Период, прошедший с момента прихода к власти нового режима ознаменовался новым этапом непрекращающейся в Киргизии конституционной реформы. За 2005-2008 годы Конституция страны была изменена два раза – в ноябре 2006 и январе 2007 года.
В конституционном строительстве этого периода можно выделить два этапа:
- Переходный, связанный с принятием новой Конституции в ноябре 2006. Как отмечали эксперты, новая Конституция больше являлась политической договоренностью, чем юридическим документом. Согласованный на фоне высокого политического напряжения (7-дневного митинга и выступлений оппозиции), данный документ оказался полон противоречивых и неясных моментов, зачастую ошибок[159], что тут же породило разные инициативы по изменениям и дополнениям к Конституции[160]. В целом уже наблюдалось сокращение роли парламента и усиление президентской власти.
К числу позитивных изменений, несомненно, надо отнести включение в Конституцию положений о том, что арест граждан может осуществляться только по решению суда. Этому нововведению уже много лет препятствовали как органы внутренних дел, прокуратура, так и сами суды, опасаясь наплыва работы[161].
Ко второму позитивному явлению можно отнести и появление в конституционном формате Национального совета по делам правосудия. Это был новый механизм общественного участия в подборе кадров судов и контроле за их работой и он должен был сыграть позитивную роль в преодолении изъянов судебной системы.
С этой же Конституцией связывают возникновение нового, тогда еще не до конца осознанного момента представляющим общественную опасность. Он состоял в том, что был создан прецедент уличного правотворчества. Отныне любой, кому удастся собрать несколько тысяч человек, был вправе требовать изменения Конституции, законов, а любая группа депутатов – объявить себя Учредительным собранием и создать параллельную государственную систему. «Принцип верховенства закона, унитарности права - основа основ правового государства, поставлен на грань существования»[162].
- Окончательное закрепление позиции президента, связанный с принятием новой и ныне действующей Конституции в январе 2007 года (подписана Президентом и введена в действие)[163].
В этой редакции Конституции наблюдается много схожих моментов с Конституцией 2003 года, действовавшей еще при А.Акаеве[164]. Например, расписанные еще в Конституции 2003 года статус и прерогативы президента остались неизменными и в Конституции 2007 года. Президент - глава государства, высшее должностное лицо Кыргызской Республики, символ единства народа и государственной власти, гарант Конституции, свобод и прав человека и гражданина. Он определяет основные направления внутренней и внешней политики государства, представляет страну, принимает меры по охране ее суверенитета и территориальной целостности, обеспечивает единство, согласованное функционирование и взаимодействие государственных органов, их ответственность перед народом[165].
В этой версии Конституции также много неурегулированный и спорных моментов. Например, и у президента, и у парламента имеются полномочия, связанные с отставкой правительства, при общем доминировании президента. Но ни он, ни парламент не ответственны за работу правительства[166].
В целом по вопросам отставки правительства, роспуску парламента, назначению и освобождению должностных лиц от должности в том числе на ключевые посты (Счетная палата, ЦИК, например) президент обладает значительно большими полномочиями чем парламент. Кроме того, Конституции 2007 года подтвердила значительные президентские полномочия законодательного характера, предоставляет ему право проводить референдум, позволяющий ему принять решение или закон, которому противится парламент. Достижением Конституции 2007 года является ограничение права президента назначать референдум по внесению изменений в Конституцию - здесь ему нужно согласие 60% депутатов Жогорку Кенеша[167].
Так же необходимо отметить слабую юридическую технику, при помощи которой исполнена Конституция. Она изначально не соответствует правилам написания документов такого уровня. Нет корректности и единства использованной терминологии, стилистики, логичности и последовательности изложения. И это обнаруживается даже при поверхностном просмотре Конституции[168].
В целом, последние два (из шести) изменения Конституции Кыргызской Республики поражают своей неожиданностью и скоростью принятия. К основным характеристикам конституционного реформирования последних лет можно отнести:
§ Непрофессиональность работы по изменению Конституции. Специалисты были выключены из этого процесса. То есть, конституционным строительством занимались политики, а они исходят из желания получить доступ к ресурсам. Поэтому наблюдалась борьба за исполнительную власть, кто будет ее контролировать и формировать. «Это настолько очевидно, что в последних проектах Конституции отсутствует статья об отзыве депутатов, а это потому, что парламент никого не интересует, всех волнует контроль правительства»[169].
§ Отсутствие общественно-значимой цели. С одной стороны президент всегда знал, зачем он меняет Конституцию – для усиления своей власти, с другой, оппозиция – некогда не имела четкой цели, кроме как ослабление президентской власти. Что заведомо ставило ее в проигрышное положение.
§ Постепенное усиление конституционно-закрепленной власти президента (даже большей чем у А.Акаева), сокращение прав парламента и сведение к нулю правомочности и статуса парламента.
§ Допущение многочисленных ошибок и противоречий в текст Конституций. Многие формулировки были туманы и противоречивы, что закладывало основу для будущих конфликтов или бесконечного нормотворчества. Причем отчасти погрешности допускались намеренно, для того чтобы в последующем была возможность интерпретировать нормы так, как будет удобнее.
Можно констатировать, что основные изменения в Конституции происходили в основном из-за перераспределения власти между двумя всенародно избираемыми органами - президентом и парламентом[170].
Таким образом, Конституция Кыргызской Республики часто менялась, но в любом случае президент прочно удерживал свое доминирующее положение по отношению к парламенту и к правительству. Вместе с тем президент всегда добивался прикрытия своих реальных полномочий «согласием парламента», «выражением недоверия со стороны парламента» в Конституции, а также политической ответственностью премьер-министра за деятельность правительства[171]. Резюмируя, в Конституции 2007 года сохраняется:
· несоответствие между большими полномочиями президента, урезанными полномочиями парламента и отсутствием их ответственности перед народом за политику, проводимую правительством;
· слабый, зависимый от президента и чуть меньше от парламента премьер-министр, у которого вместе с тем большая ответственность;
· ослабленный парламент из-за остающихся значительными полномочий президента законодательного характера.
· Механизм формирования правительства стал запутанным, и его осуществление на практике зависит от способности президента находить общий язык с парламентом, который будет оставаться разношерстным из-за существования смешанной избирательной системы, а значит и непредсказуемым.
Изменения Конституции привели к сохранению устаревшей, несбалансированной и не соответствующей потребностям времени государственной машины. Можно говорить, что из президентско-парламентской неопределенности страна вернулась к президентской форме правления, причем в некоторых моментах с даже более сильной властью президента, чем при А.Акаеве.
Невзирая на это в конституционном развитии появились и позитивные явления – во время указных изменений наблюдался постепенный рост общественного внимания к конституционной реформе, к вопросам разделения властных полномочий. «Пока общественный дискурс происходит на дилетантском уровне, но это начало процесса. Сегодня важно не столько содержание, сколько сам процесс споров, дебатов о Конституции, в ходе которых постепенно будет выкристаллизовываться общественное мнение, способное влиять на политическую элиту»[172].
Но произойдет это нескоро, по крайней мере, по конституционному вопросу. Связанно это с низкой правовой грамотностью населения страны и структурой власти в стране, в принципе.
Структура власти.
Особенностью кыргызского общества является то, что реальная власть сосредоточена не в политических институтах, которые в лучшем случае служат лишь площадкой борьбы или средством легитимизации властных целеполаганий и действий различных групп, являющихся реальными носителями власти. Это можно назвать своеобразно традицией перешедшей по наследству от режима Акаева, а тому – от советского способа управления.
К числу таких групп необходимо отнести[173]:
§ семейные кланы, чьи представители занимают формальные руководящие посты в государстве или других политических институтах.
§ региональные элиты, участвующие во властных отношениях.
§ «оппозиция» - специфическая группа переменного состава, обладающая только одной постоянной системной функцией - оппонирование власти.
§ группы и отдельные лица - обладатели крупных капиталов или контролирующие финансовые или другие ресурсы.
§ идеологические элитные группы, являющиеся носителями наиболее массовых идей и представлений.
§ элиты этнических групп, представленных в Кыргызстане (наиболее активными являются узбеки и казахи).
§ криминальные группы, контролирующие определенные ресурсы и территории.
§ профессиональные корпорации, связанные с обслуживанием политики (экспертные структуры, средства массовой информации).
Каждая из этих групп отличается особенным способом и степенью включения во власть, технологиями ее употребления, форматами политической деятельности и типом отношений с формальными политическими институтами.
Первая группа - семейные кланы, как правило, непосредственно включена в формальные политические институты, либо контролирует их через влияние на различные, прежде всего - верхние уровни системы управления.
Присутствие таких семейных клановых групп заметно не только в государственных структурах (исполнительная власть, депутаты, судебная власть), но и в политических партиях, и в меньшей степени - в неправительственных организациях[174].
По степени влияния они являются наиболее мощными и эффективными, поскольку обладают высокой степенью консолидации целей и координации политики. Семейный клановый формат удержания и употребления власти является наиболее широко распространенным и существует во всех уровнях политической системы страны.
За счет непосредственного включения в политические институты семейные группы успешно маскируют собственный клановый интерес под общественный, корпоративный, институциональный и так далее, создавая тем самым эффективный манипулятивный механизм, усиливающий их власть и делающий ее идеологически менее уязвимой.
Существование и функционирование семейной клановой системы употребления власти делает формальными политические институты, их предназначение и функции. Власть уходит из политических институтов, перемещаясь в семьи.
Вокруг влиятельных семей, позволяющих обеспечить доступ к ресурсам, создается мощная группа обслуживания, использующая свое положение для контроля ресурсов и получения более льготных режимов работы. Таким образом, например, при правлении А.Акаева существовало несколько таких групп, члены которых сумели сделать себе крупные состояния и/или приобрести высокое положение в системе политических институтов (должности в исполнительной власти, депутатские мандаты и так далее). Естественно, что со сменой власти часть из них перешли в обслуживание новой власти, а многие, не сумевшие или не пожелавшие это сделать, - перешли в «оппозицию».
Региональные элиты обладают несколько меньшей политической энергетикой и, следовательно, возможностью доступа и объемом власти.
Существует три уровня регионализации: территориальный, локальный и родовой. В последние годы наблюдается рост значения родового уровня. Но в любом случае, как правило, региональный фактор неформальных политических преференций является вторичным по отношению к семейному[175].
Как правило, региональная составляющая власти проявляется в виде кадровой политики. Так, во время президентства А.Акаева было характерно преобладание назначений на государственные должности представителей кеминско-нарынского и таласского регионов, с приходом К.Бакиева идет преобладание назначений представителей южных регионов.
Регионализм присущ всем элементам политической системы. Так, на первой стадии формирования политических партий регионализм был одним из ключевых, системных признаков их возникновения и деятельности. Переход к системному партийному строительству несколько снизил значение этого фактора. Успешными теперь могут быть только политические партии, объединяющие представителей всех регионов страны. Тем не менее, учет регионального аспекта является важным фактором обеспечения стабильности политической системы.
Также существует определенное распределение власти среди самих региональных политических элит. На него влияют три фактора: традиционная система родовых иерархий, политическая история тех или иных элитных групп данного региона и уровень экономического влияния и объема ресурсов, которые могут быть потрачены для укрепления региональной власти.
«Оппозиция» как один из влияющих компонентов властных отношений возникла относительно недавно. История ее реального участия во власти начинается с аксыйских событий[176]. Тогда впервые официальная власть и семейный клан почувствовали силу политического влияния оппозиционных групп. Именно к тому времени относятся первые проявления того, как противостояние оппозиции приводит к политическим решениям официальной власти, продиктованным оппозицией (освобождение А.Бекназарова, кадровые отставки)[177]. Организация мартовских событий проявила оппозицию как властный институт, соизмеримый по мощности с государственными и семейными политическими институтами.
Однако в силу природы этого неформального политического института в Киргизии, оппозиционный политический потенциал обладает только временной мощностью, отсутствием идейных основ и по этим причинам не является системным институтом политики. В ситуации, когда власть не делает существенных ошибок, или идет на коммуникацию и компромиссы, оппозиция теряет подпитку и энергетику политического противодействия. Это и произошло в 2006-2007 годах, когда политическая оппозиция выродилась из мощного политического движения в противостояние власти небольшой группы политиков, не пользующихся широкой поддержкой.
В последнее время все большую роль в политическом взаимодействии играют группы и отдельные лица - обладатели крупных капиталов или контролирующие финансовые или другие ресурсы.
Здесь надо различать три группы. Первая - это бизнес-элита, сформировавшая свои состояния в период правления А.Акаева в стране или за ее рубежами и заинтересованная теперь в сохранении своего капитала, собственности или инвестициях в страну. Как правило, это относительно независимые в экономическом отношении люди. Формы их участия в политической жизни различны. Одни пытаются встроиться в политические институты, занимая крупные государственные посты или избираясь депутатами Жогорку Кенеша. Другие - работают в открытом оппозиционном формате, пытаясь за счет этой политической позиции сохранить свои состояния. Главная цель их политического участия - защита и развитие своего бизнеса[178].
Другая группа - высокопоставленные государственные чиновники, близкие к распределению финансовых и других ресурсов. Они непосредственно встроены в государственные институты. Как правило, они работали с прежним режимом и продолжают работать с нынешним за счет технологий подкупа и услуг.
Третья группа - семейные бизнес-команды, люди, близкие к родственникам высокопоставленных чиновников и политических деятелей, составляющие менеджмент их бизнеса или его поддержку. Эти группы оказывают определенное влияние на политические решения и работу политических институтов, лоббируя свои интересы и интересы своих патронов.
В значительно меньшей степени, но, тем не менее, включены в политические властные отношения идеологические элитные группы, являющиеся носителями наиболее массовых идей и представлений.
В связи с начавшимся процессом кыргызской самоидентификации активность таких групп существенно возросла. Однако в политическом пространстве она проявляется еще недостаточно. В основном это группы, выдвигающие идеи кыргызской самобытности и собственного пути развития. Идеи кыргызского национализма, несмотря на их растущую привлекательность, особенно в молодежной среде, пока не имеют четкого политического оформления. Несколько политических партий, взявшие их за основу, являются достаточно слабыми и не имеют эффективных и привлекательных программ. Идеи национализма больше живут и оказывают политическое воздействие через другие общественные институты - местные сообщества, неправительственные организации, печатные издания.
Отчасти влияние национальных идей проявляется в этнической политике государства, где очевидно взят курс на моноэтничность. Изменения в избирательном законодательстве, предоставляющие возможность участвовать в работе высшего законодательного органа этнических групп, являются скорее исключением, чем правилом.
В силу этого достаточно специфическим образом работают с формальными политическими институтами элиты этнических групп, представленных в Кыргызстане. Основным каналом политического взаимодействия и политического влияния является Ассамблея народа Кыргызстана, использующая свой статус консультативно-совещательного совета при президенте для лоббирования идей этнического развития. Объединяя формально национально-культурные центры, она де-факто является структурой политического представительства этнических сообществ[179].
Попытки появления этнических партий всячески блокируются со стороны властей. Создание политических партий по этническому признаку запрещено Конституцией страны. Тем не менее, отдельными этническими группами предпринимаются попытки в прикрытой форме создать политические организации, защищающие интересы определенных этнических групп.
Нельзя отрицать тот факт, что нередко субъектами политических отношений являются криминальные группы, контролирующие определенные ресурсы и территории. Помимо того, что люди, известные своими связями в криминальном мире, избираются в состав Жогорку Кенеша, теневые структуры используются в ряде случаев для оказания давления на различные политические силы, а их ресурсы привлекаются для проведения политических кампаний[180].
Однако по мере укрепления власти их использование в политических интересах становится ненужным, и тогда уже сами криминальные группы становятся объектом преследования со стороны правоохранительных органов (например, как это случилось с криминальным «авторитетом» Рыспеком Акматбаевым).
Относительно новым участником политики являются профессиональные корпорации, связанные с обслуживанием политики. Среди них наиболее активными являются средства массовой информации. Большинство из них финансируются определенными политическими силами и позиционируются как защищающие их интересы[181].
В последнее время сформировалось экспертное сообщество, активно влияющее на политические процессы. При этом некоторые структуры, позиционируясь как экспертные институты, на самом деле являются активными политическими инструментами тех или иных политических сил, принимают активное участие в политических кампаниях и продвижении тех или иных политических идей.
Таким образом, в кыргызской политике ключевую роль сегодня играют неформальные политические структуры и отношения. Сохраняя неформальный статус, они, тем не менее, являются реальными политическими институтами, в то время как формальные политические институты в значительной степени выполняют декоративную функцию, что позволяет в некоторой степени понять причины устойчивости существовавшей при А.Акаеве политической системы.
К 2008 году в Кыргызской Республике сформированы президентская форма правления и квазидемократическая система политических институтов, несущих на себе идеологию и функции командно-административного режима. В силу формального демократического статуса политические институты не представляют реальные социальные группы и политические силы, и не являются инструментом народовластия. По этим причинам политическая система имеет не демократическую, а клановую природу, и реальная власть существует в неформальных структурах и центрах. Там же где она еще имеет более-менее демократичную форму, например – в выборных органах местного самоуправления, там предпринимаются попытки ограничить политическую самостоятельность. Если рассматривать приведенный пример, то в новой редакции Конституции Кыргызской Республики, принятой на всенародном референдуме 21 октября 2007 года, прямые выборы глав айыл окмоту[182] заменены выборами их местными кенешами[183] по представлению глав местных государственных администраций.
Таким образом, эти политические институты так же ставятся в зависимость от государства и политической элиты и теряют свою демократическую природу. В развитых обществах этот пробел в демократии восполняют политические партии.
Политические партии.
Основной особенностью партийного устройства Киргизии, перешедшей в «новое» политическое время по наследству от «старого» можно считать то, что партии строятся вокруг той или иной политической персоналии, а не на основе конкретной политической идеи.
В связи с этим очень сложно определить политико-идеологический спектр Кыргызстана. За исключением коммунистов, достаточно затруднительно квалифицировать партии по их принадлежности к правым, левым или центристским силам. И анализ программ политических партий не позволяет сделать этого. Часто название партии может носить «правый» характер, а в основных приоритетах прописаны традиционные цели «левых» сил[184]. Структура партийного пространства лишь в незначительной степени отражает новую социальную структуру общества и новую структуру социальных целей и ожиданий. Левые и левоцентристские партии представляют интересы тех социальных слоев, которые испытывают наибольшие проблемы в связи с переходом к рыночной экономике. Это пенсионеры, молодежь, бедные и социально незащищенные слои общества, а также сторонники социалистических ценностных ориентаций. Наоборот, правые и правоцентристские партии объединяют новые социальные группы: предпринимателей, крупных собственников, сторонников идей национального возрождения. Подавляюще преобладают центристские партии, составляющие 62% от общего числа. Центристские партии привлекают в свои ряды социальные слои, сконцентрированные вокруг органов государственной власти и государственных предприятий, бюджетников[185]. «Была ностальгия по социалистическим временам - вот вам и социалистические\коммунистические партии. Был протест против советского авторитаризма - вот вам и демократы. Было недовольство русификацией - вот вам и националистические партии. Была привычка жить, как скажут сверху - вот вам и партии власти»[186].
Еще одной характерной особенностью является недолговременность существования политических движений. После достижения той цели, ради которой они были образованы, движения распадаются или трансформируются в более устойчивые и организационно оформленные структуры, в том числе иногда - в политические партии. Традиционные же политические партии при этом становятся все более малочисленными. Продолжительность их существования связана скорее с продолжительностью политической жизни их лидеров, чем с реализацией тех или иных идей.
Другой чертой партийного устройства является появление многочисленных партий накануне выборов – для отражения корпоративных интересов небольшого числа людей. Это было видно на примере выборов в парламент в 2007 году. Накануне выборов 25,8 процента респондентов не имели представления о том, за какую партию они будут голосовать, или не собирались голосовать ни за какую политическую партию. Тем не менее, это было существенным продвижением вперед, поскольку еще в июне 2007 года не знали, какой политической партии отдать свои голоса, 77,3 процента опрошенных. Параллельно резко возросло количество формально действующих партий – их число превысило 100. Однако далеко не все из них существовали реально. Как показали выборы, 50 партий высказали намерение в них участвовать, из них 20 подали списки кандидатов, 12 партий дошли до финиша, из них 3 партии завоевали места в парламенте. Итоги первых выборов по партийным спискам показали, что многие политические партии временные и не имеют реальной социальной поддержки[187].
В целом, всю оппозицию в её нынешнем состоянии можно условно разделить на три лагеря.
1.Радикальная оппозиция. Прежде всего – это «Ата Мекен». У радикальной оппозиции одна идеология – сменить президента. Разочарованная часть электората, несомненно, поддержит их действия, но все зависит ошибок правительства – не будет ошибок, у партии не будет голосов.
2.Умеренная оппозиция. Это социалисты, националисты, либералы, даже коммунисты. То есть те, кто пока придаёт устойчивость политической системе и не позволяет расшатать до основания государственные устои. Кроме коммунистов, которые призвали вернуться в советский строй, другие так и не смогли ясно предложить свои модели развития Кыргызстана. Но продолжают отстаивать свои принципы: социалисты - за социально-ориентированную экономику, националисты - за самобытный путь развития, а либералы - за большую свободу и ограничение вмешательства государства в дела общества. В этот круг входит и большая часть НПО. Несмотря на разношерстность, всех их объединяет стремление к переменам к лучшему, поскольку, на их взгляд, власть не состоялась как двигатель прогресса и тормозит развитие страны. Но умеренные хотят перемен конституционным демократическим путем - на основе выборов. Радикальная часть оппозиции их не привлекает своею непомерной амбициозностью, непоследовательностью и отсутствием чёткой программы действий. Умеренные могут превратиться в мощную политическую силу, если смогут создать сплоченную коалицию, нацеленную на массированную обработку электората и оказание цивилизованного давления на власть, вынуждая её делать реформы.
Если власть не сможет оценить их роль в обществе и пойти на конструктивные отношения с ними, то многие умеренные в принципе могут пойти на союз с радикальной оппозицией и тоже поставить вопрос о целесообразности существования исполнительной власти в таком виде. Как показали события 24 марта, такой вариант возможен.
3.Временщики-ситуационники. Это весьма распространенное явление в постсоветских странах, где позиции оппозиции не отрегулированы ни законодательно, ни политически, ни с точки зрения политической культуры. В условиях сохранения враждебного отношения к инакомыслию многие не могут открыто выразить свои взгляды и вынуждены занимать такую позицию. Фактически это не согласные с действиями правительства чиновники и не определившиеся члены оппозиции.
Все сказанное выше позволяет говорить, что на самом деле имеет быть существование не партий, а протопартий, еще находящихся в стадии формирования. По крайней мере с точки зрения классического европейского строительства. Потому как среди киргизских политических экспертов есть одиночные мнения, что существующий в Киргизии формат партий есть не что иное как новый тип, может даже уровень партий, отличающихся краткосрочным объединением политических деятелей, ради достижения какой-либо конкретной идеи[188].
Тем не менее, ни та, ни другая структура в Киргизии не работает, фактически мы видим только объединения людей, своеобразные клубы по интересам. Что, безусловно, не на пользу демократическому развитию.
Можно констатировать, что сегодня участие партий в процессе принятия решений буквально ограничено организацией антиправительственных и антиоппозиционных (против других представителей оппозиции) демонстраций и манифестаций с громкими лозунгами и без видимых результатов.
Дата: 2019-05-28, просмотров: 203.