(стр. 67-72, переводчик: Samouse)

Французская Ривьера, или правильнее, Лазурный берег… для многих это место – больше мечта, чем реальность. Это отрезок поразительно чистой береговой линии, где наиболее богатые и знаменитые действительно берут от жизни все. Они заказывают на обед блюда за тысячи долларов, покупают в магазинах вещи за десятки тысяч долларов, делают на тотализаторах ставки в сотни тысяч долларов, устраивают пирушки на яхтах за миллионы долларов, а когда день клонится к закату, они возвращаются на свои прибрежные виллы стоимостью в десятки миллионов долларов, [засыпают] и видят сны о завтрашних сделках на сотни миллионов долларов. Люди здесь притворяются, что все так и должно быть, что деньги неважны и что «знаменитость» – лишь глупая идея, которая мало что для них значит. Эта зона отдыха для богатых и красивых, раскинувшаяся от казино Монте-Карло до художественных галерей Сен-Тропе, залита ярким солнечным светом, сделавшим загар модным, благодаря любезности Коко Шанель. Местные ночи, возможно, великолепны, но именно безупречное сочетание средиземноморского климата и слепящего солнца, составляющее идеальный, как с почтовых открыток, имидж, и делает Французскую Ривьеру тем, что она есть.

Тем более удивительно, что одна из самых могущественных, хоть и неизвестных, обитательниц [Лазурного берега] избегает солнечного света, хоть и доверила ему развитие популярности региона и собственную выгоду задолго до того, как сонные рыбацкие деревушки стали анклавами владений миллиардеров, кинозвезд, царственных особ и президентов. Вовсе не из скромности ее имя не слетает с уст тех, кто веселится на улицах, в магазинах и ресторанах, на пристанях для яхт и гоночных трассах, в казино и, конечно, на пляжах. Причиной скорее служит ее природа: она – одно из созданий тьмы, одна из Проклятых; на Лазурном берегу, невзирая на его залитую солнцем репутацию, действительно существуют вещи поважнее славы и благосостояния – вещи, пропахшие хаосом, насилием и смертью, которые не рассеются подобно туману в свете нового дня в раю.

Лоретт Морель была еще худенькой стройной девчонкой, когда ее отец, отложив рыбацкие сети, присоединился к числу буржуа. Пользуясь присущими ему обаянием и удачей, он основал успешную судоходную компанию с базой в близлежащей Ницце, хотя сам предпочитал жить в небольшом доме в Больё-сюр-Мер[15] ради жены, чья смуглая красота досталась ей от мавританских предков. Маленькая Лоретт, унаследовавшая, в свою очередь, ослепительную внешность от матери, свою юность провела в играх на берегу моря, слушая рассказы рыбаков и матросов о чудесах, непохожих ни на что в ее жизни. Она любила мечтать, и ее воображение, зачарованное красотой ее родины, полнилось бесконечными картинами магических существ и стран.

Лоретт взрослела, и ее облик милой девчушки превратился в черты и изгибы женственной фигуры; все больше удовольствия она находила в музыке, танцах и, особенно, в живописи. Ее сердце пленил молодой художник и поэт по имени Шарль Белроз. Вместе они придумывали далекие от знакомой им реальности миры, хрупкие пределы, где правила Красота, опираясь на Истину и Любовь. Они были счастливы и не нуждались ни в чем, кроме друг друга и своих фантазий. Поскольку отец девушки питал явную неприязнь к Шарлю, влюбленные сбежали в Париж, веря, что там их сны станут явью; Лоретт было семнадцать.

Яркое пламя любви и надежд, подпитывавшее побег молодых людей, оказалось не столь долговечным, как им грезилось. В 1787 году жизнь «третьего сословия»[16] – тех граждан, кто не принадлежал к духовенству или дворянству – была весьма трудна. Особенно тяжело было людям, которые размещались на нижней ступеньке социальной лестницы, не имея денег, связей или какого-либо ремесла; именно среди таких и оказались Лоретт и Шарль.

Они обвенчались, как только прибыли в город; Чарльз перебивался заработками портретиста и писца, но крышу над головой паре удавалось поддержать только попрошайничеством и кражами. Лоретт зарабатывала небольшие деньги, работая моделью для художников, но в основном занималась несложной работой в обмен на еду и прочие необходимые вещи. Не прошло и года, как все их общие чудесные грезы разбились о суровую реальность парижской жизни. Романтика ушла, оставив боль, и пара почти что смирилась со своим нищенским существованием.

Хотя Лоретт, по большому счету, не интересовалась политической прозой жизни вокруг них, прятать голову в песок и дальше не было возможности. Экономика Франции трещала по швам, и сводить концы с концами становилось все труднее. Продуктов и прочих товаров становилось все меньше, а цены на них взлетали. Король Людовик XVI, по мнению простых людей, слишком далеко отстранился от их положения и обычной жизни; он отчаянно искал способы задобрить нарастающий гул голосов оппозиции, требовавшей решения проблем. Франция накопила баснословные долги за многие годы войн, а тяжкий гнет уплаты этих долгов был несправедливо возложен на «третье сословие», что и стало последней соломинкой, сломавшей спину страны.

В мае 1789 года король созвал Генеральные Штаты, совет представителей всех трех сословий, задачей которого было найти решение финансовых проблем Франции – это случилось впервые с 1614 года. Однако чем больше «третье сословие» настаивало на значимых реформах, тем сильнее их противники от духовенства и аристократии старались подавить любые изменения. Лоретт, подобно многим ее современникам, охватил пыл этой борьбы; поначалу из чисто практических причин, но затем вся ситуация задела какую-то струнку в ее душе. Идея настоящих революционных перемен, мысль о том, что чаяния простых людей смогут попрать традиционную мощь «ансьен режим»[17], который существовал долгое время лишь потому, что «так было всегда» – все это казалось достаточно фантастичным, чтобы девушка ощутила себя охваченной новой жаждой жизни. Мечтательница в ней проснулась вновь, и романтические надежды и воодушевление, бывшие столь важной частью ее души, вернулись с поразительной силой, что, впрочем, обрадовало Лоретт.

Шарль, хоть и разделял с ней общие идеи, предостерегал ее, но Лоретт не обращала внимания на его слова, да и на все остальное тоже. Когда летом было созвано Национальное собрание, девушка чувствовала, что ее буквально распирает от гордости. Она участвовала в горячих обсуждениях проекта будущей конституции на рыночной площади и даже посещала собрания в своем округе[18], где она нашла себе товарищей, разделявших ее надежды на лучшее завтра. Ее природный шарм помог собрать вокруг внимательных слушателей, и девушка обнаружила, что присущее ей живое воображение способно сообщать другим ее видение будущего.

Лоретт восхваляла печально известное взятие Бастилии, произошедшее в июле, и последующее принятие Декларации прав человека и гражданина[19], события, означавшие конец феодализма и ненавистного «ансьен режим». Могущество короля было существенно урезано в пользу Национального учредительного собрания, которое теперь успешно завладело всей полнотой политической власти, и монарх удалился в Версаль, под уединенную защиту своего двора. Это, однако, удовлетворяло не всех. Подстрекатели цеплялись за любую сплетню и распространяли ее, чтобы волнения продолжались; особенно им нужны были сведения, выставлявшие короля и его ненавистную жену-чужестранку Марию-Антуанетту в образе равнодушных монархов, предавших свой народ.

Лоретт всегда была более склонна поверить в приукрашенную историю, соответствовавшую ее мировоззрению, чем в правдивое, но неинтересное повествование. Она доверяла самым худшим сплетням, ходившим по рыночным площадям, и когда 5 октября ставшие уже обычными жалобы на нищету и дороговизну хлеба и прочих продуктов вылились в разъяренные призывы толпы к свержению короля, она присоединилась к выступлениям без лишних раздумий. Вскоре полномасштабное восстание уже стремительно распространялось по таким же площадям по всему городу, пока все сердце Парижа не начало бурлить, забитое рассерженными горожанами. Толпа была настолько распалена потребностью действовать – неважно, как – что люди отправились к Версалю, чтобы напрямую изложить монарху свои мольбы; возглавлял их один из обретающих влияние в обществе героев зарождающейся революции, Станислав Майяр[20].

Толпа расположилась вокруг дворца и потребовала аудиенции, но людям было отказано. В поисках способа отогнать угрозу от ворот [Версаля] Людовик XVI согласился принять небольшую делегацию, чтобы обсудить проблемы парижан. За свою красоту и способность управлять человеческими эмоциями Лоретт была выбрана толпой вместе с пятью другими женщинами[21], которые встретились с королем и представили ему требования третьего сословия.

Всецело приготовившись твердо отстаивать свое мнение, Лоретт была так потрясена роскошью дворца и выпавшим ей шансом увидеть самого короля, что обмерла и осела на пол. Позже, когда девушка пришла в сознание, она убедила себя, что встреча увенчалась успехом, и произнесла перед толпой речь, призванную донести эту новость до всех присутствующих, восхвалявшую короля Франции за его сострадание и понимание, и за его сердечное намерение заботиться о простом народе. К ночи она вернулась в город вместе с Майяром и небольшой кучкой других [участников похода], веря, что их настиг триумф и что с этой ночи все переменится. Лоретт была абсолютно права, но совершенно не в том смысле, который сама подразумевала.

Еще с прошлой зимы за девушкой наблюдал Эмерик де Совтер из клана Тореадор, потомок потомка княгини Беатрис; поначалу его увлекла прелестная внешность девушки, но окончательно вампир был сражен ее очевидной страстью и романтическими идеалами. Непоколебимый приверженец «ансьен режим», долгое время определявшего образ жизни не только общества смертных французов, но и стиль существования Сородичей, де Совтер так возжелал Лоретт, что разбудил [в своем сердце] страсти, которым Проклятые обычно позволяют впадать в дремоту. Он поклялся себе в том, что девушка будет принадлежать ему.

Пока объект его одержимости находился в Версале, де Совтер приказал своему упырю убить Шарля так, чтобы это можно было списать на безрассудство, охватившее город; таким образом, Лоретт некуда было идти, и о ней некому было позаботиться. Однако вампир оказался не в состоянии выждать и разыграть как должно запланированный им сценарий: продолжительный процесс соблазнения, в итоге которого Лоретт сама бы молила о Становлении. Его собственные сильные эмоции взяли верх, и де Совтер проник в ее жилище и там дождался возвращения девушки, чем удивил ее. Затем в совершенно неромантической манере служитель Тореадор совладал с Лоретт и, наконец, достиг своей цели.

В суете, охватившей дворы и смертного, и бессмертного правителей Парижа, сир Лоретт не мог позволить себе уделить должное время, чтобы познакомить ее с принципами сообщества Сородичей, или хотя бы с основными условиями ее нового состояния. Делегация к Людовику XVI, в составе которой была Лоретт, потерпела неудачу, поскольку толпа позже осадила дворец и вынудила короля и его двор вернуться в Париж, где обстановка становилась все менее стабильной. Французская Камарилья, холодной рукой дергавшая ниточки чересчур многих марионеток среди аристократов и духовенства, оказалась на столь же нетвердой почве. Сородичи стремились защитить себя, даже когда сами плели интриги в салонах и в группах философов – и даже среди радикально настроенных якобинцев – и многие хватались за любую увиденную возможность, какой бы опрометчивой или презренной она ни была.

Клан Тореадор контролировал большую часть Франции, и его члены не очень-то скрывали свои действия, создавая в стране невыгодные условия для прочих кланов Сородичей. Эта схема, разработанная сенешалем княгини Франсуа Вийоном[22], привела к значительному недовольству вампиров, принадлежащих к другим кланам, в первую очередь Бруха, небольшие группы которых обитали в Париже и других крупных городах и были источником постоянного беспокойства. Тем не менее, клану Тореадор до поры удавалось удержать Сброд от союзничества с Вентру и Тремерами (члены этих кланов рассчитывали использовать распри, чтобы помочь реализации собственных стремлений к власти во Франции), тем самым не давая Бруха стать серьезной угрозой.

Де Совтер преданно поддерживал княгиню, но Вийона он презирал. Сенешаль некогда принадлежал к движению Анархов, а де Совтер был не из тех, кто позволил бы предать забвению столь бесчестное прошлое вампира, пусть и княжеского любимчика. В сущности, расположение Беатрис к Вийону лишь усиливало ненависть к нему де Совтера, и пока Париж все больше погружался в хаос, а Традиции Сородичей прогибались и разбивались под напором революции, недоброжелательный служитель искал возможности подорвать позиции Вийона, чтобы выдвинуться вперед самому за счет падения сенешаля.

Лоретт стала инструментом де Совтера на его пути к собственным целям, но оставалась и объектом его безрассудной страсти. Он всецело верил, что сможет отвратить ее пыл от революционных идеалов и нацелить его на культурные устои, сменив ее тягу к переменам на поддержку статус-кво. Вампир был уверен, что с помощью его убеждения и осторожной помощи девушка станет бесценным приобретением, вроде великолепного ювелирного изделия, которое обеспечит ему и зависть гарпий, и престиж и [привилегированное] положение в Элизиуме; а уж это позволило бы ему сбросить, наконец, Вийона.

Юная вампирша-Тореадор быстро освоилась в не-жизни. Она стала воплощением того, в чем революционеры обвиняли аристократов, и это знание поначалу ужасало ее, но девушка приняла Становление как спасение от неудавшейся жизни. Свободная от смертных нужд, охваченная жаждой власти, которая давала ей ощущение, будто некоторые из ее детских грез становятся реальностью, Лоретт не теряла времени, поудобнее обустраиваясь в ночи, что отныне и навеки стала ее золоченой клеткой. Мечты обнажили перед девушкой свою истинную кошмарную сущность, но и в сказках всегда были свои темные стороны.

Лоретт учитывала распоряжения своего сира, но также осознала, что ее держат на куда более длинном поводке, чем прочих [юных] Сородичей такого же, как она, положения. Пока Элизиум дрожал от звуков барабанов и пушечных выстрелов, юная Тореадор налаживала с другими Сородичами связи, которые в иной ситуации были бы немыслимы. Члены Генеральных штатов считали ее своей госпожой, дипломаты добивались ее привязанности на устраиваемых Людовиком пирах во время чумы, и, разумеется, третье сословие все еще считало ее одной из своих. Каждый вампир вокруг отчаянно искал хоть какую-нибудь счастливую возможность, стремился заполучить любых союзников, и Лоретт оказалась в отличном положении, чтобы извлечь выгоду из своих связей. Сам Вийон питал к ней уважение и даже уделял девушке некоторое внимание, что де Совтер осторожно поощрял, считая похотливые взгляды сенешаля слабостью, которую можно было бы использовать против него.

Лоретт, однако же, оказалась куда более независимой, чем представлял себе де Совтер. Она отказалась принять устаревшие политические и культурные взгляды своего сира, как ни пытался тот втолковать девушке, что и сама она теперь в некотором роде стала благородной, хоть и во мраке; вместо этого Лоретт хранила верность грезам своей юности, ставя идеалистический романтизм и красоту выше традиционного понимания власти. Она применила свои подрывные союзы с прочими Сородичами, чтобы напрямую манипулировать отдельными выдающимися смертными, особенно среди клуба якобинцев; таким был, например, либеральный политик Виктор де Брольи[23]. Поскольку внимание де Совтера было целиком сосредоточено на Вийоне, он мало заботился о действиях его собственного дитя; а ее поступки преследовали совершенно противоположные цели. Даже когда Лоретт все теснее сотрудничала с Бруха и другими Анархами, толкая революцию вперед, ее сир сознательно закрывал глаза на ее планы.

В 1791 году Анархи, возглавляемые кланом Бруха, достигли своей цели – свергли Камарилью и установили на территории всей Франции баронство Анархов. Парижские Сородичи были потрясены таким поворотом событий, и, чтобы спастись от кровожадной свирепости неожиданных триумфаторов Бруха, большая их часть покинула свои округа и бежала в Лондон; там эмигранты-Тореадор, пребывавшие в смятении, подчинились власти Вентру.

На родине остались лишь самые могущественные и уверенные в себе члены клана, осознающие как собственную доблесть, так и собственное предчувствие того, что восстание, в конце концов, потерпит крах, и они вновь обретут законную власть. Княгиня Беатрис была уничтожена Анархами; она бежала из Парижа, узнав новость о том, что Людовик XVI арестован и заключен в тюрьму. Франсуа Вийон, окруженный врагами, продолжал сражаться в неравной схватке, но в сентябре также был вынужден проститься со своей любимой столицей и искать безопасного убежища за Каналом[24], чему не в последнюю очередь был обязан предательству де Совтера.

Сир Лоретт выжил в Париже в основном потому, что Бруха признали его заслуги в устранении Вийона. Им было известно об антипатии де Совтера к бывшему сенешалю, и не ставили помех на его пути, пока вампир своими интригами добивался падения Вийона. Более того, они обещали оставить его в покое, пока Лоретт оказывала им помощь в достижении их масштабной цели – овладении всей Францией. Однако как только король Людовик XVI, к которому теперь обращались просто «гражданин Луи Капет»[25], был отправлен на гильотину в начале 1793 года, маятник качнулся в обратную сторону. Анархам более не требовалась помощь де Совтера или его потомка. Осознав последствия этого, Лоретт убедила своего сира в необходимости покинуть город.

Сир и дитя, однако, не последовали за своими собратьями в Лондон. Вместо этого, по совету Лоретт, они оплатили поездку через всю страну и формально испросили защиты в итальянской Ницце, тогда принадлежавшей герцогству Савойскому. Местные Сородичи были только рады вновь прибывшим; городу все больше угрожал Шабаш, и князь Ниццы видел в парочке союзников, которые могли бы посодействовать укреплению влияния [Камарильи]. Кроме того, Лоретт радовалась сверх меры возвращению на южное побережье и издалека приглядывала за отцом, тайком помогая ему развивать торговую империю; он, однако, оставался в полнейшем неведении, кто же его таинственный покровитель. С точки зрения девушки, это стало вознаграждением отцу за ее бегство и небольшим искуплением для нее самой за то, чем она стала.

Окончание Великой Французской революции и возвышение Наполеона в ночи ознаменовалось возвращением в Париж Франсуа Вийона и восстановлением власти Камарильи. В 1805 году Вийон объявил себя князем, и одним из первых его действий на этом посту стало приглашение де Совтера к своему двору, дабы тот ответил за свое предательство по отношению к бывшему сенешалю. Де Совтер был приговорен к Окончательной Смерти. Лоретт не присутствовала на суде над своим сиром, задержавшись в Ницце из-за всплеска активности Шабаша, и была заочно приговорена к наложению князем неполных Кровавых Уз, что должно было обеспечить ее послушание старейшине. Когда юная вампирша прибыла [в Париж], у нее не осталось иного выбора, кроме как подчиниться воле нового князя; она отпила глоток его крови перед советом Первородных, отмечая про себя, сколь многие из них когда-то были приверженцами «ансьен режим», затем переметнулись к Анархам, а теперь снова стали сторонниками наполеоновских империалистов. Услышала Лоретт и шепотки о том, что к «всплеску активности Шабаша», задержавшем ее, мог быть причастен сам Вийон, но суд и исполнение приговора не располагали к обдумыванию этих подозрений.

Последующие сто лет Лоретт оставалась в Париже, и судьба ее сира превратилась в тяжкий груз, осложнявший ей путь к укреплению своего статуса среди Сородичей; одновременно она поддерживала тесную связь со своей родиной на побережье. Когда Ницца после Австро-итало-французской войны[26] стала владением Франции, а затем в течение десяти лет вдоль Лазурного берега пролегла железная дорога, Лоретт смогла обосновать собственный общепризнанный домен, раскинувшийся вдоль Средиземного моря – то есть достаточно далеко от Вийона и его подручных, чтобы не спрашивать разрешения быть независимой.

Все побережье, за исключением Ниццы, было свободно от Сородичей, за исключением нескольких бродячих Гангрелов и кочующих стай Шабаша; ни те, ни другие не были особо заинтересованы оставаться в регионе надолго. Лоретт воспользовалась этой пустотой: при полной поддержке савойских Джованни, поселившихся в этих местах во времена стычек Камарильи и Шабаша, она направила все свои силы и растущее богатство на то, чтобы превратить сонное побережье в нечто более похожее на идиллический мир из ее детской мечты. Но время и [суровая] жизнь исказили ее грезы, и то, что когда-то представлялось причудливым королевством, на деле несло на себе отчетливое клеймо Проклятых. Роскошь прикрывала разложение, удовольствия уступали место порокам, а вкусы богатых и уважаемых [в обществе] людей делали их опасно похожими на Сородичей.

Лоретт использовала свое влияние в Париже, чтобы убедить многих художников, а также представителей аристократии и состоятельных торговцев посетить Французскую Ривьеру. Ее проект оказался настолько удачен, что на рубеже веков регион превратился в главный курорт для европейских венценосных особ и богатеев, а также для знаменитых художников, таких, как Огюст Ренуар, Анри Матисс и Пабло Пикассо.

В самом Париже Лоретт также находила себе занятие. Ее успехи на Французской Ривьере придали ей некоторый авторитет среди гарпий, которые искали встречи с ней, чтобы найти способы влияния на интересы смертных или даже управления ими. С финансовой помощью Вентру по имени Жорж Сен-Пьер Лоретт поддержала создание киностудии в пригороде Парижа Нёйи-сюр-Сен[27], где у нее было убежище. Через подставного владельца, давшего компании свое имя, вампирше удалось с самого начала установить свое влияние на традиции быстро развивающегося французского кинематографа.

С первого же кадра короткометражного фильма, увиденного ею в погруженном во тьму театре, Лоретт прониклась благоговением и не могла сдержать восхищения этим видом искусства. Ничто другое не смогло столь близко подобраться к изображению всего того, что рождалось в ее богатой фантазии. Она знала, что просто обязана стать частью этого исключительного явления, и ее кинокомпания обеспечила исполнение ее желаний. Лоретт оказалась настолько заворожена фантастическим миром кино, что на роль своего первого потомка выбрала чрезвычайно влиятельную постановщицу фильмов, непосредственно управлявшую павильонами компании в Ла-Вилет.

После окончания Первой мировой войны влияние Лоретт росло в геометрической прогрессии, когда к европейским промышленникам и литераторам присоединились их американские коллеги; они проводили время на берегу Французской Ривьеры бок о бок с такими личностями, как Коко Шанель, чей золотистый загар стал последним писком моды. О Лоретт узнали американские члены клана Тореадор; менее озабоченные пятнами на ее репутации, чем их французские собратья по крови, они расхваливали ее достижения, особенно после Второй Мировой войны, когда набирающая влияние вампирша-киноман стала покровительницей одного из самых престижных кинофестивалей.

Пока рос ее престиж среди клана Тореадор, Лоретт также приняла участие в делах других кланов. Вентру оценили ее деловую сметку, когда в 1975 году вампирша поработила всю семью медиамагната и [его] наследника, который и так уже обладал крупным пакетом акций ее кинокомпании. Поставив его во главе студии, которая боролась с упадком европейской киноиндустрии, Лоретт пустила его капиталы в оборот и, таким образом, превратилась в крупного «игрока» за кулисами киносъемочного бизнеса. Она также приложила определенные усилия, чтобы пригласить в свой круг [нескольких] Малкавианов, поддержав работу над несколькими фильмами, которые жаждали создать эти Лунатики.

Власть Лоретт продолжает расти. Теперь она обитает в Каннах, где фактически является княгиней; тем не менее, она не взяла себе этот титул, так как это привлекло бы к ней внимание Вийона, а уж тот наверняка бы вновь заинтересовался ее процветанием и доменом. Она также продолжает питать уважение к савойским Джованни в Ницце, не только на словах, но и в твердой валюте. Как оказалось, ее сир, в то время как они искали укрытия в Ницце после бегства из Парижа, заключил с Джованни договор, который она продолжает соблюдать; а сами Некроманты обитают в городе гораздо дольше, чем она полагала. Вампирша ищет способа расторгнуть эту сделку, но некоторые действия, которые она предприняла в этом направлении, встретили незначительное, но твердое сопротивление агентов Джованни в кинобизнесе.

Несмотря на события своего прошлого, Лоретт стала одной из самых влиятельных гарпий континента. Каждый год в мае она закатывает непомерный по роскоши прием, по времени совпадающий со знаменитым кинофестивалем, на который приглашаются только избранные ею лично и ее потомком (которая является ее ближайшей помощницей) Сородичи. Франсуа Вийон получает приглашение всякий раз, но еще ни разу не посетил это собрание, предпочитая отослать вежливый ответ с извинениями и отказом от любезного предложения. В Элизиуме существует мнение, что если Вийон примет приглашение, то двухсотлетнее пятно на репутации мадмуазель Морель официально исчезнет; однако само это бесчестье гарантирует, что вампирша не сможет возвыситься достаточно, чтобы представлять реальную угрозу власти Вийона и [других] старейшин Парижа.

Для смертных травма, нанесенная Великой Французской революцией и последовавшей за ней Эпохой Террора[28], лишившей голов Людовика XVI и его супругу Марию-Антуанетту, почти уже стала давней историей, но для князя Парижа и его современников она остается напоминанием о том, сколь ненадежным предприятием является выживание Камарильи и ее Традиций, особенно когда из-за каждого угла секте одновременно угрожают Анархи и Шабаш. Эта угроза выглядит особенно серьезной сейчас, когда долговой кризис, терзающий Европу, угрожает спокойной жизни граждан Франции – и Сородичей, которым для существования необходима их кровь. Несмотря на все достижения Лоретт и ее престиж в кругах Камарильи, Вийону известно, что Каннская кокетка, как иногда называют вампиршу в Париже, прежде всего и всегда будет созданием, исполненным страстей, и она всегда будет готова идти к своей цели, куда бы ни привел ее путь. Вийон же видит в ней былую сущность Анарха, и хотя наедине он восхищается ею, ничто другое не доставляет ему большего беспокойства.

Сир: Эмерик де Совтер

Клан: Тореадор

Натура: Идеалист

Маска: Щеголь

Поколение: 8

Становление: 1790

Внешний возраст: 20-25 лет

Атрибуты:

Физические: Сила 2, Ловкость 3, Выносливость 3.

Социальные: Внешность 5, Манипулирование 4, Обаяние 5.

Ментальные: Восприятие 5, Интеллект 3, Сообразительность 4.

Способности:

Таланты: Бдительность 2, Осведомленность 2, Эмпатия 4, Экспрессия (Риторика) 4.

Умения: Вождение 1, Этикет 5.

Знания: Финансы 2, Политика 4, Специальные знания (Кинофильмы: отрасль и производство) 5.

Дисциплины: Прорицание 5, Стремительность 4, Некромантия (Путь Склепа) 1, Присутствие 4.

Окружение: Союзники 4, Контакты 4, Домен 5, Слава 1, Стадо 2, Влияние 3, Ресурсы 5, Сторонники 3, Статус (Камарилья) 3.

Добродетели: Совесть 4, Самоконтроль 3, Храбрость 2.

Путь: Человечность 6.

Сила Воли: 7

Запас крови/Макс. трата в ход: 15/3

Внешность. Лоретт обладает прекрасной внешностью, подернутой, однако, дымкой тьмы. Ее длинные темные волосы водопадом спускаются на эксклюзивные костюмы от лучших дизайнеров, и она всегда выглядит так, как будто готова ступить на красную ковровую дорожку. Она часто носит темные очки и ходит в сопровождении свиты, в числе которой обязательно присутствует ее дитя – она помогает держать папарацци на расстоянии.

Подсказки для отыгрыша. Лазурный Берег принадлежит вам; это сказка, которую вы сделали реальностью, и никто не сияет здесь ярче вас. Вы не выносите непродуманных политических и финансовых дискуссий и окружаете себя лишь персонами, столь же пышущими красотой, изобретательностью и романтизмом. Разумеется, у вас самой еще более высокие устремления, но они ждут своего часа, ведь в вашем залитом лунным светом раю в них нет недостатка. За годы вы научились держать на расстоянии любопытные носы народца, жадного до сплетен из бульварных газетенок, но, существуя в мире информации, доступной круглые сутки, и вездесущих [репортеров] медиа, вы задаете себе вопрос, как долго еще вам удастся скрывать свой секрет, при вашей-то заметной позиции в обществе; эта проблема отнимает значительную часть вашего внимания, вплоть до того, что вас охватывает ненависть к Славе, от которой вам не уйти.

Убежище. Каннская кокетка владеет великолепной виллой на шикарном курорте, который соперничает с принадлежащими ее соседям – звездам Голлувуда, представителям финансовой и политической элиты. От большинства опасностей ее охраняют современные защитные системы, но в этом деле она полагается также и на свои сверхъестественные способности. Лоретт запросто принимает гостей – часто это другие Сородичи – и устраивает эффектные вечеринки, собрания, призванные содействовать ее интересам и расширять ее влияние на смертных и бессмертных.

Влияние. Технологии позволили Лоретт крепко обосноваться в американской киноиндустрии, а в настоящее время она старается понять, каким образом удобнее всего ориентироваться в стремительных переменах, которые несет с собой сам технологический прогресс. Ее крупное состояние позволяет ей свободно завладевать мелкими предприятиями и устанавливать контроль над отдельными индивидуумами как в Европе, так и за океаном; все это делается ради одной цели: связать других Сородичей обязательствами, чтобы однажды ночью с их помощью вернуться в Париж в лавровом венке освободительницы от закоснелой критики Традиций. Кинематограф также может быть использован для самых разных целей, от показа утопических сказок до транслирования грубой пропаганды, а Лоретт обладает опытом в производстве чего угодно из этого спектра; из-за этого множество Сородичей чем-то ей обязаны и восхищаются ее дальновидностью.