Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
(стр. 47-52, переводчик: Тахиил)
Сородичи давно старались лучше понять своих «двоюродных братьев» с Дальнего Востока, так называемых Катаян. Эти таинственные вампиры представляют собой как угрозу, так и препятствие для Сородичей, немногие из которых пытаются закрепиться в Азии, остальные же стараются не допустить подобных достижений Катаян в доменах Запада. С этой целью, Камарилья, в частности, старалась наладить дипломатические отношения со своими родственниками куай-цзинь; в большинстве своём осторожным приветствием определённых Восточных Сородичей в своих доменах в качестве своего рода эмиссаров, у которых они могут по крупицам собирать информацию и, возможно, сформировать влияние, до некоторой значительной степени.
Намного реже западный Сородич в самом деле поедет в Китай, Японию или другой домен Катаян, чтобы напрямую контактировать с местной нежитью, будь то по какой-то дипломатической функции или по более личным причинам. При всей своей бдительности насчёт посторонних, они дети малые в сравнении с недоверчивыми Катаянами, с позиций ксенофобии защищающими свою территорию. Даже Сородичи, приглашённые в качестве гостей, обычно ограничены сроком, до которого они должны уехать, чтобы не «отвлекать» Восточных вампиров. Во время пребывания они часто мирятся с тщательным изучением хозяевами, и им строго запрещено любое поведение, которое может нарушить сложные обычаи, которыми управляется сообщество куай-цзинь. Особенно это касается создания гулей из Азиатских смертных. Однако ничто так не запрещается, как Становление представителю своего народа. Истории, которые повествуют о наказаниях за такое преступление, столь же отвратительны, сколь поучительны. Следовательно, немногие признанные Сородичи Запада обзавелись сиром в доменах Катаян.
Одна из таких редкостей имеет убежище в Вашингтоне, округ Колумбия. Наиболее примечательно то, что она совершенно не осведомлена об уникальности своего Становления. С тех пор как её похитили из числа живых, она убедилась, что не похожа на других созданий ночи, крадущихся по столице нации в поисках крови. За более чем два десятилетия она поверила, что является одной из Катаян, одной из Десяти Тысяч Бессмертных, и что её долг или карма – низложить тех Катаян, которые одержимы демонами Дию, Китайского Ада. Она стремится стать достаточно сильной как лично, так и посредством тех, кем может командовать, чтобы свергнуть Коммунистическую Партию Китая (КПК) которую она считает инструментом этих одержимых бессмертных, и таким образом открыть врата Рая, которые в ином случае будут навеки закрыты для неё.
Мэйсю училась на последнем курсе Китайского университета политики и права (КУПП) в Пекине в 1989 году. Её отец получал средней руки жалование у производителя автомобилей, человеком, которым она гордилась, хоть он и редко появлялся, предпочитая проводить большую часть времени с любовницей и бутылкой, а не дома с болезной женой и смышлёным ребёнком. У Мэйсю было обычное детство, хотя успехи в школе дали ей перспективу успешного будущего. Однако, по мере её превращения в женщину её родители посчитали, что новообретённая красота была даром, которому нельзя дать пропасть втуне, и они попытались выдать её замуж за племянника начальника её отца. Она отказалась от предложения в ярости от того, что даже мать позволила использовать её таким способом, и искала способ избежать такой судьбы.
Чэнь Чжаосин был профессором правоведения КУПП, с которым Мэйсю была знакома по посещению нескольких общедоступных университетских семинаров. Она восхищалась его обаянием, даже если не соглашалась с его политическими взглядами. Чжаосин был убеждённым сторонником Ху Яобана, бывшего генерального секретаря Коммунистической Партии, известного длительной прореформистской политикой, которая в конечном счёте привела к его смещению и дурному отношению режима. Иронично, но именно её красота привлекла его внимание, которое позднее сменилось полным патронажем. Чжаосин, очарованный девушкой, использовал своё влияние, чтобы она поступила в университет. Учитывая плохое состояние экономики и слабые перспективы для выпускников, отец разрешил ей учёбу, уверенный в том, что по завершении неё из дочери получится ещё лучшая невеста.
Она проявила себя как достойный студент, но учёба занимала второе место по сравнению с другими, намного более насущными делами. Мэйсю впуталась во всё более резкое студенческое движение, требовавшее конца правительственному блату и коррупции, а также решения проблем загнивающей экономики, подгоняемая любовником и наставником Чжаосином. Она вступала в разные студенческие организации и носила плакаты на многих митингах под влиянием эмоций того времени.
Когда Ху Яобан умер от сердечного приступа 15 апреля 1989 года, Мэйсю стояла лагерем на лужайке перед университетом со многими тысячами других студентов, поющих дифирамбы Ху и требующих от КПК официально отказаться от своей критики его политического достояния. Она шагала с толпой на площадь Тяньаньмэнь вместе бок о бок с толпами из Пекинского университета и университета Цинхуа и помогала возлагать импровизированные венки двумя днями позднее, чтобы помянуть вклад Ху в реформу и либерализацию. После того как их оттеснили с площади, Мэйсю и тысячи других пришли назад той ночью и составили серию требований к правительству о публичном признании необходимости реформ.
То, что началось как протест против унижения достоинства дорогого либерального политика, за следующие семь недель переросло в международную трагедию, которая навсегда изменила нацию, породив волны революционного движения, заменяющие друг друга много раз, пока их, наконец, не подавили. Студенческие собрания объявляли бойкоты и забастовки, и, воспалённые страстью и страхом того, что их проигнорируют, вспыхнули открытым мародёрством и хаосом. Правительство пыталось установить диалог со студентами, хотя и не собиралось уступать требованиям молодёжи.
Печально известная передовица Ежедневной Народной газеты (контролируемой коммунистами) 26 апреля изображала студентов предателями, планировавшими государственный переворот, внесла ещё больше неразберихи. Откликнулось более 100 000 студентов, к которым присоединились фабричные рабочие и другие, видевшие в низ истинных патриотов, и все вместе они прошли по Пекину. Даже когда правительство пыталось удовлетворить хотя бы часть требований протестующих, ситуация ухудшалась. На площади Тяньаньмэнь организовывались голодовки с целью скомпрометировать руководство Коммунистической Партии накануне исторического визита советского лидера Михаила Горбачёва.
20 марта китайское правительство объявило военное положение, и в первых числах июня военные, в конце концов, двинулись танками и солдатами, чтобы силой очистить площадь Тяньаньмэнь от десятков тысяч расположенных лагерем протестующих, которые обосновались там больше чем на месяц. Даже после расчистки ужасное насилие вылилось на близлежащие районы, и тысячи людей с обеих сторон были ранены или убиты в боях. Когда всё закончилось, мир ужаснулся жестокости и ответил бурным осуждением и санкциями.
Лидеры коммунистов старались сгладить события и дистанциироваться от наихудшего насилия, но в основном они пытались заставить молчать или арестовать любого, кто мог бы посметь возродить такие протесты.
Для Мэйсю эти семь недель были ещё более преобразующими.
За несколько месяцев до бойни на площади Тяньаньмэнь малкавиан по имени Колин МакАллистер прибыл в Пекин из Гонконга, где он формировал сеть влияния больше года как представитель финансовых интересов его сира. В феврале он почувствовал непреодолимую потребность посетить Запретный Город в Пекине, убеждённый, что там было что-то или кто-то, кого ему нужно было найти, хотя он и не был уверен зачем. По прибытии он предстал перед Катаянами столицы империи, был формально принят, но к нему приставили соглядатая на время его пребывания. Когда протесты впервые разразились в апреле, сопровождающий Колина ограничил его передвижения, не допуская его к университетам и площади Тяньаньмэнь, обеспечивая, чтобы малкавиан не был самоличным свидетелем того, что потенциально могло стать культурным скандалом.
Но любопытство и убеждённость Колина в том, что ему нужно попасть в Запретный Город убедили его проигнорировать предупреждения и избежать сопровождения своего соглядатая. При случайном отвлечении внимания на яростные протесты ему удалось ускользнуть в имперский дворец и найти вещь, которую ему было уготовано найти – реликвию из древней кости, испещрённую надписями, имевшими почти гипнотическое воздействие на восхищённого Сородича. Он скрылся с артефактом и сбежал с остальными мародёрами в ночь, избегая поимки своим отчаявшимся сопровождающим тем, чтобы прятаться среди студентов. Когда в него попали из автомата, Зверь вырвался, и он скользнул в кровожадное, гневное бешенство, которое закончилось почти на рассвете, когда он понял, что алый гнев понемногу стихает.
У него на руках была красивая, молодая Мэйсю, тоже с ранами от стрельбы, лёгкая добыча для буйствующего малкавиана среди кошмарного хаоса на залитой кровью авеню Чан’ань. Поскольку к нему вернулось некое подобие контроля, Колина переполнил ужас того, что он натворил, а также страх того, что случится, если Катаяны его найдут. Не раздумывая более, он Становил девушку во всё более обречённой надежде спасти её, затем он притащил её в безопасное место – развалины уничтоженного магазина, пока он искал более безопасное убежище подальше от места преступления.
Мэйсю пробудилась к существованию по-новому, совершенно не зная, как это произошло. Единственной вещью, которая связывала её с сиром, был артефакт, который он украл из Запретного Города, так как он оставил ей артефакт из чувства вины, которое овладело им в последний момент перед тем, как её покинуть. Больше месяца она привыкала к – кем она была? Хищником? Паразитом? – хотя это и отнимало всю без остатка хитрость, силу воли и духовные усилия. Когда, наконец, её поймали Катаяны и привели к старейшему, Ча’ан Ли, Мэйсю сначала тщательно допросили о её происхождении, а после подвергли серии изуверских допросов – как физических, так и сверхъестественных. Так как она была неспособна что-либо выдать, её объявили внебрачным ребёнком какого-то незваного гостя лаовай, и приговорена к уничтожению.
Скорее по политическим причинам, нежели из интереса к запуганному малкавиану этот приговор был «нивелирован покупкой», и вместо того, чтобы убить, её доставили Мартино делла Пассаглиа из клана Джованни. Он знал, что она осведомлена о местонахождении Кости Пророчества – артефакта, который сир оставил с ней, и который имел огромную важность для некроманта. Под его защитой она достала его из тайника. Более не заинтересованный в ней и не желающий нести ответственность за неё, особенно с учётом суровых перепадов настроения, которые мучили её и представляли регулярную угрозу для его домена, он послал её в Америку в 1993 году, чтобы расплатиться с долгом Чесу Вояджеру, влиятельному тореадору из Вашингтона, округ Колумбия, с которым он поддерживал существенные финансовые отношения.
Чес был членом Примогената и одним из наиболее влиятельных гарпий в домене Вашингтон, округ Колумбия. Он был в экстазе, когда получил свой «подарок» от делла Пассаглии, в особенности оттого, что он не мог определить истинную природу Мэйсю. То немногое, что юное создание знало о собственном роде, только затрудняло вычленение хоть какой-то правды, так как она заполнила множество огромных пробелов в происхождении её Сородичей своими собственными надуманными и довольно эгоцентричными объяснениями её состояния, из того, в чём её не опроверг попечитель-Джованни. её ответы на множество вопросов, которые задавали ей Сородичи домена, сделали её фавориткой состоятельных Проклятых, даже если её рассматривали скорее в качестве развлечения, чем как равную.
Как и всегда, восхищение Мэйсю на элизиуме испарилось, и с той же скоростью утратил пыл примоген Тореадор. Её формально отпустили, и принц Маркус Витель даже признал за ней маленький домен рядом с территорией Университета имени Джорджа Вашингтона в надежде, что когда-нибудь она ему пригодится. С учётом демографии города, он надеется, что это даже может привести к некоему соглашению с влиятельным катаянским дипломатом.
Будучи отпущенной, Мэйсю соорудила собственную космологию, объяснявшую её состояние, основываясь на легенде, которую она собрала по кусочкам своим расстроенным рассудком. В первую очередь, она была уверена, что не являлась одной из Сородичей Запада, особенно этих гиблых малкавиан. Нет, она была Катаян, по крайней мере, как она их себе представляла, да и к тому же не простой Катаян. Она начала определять себя как Хэй Лун Гунчжу, или Принцесса Чёрный Дракон, титул, к которому она устремилась на основе своих фрагментарных воспоминаний о китайской легенде. Она верила, что ей уготовано однажды победить «принцев-демонов», тех Катаян, которые на тот момент правили её родиной и были одержимы демонами из нечистого мира Дийю.
Она считала состояние своего вампиризма, как и вампиризма всех остальных Катаян, просто наказанием за прегрешения против морали при жизни. Только выровняв карму она могла вернуться в предыдущее состояние, а для достижения этого ей нужно было бы стать образцом аскетичной морали. Однако, её собственное спасение подождёт до уничтожения принцев-демонов, ибо только как одна из Десяти Тысяч Бессмертных она имеет шанс победить столь могучих врагов. А для этого ей сперва нужно очень увеличить свою собственную мощь.
Неправильное исследование Мэйсю привело её к выводу, что этого она добьётся, добыв Бай Цзе Ту, легендарный гримуар за авторством никого иного, как божественного Жёлтого Императора; гримуара, который содержал тайны всех 11520 типов сверхъестественных созданий. С этой книгой в руках она будет знать все силы и слабости её врагов, и с этой мудростью будет неостановима. Конечно, сперва ей придётся найти священный свиток, но она уверена, что нашла способ выполнить и эту задачу. Кость Пророчества, которую её сир оставил ей, и которую забрал Джованни, была не единственной, которую она изучила. Пусть они очень редки, но археологи обнаружили несколько подобных артефактов за много лет. Эксперты утверждают, что надписи на этих иссохших костях и черепашьих панцирях – старая запись на языке, который был в ходу во времена династии Шан. Её исследования привели к убеждению, что Бай Цзе Ту записана на одной или более Кости Пророчества. Таким образом, она сосредоточилась на добыче и расшифровке стольких из них, скольких могла, пока не найдёт скрытое место, где покоится таинственный свиток Бай Цзе Ту.
За сравнительно короткое время Принцесса Чёрный Дракон приобрела заметную степень влияния на свой неродной город, большую часть которого она использует для помощи ей напрямую добыть больше Костей Пророчества и их расшифровки. Как можно было ожидать, она сперва искала поддержки местной китайской общины, главным образом умасливая помочь студентов и других, которые посчитали бы её равной.
Некоторым протестантам Тяньаньмэнь удалось сбежать из Китая после восстания, и более, чем немного проложили себе путь в Вашингтон, округ Колумбия, и в его университеты. В Университете имени Джорджа Вашингтона хвастались несколькими такими, и Мэйсю первыми проверила их на предмет помощи в её задании. Она также расширила своё влияние от студентов до большего китайского сообщества, даже на дипломатический корпус, используя свои привлекательные физические качества наравне со сверхъестественными дарами, чтобы переделать их под её способ мышления.
Её самая большая ценность произошла от её участия в движении Фалунь Гун, которое основал Ли Хунчжи в Чанчуне в 1992 году. Это физическое, моральное и духовное учение взяло за основу цигун и стало популярным в середине 1990-х годов, но постепенно Китайская Коммунистическая Партия стала рассматривать его как угрозу обществу и правительству. Жёсткая кампания по клеймлению Фалунь Гун как ересь, нацеленная на то, чтобы сбросить правительство, проложила путь массовым протестам в 1999 году, которые были почти столь же впечатляющи, как закончившиеся бойней на площади Тяньаньмэнь. При том, что Ли Хунчжи перебрался в Нью-Йорк, протесты потерпели фиаско, многих участников посадили в тюрьму, или сделали ещё хуже, крыло активистов движения передислоцировалось за пределы Китая.
Мэйсю помогает Фалунь Гуну в Вашингтоне, округ Колумбия, направляя ресурсы местной организации движения, Ассоциации Фалунь Дафа. Избранная группа членов принадлежит к Слезам Чёрного Дракона, культу гулей, созданному Мэйсю, основная цель которого – служить ей как стадо. Его члены верят, что она в самом деле Принцесса Чёрный Дракон, и, не имея полного её природы или целей, они достаточно обработаны её заблуждением, чтобы быть мотивированными и полезными инструментами. Каждый день эта группа и организация побольше имеют своих агентов на Национальной аллее и переел Белым Домом, раздавая листовки и собирая мелкие митинги в надежде окончательно завоевать американскую поддержку в этом деле, хотя ищут некоторые среди них больше сосудов для утоления нескончаемой жажды Принцессы Чёрный Дракон.
Ча’ан-Ли и его Кровавый Двор поначалу не обращал никакого внимания на слухи о ещё одной их рода в столице Соединённых Штатов. Однако за последнее десятилетие они узнали больше, что убедило их в том, что некий вампир в Вашингтоне, округ Колумбия, активно поддерживает Фалунь Гуна, и, таким образом, должен быть против их более широких интересов. Они слышали имя Хэй Лун Гунчжу, и, пока они не понимают, стоит ли её бояться, они беспокоятся. Больше всего они боятся влияния, которое Принцесса Чёрный Дракон может оказать на их слуг в Вашингтоне и других местах на Западе. Чтобы открыть правду, они внедрили смертных агентов в китайское сообщество Вашингтона в поисках информации о загадочном вампире. Кровавый Двор попытался исследовать, в частности, Фалунь Гун и его различные совместные организации, включая офис официальной западной газеты в округе Колумбия, основанную в Нью-Йорке «Времена Эпохи» (TheEpochTimes). Очень недавно Квинтет послал своих расследовать, обеспокоенный тем, что пока что они ничего конкретного не добились; и это в век, когда цензурировать всё труднее и труднее.
Некоторые Сородичи округа Колумбия относятся к Мэйсю с неутихающим интересом, хотя, в основном, не рассматривают её как конкретную угрозу. Хоть её статус диковинки давно исчез, она всё ещё имеет некую степень восхищения и уважения ввиду таинственности её сущности, особенно среди политических неудачников домена. Некоторые Сородичи города пытались донести до неё её происхождение примечательным действом трёх малкавиан, довольно буквально называвших имя её сира и обстоятельства её Становления, но природа демонстрации вкупе с репутацией участников только более запутало всё дело.
Сейчас Мэйсю реже появляется на элизиуме; в особенности потому, что ей стало известно, что Катаяны, похоже, двинули свои силы на неё и её интересы. Предпринимая поиски Костей Пророчества всё дальше от Вашингтона, она надеется выстроить сильные союзы с Сородичами других доменов и, таким образом, привлечь больше союзников для защиты её от таких угроз, если они станут серьёзны. Однако её биполярное состояние эти вылазки в другие домены затруднительными, и они более, чем однажды мешали её целям, волнение принцев и епископов о её стабильности и дальнейшие предположения о том чём-то, к чему она действительно причастна, могло пробудить гнев некоего таинственного мстителя. Всё равно, её сеть контактов простирается намного дальше, чем известно Сородичам или противникам Катаянам, включая связь с Тремером из нового Орлеана по имени Элеонора Лабонте (EleonoreLabonte), чьими познаниями она пользуется в вопросах сверхъестественной эзотерики.
К чести своей, Мэйсю чувствует, что здорово продвинулась в деле Костей Пророчества. Она держит пять этих артефактов в специальном помещении в своём убежище в округе Колумбия и держит ещё два в поле зрения. Один на данный момент находится в общественном музее, а другой -- в частной коллекции известного смертного плутократа. Её попытки перевести тысячелетние вырезанные надписи, однако, были намного менее успешны. Три раза она дорого заплатила за консультации сомнительных «экспертов», которые, по её предположению, открыли бы её желанную добычу на основе её лучшей работы переводчика, и четыре раза ей не удавалось обнаружить мифический Бай Цзе Ту. Но эти неудачи её не отпугивают. Напротив, с каждой ночью заблуждения Мэйсю всё сильнее и она всё больше побуждается следовать своей судьбе как Принцесса Чёрный Дракон, наследница Жёлтого императора.
Сир: Колин МакАллистер
Клан: Малкавиан
Натура: Фанатик
Маска: Загадка
Поколение: 10-е
Становление: 1989
Видимый возраст: 20 с небольшим.
Атрибуты –
Физические: Сила 2, Ловкость 3, Выносливость 3
Социальные: Харизма 4, Манипулирование 3, Внешность 5
Ментальные: Восприятие 4, Интеллект 3, Сообразительность 2
Таланты: Осведомлённость 1, Запугивание 2, Хитрость 3
Навыки: Этикет 1, Скрытность 3
Познания: Академические 2, Компьютер 1, Законы 1, Оккультизм 2, Политика 2, Экспертные Знания (китайская мифология) 4
Дисциплины: Прорицание 3, Помешательство 4, Затемнение 3
Ритуалы некромантии: Прозрение, Камень Знания. Формально Мэйсю не имеет познаний в дисциплине Некромантия, собрав по кусочкам то немногое, что она знает от скрытого наблюдения за своим «патроном» делла Пассаглиа. Сложность этих ритуалов для неё всегда равна 10 и требует траты пункта Силы воли, чтобы иметь хоть какие-то шансы сработать. Тем не менее, что-то время от времени оказывает ей поддержку в некромантии, несмотря на то, что ей не понятны принципы Чёрного Искусства…
Дополнения: Контакты 4, Домен 3, Слава 1, Стадо 3, Ресурсы 3, Слуги 1, Статус 1
Психозы: биполярное расстройство (клановая слабость), Заблуждения
Добродетели: Сознательность 5, Самоконтроль 3, Мужество 2
Принципы морали: Человечность 6
Сила воли: 5
Запас крови/максимум в ход: 13/1
Имидж: Мэйсю появляется в качестве китайской студентки магистратуры и обычно одевается таким образом, который соответствует этому предположению. Волосы она обычно собирает в длинный хвост и носит очки, чтобы придать дополнительный вес своим словам. Она среднего роста, но высокие каблуки и командное поведение создают впечатление, что она выше, чем на самом деле. Среди Сородичей она часто прибегает к неприятному стереотипу загадочного азиатского вампира с длинных украшенных шёлковыми узорами одеждах и со сложными причёсками.
Намёки по отыгрышу: в качестве Принцессы Чёрный Дракон вы придерживаетесь особого кодекса чести, который ценит правду, правосудие и строгую моральность превыше чего-либо ещё. В то же время вы не остановитесь почти ни перед чем, чтобы добыть вещи, которые нужны вам, чтобы выполнить своё предназначение. Вы издеваетесь над своей таинственной природой и неумирающей красотой юности для приобретения любого влияния, но вы носите их как оружие, когда это оправданно. Сородичи недостойны вас, но вы будете их терпеть, пока не придёт время показать вашу истинную природу им и вашим истинным врагам.
Убежище: убежище Мэйсю – это четырёхэтажный таунхаус в сердце Госдепартамента рядом с территорией Университета имени Джорджа Вашингтона. Интерьер обставлен как маленький частный музей, с вазами, артефактами, произведениями искусства и украшениями повсюду, некоторые из которых – репродукции. Верхний этаж – её частное помещение и содержит большой стенной шкаф, который она укрепила так, чтобы он защитил самые ценные для неё вещи, включая Кости Пророчества.
Влияние: Мэйсю достаточно хорошо сработала с Фалунь Гуном и прислужниками-студентами. Она также подкапывается под китайских дипломатов; обычно через их потомков, которые охотно верят сказкам о Принцессе Чёрный Дракон. Мэйсю знает, что её время в округе Колумбия, вероятно, ограничено, однако она ищет, как «побить Сородичей на их собственном поле», выстраивая баланс предварительных услуг и розданных обещаний, которые она ещё не решила, сдержит ли.
Эдгардо Роббиа: Грабитель
(стр. 54-57, переводчик Лианна ап Лиам)
Все началось с одного сицилийского рыбака, которому надоело быть австрийцем.
В течение столетий Сицилией правили различные империи. До 1713 года город находился во владении Испанской империи, но по Утрехтскому миру Сицилия перешла под власть Савойской династии. Именно в период правления савойцев и родился Эдгардо Роббиа, старший из двух братьев в семье. Отец Эдгардо был рыбаком, ужасно гордящимся своей сицилийской кровью. В 1720 году Эдгардо возвращался на рыбацкую пристань со своим отцом, и помогал тому швартовать их лодку, когда подбежал сосед и сообщил новость: Сицилию передали австрийскому императору Карлу VI Габсбургу. Теперь они все были австрийцами.
Отец Эдгардо был в ярости. Он отпускал высокомерные реплики о том, что он «истинный сицилиец», и брал втридорога с австрийских торговцев и купцов. Когда Эдгардо было 14 лет, его отец, наконец, сорвался и ударил австрийца, который пытался заплатить ему на несколько монет меньше согласованной цены. Мужчина упал, ударился головой о ближайший камень и умер на месте – а испуганный рыбак убежал.
Эдгардо больше не суждено было увидеть своего отца. Теперь он был кормильцем семьи.
С годами Эдгардо становился все более мрачным. Он часто отпускал ядовитые реплики о том, что его отец был трусом и бросил свою семью на произвол судьбы. Он лез в драки со всеми, кто придерживался какой-либо националистической позиции, совершенно не имея понятия об иронии такой ситуации. Его мать и младший брат страдали от его острого языка, и все чаще страдали от его рукоприкладства. Они начали бояться Эдгардо, который при этом все время заявлял, что защищает их.
Дела приняли плохой оборот в 1734 году, когда Сицилию снова завоевали – на этот раз король Испании Карл III. Король из династии Бурбонов отбыл в Неаполь, чтобы забрать свой приз, но австрийские войска в его тылу все еще пытались сражаться с его армией. Брат Эдгардо рыбачил близ островов у побережья Сицилии, когда он заметил, как флот герцога Монтемара приближается к острову, около которого он забросил сети. Рыбак пытался убраться с линии огня, но его лодка застряла там, где была привязана, и при этом была слишком ценной, чтобы ее просто так бросить. Австрийский гарнизон на острове вступил в сражение с войсками Монтемара, и брат Эдгардо погиб от шального ядра в перестрелке. Мать Эдгардо была безутешна и спустя несколько дней свела счеты с жизнью, бросившись с обрыва.
Эдгардо наконец все это надоело. Он выступал и против Австрии, и против Испании, и требовал независимости Сицилии от любых иностранных государств. В одну ночь в 1736 году после долгой вечерней пьянки Эдгардо орал на местной площади, во весь голос проклиная и оскорбляя Карла III. Несколько солдат из армии Бурбонов, которым надоело слышать оскорбления в адрес своего короля, утащили мужчину в темную аллею. Один из них караулил, пока другой достал шпагу и приставил ее к горлу Эдгардо. Эдгардо просто плюнул ему в лицо, проявляя демонстративное неповиновение перед лицом собственной смерти.
И тут дозорный закричал. Напавший на Эдгардо солдат повернулся и увидел, что над ним стояла хорошо одетая женщина с каштановыми волосами. Шарф, не по сезону теплый для этого времени года, соскользнул с ее лица, открывая вывернутую челюсть и неровные шрамы на нижней половине лица – а еще ее клыки. Эдгардо с изумлением смотрел, как напавший на него испанский солдат умер, сраженный ударами женщины со шрамами, нанесенными с нечеловеческой силой и скоростью. К ногам Эдгардо натекла лужа крови, а женщина предложила ему руку, чтобы помочь подняться. «Меня зовут Катерина», - сказала она со странным акцентом,- «и я знаю, каково это – быть беспомощной». Она дала ему шанс получить силу и принести в мир реальные перемены, и молодой сицилиец согласился. В ту ночь Эдгардо умер.
За следующие несколько ночей женщина со шрамами рассказала Эдгардо о вампирах, клане Бруха и древнем Карфагене. Она наблюдала, как Эдгардо страстно выступал против завоевательной политики империй, пусть в краткосрочной перспективе и ведущей к экономическому процветанию завоеванных регионов, и это чувство оказалось сродни ее внутренней ненависти к знати.
Однако, пока Катерина тренировала и обучала Эдгардо, она поняла, что то, что она приняла за политическую ненависть к сильным мира сего, на деле оказалось глубоко засевшим в душу личным гневом. Она думала, что встретила мудрого человека, но на деле он был просто зол на себя и своего отца, а кровь Бруха сделала только хуже. С годами отношения Сира и Дитяти становились все более и более проблемными, и в начале XIX века Катерина прекратила оказывать свое покровительство Эдгардо, а их пути разошлись.
Годами Эдгардо пытался не лезть в политику смертных и Сородичей. Он видел, куда это все приводит, и помпезность Вентру так же действовала ему на нервы, как и чванливость смертной знати. Так что Эдгардо не высовывал голову, и подрабатывал наемником, работая как на смертных, так и на Сородичей. К 30-м годам XIX века, однако, он начал уделять все больше внимания деятельности движения «Молодая Италия», возглавляемого Джузеппе Мадзини. Это движение выступало за освобождение и объединение всей Италии. Пламя, которое тлело в груди Эдгардо почти век, снова разгорелось. Вампир пытался убедить себя, что участие в движении «Молодая Италия» являлось всего лишь легким источником крови и шансом создать собственное стадо, но его все больше зачаровывала перспектива наконец-то не быть подданным заморской империи. В первый раз за свое существование Эдгардо мог по-настоящему почувствовать себя итальянцем.
Он выступал тихим сторонником движения, дергая по мелочи за ниточки то тут, то там. Вампир узнал о Джузеппе Гарибальди, которого изгнали из Италии после провалившейся попытки свергнуть действующее правительство, и следил за его деятельностью в Южной Америке. Гарибальди носил красную рубашку южноамериканских гаучо, и его яркий, почти театральный имидж пришелся по нраву как итальянским повстанцам, так и Эдгардо. К 1848 году восстание вспыхнуло по всей Италии, а Гарибальди вернулся домой, чтобы возглавить борьбу.
Эдгардо, который к тому времени уже долгое время поддерживал борьбу против королевской власти, организовал встречу с Гарибальди. Он убеждал себя, что хочет дать Становление Гарибальди, разрушить его идеализм так же, как его собственный идеализм был разрушен, показать смертному лидеру, что его борьба и ярость истлеют и погибнут под весом империи. Вместо этого Эдгардо встретил честного, страстного человека, который искренне верил, что социализм поможет страдающим королевствам его родины. Он не был ожесточенным и разгневанным, как Эдгардо, а был честным и преданным своей идее. Эдгардо понял, что Гарибальди был именно таким человеком, за какого его самого поначалу приняла Катерина, и устыдился собственных желаний. Вместо того чтобы дать Становление Гарибальди, Эдгардо надел красную рубашку и сражался на стороне гарибальдистов много лет, ведя войну во мраке ночи за объединение и независимость Италии.
С годами, однако, социалистические идеи Гарибальди превратились в фашистские. Он дошел до того, что провозгласил себя диктатором, захватив Неаполь в 1860 году. Когда Эдгардо увидел эти перемены, его запал угас. Его первое впечатление оказалось верным – все страстные идеи в итоге порабощаются империями в том или ином виде. Когда Италия, наконец, объединилась, Эдгардо было уже все равно.
Наступила Великая Война и Эдгардо «обрабатывал» одну группировку за другой, сосредоточившись на возможности нажиться на каждой идеологии или битве. Он отточил свои националистические речи, подражая их пустым словам, чтобы убедить каждую группировку в том, что он твердо убежден в их правоте. Затем он выжимал из своих жертв деньги и припасы, и шел дальше. Он продавал опыт, познания в тактике, разведывательную информацию, оружие – все, что было нужно бунтарям. Он стал известен как «Роббиа-Грабитель», загадочный бандит с большой дороги среди солдат, сражавшихся по всей Европе.
Война подошла к концу, но Эдгардо не желал конца своего коммерческого предприятия. Он связался с рядом военных организаций, которые действовали в мирное время, и переделал их в группировки, которые он мог «доить», выжимая из них ресурсы. В итоге он вернулся в свою родную Италию, где он связался с фашистским движением Бенито Муссолини. На тот момент Муссолини формировал ополчение, которое он назвал Добровольной милицией национальной безопасности. Эдгардо нравилось, что они носили черные рубашки, а в их рядах приветствовалась та же солидарность и молодцеватость, что и среди «краснорубашечников» Гарибальди. «Чернорубашечники» быстро приобрели известность, а символ рубашек стали использовать и другие группы повстанцев в Британии и Индии. Эдгардо годами выжимал из этой организации кровь и деньги.
Он распространил свое влияние еще дальше, вдохновляя «Синих рубашек» в Ирландии и «коричневых рубашек» в Германии. Ни одна из этих группировок не была связана друг с другом, и они даже не имели полной информации друг о друге, но это удовлетворяло интересам Эдгардо, так как он «присасывался» к каждой из фашистских или анархистских групп и поставлял им оружие и ресурсы, прежде чем начинать пить из них соки. К тому моменту, когда началась Вторая Мировая Война, Эдгардо смог спокойно перейти к тому, чтобы наживать капитал на войне, что он прекрасно умел делать.
После Второй Мировой Войны в мире осталось не слишком много места для явно фашистских организаций. Эдгардо пытался уйти на покой, взять то, что он неправедно нажил своей кровью, потом и слезами, и начать строить что-то свое. Но годы шли, и Эдгардо осознал, что ему просто не дано остепениться и жить спокойно.
С недавних пор подпольные террористические группировки создали процветающий рынок для тех, кто наживался на войне, но Эдгардо понял, что его интересуют только группы с революционными идеями. В 70-е годы XX века он тесно связался с группой Баадера–Майнхоф. Хотя он говорил себе, что это просто очередная прибыльная операция, просто высасывание соков из очередной группы, Эдгардо знал, что он сам себя обманывал. Ему больше не нужны были деньги, но тихий голос в глубине его сознания или где-то глубоко в его крови нашептывал ему, что он должен поддержать еще одно чье-то правое дело, и отравить еще одно правительство. Большую часть второй половины XX века Эдгардо переходил от одной европейской террористической группы к другой, каждая из которых была более радикальной, чем предыдущая, хотя он всегда предпочитал борьбу за националистические идеи, а не за религиозные.
После 11 сентября 2001 года репутация продавца оружия террористам стала очень вредной для прибыльного бизнеса. Эдгардо быстро избавился от своих активов, «убрал» несколько ключевых контактов и разорвал все связи с Европой. Он решил перебраться в Нью-Йорк, где он снова наткнулся на свою Сира, которая теперь звала себя Катерина Вейз. Она заметила Эдгардо, что война между Камарильей и Шабашем набирала обороты, а напряжение в отношениях с Анархами также нарастало. Было пора выбрать сторону, выбрать, чье правое дело он хочет отстаивать.
Эдгардо осторожно переговорил как с вампирами из каждой из сект, а также независимыми кланами. Он нашел, что Камарилья слишком уж похожа на тех вельмож, которых он ненавидел в бытность смертным. Шабаш был очень похож на те террористические организации, которых он избегал; радикальная религия не слишком полезна для бизнеса. Анархи были для него слишком уж слабы, в том смысле, что они не были достаточно готовы к тому, чтобы отстаивать свои идеи с оружием в руках, а многие из их концессий до ужаса походили на тот самый имперский бред, который приветствовался Камарильей. Каждая группа, впрочем, оказывала на его давление, чтобы заставить его присоединиться к ним, заставить его выбрать сторону, когда наступит Геенна или война разгорится уже не на шутку.
Эдгардо решил, что он будет делать то, что у него получается лучше всего: возьмет у них всех все, что сможет, и будет надеяться, что он не станет в очередной раз сторонником одной из их идеологий против своей воли.
Сир: Катерина Вейз
Клан: Бруха
Натура: Фанатик
Маска: Капиталист
Поколение: 8
Становление: 1736
Видимый возраст: Немногим старше 20 лет
Физические атрибуты: Сила 3, Ловкость 3, Выносливость 5 (Встать после нокдауна)
Социальные атрибуты: Харизма 2, Манипулирование 3, Внешность 2
Ментальные атрибуты: Восприятие 3, Интеллект 2, Сообразительность 4
Таланты: Бдительность 3, Драка 2, Запугивание 2, Знание улиц 5, Хитрость (слиться с толпой) 4
Навыки: Вождение 1, Этикет (военные подразделения) 4, Огнестрельное оружие 4, Взлом 2, Фехтование 1, Выживание 2
Познания: Академические предметы 1, Компьютер 2, Финансы (отмывание денег) 4, Правоведение 2, Политика (военные подразделения) 4
Дисциплины: Прорицание 2, Стремительность 3, Доминирование 2, Могущество 3, Присутствие 5
Дополнение: Личина (Эдвин Роджерс) 4, Контакты 5, Ресурсы 4, Слуги (телохранители) 2
Добродетели: Сознательность 2, Самоконтроль 2, Храбрость 4
Мораль: Человечность 4
Сила воли: 6
Запас крови/максимальная трата крови в ход: 15/3
Облик: Эдгардо – невысокий смуглый мужчина. У него тонкие пальцы, но его кулаки огрубели от драк, а ладони покрылись шрамами от бесчисленных часов сражений с рыболовными снастями. У него короткие и темные волосы с простой стрижкой, которая позволяет зачесать или уложить их гелем для придания любой нужной формы. Эдгардо говорит по-английски с сильным акцентом, частично потому, что он владеет английским не настолько хорошо, как романскими языками, а частично потому, что он понял, что изображать из себя иностранца в США полезно, даже если имеешь дело с Сородичами. Он специально тренирует пустое выражение лица, но в темных глазах сицилийца часто вспыхивает пламя.
Когда Эдгардо не занимается активным внедрением в какую-либо группу, он одевается в темные рубашки на пуговицах и слаксы. Он старается выбирать одежду так, чтобы выглядеть одетым со вкусом, но не слишком уж роскошно разодетым. Он пытается создать для себя имидж неформального профессионализма, так, чтобы хорошо и уместно выглядеть везде - от холла дорогого отеля до распутной вечеринки в ночном клубе. Единственной его слабостью являются лодки: Эдгардо часто выбрасывает деньги на новейшие и самые технически совершенные прогулочные яхты, которые только может себе позволить, и использует каждую возможность, чтобы похвастаться ими.
Однако, как только он выбрал группу, которую он решил «поддерживать», он меняется. Эдгардо постепенно изменят свою внешность, чтобы соответствовать идеалам группы, с которой он связался. Он использует идиомы и лозунги, которыми его цели пользуются для самоидентификации, и сознательно подражает языку тела предполагаемых жертв. Он тщательно старается проявлять ровно столько несогласия, чтобы его можно было «убедить», но не слишком много, чтобы не подумали, что его бесполезно пытаться в чем-либо убедить. Небольшая доза Присутствия и Доминирования обычно помогает завершить внедрение Эдгардо в группу. Это все еще узнаваемый Эдгардо, но его новые товарищи полагают, что он страстно верит в их идеалы и правоту их дела.
Советы по отыгрышу: Эдгардо мастерски научился обманывать самого себя. За века он сумел убедить себя, что он не похож на других Бруха. Он считает и идеалистов, и иконоборцев своего клана наивными – а при этом по уши влезает в очередную националистическую борьбу.
Перед тем, как внедрится в группу, он старается выглядеть спокойным и собранным. Его природа Бруха, впрочем, часто берет над ним верх, и он часто становится раздражительным в ходе бурного обсуждения. Сицилийский вампир постоянно злится на себя за свои вспышки гнева, не понимая, что именно эти взрывы страсти часто вдохновляют как раз тех людей, в среду которых он хочет внедриться. Как только он попал в группу, его самообман начинает работать уже в другом направлении: Эдгардо убеждает себя, что притворяется, что вкладывает всего себя в правое дело своих новых товарищей, но он столь хорошо изображает притворный фанатизм именно потому, что какая-то часть его «я» отнюдь не притворяется. Военные и террористические группы хорошо отточили навык обнаружения внедренных агентов, и успех внедрения Эдгардо зависит именно от этой маленькой искры искренности, а не от тщательно придуманной лжи и вампирских Дисциплин.
Результатом этого является то, что Эдгардо – спонтанный манипулятор, убедивший самого себя, что он является гением интриги. Когда все идет так, как ему хотелось, он собирает картину событий у себя в голове так, что кажется, что он это все заранее спланировал, хотя на деле он часто действует на инстинктах и страсти. Однако, все это относительно. То, что другой старейшина вроде Эдгардо посчитает спонтанно придуманным планом, с точки зрения неоната будет подразумевать месяцы планирования и подготовки. При этом, несмотря на свой возраст и знания, Эдгардо все еще относительный новичок в сложных хитросплетениях Джихада.
Иногда, когда у Эдгардо случается депрессия, он сделал неверный ход или ему просто надо на некоторое время убраться с глаз долой, он берет одну из своих лодок и отправляется на ночную рыбалку. Он почти всегда отпускает свой улов, но его успокаивает сам монотонный неторопливый процесс рыбалки. Если потенциальный клиент или другой Сородич заводят разговор о рыбалке, Эдгардо с изрядным энтузиазмом включается в разговор на эту тему, детально обсуждая новейшие техники и технологические новшества этого спорта.
Убежище: Эдгардо имеет основное убежище, по совместительству – центр деловых операций – в Нью-Йорке. Однако у него есть несколько дополнительных убежищ в ключевых городах Северной Америки, так как он путешествует между ними, ведя дела с различными группами смертных и Сородичей. Также ему принадлежит несколько переделанных на заказ прогулочных яхт по всему США, которые в чрезвычайной ситуации также можно использовать как убежища. Все эти убежища приобретены и зарегистрированы на его личину – Эдвина Роджерса.
Каждое из убежищ Эдгардо спланировано так, чтобы быть удобным, но не роскошным. Эдгардо не зарабатывает деньги только для того, чтобы тратить их на свои пороки (за исключением рыбной ловли). Вместо этого он инвестирует свои средства в безопасность убежища: оружие, укрепленные ставни, системы пожаротушения и смертные телохранители. Регулярно имея дело с фанатиками, Эдгардо понимает, как важно обеспечивать свою безопасность.
Влияние: Влияние Эдгардо сложно понять многим вампирам. С точки зрения Сородичей, Эдгардо соткан из противоречий. Он слишком быстро действует для старейшины, слишком мало интересуется политикой для анциллы и слишком задумчив для неоната. Он не оказывает полной поддержки ни одной из сект, но активно участвует в политике Сородичей, в отличие от большинства Автархов. Однако он является чем-то большим, чем простой наемник или торговец оружием. Эдгардо очень хорошо осведомлен о современной политике смертных, но он застрял в националистическом мировоззрении, в то время как мир эволюционирует в направлении глобализации. Эдгардо заявляет, что выше «борьбы за правое дело», однако, к примеру, он знает все последние новости о движении «Оккупируй Уолл-Стрит». Проще говоря, Эдгардо просто не вписывается в культурные категории большинства Сородичей.
Несмотря на относительное отсутствие влияния на Джихад, Эдгардо не является неизвестным Сородичем. Он вел дело с большим количеством других Проклятых в Европе, а некоторые из Сородичей, с которыми он сейчас ведет дела в Северной Америке, также являются европейцами, которые перебрались в Новый Свет. Однако он не использовал связь со своим сиром в политических целях. Эдгардо не придавал огласке свои отношения с Катериной, и на данный момент, по-видимому, она тоже не хочет «светиться». Отношения между сиром и его Дитятей в лучшем случае прохладные, и со стороны большинство чужаков видят просто двух старейшин Бруха, у которых иногда имеются общие интересы.
Дата: 2019-07-24, просмотров: 213.