(1) Итак. Теория неосознаваемой психологической установки исходит из данных, добытых общепсихологическими, экспериментально-психологическими, сравнительно-психологическими, патопсихологическими, психо-лингвистическими и социально-психологическими исследованиями феномена установки. Вот почему не нравы те, кто вместо того, чтобы объяснять конкретные факты психологии установки с позиций той или иной психологической теории деятельности, проявляют стремление отказаться от выдвигаемого нами тезиса о принципиальной неосознаваемое™ феномена первичной установки [50; 51]. И тем более ошибаются те, кто делает отсюда совершенно неожиданный вывод о "противопоставлении" установки и деятельности в системе занимающей нас психологии установки [3, 10]. А неправы они потому, что тем самым, как это ни странно, они обходят главный вопрос развиваемой ими же теории деятельности - вопрос о соотношении сознания и бессознательного психического в единой структуре деятельности, как и в единой структуре личности.

А между тем, если вопрос этот соответствующим образом расчленить и углубить, то едва ли окажется возможным оспаривать положение о том, что любая современная психологическая теория деятельности должна как раз путем сопоставления в какой-то мере уяснить себе роль как сознания, так и бессознательного психического в единой структуре психики человека, прежде чем судить об удельном весе каждой из этих соотносительных психологических категорий в единой структуре деятельности, а вслед за этим и в единой структуре субъекта данной деятельности - личности. Однако, по существу, ни одна из этих собственночпсихологических категорий в интересующей нас в данном случае теории деятельности в подобном контексте и для названной нами цели не поднимается. Более того, одни из числа тех, кто заложил основу психологической теории деятельности, вопреки пониманию Узнадзе и его психологической школы, вообще исключают бессознательное из круга явлений, составляющих предмет современной психологии, а следовательно, и из круга явлений, образующих категорию деятельности [15], другие же, по сути, рассматривают его всего лишь как непосредственный "элемент" конкретных содержаний сознания в виде тех или иных неосознаваемых мотивов или неосознаваемой переработки информации в структуре переживаний, но не как вполне определенную самостоятельную категорию из числа тех, которые составляют ядро человеческой психики и человеческой деятельности, как и самой человеческой личности, вместе взятых.

Тут следует сказать, что основная характеристика категорий установки и деятельности, которую предлагают представители психологической школы Узнадзе и которая существенно отличается от соответствующей интерпретации у представителей психологической школы Выгодского, в том и заключается, что трактует установку как одну из-наиболее обобщенных и объективно детерминированных "смыслом" ситуаций форм отражения действительности. Будучи неосознаваемой, она, как свидетельствуют их эксперименты, самым непосредственным образом влияет на все последующие психические и психомоторные процессы - на нейрофизиологическую динамику и на деятельность в целом, вплоть до высших проявлений личности через сознание. По существу, ни принцип первичной унитарной установки, ни принцип неосознаваемой, в данном случае, психической установки, от которых мы в настоящем анализе отправляемся, для нас по крайней мере, ничего больше не означают. Скорее даже, как мы уже говорили, это принцип первичности установки не по отношению к категории деятельности, а по отношению к категории сознания. Ибо установка эта как "установка-на", то есть как установка на предстоящую быть осуществленной "здесь и сейчас" деятельность, есть не что иное, как уже воплощаемое в психическую структуру данной деятельности целостно-личностное состояние, из которого она и возникает в таком вполне определенном виде - в виде той или иной конкретной деятельности человека.

(2) Во всяком случае, ни в одном из тончайших исследований психологической структуры деятельности, предпринимаемых сегодня а рамках психологии деятельности, не удается, как нам кажется, довести до конца концептуальный анализ этой структуры, исключив из нее категорию унитарной установки. Здесь мы коснемся лишь некоторых аспектов общей методологии, лежащей в основе такой попытки, предпринимаемой отдельными представителями общей и экспериментальной психологии деятельности, сославшись при этом на следующие два положения, так или иначе всегда выдвигаемые ими против одного из исходных положений общей и экспериментальной психологии установки* об организующей и системообразующей роли установки.

Первое из этих положений крайне общо и, скорее всего, выражает суть философской теории человека (личности): "В начале было дело" [14]. Второе, по сравнению с ним, более конкретно и, пожалуй, более не-посредственым образом затрагивает суть вопроса: "Не деятельность должна выводиться из установки, а установка из деятельности", в силу чего, по их мнению, "необходимо перевернуть исходную формулу, долгое время определяющую ход исследований проблемы установки" [3, 22; подчеркнуто нами. - A. Ш].

Как же возражать и надо ли вообще возражать против этих четко выраженных положений, которые ради краткости можно, однако, объединить в одно, еще более уточняя их основной смысл: "Начало всего - деятельность". Во всяком случае, если тут иметь в виду деятельность как философскую категорию, с помощью которой обозначают вечно обновляющий себя и свои "исполнительные органы" процесс бытия, то мы могли бы и не возражать против такого решения вопроса. Ибо человеку никогда не дано обособиться, он не может отделить себя ни от природы, ни от другого человека в сфере создаваемой им культуры, не может оказаться вне этой "всепроникающей характеристики" (Гегель) своего бытия - категории деятельности, хотя в действительности вне-деятельностные факторы бытия во многом определяют характер самой этой его "всепроникающей характеристики". Из их числа при рассмотрении категории деятельности мы всегда должны иметь в виду, с одной стороны, порождаемую ими, выражаясь словами того же Гегеля, эту самую "характеристику" - потребность человека в самоизменении через изменение, как добавил бы Маркс, природы, и, с другой стороны, наличие человеческих идеалов и ценностей, лежащих в основе любой сознательно вырабатываемой цели человеческой деятельности [51; 52].

Но не означает ли это, однако, что деятельность даже в этой своей универсальной форме - в форме проявления бытия, будучи предметом философской онтологии, а тем более в своей конкретно-эмпирической форме, будучи предметом психологии - возникаетне из самой себя и определяется не только через самое себя. Надо полагать, что в качестве опосредующего во всех этих случаях "звена" деятельности выступают прежде всего и главным образом эта самая вечно стоящая перед своей неразрешенной задачей (и в силу этого вечно обновляющая себя и свое общественное бытие) личность, с ее изначальной потребностью в самоизменении через изменение природы.

Именно это вечное стояние перед своей "еще неразрешенной задачей" и заставляет человека действовать и находить для своей деятельности конкретные формы. Он и находит их благодаря своей способности к целостно-личностной модификации, при которой он обращен, с одной стороны, к себе самому, как субъекту, тогда как с другой, напротив, он обращается к природе - и как к внешнему миру объектов и как к себе подобному - "Другому".

А если так, то это значит, что как психологические категории, если брать их сами по себе, ни установка из деятельности, ни деятельность из установки не выводятся; как таковые они только обуславливают друг друга в общей для них сфере их отношений - в сфере личности: установка обуславливает деятельность, ибо содержит в себе ее изначальную "программу", будучи содержанием ее операциональной структуры и основой ее целенаправленности; деятельность обуславливает установку, ибо она по сути является адекватной формой реализации этой "программы", вплоть до ее реализации через практику и сознание.

Такое положение вещей заставляет нас пренебречь часто возникающей в последнее время в советской психологии мнимой дилеммой установки и деятельности и решить вопрос в пользу общей теории установки, если, конечно, мы не хотим при исследовании категории деятельности, как и категории личности, покинуть позицию собственно-психологии. Психологии при этом, как "кесарю кесарево", должно быть отдано свое, ибо в любом собственно-психологическом анализе той или иной социальной структуры, будь то структура деятельности, сознания или личности, прежде всего необходимо исходить из наиболее конкретной и в то же время наиболее обобщенной собственно-психологической единицы данной структуры, какой в силу целого ряда отмеченных выше причин, и в первую очередь в силу своей нерасчленимой целостности, выступает здесь феномен установки. Будучи такой исходной "клеточкой" каждого из этих образований - и этой деятельности, и этого сознания, и этой личности, - установка в этом своем основном качестве одновременно выступает и как исходная единица их психологического анализа.

(3) Важно в этой связи отметить, что правомерность такого решения вопроса подтверждается не только всем ходом развития современной психологии установки, но и основными результатами развития самой психологии деятельности в пределах интересующего нас в данном случае направления. Из этих результатов мы напомним лишь следующие три.

Во-первых, это - результаты, подтверждающие чрезвычайно важную роль психического "акта", возникающего у нас вследствие "встречи" любой нашей потребности с объектом, ей отвечающим, - акта опредмечивания потребности и "наполнения" ее конкретным содержанием, извлекаемым из внешнего мира, что и переводит, как об этом было сказано выше, эту потребность "на собственно психологический уровень" [14, 88], благодаря чему она "впервые становится способной направлять и регулировать деятельность" [14, 87: в обоих случаях подчеркнуто нами]. Ибо то, что в данном случае у А. Н. Леонтьева и сторонников его психологической ориентации выступает как следствие первой "встречи" потребности с объектом, ей отвечающим, как эффект опредмечивания данной потребности, у представителей психологической школы Узнадзе уже долгое время, начиная с 20-х годов и вплоть до наших дней, определяет ход исследования категорий деятельности и личности, как эффект первичной установки, который закономернее всего следовало бы назвать "эффектом Узнадзе" [сравни сопоставительно с Ж. Пиаже: 64].

Во-вторых, это - результаты весьма ценных общепсихологических исследований, позволяющие в рамках самой психологии деятельности ставить проблему об иерархической уровневой структуре ранее не учитывавшихся при этом "установочных явлений", без "стабилизирующей" активности которых "невозможно, как это справедливо отмечают сегодня представители данной психологии, объяснить устойчивый характер протекания направленной деятельности субъекта. Установки различных уровней стабилизируют деятельность, позволяя, несмотря на разнообразные сбивающие воздействия, сохранять направленность деятельности, и они же выступают как консервативный момент деятельности, затрудняя приспособление к новым ситуациям и феноменально проявляясь лишь в тех случаях, когда развертывающаяся деятельность встречает на своем пути препятствие" [3, 23].

От этой позиции всего один шаг до полного признания оспариваемого ею принципа первичной установки, тем более, что этот принцип выступает у нас скорее не как принцип первичной установки по отношению к деятельности, а как,принцип первичной установки по отношению к сознанию, на уровне которого впоследствии ей (этой деятельности) приходится развертываться через объективацию. Ибо, исключив из целостной психологической структуры какой-либо осуществляемой человеком "здесь и сейчас" деятельности наличие феномена первичной унитарной установки, мы никогда не смогли бы по-настоящему понять ни активность его "установочных явлений", "стабилизирующих" деятельность на различных уровнях, ни того, почему этим "консервативным" самим по себе явлениям не удается все же помешать "приспособлению" человека к новым ситуациям, когда та или иная развертываемая им деятельность встречает на своем пути препятствия. В экспериментальных исследованиях человека именно на материале подобных новых ситуаций и был обнаружен феномен его фундаментальной целостности - его так называемая первичная унитарная установка, выступающая как одно из кардинально необходимых условий и как способ возникновения деятельности при еще полном отсутствии ее сознания. Иначе мы не смогли бы принять эту установку ни за основную психологическую единицу анализа психики человека, ни за основную психологическую единицу анализа его предметной деятельности.

И, наконец, в-третьих, это - результаты наиболее обобщенных теоретических и экспериментальных исследований при "деятельностном" подходе ко всей интересующей нас здесь проблематике, заставляющие отказаться от исходной, столь давно уже лежащей в основе всей традиционной психологии и смежных ей наук предпосылки - постулата непосредственности, который еще Узнадзе и его ученики считали абсолютно неприемлемым в качестве принципа конкретных исследований личности человека и его психики. На основе этих результатов возникает принцип их новой методологии, опосредующий связь между воздействием объекта (R) и изменением текущих состояний субъекта (S), - принцип их двусторонне "опосредующей связи", как мы предпочитаем его называть. От этого принципа требуется не только разъединять, но и объединять оба элемента двучленной схемы S - R. А отсюда вытекает еще более обобщенное представление об этом принципе, как об опосредующей связи между сознанием и бессознательным психичееким внутри единой системы самой психики, с одной стороны, и между ними и личностью, их носителем, с другой. Значение, которое в данном случае придается принципу опосредующей связи, обуславливается тем, что на современном этапе развития психологии, как и смежных ей наук, между двумя элементами схемы S - R, в качестве их опосредующей и системообразующей связи, мы ничего иного поставить не можем.