Ораторское искусство в Греции в целом

Греки издавна полагали, что мастерство оратора (ритора) является н не только божьим народом, но и навыком, которому можно научиться. Таким образом в Греции родилась риторика – теория и практика красноречия, имеющая важную роль в античной культуры. Родоначальниками риторики стали софисты (от греч. «софос» - «мудрый») – первые профессионалы умственного труда в мировой истории. Они основывались на представлении о том, что «истинно то, что убедительно», а главной мудростью считалось умение убеждать. Своим премудростям софисты за плату обучали всех желающих, для чего и были созданы первые учебники по риторики.

И до софистов были выдающиеся ораторы, к которым относится Перикл (ок. 490 – 429 гг. до н.э.), вождь афинской демократии. Такие ораторы, как он, произносили речи всегда по какому-либо поводу, стремясь призвать, воодушевить или в чем-то убедить сограждан. Речи же софистов «оторвались» от практической надобности и превратились в своеобразное упражнение, демонстрацию логических ходов и изысканного слога.

Опытный оратор обязательно вставлял в речь указания на ее план, поскольку слушатель должен был чувствовать, почему от одной темы выступающий перешел к другой и куда он клонит. Начало и конец отдельных разделов и всей речи выделялись различными способами – например, краткими и четкими обобщающими формулировками, которые скрепляли сказанное,, придавая ему цельность.

Риторика не только учила стилю и логике, но и давала полезный опыт связного, доходчивого повествования, необходимого для участия в народном собрании или суде. Много внимания уделялось изображению людских характеров, поскольку часто в суде наиболее важным был вопрос о том, хорошим ли человеком является обвиняемый. Причем речи нередко сочиняли за других лиц специальные логографы (от греч. «логос» - «речь» и «графо» - «пишу»).

Расцвет греческой риторики – IVв. до н.э.. старейшим из крупных ораторов Афин и классиком судебного красноречия был Лисий (ок. 445-380гг. до н.э.). Он дал образец ясного и простого стиля, привлекающего тщательным отбором фактов, выражений и доводов.

Исократ

Исократ открыл в Афинах первую постоянную риторскую школу. Он сам не выступал с речами, поскольку был робок и слаб голосом («я как оселок: сам не режу, а других вострю»), однако он является мастером пышного и звучного стиля, пользовавшемся особенным спросом при торжественных выступлениях. Этот вид речей Исократ превратил в политическую публицистику. Если из речей Лисия проступает образ идеального гражданина, то из речей Исократа – модель идеального государства и облик идеального государя.

Из 28 его речей дошло до нас 21, а также 9 писем к нескольким историческим личностям: македонскому царю Филиппу, тирану Дионисию и т. п. Судебные речи, числом 6 (XVI—XXI), относятся к первой поре деятельности Исократа (402—390) и составлены для произнесения на суде одной из сторон, если только это не школьные образцы, сочиненные учителем в руководство ученикам по поводу действительных или даже вымышленных процессов: по крайней мере, Исократ в более поздние годы настойчиво отвергал всякую прикосновенность свою к судебному красноречию и о составителях подобных речей говорил с явным пренебрежением (XV, §§ 24-41). Изобилуя общими местами и софистическими измышлениями, не выдаваясь в стилистическом отношении, судебные речи Исократа содержат в себе некоторые бытовые черты и намеки на исторические события, особенно на тиранию тридцати и следовавшие за её падением перемены.

Славу и богатство доставила Исократу преподавательская деятельность, сначала на Хиосе, потом в Афинах, а также составление сочинений наставительно-политических. В «Панафинейской» речи (XII), в речи «Против софистов» (XIII) и в «Обмене состояниями» (XV) имеются некоторые автобиографические известия; здесь же преподаны правила декламации его речей (XV, 10-12). Из так называемых речей только немногие (IV, VI, VII, VIII, XII, XV) заслуживают это название; все прочие — или обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой, или упражнения в модном тогда стиле софистов.

Самая ранняя и вместе замечательнейшая из речей Исократа, «Панегирик», стоила автору 10 лет труда (390—380); наиболее поздняя, «Панафинейская» речь, начата им на 94 и кончена на 97 году жизни; обе речи названы так от праздников, к которым приурочивал автор их произнесение. На самом деле сочинения Исократа назначались для чтения дома или в кружке друзей и ни одно из них не произносилось ни в суде, ни в народном собрании. До конца дней своих, однако, Исократ стремился направлять события к определенной цели посредством воззваний к народам и царям и никак не мог понять, почему никто не пользуется его уроками в политике. Зато в роли мастера и учителя литературной прозы Исократ не имел соперников; слава его привлекала в его школу многочисленных учеников из разных мест европейской и азиатской частей Эллады.

Цицерон сравнивал дом Исократа с гимназией и с открытой для всей Эллады мастерской; школу его он называл троянским конем, из которого толпой вышли герои, ученики; число слушателей Исократа доходило, по словам его биографа, до ста. Из его школы вышли историки Ефор, Феопомп, Андротион, ораторы Ликург, Леодамант и др. Подобно софистам, Исократ учил за деньги, получая до 2 5 0 р. с. с ученика за курс; получал он иногда деньги и за свои сочинения — напр. за панегирик Евагору, саламинскому царю на Кипре, около 30000 р. сер.

Ученикам частью преподавались правила построения речи, начиная с подбора отдельных слов и кончая образованием длинных периодов, частью читались, с комментариями, собственные сочинения учителя. Об одном и том же предмете говорить на разные лады, подновлять старое, новому придавать печать старины, великое уничтожать, ничтожное превозносить — таково, по словам Исократа, назначение речи (IV, 8); то же говорили софисты, когда учили неправое дело сделать правым, и наоборот.

Период увлечения чудесной силой слова ознаменовался быстрыми успехами в разработке грамматики, в выяснении различных стилей и т. п. Усилиями Исократа завершено было развитие аттической прозы и приспособление её для разнообразнейших видов литературы не одних афинян, но и всех эллинов. Влияние Исократа перешло в Рим, отразившись на цицероновской прозе, а через последнюю проникло в книжную речь новых народов. Не обращаясь за украшениями к поэтической речи, избегая всего вычурного и напыщенного, И. довольствовался в своих уроках риторики и в составлении образцовых произведений теми средствами языка, какие были для всех доступны в живой речи современных ему афинян. Образцы предложений Аристотель в своей «Риторике» заимствует из Исократа. Периодическая речь, гармоническая, тщательно отделанная в своих составных частях, была впервые создана Исократом и преподана многочисленным его ученикам. На афинян, в высшей степени чувствительных к красотам слова, да и на прочих эллинов подобные сочинения производили чарующее впечатление (XII, 2; XV, 38-40).

Но слава ритора не удовлетворяла Исократа; он желал учить современные поколения «не только красноречию, но и добродетели», то есть морали и политике. Ему казалось, что только незвучный голос и робость перед толпой мешала ему играть роль вдохновителя народов и царей (XII, 9. 10). На самом деле больше, нежели голоса, недоставало Исократу. Ему не хватало ясного видения людей и событий, силы воли и решимости, страстного увлечения идеей и неутомимого изыскания живой действительности в её сокровенных мотивах и причинах — тех именно качеств, которые обеспечивали великим ораторам греческим и римским успех в многолюднейших собраниях. Вместо фактов, приуроченных к данному месту и времени, вместо неотразимых заключений из фактов Исократ обыкновенно предлагает своим читателям несколько общих положений о желательном порядке вещей и облекает эти мысли в изящную форму многоречивых советов в том убеждении, что народы или цари только дожидались благонамеренных указаний ритора и готовы согласовывать с ними свои поступки.

В совершеннейшем из своих сочинений, «Панегирике», изданном после Анталкидова мира (387), Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны и соединённые силы Эллады направить на общего врага, царя персов, с предоставлением морской гегемонии афинянам, а сухопутной — спартанцам. Предлагая повторить старый, много раз не удававшийся опыт, Исократ в то же время перечислением заслуг Афин перед эллинами только раздражал лакедемоняни затруднял полюбовное соглашение между двумя государствами. С этого времени Исократ не переставал проповедовать мир в среде эллинов, борьбу эллинов против персов и завоевание Востока, где могли бы поселиться многие нуждающиеся эллины (XII, 11 сл., 74-76, 119-1 2 1 и др.).

В умиротворителя Эллады и национального вождя эллинов Исократ пытался обратить то царя спартанского Архидама, то сиракузского тирана Дионисия Старшего, то царя македонян Филиппа. В 346 до н. э., когда Филипп владел уже многими городами Фракии, разрушил Олинфский союз, держал в своих руках Фермопилы и разорил Фокиду, Исократ приветствовал в беспощадном завоевателе благородного рыцаря, которому оставалось только опровергнуть клеветы афинских демагогов и стяжать себе вечную славу покорением Востока для свободных эллинов. Та же наивная вера в Филиппа проходит через всю «Панафинейскую» речь, выпущенную в свет в 339 г. Года за три до этого Исократ убеждал Филиппа беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.

Сохранился рассказ, будто Исократ не перенес роковой вести о поражении союзных эллинских сил при Херонее и уморил себя голодом; но на самом деле Исократ оставался до конца верным своему самоослеплению. Ко времени после Херонейской битвы относится письмо Исократа к Филиппу, в котором ритор с радостью оповещает, что теперь, когда умиротворение эллинов наступило само собой, царю легко исполнить заветную мечту своего советника.

Исократ был ритор, бедный оригинальными идеями, мечтатель без точных сведений о положении вещей. Несравненный мастер формы, он был лишен энергии, энтузиазма и творчества мысли. Историческая роль его сводится, помимо выработки общеэллинского литературного языка, к распространению раньше приобретенных понятий, гуманных и цивилизующих, далеко за пределы Афин; многочисленные ученики и читатели Исократа тем легче усваивали эти понятия, чем меньше изложение их носило на себе печать сильной, оригинальной личности.

Демосфен

Самым же знаменитым греческим оратором был ученик Исократа Демосфен (384-322). Потомки называли его просто Оратором, как Гомер был просто Поэтом. Его стиль – страстный и мозный. С детства он был слаб голосом и косноязычен, огромными усилиями он заставил себя говорить громко и внятно. Набивая рот камешками, он учился правильно шевелить языком, выбрил себе полголовы и спрятался жить в пещеру на берегу моря, пока у него вновь не отрастут волосы. На берегу моря он упражнялся в речах.

Речи его были суровы, в отличие от обычных речей, звучавших в народных собраниях, как правило, льстивых. Демосфен говорил: «Афиняне, вы будете иметь во мне советника, даже если не захотите, но не будете видеть во мне льстеца, даже если захотите».

Демосфен убедил афинский народ отдать государственнную казну на военные расходы вместо праздничных раздач. Также он объехал греческие города и собрал их в союз против Филиппа Македонского, а также сам воевал в первом ряду.

Главным учителем его в красноречии был Исей, по некоторым известиям, Демосфен был также ревностным учеником Платона и Сократа. С юных лет Демосфен, мечтая о славе оратора, взял себе за образец Перикла и прилежно изучал Фукидида, переписав его восемь раз собственноручно. Афиняне в то время были очень избалованы по отношению к ораторам: от оратора требовались не только внутреннее содержание, но известная мимика, разные приёмы рук, пальцев, положение тела во время речи, игра физиономии. Между тем Демосфен был косноязычен, имел слабый голос, короткое дыхание, привычку подергивать плечом и пр. Настойчивостью и энергией он победил все эти недостатки^[1].

Он учился ясно произносить слова, набирая в рот черепки и камешки, произнося речи на берегу моря, при шуме волн, заменявших в данном случае шум толпы; всходил на крутизны, громко читая поэтов; упражнялся в мимике перед зеркалом, причём спускавшийся с потолка меч колол его всякий раз, когда он, по привычке, приподнимал плечо. Изучая образцы красноречия, Демосфен по неделям не выходил из комнаты, обрив себе половину головы, во избежание соблазна. Его первые попытки говорить публично не имели успеха; но, ободрённый актёром Сатиром, Демосфен продолжал работать над собой.

В первый раз он обратил на себя серьёзное внимание в процессе против своих опекунов Афоба и Анетора, ограбивших его во время малолетства. Демосфен выиграл процесс, но не вернул всего своего состояния. Политическая деятельность Демосфена началась с усилением Филиппа Македонского. Предвидя гибель афинской свободы, Демосфен выступил со своими знаменитыми филиппиками^[2] и олинфскими^[3] речами. В 352 г. до н. э. он в первый раз энергично указал афинянам на тайные замыслы Филиппа и побуждал сограждан пожертвовать всем для создания сильного флота и войска. Зорко следил он за всеми военными действиями Филиппа в Греции, горячо убеждая народ помогать противникам Филиппа, чтобы не дать ему усилиться. Демосфен не падал духом от неудач; но когда Филипп силой и хитростью завоевал Фокиду, поставил свои условия Фивам, избран был сам в число амфиктионова судилища и прислал послов в Афины, Демосфен произнёс речь «О мире» и советовал уступить перевесу силы, в ожидании удобной минуты для новой борьбы. Демосфен вошёл в число послов, отправленных, чтобы заключить с Филиппом мирный договор, названный впоследствии Филократовым миром.

Вскоре Филипп воспользовался враждой аргивян с лакедемонянами и послал на помощь первым войско и деньги, надеясь проникнуть этим путем в Пелопоннес. Тогда Демосфен, с другими послами из Афин, отправился удержать аргивян и мессенцев от союза с Филиппом. Несмотря на коварство Филиппа, послы которого уверяли афинян в его миролюбии и жаловались, что Демосфен напрасно восстановляет против него всю Грецию, Демосфен, благодаря страстному красноречию и глубокому убеждению, снова разоблачил его во второй своей филиппике и вложил в уста народа достойный ответ и вызов Филиппу. Заслуга Демосфена должна быть ценима на этот раз особенно высоко, потому что Филипп подкупами и другими средствами приобрёл сильных друзей в Афинах; во главе их стоял Эсхин, явившийся опасным врагом Демосфена. С ним и его партией снова пришлось считаться Демосфену, когда Филипп завоевал Эвбею, всё более угрожая свободе Афин.

И на этот раз победили энергия, благородство и талант Демосфена. Он поднял всю Грецию против Филиппа. Фокион, во главе войска, собранного по настоянию Демосфена, изгнал из Эвбеи тиранов, посаженных Филиппом. Вскоре Филипп принуждён был также снять осаду Коринфа. Демосфен был увенчан золотым венцом, на празднике больших Дионисий; но ему не суждено было завершить успешно дело рук своих. Третья Священная войнапозволила Филиппу проникнуть в самое сердце Греции; он захватил Элатею. Народ в Афинах пришёл в отчаяние, узнав об этом. Один Демосфен не падал духом, и по его настоянию, при его личном содействии, между Афинами и Фивами состоялся договор, повлёкший за собой две победы. В Афинах торжествовали, на голову Демосфена возложили венок; но радость эта была последней и короткой.

Битва при Херонее, в 338 году до н. э., положила конец свободе и независимости Греции. Филипп, по своему обыкновению, старался после победы приобрести расположение Афин, отпустив пленных без выкупа, выдав тела убитых и пр.; но Демосфен не переставал предостерегать доверчивых афинян. Он приобрёл этим много врагов, так как лукавая кротость Филиппа и его деньги подкупали граждан. Однако, несмотря на происки Эсхина, Демосфен был снова увенчан народом. Борьба партий продолжалась много лет и окончилась полным торжеством Демосфена, после речи его «О венце». Это последнее состязание привлекло тысячи слушателей со всей Греции, и сам Эсхин признал совершенство красноречия своего знаменитого противника. Смерть Филиппа возбудила новые надежды. Демосфен убеждал не отдавать гегемонию в руки наследника Филиппа, надеясь поднять снова всю Грецию и другие народы, покоренные царем. Александр не дал опомниться противникам и быстро подавил волнение. Его победы не сломили духа Демосфена. Он воспользовался восстанием Фив, чтобы снова уговорить Афины свергнуть иго Александра. Александр усмирил восстание, жестоко наказал Фивы, потребовал от афинян выдачи Демосфена, но, уступая просьбам афинского народа, оставил ему благородного патриота. С этой поры, однако, судьба преследовала Демосфена. Он был впутан врагами в большой процесс, приговорен к уплате крупной суммы, и, не имея её, бежал в Эгину и Трезену.

Когда умер Александр, казалось, счастье снова повернулось в сторону Демосфена. Он вернулся из изгнания, афиняне с торжеством встретили его и стали слушать его, вооружаясь к борьбе, воодушевляемые подвигами Леосфена, запершего и осадившего Антипатра в Ламии. Однако, вскоре была проиграна битва при Кранноне, а когда Антипатр, победитель восставших городов, двинулся на Афины, Демосфен бежал на Калаврию.

Речи Демосфена называют «зеркалом характера», подчеркивая их непосредственную связь с воззрениями автора, в противовес софистике, понятой в духе её критики Платоном, как известного безразличия к содержанию высказывания и примата формы^[4]. Риторическая практика Демосфена, довольно близка к теоретической риторике разработанной его современником Аристотелем^[5]. В частности, пониманием риторики как практической логики, что создает акцент на последовательности, связности, точности умозаключений, как следствие превалирование аrgumentum ad rem и ad veritatem, над ad hominem и ad pathos и отстраняет на второй план декоративные элементы речи^[6]. В приготовлении к речам проводил он нередко целые ночи. Язык его величествен, но прост, серьёзен и приятен, сжат, но вместе с тем удивительно плавен. Он достигал успеха не стремлением к эффектам, но нравственной силой, благородством мысли, любовью к родине, её чести, её славе и её прошлому. Обличительные речи Демосфена были едкими и желчными, за что, по сообщению Плутарха, современники прозвали оратора аргом (др.-греч.ἀργῆς, «змея»). Число речей Демосфена, известных в древности, было 65. Из них сохранилась 61, но в том числе несколько, принадлежность которых Демосфену сомнительна.