Большой комплекс произведений переводной литературы, которая с известной долей условности может быть отнесена к светской, также не поддается строгому учету.

Прежде всего это многочисленные византийские хроники, составившие, как уже говорилось, основу древнерусского летописания. Большинство из них мы в какой-то мере охарактеризовали в главе, посвященной летописям. Этим, однако, не исчерпывалась их роль: посредством таких хроник человек древней Руси знакомился с гораздо более широким кругом западноевропейской литературы. Так, античная литература стала известна на Руси благодаря прежде всего переложениям ее в Хронике Иоанна Малалы. Рефлексией гомеровских сюжетов, скорее всего, является ряд образов, встречающихся в "Слове о полку Игореве" (Дева-Обида, "века Троими", Див и др.). Ссылки на "Омира" (Гомера) и на некоторые античные сюжеты имеются уже в южнорусском летописании ХII-ХIII вв. Не исключено, что античная литература была известна на Руси с древности и довольно широко (возможно, в оригиналах).

Светский характер имели Повесть об Акире Премудром (в ее основе лежала арамейско-вавилонская повесть VII в. до н. э.) и Дев-гениево деяние ("Деяние прежних времен храбрых человек" - византийское эпическое произведение), известные с первых веков древнерусской письменности. К подобным произведениям можно отнести и распространенную, вероятно, уже в Киевской Руси Повесть о Варлааме и Иоасафе. Это - переложение в виде житийной понести истории Гаутамы-Будды (Иоасаф - славянская транскрипция Бодхисатвы). В основе русского перевода лежит греческий текст, приписывавшийся Иоанну Дамаскину и восходивший к грузинской переработке ("Балавариани") арабской книги "Билаухара и Будасафа". Не только сама Повесть, но и отдельные притчи, входящие в ее состав, известны в огромном количестве списков ХШ-ХУШ вв. Так, учтено 128 списков притчи "О трех друзех", 125 - "Об инорозе" ("О временном сим веце") и т. д.

Насколько широк был круг переводной литературы в Древней Руси (или иностранной литературы, читавшейся здесь в оригинале), молено судить хотя бы по тому, что в качестве единственной литературной параллели к одному из сюжетов древнерусского Киево-Печерского патерика (рассказ о видении старца Матфея, который попал в Повесть временных лет под 6582 г.) выступала буддийская сутра, известная с середины П в. н. э. в многочисленных переводах на китайский, согдийский, тибетский, уйгурский и монгольский языки. О том пути, который она проделала, прежде чем превратиться в древнерусский текст, молено только догадываться.

В XIV-XV вв. особое распространение получают О Соломоне цари басни и кощуны и о Китоврасе. Интерес к ним был настолько велик, что при переработке Толковой Палеи в конце XV в. ки-рилло-белозерский книгописец Ефросин брал из нее почти весь богословский материал, оставив все легенды Соломонова цикла. Еще большее значение имело появление на Руси в то же время сербской Александрии (роман об Александре Македонском) и Повести о Стефаните и Ихнилате (древнейший список - Синодальный - 1478 г.). Уже в XV в. оба памятника бытовали в нескольких редакциях. "Александрия" и "Стефанит и Ихнилат" - крупнейшие переводные произведения светского содержания - переписывались в виде отдельных книг и не входили ни в какие компиляции. В XV в. на Руси стали известны также популярные во всей Европе Сказание об Индийском царстве (южнославянский перевод с латинского оригинала письма легендарного "пресвитера Иоанна") и Прение о животе и смерти (древнерусский перевод с немецкого оригинала, сохранившийся в списке 1494 г. и получивший широкое хождение в следующем столетии).

Впоследствии, с начала XVI в., на Руси были хорошо известны две версии легендарных циклов, повествующих о Троянской войне: хронографическая Повесть о создании и попленении Тройском (переделка южнославянской "Троянской притчи") и Книга Троя (западнорусский перевод романа сицилийца Гвидо де Ко-лумна, написанного в последней четверти XV в.). С начала XVII в. появилась еще одна версия - О златом руне волшебного овна - переработка главы из польской хроники Мартина Бельского (середина XVI п.).

Наряду с хрониками на Русь попадали и иные научные (говоря современным языком) трактаты; Космографии, описывавшие мир, Физиологии, рассказывавшие о животных, населявших дальние и ближние страны, Шестодневы, повествовавшие не только о сотворении мира (восходящие к Священному писанию и свято-, отеческому толкованию его), но и об устройстве Земли и вселенной (включая античную и западноевропейскую средневековую естественно-научную традицию). Самой авторитетной считалась Космография, приписываемая Козьме Индикоплову (первая половина VI в.; перевод осуществлен на Руси в конце XII - начале ХШ в.; списки XV-XVII вв.). Из множества Шестодневов (всего их известно 125 - разных авторов) в раннем периоде наиболее популярен был Шестоднев Иоанна, экзарха Болгарского (конец IX - начало X в.). Шестоднев Георгия Писиды, списки которого встречаются начиная с XV в., стал известен в переводе Дмитрия Зоографа (1381 г.). Тогда же получил известность и Шестоднев Севериана Габальского. В 1667 г. Епифаний Славинецкий сделал полный перевод Шестеднева Василия Великого.

Знакомство с памятниками литературы Западной Европы и Востока не только расширяло кругозор древнерусских книжников, но и способствовало вовлечению древнерусской культуры в контекст культуры мировой. Переводные произведения оказали также серьезное влияние на развитие оригинальной древнерусской литературы.

3. Оригинальная древнерусская литература

Поучения и послания

Одним из самых ранних памятников древнерусской учительной литературы является Слово о Законе и Благодати будущего первого киевского митрополита-"русина" Илариона. Судя по всему, Иларион произнес его 25 марта 6546 (1038) г. в но-воосвященной церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Золотых воротах в Киеве. Точную дату установил A.Н. Ужанков, проанализировав порядок следования библейских цитат, который соответствовал порядку чтений во время предпасхальной вечерней службы в Великую субботу, совпавшую с праздником Благовещения. Эти тексты и были положены в основу произведения, в котором определялось место Киевской Руси в мировой истории. Сохранилось более пятидесяти русских и южнославянских списков Слова, относящихся к XV-XVII в. Его влияние прослеживается в творчестве митрополита Даниила, цитаты из него обнаружены в сочинениях сербского писателя ХШ в. Домен-тиана, в южнорусском летописании, в Похвале Леонтию Ростовскому. Ссылки на Слово присутствуют в произведениях украинских авторов Хомы Евлевича и Касьяна Саковича (ХУЛ в.). В конце Слова помещена похвала князю Владимиру, рисующая об-,раз идеального князя-христианина. С источниковедческой точки зрения Слово представляет особый интерес, поскольку является уникальным памятником официальной идеологии Древней Руси. Кроме Слова о Законе и Благодати Илариону приписываются: краткое догматическое изложение веры, написанное им, как считают, по случаю рукоположения его в сан митрополита, а также Поучение о пользе душевной ко всем православным христианам, хотя авторство Илариона в последнем случае оспаривается.

Приблизительно в это же время появилось Поучение к братии новгородского епископа Луки Жидяты - первое собственно русское поучение, произнесенное, скорее всего, при вступлении и сан первого русского архипастыря (около 1035 г.). В нем излагаются главные обязанности христианина по отношению к Богу, самому себе и ближним (особенно в семейном, гражданском и церковном быту). Тем самым были сформулированы основные жизненные ценности, на которые ориентировала древнерусского человека христианская церковь. Подобные источники чрезвычайно важны для воссоздания внутреннего мира человека Древней Руси.

Первым русским полемическим сочинением считается трактат Об опресноках, приписываемый киевскому митрополиту Леонтию (992-1008 гг.). Написан он по-гречески и известен в четырех списках XIII-XIV вв. Это антилатинское сочинение посвящено осуждению отступлений римской церкви от канонов христианства и противопоставлению восточной и западной церкви в вопросах догматики и соблюдения обрядов. Некоторые исследователи приписывают его охридскому архиепископу Льву Болгарскому (XI в.).

Во второй половине XI - начале XII в. создавал свои сочинения игумен Феодосии Печерский. Они сохранились частично -в составе Повести временных лет и в Житии Феодосия, а также в позднем списке XV в. Среди них два поучения - о казнях Божи-их и о христианских обрядах, обращенные ко всем русским людям, десять - к братии Киево-Печерского монастыря, два послания к киевскому князю Изяславу Ярославичу и, наконец, две молитвы. Все они касаются вопросов христианской нравственности и интересны замечаниями по поводу недостойного поведения прихожан, монахов и клира. В их основе лежат пророческие библейские книги (многие исследователи считают, что Феодосии цитировал их наизусть), святоотеческие толкования текстов Священного писания, известные в то время на Руси, и произведения Феодора Студита (напомним, что Алексеевская редакция Студийского устава была принята при Феодосии в Печерском монастыре). Авторство Феодосия Печерского в отношении посланий к князю Изяславу в последнее время оспаривается. Некоторые исследователи считают, что они написаны другим печер-ским игуменом - Феодосием Греком (середина XII в.) и адресованы киевскому князю Изяславу Мстиславичу.

Еще одним памятником учительной литературы конца XI в. является Память и похвала князю Владимиру Иакова Мниха. Ряд особенностей позволяет предположить, что в основе этого произведения лежало некое летописное произведение, предшествовавшее Повести временных лет и использовавшее не абсолютный, а относительный счет лет, а также устные предания.

К этому нее времени относится Стязание с латиною киевского митрополита Георгия (около 1062-1077 гг.), сохранившееся в сборнике конца XV - начала XVI в. Как следует из его названия, оно относится к числу полемических богословских сочинений и по тематике смыкается с уже упоминавшимся сочинением митрополита Леонтия. Близко по содержанию и послание русского митрополита Иоанна (около 1077-1088 гг.) к Клименту, папе Римскому. Оно сохранилось не только во множестве славянских списках, но также в греческих и латинских переводах. Три послания (1104-1121 гг.) против латинян (Владимиру Мономаху, неизвестному князю и Ярославу Святославичу Муромскому) оставил и митрополит Никифор. Ему же принадлежит Поучение в неделю сыропустную в церкви, ко игуменом и ко всему иерейскому и диаконскому чину, и к мирским людем.

Анализируя все эти произведения, пожалуй, наиболее важно понять, почему "стязание" именно с католиками приобрело на Руси в XI - начале ХП в. особую актуальность.

К числу поучений можно, видимо, отнести и знаменитое Поучение Владимира Мономаха, включающее три произведения: собственно поучение, "автобиографию" и письмо князю Олегу Святославичу. Относящиеся к концу XI - началу ХП в., они, как считается, случайно попали в состав Лаврентьевской летописи (помещены под 6604/1096 г.). В центре внимания киевского князя - церковно-нравственная проблематика: вопросы "идеального" поведения князя. Источниками, на которые опирался Мономах, были Псалтырь, Шестоднев экзарха Иоанна, многочисленные наставления "к детям", святоотеческая литература (в особенности творения Василия Великого), апокрифические Заветы 12 патриархов (В частности, Завет Иуды), Пролог, произведения средневековой византийской и латинской, а также англосаксонской литературы. Одной из наиболее близких литературных параллелей к Поучению Владимира Мономаха является Покаянный канон грузинского царя Давида Агмашенебели (Давида Строителя) (1073-1125 гг.).

Следующий этап в развитии древнерусской проповеднической литературы связан прежде всего с именами Климента Смо-лятича, занимавшего митрополичий престол (с перерывами) с 1147 по 1154 г., и Кирилла, епископа Туровского (около 1169-1182 гг.). Из числа произведений, приписываемых Клименту, достоверно принадлежит митрополиту лишь полемическое послание к смоленскому священнику Фоме. Кроме ряда любопытных бытовых подробностей, оно содержит явные свидетельства знакомства Климента с литературой, необычной для круга чтения священников, в том числе с античными философскими произведениями. Интерес представляет символическое истолкование митрополитом образов и событий священной истории в их связи с актуальными и злободневными событиями своего времени. Это направление было развито в Притчах и Словах Кирилла Туровского. "Множайшие" его сочинения включают девять Слов, произнесенных в храме перед прихожанами, три послания к инокам, более двадцати молитв и молебный канон. Кроме того, до нас дошло Послание владимирского епископа Владимира печерскому монаху Поликарпу (1225-1226 гг.) и Послание (около 1231 г.) самого Поликарпа к киево-печерскому архимандриту Акиндину. Оба послания, имеющие непосредственное отношение к учительной литературе, в то же время стали непосредственными источниками создания древнейшего русского Киево-Печерского патерика. Приблизительно в то же время появились Слово о небесных силах и Слово о мытарствах, приписываемые Ав-раамию Смоленскому, а также почти два десятка анонимных Слов и Поучений, включенные в Прологи XIII-XIV ив. Среди благочестивых рассуждений в них встречаются ценные упоминания древнеславянских верований и обрядов, с которыми вела борьбу православная церковь.

К посланиям можно отнести и Моление Даниила Заточника (в литературе встречаются также другие названия, иногда в качестве особого произведения выделяется Слово Даниила). Жанр этого выдающегося литературного памятника домонгольской Руси вызывает множество споров и разноречивых суждений. В нем переплетаются публицистика и сатира. Моление оформлено в виде послания к неизвестному князю (имена адресата в различных списках расходятся). В основу положено переосмысление (пародирование?) библейских текстов (прежде всего псалмов и Притч Соломоновых). Все это позволяет говорить о нем как об очень своеобразном литературном источнике, Моление сохранилось в 19 списках XVI-XVII вв., представляющих две редакции и несколько их переделок. Датировка памятника, как, впрочем, и личность автора, спорны. Обычно приводится в качестве даты большой промежуток - ХП-ХШ вв. Точнее можно указать место появления Моления - Северо-Восточная Русь. Ценность сочинения Даниила определяется тем, что в нем приводятся суждения по поводу многих сторон жизни древнерусского общества (семейных отношений, монастырской жизни, быта княжеских и боярских хозяйств), слабо отразившихся в других источниках.

В тяжелые для русских земель годы монгольского нашествия традиция написания поучений и слов не прервалась. К концу ХШ в. относится Слово (Правило) митрополита Кирилла, в котором излагались правила Владимирского собора 1274 г. Оно было разослано по всем русским епархиям для руководства. "Правило Кюрила, митрополита Руськаго" включено в состав кормчих книг. Близки к нему по времени и Слова (или поучения) Серапи-она Владимирского (1274-1275 гг.). Внимание епископа сосредоточено на обличении пороков своего времени, ответом на которые стали казни Божий в виде иноземного нашествия. Соответственно, следует призыв к слушателям покаяться и исправиться.

Поучения и послания, посвященные вопросам веры и нравственности, составляют значительную часть всех русских литературных произведений XIV в. Среди них - сочинения митрополита Петра, новгородского архиепископа Василия, митрополита Алексия, епископа сарайского Матфея. Кроме того, имеется множество анонимных слов и поучений. Все они отражают проблематику, остро волновавшую русское общество в период начала объединения русских земель. Важное место в них занимают проблемы соотношения светской и духовной власти, которые впоследствии будут перенесены в сферу публицистики. Особенно сильно начинают звучать мотивы подготовки христиан к концу света и Страшному Суду. Это вполне понятно, поскольку широко распространялись представления о возможном наступлении конца мира после 7000 г.

В конце XIV - начале XV в. появился ряд учительных русских сочинений, написанных выходцами из Сербии и Греции: митрополитами Киприаном, Фотием и Григорием Цамблаком.

Писательское наследие Киприана, дошедшее до нашего времени, включает пять посланий, в том числе одно окружное, а четыре адресованы Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому (племяннику Сергия и духовнику Дмитрия Донского). Последние затрагивают затянувшийся на много лет конфликт, связанный с поставлением Дмитрием Донским на митрополию Митяя-Михаила. Наряду с обычными для произведений такого рода нравоучениями они содержат любопытные подробности и оценки отдельных эпизодов борьбы Киприана за митрополию.

Гораздо больше сохранилось учительных произведений митрополита Фотия. Это восемь Слов или Поучений, адресованных пастве, двадцать девять посланий и грамот, а также завещание митрополита. Однако по своему значению они существенно уступают сочинениям Григория Цамблака (22 Слова, полемическая статья против латынян и богослужебный стих на Успение Богородицы). Они опираются на творения свв. Иоанна Златоуста, Василия Великого, Епифания, Андрея Критского, Иоанна Да-маскина и других отцов церкви. Слова Григория Цамблака оказали заметное влияние на русскую письменную культуру.

Кроме упомянутых авторов, в жанре учительной литературы в первой половине XV в. писали также Кирилл Белозерский (послания к великому князю московскому Василию Дмитриевичу -1399-1402 гг., можайскому князю Андрею Дмитриевичу - 1408 или 1413 г. и звенигородскому князю Георгию Дмитриевичу - до 1422 г.) и Симеон Новгородский (Поучение о молитве и Слово к псковичам -1416-1431 гг.).

Авторы посланий и поучений второй половины столетия сосредоточивали свое внимание на важнейших событиях, в значительной степени определявших судьбу не только древнерусской литературы, но и всей России в целом. Это, во-первых, ожидание конца света в 7000 г. и связанная с ним борьба против еретических движений; во-вторых, выход русской митрополии из-под зависимости от Константинопольской патриархии после заключения Ферраро-Флорентийской унии; в-третьих, объединение русских земель вокруг Москвы и, как следствие для церкви, разделение (21 июля 1458 г.) русской митрополии на две - западную ("Киевскую, Литовскую и всей нижней Руси") и восточную (Московскую).

Произведения, созданные по первому поводу, и составляют собственно учительную (и самую обширную) группу. К ним относятся шесть посланий (1448-1458) митрополита Ионы (к новгородскому архиепископу Евфимию и - отдельно - ко всем новгородцам; к новгородскому князю Юрию Семеновичу; в Боголюбов монастырь; к детям, непокорным своей матери, и к жителям Вятки), два сохранившихся Слова (1461-1464 гг.) митрополита Феодосия (похвала апостолам Петру и Павлу и похвала по случаю чуда от мощей святителя Алексия) и послание (1464-1473 гг.) митрополита Филиппа к игумену Троице-Сергиева монастыря Спиридону. Особой остроты в последние десятилетия XV-первые десятилетия XVI в. достигла полемика с ересью "жидов-ствующих". Она была непосредственно связана с ожиданием 1492 г., а затем - после ненаступившего конца света - с объяснением, почему этого не произошло. По поводу ереси написано несколько посланий новгородского архиепископа Геннадия (к епископу сарскому Прохору - конец 1487 г.; к епископам суздальскому Нифонту и Филофею Пермскому - январь 1488 г.; к архиепископу Ростовскому Иоасафу - февраль 1489 г.; к митрополиту Зо-симе, а также к поместному Собору - октябрь 1490 г.). Эти послания являются скорее "историческими", нежели собственно учительными. В них излагаются обстоятельства дела и призывы к гонениям против еретиков. Подобные послания писал и другой теоретик ортодоксального православия - Иосиф Волоцкий (или Волоколамский). Однако главным его трудом, направленным против ереси, стал знаменитый Просветитель, в который вошла часть посланий волоцкого игумена против еретиков и их учения. Эта книга - "сочинение, которое по обширности своей и достоинству представляет явление, дотоле небывалое в русской духовной культуре" (митрополит Макарий)⁴⁴. Ее создание заняло весь период борьбы Иосифа за чистоту веры примерно с 1493 по 1515 г. Возможно, в составлении Просветителя Иосифу помогал другой известный богослов Нил Сорский, в последние годы жизни ставший оппонентом полоцкого игумена по другому вопросу - о монастырском землевладении. Идеи, близкие идеям архиепископа Геннадия и Иосифа Волоцкого, высказывали в своих посланиях Дмитрий Герасимов и Нил Полев. Иногда Дмитрию Герасимову приписывают одно из важнейших учительных произведений того времени - Повесть о белом клобуке (сам Дмитрий писал Геннадию, что переписал это произведение с латинского перевода греческого текста). В ней обосновывалось перемещение центра православного мира на Русь вместе с символом высшей духовной власти - белым клобуком, переданным якобы новгородскому владыке папой Римским и константинопольским патриархом. В качестве их идейных противников выступали в своих произведениях князь-инок Вассиан Косой (Вассиан Патрикеев), поп Георгий Скрипица, новгородский архиепископ Серапион и другие авторы. По второму вопросу сохранились послания великого князя Василия Васильевича, адресованные константинопольскому патриарху и греческому императору, а также послания митрополита Ионы к патриарху и своей пастве, в которых обсуждались и разъяснялись проблемы, связанные с самостоятельным возведением на престол русского митрополита.

Третьему из указанных вопросов посвящена довольно обширная переписка. Прежде всего это послания 1446-1453 гг. митрополита Ионы ко всем русским людям, а также к жителям Новгорода и Вятки. В посланиях поддерживался великий князь Василий Васильевич в его борьбе с Дмитрием Шемякой, К 1458-1461 гг. относится ряд посланий (послание великого князя Василия Васильевича польскому королю Казимиру и восемь посланий митрополита Ионы в Литву - епископам, князьям, боярам и всем православным христианам, а также в Новгород и Псков), в которых подробно обсуждались вопросы государственно-конфессиональных отношений. К этому комплексу примыкают также послания в Новгород преемника Ионы, митрополита Феодосия. Впоследствии (1473-1489 гг.) митрополиты Филипп и Геронтий также направили послания новгородцам и вятичам, призывая их к покорности московскому князю.

В XVI в. центральным стал вопрос о новом идеологическом и политическом статусе Московского государства. В связи с предсказанием немца Николая Булева о якобы грядущем в 1524 г. новом всемирном потопе появилось несколько антиастрологических произведений Максима Грека и старца новгородского Елеазарова монастыря Филофея. В учительных посланиях (сентябрь 1527 - март 1528 г.) елеазаровского старца к государям Руси и царскому дьяку Мисюрю (Михаилу Григорьевичу) Мунехину в связи с этим впервые в явном виде были сформулированы идеи перехода центра богоспасаемого мира на Русь (теория "Москва - третий Рим", хотя сам старец так Москву еще не характеризует). По образцу Просветителя Иосифа Волоцкого был составлен Сборник учительный (1522-1539 гг.), в который вошло большинство сочинений (33 слова) митрополита Даниила, закрепивших новый официальный статус царя. Серьезным вкладом в развитие отечественной учительной литературы стала трилогия (40-60-е годы XVI в.) Ермолая-Еразма, посвященная обоснованию и апологии православного учения о Троице: Слово преболшее о троичности и единстве, Слово о Божии сотворении тричастнем и Молитва к Троице.

В XVII в. учительные произведения такого рода пополнились Прениями о вере троицкого монаха Арсения Суханова, написанными в связи с богословским диспутом, проходившим в Яссах (резиденция Иерусалимского патриарха Паисия) в 1649 г. В этом сочинении, опирающемся на теорию о Москве - третьем Риме, доказывается не только независимость русской церкви от прочих восточных патриархов, но и "самодовлеющее значение Москвы, не нуждающейся в новшествах" (А.С. Лаппо-Данилевский). Главой православия Арсений провозглашал московского царя, имевшего при себе патриарха.

Однако средокрестием всей учительной литературы XVII в. является, несомненно, комплекс произведений, связанных с Расколом. Прежде всего, это послания и слова (1652-1667 гг.) идейных лидеров борющихся сторон - патриарха Никона и протопопа Аввакума. Только из-под пера знаменитого расколоучителя вышло не менее девяноста произведений, созданных им в основном в последние пятнадцать лет жизни. Собственно учительными являются Книга бесед и Книга толкований Аввакума, статья Списание и собрание о божестве и о твари и како созда Бог человека. В Книгу бесед вошли, в частности, толкования Послания к римлянам и Евангелия от Иоанна. Книга толкований содержит объяснение смысла псалмов, Притч и Премудростей Соломона, толкования на книгу пророка Исайи и др. Среди множества тем, затрагивавшихся Никоном, Аввакумом и их сторонниками, важное место занимали не только собственно богословские, но и темы нравственности духовенства и паствы, отношений между светской и духовной властью, о пределах "самовластья" личности и др. Тематика, так или иначе связанная с Расколом, а также с ожиданием скорого рождения Антихриста и, соответственно, с концом света, доминировала во всей учительной литературе второй половины XVII в.

Рассмотренными произведениями, естественно, не исчерпывается вся оригинальная духовная литература древней Руси. Мы остановились лишь на наиболее важных из них, с точки зрения источниковедения.

Житийная литература

Самым ранним оригинальным древнерусским житием является Служба святым мученикам Борису и Глебу, атрибутируемая митрополиту Иоанну. Оно написано около 1021 г., а известно уже в списках ХП в. Основные положения этого жития были развиты в Сказании о святых мучениках Борисе и Глебе, созданном во второй половине XI в. (возможно, печерским монахом Иаковом, автором Памяти и похвалы князю Владимиру). Оно известно во множестве списков и входило, видимо, в круг наиболее читаемых произведений древней Руси*. Несколько позже Иаков написал Житие князя Владимира, встречающееся обычно вместе с Памятью и похвалой.

*Всего дошло свыше 250 списков произведении борисо-глебского цикла. В их число входят летописная повесть, Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпца Бориса и Глеба, проложные сказания и паремийное чтение.

Младшим современником Иакова был Нестор, которому традиционно приписывается создание Повести временных лет. Однако если в данном случае авторство Нестора оспаривают многие ученые, то принадлежность его перу житийных повестей, посвященных Борису и Глебу (Чтение о житии и погубивши блаженную страстотерпца Бориса и Глеба), а также Феодосию Печер-скому, не вызывает сомнений. Вопросы порождает в основном соотношение летописной статьи, Сказания и Чтения об убиении Бориса и Глеба, в которых к тому же находят отголоски чешского жития св. Вацлава. Отмечается, что Чтение является более "правильным", с точки зрения канонов агиографии, нежели Сказание. В нем меньше конкретных элементов, больше назидательности, присутствуют традиционные для таких произведений мотивы. Все это демонстрирует хорошее знание Нестором зарубежных образцов житийной литературы. Что же касается Жития Феодосия, то его создатель, видимо, опирался на утраченное житие Антония Печерского, а также на образцы греческой агиографии. В то же время в нем сохранилось множество картин быта киевских монахов и горожан конца XI в. Важно отметить, что, описывая поведение Феодосия во время конфликта Яросла-вичей из-за киевского престола, Нестор продекларировал несколько положений, легитимирующих неподчинение деятелей церкви светской власти князя. Впоследствии Нестерово Житие Феодосия стало образцом для новых древнерусских житийных произведений.

К концу XI - началу ХП в, относится анонимное описание жизни и чудес Николая Мирликийского, созданное каким-то русским книжником. Он, в частности, ссылается на чудеса в Царь-граде и Киеве, свидетелем которых был.

В уже упоминавшихся посланиях Симона и Поликарпа содержался ряд отдельных рассказов о печерских подвижниках (девять в послании Симона и одиннадцать в послании Поликарпа). Их объединение в сборнике создало основу Киево-Печерского Патерика. Туда вошел также фрагмент Повести временных лет (Слово о первых черноризцах печерских). Первоначальная редакция Патерика не сохранилась. Самым ранним датированным текстом его является редакция 140G г., составленная по инициативе тверского епископа Арсения. В нее вошли Сказание о начале Печерского монастыря (возможно, принадлежащее перу Нестора), Несторово Житие, а также Похвала Феодосию Печерско-му. Независимо от Арсениевской редакции в самом Киево-Пе-черском монастыре в 1460 и 1462 гг. были созданы так называемые I и П Кассиановские редакции Патерика. В них первоначальный текст был расширен несколькими статьями, восходившими ко времени до ХШ в. Последняя, П Кассиановская редакция получила на Руси широкую известность и легла в основу всех последующих переработок Патерика.

В ХШ в. список русских житийных повестей пополнился Житием преподобного Антония Римлянина, написанным его учеником и преемником Андреем, а также Житием Авраамия Смоленского, созданным его учеником Ефремом.

К последней половине XIII в. относятся житийное сказание о мученической кончине князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора, жития Александра Невского и Ростовского епископа Исайи. Написанные вскоре после смерти своих героев, эти жития отличаются целым рядом конкретных фактов, позволяющих восстановить многие детали упоминаемых в них событий. Точность описаний поддается проверке при их сличении с современными летописными источниками и записками иностранных путешественников.

XIV в. пополнил список отечественных агиографических повестей житиями Кирилла Туровского и митрополита Петра, а также близкими к житиям сказаниями о благочестивых князьях Довмонте Псковском, Михаиле Тверском и Дмитрии Донском. Последние имеют светский характер и вошли в состав летописей.

К первой половине XV в. относится составление житий, оказавших самое серьезное влияние на все последующие агиографические сочинения, писавшиеся на Руси. Это жития Стефана Пермского, Сергия Радонежского, Дмитрия Прилуцкого и митрополита Алексия. Первые два написаны Епифанием Премудрым, лично знавшим и Стефана и Сергия. Кроме того, Епифаний был учеником, а затем и духовником радонежского игумена. Все это позволило ему создать повести, в которых, несмотря на заведомо заданные жанром рамки, отразилось множество живых подробностей жизни и быта подвижников и их окружения. Вместе с тем в новых агиографических произведениях появляются витиеватость и многословность, затрудняющие выявление достоверной исторической информации. Около 1440 г. Пахомий Серб, или, как его иногда называют, Логофет (афонский иеромонах, видимо, специально приглашенный на Русь создавать агиографические произведения), написал еще одно Житие Сергия Радонежского, а несколько позже - жития митрополита Алексия, Кирилла Белозерского, Варлаама Хутынского, Троице-Сер-гиева игумена Никона и новгородских владык Моисея и Иоанна. Кроме того, он написал несколько житий местночтимых святых. При этом Пахомий использовал житийные повести, составленные его предшественниками (Епифания, Питирима и др.). Во второй половине 60- начале 70-х годов иеромонах Спасского ярославльского монастыря Антоний написал житие князя Фео-дора Ростиславича. Вскоре после смерти митрополита Ионы какой-то новгородец составил по воспоминаниям его житие. В 1495 г. под пером глушицкого инока Иринарха появилось житие преподобного Дионисия Глушицкого, основанное на устных рассказах-воспоминаниях и монастырских заметках.

Таким образом, к XVI в. набралось около 40 жизнеописаний князей, митрополитов, епископов, настоятелей монастырей, живших в XI - первой половине XV в. и - в большинстве своем неофициально - причисленных к ликy святых, а также несколько десятков рассказов о печерских подвижниках XI-XIII вв., составивших отдельный сборник - Патерик Киево-Печерского монастыря. Поскольку почти все эти произведения не были утверждены властью митрополита и Собора, почитание их было не общерусским, а местным. В связи с этим в 1547 г. в Москве был созван поместный Собор, на котором был придан общерусский статус одиннадцати святым, а еще девять были объявлены мест-ночтимыми. Основанием для такого решения, в частности, являлось и наличие житийной повести о святом, соответствующей канону. После этого Иван IV обратился к епископам с просьбой разыскать в своих епархиях данные "о великих новых чудотворцах". Через два года, в 1549 г., на новом Соборе были представлены обнаруженные материалы о святых. Все материалы были освидетельствованы Собором, после чего было принято решение о канонизации святых.

За четверть века до этих соборов председательствовавший на них митрополит Макарий сам вел колоссальную работу по кодификации "всех святых книг, которые в Русской земле обретаются". Итогом этой двадцатилетней работы стали Великие Четьи Минеи (т. е. месячные чтения). Они составили 12 больших книг - по числу месяцев. В каждой из них были собраны краткие или подробные (иногда даже обширные) жития святых, сказания об открытии их мощей, об установлении дней их памяти, поучения, похвальные слова, назидательные повести и изречения подвижников, иногда целые книги и т. д. В конце каждого тома были помещены наиболее авторитетные христианские произведения (Синайский и Египетский Патерики, Хожение игумена Даниила, Шестоднев экзарха Иоанна, Пчела, Космография Козьмы Инди-коплова, сочинения Григория Цамблака и др.), которые по тем или иным причинам не могли быть отнесены к определенным календарным датам. В 1541 г. все 12 книг были внесены Макари-ем в новгородский Софийский собор на помин души своих родителей. На этом, однако, работа Макария не была прекращена: в 1552 г. ом пожертвовал новый список Четьих Миней московскому Успенскому собору, а еще один подарил Ивану Грозному.

Труд Макария в значительной степени дал основания решениям Соборов. После них работа по подготовке житийных произведений стала организованной и велась под непосредственным контролем митрополита, а после 1589 г. - патриарха. Вместе с тем с этого времени жития - жанр и без того жестко регламентированный каноном - становятся гораздо более формальными, а заключенная в них конкретно-историческая информация сводится к минимуму. В связи с этим житийные произведения позднего времени представляют для историка минимальную ценность.

Исключение составляет житийная Повесть о Петре и Февронии, созданная Ермолаем-Еразмом и сохранившаяся в автографе (середина XVI п.). Нарушая агиографический канон, она перекликается с западноевропейским рыцарским романом и русским фольклором. Видимо, поэтому Повесть не была включена в состав поздних редакций макарьевских Великих Четьих Миней.

Совсем особняком стоит Житие протопопа Аввакума, им самим, написанное, которое, хотя бы формально, следует также отнести к жанру житийной литературы. Первая русская автобиография (если не считать Поучения Владимира Мономаха) была написана "огнепальным" протопопом во время пустозерского заключения, по "понуждению" его духовника и соузника старца Епифания: "да не забвению предано будет дело Божие". Житие известно в двух автографах и множестве списков (не менее 45). В обоих автографах фраза о "понужении" написана рукой самого Епифания, тем самым, возможно, с Аввакума снимались возможные упреки в грехе гордыни - впервые писалось собственное житие, Списки Жития позволяют выделить три его редакции. Первая была написана Аввакумом в 1672-1673 гг., третья -не позже 1676 г. Наличие в Житии полемических и учительных особенностей не позволяет однозначно отнести его к тому или иному виду литературных произведений. Аввакумово Житие является уникальным памятником саморефлексии русского человека ХУЛ в. Оно сохранило чрезвычайно ценную информацию не только об обстоятельствах жизни своего автора и о том, как происходил Раскол, но также о повседневной жизни, быте, поведении людей. В целом Житие Аввакума как исторический источник довольно далеко отстоит от прочих произведений жанра, из которого оно выросло.

Изучение житий с источниковедческой точки зрения большинство ученых вообще признают малоперспективным. Фундаментальное исследование древнерусских житий, предпринятое В.О. Ключевским, привело его к весьма скептическим выводам относительно полезной информации, которую может почерпнуть исследователь прошлого из агиографических произведений. Справедливое в отношении конкретной темы, которой занимался великий историк (колонизация русского Севера), оно не вполне справедливо толкуется в расширительном плане. Одним из следствий такого отношения к житиям стало то, что большинство из них до сих пор не имеет научного издания.

Современное состояние источниковедения позволяет более оптимистично взглянуть на возможности использования агиографии в исторических исследованиях. Нам кажется, что можно шире использовать формулярный анализ при изучении житийной литературы. Это, в частности, позволит точнее воспроизвести представления о святости в древней Руси. Следует больше внимания уделять тем нравственным нормам, которые пропагандируются в житиях. Важно подчеркнуть, что " ряде случаев авторы повестей о подвижниках - иногда в неявной форме - утверждали возможность девиантного (отклоняющегося от общепринятых норм) поведения, в том числе неподчинения светским властям, а также определяли условия, при которых подобные поступки были не только возможными, но и желательными, Несмотря на абстрактно-трафаретное содержание каждого жития, на то, что многие агиографические повести были написаны спустя десятки, а то и сотни лет после смерти святого, те из житий, которые принадлежали перу современников, сохранили ценные исторические свидетельства. Часто они рассказывают о повседневной жизни монастырской братии, крестьян и горожан. Большой интерес представляют жития основателей монастырей. В таких памятниках можно найти сведения о местностях, в которых основывались монастыри, о соседних селениях, реках, урочищах, о князьях, дававших монастырям льготы. Это позволяет установить, каким княжествам принадлежали земли, на которых поселялись монахи, каким образом они получали эти земли. Иногда прозвища князей, зафиксированные в житиях, даже дают возможность судить о существовании определенных княжеств. Так, по наблюдению В.А. Кучкина, в Житии Дионисия Глушицкого содержится уникальное упоминание о князе Юрии Бохтюжском, благодаря чему выясняется, что в конце XIV - первой четверти XV в, в бассейне р. Бохтюги, левого притока р. Сухоны, существовало особое княжество. Однако "ключа" к полноценному использованию житийной информации в историческом исследовании пока не найдено.

"Хожения"

В древней Руси были широко распространены оригинальные произведения, описывающие паломничества в Святую Землю - так называемые хож(д)ения.

Самым ранним из них является Хожение (Паломник, или Странник) игумена Даниила (1112-1115 гг.). В нем Даниил подробно рассказывает о своем путешествии в Иерусалим. В качестве литературных источников можно назвать западноевропейские описания Святой Земли Зевульфа, Иоанна Вирцбургского, Фоки. В начале ХШ в. описания своих "хожений" в Константинополь и на Афон оставили новгородский архиепископ Антоний (в миру Добрыня Адренкович) и киево-печерский архимандрит Досифей. Особый интерес к Паломнику Антония объясняется тем, что архиепископ побывал в Константинополе как раз накануне разграбления столицы Византии крестоносцами в 1204 г. и оставил уникальные упоминания о русских реликвиях, хранившихся в Царьграде. Досифей же основное внимание уделял распорядку жизни афонских монахов.

С середины XIV в. возобновились путешествия русских людей к святым местам, а с ними возродился и временно угасший жанр хожений. Около 1350 г. появился Странник новгородского инока Стефания, в котором автор довольно подробно описывал свое пребывание в Царьграде, но умалчивал о том, что побывал и в Иерусалиме. Более обстоятельным оказывается "хожение" смоленского иеродиакона Игнатия, также побывавшего (в составе свиты митрополита Пимена) в Константинополе и Иерусалиме (1389). Несколько более светский характер имеет рассказ о путешествии "куплею" (т. е. по торговым делам) в Царьград дьяка Александра (конец XIV в,). К 1420 г. относится путешествие иеродиакона Троице-Сергиева монастыря Зосимы в Иерусалим, описанное им в Ксеносе (от греч. - гость). Довольно подробно в нем повествуется о посещении Царьграда, Афона, Солуни, Иерусалима и других мест Святой земли. К жанру хожений примыкают и два сказания о Флорентийском Соборе, приписываемые суздальскому монаху Симеону: Повесть об осьмом, или Исидоровом, Соборе и Путешествие Исидора митрополита па Флорентийский Собор. Оба сказания представляют большой интерес как записки очевидца события, непосредственно повлиявшего на Русь и на ее международное положение.

В 1466 г. появилось описание путешествия некоего "гостя" Василия, посетившего святые места Палестины. Оно очень кратко и "отзывается всею детскою простотою веры"⁴⁵.

Источником, можно сказать завершающим жанр хожений, является знаменитое Хождение за три моря (1468-1475 гг.) тверского купца Афанасия Никитина. Оно сохранилось в трех изводах, или редакциях. Один из них содержится в составе Софийской П и Львовской летописях и восходит к Московскому летописному своду конца XV D. Другой вошел в состав сборника конца XV - начала XVI в. (Троицкий список). Третий включен в состав летописно-хронографической компиляции XVII в. Несмотря на светский вид, Хождение Афанасия Никитина вполне можно отнести к духовной литературе. Написанное как авантюрно-приключенческое произведение, оно пронизано идеей сохранения веры в условиях, когда христианин не только лишен привычного окружения, но и не имеет возможности нормально отправлять религиозные обряды. Недаром Афанасий Никитин столь часто обращается к проблеме утери веры. Одновременно это -серьезные рассуждения мирянина о единстве Бога для всех людей, независимо от того, кому и как конкретно они молятся. Вместе с тем Хождение Афанасия Никитина - подробный и обстоятельный отчет об увиденном в незнакомых странах, которые, по представлениям того времени, вплотную примыкали к Раю: описываются внешний вид и обычаи людей, с которыми он сталкивался, природа и т. п. Еще одной важной стороной этого источника являются особенности восприятия древнерусского человека, которые косвенно говорят о его собственных привычках и внутренних установках.

Смысл хожений до сих пор остается не вполне ясным. В литературе их часто называют "путевыми записками" или "своего рода путеводителем" (Д.С. Лихачев). Представляется, однако, что подобные определения - при всей их условности - значительно модернизируют хожения. Описания паломничеств являются важным источником для изучения не только деталей жизни и быта (например, систем измерения), но и общих представлений о Русской земле и ее месте в мире.

Воинские повести

Особый раздел древнерусских литературных источников представляют так называемые воинские повести. Возникшие в рамках летописания, они постепенно выделились в самостоятельный жанр и обладают своей источниковедческой спецификой. На его формирование оказали серьезное влияние переводные воинские повести и западноевропейский рыцарский роман. Воинские повести - это не документальные описания войн и сражений, а художественные произведения, образный язык которых довольно своеобразен и требует адекватного истолкования. В отличие от летописцев, которых в основном волновали проблемы передачи смысла, авторы воинских повестей были озабочены созданием образа происходящего. Большинство подобных повестей писалось через много лет после описываемых событий, что не могло не сказаться на точности упоминаемых деталей, а иногда и на описании общего хода. Буквальное понимание и прямое заимствование из них исторической информации может привести к серьезным ошибкам в исторических построениях. Появление воинских повестей, естественно, прежде всего было связано с событиями военной истории, оставившими заметный след в сознании современников и ближайших потомков.

Одним из самых ранних самостоятельных произведений, близких к таким повестям, является всемирно известное поэтическое Слово о полку Игореве. Список Слова (как полагают по косвенным данным XVI в.) был приобретен в середине 90-х годов ХVIII в. известным собирателем раритетов А.И. Мусиным-Пушкиным, по его словам, у архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского. Текст был издан в 1800 г. Кроме этого, сохранилась копия, подготовленная А.И. Мусиным-Пушкиным для Екатерины II. В 1812 г. оригинал Слова сгорел вместе с частью библиотеки А.И. Мусина-Пушкина во время московского пожара, Это дало основания для сомнений относительно подлинности данного памятника. Однако достаточно веских доказательств поддельности Слова до сих пор не найдено. Спорной является датировка текста Слова. Отсутствие в нем сколько-нибудь точных датирующих признаков позволяет исследователям высказывать самые разные соображения на этот счет. Большинство ученых считают, что Слово было создано непосредственно вслед за походом 1185 г. на половцев, который оно описывает. Встречаются, однако, и иные датировки. В качестве возможных дат написания поэмы называют XIII, XVI и далее ХУШ в. Неизвестен и автор, создавший уникальный памятник древнерусской письменности. Все предпринятые в этом направлении попытки не увенчались успехом. Даже наиболее основательные проработки (скажем, атрибуция Слова боярину Петру Бориславичу) могут рассматриваться лишь в качестве рабочих гипотез или догадок. Работа со Словом как с историческим источником, с одной стороны, облегчается наличием нескольких параллельных текстов, повествующих о походе новгород-северского князя. С другой стороны, оригинальная информация Слова не может быть подвергнута независимой проверке (тем более, что ранний список утрачен, а надежные сведения о его происхождении отсутствуют). Поэтому степень ее достоверности приходится оценивать лишь с точки зрения внутренней непротиворечивости. Наличие в тексте Слова "темных", трудных для понимания мест еще больше осложняет эту задачу. Кроме того, исследования последних лет показывают, что в целом ряде случаев "Слово о полку Игореве" опирается на значительное число литературных памятников. Это также должно учитываться при работе с этим источником.

Однако собственно воинские повести появляются как самостоятельные произведения только с середины XIV в. Именно к этому времени относят создание Повести о разорении Рязани Батыем. Она непосредственно примыкает к рязанским агиографическим произведениям. Древнейшая редакция Повести отразилась в Новгородской I летописи, однако впоследствии она вошла в литературные сборники, что позволяет говорить о ней как о самостоятельном произведении. Не теряя некоторых особенностей стиля, характерных для летописных статей, Повесть включает ряд фантастических моментов (например, в числе князей, сражающихся с монголами, находится Всеволод Пронский, погибший в 1208 г., Давид Муромский, скончавшийся за десять лет до нашествия, и пр.) и отличается эпической обобщенностью образов. Впоследствии Повесть была расширена путем включения в нее некоторых эпизодов, отсутствовавших в первоначальном варианте (например, рассказ о Евпатии Коловрате). В основе Повести лежат устные предания, летописные, агиографические и, видимо, еще какие-то письменные источники.

Мощным толчком к созданию цикла воинских повестей стала Куликовская битва 1380 г. Из подобных самостоятельных произведений следует выделить Слово Софония Рязанца о Куликовской битве (Задонщина) и Сказание о Мамаевом побоище.

Задонщина - поэтическое повествование о Куликовской битве, написанное, скорее всего, в 80-90-е годы XIV в. Она дошла в шести списках 70-х годов XV-конца XVII в. Задонщина имеет множество общих мест со Словом о полку Игореве. Собственно, дискуссия о датировке Слова во многом упирается в вопрос о том, какие чтения - Задонщины или Слова о полку Игореве - являются первичными. Кроме Слова, Задонщина опирается и на другие источники, в частности, как считает М.А. Салмина, на летописную повесть о Куликовской битве конца 40-х годов XV в. (соответственно, дается и иная датировка Задонщины). Возможно, что даже имя Софония Рязанца, которое упоминается в заглавии двух списков, было заимствовано из какого-то другого, не дошедшего до нас произведения Куликовского цикла. Очевидно, автор поэтического сказания о Мамаевом побоище пользовался и фольклорными источниками. Задонщина интересна прежде всего отраженными в ней непосредственными впечатлениями современника от сражения русских войск с отрядами Мамая.

Сказание о Мамаевом побоище - самый большой по объему памятник Куликовского цикла. Именно из него заимствуются подробности об обстоятельствах и ходе сражения на берегах Неп-рядвы (например, о действиях засадного полка, о "контузии" Дмитрия Донского и т. п.). Это не только самое подробное, но и одно из самых поздних произведений о Куликовской битве. Его создание чаще всего относят не ранее чем к первой четверти XV в. В последнее время все чаще высказывается мнение о еще более позднем ее появлении. Сложность вопроса о датировке Сказания усугубляется тем, что оно неоднократно перерабатывалось (вплоть до начала ХУШ в.). Сохранилось множество списков этой повести, делящихся на восемь редакций и большое количество изводов. И все-таки большинство исследователей сходятся на том, что, помимо различных письменных источников (скажем, южнорусского летописания), автор пользовался устными источниками, в том числе воспоминаниями участников самой битвы. Однако при использовании Сказания в качестве исторического источника приходится признать, что для автора художественные достоинства создаваемого текста, несомненно, были гораздо важнее точности в передаче фактических подробностей.

Примерно в 1402-1408 гг. была создана Повесть о Темир-Аксаке, рассказывающая о походе на Русь Тимура (Тамерлана). Разгромив Золотую Орду и захватив Елецкое княжество, Тимур остановился на границе Рязанского княжества, а затем неожиданно ушел из русских земель. Отступление поиск Тимура связывается в Повести с перенесением в Москву иконы Владимирской Богоматери. Повесть сохранилась в составе летописей (в частности, Софийской П летописи), а также в сборниках литературных произведений. Впоследствии (во второй половине XVI в.) на основе нескольких редакций Повести и других источников было написано Сказание об иконе Владимирской Божьей матери. Оба связанных памятника интересны, кроме всего прочего, объединяющей их идеей принципиально нового статуса Московского государства.

Падению Византийской империи под ударами турецких войск посвящена Повесть о Царьграде Нестора Искандера. Она также дошла как в составе летописей, так и отдельно. Мнения о раннем происхождении Повести - вторая половина XV - начало XVI в. - придерживаются почти все исследователи. Она написана (если доверять сведениям, которые автор оставил о себе) непосредственным участником событий, причем рассказ ведется как с точки зрения турок, так и осажденных греков. Причем, кроме рассказов очевидцев, Нестор Искандер явно пользовался другими древнерусскими воинскими повестями (скажем, Повестью о разорении Рязани Батыем). Помимо всего прочего, Повесть о Царьграде занимает важное место в обосновании теории "Москва - третий Рим",

К воинским повестям близка Казанская история (Сказание вкратце от начала царства Казанского), созданная в 1564-1566 гг. В то же время ряд черт роднит ее с краткими летописцами, поскольку автор Сказания в очень сжатой форме излагает всю историю Казанского ханства. Казанская история основывается на множестве источников. Есть все основания говорить о связи ее текста с Хронографом, Сказанием о князьях Владимирских, посланиями Ивана Грозного, Повести о Царьграде Нестора-Искандера, Александрии и Троянской истории. Все это затрудняет работу с Историей как источником. Особо следует отметить, что именно в Казанской истории Москва впервые прямо называется третьим Римом.

Многие источниковые особенности Казанской истории характерны и для последней воинской повести XVI в. - О прихожде-нии Стефана Батория па Псков. Она не только напоминает свою предшественницу, но и опирается на близкий комплекс текстов, в том числе на переводные литературные произведения (Александрия, Повесть о Стефаните и Ихнилате).

Одной из последних древнерусских воинских повестей является Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков (около 1641 г.). Она существует в трех вариантах: "историческом", "поэтическом" и "сказочном". "Историческая" повесть появилась вскоре после того, как весной 1637 г. донские казаки в результате двухмесячной осады захватили Азов - турецкую крепость в устье Дона. Повесть написана в форме казачьей войсковой отписки. Очевидно, автор ее был связан с войсковой канцелярией. Наряду с сугубо документальными описаниями в ней присутствуют конфессиональные мотивы, характерные для древнерусских воинских повестей. Цель, которую ставил перед собой автор, -описать Азовское осадное сидение "на память роду христианскому... на укоризну и на позор нечестивым родом поганьскаго языка". "Поэтическая" версия Повести была написана непосредственно после героической обороны Азова казаками в 1641 г. Возможно, ее автором был казачий есаул войсковой дьяк Федор Порошин. Реальные подробности перемежаются в ней с фантастическими деталями. На автора Повести оказали влияние не только древнерусские воинские повести (Повесть о Мамаевом побоище, Повесть о взятии Царьграда), но и казачий фольклор. В "сказочной" версии Повести главное место занимает художественный вымысел. Она непосредственно примыкает к "историческому баснословию" второй половины XVII в. С этого времени воинские повести прекратили свое существование, превратившись в авантюрную беллетристику.

Воинские повести древней Руси являются важным историческим источником не только потому, что многие сообщаемые в них сведения уникальны, но и потому, что в них - как ни в какой другой разновидности повествовательных источников - отразились дух времени, непосредственное восприятие описываемых событий современниками и ближайшими потомками.