Духовную литературу принято делить на каноническую (боговдохновенную или богодухновенню) и апокрифическую (тайную или отреченную). Среди апокрифической, в свою очередь, выделяются верочитная (которую разрешалось хранить и читать, но не в церкви) и ложная (запрещенная к хранению и чтению).

Канонические произведения принадлежат к различным жанрам, впрочем, тесно переплетенным друг с другом и для древней Руси подчас слаборазличимым. Выделяются жанры:

скриптурный (от лат. scriptura "писание"), к которому относятся библейские книги Ветхого и Нового заветов (в том числе нарративная часть Толковой Палеи);

литургический (богослужебный), включающий служебники, требники, молитвословы, часословы, октоихи, паремейники, па-раклитики, служебные шестодневы, триоди - Цветную и Постную, служебные минеи, каноники, стихирари, ирмологии, кондакарии и месяцесловы;

вероучительный, куда входят символы и изложения веры, огласительные поучения (катехизисы), полемические сочинения и толкования;

проповеднический, состоящий из проповедей, а также сборников (изборников) постоянного состава (Златая Цепь, Златоуст, Златоструй, Маргарит, Измарагд) и премудростно-гностической книжности (Пчела, патерики).

Наконец, агиографический (житийный), к которому относятся собственно жития, похвальные слова святым и сказания о чудесах; они, как правило, объединены в прологи, синаксари, торжественники, четьи минеи и изборники переменного состава.

Как известно, от домонгольского времени до нас дошли "только доли процента былого книжного богатства Руси" (Б.В.Сапунов). Уже поэтому каждая из сохранившихся древнерусских книг должна была бы цениться не только как исторический материальный объект, но и как источник информации о прошлом нашей страны, о людях, его создавших, буквально на вес золота. Парадокс, однако, заключается в том, что тексты подавляющего большинства из них историки не изучают. Основная часть этих книг - и это тоже хорошо известно - сборники богослужебных и (в меньшей степени) богословских текстов. Так, из 494 учтенных рукописей домонгольского времени, хранящихся в библиотеках и архивах бывшего СССР, только скриптурные и литургические книги составляют 332 единицы (практически две трети от общего количества). С точки зрения "здравого смысла", отсутствие к ним интереса со стороны историков вполне оправданно: что может дать для изучения истории древней Руси заведомо известное содержание "стандартного" (к тому же "чужого" - перевод!) текста, определенного каноном?

Наверно, поэтому (отбрасывая хорошо известные всем идеологические ограничения, действовавшие в советской историографии) почти ни одна из этих книг (за исключением агиографических произведений) в качестве источника по истории древней Руси ни в одном из крупных исторических исследований не использовалась и - по большому счету - не используется до сих пор.

Конечно, есть и такие исторические исследования (или их разделы), которые не обходятся без упоминаний переводов книг Священного писания, богословских и прочих произведений, -это специальные и обобщающе-обзорные работы по истории древнерусской культуры вообще, общественной мысли и книжного дела в частности. Здесь сакральные тексты в основном привлекаются для определения и характеристики противоборствующих сил, а также для восстановления круга стран, с которыми древняя Русь имела "книжные" культурные контакты.

Несколько шире переводными текстами духовного содержания пользуются лингвисты. Сопоставление исходных текстов церковно-канонической, агиографической и проповеднической литературы (Священное писание, другие богодухновенные, апокрифические и богословские книги) г. соответствующими старославянскими и древнерусскими переводами позволяет восстановить точные значения отдельных слов и фразеологических единиц, тот "понятийно-категориальный аппарат", которым пользовались древнерусские книжники, через который и с помощью которого они видели и описывали окружающий их мир и происходящие события.

К сожалению, историки относятся к лингвистическим словарям чаще всего потребительски, ограничиваясь считыванием основных определений, связанных с тем или иным словом, и как бы забывая, что в конкретных произведениях слова в зависимости от контекста не только обозначали какую-то часть реальности, но и наделяли ее дополнительными смыслами, которые далеко не всегда могут быть отслежены лингвистами. Подойти к этим смыслам молено только через сопоставительный анализ исторического источника и "параллельных" текстов, откуда - осознанно или нет - конкретный автор почерпнул используемый им в данном случае тезаурус, а вместе с ним и образную систему - с ее правилами расчленения и наименования природной и социальной реальности, иерархией составляющих элементов по их существенности, ценностными характеристиками и т. д.

Поскольку образ мира, в котором (и которым) жил человек древней Руси, определялся преимущественно сакральными христианскими (или воспринимаемыми, тогда в качестве таковых, например "Иудейская война" и "Иудейские древности" Иосифа Флавия и т. п.) текстами, исключение их историками из источниковедческой практики существенно затрудняет, а то и делает вовсе невозможным верное понимание смыслов древнерусских источников. Подмена исходных образов, на которые опирался автор древнерусского произведения, системой представлений, почерпнутых из текстов, современных исследователю, ведет к недопустимой модернизации содержания источника, неизбежно создает ситуацию, когда историк "вчитывает" в изучаемый текст актуальный смысл.

Включение в отечественную источниковедческую практику переводных канонических и апокрифических сакральных текстов в качестве основы анализа древнерусских письменных источников позволит, как нам представляется, существенно расширить возможности выявления и адекватного восприятия исторической информации, до сих пор скрытой от исследователей.

Канонические произведения