастных, мучимых вселившимися в них нечистыми духами, а Христос выступает в роли изгонителя бесов: «Когда же вышел он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал перед Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло».

А вот слова д-ра Мартина Израэля, который занимается экзорцизмом в наши дни. «Человек может быть одержим духом близкого родственника или друга, почему-либо не нашедшим успокоения после смерти. Все одержимые проявляют симптомы тяжелого душевного недуга, почти неотличимые от проявлений шизофрении, сильной депрессии или маниакально-депрессивного психоза. Особенно характерно для таких людей маниакальное чувство вины. Я в своей жизни ни разу не видел других проявлений одержимости, но вполне допускаю мысль, что в крайне редких случаях человек может стать жертвой куда более мощных злых сил. Если бы мне довелось столкнуться с подобным случаем, я не рискнул бы взяться за него сам, а призвал бы на помощь других служителей церкви».

Вероятно, именно из-за того, что симптомы одержимости и психических болезней так сходны, во времена раннего христианства и в средние века одержимых бесами было гораздо больше, чем в более просвещенные времена. В 251 году папа Корнелий назначал официального изгонителя бесов в каждую из подвластных ему областей. Скорее всего, большинство людей, проходивших обряд изгнания дьявола, не были истинно одержимыми, а страдали от какого-либо более «земного» душевного расстройства. Тем не менее в XX веке в Англии епископ д-р Мервин Стоквуд также назначает другого епископа официальным экзорцистом. Однако отношение официальной церкви к одержимости и экзорцизму претерпело существенные изменения. Специальная комиссия, возглавляемая д-ром Робертом Мортимером, епископом Эксетерским, пришла к выводу о необходимости тщательного разделения случаев истинной и ложной одержимости. «Ни один сеанс изгнания злого духа не должен проводиться без предварительной медицинской и психологической экспертизы в силу его крайней опасности для сознания человека».

Словно в подтверждение этих слов два года спустя в Йоркшире один из участников массовой ночной церемонии изгнания нечистой силы, совершаемой викарием и методистским священником, наутро зверски убил свою жену. По утверждению священника, во время церемонии было изгнано около пятидесяти злых духов. По-видимому, удалось изгнать не всех, а, скорее всего, рассудок будущего убийцы просто не выдержал напряжения и драматизма обряда.

Тем не менее та же комиссия считает, что в последние десятилетия силы зла все больше активизируются. «Сегодня в странах Запада массовый отход от христианского вероучения, ослабление морали и нравственности, страх перед будущим вместе с растущим влечением к оккультизму и черной магии ведут к тому, что человек теряет защиту от злых сил, а иногда и сам навлекает их на себя». Поэтому возникает очевидная и неотложная потребность реставрации практики экзорцизма и его надлежащего места в жизни общества. Очевидно также и то, что в случае недостаточной компетентности человека, совершающего обряд изгнания, существует вероятность чудовищной опасности как для пациента, так и для него самого. Ощущение нечеловеческого ужаса и страдания могут оказаться настолько сильными, а эмоции пациента и экзорциста так тесно переплестись, что сознание обоих начнет неудержимо и необратимо распадаться. Итогом деятельности комиссии было решение о создании центра по обучению будущих экзорцистов.

Существует множество примеров воображаемого нападения или вселения дьявола, но есть также вполне современные, хорошо документированные и повергающие в ужас случаи непонятных изменений личности человека, необъяснимые с точки зрения традиционной психиатрии, например внезапное приобретение сверхъестественных способностей, которыми жертва ранее не обладала. Классические, описанные теологами признаки вселения дьявола — неожиданные и катастрофические изменения человека в физическом, интеллектуальном и поведенческом смысле. Чаще всего упоминаются неестественная физическая сила, приступы конвульсий и кататонии, судороги, помрачение рассудка, нечувствительность к боли и измененный до неузнаваемости, «нечеловеческий» голос. Этому, как правило, способствуют предзнание, ясновидение и другие оккультные способности, телепатия и телекинез, понимание незнакомых языков. Жертва злой силы проявляет сильнейшую реакцию страха на священнослужителей, слова молитвы и предметы церковного обихода, содрогается в ужасе, услышав имя Христа, богохульствует и изрыгает проклятия.

Одно из наиболее впечатляющих описаний одержимости приведено в книге Э. Тайлора «Примитивные культуры», изданной в Лондоне в 1871 году.

«Невидимая таинственная сила бросает беспомощную жертву на землю, заставляет ее тело биться и корчиться в конвульсиях. Одержимый кидается на стоящих рядом людей с силой и яростью дикого зверя, лицо его искажено ужасной гримасой, жесты неистовы. Голос, не только не похожий на его собственный, но вообще не имеющий ничего общего с голосом человеческого существа, выкрикивает бессвязные ругательства или с поразительным красноречием, неизмеримо превосходящим скромные способности жертвы, изрекает немыслимые пророчества и чудовищные предсказания. У всех присутствующих и даже у самого одержимого создается полное впечатление, что человек полностью находится во власти другого, нечеловеческого существа и является послушным его воле орудием. Наконец, нечистый дух оставляет измученное тело и разум посредника и исчезает так же внезапно, как появился».

Римско-католическая церковь в отличие от англиканской сохранила более консервативные взгляды на явление одержимости человека бесом и сохранила в почти полной неприкосновенности обряд экзорцизма, окончательно сформировавшийся к 1619 году и называемый «Rituale Romanum». Каноническое описание ритуала — это необыкновенно интересный и во многих отношениях полезный документ, ни в коем случае не представляющий собой простой набор вышедших из употребления заклинаний и молитв. Он состоит из 21 пункта, каждый из которых строго регламентирует действия и слова духовного лица, изгоняющего нечистого духа. Хотя некоторые моменты обряда кажутся современному читателю весьма анахронистичными и наивными, чрезвычайно привлекательны «деловитость» и отсутствие в обряде излишней экзальтации и истерических моментов.

Многие служители церкви придерживаются мнения, что сеанс экзорцизма может давать положительные результаты и в случае ложной одержимости. Преподобный Р. Мортимер утверждает: «Психические расстройства такого рода встречаются очень часто, и ритуал изгнания способствует успокоению души страждущего». Он тем не менее твердо убежден в объективном существовании злых сил вне человеческого сознания. Контакты с ними могут происходить в самых разнообразных формах. В качестве примера он приводит свидетельство молодой женщины, описывающей свои необычные ощущения, которые исчезли навсегда после нескольких сеансов изгнания злого духа.

«Ледяное молчание, казалось, наполнило комнату. Потом я почувствовала как бы сильный удар ветра в солнечное сплетение, и одновременно с этим стул в углу комнаты как будто сошел с ума: он, конечно, не совсем танцевал, но, несомненно, двигался. Холод исчез так же внезапно, как появился, затем снова вернулся, но как-то по-иному. Теперь в комнате возникла атмосфера вопроса, а не молчания. Потом холод прошел по дому и исчез навсегда. Холод этот невозможно описать, он не такой, как от снега или холодного ветра. Это скорее лишенное температуры присутствие чего-то или кого-то, овладевающего абстрактной частью тебя».

По мнению отца Джона Ричардса, ложная одержимость не менее опасна, чем истинная, и точно так же требует неотложного и компетентного вмешательства духовного лица, причем результаты подчас вызывают недоумение и замешательство психиатров и психологов.

Психиатр, попросивший англиканского священника произвести обряд экзорцизма над своей пациенткой, страдавшей тяжелой формой шизофрении, позднее рассказывал: «Все испробованные методы лечения шизофрении не давали ни малейших результатов. Пациентка была твердо убеждена в том, что она одержима дьяволом. В то время я полностью отрицал все традиционные религиозные представления, и сама мысль о моем участии в смехотворном представлении — „изгнании дьявола" — вызвала во мне протест. Отказавшись присутствовать при обряде, я привел в негодование священника, который воскликнул: „Ваша профессия и ваши учителя дали вам право связывать и освобождать. Вот перед вами женщина, которая связана, освободите же ее!" Когда священник приказал нечистому духу именем Господа покинуть тело женщины, они издала страшный крик: „Оставьте меня!" Прямо как в Библии. Потом она ничего из этого не могла вспомнить».

Первая попытка «научного» подхода к явлению одержимости была предпринята в конце прошлого века немецким иезуитом Родольфом Родвиком. Он вел подробную регистрацию случаев одержимости и пытался сопоставить традиционный подход к этому явлению в духе «Rituale Romanum» с современными научными концепциями от медицинских до парапсихологических.

В 1865 году в немецком городе Илфурте произошло загадочное событие, ужасающие подробности которого изложены в отчете отца Родвика. Жертвами дьявола стали два брата, Теобальд и Йозеф, десяти и восьми лет от роду. В течение четырех лет они почти не покидали постели. Два-три раза в день они вдруг вставали на голову или так скручивали ноги, что их невозможно было расплести никакими усилиями до тех пор, «пока дьяволу не становилось угодно оставить в покое свои жертвы». Иногда дети начинали рисовать на стене дьявольские лики, с которыми потом разговаривали и играли. Предметы, с которыми они соприкасались, поднимались в воздух и двигались по комнате: «После того как мальчика посадили на стул, стул вдруг поднялся в воздух, а потом опустился на землю так резко, что ребенок отлетел в другой угол комнаты. Даже мать, севшую на кровать сына, неведомая сила по воздуху перенесла к двери, не причинив ей, однако, никаких телесных повреждений». Мальчики иногда обрастали перьями, издававшими отвратительный запах, изо рта у них шла пена. Даже во сне они не выносили присутствия в комнате молитвенника. Появление священника или просто глубоко верующего человека заставляло их в ужасе залезать под кровать и даже выпрыгивать из окна, а присутствие человека, известного своими грехами, приводило в восторг. Во время редких прогулок Теобальд и Йозеф карабкались на деревья с ловкостью и проворством дикой кошки и могли садиться на самые тонкие ветви, не падая на землю. После обряда изгнания дети перестали узнавать мать, бились в судорогах так, что их приходилось привязывать к кровати, вдруг начинали произносить странные фразы на французском, испанском и латыни, языках, которых они никогда не слышали, или, наоборот, погружались в мертвое молчание. После трех дней молчания сиделка, находившаяся в комнате Теобальда, услышала нечеловеческий голос, похожий на «мычание теленка»: «Я здесь и я в ярости!» — «Кто ты?» — спросила сиделка. «Я Князь Тьмы», — ответил голос.

История мальчиков из Илфурта — классический пример истинной одержимости, и, разумеется, у представителей церкви, включая гг самого отца Родвика, не возникало на этот счет никаких сомнений. Его задачей было выяснить, можно ли считать несчастных детей истинно одержимыми с точки зрения современных научных представлений и возможны ли другие, более «научные» объяснения их странного недуга. Он пришел к выводу, который, вероятно, приходит в голову любому человеку: даже если отбросить наиболее невероятные и устрашающие детали, совокупность всех симптомов не поддается объяснению с помощью таких терминов, как «шизофрения», «негативная реакция на окружающую среду», «эпилепсия», «телепатия» и т. д.

С тех пор прошло немало времени, множество случаев одержимости было официально зарегистрировано и подтверждено свидетельскими показаниями, одержимых изучали психиатры, психологи и парапсихологи. Но до сих пор в некоторых случаях только вмешательство экзорциста способно вернуть человека к нормальной жизни.

В 1928 году член ордена капуцинов преподобный Теофилиус Резингер убедил церковные власти разрешить ему произвести изгнание нечистого духа из сорокадвухлетней женщины, набожной христианки, известной своим благочестием и праведной жизнью. С некоторых пор на перестала ходить в церковь и появляться на улице. По ее собственным словам, дьявол запретил ей молиться и посещать церковь, она не могла испытывать высоких религиозных чувств, ее мучили непристойные видения и желания. Отец Резингер перевез одержимую в женский монастырь, причем в машине она билась в судорогах, пыталась открыть дверь и выпрыгнуть на полном ходу. Процедура изгнания заняла 23 дня, в течение которых экзорцист неустанно молился и соблюдал строжайший пост, чтобы укрепить свою душу для борьбы с дьяволом. При первых же словах молитвы женщина, привязанная к постели, с легкостью разорвала путы и повисла на дверях храма, несмотря на все усилия нескольких сиделок и крепких мужчин удержать ее. Раздался страшный крик: то сливаясь в немыслимую какофонию, то по отдельности звучали голоса истязаемых женщин, рычание льва, вопли гиены, рев быка. Далее в течение нескольких дней продолжался диалог экзорциста с нечистым духом, говорившим мужским голосом. Этот разговор, скорее напоминавший то ожесточенный спор, то богословский диспут, слышали присутствующие многочисленные свидетели, он даже был запротоколирован.

Столь же хорошо документированный и имеющий многочисленных свидетелей случай одержимости четырнадцатилетнего мальчика зарегистрирован в 1940 году в Вашингтоне. Первыми признаками загадочного явления были громкие скрежещущие звуки, которые исходили, казалось, от стен и дверей дома. Ни крыс, ни мышей в доме не нашли, а звуки стали чаще и громче и были явно связаны с присутствием в доме Дугласа (так звали сына хозяина). Спустя некоторое время были обнаружены классические проявления полтергейста: перелетающая с места на место посуда, шаги в холле, двигающаяся мебель. Кровать, на которой спал Дуглас, начинала вибрировать и сотрясаться. Испуганные родители сообщили о происходящем пастору приходской церкви, который пригласил Дугласа к себе домой на несколько дней и позднее докладывал на заседании парапсихологического общества: «Я уложил мальчика на соседней кровати, и через десять минут после того как он заснул, кровать начала сильно дрожать, раздались скрежещущие звуки. Я осторожно переложил спящего в массивное кресло. Вскоре оно поднялось над полом на три дюйма и стало двигаться к стене, потом перевернулось и сбросило мальчика на пол». После безуспешного лечения в психиатрической клинике Джорджтауна Дугласа передали иезуитам. Изгнание бесов продолжалось два с половиной месяца. Когда наконец священник приказал дьяволу покинуть тело мальчика, Дуглас продемонстрировал вполне традиционную реакцию: упал на землю в приступе ярости, высоким скрипучим голосом он быстро заговорил на латыни (незнакомом ему языке), разразившись градом проклятий, отрекаясь от церкви и от Бога. Ритуал повторяли много раз до мая 1940 года, пока к Дугласу наконец не вернулся рассудок и нормальный голос и мебель в его присутствии не перестала двигаться. С этого момента он вернулся к обычной жизни и ничего подобного с ним никогда больше не происходило.

В «Новой католической энциклопедии» об одержимости говорится следующее: «Психиатрия доказала, что деятельностью подсознания можно объяснить многие, если не все ненормальные проявления человеческой активности, которые предыдущие поколения приписывали вмешательству дьявола. Несомненно, наши знания психиатрии, парапсихологии, телепатии и экстрасенсорного восприятия углубляются. Но о явлении одержимости мы знаем крайне мало, и все объяснения его с позиций современной науки выглядят малоубедительными перед лицом многочисленных свидетельств и фактов, которые не укладываются в рамки этих объяснений».

 

Печатается по изданию: Anthony Masters . The Devil's Dominion. — N.Y., 1978.

 

●

 

Зловещие приметы страха проступают сегодня не только на экране. Они обозначаются и на небе как символы зловещей космической одиссеи.

 

 

Карл Густав Юнг. «НЛО - это воплощенные узоры страха…» Литературная композиция

Может ли страх приобретать реальные физические очертания? Способно ли знакомое всем нам чувство страха воплотиться в действительно существующие материальные объекты?

Эти вопросы уже не кажутся праздными с тех пор, как широко распространились слухи о появлении в небе загадочных предметов — НЛО, или, говоря проще, «летающих тарелок».

Плотную завесу тайны, скрывающую от нас разгадку этого удивительного феномена, попытался приподнять выдающийся ученый, психолог и философ Карл Густав Юнг. Он выдвинул свое, на первый взгляд невероятное объяснение небесных видений, которое теперь кажется вполне правдоподобным

Видения НЛО не следует путать с теми групповыми галлюцинациями, которые встречались еще в далеком прошлом (примером такого типа галлюцинаций может служить заблуждение швейцарских пограничников во время Второй мировой войны, когда все они отчетливо видели надвигающиеся прямо на них немецкие танки, которых в действительности не существовало).

В случае же с НЛО мы имеем дело действительно с видимыми физическими объектами, которые, однако, ведут себя не как предметы, а как мысли.

В самом деле трудно, почти невозможно представить себе галлюцинаторные образы или психические фантазии, которые были бы способны подавать сигналы о своем существовании, отражаясь на экранах радаров или проявляясь на фотопленке. Да и большинство очевидцев, наблюдавших подобное, явно не относятся к лицам, которых можно было бы заподозрить в мистификации.

Так, значит, «летающие тарелки» на самом деле существуют как реальные предметы материального мира?

Несомненно, так. Но существование НЛО не имеет никакого отношения к внеземным цивилизациям. Наоборот, происхождение их самое земное, можно даже сказать, человеческое.

Образ этих загадочных явлений зародился в глубинах человеческого подсознания под влиянием чувства страха — темного и иррационального. НЛО — это воплощенные узоры страха.

Но ведь страх — всего лишь чувство, порождающее различные эмоции. Оно может возникать при столкновении с чем-то реально существующим, способным встревожить или испугать. Оказывается, и сам страх способен выступать в роли первопричины видений, похожих на некую реальность. Глубинный, возникающий в подсознании, он может приобретать вполне зримые очертания и преобразовываться в действительно существующие материальные объекты.

Здесь обнаруживает себя специфический механизм психики — механизм проекции, то есть переноса внутреннего состояния человека на объект проекции. В обычной жизни мы сталкиваемся с ним очень часто. Представьте себе, что раздражение, вызванное той или иной причиной, накапливается в вас постепенно и в конце концов выливается на совершенно неповинного человека только потому, что он подвернулся вам под руку. Не правда ли, знакомая ситуация? В данном случае раздражение канализировалось на объект, не имеющий никакого отношения к источнику раздражения.

В основе массовых видений НЛО лежит именно этот механизм проекции. Аффективное напряжение, страх, копившийся в подсознании, неожиданно вырываются на свободу, принимая при этом совершенно причудливые формы. Причем так же, как и в приведенном нами примере из повседневной жизни, видения, вызванные страхом, никак не связаны с причинами, его породившими. Зато они обретают визионерский облик, то есть предстают уже в виде предмета, имеющего конкретные очертания.

На протяжении жизни человека преследуют различного рода страхи. Причем не всегда его гнетет что-либо конкретное и определенное, как реальная опасность. Человека может пугать предстоящая смерть, хотя он еще довольно молод, он может приходить в отчаяние при мысли, что его разлюбит близкий человек, хотя никаких признаков этого пока нет. Человек боится как бы потенциально, превентивно, загодя. Но его подсознательные страхи могут восприниматься и на уровне сознания и ассимилироваться им. «Я боюсь смерти, но все люди когда-нибудь умирают. К тому же я еще слишком молод, чтобы всерьез задумываться над этим» — вот типичный пример восприятия страха смерти как сознательного допущения.

В интересующем нас случае происходит разрыв между сознательными установками человека и противостоящими им бессознательными стремлениями. Бессознательное содержание психики опровергается резонами сознания, и оно находит другие лазейки, в обход логики. Тогда страх, с мастерством истинного художника, рисует свои узоры, неподвластные нашему разуму.

Возникающие при этом образы не усваиваются сознанием, и человек оказывается в ситуации крайнего психологического напряжения. На свободу вырываются,видения, порожденные бессознательными импульсами. В наш мир привычных вещей вторгается что-то, что невозможно объяснить при помощи интеллекта, а наше рациональное сознание отторгает его от себя как можно дальше. Ум отказывается воспринимать и объяснять загадочные фантомы и тем самым превращает их в реально существующие объекты, но существующие как бы вовне.

Интересным и непонятным кажется нам то, что большинство наблюдавших необычайные явления оказываются людьми с трезвым практическим складом ума, которые прежде не верили в существование НЛО или были к подобным темам совершенно равнодушны. На самом деле ничего удивительного здесь нет. Ибо именно у таких людей происходит наиболее резкий отрыв сознания от расположенных глубже слоев бессознательного.

Юнгу удалось сделать одно любопытное наблюдение. Оказывается, среди наблюдателей загадочных небесных миражей значительное число составляют летчики. Этот феномен довольно легко объяснить. С одной стороны, летчик имеет дело со сложной аппаратурой, которой он управляет, а с другой — его окружает безбрежная пустота космического пространства. Его сознание концентрируется на приборах, требующих тщательного наблюдения, но при этом оно нуждается и в каком-то заполнении окружающей пустоты. Профессиональная дисциплина и здравый смысл не позволяют летчику отвлечься на что-то, что помогло бы ему компенсировать эту пустоту и одиночество в небесном пространстве. Подобная ситуация — идеальное условие для спонтанного развития механизмов проекции. Всемогущее бессознательное как бы мстит летчикам за чрезмерно развитый рационализм и банальность ясной сферы сознания. Можно сказать, что подавленная духовная сфера психики человека компенсирует себя с помощью проекций, совершенно неожиданных для нашего здравого смысла.

Подобно тому как физический голод или жажда способны порождать всякого рода галлюцинации, связанные с пищей и водой, точно так же и голод душевный может вызывать причудливые образы и символы.

Что же касается самого механизма проекции, то он универсален и способен действовать на многих уровнях, начиная от чисто личных, пример которых мы уже приводили, до религиозных и социально-психологических. Иначе говоря, проективные видения посещают не только одного человека, но и множество людей. Такой же феномен, как НЛО, сопровождается массовыми видениями, поэтому в основе его механизма проекции должны лежать такие же глобальные причины.

В сегодняшнем мире, когда люди начинают осознавать наличие тотальной опасности, фантазия их покидает земные просторы и устремляется в небо, то есть в космическое звездное пространство. Сегодня людей тревожит не только опасность атомной войны, но и более серьезные, трудно предотвратимые опасности, например лавинообразный рост населения, сокращение земных ресурсов и жизненного пространства. Конкретное предощущение белы рождает новые проекции.

Однако говорят и думают об этом неохотно. Мы пытаемся убаюкать сознание различными оптимистическими проектами, но смутно осознаем, что все они ничего не решают, а лишь оттягивают время неизбежной катастрофы. Для многих народов жизненный оптимизм уже исчерпан. Неясное будущее рождает томительные, тревожные предчувствия. Страх проецируется на загадочный голубой свод, который укрывает Землю.

Разлад сознания и бессознательного побуждает людей, особенно интеллектуалов, проявлять растущий интерес к метафизическим и религиозным проблемам, к которым еще так недавно многие из них были равнодушны. Однако для современного массового сознания чисто религиозный путь уже не может служить спасением: общество прошло через процесс секуляризации.

Многие ученые обращаются к психологии, надеясь там отыскать средство против снедающего человечество бессознательного страха. Они склонны объяснять загадочные видения массовым психическим расстройством, тем более что со времени Второй мировой войны психологический дискомфорт людей действительно внушает серьезные опасения. Отсюда и постоянно усиливающийся интерес мыслящей публики к проблемам современной психологии.

Нынешние исследователи уже не в состоянии объяснить некоторые особенности развития европейской истории традиционными средствами, и все чаще признают роль различных парапсихологический факторов, влияющих на человека.

Особая психологическая природа феномена НЛО отличает его от всех известных прежде небесных явлений (метеориты, миражи, шаровые молнии и т. п.). Единственное, что можно с уверенностью сказать об НЛО: это современный живой миф. Но миф специфического типа, принадлежащий нашему просвещенному рациональному времени.

Обращает на себя внимание интересный факт: в конце первого тысячелетия христианской цивилизации человечество также жило в ожидании конца света. И наверняка страх, выползающий из темных лабиринтов подсознания, тоже приобретал причудливые очертания в виде непостижимых реальностей. Мысль о небесном вмешательстве соответствовала тогдашнему мировоззрению, однако ничего похожего на нынешнее НЛО замечено не было. Что же произошло в нашу эпоху?

Почему в нашем небесном пространстве непрерывно циркулируют какие-то предметы, совершенно не похожие ни на порождение необузданной фантазии, ни на широко известные в прошлом видения ангелов — вестников божественной воли?

Природа страха не меняется, но формы его проявления зависят от культуры. В наше богатое техническими совершенствованиями и научными открытиями время архетипический, то есть неизменный, образ страха старается принять как можно более соответствующую форму. Его узоры напоминают грандиозные сооружения, нечто технологическое. Это позволяет страху обмануть наше рационалистическое сознание и избежать неприличия банальной мифологической персонификации.

То, что представляется порождением техники, без труда воспринимается современным человеком как нечто реально существующее. Космические полеты сделали более приемлемой и идею инопланетного вмешательства, а новейшие физические теории породили сумбур в головах многих дилетантов. Ведь то, что еще вчера считалось бессмысленным, сейчас становится технически достижимым. Неудивительно, что в такой ситуации ужасы, терзающие современного человека, материализуются в предметы и явления, имеющие технический облик. А необычность этих форм создает впечатление их неземного происхождения.

Однако сама форма этих видений (светящиеся диски или цилиндры) лишена какого бы то ни было смысла. И тогда на помощь приходит новая мифология. Пытаясь постичь увиденное на уровне сознания, человек создает легенду о неких ангелах в скафандрах, которые беспокоятся о благе жителей Земли и являются нашими спасителями. Но у благостного мифа есть своя изнанка.

Наряду с этим распространяются известия о каких-то звероподобных монстрах или карликах с огромными головами, об отвратительных существах, наделенных необычайным интеллектом. Эта устрашающая сторона мифа в последнее время явно преобладает. Рождается страх перед вторжением внеземных цивилизаций, которое принесет гибель всему живущему на нашей планете.

Разрыв между различными психическими уровнями сознательного и бессознательного достиг в современной цивилизации такого масштаба, который еще не наблюдался на протяжении всех предшествующих столетий. Это грозит человечеству потерей динамического равновесия между основными психическими компонентами. Мир темного и таинственного бессознательного проявляет себя в таких условиях как соперник сознания. Он предстает в виде внешней угрожающей силы.

В прошлом для сохранения равновесия между сознанием и глубинами подсознания люди имели возможность религиозно-магических действий, обрядов и ритуалов, которые помогали им избегать острых коллизий между сознанием и иррациональным. Нынешняя цивилизация освободилась от подобных «предрассудков» как от лишнего бремени. Современный человек, ведущий заурядный образ жизни, держится за все обыденное, очевидное, коллективно одобренное и потому наиболее достоверное. Душа для него не более чем неуловимый туман.

Однако подобные представления уже не соответствуют современному уровню знаний. С тех пор как стало известно о существовании эмпирического бессознательного, то, что прежде именовалось «душой», перестало восприниматься только как некая иллюзия или нечто недоказуемое. В современной психологии произошло открытие новой сферы психической реальности, так называемого подсознания. Но ко времени этого открытия человечество

утратило умение контактировать со своей «душой» и оказалось в более беспомощном положении, чем его далекие предки.

Бессознательное представляет собой совершенно самостоятельную, независимую сферу человеческой психики, хотя и непрерывно взаимодействующую с сознанием. При этом индивидуальное сознание человека не имеет в своем распоряжении никаких средств, с помощью которых оно могло бы постигнуть сущность бессознательного. Бессознательное способно ассимилироваться сознанием лишь в символических формах, то есть в том виде, в каком предстает оно в сновидениях, фантазиях, произведениях художественного творчества и в традиционных мифологических образах.

Удивительным кажется нам то, что страхи, вырвавшиеся из подвалов подсознания, превращаются в реально существующие объекты. Еще более странно, что объекты эти имеют ярко выраженную геометрическую форму. И уж совсем поразительно, что из великого множества геометрических фигур таинственные видения выбрали круг и приобрели его очертания. Отсюда и родилось забавное название — «летающие тарелки». Ведь, по словам очевидцев, все загадочные небесные видения, которые им довелось наблюдать, имели форму круга или окружности.

В чем же причина такого геометрического однообразия НЛО? Почему именно круг? Чтобы ответить на эти вопросы, надлежит вернуться к понятию архетипа.

 

Проживший долгую жизнь человек сохраняет в своей душе образы давно прошедшего времени. Неожиданно они предстают перед ним, напоминая о чем-то, что уже давно прошло и в жизни этого человека больше не повторится. Уже давно умерли те чувства, те состояния души, которые породили эти образы, а они все живут глубоко в подсознании и время от времени, повинуясь каким-то неведомым законам, выходят на поверхность…

Так происходит с каждым человеком, и так происходит со всем человечеством. Человечество, эта душа нашей планеты, тоже имеет свою длинную жизнь. И образы, навеянные далеким прошлым, тем временем, когда человечество было еще совсем юным, иногда возвращаются снова к постаревшим жителям земли. Мифы, когда-то созданные нашими далекими предками, вдруг оживают на глазах у современного человека.

Один из таких мифических образов — «мандала», что означает «круг», «окружность». Мандала — это не просто геометрический знак, это сакральный символ.

Древние индийцы представляли себе жизнь как бесконечную череду событий, явлений и связей, постоянно повторяющих друг друга, то есть движущихся по кругу. Форма круга как нельзя лучше отражала неизбежность и сменяемость жизненных событий. Так обычная геометрическая фигура обрела особый, магический смысл и получила название «мандала».

Круг мандалы символизирует бесконечный поток жизни, взаимозависимость всех элементов человеческого существования. Это своеобразная космическая модель Вселенной. Ведь у Вселенной, как и у круга, нет ни начала, ни конца.

Понятие «мандала» было широко распространено и в более позднее время. Ее называли «колесом времени», «символом жизни» и т. д. Мифологический образ мандалы сохраняет свое значение и в наши дни… Проходит жизнь, века сменяют друг друга, рождаются и умирают люди… Вечно только время. Оно вертит свое неутомимое колесо, и ничто не в силах замедлить или остановить его ход.

 

Образ мандалы и есть тот самый архетипический символ прошлого, таившийся в бессознательной памяти человечества и оживший на глазах у наших изумленных современников. Освободившийся из темницы подсознания страх вдруг обрел реальные очертания древнейшего магического символа. Перед лицом новой тотальной опасности он снова спонтанно возник в сознании современного человека.

Надо заметить, что явления, подобные нынешним НЛО, в древности были бы легко истолкованы как божественная епифания, тесно связанная с небесным огнем и светом. И если сегодня НЛО сознательно почти не воспринимается в этом качестве, то это свидетельствует лишь о том, насколько современное человечество оторвалось от исконных мифологических источников жизни.

 

Страху, заключенному в нашем подсознании, активно сопротивляется та материалистическая реальность, в которой существуют современные люди. Необходимо какое- то особенное состояние бессознательной тревоги, психологической подорванности, при котором человек уже не прислушивается к голосу собственного рассудка, а целиком отдается во власть самых туманных фантазий.

…Сон разума рождает чудовищ. И действительно, именно во сне человек чаще всего попадает в плен таинственных видений, которые выплывают из глубин его подсознания.

В отличие от существующих въяве, эти загадочные видения не имеют тела и не способны материализоваться. Это всего лишь грезы, но грезы настолько могущественные, что пробудившийся человек более склонен доверять им, чем окружающей реальности.

Анализируя психологическую природу сновидений, Юнг приводит пример с одной из своих пациенток. Она никогда не видела НЛО наяву, но тем не менее наблюдала таинственные небесные явления во сне.

Женщина видит себя в Париже во время воздушной тревоги. Прохожие быстро скрываются в домах, но когда она сама пытается спрятаться, то находит все двери закрытыми. В страхе она прижимается к стене и смотрит в небо, где вместо самолетов видит блестящий каплеобразный металлический предмет. Он медленно движется по небу и, похоже, наблюдает за ней. В тишине ясно слышен стук каблуков какой-то женщины, проходящей по пустым Елисейским полям. Общая атмосфера сновидения жуткая.

В этом сне привлекает внимание необычная каплеобразная форма НЛО. Можно предположить, что в данном случае неопознанный летающий объект воспринимается как падающая с неба жидкость. Подобная аналогия, по-видимому, объясняет частые сообщения очевидцев о том, что НЛО способны изменять форму.

Для того чтобы объяснить этот загадочный феномен, нам придется снова вернуться в прошлое и посмотреть на природу таинственных видений с точки зрения сопоставления символов.

Выше мы пытались разгадать психологическую природу явления НЛО с помощью мифологического символа «мандала». Теперь же описанная Юнгом со слов его пациентки «небесная жидкость» оказывается, по мнению ученого, в близком родстве с алхимической «небесной водой», или чудесным растворителем алхимиков.

Алхимия уходит своими корнями в то далекое прошлое, когда были широко распространены учения о четырех стихиях (огне, воде, земле и воздухе), способных видоизменяться и превращаться друг в друга.

Алхимики поставили своей целью поиск «философского камня» (камня мудрецов, божественного эликсира). Это особое вещество, по их представлениям, обладало свойством превращать неблагородные металлы в золото и серебро, а также возвращало молодость своему владельцу.

В поисках «философского камня» алхимики действительно обрели власть над природными веществами. Они нашли путь к изменению химических свойств этих веществ и превращению их из одного в другое.

Специфический язык алхимиков насыщен всевозможными аллегориями. Золото и ртуть — это не просто химические элементы, а мифологические символы, несущие в себе божественное начало. В них, олицетворяющих собой древние божества, заключен глубинный психологический смысл.

Само понятие «растворение» означает не только растворение какого-то вещества, но и разрешение духовных проблем. А таинственная «вечная вода», по убеждению алхимиков, сродни самому богу Меркурию, образ которого воплощен в ртути, символе великого растворения и соединения.

Нередко «философская вода», которая на самом деле не что иное, как ртуть, использовалась не только как химическое вещество, но и как «разрешающий дух», изгоняющий неблагородные металлы в таинственных опытах алхимиков.

Сам Меркурий мог принимать одновременно вид металла и жидкости. Причем жидкость эта легко обращалась в пар или дух, обретая силу «духовного Меркурия», великого целителя и хранителя мира.

В старых алхимических трактатах мы нередко сталкиваемся с чудом исчезновения вещества и его возникновения снова. Причем это восстановление чаще всего наблюдают через испарения растворенной ртути. Примером такого алхимического чуда может служить превращение влаги в некую невидимую пневму, которое осуществляется под воздействием магического жезла Меркурия, а затем ее обратное низвержение из Эмпирея.

…Неудивительно, что способность современных НЛО быстро исчезать и вновь возрождаться придает им сходство с алхимическим Меркурием, магическим символом испарения и превращения природных веществ. В обоих случаях причина подобных явлений кроется в древнейших анимистических представлениях о «живой воде», которая способна возвращать жизнь.

 

Еще больший интерес вызывает второй сон пациентки Юнга, в котором НЛО предстает в новом, неожиданном виде.

Во сне женщина оказывается одна на улице какого-то ночного города. Она видит в небе космические аппараты. По форме они напоминают большие стальные сигары. Один из этих космических кораблей устремляется прямо на нее. С близкого расстояния она замечает, что он изменил свой облик и выглядит теперь как огромный глаз, наполовину белый, наполовину голубой… Внезапно картина меняется. Пациентка видит себя в больничной палате, у нее забинтована голова. Причем медсестра говорит, что все ее лицо было обожжено взглядом ужасного глаза.

Как и в первом сне, возникновению НЛО предшествует леденящий душу страх, который внезапно охватывает спящую женщину. Скрытые тревоги современного человека освобождаются во время сна. Но второе сновидение интересно тем, что НЛО в нем предстает уже во множественном варианте.

На уровне мифологического сознания, пробуждающегося тогда, когда разум человека спит, это означает множество богов, демонов или душ, витающих вокруг погруженной в сон женщины. Единичность высшей божественной формы как бы растворяется во множестве. И задача алхимика состоит в том, чтобы освободить расчлененного в своих творениях Демиурга, вернуть потерянное единство.

Неосознанное стремление к этому единству, к некой архетипической цельности и в то же время неспособность воспринимать ее на уровне сознания отражены в той части сна, когда один из космических кораблей, оторвавшись от остальных, стал вдруг стремительно приближаться к испуганной женщине, превращаясь в гигантский бело-голубой глаз.

В этом случае первичная цельность мандалы принимает образ космического корабля, круглая форма которого возвращает нас к древнему представлению о человеке как части космоса (микрокосм). А окружающий его мир звезд (макрокосм) кажется наивному разуму шарообразным.

Однако в интересующем Юнга сне НЛО приобретает неожиданные очертания сигары. Как это объяснить? Оказывается, что во время сна в человеке свободно бушуют самые разные инстинкты, освободившиеся ненадолго из- под строгого контроля разума. Язык сновидений поразительно близок к примитивному мышлению тем, что оба они построены по принципу аналогии. Представьте себе, что вас попросили описать какой-то загадочный предмет, который вам посчастливилось увидеть, другие же люди не имеют о нем никакого представления. Как вы поступите? Вероятно, повинуясь примитивному образу мыслей, станете искать похожие, аналогичные предметы из существующих в природе, то есть такие, значение которых понятно и доступно всем.

При этом неизбежно на первый план выступит вездесущий инстинкт сексуальности. Не случайно Фрейд утверждал, что все полые или округлые предметы в глубинах человеческого подсознания ассоциируются с женским началом, а все продолговатые — с мужским. Поэтому, если в первом сне загадочное явление обретает значение женского символа (падающая капля), то во втором сновидении НЛО выступают как крайне архаический фаллический символ внедряющегося и оплодотворяющего божества (форма сигары).

Второй сон пациентки Юнга необычен еще и тем, что в символической форме воплощает образ «всевидящего ока», божества, которое проникает в души людей. Голубой и белый цвета соответствуют естественным краскам неба и облаков. Глаз излучает необыкновенный свет, который способен обжигать. Недаром женщина чувствует, что ее лицо обожжено взглядом. Какая невероятная сила внутреннего бессознательного ужаса заключена в этом сновидении! Страх не только становится видимым и воплощается во всевидящее око, но излучает магический жар, который спящая женщина ощущает физически.

Такое восприятие таинственных небесных знамений напоминает библейское сказание о Моисее, от лица которого исходило непереносимое сияние, способное испепелять людей. Об этом же говорят и слова Христа: «Огонь пришел Я низвести на землю».

Конечно, было бы слишком просто свести необычайные сновидения к разряду религиозных переживаний. С психологической точки зрения было бы интересно понять, почему люди склонны придавать неопознанным летающим объектам дар всепроникающего наблюдения? Вполне вероятно, что в их подсознании оживают древнейшие магические образы. Пытаясь понять, что же происходит в туманных лабиринтах бессознательного, мы прикасаемся к тайнам неведомого, сокрытого от нас мира. Не стали ли мы случайными свидетелями рождения в этом загадочном мире новой космической религии?

За последние годы все чаще приковывает к себе взоры людей небо. Это связано и с постоянными космическими полетами, и с угрозой земному существованию вообще. Вполне естественно, что возникающие в массовом сознании тревоги и страхи выражаются именно в зарождении космической религии, когда роль божества переносится на внеземных обитателей и на чудесные аппараты, способные изучать волшебное сияние и непереносимый жар.

Ярким подтверждением этой версии могут служить книги проповедников новой классической религии, в которых они знакомят читателей с тайнами своего общения с представителями других цивилизаций. Первая книга, изданная в 1955 году, написана рабочим авиакомпании в Калифорнии Орфео Анджелучи.

Его карьера пророка началась в 1946 году, когда ему посчастливилось увидеть НЛО. Однажды, возвращаясь поздно с работы, он почувствовал себя плохо и вдруг заметил на шоссе красный пульсирующий предмет, от которого отделились два зеленых светящихся шара. Из странного предмета послышался голос, объяснявший Анджелучи на чистом английском языке, что он вступил в контакт с братьями по разуму из другого мира. Из светящихся шаров появились мужчина и женщина, их облик отличался фантастическим совершенством. Они сообщили Орфео, что решили вступить с ним в общение только потому, что ему удалось широко развить свои духовные способности.

Инопланетяне также поведали, что все жители Земли находятся под их постоянным наблюдением, причем все сведения наносятся на особые кристаллические диски. С помощью землян они пытаются познать свое далеко прошлое. Небесные пришельцы полны самых добрых намерений и готовы оказать помощь людям в их современном кризисом положении. В момент общения с посланцами небес Анджелучи чувствовал необыкновенный прилив сил, он как будто породнился с высшими существами. Окружающий же мир потерял для него всякую реальность и стал похож на собрание теней.

Проходит месяц… Анджелучи, находясь в состоянии прострации, видит неожиданно возникший на дороге туманный предмет с освещенным входом. Войдя вовнутрь, он оказывается в помещении, стены которого состоят из кристаллического вещества, похожего на перламутр. От стен исходит свечение, и льется негромкая умиротворяющая музыка. Анджелучи садится в эфироподобное кресло и чувствует, как оно принимает форму его тела. Слышится тихий ритмичный шум, и герой погружается в состояние полутранса.

У него возникает ощущение, что НЛО уносит его в космос. Через открывшийся иллюминатор он сверху смотрит на Землю. В этот момент некий голос сообщает ему, что Земля — это только чистилище, а высшая жизнь развивается на других планетах. «Плачь, Орфео, — говорит голос, — мы плачем вместе с тобой над Землей и ее детьми…» В открытом космосе им встречается огромный цилиндрический объект, весь из прозрачного кристаллического вещества. Из него доносится музыка, а из обоих концов его реют пламенные вихри.

Среди множества других откровений Анджелучи было поведано о том, что Христос на самом деле не кто иной, как «господин огня» и солнечный дух. Наконец, после ряда удивительных видений, вспыхнуло ослепительное белое пламя, и в этот момент Орфео познал тайну жизни и постиг смысл вечности. Возвратясь на Землю, он обнаружил у себя на груди сияющий круг — стигмат, символ его приобщения к высшим существам.

На этом путешествия Анджелучи не закончились. Следующий полет привел его на некий планетоид, то есть «на небо», где он оказался среди радужного сияния и благоуханных неземных существ. Интересно отметить, что космические друзья Анджелучи удивительно напоминают античных богов и героев, а иногда и ангелов.

Этот фантастический рассказ, больше напоминающий сказания «Тысячи и одной ночи», увлекателен тем, что его автор, не имея никакого понятия о психологии, дал полное описание «странствия души». Причем в современном варианте это «странствие» неразрывно связано с НЛО. Сам же удивительный рассказ представляет собой яркий образец современной мифологии. В нем нет того ощущения ужаса, которым были пронизаны предыдущие видения, напротив, он донельзя благостен и по-своему наивен. Но несмотря на это, в нем чувствуется бессознательная тревога современного человека перед будущим, которое ожидает нашу планету. Страх, выраженный в этом по-детски непосредственном рассказе, живет в каждом человеке, но формы его выражения зависят от интеллектуальных и психических особенностей.

Те же мотивы отчетливо звучат в книге видного английского астронома Фреда Хойла «Черное облако». Автор называет свое произведение научно-фантастическим. Но знакомые архетипы возникают и здесь в своей первозданности.

Земля должна столкнуться с гигантским газовым облаком, которое пронизано нервным волокном и обладает собственной психикой и разумом. Кочующее облако одевает Землю в темную мантию, окутывает ее, погружая в абсолютную тьму. Угроза из космоса ужасна в своей неотвратимости. Это понимают ученые, которые пытаются наладить общение с облаком, войти в его мыслительное поле. Однако попытки заканчиваются трагически. Смельчаки теряют разум.

Рассказ отчетливо выражает психологический страх, который испытывается человеком, когда его сознание — носитель дневного света разума — сталкивается с темными глубинами бессознательного. Контакт с высшей силой оказывается непереносимым для обычного сознания, человеческий разум не в состоянии постигнуть ее таинственной природы. И облако бесследно исчезает в туманном пространстве…

Конечно, между примитивной наивной верой Орфео Анджелучи и утонченной, скептической фантазией ученого Фреда Хойла есть большое различие. Но вместе с тем оба они, «столь же далекие от неба, как и друг от друга», оказываются неожиданно близкими в выражении своих бессознательных устремлений. Глубинные страхи подсознания приобретают у них черты конкретной космической символики.

 

Печатается по изданию: Jung K.G. Ein Moderner Mythus. Von Dinge, die am Himmel Gesehen Werden. — Zurich; Stuttgart, 1958.

 

Хочется спросить себя: смогут ли люди когда-нибудь избавиться от терзающего их души страха? Возможно ли разрешение этого извечного антагонизма сознательного и бессознательного? По мнению Юнга, это не только невозможно, но и ненужно. Свет разума не должен проникать в те сферы, где царят мистические фантомы бессознательного.

Странность космической религии обусловлена как раз известной патологией бессознательного, которое неоправданно потеснено. Если в прошлом для сохранения психической цельности личности люди справляли религиозно-магические обряды, использовали различные мифы и священные догматы, то сейчас, в век всеобщего рационализма, они пытаются отказаться от всего этого.

В результате происходит своеобразный распад коллективного бессознательного. Освободив человека от власти религиозных и моральных авторитетов, нынешняя цивилизация дала толчок к развитию обособленного индивидуального сознания. Отсюда и тот разрыв между сознанием и бессознательным, который мы наблюдаем у наших современников. Поэтому не будем спешить развенчивать новых пророков космической религии. Она должна существовать наряду с другими мистическими комплексами, потому что это совершенствует коллективное бессознательное, приоткрывает лазейку глубинным страхам, коренящимся в нем.

Страх должен время от времени выходить на свободу, обретая облик пугающе реальный или, наоборот, совершенно фантастический. Мрачные глубины подсознания существуют на равных началах с разумом и сознанием, и малейшее нарушение этого равновесия может привести к психологическому разрушению, к распаду личности.

 

●

 

Итак, страх явил нам свои многочисленные лики. Перед нами прошли библейские образы всеобщей гибели, возвещенного страдания и спасения. Мы впустили в себя дантовские картины ада, неисчислимые муки грешников. Ощутили дыхание смерти, которая превращает в тление все, что некогда было людской красотой. Содрогнулись сердцем, представив себе оскудевшую планету без озер и лесов. Вообразили черную пустыню, для которой нет ни названия, ни красок. Так может выглядеть наша планета после ядерного всесожжения.

Но страх, мы смогли разглядеть это, — не только то, что вне нас, что тревожит нас как внешняя, грозная и неодолимая сила. Он переполняет все наше существо, коренится в недрах психики, мнительно обнаруживая себя в самых неожиданных обликах. Мы цепенеем от собственной уникальности, от непохожести нашего внутреннего мира на иные, противостоящие нам. Мы бежим от свободы, которая сопряжена для нас с неотвратимой ответственностью. Мы ужасаемся, обнаружив в себе мертволюбие, желание отринуть жизнь — дар напрасный, дар случайный…

В нас заключен огромный материк бессознательного, вместилище темных страстей, вожделений и смутных влечений. В глубочайшем колодце психики гнездятся садистские и мазохистские комплексы, пращурные инстинкты, неодолимые возгласы плоти. Их неожиданное и феноменальное обнаружение бросает нас в дрожь. Эти всполохи подавленной спонтанности и репрессированной чувственности не подконтрольны разуму. Бессознательное, как выясняется, во многом определяет наши поступки.

Эта книга, судя по всему, оказалась реестром различных фобий, живущих в душах людей. Каждый, кто прочел книгу, возможно, отыскал собственные страхи, индивидуальные отзвуки ужасного. Такая работа души помогает самоотождествлению, осознанию личной неповторимости.

Однако зачем нужен перечень страхов сегодня, когда апокалипсические прогнозы обступают нас со всех сторон? Публицисты мазохистски толкуют о том, что страна несется в бездну. Кинематографисты погружают нас в метафизику кошмаров. Политические деятели пугают кладбищенскими перспективами. Возможно, в наши дни уместнее поставленные на конвейер идиллии, химерические изображения благостного?

Наша точка зрения, надеемся, ясна. Погружение в страх, в его стихию преследует катарсическую цель. Целебный психический взрыв возможен только путем преодоления страха, его зловещих и кошмарных выявлений. В этом — исцеление…

Краткие сведения об авторах

Беккет (Beckett) Сэмюэл (1906— 1989) — ирландский писатель, драматург, лауреат Нобелевской премии (1969). Один из основоположников «драмы абсурда», представляющей мир как хаос.

Бертон (Burton) Роберт (1577—1640) — английский священник и писатель, его «Анатомия меланхолии» предвосхищает европейский декаданс и модернизм.

Бонан Рональд — современный французский философ.

Брэдбери (Bradbury) Рэй Дуглас (р. 1920) — американский писатель-фантаст. Проза, синтезирующая научную фантастику, сказку, притчу, социально-психологическое исследование.

Гегель (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (1770—1831) — немецкий философ, создатель систематической теории диалектики.

Гоголь Николай Васильевич (1809—1952) — русский писатель. В ранних произведениях — «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831 —1932), «Вий» (1835) — обращался к украинскому фольклору.

Гримм (Grimm), братья: Якоб (1785—1863) и Вильгельм (1786 — 1859) — немецкие филологи, основоположники так называемой мифологической школы в фольклористике; принадлежали к кружку «гейдельбергских романтиков».

Гудвин Дональд — современный американский философ.

Данте (Dante) Алигьери (1265—1321) — итальянский поэт, создатель итальянского литературного языка. Вершиной его творчества является поэма «Божественная комедия» (1307—1321) в 3-х частях: «Ад», «Чистилище», «Рай» — поэтическая энциклопедия средневековья.

Джеймс Родд — английский писатель XX в.

Камю (Camus) Альбер (1913—1960) — французский философ, близкий к экзистенциализму, писатель, лауреат Нобелевской премии (1957).

Кафка (Kafka) Франц (1883—1924) — австрийский писатель; в своих романах и рассказах достигает особой выразительности в описании кошмаров, фантастических превращений, ситуаций страха, отчаяния, тоски. Это сближает Кафку с экспрессионизмом.

Кэнтрил Хедли — современный американский психолог.

Лавкрафт Ховард — современный американский критик и литературовед.

Левинас Эммануэль (р. 1905) — профессор философии в Сорбонне.

Мейринк (Meyrink) Густав (1868—1932) — австрийский писатель. В романах и рассказах, написанных в манере экспрессионизма, преобладает иррационально-фантастическая стихия.

Мердок (Murdoch) Айрис (р. 1919) — английская писательница.

Мунье (Mounier) Эмманюэль (1905—1950) — французский философ, основатель и глава французского персонализма.

Ницше (Nietzsche) Фридрих (1844—1900) — немецкий философ, родоначальник «философии жизни». В его творчестве отразился драматизм «переходной эпохи» (рубеж XIX-XX вв.).

Оруэлл (Orwell) Джордж (1903— 1950) — английский писатель, публицист, один из виднейших представителей жанра «антиутопии».

Паскаль (Pascal) Блез (1623—1662) — французский религиозный писатель, математик и физик.

Платон (427 — 347 до н.э.) — древнегреческий философ, родоначальник платонизма.

По (Рое) Эдгар Аллан (1809— 1849) — американский писатель-романтик, предтеча символизма, родоначальник детективной литературы, мастер трагической, «страшной» фантастической новеллы.

Пшибышевский (Przybyszewski) Станислав (1868—1927) — польский писатель, автор декадентских романов «Заупокойная месса» (1893), «Дети сатаны» (1897) и др.

Рид Кэт — современная американская писательница.

Розенцвейг Франц (1886—1929) — немецкий религиозный философ.

Тиллих (Tillich) Пауль (1886—1965) — немецко-американский христианский теолог, мыслитель, философ культуры.

Толстой Алексей Константинович (1817— 1876) — русский писатель.

Толстой Лев Николаевич (1828— 1910) — русский писатель.

Тоффлер (Toffler) Алвин (р. 1928) — американский социолог и публицист-футуролог, автор одного из вариантов концепции постиндустриального общества.

Уэллс (Wells) Герберт Джордж (1866—1946) — английский писатель, общественный деятель. Классик научно-фантастической литературы.

Хайдеггер (Heidegger) Мартин (1889—1976) — немецкий философ, один из основоположников экзистенциализма.

Хик Джон — современный американский философ.

Хичкок (Hitchcock) Альфред (1899—1980) — англо-американский кинорежиссер, создатель многих детективных фильмов и «фильмов ужасов» («Шантаж» (1929), «Психоз» (1960), «Птицы» (1963), «Безумие» (1971) и др.); автор ряда новелл.

Шпенглер (Spengler) Освальд (1880—1936) — немецкий философ и историк, один из основоположников современной философии культуры, представитель «философии жизни».

Юнг (Jung) Карл Густав (1875— 1961) — швейцарский психолог и культуролог, основатель аналитической психологии.

Составитель Е.С. Осипова

Содержание

СТРАХ — МОЛИТВА ДУШИ

Герберт Уэллс. Звезда. Пер. Н. Кранихфельд

Айрис Мердок. Море, море. Пер. М. Лорие

Братья Гримм. Умная Эльза. Пер. А. Введенского

Лутонюшка. Русская народная сказка

СОВРЕМЕННЫЙ АПОКАЛИПСИС

Освальд Шпенглер. «Всякая символика проистекает из страха…» Пер. под ред. А. Франковского

Н. В. Гоголь. Заколдованное место

Фридрих Ницше. «Если к ужасу прибавить восторг…» Пер. Г. Рачинского

Хэдли Кэнтрил. «Чудовища вокруг нас…» Пер. М. Султановой

Франц Кафка. Первое горе. Пер. И. Маханькова

Рэй Брэдбери. Вельд. Пер. Л. Жданова

Алвин Тоффлер. Шок от будущего. Лит. композиция И. Егоровой

Эмманюэль Мунье. «Человечество время от времени содрогается от страха…» Пер. И. Вдовиной

Эммануэль Левинас. «Небытие полнится тишиной…» Пер. И. Вдовиной

Пауль Тиллих. «Слово устраняет угрозу небытия…» Пер. М. Тимофеева

ОТ СМЕРТИ НЕТ ИСЦЕЛЕНИЯ

«Сначала похороны, потом смерть…» Пер. Н. Кротовского

Рональд Бонан. О переселении душ. Пер. В. Рачкова

Платон. «В страхе перед безвидным, что называется Аидом…» Пер. С. Маркиша

Данте. Божественная комедия. Ад. Песнь одиннадцатая. Пер. М. Лозинского

А.К. Толстой. Семья вурдалака. Пер. А. Федорова

Джон Хик. «К сожалению, духи так мало сообщают о себе…» Пер. Е. Руднева

Л.Н. Толстой. Смерть Ивана Ильича

Франц Розенцвейг. «Вырвать у смерти ее ядовитое жало…» Пер. В. Махлина

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СТРАХА

Джордж Оруэлл. 1984. Пер. В. Голышева          

Станислав Пшибышевский. «Всюду грех, всюду вечное проклятие…» Пер. А. Койранского

Густав Мейринк. Голем. Пер. Д. Выгодского

Блез Паскаль. «Есть только один позор — ничего не чувствовать…» Пер. А. Отта

Георг Гегель. «Оно внутренне раскололось в этом страхе…» Пер. Э. Радлова

Родд Джеймс. Гравюра. Пер. Ст. Айдиняна и М. Цомакион

Дональд Гудвин. Открытие страха. Пер. М. Тимофеева          

Франц Кафка. Процесс. Пер. Р. Райт-Ковалевой

Мартин Хайдеггер. «Ужасом приоткрывается Ничто…» Пер. В. Бибихина

Сэмюэл Беккет. «Ибо мы есть греза и тишина…» Пер. Е. Беренштейна

ФАНТАЗИИ И УЗОРЫ СТРАХА

Роберт Бертон. «Страх отнимает голос и память…» Пер. В. Кулагиной-Ярцевой

Ховард Лавкрафт. «Бездны, в которые дано заглянуть только мертвым и безумцам…» Пер. И. Москвиной-Тархановой

Альбер Камю. «Убийство вскоре станет привлекательным…» Пер. И. Я. Волевич

Кэт Рид. Зима. Пер. М. Тимофеева

Эдгар По. Маска Красной смерти. Пер. Р. Померанцевой

Ховард Лавкрафт. «Повелевать жуткими тайнами времени и пространства…» Пер. И. Москвиной-Тархановой

Альфред Хичкок. Восковые фигуры (рассказ А.М. Барриджа). Пер. Ж. Кузнецовой

Одержимые дьяволом. Пер. И. Москвиной-Тархановой

Карл Густав Юнг. «НЛО — это воплощенные узоры страха…» Лит. композиция И. Егоровой

Краткие сведения об авторах. Составитель Е.С. Осипова

Оглавление

Страх – молитва души.. 6

Герберт Уэллс. Звезда. 8

Айрис Мердок. Море, море. 19

Братья Гримм. Умная Эльза. 23

Лутонюшка. Русская народная сказка. 24

Современный апокалипсис. 25

Освальд Шпенглер. «Всякая символика проистекает из страха…». 26

Н.В. Гоголь. Заколдованное место. 30

Фридрих Ницше. «Если к ужасу прибавить восторг…». 35

Хэдли Кэнтрил. «Чудовища вокруг нас…». 37

Франц Кафка. Первое горе. 50

Рэй Брэдбери. Вельд. 52

Алвин Тоффлер. Шок от будущего. Литературная композиция. 63

Эмманюэль Мунье. «Человечество время от времени содрогается от страха…». 74

Эммануэль Левинас. «Небытие полнится тишиной…». 85

Пауль Тиллих. «Слово устраняет угрозу небытия…». 89

От смерти нет исцеления….. 98

«Сначала похороны, потом смерть…». 103

Рональд Бонан. О переселении душ.. 106

Платон. «В страхе перед безвидным, что называется Аидом…». 117

Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Песнь одиннадцатая. 123

А.К. Толстой. Семья вурдалака. 127

Джон Хик. «К сожалению, духи так мало сообщают о себе…». 146

Л.Н. Толстой. Смерть Ивана Ильича. 154

Франц Розенцвейг. «Вырвать у смерти ее ядовитое жало…». 160

Феноменология страха. 163

Джордж Оруэлл. 1984. 166

Станислав Пшибышевский. «Всюду грех, всюду вечное проклятие…». 173

Густав Мейринк. Голем.. 193

Блез Паскаль. «Есть только один позор - ничего не чувствовать…». 202

Георг Гегель. «Оно внутренне раскололось в этом страхе…». 205

Родд, Джеймс. Гравюра. 206

Дональд Гудвин. Открытие страха. 212

Франц Кафка. Процесс. 217

Мартин Хайдеггер. «Ужасом приоткрывается Ничто…». 220

Сэмюэл Беккет. «Ибо мы есть греза и тишина…». 223

Фантазии и узоры страха. 228

Роберт Бертон. «Страх отнимает голос и память…». 229

Ховард Лавкрафт. «Бездны, в которые дано Заглянуть только мертвым и безумцам…» 230

Кэт Рид. Зима. 235

Эдгар По. Маска Красной смерти. 241

Ховард Лавкрафт. «Повелевать жуткими тайнами времени и пространства…». 245

Альфред Хичкок. Восковые фигуры (рассказ А.М. Барриджа) 248

Одержимые дьяволом.. 257

Карл Густав Юнг. «НЛО - это воплощенные узоры страха…» Литературная композиция 263

Краткие сведения об авторах. 275

Содержание. 277

 

 

 

^[1] Гряда — две перекладины, утвержденные вверху избы, для просушки дров.

^[2] Загнетка — шесток у русской печи.

^[3] Мир Божий, упокойся с миром, мир вам (лат.).

^[4] Бог живой (фр.).

^[5] В общих чертах (лат.).

[6] Шекспир У. Макбет. Акт 3. Сц. 4. (Пер. Б.Л. Пастернака.)

^[7] Незаинтересованное (фр.).

^[8] Всяческие бесовства (лат.).

^[9] Свободная Церера (лат.).

^[10] Мир Божий (лат.) (в средние века прекращение междоусобий в установленные церковью дни).

^[11] Вперед (фр.).

^[12] Машина для мышления (лат.).

^[13] Ах, младенец Иисус, младенец Иисус, как высоко я поднял твой Закон! Но если бы я захотел, я мог бы его так же и уронить! (фр.).

^[14] Совершенные (лат.).

^[15] С чрезвычайной радостью (фр.).

^[16] С несказанной радостью (фр.).

^[17] Отец весьма плодовитый (фр.).

^[18] «Престол св. Петра занимает величайший из лжецов, заставляя именовать себя Бонифацием (благодетелем), хотя во всем он злодей» (лат.).

^[19] Выдающийся адвокат (лат.).

^[20] Фраза читается двояко, в зависимости от запятой: «Эдуарда не убивайте, бойтесь недоброго дела»; или: «Не бойтесь убить Эдуарда, это доброе дело» (лат.).

^[21] Как бешеных собак, которых разят без разбора (лат.).

^[22] На медленном огне (фр.).

^[23] Право первой ночи (лат.).

^[24] Требуха (фр.).

^[25] «Нет ничего больше, потому что больше нет ничего» (старофр.).

^[26] «Лучше поцеловать в зад самого грязного распутника, чем в уста св. Петра» (лат.).

^[27] Маргиналия Хайдеггера (на полях авторского экземпляра 1-го издания лекции, Бонн, 1929): «Сущее больше ничего не говорит нам».

^[28] Маргиналия: Aber nicht der Mensch als Mensch 'des' Da-seins, «но не человек как человек „своегоˮ присутствия». В опыте Ничто рушится все в человеке, кроме его чистого существа. Оно не принадлежит человеку, скорее наоборот.

^[29] Маргиналия: «Как ничтожение существует, осуществляет, хранит Ничто».

^[30] Маргиналия: «Не заключать отсюда: значит все Ничто, но наоборот: принятие и понимание сущего, бытия и конечности».

^[31] Юпитер трагический (лат.).

^[32] Странное (фр.).

^[33] Празднество (фр.).