«Житие», как уже упоминалось выше, дошло до нас в двух редакциях. Редакция, дошедшая в большем числе списков (около 150), является второй, условное её название Тулуповская. Название «Тулуповская» дано Латышевой Г.Г,, исследовательницей «Жития», по имени составителя и переписчика сборника житий русских святых. Различия между Колычевской и Тулуповской редакциями свидетельствуют о целенаправленной и значительной переработке содержания «Жития» при создании второй (Тулуповской) редакции.[26,с.213] Если в Колычевской редакции обстоятельно описана строительная и иная деятельность Филиппа, как игумена монастыря, то в Тулуповской редакции этому уделено значительно меньше внимания; в то же время о конфликте между митрополитом Филиппом и Иваном Грозным в Колычевской рассказано сравнительно кратко, а в Тулуповской эти события даны в виде пространного повествования.

Тулуповская редакция, по мнению Лоьаковой И.А.., представляет собой уже дальнейшее осмысление значения деятельности Филиппа как митрополита, что должно было в еще большей степени обосновывать причисление его к лику святых.[29, с.42] Поэтому, видимо, и было произведено сокращение в описании пребывания Филиппа на Соловках, а акцентировано внимание на конфликтной ситуации пребывания его в митрополичьем сане.

Однако в работах последнего времени, принадлежащих историкам Бушковичу П. и Колобкову В. А., на основе сравнения Пространных редакций были предприняты попытки обосновать первичность «Тулуповской». Ученые рассматривали эту редакцию с точки зрения соответствия сообщаемых в Житии фактов реальным событиям.

Прежде всего, в «Тулуповской» редакции идет рассказ «О рожении блаженнаго отрока и о родителехъ его».[5, c. 95] Святой Филипп (в миру Феодор) происходил из знатного рода бояр Колычевых. Феодор был первенец боярина и его богобоязненной супруги Варвары. О родителях Феодора автор говорит следующее: «Стефанъ именуемъ, по рекломъ Колычевъ, рожение имъя великаго Новаграда. Имъя же сопряженую себъ многоцвътущую и плодовитую лозу, именемъ Варвара». Они были богобоязненны и законопослушны: «И живяста оба в законъ Господни, и по его святъй еувангельстей заповъди».[5, c.96]

С ранних лет Феодор, по выражению жизнеописателя, с сердечной любовью прилепился к богодухновенным книгам, отличался кротостью и степенностью и чуждался забав: «В том же онъ со всякою своею сердечною правостию повседневно во благомЬ том училище простираяся, // аки древо при исходищих водъ. На игры же пустошныя, якоже обычай есть дътемъ, никакоже устремляшеся, но паче – благую часть избираше».[5, c.97] Родители воспитывали его во всяком благочестии. Когда он немного подрос, его отдали в обучение книжное, в котором он преуспевал с особенным усердием, чуждаясь в то же время свойственных детскому возрасту игр и забав. Таким образом, Феодор в скором времени постиг всю книжную премудрость и навык в душеполезном чтении. Родители, видя такое доброе его поведение, радовались о том. Спустя некоторое время, к Феодору приставили «отроков» для обучения его верховой езде; но он нисколько не прилежал тому, предпочитая конской езде чтение книг, в которых он находил жития святых и досточудных мужей и чрез то поучался совершенствоваться в добродетелях. Потом его стали обучать и воинскому искусству; но и это не переменило благочестивого настроения его души; он избегал своих сверстников и их рассеянной жизни, так что многие дивились такому его благочестию.

Став юношей, Феодор не стремился к общению со сверстниками, предпочитая раздумья в одиночестве: «Другов же и обычных своихъ оттерзаяся, юнных же мудрования и сопребывания единовозрастных удалялся от нихъ, яко от пламени».

Когда подошло время, Феодор «со прочими благородными юноши въ служение царское учиняетъся».[5, c.97] Он был любим царем за свое благочестие и смирение. Царь оценил мудрость юноши и «правое служение». Как отмечает В.О. Ключевский, «уже здесь растёт великая личность, которая сможет в дальнейшем противостоять голой идеи царя».[20,с. 125]

По смерти великого князя Василия Иоанновича скипетр царства принял сын его великий князь всея России Иоанн Васильевич. В это время Феодор, пришедший уже в совершенный возраст, был взят ко двору на служение царское и успел заслужить любовь и благоволение малолетнего князя - Иоанна Васильевича.

Феодор начал военную службу, и его ожидало блестящее будущее, но сердце его не лежало к благам мира. Против обычая времени он медлил жениться до 30-летнего возраста. Один раз в церкви, в воскресный день, сильно подействовали на него слова Спасителя: «Никто не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Матф. 4, 24): «Не мощно убо человеку единем окомъ на землю зрети, а другимъ – на небо, ни двема господинома роботати: любо единаго возлюбить, а другаго возненавидить, или единаго держится, друземъ же не радети начнетъ».[2, с 18]

Услышав в них свое призвание к иночеству. Он «Воспоминаеть о лавре преподобныхъ и богоносных отецъ нашихъ – Зосимы и Саватия, занеже слышалъ известно от многих неложныхъ языкъ о Соловецком томъ отоце» тайно от всех, в одежде простолюдина, Феодор оставил Москву и направился в Соловецкую обитель, где в течении девяти лет он безропотно нес тяжкие труды послушника.

Отправившись в Соловки, Феодор не сообщил об этом даже родителям. «Родителем же его взысканию велику бывшу о немъ, поискавше его въ царствующем градъ всюду, и по окрестнымъ градовом и ве-семъ, и не обрътше, и плакашеся, яко по мертвом».[3,c.15]

«Житие» кратко описывает путь Феодора к Соловкам. Юноша, не зная точной дороги, вышел к Хижам, к озеру Онега, где «прилъпися ко единому от житель тоя веси, зовомый Суббота». Феодор ничего не имел при себе, его согревала вера, а питало трудолюбие. Богом водимый, он в конце концов достиг «селение вселеньских молитвениковъ и чю-додъйствеников Зосимы и Саватия». Упав на колени и обливаясь слезами, Феодор просил настоятеля монастыря игумен Алексея принять его к себе. Игумен, старец Алексий, принял его благосклонно и назначил послушником.

Будучи принятым в ряды монастырских братьев, Феодор безропотно нес тяжкие труды послушника, работал, как простой селянин, то на огороде, то в кузнице и пекарне: «И тружаяся со всяцъмъ усердиемъ, аможе повелъно бываше, и многи скорби и труды подъя, яко безискупъный рабъ работая лъто и полъ и вящше, и землю копая во оградъ, и камение пренося, и в рыбных ловитвахъ всяку тяготу подъяй, ина вся таковая со тщаниемъ дълаше».[5, c.108] Федор терпел и безропотно сносил все тяготы монашеской жизни, «подражая Владыке», который «вся терпяше». Он заботился не о своем теле, но о душе, которая, превозмогая все тяготы, приближалась к Богу, просветлялась.

Постригшись в монахи, Феодор отказывался не только от всей прежней мирской жизни, но и от мирского имени. Отныне он стал называться Филиппом. Монах Филипп был отдан «на исправление в послушание и внимати чернечеству и благочинию монастырьскому»[6, с 40] иеромонаху Ионе, «дивну мужу, единому Богу живущу», ученику великого преподобного Александра Свирского. Многие ночи, пребывая без сна в молитвах, Филипп учился благочестию, истинному смирению, Старец иона предрек ему быть настоятелем соловецкой обители. В звании инока Филипп продолжал не ослабевать в труде и благочестивою жизнию своей заслужил любовь и уважение всех братий. Желая более уединенной жизни, он иногда, с позволения игумена, удалялся на пустынный остров, чтобы ничто не мешало ему предаваться размышлениям.

Смирение, трудолюбие, грамотность заставили обратить на него внимание настоятеля Алексия, и тот сначала приблизил Федора, в монашестве Филиппа, а через девять лет, в 1548 году, ходатайствовал перед Новгородским владыкой Федосием о передаче ему своего игуменского посоха, так как не мог по болезни и старост оставаться игуменом. Как отмечает Г.В. Вернадский, в стремлении Филиппа к иночеству можно видеть стремление сделать карьеру в церковных трудах.[13,с.289] С этим выводом автора можно поспорить, как говорит «житие», он бежал от двора и от родителей в тайне, и при вступлении в монастырь скрыл своё происхождение. При избрании на кафедру Филипп так же «тяготился неподобной ношей» [6, с. 41], что доказывает его не стремление занять высокий пост.

Торжественно, с колокольным звоном встречала братия своего нового пастыря: «вся о Христъ братия возрадовашася сего благому произволению, видяще мужественое и трудолюбное его тщание и прозряща».[6, с.42] Надо сказать, что Филипп не сразу согласился стать игменом: «Но чюдный Филиппъ во всЬхъ смирениемъ украшаяся, не хотяше начальство прияти и власти отвращашеся, яко тяготы великия, и повиноватися хотяше, // неже наставляти иныхъ».[6, с.38] Стремление к молитвенной жизни, аскетизм Филиппа заставили на некоторое время отойти от управления монастырем и уединиться в скиту. На время его отсутствия Алексей снова становится игуменом по просьбе братьев. «Братия же советь сотворше, прежебывшаго игумена Алексея возводять на игуменство, Алексею же и не хотящу, повинуется братии».

Через полтора года своего вынужденного правления, будучи уже больным и немощным, Алексей посылает монахов в пустыню, просить Филиппа вернуться. Долг перед Господом и молитвы братьев заставили его вернуться к исполнению высокого послушания.

Филипп дал знать о себе родителям, посетил их и свои немалые боярские средства, в том числе и проданные новгородские владения, обратил на укрепления монастыря. В сане игумена Филипп ревностно заботился о благосостоянии обители в материальном, а больше в нравственном отношении. Он соединил озера каналами и осушил болотные места для сенокосов, провел дороги в местах прежде непроходимых, завел скотный двор, улучшил соляные варницы, воздвиг два величественных собора Успенский и Преображенский и другие храмы. «Присовокупи же и ину церковь во имя преподобныхъ отецъ Зосимы и Саватия, и архистратигу Михаилу обону страну, и иныхъ четыре на высоть храма согради: дванаде-сяти бо апостолъ, и седмидесятимъ, преподобному же ЛЪствичнику Иванну, и Стратилату Феодору. Иконами же украси и кънигами, яко невесту, ризами же и паволоками драгими, сосудами и подсвЪщниками златокованными, и кандилы, якоже и во очию нашею нынЬ зрится».[6, с.43] Из этого можно сделать вывод о том, что Филипп обладал незаурядными способностями и именно поэтому царь избрал его кандидатом на должность митрополита.

«Тулоповская» редакция довольно подробно излагает сведения «О возведении на престолъ святительский святаго Филипп». Иоанн Грозный послал на Соловки царское писание: игумена Филиппа вызвать в Москву для духовного совета. По пути в Москву Филипп остановился в Новгороде, глее его встречали как победителя, подносили множество даров. При этом новгородцы просили Филиппа молить царя не гневаться на город. Здесь выделяется первый этап взаимодействия двух властей – период выбора на митрополию.

Иоанн IV с почестями встретил игумена. При первом же свидании с царем Филипп узнал, что для него назначена кафедра митрополита. Со слезами он умолял Иоанна: «Не разлучай меня с моей пустыней; не вручай малой ладье бремени великого».[6, с.43] Иоанн был непреклонен и поручил архиереям и боярам убедить Филиппа к принятию митрополии. Филипп согласился, но требовал уничтожения опричнины. Архиереи и бояре уговаривали Филиппа не настаивать усиленно на этом требовании из уважения к самодержавию царя и смиренно принять сан. Филипп уступил воле царя, видя в ней Божие избрание. Как отмечает В.Б. Кобрин, обличительная речь митрополита, ещё до избрания на митрополию, заочно осудила его на гибель.[23, с. 124] С этим нельзя не согласиться, в каждой из редакций жития сказано, что Ивану IV не понравились слова митрополита, он негодовал. Здесь уже предпосылки конфликта.

Были разосланы царские приказы по всем городам с тем, чтобы епископы собрались в Москве «на поставление первопрестолника». После совершения таинства в московском соборе «пречистыя Богородицы честнаго и славнаго ея Успения» и вознесения молитв за царя, его ближних и весь народ российский, Филипп обратился к государю с речью, которую заключил такими словами: «О, государь! Я знал тебя благочестивым поборником истины и искусным правителем твоей державы. Поверь, и ныне никто не замышляет против нее; оставь же неблагоугодное начало и держись прежнего твоего благочестия. Сам Господь сказал: аще царство разделится на ся, запустеет. Общий Владыка наш Христос повелел нам любить ближнего; в любви к Богу и ближнему заключается весь закон».[6, с.44]

«Благочестивый царъ» принимал благосклонно такие поучения митрополита, слушался его советов во многих делах. Также поучал Филипп и «Богомъ порученное ему стадо – и все православное християньство»[6, с.18], во всем стараясь следовать своему предшественнику преподобному Макарию. Об отношении Филиппа к митрополиту Макарию свидетельствуют соборные грамоты. Митрополит Макарий имел особый авторитет для святителя Филиппа. Соборная грамота, которая «писана на Москве 7060 третьяго августа в седьмой день» Макарием – свидетельствует о добрых отношениях Филиппа с митрополитом.[2, с.121] Надежда возникла во всех сердцах; все ободрились. Действительно, сначала можно было подумать, что эти надежды оправдаются. Иоанн, которого обыкновенно малейшее противоречиe приводило в ярость, выслушал благодушно правдивые слова митрополита.

Решив разделить государство, царь обратился за согласием к соборному собранию, проходившему в Москве. Все приехавшие на собор епископы молчанием выразили свое согласие. Лишь Филипп имел смелость обратиться к Иоанну Васильевичу, обвинив его в разорении собственной державы и выступив против опричнины: «престани от таковаго неугоднаго начинания». «Государь! – сказал митрополит, - почти Господа, давшего тебе царское достоинство! Соблюдай данную тебе от Бога заповедь: управляй в мире и законно. Земные блага преходящи; сохраняется только одно небесное сокровище – правда. Ты, облеченный высоким саном, должен более всего чтить Бога, от Которого принял сан; ты образ Божий, но вместе и прах. Властелин тот, кто владеет собою, не рабствует страстям и побеждает любовию. Слыхано ли когда-нибудь, чтобы благочестивые цари сами возмущали свою державу?» [6, с.46] Как говорит И.К. Смолич, эта речь не могла остаться без ответного действия со стороны царя. Как считает автор, с этого времени начинается новый этап взаимоотношений двух иерархов, характеризующийся недоверием Ивана к митрополиту и поиском его улучить».[40, с.211]

Филипп имел смелость указать на то, что около царя есть люди, обманывающие его, но это не повод для разделения державы. Только в единстве сохраняется ее сила. «Благословение Божие пребывает там, где единодушие в нелицемерная любовь».[6. с. 48]

Филипп обвинил присутствующих на соборе епископов в неразумном молчании, так как именно их молчаливое согласие может ввергнуть царя «во грехъ». Речь митрополита не принесла результата, все продолжали молчать. Поддержал Филиппа лишь архиепископ Казанский Герман. В результате произошел раздел государства на земство и опричнину: «И которые князи, и боляре, и прочий велможи ему годъ, называше ихъ опришницами, сиръчъ – дворовыми; иных же князъй, и бояръ, и прочихъ велможъ нарицаше земъскими».[6, с.44] Как говорит С.М. Соловьёв, «Филипп яркая фигура в истории, давшая отпор сумасбродству грозного царя». [41,с. 136]

Согласно автору «Жития», настали времена, о которых говорилось в Священном писании: «появился царь, родивший беззакония. И с ним воины в черных одеждах». Наступило страшное время опричнины.

Филипп навлек еще больший гнев на себя, обратившись к Иоанну со словами: «Мы здесь совершаем бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христиан. У язычников даже есть закон и справедливость, есть милосердие, а в Pocсии их нет. Достояние и жизнь граждан не имеют защиты; грабеж и убийство совершаются именем царя. Ты высок на престоле; но есть Всевышний, Судья наш и твой! Как предстанешь на суд Его, обагренный кровию подданных? Государь! Говорю тебе как пастырь душ: убойся Бога! Кто не любит брата, тот не Бoжий».[6, с. 47] Государь не мог стерпеть критики от митрополита и припугнул его лишением сана. Но не должность митрополита нужная была Филиппу, а возможность добрым советом вразумить царя и народ.

В «Тлуповской» редакции довольно подробно описано развитие отношений царя к митрополиту Филиппу. Критических моментом в этих отношениях можно считать случай, когда во время молений Филипп отказался благословить царя, вошедшего в церковь с опричниками. В невыразимом гневе Иоанн вышел из храма; он решился погубить митрополита. Опричники еще более разжигали гнев его; к ним присоединилось несколько епископов; иные негодовали на Филиппа за строгие обличения его; другие желали угодить царю и его любимцам. Иоанн хотел предать митрополита суду и послал недоброжелателей его в Соловецкий монастырь, чтобы собрать против него обличения. Это было довольно трудно. В обители все с любовию помнили о бывшем настоятеле и могли только свидетельствовать о добродетелях его и святой жизни; но наконец угрозы и обещания склонили одного недостойного ученика Филиппа, Паисия, оклеветать митрополита, и посланные, достигнув желаемого, взяли клеветника с собою в Москву: «И возвратишася к Москвъ, и взяша с собою игумена Паисъю легкоумнаго, паче же – Безумнаго, со иными клеветники и с ложными словесы».[6,с.48] С этой обличительной речи в храме можно выделить третий этап противостояния, выразившийся в намерении царя погубить митрополита исбору «наветов на него»[6, с.49] Данное предположение подтверждается мнением Г.П. Федотова о том, что после отказа благословить царя Филипп сам понимал, что расправа скоро наступит и открыто говорил об этом.[44,с. 123]

Иоанн был рад успеху дела; составили донос, «нарядили» суд, ибо Иоанн желал дать беззаконному делу вид правосудия; призвали Филиппа. Он понимал, что хотят погубить его; но смерть не страшила его. Он сказал царю: «Государь! Думаешь ли, что я боюсь твоих угроз или смерти? Честно дожил я до старости; честно предам душу мою Господу, Который рассудит между нами... Лучше мне умереть за свидетельство истины, нежели, в сане митрополита, безмолвно взирать на ужасы этого несчастного времени. Вот жезл святительский, вот клобук и мантия, которыми ты хотел возвеличить меня, - возьми их назад».[6, с.48]

Через несколько месяцев, в день архангела Михаила, св. Филипп, в полном облачении, готовился начать обедню в храме Успения, как вдруг с шумом вошел Басманов, один из любимцев царя, окруженный опричниками и держа свиток в руках. Он велел читать бумагу; народ, изумленный, услышал, что Филипп – преступник и лишается сана святительского как недостойный оного. Вслед за сим опричники бросились на митрополита, сорвали с него святительскую одежду, надели на него ветхую ризу и метлами выгнали его из храма. Митрополит все переносил спокойно и утешал народ и духовенство. Посадили его на дровни с бранью и побоями и повезли в Богоявленский монастырь. Народ с плачем провожал любимого архипастыря. «Блаженный же Филиппъ поруганыя ризы на себъ видя и досаждения веселуяся, укръпляемъ о надежди будущих благъ, яко да мученикъ...»[6, с.50] c этого времени можно отсчитывать следующий этап взаимодействия, характеризующийся нахождением митрополита в заточении и последних его попытках вразумить царя. Этот этап длится до смерти Филиппа.

В то время, по Филипп находился в заточении, царь казнил многих родственников Филиппа. Голову одного из них, особенно любимого Филиппом племянника, Ивана Борисовича Колычева, Грозный послал святителю. С благоговением принял ее святитель Филипп, положил и, земно поклонившись, поцеловал и сказал: «Блажен его же избрал и приял еси Господи», и возвратил пославшему.[6,с.51]

Нужно отметить, что обвинения государя в убийстве святого Филиппа восходят к четырём первоисточникам: летописям, воспоминаниям иностранцев Таубе и Крузе, сочинениям князя Курбского А. и Соловецкому «Житию». Следует сразу сказать, что все составители этих документов являлись политическими противниками царя, и поэтому к данным источникам нужно критическое отношение.[8, с. 103] Как считает М.В. Толстой и ряд других историков, что князь Курбский хоть и командовал русскими войсками в Ливонии, но это не мешало ему вступить в сговор с польским королём Сигизмундом, вовсе не из соображений личной безопасности.[43, с.124] поэтому нужно также критически отнестись и к его оценке деятельности Ивана Грозного.

Предпоследняя часть «Тулуповской» редакции «Жития митрополита Филиппа» повествует «О изгнании блаженнаго Филиппа въ Тверь и о преставлении его».[6,с.21] Видя, что народ с утра до вечера толпился вокруг обители, желая увидеть хоть тень славного святителя, и рассказывал о нем чудеса, Иоанн велел перевести его в Тверской Отрочь монастырь. Год спустя царь со всей дружиной двинулся против Новгорода и Пскова и отправил впереди себя опричника Малюту Скуратова в Отрочь монастырь. Святой Филипп за три дня предсказал о предстояв-шей своей кончине и приготовился к ней принятием Святых Таин. Малюта с лицемерным смирением подошел к святителю и просил благословения царю: «Подаждь благословение царю, владыко святый, ити в великий Новъградъ». «Не кощунствуй, - сказал ему святой Филипп, а делай то, зачем пришел». Малюта бросился на святителя и задушил его. Тотчас же вырыли могилу и опустили в нее священномученика на глазах Малюты (23 декабря 1569 г.). Народу же было объявлено, что Филипп скончался «от неуставнаго зною келейнаго».[6,с.52]

После смерти митрополита многие его соратники были казнены или сосланы. Не избежал этой участи и клеветник Паисья – он был заточен на острове Валаам. Исходя из этих событий можно выделить последний этап взаимодействия двух иерархов, раскаяние царя в содеянном и уничтожение людей, оклеветавших митрополита.

В заключительной части «Тулупской» редакции идет речь «О возвращении мощей блаженнаго Филиппа в Соловецъкий монастырь».[3,с.23]Как отмечает Сапожникова О.С., перенесение мощей святителя на Соловки является как бы покаянием Ивана Грозного за террор и возвращает митрополита на «излюбленное место жития», примиряя покойного митрополита с грозным царём.[34, c.54] После мученической кончины святителя Филиппа (23 декабря 1569 года) тело его было погребено в Отроче монастыре, в Твери. Иноки Соловецкой обители, где он прежде был игуменом, испросили в 1591 году позволение перенести его мощи в свой монастырь. Многострадальное нетленное тело было положено в могилу, приготовленную епископом Филиппом для себя еще при жизни, под папертью храма преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, около гроба старца Ионы (Шамина), любимого наставника его в монашеских подвигах.

В этой же части повествуется о чудесах, связанных с именем Филиппа. Все они сводятся к излечению болезней после обращения с молитвой к святому Филиппу или после приложения к его гробу.

«Тулуповская» редакция «Жития митрополита Филиппа» была наиболее распространенной в рукописной традиции. Ее текст воспроизводят около 170 списков. Она активно переписывалась в Соловецком монастыре на продажу и раздачу, о чем свидетельствуют сохранившиеся записи в рукописях XVII вв.