Институт эволюционной физиологии и биохимии им. И. М. Сеченова АН СССР, Ленинград

Проблема бессознательного включает в себя положения более или менее общепризнанные и положения, вызывающие дискуссии. Наибольшие разногласия концентрируются вокруг вопросов о том, возможно ли неосознаваемое приобретение нового опыта, бессознательное обучение, в какой мере бессознательное влияет на осознанное поведение, определяет его программу, вследствие каких причин подлинные мотивы поступков могут ускользнуть от контроля сознания, в каких условиях становится возможным сознательное управление реакциями, протекающими обычно непроизвольно. Изучение этих вопросов имеет не только теоретическое, но и большое практическое значение для медицины и педагогики. В частности, та или иная позиция, занимаемая психиатром или невропатологом в отношении указанных проблем, в значительной степени определяет его суждение о патогенезе и механизмах развития психопатологических симптомов и синдромов, о роли психогении в возникновении заболеваний нервных и соматических, о задачах, методах и возможностях психотерапии.

Представляется, что нейрофизиологическое исследование может дать материал по всем аспектам проблемы. В то же время необходимо подчеркнуть, что эти исследования имеют и свои специальные задачи: анализ особенностей течения нервных процессов, определяющих осознаваемое и неосознаваемое поведение, локализацию этих процессов и характер взаимоотношений коры мозга и глубоких структур при их осуществлении.

Теоретические предпосылки, определяющие пути нейрофизиологического изучения проблемы, были заложены в трудах И П Павлова А. А. Ухтомского, Л. А. Орбели и А. Г. Иванова-Смоленского, однако экспериментальное изучение вопроса о роли бессознательного в поведении человека в течение длительного времени находилось в тяжелых условиях и подвергалось суровой критике. Это задержало накопление экспериментальных фактов и обусловило невозможность их беспристрастного обсуждения. До настоящего времени в физиологической литературе отсутствуют даже попытки объединить уже имеющийся материал. Мы попытаемся в какой-то мере заполнить этот пробел ком-оинируя результаты, полученные разными авторами, независимо от того свои с какой целью ставились эксперименты и как трактовали авторы свои результаты.

1. Первая группа фактов относится к вопросу о том, какие из непроизвольных реакций человека могут быть подчинены контролю сознания и какие условия этому благоприятствуют. Многочисленные исследования, выполненные в разные годы в различных лабораториях, выявили возможность образования условных рефлексов в виде изменения высоты артериального давления, частоты пульса, функционального состояния миокарда, широты просвета периферических сосудов и многих других реакций, относящихся к категории непроизвольных. В лабораториях, руководимых А. Г. Ивановым-Смоленским, было впервые показано, что условный сигнал может быть заменен словом экспериментатора или самого испытуемого, или, иными словами, была установлена возможность сознательного управления реакциями внутренних органов. Степень осознания самой реакции (к сожалению, во многих работах сведения по этому вопросу отсутствуют) оказывается неодинаковой: реакция может быть неосознанной или осознается неполностью. В некоторых исследованиях испытуемым предоставлялась возможность наблюдения за регистрирующими приборами, и таким образом создавались условия, облегчающие осознание реакции и учет ее выраженности. Выяснилось, что в подобных условиях вегетативные реакции приобретают большую четкость и постоянство. Так например, в исследовании М. Н. Валуевой испытуемые, наблюдая свои кожно-гальванические реакции, регистрируемые на кимографе, научались произвольно вызывать у себя реакции разной продолжительности (Валуева, 1967). Отсюда следует, что сознательное управление вегетативными реакциями облегчается в условиях, когда во второй сигнальной системе отражается не только условный раздражитель, но и реакция на него.

Сопоставление результатов, полученных при выработке разных вегетативно-висцеральных условных рефлексов в разных условиях (в отношении условных рефлексов сердца такое сопоставление наиболее полно было осуществлено Л. Я. Балоновым) (Балонов, 1959),показало, что быстрота образования условных связей, их прочность и другие особенности зависят от иннервации органа и его функционального состояния. Так например, у больных с компенсированным клапанным пороком сердца облегчено по сравнению со здоровыми людьми образование тормозных условных сердечных рефлексов и оказывается более полным осознание особенностей сердечной реакции. Скорость образования и другие качества условных связей зависят также от методики выработки условных рефлексов и значимости подкрепления. Вегетативно-висцеральные условные рефлексы, особенно некоторые из них, в большой степени подвержены внешнему торможению, поэтому непременным условием их легкого образования и упрочения является отсутствие конкурирующих раздражителей.

Сказанным объясняются факты, полученные при изучении особенностей вегетативно-висцеральных условных рефлексов в гипнотическом состоянии (систематические исследования в этом направлении были осуществлены К. И. Платоновым, И. И. Короткиным и М. М. Сусловой). Известно, что по приказу гипнотизера у загипнотизированного могут возникать вегетативно-висцеральные реакции, обычно слову не подвластные. Это свидетельствует о том, что в условиях, когда на фоне заторможенной коры мозга изолированно активны только функциональные системы, связанные с гипнотизером, все относящиеся к этим системам раздражители, в том числе и условные сигналы непроизвольных реакций, приобретают особую силу и значимость. Теми же условиями, а именно, избирательной доминантностью определенных систем, исключающей влияние конкурирующих раздражителей, определяется относительная сила самовнушения. Для иллюстрации этого положений напомню, что истеричные субъекты в моменты религиозного экстаза, т. е. сильного эмоционального возбуждения, сконцентрированного на одной идее, добивались у себя появления язв на кистях рук и стопах, в местах, в которые, по представлению молящегося, были вбиты гвозди у распятого Христа.

Итак, материалы нейрофизиологических исследований показывают, в каком объеме возможно условно-рефлекторное, т. е. кортикальное, управление вегетативно-висцеральными реакциями, какие факторы облегчают этот процесс, какие условия способствуют осознанию вегетативно-висцеральных реакций и превращению их в произвольно регулируемые.

2. Вторая группа нейрофизиологических фактов относится к узловому и наиболее дискуссионному пункту проблемы бессознательного, к вопросу о том, существует ли возможность бессознательного приобретения информации, влияет ли этот неосознаваемый опыт на поведение.

Большое значение для суждения о роли бессознательного в поведении человека имеет исследование субсенсорных реакций, т. е. непроизвольных реакций на раздражители, о которых субъект не может дать отчета, подпороговые для осознанного восприятия. Честь обнаружения и первых систематических исследований этого феномена принадлежит Г. В. Гершуни и коллективу его сотрудников (1945-1950 годы). Позднее субсенсорные реакции стали предметом изучения многих исследователей (А. М. Зимкина, Б. Д. Асафов, Е. М. Соколов, В. Г. Самсонова, Э. А. Костандов и др.). В ходе этих исследований было установлено, что субсенсорные реакции могут быть вызваны раздражителями разной модальности и выражаются вегетативными сдвигами, изменениями биоэлектрической активности мозга, электромиограммы, а также некоторыми непроизвольными двигательными реакциями (например, улитково-зрачковая реакция на звук).

Выяснилось, что раздражители, вызывающие субсенсорные реакции, могут быть подпороговыми для осознанного восприятия не только по интенсивности, но и по продолжительности действия или по зашумленности. Субсенсорные реакции могут быть вызваны незамечаемым субъектом изменением одного из компонентов раздражителя. Субсенсорные реакции могут быть выражением ориентировочного или условного рефлекса. Иначе говоря, на подпороговый для осознания раздражитель может быть выработан новый условный рефлекс или получен рефлекс, ранее образованный. Так, например, в исследовании Э. А. Костандова была показана возможность возникновения вегетативной реакции на слова, прочесть которые ввиду кратковременности экспозиции испытуемый не мог. Э. А. Костандов и его сотрудники при остроумной постановке эксперимента продемонстрировали возможность образования субсенсорной дифференцировки (Костандов, Арзуманов, 1975). Л. Г. Ворониным и его сотрудниками было доказано, что субсенсорные реакции могут быть обнаружены в процессе образования условного рефлекса на время. В одной из модификаций этих исследований выяснилось, что у некоторых испытуемых вегетативные и электрофизиологические компоненты реакции точнее приурочены ко времени предъявления раздражителей, чем реакции произвольные и осознаваемые (Воронин и др., 1971).

Как ориентировочные, так и условные реакции на субсенсорные раздражители характеризуются малой величиной и непостоянством, латентный период этих реакций изменчив и замедлен. Ориентировочные реакции на субсенсорные раздражители быстро угасают, образование условных реакций обычно замедлено.

Возникновение субсенсорных реакций, их постоянство и ширина субсенсорного диапазона зависят от ряда факторов. Субсенсорные реакции резче выражены у детей дошкольного возраста и у субъектов, эмоционально неустойчивых, в частности, у невротиков и психопатов. Появлению реакций способствует эмоциональная значимость раздражителя. В. Г. Самсонова наблюдала расширение субсенсорного диапазона при выработке условных рефлексов на оборонительном, болевом подкреплении (Самсонова, 1953). Э. А. Костандов, исследуя реакции на короткие звуковые посылки, констатировал изменение субсенсорного диапазона на фоне отрицательной эмоции. У психопатов изменения субсенсорной зоны после эмоционального воздействия оказались более резко выраженными и более продолжительными (Костандов, 1969). Можно предположить, что появление реакций на раздражители, не достигающие порога сознательного восприятия, облегчается в условиях усиленной активации коры мозга со стороны глубоких структур. Это предположение подтверждается данными фармакологических экспериментов. Выяснилось, что в периоде действия препаратов, угнетающих восходящие активизирующие влияния, понижающих кортикальный тонус, субсенсорный диапазон суживается, тогда как препараты, способствующие повышению кортикального тонуса, обуславливают усиление субсенсорных реакций и расширение субсенсорного диапазона. Имеются основания предполагать, что выраженность субсенсорных реакций в наибольшей степени зависит от уровня таламо-кортикальной активации. Пороги осознанного восприятия при расширении субъективного диапазона могут повышаться, понижаться или оставаться неизменными (Трауготт и др., 1968; Костандов, 1968). Таким образом, острота осознанного и тем более неосознаваемого восприятия в большой мере определяется характером и интенсивностью влияний, исходящих из глубоких структур и модулирующих кортикальный тонус влияний.

Результаты экспериментального изучения субсенсорных реакций подтверждаются данными клинических и житейских наблюдений. Известно, что у здоровых, а тем более у соматически или нервнобольных людей могут возникать вегетативно-висцеральные реакции, причина появления которых остается неизвестной. Эти реакции в некоторых случаях протекают по типу патологических рефлексов. Можно думать, что субсенсорные реакции играют роль и в возникновении внешне как будто бы немотивированных колебаний настроения. По наблюдению П. Б. Ганнушкина, тоскливое настроение психопата может быть связано с влиянием на него "массы совершенно неучитываемых мелочей" (Ганнушкин, 1964, с. 134). Интуиция, т. е. неосознанное знание, в большой мере, вероятно, зависит от широты субсенсорного диапазона. Это делает понятным то, что способность к интуиции хорошо выражена у детей и у взрослых, отличающихся повышенной эмотивностью.

Если можно считать установленным, что подпороговые для сознания раздражители влияют на вегетативную сферу, изменяют настроение и таким образом могут воздействовать на поведение, то возникает вопрос, могут ли они вызывать произвольные реакции и в какой мере эти реакции осознаются. С моей точки зрения, наиболее четкий ответ на эти вопросы дают исследования, осуществленные еще в тридцатых годах в лаборатории А. Г. Иванова-Смоленского.

У детей старшего дошкольного возраста вырабатывалась условная двигательная реакция в виде нажатия баллона, на комплекс, состоящий из сильного и очень слабого раздражителей. В дальнейшем испытывали действие одного слабого компонента комплекса и в случае появления условной реакции спрашивали ребенка, почему он нажал на баллон. Выяснилось, что большинство испытуемых не заметили слабого раздражителя. В таких случаях дети или не могли объяснить своего поведения, или отрицали реакцию, или утверждали, что они реагировали на сильный раздражитель, которого на самом деле не было. Однако, если в дальнейшем ходе эксперимента испытывался и подкреплялся только слабый раздражитель, дети давали правильный отчет об условиях опыта, т. е. слабый раздражитель осознавался. Таким образом, хотя в силу отрицательной индукции от сильного компонента комплекса слабый раздражитель не мог быть осознан, условный рефлекс на него был образован, осознание же раздражителя и реакции на него происходило после устранения отрицательной индукции. Можно думать, что в описанном исследовании воспроизводилась только одна из возможных ситуаций, определяющих образование условной произвольной реакции на неосознаваемый раздражитель. В этом направлении необходимы дальнейшие исследования.

Следует сказать, что по данным многочисленных исследований, проведенных с помощью различных методических приемов и использовавших различные по трудности задания, отчет детей об экспериментах, в которых были образованы и упрочены условные двигательные рефлексы, может быть очень неполным. Особенно затруднен отчет о сигнальном значении условных сигналов, т. е. о связи раздражителя с подкреплением. Трехлетние дети не всегда могут вспомнить и назвать даже раздражители, применявшиеся в эксперименте, причем чаще всего отсутствует отчет о тормозных сигналах. Полнота отчета зависит от ряда условий, и прежде всего от времени опроса и сложности задания. Дети, способные назвать раздражитель и определить его сигнальное значение непосредственно после осуществления условной реакции, не всегда дают адекватные ответы на вопросы, заданные после окончания эксперимента. Ребенок, не могущий сказать, как он узнавал о том, когда нужно нажать на баллон, что предупреждало его о появлении конфеты, в случае задержки в подаче подкрепления нетерпеливо спрашивает: "А где конфета?". Возможно, что в подобных случаях осознанию ситуации способствует внезапное нарушение стереотипа. Думается, что анализ с этих позиций результатов многочисленных исследований высшей нервной деятельности детей может дать богатый материал для суждения о том, как происходит процесс осознания произвольных реакций и условий, их вызывающих. Некоторые попытки в этом направлении были уже сделаны (Иванов-Смолен-окий, 1934, 1963, 1971; Трауготт, 1969).

3. Перехожу к изложению того раздела исследований, который можно квалифицировать как наиболее трудный и наименее разработанный. Некоторые нейрофизиологические исследования имеют отношение к очень значимому для проблемы бессознательного вопросу - вопросу о том, как формируются аффективные комплексы, патодинамические структуры, какую роль играют они в поведении.

Ряд относящихся сюда фактов был получен в лабораториях А. Г. Иванова-Смоленского при изучении высшей нервной деятельности детей (Иванов-Смоленский, 1934, 1963, 1971). Было обнаружено, что при угашении условных рефлексов могут выявляться условные реакции, ранее образованные на данные раздражители, но затем прочно угашенные, - явление, получившее название хроногенного рас-тормаживания. А. Г. Иванов-Смоленский считает, что хроногенное растормаживание, встречающееся и в высшей нервной деятельности здоровых людей, играет большую роль в патологии, в частности в процессе бредообразования. Было прослежено, что выработка тормозной условной связи (дифференцировка, угашение) обусловливает изменение отношения ребенка к раздражителям, в каком-либо аспекте сходным с сигналом тормозной реакции. Ребенку перестают нравиться рисунки, окрашенные в цвет тормозного сигнала, и, наоборот, образование положительной условной связи может изменить отрицательную оценку на положительную. В ассоциативном эксперименте слова, обозначающие раздражитель угашенного условного рефлекса, вызывают реакцию, которая, по выражению Иванова-Смоленского, ".приобретает все черты комплексной реакции" (Иванов-Смоленский, 1934, с. 25). У некоторых детей все ответы приобретают депрессивный оттенок - "трава - завяла, крыша - с дыркой, платок - разорван".

Надо подчеркнуть, что дети не замечают изменения характера своих ответов и тем более не могут объяснить причину этого изменения. В период угашения условных реакций изменяется общий характер поведения, дети становятся суетливыми, беспокойными или, наоборот, подавленными. Чем значимее для ребенка подкрепление и чем труднее условия образования тормозной связи, тем отчетливее и длительнее влияние эксперимента на поведение.

При исследовании взрослых создание конфликтной ситуации осуществлялось с помощью гипнотического и постгипнотического внушения. Так например, в одном из исследований И. И. Короткина и М. М. Сусловой во время гипнотического сеанса внушалось отсутствие условного или безусловного раздражителя (безусловным раздражителем в этих экспериментах являлось раздражение глаза струей воздуха). Если внушение удавалось и соответствующие условные и безусловные реакции исчезали, испытуемые во время сеанса и непосредственно после него не осознавали выключенные внушением раздражители, не замечали их. В то же время торможение безусловных реакций вызывало "трудное", "сходное с невротическим" состояние, причину возникновения которого испытуемые не знали (Короткий, 1963).

Значение исследований, подобных вышеописанным, заключается в том, что они, воспроизводя простейшую модель жизненных конфликтов, показывают, как динамично в этих условиях взаимоотношение сознательного и бессознательного, и вместе с тем выявляют роль торможения в формировании "больных пунктов".

Несомненно, что большой материал по вопросу о путях формирования "больных пунктов" - патодинам.ических структур - накоплен в исследованиях, осуществленных в психиатрических клиниках. За недостатком времени я остановлюсь только на некоторых собственных наблюдениях. Исследования, проведенные в процессе развития гипо-гликемической комы, обусловленной введением инсулина, выявили чрезвычайную устойчивость аффективных комплексов в отношении прогрессирующего диффузного угнетения кортикальной деятельности. В состоянии, близком к бессознательному, когда речевая деятельность кажется уже недоступной, еще может быть получен развернутый ответ на вопрос, относящийся к бредовым, т. е. аффективно насыщенным переживаниям больного. Вегетативная же реакция на эти вопросы может сохраняться вплоть до полного угасания сознания и исчезает позднее исчезновения некоторых безусловных реакций. Вместе с тем в процессе угнетения кортикальной деятельности могут выявляться обычно заторможенные компоненты патодинам.ических структур, происходит хроногенное растормаживание. Так например, больная, аффективные переживания которой кажутся сосредоточенными на отношениях с родителями, в состоянии, близком к коматозному, говорит только о муже и реагирует только на вопросы, относящиеся к этой теме (Трауготт, 1957; Трауготт, Балонов, Личко, 1957).

4. Наконец, в клинических и экспериментальных исследованиях последних десятилетий выявился совершенно новый аспект анализируемой проблемы. Оказалось, что во взаимоотношении сознательного и бессознательного находит отражение функциональная асимметрия мозговых полушарий. С наибольшей демонстративностью различная роль полушарий в процессах осознания действительности выступила при исследовании субъектов, перенесших оперативное расщепление мозга (Сперри, Газзанига, Боген, 1961-1970). Выяснилось, что хотя информация, поступающая в правое полушарие, не вербализуется и не осознается, она способна повлиять на поведение.

Некоторые факты, относящиеся к данному вопросу, были получены в нашей лаборатории при исследовании процесса восстановления церебральной деятельности психически больных, проходящих курс лечения односторонними (унилатеральными) электросудорожными припадками. Проведенными в лаборатории клиническими и электрофизиологическими исследованиями было установлено, что после одностороннего электрического воздействия на протяжении 40-60 минут сохраняется, постепенно сглаживаясь, различие в активности полушарий - преимущественное угнетение того полушария, над которым располагались электроды. В ходе лечения правосторонние и левосторонние припадки чередуются, что открывает возможности сопоставить эффект функционального "выключения" левого или правого полушарий у одного и того же субъекта.

Выяснилось, что после электрического воздействия на правое полушарие, т. е. в условиях преимущественного угнетения этого полушария, глубоко нарушается способность анализировать, различать и запоминать все непосредственные, т. е. неоречевляемые раздражители, непосредственные впечатления. В период угнетения правого полушария затруднено распознавание и воспроизведение мелодий и различение-музыкальных фраз, нарушена способность узнавать звуки обыденной жизни, способность обнаруживать дефекты рисунка, сравнивать друг с другом и запоминать невербализируемые фигуры. Речевая активность больных в период угнетения правого полушария повышена и речевой слух обострен, но различение индивидуальных особенностей голоса, распознавание значений интонаций, т. е. оценка конкретных особенностей речевого сообщения, резко снижается. В то же время собственная речь больных становится маловыразительной, интонационно обедненной. Примечательно, что в период угнетения левого полушария наряду с грубым нарушением речи и угнетением речевого слуха уровень осуществления функций, зависящих от правого полушария, по сравнению с обычным состоянием повышается. Таким образом, полушария в отношении латерализованных функций взаимно тормозят друг друга и, следовательно, в условиях угнетения одного полушария латерализованные функции другого предстают как бы в утрированном виде. В этом аспекте интересно, что своеобразие деятельности полушарий проявляется и в особенностях ассоциативных процессов и логических операций. В период угнетения правого полушария круг ассоциаций, вызванных наглядным непосредственным впечатлением, суживается, а логические операции приобретают более формальный отвлеченный характер. При угнетении левого полушария возникает прямо противоположная картина изменений. Так, рассматривая изображение человека, переживающего аффект, больной, у которого угнетено правое полушарие, произносит много слов, но определения его малосодержательны, стереотипны, бесцветны. В период угнетения левого полушария, как только исчезает афазия, тот же больной находит определения более красочные и индивидуально своеобразные. Не узнавая мелодий и не умея их воспроизвести, больной, у которого угнетено правое полушарие, стремится дать им какое-то определение, отнести к какому-то жанру, причем эти определения обычно бывают ошибочными. В период инактивации левого полушария тот же больной узнает мелодию, охотно поет, но стремления определить ее жанр не проявляет. Выполняя задания классифицировать, разложить по группам таблички с изображением цифр или букв, больной, у которого угнетено правое полушарие, руководствуется принципом семантической однородности, тогда как при угнетении левого полушария используются наглядные признаки, например, в одну группу относятся буквы, одинаковые по шрифту. Различной оказывается в зависимости от стороны воздействия и динамика восстановления сознания. При угнетении левого полушария глубже и продолжительнее послелрипадочное оглушение, более резко выражены электроэнцефалографические признаки снижения уровня бодрствования, позднее восстанавливается ориентировка во времени, месте и собственном состоянии. Вместе с тем обнаруживается, что ориентировка в окружающем конкретном мире явлений глубже нарушается и позднее восстанавливается при угнетении правого полушария. Полноценная формальная ориентировка сочетается в период угнетения правого полушария с неузнаванием знакомых людей, знакомой комнаты, неумением определить особенности погоды и т. п.

Суммируя изложенные факты, можно прийти к заключению, что в организации сознательной деятельности принимают участие оба полушария при ведущей роли левого. Вместе с тем имеются основания предположить, что в образной конкретной, индивидуально, вероятно, более своеобразной деятельности правого полушария сильнее проявляются мотивы, не контролируемые сознанием, т. е. большую роль играет бессознательное. В этом аспекте можно трактовать и тот обнаруженный при исследовании унилатеральных электросудорожных припадков факт, что левое полушарие имеет доминирующе значение в организации хорошего настроения, т. е. настроения, способствующего более объективной, трезвой оценке ситуации. (Sperry, Gazzaniga and Bogen, 1969; Деглин, 1973; Деглин и Николаенко, 1975; Балонов и др. 1975; Трауготт, 1975).

Заключение

Представленное здесь изложение нейрофизиологических фактов, очевидно, неполно и в какой-то мере субъективно. Думается, однако, что приведенных материалов достаточно, чтобы утверждать, что бессознательное играет определенную роль в высшей нервной деятельности человека, влияя на особенности ориентировочных реакций, образование новых условных рефлексов и течение ассоциативных процессов, т. е., в конечном счете, на программу поведения. Целостная образная невербализованная оценка ситуации сочетается и может в какой-то мере предшествовать ее осознанному анализу. Очевидно, такое представление о структуре высшей нервной деятельности человека соответствует положению И. П. Павлова о том, что ориентировка человека в окружающем осуществляется при постоянном взаимодействии двух сигнальных систем. Вместе с тем в нейрофизиологических исследованиях выявилось значение неполностью осознаваемых аффективных комплексов и в самом первом приближении наметились механизмы их образования.

Наметилось также значение межполушарной асимметрии и модулирующих подкорковых влияний в механизмах поведения. Выясняется, что деятельность на уровне первой сигнальной системы, т. е. невер-бализованные неосознанные компоненты поведения, управляются правым полушарием и, вероятно, в большей, чем сознательная активность, степени, подчинены модулирующим влияниям глубоких структур. Гипотезы, подобные предлагаемой, уже были высказаны в литературе (Кок, 1967, 1975).

На основании теоретических положений и данных клинических и экспериментальных исследований можно прийти к заключению, что поведение человека определяется доминантами, длительно существующими и кратковременными. Доминанты же подобны пирамидам, верхушка которых представлена в коре левого полушария, тело - в коре правого, а основание достигает глубоких структур мозга. Относительное значение сознательного и бессознательного в создании и существовании доминант различно не только у разных людей, но и у одного п того же человека в разные периоды жизни, в разных функциональных состояниях, в разных ситуациях.