…Человек настолько сложная машина, что совершенно невозможно составить себе о ней ясную идею, а следовательно, дать точное определение. Вот почему оказались тщетными все исследования a priori самых крупных философов, желавших, так сказать, воспарить на крыльях разума. Поэтому только путем исследования a posteriori, т.е. пытаясь найти душу как бы внутри органов тела, можно не скажу открыть с полной очевидностью саму природу человека, но достигнуть в этой области максимальной степени вероятности.

Итак, возьмем в руки посох опыта и оставим в покое историю всех бесплодных исканий философов. Быть слепым и все же думать, что можно обойтись без посоха, – значит обнаружить верх ослепления. Прав один наш современник, говоря, что только тщеславие не умеет извлекать такой же пользы из вторичных причин, как из первичных. Можно и даже должно восхищаться самыми бесполезными трудами великих гениев – всеми этими Декартами, Мальбраншами, Лейбницами и Вольфами; но я спрашиваю вас: каковы плоды их глубоких размышлений и всех их трудов? Начнем же с рассмотрения не того, что думали, но что следует думать, чтобы обрести покой.

Существует столько же умов, характеров и различных нравов, сколько и темпераментов. Еще Гален знал эту истину, которую развил не Гиппократ, как это утверждает автор "Истории души"[2], а Декарт, говоря, что одна только медицина в состоянии вместе с телом изменять дух и нравы. И действительно, в зависимости от природы, количества и различного сочетания соков, образующих меланхолический, холерический, флегматический или сангвинический темпераменты, каждый человек представляет собою особое существо. [...]

Человеческое тело – это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения. Пища восстанавливает в нем то, что пожирается лихорадкой. Без пищи душа изнемогает, впадает в неистовство и, наконец, изнуренная, умирает. Она напоминает тогда свечу, которая на минуту вспыхивает, прежде чем окончательно потухнуть. Но если питать тело и наполнять его сосуды живительными соками и подкрепляющими напитками, то душа становится бодрой, наполняется гордой отвагой и уподобляется солдату, которого ранее обращала в бегство вода, но который вдруг, оживая под звуки барабанного боя, бодро идет навстречу смерти. Точно таким же образом горячая вода волнует кровь, а холодная – успокаивает.

Надо быть слепым, чтобы не видеть неизбежного влияния возраста на разум. Душа развивается вместе с телом и прогрессирует вместе с воспитанием. У прекрасного пола на душу оказывает влияние также утонченность его темперамента; отсюда вытекают женская нежность, чувствительность, пылкость чувства, основанные в большей степени на страсти, чем на разуме; отсюда же женские предрассудки и суеверие, отпечаток которых изглаживается с большим трудом, и т.п. Напротив, мужчина, у которого мозг и нервы отличаются большей устойчивостью, обладает более подвижным умом, как и более подвижными чертами лица; образование, которого лишена женщина, увеличивает сверх того его душевную силу. Благодаря такому совместному действию природы и искусства он оказывается более способным к благодарности, более великодушным, более постоянным в дружбе и твердым в несчастье. Но мы разделяем в основных чертах мысль автора "Писем о физиономиях", что те, кто соединяют изящество души и тела с самыми нежными и утонченными чувствами сердца, вовсе не должны завидовать этой нашей удвоенной силе, которая, по-видимому, дана мужчине, с одной стороны, для того, чтобы он лучше мог воспринимать чары красоты и, с другой – чтобы он полнее мог удовлетворять желания красавиц.

Не надо, впрочем, быть столь выдающимся физиономистом, как упомянутый автор, чтобы судить о качествах ума по выражению и чертам лица, если только они хоть сколько-нибудь выявлены, как не надо быть выдающимся врачом, чтобы распознать болезнь на основании сопровождающих ее явных симптомов. Вглядитесь внимательно в портреты Локка, Шталя, Бургаве или Мопертюи, и вас нисколько не поразят их могучие лица, их орлиные глаза. Пробегите глазами другие портреты, и вы всегда сумеете отличить черты красоты и крупного ума и даже часто просто черты честности и мошенничества. Так, например, часто отмечалось, что в портрете одного знаменитого поэта совмещается наружность негодяя с огнем Прометея[3].

История даст нам один замечательный пример могущественного влияния погоды. Знаменитый герцог Гиз был настолько убежден, что Генрих III, во власти которого он находился много раз, никогда не решится убить его, что отправился в Блуа. Узнав об его отъезде, канцлер Шиверни воскликнул: "Погибший человек!" После того как роковое предсказание оправдалось, его спросили, на каком основании он его сделал. "Я знал короля, – отвечал он, – уже двадцать лет; он от природы добрый и даже слабый человек; но я наблюдал, что в холодную погоду малейший пустяк приводит его в нетерпение и бешенство".

У одного народа ум тяжеловесен и неповоротлив, У другого – жив, подвижен и проницателен. Это может быть объяснено отчасти различием пищи, которой они питаются, различием семени их предков[4], а также хаосом различных элементов, плавающих в бесконечном воздушном пространстве. Подобно телу, дух знает свои эпидемические болезни и свою цингу.

Влияние климата настолько велико, что человек, переменяющий его, невольно чувствует эту перемену. Такого человека можно сравнить со странствующим растением, самого себя как бы пересадившим на другую почву; если климат в новом месте будет другим, то оно или выродится, или улучшит свою породу...

Тело можно уподобить часам, которые заводятся новым хилусом. Первая забота природы, как только хилус поступает в нашу кровь, – это породить там нечто вроде лихорадки, которую химики, видящие во всем горение, должны принимать за брожение. Эта лихорадка вызывает усиленную фильтрацию животных духов, которая механически оживляет мускулы и сердце, как если бы все это делалось по предписанию воли.

Итак, вот те причины или силы жизни, которые поддерживают таким способом в течение ста лет постоянное движение твердых и жидких частей, столь же необходимое как для первых, так и для вторых. И кто может сказать, что в этом движении на долю твердых частей приходится более важная роль, чем на долю жидких, et vice versa? Все, что можно сказать, – это то, что действие первых без содействия вторых скоро бы прекратилось. Жидкости своим толчком пробуждают и сохраняют эластичность сосудов, от которой зависит их собственное движение. Отсюда вытекает, что после смерти естественная пружина каждой отдельной субстанции сохраняет еще в большей или меньшей степени свою силу, в зависимости от остатков жизни, которые она еще сохраняет в себе, прежде чем окончательно угаснуть. Это так же верно, как и то, что эта сила животных частей может сохраняться и увеличиваться вследствие кровообращения, но она вовсе не зависит от него, как мы это уже видели, так как для нее не имеет значения поврежденность каждого отдельного члена или внутреннего органа.

[1] Ламетри Ж. О. Человек-машина // Сочинения. М.: Мысль, 1983. С. 180, 183–184. URL: adverbum.org/ru/node/345

[2] Попытка внушить читателю, что автор "Естественной истории души" и автор "Человека-машины" – разные лица.

[3] Знаменитый тэт – Вольтер. Это замечание многие считали одной из причин острой неприязни, которую Вольтер питал к Ламетри.

[4] История животных и людей доказывает влияние семени отцов на ум и тело детей.

Вопросы к тексту

1. Что хотел донести Ламетри в своем тексте?

2. Зависит ли ум человека от его темперамента, климата, того, что он ест, сколько он спит?

3. Что значит фраза Ламетри – «человек - самозаводящаяся машина»?

4. Почему французский материализм был назван «вульгарным»?

Задание №2: прочитайте фрагмент текста Ж.-Ж. Руссо «Об общественном договоре…». Законспектируйте главные тезисы. Перескажите текст. Ответьте на вопросы ниже. Сделайте собственные выводы.

Ж.-Ж. Руссо. Об общественном договоре, или Начала политического права [2] (фрагмент)

"Человек рожден свободным, а между тем повсюду он в оковах. Иной мнит себя повелителем других, а сам не перестает быть рабом в еще большей степени, чем они. Каким образом произошла эта перемена? Я не знаю. Что может сделать ее закономерной? Мне кажется, что я могу разрешить этот вопрос.

Если бы я рассматривал одну только силу и следствие, ею производимое, я бы сказал: "Пока народ принужден повиноваться и пока он повинуется – он поступает хорошо; как только он может стряхнуть с себя иго и стряхивает его – он поступает еще лучше; ибо он возвращает себе свою свободу в силу же права, в силу которого она была у него похищена; и или он имеет основание ее вернуть, или не имели основания ее отнять у него". Но общественный строй – право священное, которое служит основанием всякому другому праву. Но это право на естественное: оно основано на соглашениях"[3].

"Предположим, что люди достигли той точки развития, когда препятствия, которые мешают им оставаться в первобытном состоянии, оказываются сильнее по силе сопротивления, чем те усилия, которые может употребить всякий индивидум, чтобы остаться в этом состоянии. Тогда первобытное состояние не может более держаться, и человеческий род погиб бы, если бы он не переменил образа существования.

Так как люди не в состоянии порождать новые силы, но могут только соединять и направлять те, которые существуют, то у них не остается другого способа самосохранения, как образовать путем соединения известную сумму сил, которая оказалась бы сильнее сопротивления, привести их в действие одним импульсом и заставить действовать согласно.

Эта сумма сил может возникнуть лишь благодаря совместному действию многих; но ведь сила и свобода каждого человека суть первое орудие его самосохранения; как может он рискнуть ими без вреда для своей личности, и не пренебрегая заботами о себе? Это затруднение, если его выразить с точки зрения моей темы, может быть изложено следующим образом:

“Найти такую форму ассоциации, или общественного соединения, которая защищала и охраняла бы всею общею силой личность и имущество каждого члена и благодаря которой всякий, соединяясь со всеми, повиновался бы только себе и оставался так же свободен, как и прежде”. Вот основная задача, которую решает общественный договор"[4].

"Переход от естественного состояния к гражданскому производит в человеке весьма заметную перемену, заменяя в его действиях инстинкт – правосудием и сообщая его действиям нравственное начало, которого им прежде недоставало. Только тогда голос долга наследует физическому побуждению, право-желанию, и человек, обращавший до тех пор внимание только на самого себя, оказывается принужденным действовать согласно другим принципам и прислушивается к голосу разума, прежде чем повиноваться естественным склонностям. Хоть он и лишает себя в этом состоянии многих преимуществ, дарованных природой, но взамен их он приобретает много других, гораздо более значительных, его способности упражняются и развиваются, расширяется круг его идей, облагораживаются чувства; он настолько возвышается душевно, что если бы злоупотребления этого нового состояния часто не низводили его на ступень более низкую, чем та, из которой он вышел, он должен был бы неустанно благословлять счастливый момент, навеки вырвавший его оттуда и превративший его из глупого и ограниченного животного в существо разумное, в человека...

Благодаря общественному договору, человек теряет естественную свободу и безграничное право на все то, что его привлекает и чего он может достигнуть; он выигрывает свободу гражданскую и собственность на все, чем он обладает. Чтобы не ошибиться в смысле этого обмена, надо уметь отличать естественную свободу, естественные границы которой – силы индивидуума, от свободы гражданской, которая ограничена волею, и понимать разницу между владением, представляющим собой результат силы, или правом первого захвата – от собственности, которая может быть основана только на положительном правомочии.

Из сказанного вытекает, что можно было бы прибавить к приобретению гражданского состояния нравственную свободу, единственную делающую человека в настоящем смысле себя господином: ибо побуждение одного только желания есть рабство, а повиновение закону, себе предписанному, есть свобода"[5].

[1] Дидро Д. Разговор д'Аламбера и Дидро // Избранные философские произведения. М., 1941.

[2] Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или начала политического права. М.: Труд и воля, 1906.

[3] Там же. С. 14.

[4] Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или начата политического права. С. 28–29.

[5] Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или начала политического права. С. 35–37.

Вопросы к тексту

1. Что является естественным состояние человека, по Ж.-Ж. Руссо?

2. Что является основой общественного договора?

3. Какое противоречие лежит в основании общественной (гражданской) формы бытия человека?

4. Что меняется с переходом из естественного в гражданское состояние человека?

Контрольные вопросы

1. Какое влияние оказала научная революция XVII в. на проблематику философии Нового времени?

2. В чем выражается ограниченность механистической картины мира?

3. В чем заключается философская программа построения новой науки Фрэнсиса Бэкона?

4. Что представляет собой индуктивный метод познания? В чем его ограниченность?

5. Что означает выражение Декарта «Cogito ergo sum»?

6. В чём значение дедуктивного метода научного познания? В каких областях знания он применим?

7. Что представляет собой рационализм? Почему рационалистические идеи одерживают верх в философии 17-18 в.в.?

8. Прокомментируйте афоризм Декарта «Мыслю, следовательно, существую»

9. Почему государство Т. Гоббс сравнивал с Левиафаном?

10. В чём отличия между политическим и теориями Т.Гоббса и Дж.Локка?

11. В чём заключается смысл разделения властей в теории Дж. Локка?

12. Почему права на жизнь, свободу и собственность можно отнести к основным неотчуждаемым естественным правам человека?

13. Как понимали просветители «природу человека»?