Ниневия — Иерусалим, 687—640 гг. до Р.Х.

Вера, построенная только на чуде, по существу перестает быть истинной верой. Знамение как бы несет посягательство на свободу человека и при­нудительно навязывает ему спасение.

После ухода ассирийцев современники Исайи, вероятно, прониклись надеждой, что Ягве даст на­конец последний бой Ассуру. Но скоро им стало ясно, что ангел Господень не довел расправу до конца, скорее наоборот: мало того, что Синаххериб на несколько лет пережил Езекию, но и царство­вание его сына Асаргаддона стало апогеем могу­щества Ниневии.

В Иудее возобладали сторонники проасси-рийского курса. Наметился возврат к политике Ахаза. В кругах иудейской знати большое рас­пространение в то время получил культ астраль­ных' богов.

В Иерусалиме быстро расплодились всякого рода заклинатели, маги и знахари. Но самым страшным был возврат к культу Молоха. В до­лине Генном (Геенне) у юго-западной стены Иерусалима были поставлены жертвенники, на которых все чаще стали совершать чудовищный обряд детоубийства.

Язычество справляло свою последнюю, но самую бурную вакханалию на Святой Земле.

Пророк Исайя не дожил до этих мрачных дней отступничества.

Вместе с религиозными реформами были от­вергнуты и социальные требования пророков. Без­законие и произвол воцарились в стране.

Тем временем в Иерусалиме стала возрож­даться религиозная оппозиция. В дни гонений те, кто остался верным Богу, искали в преданиях Моисеева времени руководства и поддержки.

Сформировавшаяся в бурные критические годы и написанная от лица Моисея Тора, или Пятикнижие (первые пять книг Библии), прони­зана духом борьбы. О единстве Божием и верно­сти Творцу в ней сказано так, как говорят лишь перед лицом опасности, угрожающей вере.

______________________________________________________

¹ Астральные боги — различные олицетворения сти­хийных (космических) сил; поклонение астральным богам есть нарушение Завета, ибо поклоняться следует не тварям (сколь бы возвышенны и могущественны они ни были), а Творцу.

Возрождение пророчества.

Призвание Иеремии

Иерусалим, 640—622 гг. до Р.Х.

Дело пророков, долгое время казавшееся погибшим, в этот тревожный час начало возрождаться. Пер­вым выступил пророк Софония, знатный иеруса-лимлянин из школы Исайи. Во время богослуже­ния в Храме, где полагалось славить Бога и царя, он возвестил, что чаша беззаконий переполнена.

Это те самые слова, которые и доныне потря­сают слушателей латинского гимна «День гнева»:

«День тот есть День гнева,

День скорби и тесноты,

День ужаса и опустошения,

День тьмы и мрака,

День тучи и мглы,

День трубы и боевого клича

против крепостей и высоких башен.

И стесню Я людей,

и они будут ходить, как слепые,

за то, что совершили против Ягве».

(Соф 1:15)

Ослабление Ниневии и проповеди Софонии произвели глубокое впечатление на молодого царя Иосию. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, он впервые всенародно объявил, что отвергает иноземные культы и будет отныне следовать вере своего праотца Давида.

Борьба за духовное возрождение шла рука об руку с борьбой за независимость и объедине­ние страны. Казалось, рассвет Израиля, которого уже отчаялись ждать, наконец наступает.

Только один человек в Иерусалиме не раз­делял общей радости и надежды. Это был Иере-мия, сын Хилкии, молодой левит из Анатота.

Подобно тому как у смертного одра Северно­го царства Израиля стоял великий пророк Осия, так и фигура Иеремии скорбным силуэтом сим­волизирует конец Иудейского царства. Свидете­лю его последнего взлета в годы Иосии, очевидцу Иерусалимской трагедии, Иеремии, суждено было присутствовать при агонии страны и покинуть ее вместе со своим народом. Хотя он и не обладал призванием вождя, как Моисей или Илия, не был великим поэтом и основателем школы, как Исайя, тем не менее он оставил неизгладимый след в ветхозаветном религиозном сознании. Не слу­чайно о его жизни и личности Библия говорит больше, чем о других пророках. Но если бы мы захотели искать у него каких-то новых доктрин, то нас ждало бы разочарование: почти все, чему учил Иеремия, было уже сказано его предше­ственниками. Однако при внимательном чтении его книги нетрудно уловить одну важную черту, которая объясняет тайну его влияния: от главы к главе в ней все яснее вырисовывается яркая ин­дивидуальность автора.

Иеремия — посланник, сохраняющий за со­бой право особого мнения о том, что ему велено возвещать. Дальше любого пророка отстоит Иере­мия от восточного мистицизма с его растворени­ем личности в экстазе.

Мы находим в нем человека, который познал тайну непосредственной живой беседы с Богом.

Неприступный Царь Славы, явившийся Исайе, грозный Судья, вещавший устами Амоса и Софонии, в судьбе Иеремии приближается к человеку, преодолевая дистанцию, открывая Свой живой Лик.

Робость и колебания овладели Иеремией, когда он понял, какой трудный подвиг возлагается на него: он не мог не сочувствовать решению царя Иосии покончить с язычеством в стране, но при этом ясно видел, сколь поверхностным оставалось «обращение» масс.

Рис. 108

Пророк Иеремия. Микеланджело. Фрагмент росписи. 1511 г.

«Удивительное и страшное делается в этой стране, — говорит Иеремия, — пророки пророчест­вуют ложь, священники господствуют с их помощью, а народ Мой любит все это» (Иер 5:30—31).

Иеремия не был демагогом и не умел льстить народу. Во имя Израиля он начал борьбу с са­мим Израилем и не замалчивал его грехи, потому что хотел спасти его. Патриоты возмущались его речами, предпочитая слушать тех пророков, кото­рые от имени Ягве сулили им новые победы. Между тем Иеремия больше, чем какой-либо из пророков, любил свой несчастный народ и много­страдальную землю. Такая же суровая любовь позволила Данте назвать Италию рабой и домом разврата.

После ряда неудач Иеремия понял, что его призывы бесполезны, и вернулся в родной городок без всякой надежды на подлинное возрожде­ние Израиля. Но вскоре в Иерусалиме произошло событие, которое, казалось, могло поколебать его пессимизм.

Иерусалимская реформа