Глава 1.2. Истоки социальной медицины. Становление основных понятий
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

§ 1.2.1. Египет времён фараона Эхнатона

Хорошо известно, что Эхнатон — Аменхотеп IV (1368—1351 до н.э.) был великим реформатором не только в области религии (первый в мировой истории он пытался ввести единобожие), письменности, но и медицины. Он беспощадно боролся с мракобесием, жестоко преследовал колдунов, знахарей, магов за то, что они занимались лечением. Эхнатон возвысил врачей (эта профессия в Древнем Египте передавалась по наследству) до уровня жрецов, т.е. второго после фараонов. Напомним, что международный медицинский знак — змея, обвивающая кубок, появился при реформах Эхнатона как свидетельство равенства царя (имеющего змею в своей короне) и врача для общества. Развалины Ком-Омбо и Луксора хранят рецепты приготовления лекарств, планы хирургических операций и описания симптоматики различных телесных и душевных недугов, которые во многом не устарели и сейчас. По сути дела врач при Эхнатоне приобрел огромную социальную значимость, ибо отвечал за судьбы и здоровье сограждан. Общественное здоровье при Эхнатоне стало важнейшей государственной ценностью. Сформировались понятия «здоровье» и «болезнь», лишенные всякого мистического смысла.

До реформ Эхнатона древние египтяне собственно не имели представлений ни о здоровье, ни о болезнях, ни о страданиях. Конечно же, они при всем при том и болели, и страдали, и получали увечья и знали, что вредно, а что полезно для их организма. Просто все это осмысливалось совсем в иных категориях. Основные источники о древнеегипетской культуре и цивилизации (кроме пирамид и храмов) — «Тексты пирамид», «Заупокойные ритуалы царей», вырезанные на стенах внутренних помещений пирамид, «тексты саркофагов», сохранившиеся на саркофагах, и «Книга мертвых» — опять же сборники заупокойных текстов. Из них можно почерпнуть сведения, как представляли себе древние египтяне все то, что потом (со времен эхнатоновских реформ) стали называть здоровьем и болезнями. Даже само понятие «боль» возникло при Эхнатоне. Так вот, боль, болезнь, травма, уносящие трудоспособность, душевное страдание и т.п., — все это были ступени в царство Осириса.

Поэтому только служители культа подземного бога могли помочь человеку в преодолении недугов, т.е. замедлить его движение по ступеням смерти, или, путем колдовских чар и заклинаний, остановить человека на той или иной ступени. Даже профессиональные врачи (профессия врача сложилась в древнем Египте и соседних к нему государствах около 3 тыс. лет назад!) вынуждены были овладевать и смежным ремеслом колдуна или мага, ибо в противном случае им просто бы не доверяли. До Эхнатона врачевание было колдовским делом.

Конечно же, социальные функции врача и колдуна были поделены и в доэхнатоновское время. Но те и другие, врачи и колдуны, занимались конкретными людьми и их здоровьем и болезнями. Общественным здоровьем занимались жрецы — первые «социальные медики» в истории человечества. Они всегда имели дело с людскими массами, умело ими манипулируя. Эхнатон лишил их такой общественной значимости. Социальные функции радетелей человеческого здоровья (как общественного, так и индивидуального) он отдал врачам. Кстати, жрецов он лишил и возможности манипулирования общественным сознанием через веру, запретив поклонение всем богам и божкам и прежде всего богу колдунов и магов Осирису (жрецам он запретил поклоняться Амону). Разрушив храмы Амона и Осириса, он построил храм Солнцу — Ахетатон (ныне развалины Телль-эль-Амарны). Свои реформы он воспел в собственно сочиненных «Молитвах Солнцу» и «Книгах Дуаты».

Врачи древнего Египта отлично знали анатомию человека и клинику многих заболеваний. Они различали врожденные и приобретенные болезни. Так, скульптура отображает болезнь вен левой голени фараона Рамсеса II и следы хирургических вмешательств, что подтвердилось при изучении его мумии. Там же стоит и колосс самого Эхнатона — мужчины с женскими животом и бедрами. В Египте и в наши дни можно на каждом углу купить каменную голову Эхнатона — огромный череп из-за непомерно больших теменных костей. Так медики отблагодарили своего покровителя, донеся до потомков особенности его болезни (череп «штеттинского ткача» и атрофию яичек), имеющей, как показала история правления этого фараона, большие социальные последствия.

Во времена смуты после смерти фараона все вернулось на круги своя. Врачи, последователи Эхнатона, подверглись гонениям и в своей деятельности должны были вновь подчиняться жрецам — служителям колдовских храмов Тота, Сохмета, Исиды, Имхотепа (это боги из окружения Осириса, покровительствующие целителям-магам). Должно было пройти около тысячи лет, чтобы в соседней с Египтом Греции родился человек, поднявший медицину из положения культовой служительницы до уровня важнейшей государственной дисциплины.

§ 1.2.2. Гиппократ как социальный врач

Любой современный врач знает о Гиппократе (460— 370 до н.э.) хотя бы четыре вещи: 1) клятву Гиппократа, 2) маску Гиппократа (выражение лица при сердечно- легочной недостаточности), 3) шапку Гиппократа (повязку, которая накладывается на голову при травмах черепа), 4) темпераменты Гиппократа (сангвиник, холерик, флегматик и меланхолик).

Гиппократ поклонялся одному Богу — Асклепию (римский Эскулап). Это от него пошло называть врачей «асклепииды» (эскулапы). Жил Гиппократ в интересное время, во многом напоминающее наше. Ему было 30 лет, когда началась Пелопонесская война, в которой победила Спарта. Самый активный период деятельности Гиппократа совпадает с расцветом Лакедемона. Гиппократ умирает в возрасте 90 лет, и вслед за ним уходит в небытие величие Спарты после ее поражения в войне с Фивами. Он никогда не был в Спарте. Но именно государственный опыт Лакедемона, особенно, что касалось общественного здоровья, двусмысленного положения врача в Спарте, и великого, и опасного одновременно, тщательно изучался Гиппократом... Он имел оппонентов как бы с двух противоположных сторон: оттуда, из древнего Египта, где врачи оставались по сути дела служителями культа Осириса — бога смерти. И со стороны могущественной и здоровой Спарты, где болезни, как и уродства, считались самым постыдным делом. Остановимся и мы на спартанском опыте оздоровления государства и народа несколько подробнее.

§ 1.2.3. Милосердие по-спартански

«Милосердие по-спартански» реже употребляется в современном мире, чем, например, «спартанский образ жизни». Хотя в эпоху завоевания Европы галлами, во времена правления Фридриха II, Бисмарка, и, наконец, в гитлеровской Германии, «милосердие по-спартански» было каноном для врачей в их профессиональной деятельности.

Врачи в Спарте еще со времен ее основателя Ликурга были самой почитаемой кастой. Они относились к эфорам, в худшем случае к герусиям, т. е. к высшим государственным чиновникам. Сначала совет герусиев принимал решение — оставлять в живых того или иного больного, новорожденного, его родителей (когда рождался слабый или недоношенный ребенок) или старика или «помогать» им умереть: смерть всегда предпочиталась в Спарте болезни и немощи. Известно, что всех неполноценных спартанцы сбрасывали со скалы. Это решение герусиев утверждали эфоры — последняя инстанция, выше самих царей. Социальное положение при этом не принималось во внимание: со скалы мог быть сброшен как последний заболевший илот, так и оказавшийся нездоровым царь. Это и было «милосердие по-спартански», проявляемое врачами Спарты к своим немощным гражданам. Забегая вперед, скажем: эвтаназия, о которой так горячо спорят во всех развитых странах в наше время — оттуда, из Спарты!

Гиппократ, провозгласивший, что «Асклепий сильнее смерти», ответил тем самым своим оппонентам из древнего прошлого. Кстати, от Гиппократа пошло, что врач должен бороться за жизнь пациента до последнего, фактически до явных признаков биологической смерти — трупных пятен. Он отверг с негодованием само понятие «несовместимые с жизнью повреждения» (болезни) и тем самым резко отмежевался от спартанских врачей. Из опыта спартанских врачей он заимствовал пропаганду здорового образа жизни и требовал соблюдения всех правил здорового образа жизни (умеренность в еде и половой жизни, ежедневные физические упражнения, ежедневные умственные нагрузки, воздержание от употребления алкоголя и наркотизирующих веществ, веселые еженедельные танцы и др.). В своей жизни он строго следовал этим принципам, а к врачам, их не соблюдавшим, обращался так: «Ты врачевать собрался род людской, а сам покрыт вонючею паршой!»

Гиппократ по праву считается отцом социальной медицины еще и потому, что он мужественно и решительно повел борьбу с двумя страшными социальными пороками, которые, заметим, вытекали из народных культурных традиций. Он объявил войну двум самым могущественным богам Древней Греции — Аполлону и Дионису (и его близкому другу Вакху). Дело в том, что культы Аполлона, которым поклонялась большая часть Греции, переросли из полезного занятия физкультурой и спортом в абсурдное и бесполезное наращивание мышц, часто в результате не физических упражнений, а применения специальных настоев из трав и вытяжек из внутренностей животных, т.е. с применением древних аналогов современных анаболиков. Именно тогда был брошен ничем не обоснованный лозунг, достигший наших дней: «в здоровом теле здоровый дух».

Другая часть греческой молодежи ударилась в противоположную крайность. Выбрав своими богами Диониса и Вакха, она тратила свою молодость и здоровье, предаваясь вакханалиям — необузданному пьянству, употреблению наркотических травяных настоев и беспорядочному, часто перверсному сексу. Гиппократ первым из врачей встал на пути этих по истине катастрофических социальных бедствий. В настоящее время, в нашем цивилизованном мире, предостаточно последователей как Аполлона, так и Диониса и Вакха.

Апологет Гиппократа Асклепиад, родившийся через два поколения, пытался смягчить спартанскую суровость некоторых медико-социальных взглядов своего учителя. К гиппократовским заповедям он добавил: «лечить надежно, скоро и приятно». Но это почему-то не вошло в клятву врачей всех времен и народов, живших после Гиппократа. Кстати, его авторство этой клятвы многими оспаривается.

В год смерти Гиппократа родился Теофраст — друг, последователь и ученик Аристотеля, прославившийся как крупнейший представитель перипатетической школы. Нам он здесь интересен тем, что разработал 30 характерологических типов (на основании гиппократовских темпераментов и представлений об этосе человека). Напомним, что «этос» (по-гречески — обычай, нрав, характер) — совокупность стабильных (врожденных) черт индивидуального характера. Еще древние греки понимали, что «характер — это судьба человека». Все «характеры», описанные Теофрастом, присущи людям с отклоняющимся от нормы поведением. Таким образом, он впервые поднял очень важную и для современной социальной медицины проблему девиантного и делинквентного поведения. У Теофраста потом было много подражателей. Именно «Нравственные характеры» принесли ему всемирную славу. Даже Аристотель не остался равнодушным к тому, что сделал его ученик и друг. Опираясь на понятие «этос», он создал совершенно новую отрасль философского знания — этику.

§ 1.2.4. Правление халифов: Ибн Сина (Авиценна) как социальный врач

История цивилизованного человечества не знает другой формы правления, при которой так высоки были бы социальная значимость и положение врача в обществе, как при халифате. Халифат установлен был и в некоторых странах Западной Европы в результате арабских завоеваний в VII—IX вв. Просуществовал он до 1924 г., когда был свергнут в последней стране — Турции. Ибн Сина (Авиценна для Запада) жил и творил при халифате, был придворным лекарем и визиром при нескольких халифах. Он родился в 980 г. близ Бухары, умер в 1037 г. Много путешествовал по всему миру — от Китая, Японии и Индии до Англии и Испании. Главным его интересом и занятием всей жизни была, конечно, медицина, хотя он был и выдающимся математиком, и физиком, и философом, и, литератором, и государственным деятелем. Основной свой труд — «Энциклопедию» — он назвал книгой исцеления, хотя в ней нет ни одного раздела по медицине (она включает следующие разделы: 1) Логика, 2) Физика, 3) Математика, 4) Метафизика). А вот обобщение своей врачебной практики и опыта медиков стран, где он бывал, Ибн Сина включил в «Канон врачебной науки», создав первую в истории медицинскую энциклопедию, которая сразу стала пользоваться огромной популярностью во всем цивилизованном мире. «Медицинская энциклопедия» Авиценны переводилась на латинский язык 30 раз. На русский язык она впервые была переведена в 1954—1960 гг. Со времени появления «Канона» медицина стала единой, традиционной и научной дисциплиной. Ибо в каноне объединены знания в области медицины и практические рецепты лечения различных заболеваний, во-первых, стран Севера и Юга, Запада и Востока, а во-вторых, что важно знать современным «целителям», исчезло деление медицины на собственно научную и традиционно-народную. Все, что было ценного в медицине разных народов, от малых до великих, было включено в единый канон. Со времен Авиценны все последующие великие деятели медицины бережно сохраняли и пополняли запасы медицинских знаний, откуда бы они ни черпались. Современные попытки различных спекулянтов вокруг страданий и болезней человека, провозглашающих себя «народными, традиционными целителями», игнорирующими медицинские знания, являются несостоятельными, а по сути дела — обыкновенным шарлатанством, тянущим корни свои от магов, жрецов и целителей фараоновского Египта.

Нельзя понять разделы «Медицинской энциклопедии» Авиценны без «Нравственных характеров» Теофраста и «Этики» Аристотеля. Именно на них базируются все социально-медицинские воззрения Ибн Сины. Он ввел в научный и врачебный обиход представления о медицинской этике и деонтологии (от греческого «деос» — долг). Они являются важнейшими составными частями современной социальной медицины.

Врачи задолго до Ибн Сины добились самого высокого положения при дворе халифов. Они отвечали не только за здоровье нации и самих халифов, но и решали множество социально значимых задач. Любой военный поход планировался и под эгидой врачей. Они должны были внести в военный план как минимум следующие разделы: 1. Физическое и нравственное состояние войска. 2. Гигиена воинов и живности (лошадей, верблюдов, коров, птицы и т.д.). 3. Половое (сексуальное) обеспечение воинов. 4. Рацион войска. 5. Медицинское обеспечение раненых. 6. Профилактика эпидемий среди воинов. 7. Природно-климатические условия местности, куда отправляется войско. 8. Санитарно- эпидемиологическое состояние населения, которое завоевывалось. 9. Последствия (природные, эпидемиологические, социальные, медицинские) военных действий и др. Кстати, последнему пункту особое значение придавал и Наполеон, написав соответствующий раздел в своей «Военной тактике и политике».

Таким образом, врачи времен халифов порой решали судьбы стран и народов, запрещая по тем или иным медицинским показаниям идти в поход. Они являются первыми военными социальными врачами.

Но они управляли судьбами и отдельных людей — от халифов до простых смертных:

кому, когда и на ком жениться; что следует делать, а от чего нужно воздержаться во имя здоровья (которое в халифате было, как и у спартанцев, важнейшей государственной ценностью).

Врачи времен халифов были и нравственными судьями. Нравственная чистота и жизнь по совести считались непременными атрибутами здорового образа жизни. Ибн Сина впервые одел медицинских работников в белые халаты, в одежду, которую разрешалось носить только самим халифам! «Белый халат» — символ чистоты и незапятнанности (кстати, слово «халат» происходит от слова «халиф») — стал знаком медицинского работника.

Итак, мы заканчиваем исторический экскурс социальной медицины разбором указанных периодов. Почему? Ведь медицина не стояла на месте и, естественно, развивалась вместе с цивилизацией и культурой. Были средние века. Была эпоха Возрождения. Можно перечислить много славных деятелей из истории медицины, сыгравших значительные роли и в становлении институтов социальной медицины, в том числе и наших, отечественных... Мы остановились на этих этапах потому, что все основные понятия, которыми оперирует и ныне медицина (жизнь, смерть, умирание, боль, болезнь, инвалид, врожденный, приобретенный, страдание, переживание, лечение, лекарство, операция и т.д.) и все основные медицинские каноны (как чисто профессиональные, так и этико-деонтологические) были заложены и сформировались в эти времена. И только в наше время, прямо на наших глазах они радикально меняются. Благодаря достижениям научно-технического прогресса (назовем здесь лишь клонирование и производство искусственных органов) фундаментальные представления всех времен и народов о жизни и смерти оказываются устаревшими... И многое другое, очевидное и понятное для врачей, катастрофически теряет свой смысл.

Мы указали эти периоды в истории человечества еще и для того, чтобы четко определить роль и место социальной медицины в современном обществе.

Глава 1.3. Медицина и общество ХХ-го века. Предпосылки и основания возникновения социальной медицины как самостоятельного общественно-научного института

§ 1.3.1. Революции и войны: социальные последствия В 1918 г. перестали существовать четыре великих империи — Германия, Австро- Венгрия, Оттоманская империя и Российская. В результате войн и революций всегда меняется политическая   карта мира. Новые        режимы      власти        соответствуют       новым социально-экономическим условиям. Но не это, собственно, является предметом и интересом социальной медицины. Она (в лице медиков, занимающихся общественными последствиями социальных катаклизмов) имеет дело с более прозаичными и мирскими вещами.

Со времен великих походов на иноверцев и завоеваний чужих земель всегда возникали такие страшные явления, как разруха, голод, человеческие жертвы (огромные массы физически, психически и морально искалеченных людей), потеря крова, трудоспособности или трудовой востребованности и многое другое. По миру начинали гулять не только толпы обездоленных людей, но и инфекционные и психические эпидемии. Разруха касалась идеологии и нравственности. Резко изменялась демографическая картина населения, где прошла «чума» войны или революции: падала кривая рождаемости, поднималась — смертности, сокращалась длительность жизни. Короче, осуществлялся жестокий естественный отбор: люди не жили, а выживали.

В таких условиях любая конкретная медицинская проблема оказывалась социально отягощенной. Всякий больной, будь он терапевтическим, инфекционным, хирургическим, будь то беременная женщина, собирающаяся родить, или молодая женщина, в результате перенесенных стрессов и насилия над личностью потерявшая способность к деторождению, — это социальная проблема! Самое страшное, что приносят войны и революции с собой, — это разрушение социально-психологической защиты и населения в целом, и конкретных людей, в частности. Порог иммунозащитных механизмов резко снижается. Бытовые инфекции и инактивные факторы становятся чрезвычайно вирулентными для физически, психически и морально ослабленных людей.

Первыми военными экологами, как указано выше, были халифские медики и Наполеон (последний всегда обдумывал, где он будет хоронить своих и побежденных павших воинов), но им и в голову не могло прийти, с какими проблемами столкнутся их далекие потомки-коллеги...

Войны в XX в. впервые явили миру оружие массового поражения, вызывающее массовые заболевания, распространяющиеся как эпидемии. После сражений Первой мировой войны это заболевания от примененных в качестве оружия отравляющих веществ. С медико-социальными последствиями использования ядерного оружия человечество не может справиться со времен Второй мировой войны. В наше 'время 'используются противопехотные мины (неслучайно движение против использования именно этого оружия имеет широкий общественный резонанс) и «неясный» биологический, а вернее, психологический фактор, оказавший серьезные болезненные последствия на участников «бури в пустыне» (во время войны мирового сообщества с Ираком) и тождественный с ним фактор «миротворцев» на Балканах. Мы еще не все знаем о последствиях применения ДДТ американцами во время войны во Вьетнаме (были высыпаны сотни тонн этого вещества на огромные зеленые массивы). Это о прошедших войнах и революциях и их основных «ближайших» последствиях, составляющих различные точки приложения для социальной медицины.

Есть и отдаленные последствия, время проявления которых трудно или даже невозможно предсказать. Это осуществляемые словно по закону кармы, социальные факторы, закрепляемые биологически, т.е. формирующие генофонд... Речь идет о вырождении, или, говоря современным научным языком, о мутации всего живого и растительного как следствии социальных катаклизмов.

Мы назвали лишь основные аспекты медико-социальных проблем, возникающих в результате революций и войн. К ним, безусловно, нужно отнести чисто нравственные и правовые аспекты, предполагающие общие проблемы социальной медицины и этики (например, права человека), социальной медицины и пенитенциарной социологии (речь идет о всплеске массовой преступности, как результате социальных катаклизмов), социальной медицины и социальной психологии (как быть, например, с всеобщими комплексами неполноценности побежденного народа и комплексом вины, даже если таковая не осознается, народа-победителя?), Здесь нужно назвать и такую огромную проблему для социальной медицины, как миграция (беженцы и вынужденные переселенцы}.

§ 1.3.2. Взгляды Карла Ясперса — одного из основоположников методологии социальной медицины

Когда К. Ясперс, будучи ассистентом психиатрической клиники в Гейдельберге, писал «Общую психопатологию», которая принесла ему всемирную известность, утонул «Титаник». Это можно считать символом того, что скоро произойдет со «старой Европой»: непотопляемая и роскошная, уверенно направляющаяся на встречу с США, она (в образе «Титаника») никогда не доплывет до порта назначения.

«Общая психопатология» была опубликована в 1913 г. как учебник по психиатрии для студентов. Закончив ее, Ясперс сложился не только как клиницист-психиатр, но и как философ. Он, конечно, не исчерпал себя как врач-практик и теоретик, но в 1915 г. отошел от медицинской деятельности. В 1919 г. он заканчивает «Психологию мировоззрений», которая принесла ему славу теперь уже философа (хотя он сам не считал себя таковым и заменял свою «философию» на «философичность»). В последующие годы, после завершения «Общей психопатологии», Ясперс отдает дань проблеме «гений и безумие» и выпускает в свет блестящие работы «А. Стринберг и В. Ван Гог» (1922) и «Ницше» (1936). К нашумевшим работам К. Ясперса нужно отнести также трактат «О немецкой вине» (1946). Кроме этого, было еще множество различных публикаций и выступлений Ясперса, которые продолжали работать на его имидж философа-экзистенциалиста. Но он был и оставался всегда прежде всего врачом.

Всего при жизни Ясперса вышло семь изданий «Общей психопатологии». В первых четырех изданиях много «философичности», особенно когда автор вынужден обращаться к социальным аспектам медицины. Но вот главы 10 («Наследственность») и 14 («Биографика») выводят Ясперса на новые для него позиции — социального медика. Он пишет разделы, значение которых не устарело и ныне для социальной медицины. А именно: «Наследственность как фундаментальный факт бытия», «Применение генетики в психопатологии», «Исследование по близнецам» (намного опередив время и споры по актуальнейшей ныне проблеме клонирования). Часть 5 книги неоднократно им переписывалась. Только в седьмом издании появился окончательный вариант, в котором Ясперс выступает как сформировавшийся социальный медик. Это: «Больная душа в обществе и истории», в которой он вновь поднимает тему вырождения, но уже как сбциальный врач, и предлагает свое решение проблемы (см. раздел «Современный мир и проблема вырождения»). В части 6 «Человек как целое» он дописывает раздел «Социальная организация психотерапии», опять же намного опережая свое время. Например, в нашей стране соответствующий Приказ Министерства здравоохранения РФ вышел лишь в конце 1997 г.!

К. Ясперс — первый в истории социальной медицины XX в. психиатр, внесший в развитие и становление ее предмета (определяя его содержание) значительный вклад. Это не случайно, ибо социальная медицина вышла из практического решения задач, которые возникали при философских проблемах медицины в силу ее особой общественной значимости. Ясперс лечил больных и осмысливал клинические феномены болезней, как способы выживания, т.е. философски. Следуя конкретной истине, критерием которой для врача является выздоровление его пациента, он вынужден был, во-первых, обращаться к социальным предпосылкам заболеваний, в том числе и наследственным, а во-вторых, учитывать социальные последствия заболеваний. Как философ, за каждым конкретным заболеванием он видел его социальные истоки и место в целостной картине общественного здоровья. Жил и работал он в периоды социальных потрясений и катастроф: революций и войн. Это было также время, когда на передний план выходил новый мощный социальный фактор — научно-технический прогресс.

К. Ясперса по праву можно считать первым врачом, положившим начало исследованиям таких важных аспектов социальной медицины, как «деонтология и здоровье общества», «жизнь как деос», «болезнь как способ выживания». «Общая психопатология», если ее прочитать под углом философии выживания, есть не что иное, как энциклопедия стереотипов поведения человека (не только психических, но и соматических) в экстремальных условиях. Это, подчеркиваем, не случайно, ибо Ясперс был врачом-философом и работал во время тотальной «перестройки» мира. Как научный провидец, Ясперс предсказал и обозначил многие основные направления дальнейшего развития социальной медицины, такие, например, как социогенетическая проблема, психогенетическая проблема и, наконец, проблема четко обозначенная Пушкиным: гений, безумие и злодейство. Тем самым К. Ясперс очертил контуры пенитенциарной социальной медицины.

§ 1.3.3. "Социальная гигиена" А. Гротьяна и "советская гигиена" Н.А. Семашко. П.Б. Ганнушкин: концепция советской репрессивной медицины

Рядом с Ясперсом можно поставить только одного врача, так остро понимающего необходимость новых подходов к традиционной клинической медицине, — его сородича и современника Альфреда Гротьяна. Коллега Ясперса подходил к осознанию необходимости новой отрасли медицинского знания и практики совершенно с иных, чем Ясперс, позиций.

А. Гротьян родился в 1869 г. Сын и внук врача, одновременно с медициной он изучал социологию, политэкономию, социальную экономию. Работая в Берлине в должности врача-ординатора неврологической поликлиники, он приобрел популярность как видный политэконом, участвуя в политических дебатах и будучи активным членом политико-экономических семинаров Г. Шмоллера. Вскоре он становится пионером нового течения врачебно-гигиенической мысли Германии. Напомним, что «гигиена» по-гречески означает «здоровье» (точно так же, как по-латыни «санитария»).

А. Гротьян боролся за оздоровление общества, понимая проблему в самом широком смысле слова. Он боролся, с одной стороны, против господствующей узколабораторной экспериментально-бактериологической школы, а с другой — против клинической медицины с ее основными принципами: больной—синдром, койка-дни, т.е. против узкого клиницизма. Гротьян хочет поставить науку о здоровье на основания социологии, социальной и политической экономии. Свои научные взгляды он публикует в монографии «Социальная патология», которую по праву можно считать первым учебником по социальной медицине XX столетия. В этой книге Гротьян пересматривает основные группы заболеваний с точки зрения их социальной обусловленности, законов распространения, социальных последствий и путей общественной борьбы с ними. Кроме того, свои воззрения он широко публикует во множестве статей и журналов, выходящих на всех европейских языках, в том числе, и на русском. С 1920 г. он успешно формирует социальную гигиену как новую дисциплину и становится» первым в Германии профессором социальной гигиены в Берлинском университете. Последние годы жизни его научные интересы были прикованы к рождаемости и к евгенике. Он был сторонником рационализации размножения человека. (На этом пути он видел успехи борьбы с наследственными заболеваниями.) Как и Ясперс, Гротьян занимался политикой и был депутатом рейхстага в 1920— 1924 гг. Меньше всего А. Гротьян думал, что социальная гигиена может превратиться в узкую область медицинского знания, оторвется от клинической медицины и вместо того чтобы заниматься проблемами «здоровья», будет заниматься оздоровлением среды, — очень смутным и неясным делом. «Санитарный врач», «врач-гигиенист» — ныне узкие медицинские специальности. Не будем здесь раскрывать эти понятия, ибо они общеизвестны. Укажем лишь на то, что в западных развитых странах санитарный врач или гигиенист, решая свои задачи, вносит посильный вклад и в оздоровление общества. Но лишь постольку, поскольку его область является малой частью социальной медицины. В нашей же стране до недавнего времени социальная гигиена являлась теоретической и практической основой организации здравоохранения. И не последнюю роль в таком положении дел сыграл в свое время Н А. Семашко.

Николай Александрович Семашко (1874—1949) вошел в историю Советского государства прежде всего как выдающийся государственный и партийный деятель. Участник революций 1905—1906 гг. и Октябрьской, по образованию врач, с 1918 г. он — нарком здравоохранения РСФСР. Под его руководством, согласно декретам партии и правительства, осуществлялось строительство советского здравоохранения. В 1922 г. по инициативе и под руководством НА. Семашко на медицинском факультете 1-го Московского университета была организована кафедра социальной гигиены. (Подобную кафедру во 2-м Московском университете в 1923 г. организовал и возглавил З.П. Соловьев, единомышленник и соратник Семашко). С 1927 по 1936 гг. под руководством Н А. Семашко вышли 35 томов Большой медицинской энциклопедии.

Как врач-организатор, Семашко проявил себя безукоризненно в решении наисложнейших медицинских задач и в период гражданской войны, и в последующие за ней годы разрухи.

Будучи убежденным большевиком, он прочно стоял на платформе марксистко-ленинско-сталинской идеологии и проводил реформы здравоохранения. Здесь не место подвергать подробному анализу деятельность Н А. Семашко. Отметим лишь то, что прямо имеет отношение к проблеме социальной медицины: в фундамент советского здравоохранения не было заложено ни одного камня для ее появления, даже в отдаленном будущем! Да, задачи того времени были выполнены: победила Советская власть, а «не вши» (перефразируя слова Ленина). За год «железный Феликс» гениально справился с детской беспризорностью. Кстати, организованная под его руководством в 1921 г. Комиссия по улучшению жизни детей при ВЦИК разработала «Программу», которая потом легла в основу многих ' подобных «Программ», потребность в которых возникла в странах Европы, США, Японии, Канады и других стран после Второй мировой войны.

Но Семашко искренне считал, что болезни (не только инфекционные, но и сердечно-сосудистые, нервно-психические, да и все другие) есть пережиток прошлого государственного строя. Следовательно, при коммунизме их не будет. Коммунистическое общество есть общество здоровых людей. Улучшением условий труда и быта, развитием гигиены, как науки о чистоте, полноценным питанием, физкультурой можно решить в советском обществе все медицинские проблемы!

Из этой внешне простой концепции с железной логической последовательностью вытекало представление о болезни, как преступлении (в широком, конечно, смысле) перед обществом. Больной же становился в один ряд с преступниками. Именно отсюда, из этих логических предпосылок, лечение принимало форму репрессивных, принудительных мер. Вылечившись, словно отбыв срок за преступление, больной должен был еще и реабилитировать себя перед обществом, доказать свою физическую и психическую лояльность режиму. Инвалид, потерявший руку или ногу, память или способность абстрактно мыслить, вынужден был реабилитировать себя всю свою оставшуюся жизнь.

Так как понятие «реабилитация» функционирует и в современном медицинском сознании и чрезвычайно живуче, остановимся на нем несколько подробнее.

Лат. rehabilitatio — восстановление в правах. Впервые термин применен спартанским царем Ликургом к лицам, совершившим преступление, которые, отбыв наказание, должны были после этого себя реабилитировать, ибо преступление влекло не только наказание, но и гражданскую смерть. В этом же смысле реабилитация включена в «Кодекс Юстиниана». В царской России гражданской смерти подвергались преступники только один раз. А именно, Николай I объявил декабристов «гражданскими мертвецами», они лишались даже своего имени, а их женам разрешалось вступать в новый брак. Александр II реабилитировал декабристов, восстановив их в правах. По советскому законодательству реабилитация могла быть осуществлена только по решению суда и имела единственный смысл оправдание человека, осужденного незаконно или по ошибке, не совершавшего преступление. В ряде современных стран «бывшие» преступники проходят «наблюдательный период», который называется реабилитацией. Если за это время бывший преступник не совершает нового преступления, он считается реабилитированным. Хотя при этом осужденные преступники не подвергаются гражданской смерти.

Под «реабилитацией» нет никакого научного и практического медицинского смысла. А с точки зрения медицинской этики и деонтологии, применять термин «реабилитация» к перенесшим болезнь или к инвалидам — безнравственно. В ряде западных стран «реабилитации» подвергаются больные, страдающие алкоголизмом и наркоманией. Но и в этих случаях «реабилитация» — весьма сомнительный и условный термин. Подавляющее большинство современных стран отказалось от «медицинской реабилитации», заменив этот термин понятием качество жизни. Понятие «реабилитация» имеет смысл только в контексте понятия «репрессия». В медицине реабилитация выражает ее репрессивные тенденции.

Н.А. Семашко имел серьезного оппонента в лице Альфреда Гротьяна, с которым воевал и с научной кафедры, и принимая государственные решения по тем или иным проблемам советского здравоохранения. Но задолго до немца Гротьяна быд француз Жан Этъен Доминик Эскироль (1772—1840), посвятивший всю свою врачебную и общественную деятельность освобождению больных от «принудительного» лечения, а медицину — от репрессивных мер.

Репрессивные тенденции в современной медицине принимают самые неожиданные формы. Например, человека, решившего покончить жизнь самоубийством, априори посчитают больным. Суицидальные тенденции у человека — признак для обязательного принудительного лечения. Человека в состоянии клинической смерти или агонии, даже если они наступают естественным путем, в цивилизованных странах непременно будут «спасать», подключив к мониторам и искусственным органам.

Петр Борисович Ганнушкин (1875—1933) вошел в историю благодаря многим деяниям, условно совместимым с общественным статусом врача. Он считается основателем научной психиатрии. Для этого ему нужно было как-то дискредитировать корифея отечественной психиатрии, классика с мировым именем и действительного основоположника московской научной психиатрической школы Сергея Сергеевича Корсакова (1854—' 1900). Дружба с А.В. Луначарским, Я.М. Свердловым, Ф.Э. Дзержинским, общие дела с ними морально и фактически помогли Ганнушкину в этом. До его «научных установок» весь неприкаянный московский люд (бомжи, калеки, юродивые — «людишки» — любимое выражение Петра Борисовича — которые по тем или иным мелким причинам были не в ладах с советским законом) находил приют в сохранившихся московских и подмосковных храмах. Благодаря «научным установкам» красного профессора и его договоренностям со служителями храмов и компетентными органами все они в одну ночь были собраны и выселены из Москвы за 101-й километр. Так, в частности, образовался мегаполис для «психически неполноценных» (тоже выражение Ганнушкина) — ныне всемирно известная крупнейшая в России психиатрическая больница им. В.П. Яковенко. Этой общественно полезной акцией он приобрел себе звание «социального психиатра». Ганнушкин полагал, что психиатрия в классовом обществе, особенно во время жесточайшей классовой борьбы не может не быть репрессивной.

Лица, которые вели антисоветскую пропаганду и агитацию, распространяли заведомо ложные измышления, порочащие государственный и общественный строй, были отнесены им к так называемым «пограничным характерам» и поэтому (т.е. сугубо якобы по психическому статусу) могли быть госпитализированы принудительно в психиатрические больницы по решению: 1) судов и 2) несудебных органов (ВЧК, ГПУ- ОГПУ, УНКВД-НКВД, МГБ, МВД) «на лечение».

П. Б. Ганнушкин разработал основные положения пограничной психиатрии в непримиримой борьбе не только с С.С. Корсаковым, но и с вьщающимися немецкими психиатрами Е. Блейером, Э. Крепелиным, 3. Фрейдом, Э. Креч-мером. Он написал действительно блестящую брошюру «Психастенический и эпилептоидный характеры» (последний в связи со «сладострастием»). Если бы не политико-репрессивные выводы из этих литературно-научных трудов, воплощенные его соратниками и последователями в жизнь! Он породил целую плеяду посредственностей, занявших кафедры психиатрии в стране. Насколько от него зависела психиатрическая политика в стране, достаточно проиллюстрировать лишь одним примером. Так, согласно статистике Института судебной психиатрии им. В.П. Сербского, «процент психопатов» (по классификации Ганнушкина), признанных невменяемыми, был в 1922 г. 46,5. После смерти Ганнушкина, в 1935 г. — 3!

И еще. П.Б. Ганнушкин, как воинствующий психиатр-марксист, отличался непримиримой борьбой с соотечественниками — коллегами, которые работали на одном с ним поприще. Он в корне уничтожил всех, кто пытался заниматься психологией и психотерапией. Общеизвестны его нападки на Владимира Михайловича Бехтерева. В Юрьеве работал психиатр Владимир Михайлович Чиж, написавший блестящие книги (все они переведены на многие европейские языки), такие, как «Судебная психиатрия», «Учебник по психиатрии», статьи «Достоевский как психопатолог», «Гоголь как психопатолог», «Пушкин как идеал психического здоровья» и др. В своей стране он был мало известен благодаря всевидящему оку надзирателя Ганнушкина.

На совести П.Б. Ганнушкина много темных и нехороших дел. Он «похоронил» заживо научные исследования, проводимые в СССР под руководством И.Б. Галанта и Г.И. Сегалина по патографии и патобиографии великих людей всех времен и народов. С 1923 по 1926 гг. издавался в Москве, Ленинграде и Свердловске журнал «Клинический Архив гениальности и одаренности (эвропатология)», в который материалы для статей о себе дали М.А. Булгаков, М. Горький и даже Сталин. Напомним, что этой проблемой социальной медицины занимались все ведущие специалисты начала XX столетия, в том числе К. Ясперс и А. Гротьян.

Есть все основания утверждать (см., в частности, Черносвитов Е.В. Еще раз о смерти Сергея Есенина. Раздумья врача и философа. //Ветеран. — 1990. — №4), что если

Есенина довели до самоубийства, то большую лепту в это дело внес именно It.Б. Ганнушкин. Он трижды превентивно (понимай, принудительно!) госпитализирует Есенина в свою клинику, всякий раз под предлогом, что спасает его от тюрьмы. Всякий раз, словно забывая предыдущие госпитализации, он выставляет Есенину иные психиатрические диагнозы («эпилепсия», «психопатия возбудимого круга», «маниакально-депрессивный психоз»). Есенин, написав в палате психиатрической больницы «Клен ты мой, опавший», убегает в Ленинград и его находят повешенным в «Англетере».

П. Б. Ганнушкин, как и Н. А. Семашко, представлял собой лицо советского здравоохранения на ранних его этапах. С годами это «лицо» мало изменялось, разве что дряхлело, пока не исчезло в небытие вместе с государственной системой. Конечно, в СССР были хорошие психиатрические школы (в том числе Московская и Ленинградская), это признавалось во всем мире. Но социальные нужды и проблемы пациентов решались нашими психиатрами и врачами других специальностей, например венерологами, фтизиатрами, как политические и идеологические задачи. Если бы не это, возможно бы общественное здоровье (физическое, психическое, нравственное) в нашей стране не было бы сейчас, в начале нового века и нового тысячелетия, под угрозой. А социальная медицина появилась бы в нашей стране намного раньше, чем в Англии, учитывая громадный общественный опыт и знания наших земских врачей и корифеев отечественной медицины — С.П. Боткина, Н.Н. Баженова, В.М. Бехтерева, Г.А. Захарьина, Н.И. Пирогова, А.П. Чехова, В.Ф. Чижа и др.

§ 1.3.4. Дж. Райл и первый Институт социальной медицины в ХХвеке

Продолжим рассмотрение состояния и развития медицины и общества в XX столетии. На Западе возникает первый в мире Институт социальной медицины в Англии. В СССР развивается и функционирует здравоохранение, представляющее репрессивную медицину. Стремительно развивается социальная медицина в капиталистических странах после Второй мировой войны. В СССР — неизбежные последствия действия репрессивных тенденций в медицине. «Вялотекущая шизофрения» корифея советской психиатрии Героя Социалистического Труда, академика А.В. Снежневского. «Принудительное» (карательное) госпитализирование и «лечение» инакомыслящих в СССР. Исключение советских психиатров из WPA (Всемирная психиатрическая ассоциация).

Перед Второй мировой войной в Англии сложилась такая ситуация, что о необходимости создания новой медицинской дисциплины — социальной медицины — заговорили все. Говорили прежде всего деловые люди, имеющие прямое отношение к большим массам больных людей, продолжающих работать. Огромные массы людей, как показывали статистические расчеты, в Англии заболевали не по причине бедности, плохого питания, плохих жизненных условий или воздействия вредных для здоровья факторов. И тем не менее, производство страдало из-за болезней сотрудников. С бизнесменами были солидарны и банкиры. Не лучшим образом дела обстояли и в армии, и в полиции. Да и вообще была ли какая-нибудь сфера человеческой деятельности, где бы в то время в Англии со здоровьем все было бы в порядке? Клинические врачи и эпидемиологи это положение вещей никак объяснить не могли: новые болезни, с их точки зрения, не возникали, а старые они «успешно» лечили традиционными методами. Эпидемий тоже не было. Но демографические показатели резко изменились в худшую сторону: снизилась рождаемость, «помолодела» смертность, увеличилось число случаев так называемой скоропостижной смерти. Точно так же в Англии стала расти кривая самоубийств и детской преступности.

Социальные психологи — первые, к кому обратились за объяснением такого положения в обществе, не смогли дать научного объяснения положению дел со здоровьем населения. Кто-то из них, наверняка, впервые произнес это магическое слово — социальная медицина, которое очень скоро стало у всех на устах, в том числе у высочайших особ. Вот тогда-то по высочайшему повелению короля придворному профессору (психиатру по специальности) Джону Артуру Райлу было поручено организовать Институт социальной медицины, который должен был войти в структуру Оксфордского университета. Так в Оксфорде в 1940 г. возник первый в мире Институт социальной медицины.

Не прошло и года, как социальные институты появились и в других городах Великобритании, сначала в Бирмингеме, а потом в Эдинбурге. Прошли научные конференции и симпозиумы по социальной медицине. В них принимали участие врачи всех специальностей, наркологи, гигиенисты, биологи, а также философы, актеры, социальные психологи, бизнесмены и банкиры, военные и люди в штатском, экономисты, юристы, политологи. Всех интересовало одно — перспективы социальной медицины в деле оздоровления общества и нации. Все говорили об актуальности и огромной значимости социальной медицины для общества, но никто не предложил плана конкретной деятельности вновь созданной научно-практической дисциплины. Правда, одна существенная проблема Института социальной медицины сразу же была решена: вслед за Высочайшим повелением, а значит и покровительством, нашелся и тот, кто обязался финансировать деятельность Института — всем тогда в Европе хорошо известный Ньюфилдовский Фонд.

Первое, что сделал Институт социальной медицины — отгородился от больниц, клиник и учреждений, занимающихся профилактикой и лечением заболеваний. Дж. Райл называл социальную медицину «побочным ребенком клинической медицины и общественного здоровья». Он писал:

Те и другие (учреждения клинической медицины и профилактические учреждения) за деревьями (т.е. конкретным больным или болезнью) не видят леса! (т.е. общественного положения людей).

В своей деятельности Дж. Райл начал с нуля, опираясь на общественные дисциплины, прежде всего философию и этику, не отмежевавшись и от социологии. Но при этом Райл негодовал, когда кто-нибудь по ошибке вместо социальной медицины произносил социология медицины.

Оксфордский Институт социальной медицины не успел развернуться и решить хотя бы одну из актуальных проблем общественного здоровья Великобритании, так как началась война. Деятельность его во время войны была подчинена фронту: он, развернув койки для раненых, превратился в обыкновенный военный госпиталь. В послевоенное время картина мира изменилась, в том числе и для социальной медицины. Ее институты, ассоциации, фонды, лаборатории, кафедры стали появляться во всех странах Западной Европы и прежде всего в США.

§ 1.3.5. Расцвет социальной медицины в США и странах Западной Европы после Второй мировой войны

США шли своим путем к осознанию необходимости создания институтов социальной медицины, а по существу, новой отрасли медицинского знания. Если в СССР в предвоенные годы за общественное здоровье отвечали социальные гигиенисты, а за «моральное здоровье» — социальные психиатры, то в США за то и за другое отвечали социальные психологи. Теория социальной стратификации и мобильности (суть: общество расслоено на классы, но мобильно; классы, как высшие, так и низшие, постоянно пополняют друг друга, поэтому никакой классовой борьбы между ними быть не может) была идеологией правящих классов США.

Как социологическая теория социальной стратификации и мобильности вырабатывалась сугубо в лабораторных условиях и на малых групцах в начале XX в. (см.

работы У. Мак-Дугалла и Э.О. Росса). Но американское общество тогда процветало и действительно было стабильным. Поэтому вопросов об общественном здоровье американского народа в то время не возникало. Правда, практикующие врачи сталкивались с необходимостью изменить подходы к пациентам с учетом таких, например, социальных сторон его жизни, как наличие или отсутствие у него семьи; удовлетворен ли он своей работой, местом жительства или нет? Эти вопросы возникали у врачей-интернистов, как будто течение и лечение, например, острой пневмонии зависит от семейного и социального положения больного. И, тем не менее, появились книги, написанные терапевтами, такие, как: «Пациенты имеют семьи» (Генри Ричардсон, 1943 г.), «Пациент как личность» (изучение социальных аспектов болезни — Кэнди Робинсон, 1940 г.). Но это были лишь отдельные, разрозненные симптомы пока еще не существующего в США общественного заболевания.

Положение в стране в корне изменилось после Второй мировой войны. И хотя страна не была в числе побежденных, и карту Европы и мира также перекроила в свою пользу, в ней назревал глубокий социальный катаклизм: «Все вдруг поняли, что общество больно и эта боль идет не от ран!» Так сказал выдающийся американский писатель Джером Сэлинджер. А видный американский экономист Пол Сэмюэлсон сделал вывод, что «цикл благополучия для Америки закончился». Некоторые социальные психологи, правда, считали, что все дело в том, что американцы сбросили на Японию атомные бомбы и поэтому нанесли себе тяжелый моральный ущерб.

Как пришла американцам мысль искать спасение в социальной медицине — нам неизвестно. Они, конечно, знали о существовании Института социальной медицины в Оксфорде. Но опыта тот институт (как и другие, в том числе его филиалы) приобрести не успел. Не было создано даже концепции социальной медицины. Остается констатировать появление первого американского института социальной медицины в 1946 г. при Нью- Йоркской Медицинской академии. Возглавил его тоже терапевт, доктор медицины Яго Гальдстон. Открытие этого института произошло вслед за появлением Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Поэтому в нем принимали участие все участники Всемирной организации здравоохранения (генеральный директор ВОЗ Брок Чишолм на открытии выступил с большой речью, сказав, что этот Институт — краеугольный камень будущего здания здоровья Планеты). Институт финансово поддержали Милбанк, Мемориальный Фонд, Фонд Рокфеллера. Почетными профессорами института стали директор Британского Института социальной медицины Дж. А. Райл, Лорд Хордер (покровитель Оксфордского института социальной медицины), Ертст Стеббинс, директор Института медицинских наук, Хенри Зигерист, директор Университета гигиены Джон Хопкин и другие ведущие бизнесмены и медики страны. В Институте были созданы следующие факультеты: истории медицины, философии и социологии медицины, гигиены, психологии, психиатрии, эпидемиологии, гигиены питания, социальной педагогики, социальной криминологии, планирования и маркетинга и др. К столетию Нью-Йоркской Медицинской академий Институт социальной медицины провел первую международную конференцию (1947 г.), материалы которой были опубликованы отдельным сборником в Нью-Йорке в 1949 г. под общим заглавием «Социальная медицина: ее истоки и объекты». Теперь американцы могли спать спокойно: здоровье нации находилось в надежных руках.

Вместе с британским и американским Институтами социальной медицины в этих странах, а также в странах, которые находились под их влиянием, стали появляться колледжи, которые готовили социальных работников, социальных педагогов, социальных юристов и, конечно, социальных медиков. В этих странах стали создаваться инфраструктуры социальной защиты населения.

В других странах Западной Европы институты социальной медицины стали появляться лишь в 60-х годах, (в Италии, Франции, Испании, Бельгии, Западной

Германии, Норвегии, Австрии). До сих пор их нет в Голландии, Швейцарии, Дании, Швеции.

§ 1.3.6. А.В. Снежневский. Предпосылки формирования современных социально- медицинских воззрений в постсоветском пространстве

Психиатрия со времен становления Советского государства полностью берет под «опеку» его здоровье (прежде всего, конечно, нравственное, политическое и идеологическое). Таковой она остается и до конца существования СССР. В то время, когда во всем цивилизованном мире бурно расцветала новая отрасль медицины — социальная, видный советский психиатр, сподвижник П.Б. Ганнушкина М.О. Гуревич, действительный член АМН СССР, профессор 1-го Московского Ордена Ленина медицинского института выпускает в свет учебник для медицинских институтов «Психиатрия» (М., 1949). Введение начинается словами: «Психиатрия — наука о болезнях мозга, проявляющихся в психических изменениях». На первый взгляд, странно узкое и недостаточное определение для науки, реально берущей на себя функции социальной медицины. Собственно ничего удивительного в этом нет. Ведь неслучайно на Западе советская психиатрия прямо ассоциировалась с КГБ, а последний, как известно, афишировать свою деятельность не любил.

Советскую психиатрию олицетворяли собой Институт Общей и Судебной психиатрии им. В.П. Сербского и Андрей Владимирович Снежневский — советский психиатр, основатель научной школы, академик АМН, Герой Социалистического Труда, изменивший классификацию шизофрении.

Архивная служба России открыла для исследователей некоторые документы бывшего ЦК

КПСС, касающиеся психиатрии в СССР. Так, например, в выписке протокола заседаний Политбюро ЦК КПСС от 15 ноября 1989 г. за № П171/21 с грифом «совершенно секретно» находим, что вопрос «О совершенствовании законодательства об условиях и порядке оказания психиатрической помощи», следует «... снять как вопрос политический». И это накануне очередного Конгресса Всемирной психиатрической ассоциации в Афинах, на котором (уже было решение на рабочем уровне) должны были восстановить членство Всесоюзного общества психиатров СССР во Всемирной психиатрической ассоциации (WPA). Как известно, нас исключили из нее именно за карательные функции советской психиатрии. (Одним из примеров репрессивного характера советской психиатрии было пресловутое дело генерала Григоренко, известного диссидента, содержащегося в психиатрических больницах. О наличии у него психического заболевания до сих пор спорят психиатры разных стран).

Если во времена П. Б. Ганнушкина чрезвычайно высок был процент психопатий, то во времена А.В. Снежневского — шизофрении. Оппоненты обвиняют его в том, что будучи на службе карательных органов, он «выдумал» так называемую вялотекущую шизофрению. Это, по Снежневскому, самостоятельная форма шизофрении, протекающая без явного бреда и галлюцинаций, долго не приводящая к слабоумию. Чаще всего она проявляется (при психопатоподобном течении) асоциалъностъю или антисоциальностью больного. Естественно, в эту группу попадали все инакомыслящие, уклоняющиеся от службы в армии, пытающиеся уйти в монастыри, бродяги.

Яркие примеры — поэт Иосиф Бродский и математик Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. Именно за счет этой формы больных шизофренией на душу населения в нашей стране в 80-е годы было в 3 раза больше, чем в США, в 2 раза больше, чем в Западной Германии, Австрии и Японии. Вообще, ни в какой другой стране (из западных) не было столько больных шизофренией. Диагноз «вялотекущей шизофрении» (а значит и пожизненный учет в ПНД) мог быть выставлен и амбулаторно, и согласно письменным заявлениям соседей, родственников или сослуживцев «больного». Человек, получивший диагноз «вялотекущей шизофрении», выпадал из социальной жизни (по ограничениям) и тем самым как бы подтверждал правильность выставленного диагноза. Так, к примеру, ему нельзя было управлять автомобилем, работать в «ящике», поступать во многие вузы. Он становился «невыездным». Вступить в брак, имея на руках справку учета в ПНД или «белый билет» по графе 4, тоже было не простым делом. Перед каждым праздником или государственным мероприятием таких больных без их согласия госпитализировали (на время мероприятия) в психиатрическую больницу. Если же они сопротивлялись или ударялись в бега, то получали к истории болезни гриф «СО» (социально опасный). Этот гриф больной, находящийся на учете в ПНД как «шизофреник», мог легко получить, случись ему быть участником семейной или уличной драки.

Это самые страшные социальные последствия психиатрических научных взглядов школы А.В. Снежневского, имеющие логическую и методологическую основу в концепции репрессивной медицины, разработанной Н. А. Семашко и П. Б. Ганнушкиным. Что касается объявления инакомыслящих «сумасшедшими» и содержания их в психиатрических лечебницах (или в местах, изолированных от общества), Снежневский здесь не при чем. Сколько существовало на Земле цивилизованных обществ, столько это и практиковалось власть имущими. Вспомним хотя бы Сократа, «железную маску», Пьера Огюстена Бомарше, Френсиса Бэкона, Оскара Уайльда, на Руси — княжну Елизавету Тараканову, Г.Я. Чаадаева, «диссиденствующего» князя-беглеца В.П. Долгорукого (он писал памфлеты на правящую аристократию)... Что же касается «страшного» Института им. Сербского, то подобные заведения есть в каждой, даже самой демократичной, стране. Например, парижская психиатрическая лечебница святой Женевьевы намного страшнее нашего Института им. В. П. Сербского.

В 1972—1973 гг. по специальному соглашению Советского правительства с Президентом США Р. Никсоном во время его визита в СССР в наши психиатрические больницы были допущены американские эксперты. По предложению этих экспертов из больниц были выписаны все «инакомыслящие». Это были единицы. В 1988— 1989 гг. с психиатрического учета было снято около двух миллионов человек, тоже по требованию западных психиатров, как одно из условий принятия советских психиатров во Всемирную психиатрическую ассоциацию.

Сам Снежневский утверждал, что благодаря действиям советских психиатров удалось спасти от тюрем, лагерей, неминуемой смерти множество людей, чего у немецких коллег во времена Гитлера не получилось. «И инакомыслящие живы, и общество чище!» — как бы оправдывался Снежневский.

Учитывая сказанное выше, не удивительно, что правозащитники в нашей стране брали и берут на себя непосильный труд, занимаясь здоровьем нации, подменяя собой таким образом как раз социальных медиков.

Итак, мы проследили глубокую связь между тоталитарным режимом в нашей стране и концепцией репрессивной медицины с ее принудительным лечением и необходимостью реабилитации для больных и инвалидов.

За период распада СССР многое, что произошло, не могло не отразиться на состоянии здоровья народа. «Мы живем в больном обществе» — это действительно так. Разрушена система здравоохранения. Недееспособны институты социальной защиты населения. Резко изменились в негативную сторону демографические показатели. Появились новые социальные контингенты сограждан бомжи, мигранты, вынужденные переселенцы, беспризорные дети. Социальные катаклизмы, произошедшие в нашей стране за указанный период, тотально физически и психически травмировали общество. Оно расслоилось фактически на два класса: богатых («новых русских») и нищих. Работники бюджетной сферы оказались нищими, а это — производители материальных и духовных ценностей. Появилась огромная масса инвалидизированного населения (в десятки, сотни раз превышающая число подобных после Гражданской и Великой Отечественной войн).

Ситуация усугубляется тем, что народ деидеологизирован (девальвировались общественные и нравственные ценности, на которые были ориентированы граждане

СССР с раннего детства до преклонных лет). Духовная дезориентированность, фрустрированность огромных масс населения — страшная разрушительная сила для любого общества и общественного сознания. Отсюда, появление в нашей стране криминальных толп и психических эпидемий, повышение уровня преступности до невероятных размеров, появление новых видов преступности, в корне не свойственных русскому народу, таких, как серийные убийства и детская порнография, эксплуатация детской сексуальности. Открытое и откровенное манипулирование общественным сознанием стало нормой.

Дельцы «черных PR» являются государственными советниками, получая невероятно высокую зарплату по сравнению с зарплатой ученых, врачей и педагогов. В их распоряжение предоставлены все средства массовой информации. Устраиваются шоу на всю страну, в которых они демонстрируют себя как новые магистры, «учителя», менторы, «архитекторы», «дизайнеры» и хозяева социальных институтов в стране. И это тоже должно укладываться в общественном сознании как неизбежность. Многое, происходящее в обществе, преподносится, рекламируется и навязывается как неизбежность при всей своей нелепости и алогичности. И это тоже должна проглатывать, усваивать и переваривать общественная психика, лишенная самой возможности оценок и рефлексии.

Налицо, таким образом, глубоко психотравмирующие общество факторы. Геббельс заявлял, что, чем ниже нравственность у человека и в обществе, тем выше интерес к политике. И это надо насаждать, чтобы управлять послушными, потерявшими жизненные ориентиры, толпами. «Мелкий собственник, заливший шары пивом — цемент гитлеровской партии» — писал Я. Гашек. За всю историю России не было выпито столько пива, сколько за последние пять лет XX в.! Общенародным суррогатом алкоголя в нашей стране был самогон. Сейчас же не перечесть «ершей» — суррогатов алкоголя, продаваемых без возрастного ограничения на каждом углу от Москвы до самых до окраин. Тема: «рекламируемая и продаваемая пища как суррогат» — актуальнейшая тема современной эпидемиологии и гигиены.

Сократ сказал: «Здоровье — это все, но все без здоровья — ничто». В нашей стране сейчас ничто не стоит так дорого и не ценится так дешево, как здоровье. Появление знахарей, колдунов, лекарей от сглаза, альтернативных целителей и т.п., реклама через средства массовой информации сомнительных «лекарств», способов самолечения с привлечением безответственных «звезд» эстрады и кино, коммерческая медицина, предлагающая услуги, выполнение которых неизбежно приводит к уродству и глубокому нарушению физиологических и психических процессов в организме, и многие другие явления нашей повседневной действительности — все указывает на актуальность для России предупреждений древнего мудреца.

Отсюда вытекает, что построение нового здравоохранения в современной России должно начаться с организации институтов социальной медицины. Только таким путем можно исправить современное положение вещей, касающихся общественного здоровья в России.

Напомним, что после Афганистана были: Чернобыль, Армянское землетрясение, Карабах, события в Тбилиси, кораблекрушения в Черном и Балтийском морях, до сих пор необъяснимая гибель «Курска» в Баренцевом море, постоянные взрывы с человеческими жертвами на угольных шахтах, путч, октябрьские события у Белого дома, убийства (до сих пор нераскрытые) известных общественных деятелей, финансовые аферы (типа МММ и «Властелины»), войны с «перемирием» в Чечне, террористические акты, заложники, взрывы в Москве и других городах России, публичные казни, транслировавшиеся по телевидению. Публичное сознание в одном пространстве памяти держит картины казни четы Чаушеску и жертв шариатского суда. Мефистофельские фигурки Березовского, Гусинского, Абрамовича с их непонятными здравому смыслу астрономическими цифрами капитала, появившегося неизвестно откуда и каким путем за комически короткий срок, контаминируют с образами Чумака и Кашпировского, морочащих головы миллионам советских людей по Центральному государственному телевидению. Пожар Останкинской башни; заморозки в Приморье и «веерное» отключение электричества от военных объектов, детсадов и больниц на «законных основаниях». Если все перечислять, не хватит времени для других тем изучаемой дисциплины. Но какое еще историческое время нашей страны так богато социально-криминальными событиями разного ранга, прямо или исподволь калечащими общественное здоровье «здесь и сейчас» и вовеки веков? В этом же ряду фарсы с перезахоронением царских останков и захоронением мумии Ленина...

Все это не может не иметь удручающих социальных последствий для генетической памяти нашей нации. А тут еще хлынувшие в нашу страну, как следствие размывания границ, тонны наркотиков в ситуации, когда наркологическая служба не успела пока возникнуть. Безнадзорность средств массовой информации (рекламы) со стороны органов здравоохранения, даст, как минимум, развитие в ближайшем будущем массовых токсикомании (от употребления пищевых продуктов с химическими добавками в качестве допингов). Непременно, как показывает зарубежный опыт, будут негативные последствия и от эротизации массового сознания.

А теперь немного статистики. Вот некоторые данные из материалов прошедшего в ноябре 1995 г. XII съезда психиатров России и из других официальных источников. За последние пять лет первичная регистрация психических расстройств выросла на 21%, на 56% увеличилась инвалидность по психическим заболевания,. 86,5% работников промышленных предприятий имеют те или иные психические аномалии, при этом у половины из них речь идет о хронических душевных расстройствах, у 16% — о личностных отклонениях, у остальных — о хроническом алкоголизме и полинаркомании. Быстро растет количество детей и подростков с нервно-психической патологией — в среднем на 8—12%. У 9,6% младенцев отмечаются явные психические нарушения. А среди дошкольников лишь у 45% отсутствуют признаки болезненных отклонений в психическом здоровье, но еще у 8% они отчетливо проявятся через 1—1,5 года при отсутствии необходимой психопрофилактической помощи. Распространенность нервно- психических расстройств среди детей школьного возраста достигает 70—80%. Так, в Санкт-Петербурге лишь семь детей из 100 не нуждаются в психоневрологической помощи. В то же время массовые обследования показывают, что за пределами психиатрической помощи оказываются 80% нуждающихся в ней детей и подростков, 63% психически больных детей-инвалидов не осматриваются психиатрами по году и больше. В настоящее время не ведется никакой профилактической работы с группами риска.

Последующие пять лет демографическую ситуацию в стране катастрофически усугубили.

Сейчас приходится констатировать факт, что в современных социально- экономических условиях происходит массовая десоциализация детей. 1,5 млн детей и подростков школьного возраста находятся за дверями школы. По различным данным, употребление наркотиков детьми и подростками за последние 5 лет возросло в 3—7 раз и охватывает до 20% детей и подростков страны. Преступность же детей и подростков за этот же срок возросла в 1,5 раза, а число самоубийств — на 30—60%. Среди детей со школьным адаптационным синдромом (стрессом) 93—95% имеют психические нарушения; 50—81% детей и подростков с девиантным и делинквентным поведением страдают теми или иными психическими расстройствами. Детское бродяжничество — особая стигма нашего больного общества.

Растут сроки от начала заболевания ребенка до его первичного обследования. И то лишь после того, как его поймают как наркомана, или как бродягу, или как проститутку, или как вора, или он утром не сможет встать с постели по причине непонятной выраженной слабости и резкого упадка сил. Деструкция семейных отношений — еще одна злободневная тема для социальной медицины.

Не в лучшем положении находится и психиатрическая помощь престарелым и инвалидам, а показатели их психического неблагополучия еще в худшем состоянии, чем у детей и подростков. Здесь необходимо добавить, что специальности детских и подростковых психиатров в настоящее время исключены из номенклатуры врачебных специальностей решением Министерства здравоохранения РФ. Что же касается стариков, то достаточно указать лишь на два факта: в России нет ни одного геронтологического института. Геронтологические койки находятся в психиатрических стационарах общего типа. Положение бюджетных интернатов для престарелых в настоящее время жалкое.

Проблем, подобных нашим, российским, конечно же, нет в развитых западных странах. Там свои проблемы, часть которых уже «привились» и нам. Повторим: детская проституция и порнография. И назовем еще одну, страшную реальность современной России, «привитую» нашему народу — торговлю детьми. Этот общественный порок имеет скрытые и хорошо завуалированные под «благотворительность» формы.

Безусловно, общими для России и западных развитых стран являются проблемы, связанные с научно-техническими достижениями в областях, прямо имеющих отношение к общественному здоровью. Это генная инженерия, клонирование, криогенизация, трансплантация и имплантация органов, эвтаназия, селекция, эксперименты на людях, «омолаживание», изменение половой принадлежности, искусственное оплодотворение и др.

Дата: 2019-05-28, просмотров: 198.