Отношения капиталистических стран с государствами, находящимися на докапиталистической стадии развития
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Маркс и Энгельс не считали, что капиталистический способ производства испытывает неотложную потребность в территориях для своего расширения. Конечно, если бы это было возможно, буржуазия сделала бы это с целью извлечения прибыли.

Капитализм изначально развивался в Европе и с трудом проникал в Азию. Это было прежде всего связано, по мнению Маркса, с господствовавшими там ранее способами производства. Из этого следует, что капиталистические государства не несут ответственности за отсталость Азии. Поскольку капита­лизм развивался равномерно и является гомогенным (однородным), что, кстати, и объясняет предполо­жение о перманентной мировой революции, теория марксизма не рассматривает вопросы развития раз­ных уровней капиталистического развития и их отношений друг с другом (неомарксистские концепции центра и периферии появились позже).

Таким образом, основоположники марксизма представили в основном евроцентричную модель меж­ дународных отношений, оставив вне поля своего зрения то, что сейчас принято называть странами Третьего мира. Отнеся их к «азиатскому способу производства», Маркс и Энгельс характеризовали эти страны как «примитивные», «варварские», «полуварварские», «Восток», «нации крестьян», «отсталые». Поэтому стремление капиталистических государств к расширению колоний и утверждению там капита­листического способа производства вместо азиатского рассматривалось как явление прогрессивное,

Отношения социалистических стран с государствами, находящимися на докапиталистической стадии развития

Как уже отмечалось, Маркс и Энгельс считали мировую социалистическую революцию закономер- ным явлением. Она бы поставила перед победившим пролетариатом вопрос об отношении к бывшим колониям или, точнее, как отмечал Каутский, об ответственности за эти колонии. В связи с этим пред­ставлялось бесспорным, что вместо капиталистического колониализма должен был появиться его новый  тип. Только при помощи и под руководством мирового пролетариата у колоний есть шанс преодолеть свою отсталость.

Отношения социалистических государств

Эта категория отношений весьма незначительно представлена в работах Маркса и Энгельса. Будущая мировая социалистическая революция должна была обеспечить победу пролетариата, которому предсто-

1 Venduka Kubalkova and Albert Cruickshank. Marxism and International Relations. Clarendon Press, Oxford, 1985. Р. 36.


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики



яло решать задачу строительства коммунистического бесклассового общества. Уничтожение государ­ства сняло бы, естественно, и саму проблему межгосударственных отношений. Вместо традиционных международных отношений должно было возникнуть неантогонистическое по своей природе многонацио­нальное многообразие, которое тем не менее сохраняло бы отдельные черты неравенства. В Критике Готтской программы, в частности, отмечалось:

«Между отдельными странами, провинциями и даже между коммунами всегда будет существовать определенное неравенство в условиях жизни, которые можно будет свести к минимуму, но никогда не уничтожить полностью».

Таким образом, можно предположить, что основоположники марксизма полностью не исключали воз­можности конфликта даже между социалистическими странами.






Развитие марксизма

Стремительное развитие капитализма в последней четверти XIX - начале XX вв. вызвали потреб­ность у сторонников марксизма анализа и обобщения новых реалий. Применительно к рассматривае­мому нами предмету теории международных отношений можно выделить три направления марксист­кой мысли:

1) рассмотрение международных отношений в категориях исторического материализма (например,
теории империализма и мировой экономики, где международные отношения становятся частью отноше­
ний в сфере производства);

2) выделение отдельных феноменов (войны, нации) в качестве самостоятельных категорий. Этот под­
ход, характерный для австрийских марксистстов, отличался тем, что политические и идеологические
факторы рассматривались не только как производные от экономических, но и всего социального процесса
в целом, в котором особое место принадлежало национализму;

3) международные отношения во многом независимы от экономики и не могут интерпретироваться
исключительно в категориях исторического материализма (Э. Бернштейн).

Наиболее ортодоксальный из названных подходов рассматривает международные отношения в каче­стве части мировой экономической системы и соответственно считает их категорией политэкономии. Причина такой трансформации кроется в том, что Маркс и Энгельс определяли капиталистический спо­соб производства как развивающийся в рамках отдельных государств. При этом горизонтальные (или межгосударственные) отношения у них носили второстепенный характер, уступая первенство вертикаль­ным (классовым) отношениям. В этом смысле марксизм представлял собой теорию преимущественно ориентированную не вовне, а внутрь отдельных государств. Структурные изменения в капиталистичес­ком способе производства, и прежде всего появление монополий, интернационализация капитала и его вывоз в значительных размерах заставили по-новому взглянуть на саму природу отношений между капи­талистическими государствами.

Австрийский экономист Р. Гильфердинг в 1910 г. установил взаимосвязь между капитализмом и милитаризмом. В конце XIX в. тенденция к централизации и концентрации капитала привела к появлению гигантских финансовых институтов, которые фактически установили контроль над промышленностью. Опираясь на работы К. Маркса и либерального экономиста Дж. Гобсона (1902), Гильфердинг выдвинул гипотезу о том, что капитализм вступил в свою новую фазу - фазу финансового капитализма, который толкает западные государства к экспансии и соответственно к войне. На последней стадии развития капитализма финансовый капитал, контролируемый банками и используемый промышленниками, нужда­ется в новых рынках, в поставках все большего количества сырья.

Другие марксисты (Роза Люксембург и Карл Каутский) развили это положение о связи капитализма и милитаризма. Н. Бухарин в своей работе «Мировое хозяйство и империализм» (1915) фактически согла­сился с выводами Гильфердинга относительно тенденций развития современного капитализма. Он счи­тал, что капиталистическое общество немыслимо без гонки вооружений, как немыслимо и без войн. В то время работа Бухарина в теоретическом отношении была наиболее интересной из всех трудов предста-  вителей марксизма. В частности, Бухарин выдвинул гипотезу о том, что на международной арене друг с другом борются не «национальные» государства, а национальные экономики, являющиеся не чем иным,  как частью мировой экономической системы. Таким образом, если раньше имела место конкуренция прежде всего на национальном уровне, то теперь - на уровне международном. Конкуренция вышла за


 


Глава 2. Война, мир и государства


59


 


 


пределы государства и стала интернациональной. Более того, не только отдельные предприятия, а целые страны стали объектом империалистической аннексии.

Одним из следствий этого является дальнейших разрыв в уровне развития отдельных государств, рост диспропорций и социального неравенства.

В целом современный капиталистический мир есть не что иное, как совокупность экономических предприятий, организованных на национальном уровне. В структурном отношении от состоит из несколь­ких развитых в промышленным отношении государств (ядра) и периферии, представленной малоразви­тыми странами. Поэтому государства стали государствами-классами в зависимости от того, какое место они занимают в международном разделении труда, а также их принадлежности к ядру или перифе­рии. Следовательно, появились государства-поработители и порабощенные, что обусловливает неизбеж­ность глобального столкновения в будущем. Поэтому войны в данных условиях являются неизбежны­ ми, а мирное сосуществование представляет собой передышку перед новыми конфликтами. Ми­литаризм становится нормой, в то время как призывы к разоружению, нейтралитету представляются нелепыми.

Перефразируя Клаузевица, Бухарин замечает, что войны не просто продолжение политики другими средствами, но и

 

«активное продолжение в пространстве данного способа производства... Определять войну лить как захват ни в коем случае нельзя, поскольку таким образом теряется главное, а именно, какие производственные отношения усиливаются или расширяются в результате войны, какие основы расширяются данной "политикой захвата"».

Отметим, что В. Ленин был полностью солидарен с этими взглядами Бухарина. Концепцию агрессии Бухарин не развивал, поскольку будущая революция с неизбежностью должна была поставить вопрос об «агрессии» пролетарского государства с целью подталкивания мировой революции.

Несколько отличающуюся от названной позиции по вопросу об отношениях между капиталистически­ми государствами занимал К. Каутский. Он утверждал, что капиталистические страны способны избе­жать войны друг с другом. Его теория «ультраимпериализма» (1914) содержала тезис о том, что капита­лизм на самой высокой ступени своего развития объединит империалистов и таким образом положит конец их борьбе друг с другом. Основа для такого объединения и сотрудничества состояла в необходимо­сти не только избежать войны, но и в потребности финансового капитала совместно эксплуатировать остальную часть мира.

Открытый В. Лениным закон о неравномерности развития капитализма существенным образом осла­бил аргументацию Каутского. В своей работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» В. Ленин обосновал связь между империализмом и войной. Он в популярной форме изложил марксистские аргу­менты Гильфердинга и Бухарина и снабдил их солидной статистической базой. Как отмечал В. Ленин, итоговая картина всемирного капиталистического хозяйства накануне первой мировой войны была им представлена на основании сводных данных «бесспорной буржуазной статистики и признаний буржуаз­ных ученых всех стран».

Выясняя истинный социальный (или классовый) смысл войны 1914-1918 гг., В. Ленин обратился не к дипломатической истории войны, а к анализу объективного положения командующих классов во всех воюющих державах. Он исходил из того, что «чтобы изобразить это объективное положение, надо взять не примеры и не отдельные данные (при громадной сложности явлений общественной жизни можно все­гда подыскать любое количество примеров или отдельных данных в подтверждение любого положения), а непременно совокупность данных об основах хозяйственной жизни всех воюющих держав и всего мира».

Эта совокупность данных нашла свое выражение в характеристике империализма, как особой стадии капитализма, для которой характерны пять следующие признаков:

1) концентрация производства и капитала достигли такой высокой ступени развития, что создали мо­
нополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни и вытеснившие свободную конкурен­
цию - основное свойство капитализма и товарного производства вообще;

2) слияние банковского капитала с промышленным и создание на базе этого финансового капитала,
финансовой олигархии;

3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение;

4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир;

5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами.


60                                                                                    Введение в теорию международных отношений к анализ внешней политики

Уточняя последний из названных признаков, В. Ленин отмечал, что «окончательный раздел земли» означает, что мир впервые оказался уже поделенным, что в дальнейшем предстоят лишь переделы, т.е. переход от одного «владельца» к другому, а не от бесхозяйственности к «хозяину».

На основании статистических данных распределения железных дорог, являвшихся синтетическим по­казателем развития главных отраслей промышленности, Ленин сделал вывод о его крайней неравномер­ности развития.

Итоги развития монополистического капитализма показывали

«абсолютную неизбежность империалистических войн на такой хозяйственной основе, пока существует частная собственность на средства производства...

Частная собственность, основанная на труде мелкого хозяина, свободная конкуренция, демократия, - все эти лозунги, которыми обманывают рабочих и крестьян капиталисты и их пресса, остались далеко позади. Капитализм перерос, во всемирную систему колониального угнетения и финансового удушения горстью "передовых" стран гигантского большинства населении земли. И дележ этой "добычи " происходит между 2-3 всемирно могущественными, .вооруженными с ног до головы хищниками (Америка, Англия, Япония), которые втягивают в свою войну из-за дележа своей добычи всю землю»'.

И далее:

 

«...При капитализме немыслимо иное основание для раздела сфер влияния, интересов, колоний и пр., кроме как учет силы участников дележа, силы обще-экономической, финансовой, военной и т.д. А сила изменяется неодинаково у этих участников дележа, ибо равномерного развития отдельных предприятий, трестов, отраслей промышленности, стран при капитализме быть не может. Полвека тому назад Германия была жалким ничтожеством, если сравнить ее капиталистическую силу с силой тогдашней Англии; тоже - Япония по сравнению с Россией. Через десяток-другой лет "мыслимо " ли предположить, чтобы осталось неизменным соотношение силы между империалистскими державами? Абсолютно немыслимо.

Поэтому "интер-империапистские" или "ультра-империалистские" союзы в капиталистической действительности... в какой бы форме эти союзы ни заключались, в форме ли одной империалистской коалиции против другой империалистской коалиции или в форме всеобщего союза всех империалистских держав - являются неизбежно лишь "передышками" между войнами. Мирные союзы подготовляют войны и в свою очередь вырастают из войн, обуславливая друг друга, рождая перемену форм мирной и немирной борьбы из одной и той же почвы империалистских связей и взаимоотношений всемирного хозяйства и всемирной политики...

Империализм есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремление к господству, а не к свободе. ... Особенно обостряется ... национальный гнет и стремление к аннексиям, т.е. к нарушению национальной независимости»2.

Подытоживая свои наблюдения, Ленин дал следующую характеристику первой мировой войны: «Зах­ват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабеж ее богатств, отвлечение внимания трудящихся от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и национальное одурачение рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления рево­люционного движения пролетариата - таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны»3.

«При капитализме, и особенно в его империалистской стадии, войны неизбежны», - заключил В. Ле­нин.

Вместе с тем он настаивал на необходимости выделения «позитивного значения революционных войн, т.е. не империалистских войн, а таких, которые велись, например, от 1789 г. до 1871 г. ради свержения национального гнета и создания ... национальных капиталистических государств», а также оборонитель­ ных войн «... для охраны завоеваний побеждающего в борьбе с буржуазией пролетариата» (Конферен­ ция Заграничных секций РСДРП. Март 1915 г.).

Ленинская теория империализма имела широкий отклик в Европе. После Октябрьской революции в России и прихода большевиков к власти рабочие партии в Европе раскололись на две части - реформис­тскую (социал-демократическую) и революционную (коммунистическую). Последняя неизменно наби­рала силу среди трудящихся Запада, особенно в результате Великой депрессии. Однако ленинизм не ока­зал особого влияния на западных интеллектуалов, работавших в то время в области международных отношений.

Впоследствии ленинские идеи о неравномерности экономического развития стран при капитализме и особенно структурная модель мирового капиталистического хозяйства Н. Бухарина (ядро-периферия)

1 В.И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. Предисловие к французскому и немецкому изданию. Избранные
произведения. В 6 т. М., 1951. С, 5.

2 В.И- Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. Там же. С. 81.

3 Ленин В. Война и российская социал-демократии. Там же. С. 88.


Глава 2. Война, мир и государства


61


 


 


 


были положены в основу наиболее значимых трудов современных последователей марксизма и так назы­ваемой теории мировой системы (И. Валлерстейн), о которой речь пойдет в пятой главе.
























КЛАССИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ

Это направление в исследовании международных отношений развивалось, начиная с 1930-х гг. и в первые послевоенные годы предстало как вполне оформленное мировоззрение. Родоначальниками реа­лизма в Британии были Карр (Саrr) и Шварценбергер (Schwarzenberger), а в США - Моргентау (Моrgenthau) и Нибур (Neibuhr).

Размышления Карра в The Twenty - Years ’ Crisis 1919-1939 (1939) отражали известное разочарование в Лиге Наций, которая не смогла предотвратить агрессию в Абиссинии и Маньчжурии, а затем и в Европе. Карр считал ошибочным предположение о том, что уберечь мир от войны могло более рациональное и более моральное поведение государств на международной арене. По его мнению, Лига Наций и Постоян­ный Международный суд не могли создать лучший мировой порядок. Сила этих институтов напрямую зависела от того, в какой степени их деятельность поддерживали государства-члены. В условиях, когда Германия. Италия и Япония открыто выступили против системы, возникшей в результате первой мировой войны (и, естественно, против Лиги Наций), а США и СССР или не хотели, или не могли помочь Лиге, Великобритания и Франция также отошли от принципов, изложенных в Уставе, и предпочли компромисс с Германией по поводу Чехословакии (1938).

Оценивая эту ситуацию, Carr готов был согласиться с политиками, пошедшими на подписание Мюн­хенских соглашений, поскольку они являли собой пример «самого точного за последние годы подхода к решению крупной международной проблемы мирным путем».

Моральная сторона международной политики, на которой основывалась деятельность Лиги Наций, по мнению Карра, имела два существенных изъяна. Первый состоял в двойном стандарте, которым меж­дународное сообщество (Лига) пользовалось для оценки той или иной ситуации (британское и французс­кое правительства считали агрессию против Греции недопустимой, а по поводу нападения на Абиссинию лишь выражали свое сожаление).

Второй касался того, что не получила распространения и поддержки идея об общем благе, которое должно превалировать над благом отдельных государств (идея наднациональности). Без этого трудно было представить, как могла эффективно работать любая международная организация, в том числе и Лига Наций, Карр утверждал, что сила международной организации состоит в силе поддерживающих ее государств.

Шварценбергер ( Power Politics , 1941) также пытался понять причины провала Лиги Наций и при раз­мышлениях о мировой политике брал за точку отсчета межвоенный период. Относительно самой важной проблемы - обеспечения коллективной безопасности, которую должна была решить Лига Наций, Шварценбергер заметил следующее:

«Сама необходимость подобных договоров (двусторонних договоров о взаимной помощи - Н.Л.) показала, что члены Лиги или же считали, что система, закрепленная в Уставе, является недостаточной, неработающей или слишком инертной, чтобы т нее полагаться, или же были уверенными в том, что другие члены Лиги не будут выполнять свои обязательства, вытекающие из Устава...»

Идеи реализма нашли свое развитие в работах американского мыслителя Нибура ( Moral Man and Immoral Society 1936). Одной из серьезнейших диспропорций современного мира он считал стремитель­ное развитие технического прогресса и топтание на месте в сфере политики в широком смысле слова. Мир стал взаимозависимым, но остался разобщенным морально и политически.

Уже после окончания Второй мировой войны, объясняя причину «анархии» в международных отноше­ниях, Нибур отметил, что идея создания «мирового правительства» имеет серьезные изъяны. Во-первых, почти все аргументы за нее основываются на предположении, что желание создать новый мировой поря­док имеет в виду появление «мирового правительства». Однако правительства создаются исходя из на­сущных потребностей общества/сообщества, а не по чьей-либо прихоти. Во-вторых, сами правительства обладают весьма ограниченными возможностями для объединения общества/сообщества. Поскольку в мире нет такого общего интереса, то лучше иметь несовершенную ООН, нежели некую федерацию госу­дарств, вообще неспособную что-либо сделать. Нибур подчеркивал, что силы, которые работали на


62


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


интеграцию мирового сообщества, очень ограничены ( The Illusion of World Government , 1948). В услови­ях начавшейся холодной войны удовлетворяться существующим status quo нельзя, необходимо поддержи­вать отношения с противником (СССР), используя для этого ООН не в качестве гипотетического мирово­го правительства, а как своего рода мост между частями разделенного мира.

Наиболее крупной фигурой среди представителей реалистической школы был немецкий эмигрант Ханс Моргентау, вынужденный покинуть свою родину из-за преследований со стороны нацистов.

Его книга Politics Among Nationa (1948), неоднократно отвергавшаяся американскими издательства­ми, стала в конце концов классической. На ней были воспитаны несколько поколений американских и западноевропейских политиков. Когда Моргентау ушел из жизни в 1980 г., бывший государственный сек­ретарь США Генри Киссинджер произнес слова, под которыми подписались бы многие: «Ханс Моргентау был моим учителем».

Интеллектуальными предтечами современного реализма были принято считать Фукидида и Макиа­велли.

В Истории Пелопоннесской войны Фукидид попытался объяснить причины крупнейшего столкно­вения коалиций, во главе которых находились Афины и Спарта. Фукидид полагал, что для этого ему необ­ходимо объяснить поведение основных противников, вовлеченных в конфликт (Моргентау также полагал, что предметом международных отношений является поведение государств}.

Не располагая всеми высказываниями военачальников периода войны, Фукидид использовал метод рационального реконструирования прошлого, поставив себя на место тех, кто принимал решения в Афи­нах и Спарте.

«Во всех случаях было трудно запомнить слово в слово все, что было сказано, поэтому я вкладывал в уста героев то, что, по моему мнению, они должны были сказать в соответствующей ситуации, конечно же, следуя в общем и целом тому, что они в действительности говорили»1.

Аналогично этому размышлял и Моргентау:

«Мы ставим себя наместо политика, который должен решить определенную проблему, и спрашиваем себя: какие рациональные альтернативы для решения данной проблемы у него существуют... и какую из них с наибольшей вероятностью выберет данный конкретный политик, находящийся в данных условиях. Это и есть проверка гипотезы реальной действительностью, которая объясняет феномены мировой политики и делает возможным теоретизирование в сфере политики»2.

Реконструируя мотивы поведения Афин и Спарты, Фукидид исходил из того, что обе стороны стреми­лись сохранить свои позиции или же даже хотели их упрочить:

«Подлинной причиной войны я считаю ту, что обычно скрыта. Рост мощи Афин и опасение в связи с этим Лакедемона сделали войну неизбежной».

Главная идея Моргентау изложена следующим образом:

«Путеводной звездой, которая помогает политическому реализму пробраться сквозь дебри мировой политики, является концепция интереса, определяемого категорией доминирования Поэтому мировая политика, подобно всем другим, является борьбой за доминирование.

Когда мы говорим о доминировании, мы имеем в виду чей-либо контроль над умами и действиями других людей». Более того, I «политика как таковая, будь то внутренняя или внешняя, обнаруживает три основные модели; все политические феномены могут быть сведены к одному из трех основных типов.

Политика сводится либо к стремлению сохранить свое доминирование, либо упрочить его или же его продемонстрировать». Такая политика проявляется в следующих трех формах:

1) политика status quo;

2) политика империализма;

3) политика поддержания престижа.

Как говорят реалисты, «в отличие от утопизма и идеализма, которые размышляют о том, каким должен быть мир, реализм исходит из того, каков мир есть». Обладание реальными материальны­ми ресурсами создает основу могущества государств и определяет их место в мире. Все остальные факторы (влияние демократии, идеологии, экономической интеграции, права, международных организа­ций) менее значимы для мировой политики.

1 Цит. по: Robert O. Keohane, Theory of World Politics: Structural Realism and Beuond  Р 163-164 21bid.Р. 164.


Глава 2. Война, мир и государства


63


В основе реалистической теории лежат три тезиса, касающиеся важнейших элементов любой соци­альной теории, а именно собственно субъектов международных отношений, их действий и ограниче­ ний, накладываемых на них внешней средой (Моравчик).

1. Исходным моментом их рассуждений является заявление о том, что рациональные и в политичес­
ком отношении единые образования
(в прошлом - это племена, принципаты, города-государства, реги­
ональные политические союзы и т.п., сейчас - государства) взаимодействуют друг с другом в анар­
хичной международной среде,
в которой не существует какой —либо центральной власти, способной
создать и поддерживать порядок в отношениях взаимодействующих субъектов.

Реалисты рассматривают государства как участников непрекращающейся конкуренции и утвержда­ют, что из нее и складывается мировой порядок.

По мнению реалистов, государства являются главными субъектами анархичной международ­ной системы, в то время как международные организации, ТНК и др, являются вторичными на между­народной арене. Поэтому реалисты определяют международные отношения собственно как отноше­ния между государствами, а международную политическую арену рассматривают как место столкно­вения государств друг с другом.

Реалисты рассматривают государства в качестве рациональных субъектов, подобных индивидууму. В этом смысле они говорят о государстве как о едином целом, способном просчитать плюсы и минусы своей политики и соответственно получить максимальный выигрыш.

2. Второй ключевой тезис реализма подчеркивает природу национальных интересов государств.
Эти интересы неизменны и находятся в противоречии с интересами других государств. Из этого сле­
дует, что отношения государств есть не что иное, как постоянный процесс торга по поводу распределе­
ния или перераспределения ограниченных материальных ресурсов. Акцент на неизменности национальных
интересов важен, поскольку он позволяет избежать реалистам искушения искать причины поведения
государств в сложном и противоречивом процессе воздействия внутренней политики на внешнюю, из­
бавляет от «морализаторства» о влиянии идей на материальную структуру мировой политики, лишает
смысла «утопические» представления о том, что определенная группа государств может иметь совпа­
дающие интересы, а также исключает значение «легалистских» рассуждений о том, что государства
для решения конфликтов должны прибегать не к силе, а использовать правовые нормы и международ­
ные институты1.

Следует отметить, что единодушие реалистов относительно неизменности национальных интересов государств не означает совпадения их взглядов собственно на точное определение этих интересов. Боль­ шинство реалистов полагает, что государства «как минимум, борются за собственное выжива- ние, и, как максимум, стремятся к тотальному доминированию» (Уолтц).

Как уже говорилось, реалисты рассматривают мир как арену непрекращающейся борьбы за контроль над ограниченными материальными ресурсами. Государства могут конфликтовать друг с другом из-за каких-либо дефицитных или ценных ресурсов, включая сельскохозяйственные угодья, права на ведение торговли и т.п. (во времена Фукидида); колонии (начиная с Древнего Рима до периода Ренессанса); рели­гии, династические привилегии и контроль в сфере внешней торговли (новое время); радикальные идеоло­гии (конец XIX - XX вв.), или чисто экономические интересы.

Государства осуществляют свою внешнюю политику как хорошо просчитанный ответ на вызовы враж­дебного международного окружения, в котором обеспечение выживания является уделом каждого («спа­сение утопающего - дело рук самого утопающего»). Независимо от внутренней политической систе­ мы, социальных и культурных особенностей того или иного государства, индивидуальных осо­ бенностей его лидеров, первейшей заботой любого государства является обеспечение его собственной безопасности.

Потребность в этом определяется тем, что практически все государства обладают определен­ ным военным потенциалом, для того чтобы себя защитить. Однако при определенных обстоятельствах он может быть использован против других государств. Существует множество оснований для агрессии, и ни одно государство не может точно знать, какое из них станет причиной войны. Неопределенность неизбежна при оценке намерений противоположной стороны. Несмотря на то, что государства рациональны, они могут допускать ошибки из-за неточной информации или дезинформации со стороны ! противника. Преследуя множество целей на международной арене, государства прежде всего исходят из


1 Jeffry W.Legro and Andrew Moravcsic. Is Anybody Still a Realist?// International Security Vо1.24, N 2 (Ра11 1999). Р. 13-14.


64                                                                                    Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

необходимости гарантирования собственного существования и поэтому в максимальной степени стремятся усилить свою мощь.

3. Третьей основой концепции реализма является определение критериев мощи государств и, следовательно, их места на международной арене. По мнению реалистов, в основе природы взаимо­действия государств лежат не только их национальные интересы, но и материальные возможности этих государств. Вес того или иного государства в мире определяется материальными ресурсами, ко­ торыми оно располагает. Именно они определяют возможность государств принуждать или «подку­пать» сторону, находящуюся в конфликте. При этом главными средствами перераспределения ресурсов является угроза наказания (санкции) либо предложение «компенсации». И первая и вторая возможности напрямую зависят от материальных возможностей сторон, находящихся в конфликте. Чем дешевле об­ ходится реализация угрозы для стремящейся к перераспределению ресурсов стороны и чем болез­ неннее она для «жертвы», тем выше вероятность сговорчивости последней (намерение России строить газопровод в Европу в обход Украины и размещение заказа на производство труб большого диаметра на российских предприятиях могут подтолкнуть Киев к решению о передаче России (Газпрому) в счет оплаты долга за поставки газа украинской части газопровода, чего давно желают в Москве).

В целом для достижения желаемого результата государства прибегают к разного рода экономическим санкциям и стремятся их поддерживать (например, сохранение санкций в отношении Ирака выгодно США для контроля над регионом Персидского залива, а также для ряда стран ОПЕК и, прежде всего Саудовс­кой Аравии, получившей квоту Ирака), используют бойкоты и т.п.

Реалисты полагают, что степень реализации национальных интересов государств прямо про­ порциональна их материальным возможностям. Именно материальные ресурсы и образуют ту фун­даментальную «реальность», которая оказывает влияние на поведение государств независимо от того, в каком направлении государства развиваются, какое общество строят и во что верят их лидеры. Иными словами, сильные делают то, что сочтут нужным, а слабые вынуждены с этим согласиться.

Показателем мощи государства на международной арене является его способность влиять на поведение других государств (например, в современных условиях пересматривать квоты добычи нефти, настаивать на пересмотре выгодных двусторонних контрактов с третьими странами, пренебре­гать действующими нормами международного права и вместо них «явочным путем» устанавливать свои и т.п.).

В условиях анархии международной системы государства могут рассчитывать только на себя. Они не могут позволить себе полагаться на других и зависеть от них. Для классического реализма неприемлемо развитие взаимозависимости, особенно в отношениях великих держав. Взаимозависимые государство, по определению не могут быть великими державами. Все остальные государства также стремятся максимально снизить степень их зависимости от других государств.

Моргентау рассматривал вопросы мировой политики в середине XX в. и проблему мира. Он анализировал попытки сохранить мир путем политики ограничения (limitation) (разоружение, коллективная безопасность, юридическое разрешение споров/конфликтов и др.), трансформации (transformation) (превщения либо в мировое государство, либо в мировое сообщество) и дипломатии. Рассуждая об идее мирового правительства, Моргентау обратил внимание на то, что начиная с XIX в. каждая из трех мировых войн (наполеоновские войны, первая и вторая мировые войны) заканчивалась попытками создания такого правительства: Священный Союз, Лига Наций и Организация Объединенных Наций. Первые две попытки потерпели крах, поскольку сильно различались интересы государств на международной арене, особенно по вопросу поддержания status quo.

Моргентау считал, что фундамент ООН также непрочен. Однако особенностью этой организации было то, что после второй мировой войны державы-победительницы «сначала создали международное правительство для поддержания status quo, а потом предложили договориться об этом status quo». Есте-ственно, что в таких условиях идея международного правительства была с самого начала обречена на неудачу. Единственная польза ООН состояла, по его мнению, в том, что представительство противобор­ствующих в годы холодной войны блоков в одной организации обеспечивало постоянную арену для их общения. Моргентау подчеркивал преимущества классической многополярной системы международных отношений, основанной на «балансе сил», и полагал, что складывавшееся биполярное противостояние Соединенных Штатов с Советским Союзом было особенно опасным.

Единственным источником стабильности, как уже отмечалось, по мнению реалистов, является сопер­ничество государств друг с другом. Войны можно избежать только тогда, когда существует угро-


Глава 2. Война, мир и государства65

за войны и, более того, угроза взаимного уничтожения. Мир, таким образом, может быть сохранен лишь путем подготовки к войне.

Реалисты называют миром отсутствие войны. Сотрудничество встречается редко, оно носит ха­рактер временного и нестабильного состояния. В этих условиях международным институтам и организа­циям отводится незначительная роль.

Это, конечно, не означает, что реалисты не предлагают своего объяснения существования междуна­родных институтов и интеграционных процессов. В военных альянсах они видят временные «браки по расчету» с целью обеспечения в большей степени собственной безопасности, а в экономических со­юзах - стремление более слабых стран вместо того, чтобы создать коалицию против сильных или же просто им подчиниться, сформировать такую систему взаимных обязательств, которая бы обеспечила перераспределение власти в пользу слабых. Например, феномен валютного союза в рамках ЕС интер­претируется как уступка Германии Франции и Италии, опасавшихся, что дальнейшее развитие Евросо­юза подорвет их мощь (Дж. Грико Joseph Grieco).

Таким образом, живя в условиях постоянного страха, не имея каких-либо внешних механизмов для отражения агрессии, государства должны полагаться исключительно на себя, что не исключает времен­ных «браков по расчету». Государства стремятся увеличить, свой вес в международной системе за счет других, прежде всего в военной сфере. Идеальное окончание борьбы за доминирование - установление собственной гегемонии на международной арене.

Моргентау подчеркивал, что множественность и многовариантность международных контактов яви­лись результатом современной коммуникации, международного обмена товарами и услугами, а также деятельности международных организаций, в которых большинство наций сотрудничало с це­ лью удовлетворения своих общих интересов.

2.5. НЕОРЕАЛИЗМ

Появление неореалистических направлений в теории международных отношений связано с попытками адаптировать старый классический реалистический подход к изменениям, происшедшим к 1970-м гг. XX в.

Глобализация международных экономических отношений, увеличение роли транснациональных компа­ний, а также неправительственных организаций показали возросшее значение экономических факторов. Стало меняться само представление о рычагах доминирования. Военное превосходство уже не га­рантировало глобального превосходства. Наряду с этим все большее значение стали приобретать эконо­мическая мощь, а также возможности культурной экспансии и технологического доминирования.

Вместе с тем отход от политики разрядки и возврат к холодной войне на рубеже 1970-1980-х гг. Сти­мулировали, главным образом, в американской политической науке ренессанс традиционного мышления по вопросам безопасности. В оценке мировой политики основной акцент вновь стал делаться на конфлик­тную природу международных отношений в целом, причем главными сторонами в этом процессе были государства, а основным мотивом их поведения было стремление к доминированию и обеспечению для себя большей безопасности.

Оставаясь сторонником классического реализма и идей, которые сформулировали Макиавелли, Майнеке и Моргентау относительно методов реализации внешней политики государств, К. Уолтц с помо­щью структурного подхода объясняет, почему эти методы используются на протяжении веков несмот­ря на то, что государства и их лидеры меняются. Теория баланса сил, в свою очередь, указывает на результаты реалистической политики государств.

Уолтц попытался показать, что система международных отношений есть не что иное, как структура, построенная по определенным принципам, состоящая из определенных элементов, которые преследуют определенные цели.

Концепция структуры основывалась на том, что изменение принципов построения и порядка распо­ложения этих элементов (у Уолтца - государств) ведет к изменению их поведения.

Основным принципом устройства структуры на уровне международных отношений является то, что ее элементы (государства) находятся в формально равном положении. Ни один из них не имеет полномочий управлять другими; ни один из них не обязан никому подчиняться. Международная система децентрали­зована и анархична. Подобно экономическому рынку, она формируется в результате действий преследую­щих свои интересы элементов (городов-государств, империй, наций). Современная структура возникает

 

 

Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики 66

в результате сосуществования государств. Она индивидуалистична по своей природе, формируется спонтанно, в результате действий многих ее элементов. Как и рынок, система создается и поддерживает- ся элементами, которые полагаются на самих себя. Главным мотивом поведения этих элементов является обеспечение их выживания. Именно оно, выживание, является предпосылкой для любых дру­гих целей, которые может преследовать государство, будь то установление мировой гегемонии либо ав-таркичное существование.

В сравнении с другими системами (например, системой дорожного движения, где все должны строго соблюдать правила, чтобы она работала), международная система предъявляет к государствам минимум требований, но все же создает структуру, которая поощряет или наказывает государства в соответствии с тем, как эти минимальные требования выполняются.

Второй важнейшей составляющей структурного реализма вслед за признанием анархичности и децентрализации мировой системы является характеристика ее важнейших элементов. Как уже от- мечалось выше, такими элементами являются государства. Уолтц пишет, что

«государства - это элементы, взаимодействие которых формирует структуру международно-политических систем. Такое положение будет сохраняться долго. Смертность среди государств поразительно низкая. Редкие государства умирают... Кто с большей вероятностью выживет через 100 лет - Соединенные Штаты, Советский Союз, Франция, Египет, Таиланд или Уганда? Или Ford, IBM, Shell, Unilever. Massy-Ferguson? Я бы поставил на государства, может быть, даже на Уганду...» . \

Государства сами выбирают, как им решать те или иные внутренние и внешние проблемы, Каждое из них суверенно, и в этом они едины. Конечно, они различаются ко размеру, богатству, форме устройства и мощи. Однако эти различия характеризуют их возможности ( capability ), но не функции. Цели (по край- ней мере, основные - выживание) и функции у государств общие,

Что же касается возможностей государств, то они исключительно важны для понимания той или иной международной структуры.

Структура международной системы меняется вместе с изменением возможностей входящих в ней элементов. Уолтц предлагает абстрагироваться от всех иных характеристик государства (его легитимно- сти, типа режима, формы правления, господствующей идеологии и т.п.), за исключением их возможнос­ тей. Сила (мощь) того или иного государства, т.е. его способность оказывать влияние на другое государ- ство или же заставлять действовать в соответствии со своими интересами, определяется сравнение возможностей этого государства с возможностями других государств. Хотя возможности - то каче ствениые характеристики самих государств, распределение этих возможностей, их соотношение в рам ках структуры самим государствам уже не принадлежит. Это характеристика самой структуры.

Поскольку государства взаимодействуют и ограничивают друг друга, международные отношения мо рассматривать с точки зрения функционирования организации. Структура- это концепция, которая позволяет сказать, какие организационные последствия возможно ожидать и как сама структура взаимодействует с входящими в нее элементами.

Таким образом, Уолтц предложил определение структуры, которое позволяет лучше понять различные типы изменений внутри нее:

Во-первых, структуры определяются в соответствии с основным принципом построения системы. Системы меняются в том случае, если меняется их основной принцип. Переход от анархичной (например, международной) реалии к иерархичной означает системное изменение.

Во-вторых, в основе структур лежит спецификация функций входящих в нее элементов. В международной системе эти функции идентичны.

В-третьих, структуры определяются распределением возможностей между отдельными элементами Изменения этих возможностей влекут за собой изменения всей системы в целом.

Как же ведут себя эти элементы структуры - государства на международной арене?

«Поскольку некоторые государства в любое время могут прибегнуть к силе, все государства также должны быть готовя к этому - либо же рассчитывать на снисхождение и милость своих более сильных в военном отношении соседей. В межгосударственных отношениях естественным является состояние войны. Это не. означает, что непрестанно идет война однако поскольку каждое государство само решает использовать ему силу или нет, война может начаться в любую минуту»2


1. Kenneth N. Waltz. Political Structures Р 90


Глава 2. Война, мир и государства


67


Уолтц далее утверждает, что существуют несколько существенных преград, сдерживающих развитие международного сотрудничества.

Во-первых, государству не безразлично то, каким образом будут распределяться выгоды такого со­трудничества, особенно те случаи, когда другие получат больше.

Во-вторых, государство не желает попадать в зависимость (или увеличивать ее) от других государств. Чем больше государство специализируется на выпуске тех или иных товаров или предоставлении услуг, тем в большей степени оно оказывается зависимым от поставок товаров и услуг, которые оно не произво­дит. Чем больше государство продает и покупает, тем больше оно зависит от других. Государства стре­мятся избежать роста своей зависимости.

В системе, где каждый должен заботиться о себе сам, соображения безопасности подчиня­ют экономическую выгоду главной политической цели - выживанию.

Структуры вызывают действия входящих в них элементов, которые влекут для них подчас совсем не те последствия, которые бы они хотели иметь. Определенная сумма «маленьких» решений может привести к «большим» изменениям. Уолтц иллюстрирует это на нескольких хрестоматийных примерах. Например, в условиях ожидания бензинового кризиса все бы выиграли, если бы на заправках потреби­тели покупали меньше топлива с тем, чтобы цены стремительно не росли и возникшие неудобства все бы делили поровну. Но поскольку некоторые (и даже многие) водители предпочитают делать запасы, возникает ажиотажный спрос. В результате цены быстро растут и бензин исчезает. Здесь уместен любой пример, показывающий развитие ажиотажного спроса. Таким образом, рыночная система и сво­бодное поведение ее элементов (водителей, вкладчиков и т.д.) могут привести к нежелательным для всех последствиям. Как радикальным образом изменить поведение элементов системы? По мнению Уолтца, это возможно сделать только через изменение принципа ее построения, через изменение струк­туры1.

Говоря о международной системе, уместен вопрос о том, как обеспечить интересы мирового сообще­ства (мир, защита окружающей среды и т.п) ? Как сделать так, чтобы национальные интересы были подчинены наднациональным? Возможно ли это в принципе? По мнению Уолтца, рациональное поведе­ ние государств не может привести к желаемому результату. Когда каждый беспокоится прежде всего о себе самом, никто не будет думать о системе в целом. Проблемы сами по себе не создают возможностей.

«На протяжении веков государства претерпели множество изменений, но сущность международных отношений оставалась неизменной. Государства могут преследовать разумные и стоящие цели, но они не могут определить, как достичь этих целей. Проблема кроется не в глупости или злом умысле... Государства, сталкиваясь с глобальными проблемами, подобны обычным потребителям, зависимым от "тирании малых решений". Государства... могут выйти из этой зависимости, только изменив структуру того, чем они занимаются...»2.

В условиях анархии государства вынуждены полагаться на самих себя. Но это очень рискованно, поскольку можно стать жертвой более сильного. В международных отношениях государство прибегает к силе либо для того, чтобы себя защитить, либо получить преимущество. Войны между государствами могут только на определенное время решить вопрос о том, кто в данный момент сильнее, и определен­ным образом перераспределить ресурсы3.

Теория баланса сил, как уже отмечалось, является важным составным элементом реализма, поскольку объясняет результаты внешнеполитической деятельности государств.

Эта теория исходит из того, что государства, будучи едиными субъектами, как минимум стре­ мятся себя сохранить (или выжить), а как максимум; добиться глобального доминирования. С этой целью государства более или менее рационально используют имеющиеся у них ресурсы. Эти ресурсы включают в себя:

1) деятельность на национальном уровне (наращивание экономических и военных возможностей, вы­
работка разумной стратегии поведения);

2) деятельность на международном уровне (усиление или расширение альянсов с союзниками или же
ослабление коалиций противников).

1 Waltz Р. 106. 2.Ibid. Р. 108. 3Ibid. Р. 110.


68


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политик


Поскольку второй из названных ресурсов предполагает наличие как минимум трех субъектов, теория баланса сил применима к системе, также состоящей по меньшей мере из трех государств.

Теория баланса сил строится на предполагаемой мотивации в деятельности государств и показывает ожидаемый результат, а именно формирование баланса сил. В экономическом смысле это микротеория Система, как и рынок в экономике, формируется в результате взаимодействия входящих в нее элементов и, кроме того, она основывается на мотивах их поведения.

Теория баланса сил - это теория, объясняющая результаты некоординированной деятельности госу дарств. Она объясняет ограничения, с которыми сталкиваются все государства на международной аре не.

Понимание этих ограничений дает основание предполагать (прогнозировать) поведение государств Теория объясняет похожесть поведения государств похожих государств. Она дает основание ожидать что поведение государства направлено на формирование баланса сил.

Что такое балансирование (маневрирование) в политике? Отвечая на этот вопрос, Уолтц приводит пример из политической жизни Америки, когда партии выбирают своих кандидатов в президенты. Если время номинации кандидата от партии приближается, а ярко выраженного лидера еще нет, на политичес кой сцене появляется большое число претендентов, которые маневрируют, создают коалиции, борются со своими оппонентами. Но это балансирование продолжается только до тех пор, пока лидер не определен. Как только становится очевидным фаворит, почти все прекращают борьбу и начинают его поддерживать, рассчитывая что-то получить в случае его выигрыша. На международной арене маневрирование и ба­лансирование не прекращается никогда.

Современное состояние реализма, по мнению А. Моравчика, характеризуется тем, что из трех ос­нов теории большинство ее сторонников привержены лишь первой - государства есть рациональные субъекты, взаимодействующие друг с другом в анархичной среде. В связи с этим в литературе по­явились такие определения реализма, как «минимальный» реализм, который, по своей сути, мало чем отличается от альтернативных парадигм международных отношений, также разделяющих «первую запо­ведь» реализма (теория демократического мира, теории «агрессивных» государств, теория функциональ­ного режима, теория «стратегической культуры» и др.). Следует также отметить, что ряд исследовате­лей, называющих себя реалистами (Снайдер, Грико, Закария, Швеллер, Ван Ивера и др.), фактически отошли от традиционного представления реализма о наличии постоянных национальных интересов, как об этом в свое время писали Моргентау и позднее Уолтц.

Практически общим стало мнение о том, что наряду со стремлением к доминированию важно учи­тывать и и другие важные мотивы. На формирование национальных интересов разных государств вли­яют также культурные, исторические и др. факторы. В результате заимствований у альтернативных школ международных отношений современный реализм как самостоятельная теория оказался под уг- розой размывания. Внимание к природе внутренних представительных институтов (заимствование теории «демократического мира»), сущности экономических интересов (разнообразные теории эконо мической взаимозависимости) и др. дают основания задавать вопрос о том, а есть ли сегодня «насто- ящие» реалисты?1.

Тем не менее важно отметить ряд весьма удачных попыток сохранить «чистоту» теории, обогащая ее традиционными для других направлений идеями. Например, Ф.Закария (Р. 2акапа), анализируя причины аномально умеренного (по сравнению с материальными возможностями) американского экспансионизма в конце XIX в., предложил рассматривать государство не как единое целое (что было характерно для реализма), а как совокупность собственно государственного аппарата и общества. При этом мощь государства на международной арене зависит не только от того, какими ресурсами оно располагает или контролирует, а от способности аппарата взять эти ресурсы у общества. Таким образом, Закария удалось не только преодолеть односторонность реализма, не учитывавшего внутренних факторов, но и по-новому взглянуть на то, что собственно является мощью государства (не потенциальной, а реальной).

Определенный вклад в развитие неореалистического подхода к международным отношениям был сделан Р. Джервисом, Дж. Квестером и С. Ван Иверой, предложившим рассматривать проблему войны и мира с точки зрения вопроса о том, при каких условиях государства более склонны к агрессии. По мнению этих представителей неореализма, войны более вероятны в случае, если государства могут до- биться быстрой и легкой победы. В противном случае сотрудничество будет преобладать над конфронта-

1. Jeffry W. Legro and Andrew Moravcsik. Is Anybody Still a Realist? Р. 18-19.


Глава 2. Война, мир и государства____


69


 


 

 


цией. Обладание оружием сдерживания и способностью защитить себя, не угрожая другим, вносит ста­бильность в мировую политику. Не случайно, что Услтц и другие неореалисты полагали, что США и их союзники были в наиболее благоприятной ситуации в период холодной войны.

Применительно к международным организациям точка зрения неореалистов немногим, отли­ чалась от их идейных предшественников. Международные организации рассматривались в каче­ стве инструментов политики отдельных государств. Их роль как самостоятельных субъектов международных отношений практически не признавалась. Уолтц подчеркивал, что

«потребность в теории, которая отрицает главенствующую роль государств в мировой политике, возникнет только тогда, когда неправительственные субъекты международных отношений будут в состоянии бросить вызов великим державам. Однако в настоящее время признаков этого нет-».

Один из наиболее крупных представителей современного неореализма Гилпин попытался дать новую формулировку реализма с точки зрения логики экономического развития.

Гилпин утверждает, что войны являются инструментом разрешения дисэквилибриума в между­ народной системе между структурой системы, созданной в соответствии с интересами тех, кто ее в своем время создал, и новым перераспределением силы.

Гилпин считает, что международная система создается наиболее сильным (сильными) с целью защи­ты их интересов. Однако с угасанием (упадком) гегемонов и ростом других последние не только в состо­янии изменить систему, но и, скорее всего, будут стремиться к этому. Итак, история — это взлеты и падения империй и гегемонии, а войны, в свою очередь, это средства, при помощи которых империи и гегемонии строятся, защищаются и разрушаются1.

Критика концепции Гилпина в объяснении происхождения войн сводится к следующим моментам:

1) если государство способно бросить вызов другому (ослабленному), оно обязательно это сделает;

2) есть данные, которые «не вписываются» в концепцию Гилпина (с конца XIX в. и до 1945 г. США
были в экономическом отношении мощнее Британии, но не проявляли себя агрессивно; Япония на­
пала на США в 1941 г. не потому, что она стала экономически мощнее Америки, а в силу других
причин);

3) изменения в возможностях (силе) государств могут быть простым совпадением с началом войн.
Империи и «обычные» государства растут к слабеют, а войны происходят по сравнению с этими
довольно большими временными циклами достаточно часто и регулярно. Но конкретное изучение
гегемонии отдельных стран (британской, например, или российской) не дает основания утверждать,
что взлеты и падения определяют количество войн, которые эти страны вели.

Органски (теория перехода, силы – power transition) отмечает, что войны происходят тогда, когда возможности амбициозного государства достигают уровня лидера. Стремление стать первым ведет к войне. Следовательно, баланс сил - прямая предпосылка к войне, поскольку существует зафиксирован­ное равенство. Исследования Органски и Катера распространялись только на 2 - 3 самых сильных евро­пейских государства (франко-прусская война, русско-японская война, обе мировые войны). Однако суще­ствует масса примеров другого рода. Примерное равенство России и Франции в конце XIX в. привело не к войне, а к союзу (то же относится и к англо-американским отношениям). Итак, иногда теория Органски «работает», а иногда нет.

Один из наиболее последовательных критиков реализма Васкез отмечает, что главная аналитическая проблема понимания того, какую роль играет теория реализма в формировании современной внешней политики, связана с происхождением реализма как теории. По его мнению, теория реализма является не столько объяснением мировой политики, сколько набором различных рефлексий и идей относительно поведения лидеров стран и дипломатов, которые имели определенные последствия.

Реализм - это коллективная память, связанная с наиболее жестокими и масштабными войнами.

Фукидид, Макиавелли, Клаузевиц, Моргентау и др. - все реагировали на периоды войн и конфликтов. Однако проблема состоит в том, что кроме этой реальности войны существуют и другая реальность. История не дает нам равномерной картины (статистической) того, что войны были всегда и велись при­мерно с одинаковой интенсивностью. Не все государства имеют одинаковый опыт ведения войн. Важно учитывать и то, что война как инструмент политики и политический феномен в целом в определенные


 


 


1 Robert Gilpin. War and Change in World Politics, Cambridge University  Ргезз, 1997. Р 186-210.


70


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


исторические периоды и в определенных регионах (странах) были неприемлемыми. Кроме того, цепи войн, правила их ведения и даже мотивы, оправдывающие войну, отличаются в разные периоды истории и в разных странах.

Таким образом, реалистическое понимание войны как части глобальной мировой культуры, уроки кото­рой состоят в том, чтобы объяснить, как лучше готовиться к войне и пережить ее, а не избежать ее вовсе, весьма опасно1. Васкез указывает, что культура войны, подобно культуре вендетты или дуэли,- это своего рода ловушка. Нахождение в определенной культурной системе заставляет воспринимать идеи этой системы, приспосабливаться к ней. История в этом смысле напоминает дорогу с разбитой колеей, что означает бесперспективность избежать столкновения, если кто-то попал в колею. Реализм игнориру­ет миролюбивое поведение и практически объясняет его лишь страхом. Следовательно, задача состоите том, чтобы найти пути обеспечения и упрочения мира.

Таким образом, представления идеализма, марксизма и реализма могут быть суммированы в виде следующей таблицы:

 

Проблема Идеализм Реализм Марксизм
Человек по своей природе Альтруист Эгоист Представитель класса
Главные субъекты МО Государства, междуна­родные организации, отдельные лица Государства Классы, при империа­лизме - государства-классы
Причины поведения государств Психологические мотивы политиков Рациональное обес­печение собственно­го интереса Классовые интересы
Характер международ­ной системы Коммунитарный Анархичный, конф­ликтный При существовании классов - конфликтный
Цель внешней политики государств Мир Доминирование Классовое доминирова­ние
Инструменты достиже­ния целей на междуна­родной арене Распространение демок­ратических ценностей и норм права; создание системы коллективной безопасности Возможны любые средства Возможны любые средства

Вопросы для контроля

1. Верно ли утверждение, что конфликты по идейным основаниям чаще, чем по материальным, ведут
к войне? Аргументируйте свою точку зрения.

2. Что такое война? Какие функции она выполняет? В чем уникальность войны как политического •
феномена?

3. Как объясняется феномен войны представителями классического идеализма? Покажите сильные и
слабые стороны этого подхода.

4. Выделите общие черты марксистского и реалистического направлений анализа международных
отношений. В чем их отличие?

5. Как реалисты определяют понятия «национальный интерес» и «доминирование»?

1. Vasquez. Р. 89.


 


Глава 3. За пределами государства


71


Глава 3



























































ЗА ПРЕДЕЛАМИ ГОСУДАРСТВА

Почему государства сотрудничают?

3.1. Теория интеграции.

3.2. Теория взаимозависимости.

3.3. Теория режимов.

ТЕОРИЯ ИНТЕГРАЦИИ

Интеграция отнюдь не является ни чисто европейским феноменом, ни явлением, возникшим исключи­тельно после второй мировой войны.

«Государства, нации, народы, регионы, корпорации, церкви и даже бюрократия — все в свое время так или иначе участвовали в интеграционном процессе, характер развития которого - ускорение или замедление - может зависеть наряду с другими также от дезинтеграционных факторов»1.

Действительно, история таможенных союзов выходит далеко за рамки XX в.

В первой главе, давая характеристику субъектам международных отношений, мы уже отмечали, что кроме государств все большее значение на международной арене играют транснациональные и даже наднациональные институты. Организация Объединенных Наций, согласно своему Уставу, обладает не­которыми полномочиями наднационального характера по вопросам поддержания мира и безопасности.

На региональном уровне наиболее ярким примером наднациональной группировки является Европей­ский союз, который за последние сорок с небольшим лет объединил 15 государств Западной Европы на основе так называемой европейской идеи, создал соответствующие институты сотрудничества, распро­странил их сферу не только на экономику, но также и на безопасность и внешнюю политику. Если вспом­нить, что еще совсем недавно (по исторически меркам, конечно) Европа представляла собой конгломерат враждующих друг с другом государств, не желавших поступиться и толикой своего суверенитета, что именно в Европе начались самые страшные мировые войны XX века, что европейский континент отнюдь не однороден в культурном, религиозном и национальном отношениях, то нынешние результаты европей­ской интеграции поистине впечатляющи. Более того, удивительным было то, что европейская интеграция началась с сотрудничества двух наиболее непримиримых противников, Германии и Франции, участвовав­ших с 1870 г. в трех крупнейших войнах.

С другой стороны, СНГ, Латиноамериканская ассоциация свободной торговли, Андский пакт, Эконо­мическое сообщество государств Западной Африки и др. практически не смогли продвинуться вперед по пути интеграции.

Между этими двумя полюсами имеются примеры интеграции со смешанными результатами. Напри­мер, создание северо-американской зоны свободной торговли (НАФТА), в рамках которой отменяются торговые ограничения между странами-участницами и, прежде всего, таможенные пошлины, было важ­ным шагом на пути экономической интеграции на континенте, но практически ни в коей мере не умалило политического суверенитета государств НАФТА.

Несмотря на разницу результатов интеграции, общим для всех является наличие противоречия между национальным и наднациональным, между государственным суверенитетом и властью, которая фор­мируется (или уже сформировалась) над ним.

Международная интеграция в целом относится к процессам, при которых наднациональные ин­ ституты постепенно приходят на смену национальным и осуществляется перетекание государ­ ственного суверенитета (власти) с национального уровня на региональный или же глобальный.

Создание формальных международных организаций, таких как ООН, ЕС, НАТО, СНГ, не является единственным путем развития наднациональных объединений. Растворение национального может проис­ходить и без создания каких-либо политических структур. Современные технологии давно бросили вызов суверенитету государств в информационной сфере.

1 Дэйтон, Энн. История европейской интеграции: историография. В кн.: История европейской интеграции (194^-1994)/ Под ред. А.С.Намазовой, Б.Эмерсон. М.: ИВИ РАН, 1995. С.267.


72                                                                                    Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

Таким образом, происходит некое размывание основ политического реализма - государственного су­веренитета и территориальной целостности.

Термин интеграция стал использоваться в международных отношениях тогда, когда страны Западной Европы начали формировать наднациональные институты и создавать экономические сообщества с це­лью обеспечения свободы торговли и координации экономической политики1.

Изначально объяснение феномена европейской интеграции происходило в рамках функционализма, согласно которому технологическое и экономическое развитие постепенно ведет к необходимости со­здания наднациональных структур в условиях, когда государства сами проявляют заинтересованность в оптимизации таких функций, как почта и телефонная связь, транспортные коммуникации, использо­вание рек и т.д. Функционалисты пытались установить зависимость между интенсивностью и скорос­тью подобного функционального сотрудничества на международном уровне и развитием наднациональных структур.

В современной политической науке главным направлением, занимающимся изучением интеграции, является неофункционализм. Он разъясняет и уточняет многие идеи, которые были развиты его предте­чей, функционализмом. Появление неофункционализма было связано с необходимостью объяснения дея­тельности новых политических наднациональных институтов Европейских сообществ, в частности Евро­пейского парламента. Неофункционалисты утверждают, что экономическая интеграция создает полити­ческую динамику, толкающую интеграцию вперед. Более тесное экономическое сотрудничество вызывает потребность в углублении политической координации, что, в свою очередь, ведет и к политической интег­рации. Кроме того, неофункционализм вводит ряд новых концепций - механизма обновления общих инте­ресов, динамики поведения суб- и наднациональных групп и др. Теперь рассмотрим оба направления подробнее.


Функционалисты

Как мы уже видели, уязвимость традиционного подхода к международным отношениям стала очевид­ной еще в первой четверти XX в. Вулф отметил, что мир нельзя рассматривать как некую совокупность блоков, называемых государствами или нациями, что на самом деле эти блоки не изолированы друг от друга, что международные отношения существуют и развиваются и на негосударственном уровне. Эти идеи в дальнейшем развил в своих работах Д.Митрани и его последователи, указывая на то, что история убедительно показывает все большее усложнение международных отношений, выход на арену широких народных движений, рост контактов между гражданами различных государств2.

Статичность старой системы постепенно преодолевалась. Однако стихийное расширение междуна­родных контактов требовало их упорядочения, организации. Именно функционализм был доминирую­ щей теорией, объяснявшей историю развития международных организаций.

Потребность решения международных проблем на уровне, выходящем за рамки традиционных дву­сторонних отношений, рост «взаимозависимости» государств стимулировали возрастание числа много­сторонних международных конференций в XIX в., проводившихся сначала спорадически, а затем приняв­ших регулярный характер. Стремительный рост числа международных организаций после окончания вто­рой мировой войны также являлся ответом набиравшим силу межгосударственному сотрудничеству и возраставшей взаимозависимости государств. Если в 1909 г. было всего 37 межправительственных международных организаций, то в 1956г. их достигло 132 и в 1985 г. - 378. После этого произошел некоторым спад (в начале 1990-х гг. число межправительственных международных организаций сократи­лось до 300), что также могло быть объяснено функционалистами: некоторые организации распались, поскольку не отвечали интересам их создателей (СЭВ, Варшавский договор, Восточно-Африканское со­общество, Общий рынок Центральной Америки и др.).

Анализируя историю международных организаций, Митрани поставил вопрос о том, какие функции должны выполнять международные организации, чтобы идеально способствовать развитию междуна­родного сообщества. Основную задачу международных организаций он видел в том, чтобы обеспечи-

1. Joshua S . Golldstein . International Relations . P . 390

2. Mitrany, D. The progress of International Government, London, 1932. The Functional Theory of Politics, London 1975. Goodwin, World Institutions and World Order In the New International Actors, 1970. The Concept of International Organizations, 1981 и др .


 


Глава 3. За пределами государства


73


вать равенство перед законом всех членов сообщества, а также гарантировать социальную справедли­вость. В этом нового ничего не было, однако для того, чтобы реализовать эти идеи, Митрани предлагал осуществить ряд новшеств.

Во-первых, он считал необходимым «уравновесить» прямое представительство великих держав в Лиге Наций групповым представительством «средних» государств, а «малым» государствам рекомендовал объединиться в единый блок. Таким образом, в идеальном варианте все были бы равновелики.

Далее, вторичные по значению институты целесообразно было создать в различных регионах мира с целью объединения находящихся там государств для более оперативного решения возникающих про­блем. Эти институты были бы подчинены центральным органам Лиги Наций.

Третьим новшеством в подходе Митрани было то, что он обращал внимание не только на права государств, но и на их обязанности, предлагал более активно участвовать в международных делах. При­лагая свой функциональный подход к актуальным проблемам международных отношений, Митрани, на­пример, выдвигал идею совершенствования системы железнодорожного транспорта на континентальном уровне, а морских перевозок и авиации - на межконтинентальном и глобальном уровне соответственно. Он полагал, что только в сфере безопасности оправданы статичные институты. Что же касается сферы так называемых позитивных функций (экономики, культуры и социальной сферы) - все в структуре международных организаций должно быть подчинено природе выполняемой функции. В связи с этим международные организации могли обрести столь необходимый для них динамизм.

Митрани предвидел появление специализированных международных организаций, имеющих перед со­бой вполне конкретные задачи и обладающих необходимыми ресурсами для их осуществления. Он пред­ставлял себе идеальный мир, в котором повседневные функции социальной жизни - здравоохранение, транспорт, сельское хозяйство, промышленное развитие и т.д. - выполнялись бы не только на государ­ственном уровне, но и на межрегиональном, континентальном и даже глобальном. Эта деятельность осу­ществлялась бы под контролем международных организаций, которые выступали бы в качестве своего рода советов по управлению. Отметим, что специализированные учреждения ООН (МОТ, ВОЗ, Органи­зация продовольствия и сельского хозяйства) уже ведут деятельность в этом направлении, как, впрочем, и ряд неправительственных международных организаций (Лига обществ Красного Креста, Всемирная организация скаутов и др.).

Подход Митрани к деятельности международных организаций отличался также тем, что он стремился повысить эффективность их работы главным образом за счет улучшения менеджмен­ та внутри них.

Функциональный подход не ограничивается лишь попыткой лучше организовать работу межправи­тельственных организаций. Напротив, он предполагает создание сети специализированных организаций, многие из которых могут быть неправительственными. Функционалисты считали, что со временем солидарность между простыми людьми будет расти, поскольку они окажутся втянутыми в меж­ дународное сотрудничество в соответствии с их профессиональными возможностями, и про­ пасть между индивидууами и миром в целом постепенно будет преодолена. Таким образом, тра­ диционный подход с его ориентацией на межгосударственное взаимодействие функционалисты подвергли существенной ревизии.

Вместе с тем функциональный подход имел и свои слабые стороны.

Во-первых, функционалисты не придавали существенного значения политическому аспекту сотрудни­чества в рамках той или иной специализированной организации, полагаясь на то, что координация усилий будет происходить сама собой. На самом же деле многие (если не все) отрасли экономического сотруд­ничества на международном уровне в большей или меньшей степени зависят от политической поддерж­ки. В периоды экономического роста и процветания политический характер принимаемых решений не столь заметен, однако в период нехватки ресурсов, перепроизводства или опасения потерять рынки сбы­та он становится очевидным. Некоторый идеализм функционалистов состоит в том, что они рассматри­вают мир как мир неограниченных ресурсов (Макларен).

Во-вторых, функционалисты рассчитывают, что усилия международных организаций, направленные на улучшение условий жизни людей, в конце концов будут способствовать снижению военной угрозы. Предположение о том, что «богатые не воюют» также весьма уязвимо. Культивирование потребитель­ства может привести (и приводит) к постоянно растущему «аппетиту». Не будучи удовлетворенным по тем или иным причинам, этот аппетит может стимулировать рост конфликтности. Кроме того, сами по себе контакты на неформальном уровне между народами в рамках неправительственных организаций не


74


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


 


гарантируют и не могут гарантировать обеспечение безопасности. Народная дипломатия не снимает проблемы угрозы ядерной войны, хотя и способствует лучшему взаимопониманию людей. Далее, инсти­туциональный механизм так называемых «функциональных организаций» не позволяет решить проблему обеспечения мира и безопасности, поскольку он просто не приспособлен для этого.

В-третьих, функциональный подход, претендуя на аполитичность, не сможет и не мог преодолеть идеологических различий внутри международных организаций. ЮНЕСКО, МОТ, ВОЗ и ряд других спе­циализированных организаций были идеологически расколоты и в полной мере отражали реалии мира, в которых они существовали.

После окончания Второй мировой войны функциональная теория стала применяться при рассмотрении деятельности Европейских и Атлантических институтов, особенно Европейских сообществ, что позволи­ло специалистам говорить о появлении функционализма не только как теории, но и как практики. В мае 1950 г. министр иностранных дел Франции Шуман (Schuman) предложил государствам Западной Европы создать наднациональный институт ('High Authority’) для координации деятельности в сфере про­изводства угля и стали (план Шумана). После подписания в 1951 г. Парижского договора шестью евро­пейскими государствами идея функционального сотрудничества получила свое реальное воплощение, поскольку деятельность в конкретной сфере на международном уровне регулировалась этим наднацио­нальным институтом. Вскоре она получила дальнейшее развитие, когда «шестерка» учредила Европейс­кое экономическое сообщество (ЕЭС), а также Евроатом (1957).

Хотя Комиссия сообществ имела весьма ограниченные возможности в сфере принятия решений, она, наряду с другими институтами, обладала качествами наднационального органа. Европейский суд стал наи­более независимым институтом ЕЭС, применяя так называемое европейское право, а не национальное право того или иного государства; прямые выборы в Европарламент на партийной основе, а также с учетом различных групп, представляющих производителей, потребителей и представителей профсоюзов независи­мо от национальной принадлежности, также демонстрировали присутствие наднационального элемента1.

Эти тенденции в Западной Европе вызвали появление исследований, целью которых было изучение природы и целей институтов Сообществ.









Неофункционализм

Наиболее заметное влияние на развитие неофункционализма оказали американские ученые Хаас (Haas), Линдберг (Lindberg) и Най (Nye).

Особенностью трудов этих представителей неофункционализма было то, что их предмет был ограничен процессами, происходившими в Западной Европе, и главным образом, развитием Европейских сообществ, отходя, таким образом, от глобального подхода функционалистов.

Второй особенностью неофункционализма была попытка преодолеть один из основных недостат­ков функционализма, а именно игнорирование политики как основы принятия большинства решений на международной арене. Они специально подчеркивали, что на субконтинентальном уровне будут осуще­ствляться не только отдельные виды деятельности (регулирование в сфере производства угля и стали, например), но также будут приниматься и политические решения относительно этих функций. Появление организаций в других сферах для регулирования отношений в сельском хозяйстве, транспорте, торговле, обороне должны были стать определенными шагами в направлении строительства новой Европы. Конеч­ной целью этого плана была экономически и политически интегрированная Европа - федеративное госу­дарство (Моннэ).

Изложенная выше стратегия была проанализирована Эрнстом Хаасом в его работе о Европейском сообществе угля и стали ( The Uniting of Europe : Political , Social and Economic Forces , 1950 - 1957).

Хаас дал определение политической интеграции в ее идеальном проявлении как

«процессе, при котором политические силы, действующие в 'нескольких различных государствах, согласны ориентировать свою волю, ожидания и политическую деятельность в направлении нового центра, органы которого обладают или претендуют на юрисдикцию в отношении национальных государств, которые они представляют».

1 Хартли Т. Основы права Европейского сообщества. Введение в конституционное и административное право Европейского Сообщества. М., 1998.


Глава 3. За пределами государства


75


Этот «новый центр» должен был, по мнению Хааса, заниматься политическими проблемами функцио­нального (отраслевого) сотрудничества. «Политическими силами» Хаас называл руководителей полити­ческих партий и групп, занимающихся принятием решений на национальном уровне, представителей проф­союзов, бизнеса, торговли, высокопоставленных государственных чиновников и политиков. Как только представители политической элиты> осознают необходимость создания нового политического цент­ ра, они обнаружат, что политика Сообществ в одной сфере (отрасли) может быть воплощена в полной мере только в случае, если сама задача Сообществ будет расширена посредством «перетекания» деятельности на другую сферу (отрасль)^.

В конце концов государства передадут Сообществам решение вопросов во всех ключевых сферах, что приведет к появлению нового центра как потенциально более мощного, нежели правительства от­ дельных государств.

Подобное видение перспектив европейской интеграции с неизбежностью должно было поставить воп­рос о развитии и укреплении собственно международной организации, коим было ЕОУ С, или же о форми­ровании федеративного государства.

Хаас пришел к заключению, что в сфере, относящейся к повседневному регулированию общего рынка, налицо независимость наднациональных институтов по отношению к государствам и что в Сообществе «наднациональность в своем структурном проявлении означает такое состо­ яние государств, при котором они находятся ближе к архетипу федерации, нежели любая другая международная организация в прошлом». При этом Хаас подчеркнул, что на практике наднациональ­ность развивается в некое промежуточное гибридное состояние, при котором ни федеративная, ни межго­сударственная тенденция не доминирует. С другой стороны. ЕОУС по своей природе было в большей степени функционально-федеративным образованием, нежели впоследствии Экономическое сообщество и Сообщества в целом, которые со второй половины 1980-х гг. существенно снизили роль наднациональ­ных институтов в пользу межгосударственного Совета министров.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что Митрани и его последователи в целом рассмат­ ривали историю международного сообщества как движение в направлении объединения, созда­ ния федерации. Для неофункционалистов такое движение является объективным процессом, который не в состоянии остановить отдельные государства. Вместе с тем они подчеркивают, что путь к мирово­ му федерализму лежит через процесс эволюции, а не революции. В этом движении к объединению мира особая роль принадлежит международным организациям. Признавая, что подчас междуна­родные организации могут распространять свою власть и на государства (подписание Устава ООН или Римских договоров), неофункционалисты подчеркивают, что «более общим является ... медленный и постепенный процесс перераспределения ответственности в пользу международных организаций, проис­ходящий в результате многочисленных решений в течение определенного периода времени» (Лорд). Нео­функционалисты утверждают, что международные организации постепенно расширяют свою ком­ петенцию посредством новой интерпретации своих уставов, расширения роли их органов или секретариата, роста бюрократии и увеличения бюджета. Преодоление сопротивления этой тен­ денции со стороны государств-членов происходит благодаря демонстрированию реальных или  .мнимых преимуществ углубления интеграции.

По мнению неофукционалистов, международные организации, будучи изначально механизмами обес­печения большей эффективности в отдельных сферах экономики (транспорт, коммуникация), со временем превращаются в локомотивы политической интеграции, которая способна гарантировать мир и безопас­ность.

Первый крупный кризис в рамках ЕС в 1965 г., инициированный де Голлем в связи с тем, что дальней­шая интеграция, по его мнению, противоречила национальным интересам Франции, привел к появлению первой волны критики в адрес неофункционализма:

1) нефункциональный подход весьма линейно представлял процесс развития Сообществ, не учитывая
при этом динамику процессов как в самих государствах-членах Сообществ, так и внутри их инсти­
тутов;

2) не был принят во внимание фактор национализма;

1. International Integration: The European and the Universal Process , 1961.


76                                                                                    Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

3) сообщества рассматривались изолировано от остального мира, в то время как давление на их чле­
нов происходило по разным направлениям, в том числе и извне;

4) не учитывались общие процессы трансформации западного общества, происходившие независимо
от интеграции.

Кроме того, само определение интеграции претерпело существенные изменения в направлении тради­ционного подхода к международному сотрудничеству.

Неофуикционалисты восприняли основные критические замечания своих оппонентов и постарались их учесть. В целом неофункционалистов в большей степени стали волновать вопросы о том, как и почему государства передают часть своего суверенитета международным организациям, как и почему они доб­ровольно объединяются, вступают в союзы со своими соседями (и не только), теряя при этом некоторые атрибуты своего суверенитета, но получая взамен возможности разрешения конфликтов друг с другом1.

К 1975 г. Хаас считал теорию региональной интеграции устаревшей, но вполне применимой для осталь­ных частей мира. По-новому стала интерпретироваться теория неофункционализма и в отношении Евро­пейских сообществ. Результат интеграционных процессов в Западной Европе стал представляться в бо­лее традиционном виде формирования федеративного государства складывание западно-европейской федерации проистекает из многолетнего сотрудничества в отдельных отраслях/сферах и приводит к по­степенному «перетеканию» политической деятельности от государств в направлении новой наднацио­нальной структуры. Однако на практике такого «перетекания» вопреки расчетам неофункционачистов в полной мере не произошло. Более того, возник ряд новых международных организаций и форумов, кото­рые стали заниматься выработкой общей политики, в том числе и в Западной Европе (Организация эконо­мического сотрудничества и развития - ОЕСО, группа Десяти и др.).

Главной причиной подобного развития, по мнению Хааса, было то, что политические элиты госу­ дарств не справились со скоростью и сложностью набиравших силу процессов интеграции, по­ стоянно ставивших перед ними все новые и новые задачи. Кроме того, проявилась сложность реше­ния вопросов в рамках достаточно большой организации, члены которой подчас преследуют взаимоиск­лючающие цели. Все это не могло не привести к эрозии Сообществ и их институтов. Подводя итог своим наблюдениям за процессами европейской интеграции в рамках ЕЭС, Хаас отметил, что опыт ЕЭС скорее иллюстрирует попытку институтов Сообществ совладать со стремительным развитием событий в рам­ках Сообществ, нежели добиться создания региональной политической интеграции2.

Аналогичные тенденции в развитии взглядов на процессы интеграции в Западной Европе наблюдались в работах Линденберга и Ная. Линденберг также считал, что интеграция в ЕЭС рано или поздно приведет к возникновению серьезных противоречий внутри системы и создаст барьеры для дальнейшего объединения. Вместе с Шайнгольдом он описывал ЕЭС как структуру, которая не стала федеративной. Другой ее особен­ностью было наличие нескольких уровней интеграции в зависимости от той или иной функции. Все это вместе делало ее весьма слабой и уязвимой. Для беспрецедентной в истории и весьма запутанной «плюра­листической» системы ЕЭС в словаре социологов и политологов не находилось адекватных определений.

Най предложил модифицировать неофункционализм 1950-х гг., обратив внимание на необходимость пере­смотра условий, определяющих интеграционный процесс, а также отказавшись от точки зрения, что суще­ствует некий единый путь от реализации квазифункциональных задач к политическому союзу посредством «перетекания». Най сделал вывод о малой вероятности того, что в ближайшие десятилетия процессы эконо­мической интеграции в Западной Европе приведут к созданию федерации или же политического союза, имеющего самостоятельную политику в сфере обороны и международных отношений3.

Таким образом, надежды функционалистов 1950-х гг. на создание федерации уступили место неопре­деленности 1970-1980-х гг.

Провозглашение идеи создания Единого европейского рынка внутри ЕЭС к концу 1992 г., подписание Единого европейского акта (1986), расширившего сферу компетенции ЕЭС и изменившего их институцио­нальный баланс, а также решение многих проблем в сфере общей сельскохозяйственной политики в фев­рале 1988 г. окрылило тех, кто верил в «логику интеграции».

Критика современного неофункционализлш сводится к следующим положениям:

1) это направление главным образом концентрирует свое внимание только лишь на Европейских сооб-

1 Haas M. International Organization: An Interdisciplinary Bibliography, Stanford, 1971.

2 Turbulent fields and the theory of regional integration// 10, 1976

3Nye J. Comparing common markets: a revised neo-functionalist model, International Organizations. 1970, 24 (4). р. 830.


Глава 3. За пределами государства


77


ществах (в настоящее время - на Европейском союзе) По свидетельству Ная, изначальная модель неофункционализма была близка к стратегии архитекторов европейской интеграции в 1950-е гг. и поэтому не могла служить ориентиром для формирования политики в других регионах. Последую­щие модификации этой модели были не более чем инструментом для сравнительного анализа. «Мы хотим знать, что происходит, когда группа государств создает общий рынок». Пищу для размышле­ния представителям этой школы может дать процесс экономической интеграции в рамках Северо­американской ассоциации свободной торговли и СНГ;

2) неофункционалисты весьма эклектичны в интерпретации институциональных изменений. Они ото­
шли от идеи функционального федерализма, согласились, что «логика интеграции» не означает ли­
нейного процесса формирования федеративного образования;

3) неофункционалисты весьма узко представляли спектр негосударственных субъектов международ­
ных отношений, выделяя лишь политическую элиту и лидеров отдельных групп, сформированных по
отраслевому принципу

Недостаточное внимание к интересам простых потребителей, их взаимодействию на институциональ­ном уровне в рамках Сообществ вело к появлению существенного разрыва (наиболее заметного у новых членов Сообществ) относительно представлений о Сообществах у элиты этих стран и обычных граждан. В условиях серьезных потрясений, происшедших в результате резкого повышения цен на нефть в 1974 г., особенно в новых странах ЕЭС, возникла напряженность именно на уровне простых граждан, столкнувшихся с тяжелым выбором - инфляция или рост безработицы, интересы профсоюзов или инте­ресы потребителей, ощущение себя «европейцем» и перераспределение ресурсов (нефть, продоволь­ствие, например) в пользу других стран или же сохранение более прагматичного подхода в пользу обеспечения в первую очередь своих потребностей. Дальнейшее институциональное развитие ЕЭС показало, что развитие европейской интеграции во все большей степени направлено на разрешение этих противоречий.

В заключение отметим, что неофункционалисты продолжают традицию функционалистов в изучении | отношений между группами и отдельными личностями различных государств как на негосударственном, так и на государственном уровне на основе общности выполняемых ими функций. Они попытались увя­зать вопросы такого сотрудничества с политической деятельностью, которая в конце концов должна ока­зать существенное влияние на саму сущность государственной деятельности. Они пытались определить качество этих вновь созданных международных организаций. Исследования неофункционалистов показа­ли, что институты Европейских сообществ не были традиционными межгосударственными институтами. Наконец, начав с оптимистических прогнозов относительно «логики интеграции», неофункцоналисты про­шли несколько этапов в своей эволюции, став затем весьма сдержанными относительно перспектив ин­теграционных процессов в Европе.

Альтернативным неофункционализму направлением в изучении интеграции является подход, отво­дящий главную роль в реализации интеграционных процессов не наднациональным органам, а главам соответствующих государств (intergovernmentalism). Всячески отстаивая суверенитет своих государств, они тщательнейшим образом взвешивают шаги, ведущие к его сокращению.

Крупные государства фактически обладают правом вето в отношении принципиальных изменений со­гласованного ранее хода интеграции. При этом малые государства, как правило, получают разного рода компенсации за счет соответствующих стран-лидеров того или иного интеграционного процесса. Акцент на силовой составляющей в широком смысле слова (экономической, военной и т.д.), позволяющий выделить лидеров и ведомых в рамках того или иного интеграционного процесса, учесть политическую со­ставляющую межгосударственного взаимодействия участников интеграционного процесса, выгодно от­личает этот подход от неофункционализма. Однако и этот подход не лишен недостатков: 1) он ограничивается лишь важнейшими решениями соответствующих государств, полагая автомати­ческую реализацию принятых решений. Положительные стороны интеграции рассматриваются лишь как результат согласования интересов крупных государств, а остальные воспринимаются преиму­щественно как объекты интеграции; 2) разнообразные социальные процессы, предшествующие важнейшим решениям крупных государств и во многом их подготавливающие, игнорируются.

Экономисты, занимающиеся изучением интеграции, основное внимание уделяют рынку товаров и услуг, а также факторам производства, оставляя в стороне институциональный и политический факторы интеграции. Их интересует прежде всего социально-экономические последствия этого процесса. Двумя


78


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


 


основными экономическими объяснениями феномена интеграции являются теории таможенного со­ юза и оптимальной валютной зоны.

Теория таможенного союза, исследуя рынок товаров, пытается раскрыть социально-экономические последствия с точки зрения развития торговли, ее диверсификации, а также условий торговли.

Теория оптимальных валютных зон имеет иной предмет. Она исследует условия, при которых ста­новится экономически выгодным создание валютного союза. Основными категориями этой теории явля­ются деньги, рынки товаров, а также факторы производства.

Большинство теоретических работ об оптимальных валютных зонах анализирует положительные и отрицательные стороны участия в валютных союзах, используя теорию игр, уделяя особое внимание, отношениям заинтересованных сторон в связи с неодинаковым уровнем экономического развития воз­можных членов валютного союза. Большая часть эмпирических исследований задается вопросом о том, удовлетворяет ли Европа критериям для оптимального валютного союза.

Теории таможенного союза и оптимальных валютных зон не объясняют изменения норм и политики в рамках того или иного экономического региона. В этом смысле они статичны.

По мнению экономистов, международная экономическая интеграция - это процесс хозяйствен­ но-политического объединения стран на основе развития глубоких устойчивых взаимосвязей и разделения труда между национальными хозяйствами, взаимодействия их воспроизводственных структур на различных уровнях и в различных формах.

На микроуровне этот процесс идет через взаимодействие капитала отдельных хозяйствую­щих субъектов (предприятий, фирм) близлежащих стран путем формирования системы экономи­ческих соглашений между ними, создания филиалов за границей и т.п. На межгосударственном уровне интеграция происходит на основе формирования экономических объединений государств и согласования национальных политик*.

Важнейшими факторами экономической интеграции являются:

1) возросшая интернационализация хозяйственной жизни;

2) углубление международного разделения труда;

3) воздействие НТР;

3) повышение открытости национальных экономик.

Международная экономическая интеграция имеет несколько форм. Перечислим их в порядке усложнения.

Наиболее простой является зона свободной торговли, в рамках которой отменяются торговые огра­ничения между странами-участницами.

Таможенный союз предполагает также установление единого внешнеторгового тарифа и проведение согласованной внешнеторговой политики в отношении третьих стран.

Общий рынок обеспечивает его участникам наряду со свободной взаимной торговлей и единым вне­шним тарифом свободу передвижения капиталов и рабочей силы, а также согласование экономической политики.

Валютный союз совмещает все указанные выше формы с проведением общей экономической и ва-лютно-финансовой политики.

Проблемы интеграции рассматривались в теории международных отношений еще с одной точки зре­ния, несколько отличной от подхода неофункционалистов, особое внимание уделявших отношениям элит стран ЕЭС.

Американский исследователь Карл Дойч, изучая ход европейской интеграции, напротив, подчеркивал значимость отношений между народами. Он считал, что создание и взаимодействие социумов, раз­деляющих взгляды на проблемы безопасности - «сообществ безопасности» ( security communities ), мо­жет избавить человечество от войны. Под этими социумами Дойч понимал такие группы людей, которые ни при каких обстоятельствах не будут воевать друг с другом, а, напротив, будут решать возникающие проблемы мирным путем2.

1 Спиридонов И.А. Мировая экономика. М.: Инфрз-М, 1999. С. 66.

2 K. Deutsch, Political Community and the North Atlantic Area, 1957.



Глава 3. За пределами государства


79


По мнению Дойча, интеграция совсем не обязательно должна вести к объединению народов или госу­дарств в какое-либо единое образование, как об этом говорили функционалисты, имея в виду федерацию. Дойч рассматривал два возможных варианта интеграции:

1) единое целое, состоящее из прежде независимых субъектов, объединившихся под началом единого
правительства (например, США);

2) плюралистическое образование, в котором входящие в него субъекты остаются независимыми (на­
пример, США и Канада).

Анализ интеграционных процессов в Северной Америке и Западной Европе позволил Дойчу сделать вывод о наличии определенных условий, необходимых для обоих типов интеграции. Естественно, что первый тип, будучи более высокой ступенью интеграции, предусматривал большее количество этих усло­вий -12 против 3 в случае «плюралистической интеграции». Эти три условия состояли в следующем:

1) совместимость основных ценностей, относящихся к процессу принятия политических решений;

2) способность участвующих в процессе интеграции политических партий или правительств быстро и
адекватно реагировать на нужды друг друга;

3) взаимная предсказуемость поведения.

Дойч подчеркивал важность общения политических партий и групп, а также отдельных граждан, пред­ставляющих разные страны. Обменные программы, Туризм, торговля и другие формы коммуникации неизбежно ведут к повышению уровня взаимной зависимости и лучшему взаимопониманию - основе для преодоления недоверия, страха и боязни друг друга.

Дойч специально не выделял роль международных организаций в этом процессе, однако из его работы следуют достаточно важные выводы. Во-первых, в результате «плюралистической интеграции» могут возникнуть правительственные и неправительственные международные организации (например, Север­ный совет). Во-вторых, они могут представлять собой формы более или менее упорядоченной коммуни­кации между обществами, обеспечивающими взаимодействие и лучшее понимание друг друга, что, в свою очередь, ведет к формированию «сообщества безопасности».

Подводя итоги вышесказанному, отметим, что интеграция наряду с очевидными экономическими преимуществами (более широкий доступ хозяйствующих субъектов к разного рода ресурсам; емкость рынка; совместное решение острых социальных проблем и выравнивание отсталых регионов; лучшие конкурентные позиции фирм интеграционных группировок) имеет и далеко идущие политические послед­ствия, касающиеся проблем войны и мира.

Главным из них является ничтожно низкая вероятность конфликта внутри, например, ЕС и НАФТА, что позволяет говорить о возникновении сообществ безопасности в Европе и Северной Америке. Появ­ление европейской идентичности во многом снимает один из потенциальных источников конфликтов -национализм.

Было бы, однако, неоправданным упрощением утверждать, что интеграция есть некая панацея от всех бед и что все государства готовы ограничивать свой суверенитет. Мы уже говорили об этом примени­тельно к деятельности международных организаций. Отметим, что интеграция существенным образом сокращает возможности государств защитить самих себя и своих граждан от многих проблем. Напри­мер, открытость границ и наличие безвизового режима в рамках СНГ привело к тому, что на территорию России через ряд сопредельных государств стали проникать экстремисты, поддерживавшие сепаратис­тов в Чечне, наемники, представители организованной преступности и т.п. Аналогично этому, открытие в начале 1990-х гг. Венесуэлой границы с Колумбией привело к ее превращению в транзитную территорию для наркодельцов. Если взять сферу, казалось бы, чисто экономических отношений, то станет очевидным нежелание ряда стран ЕС присоединяться к валютному союзу не только по причине слабости евро, но желания сохранения своей самостоятельности, традиций, идентичности.

Дезинтеграционные тенденции были наиболее отчетливо видны на постсовестком пространстве, в Югославии и даже в благополучной Чехословакии. Стремление к созданию национальных государств взяло верх. СНГ, например, гак и не стало наднациональным институтом.



























ТЕОРИЯ ВЗАИМОЗАВИСИМОСТИ

Если благополучие одного государства зависит от сотрудничества с другим государством, первое зависит от второго. Если два государства или более одновременно зависят друг от друга, они находятся


80 ____________________________________________ Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

в отношениях взаимозависимости. Взаимозависимость не только экономический, но и политический феномен. Когда государства торгуют друг с другом, они становятся зависимы и в политическом отноше­нии (например, СССР своими заказами обеспечивал занятость значительной части общественного сек­тора в Индии, а Индия, в свою очередь, советского ВПК).

В международной политэкономии понятие взаимозависимость чаще относится к многосторонним отношениям, направленным на эффективное функционирование мировых рынков. Большинство государств зависит от мирового рынка, а не от каких-то отдельных торговых партнеров хотя, заметим, в периоды нефтяных кризисов роль ОПЕК и других экспортеров нефти существенно возрастает).

Взаимозависимость двух или более государств не означает того, что эта зависимость равнозначна. Чаще всего одно государство является более зависимым, чем другое. Мировые рынки различаются по степени открытости и эффективности в зависимости от региона и товара. Саудовская Аравия, например, в большей степени определяет цены на нефть, нежели Япония - на автомобили1.

Зависимость государств друг от друга может носить кратко- и долгосрочный характер. Например, зависимость Украины от российских нефти и газа носят долгосрочный характер и определяется такими долгосрочными факторами, как отсутствие собственных запасов углеводородного сырья, высокая энер­гоемкость экономики, недостаточная мощность предприятий энергетики (прежде всего, АЭС) с целью создания альтернативных источников энергии. В свою очередь, зависимость России от Украины опреде­ляется тем, что через территорию последней российские нефть и газ доставляются основным потребите­лям в Западной Европе. Чем раньше Россия обзаведется трубопроводами в обход Украины, тем быстрее снизит от нее свою зависимость в этом вопросе. Стоит также заметить, что туркменский газ доставляет­ся на Украину по российским трубопроводам, поэтому у обеих стран существует «транзитная» взаимоза­висимость. Однако подобная диверсификация поставщиков газа на Украину выгодна России, поскольку вероятность «заимствований» из российской экспортной трубы становится меньше из-за опасения взима­ния Россией натуральной компенсации туркменского газа.

Общей тенденцией развития мировой экономики является ее глобализация, рост взаимозависимости государств и, что самое примечательное, частных фирм, их интернационализация. Еще одним аспектом взаимозависимости является сближение мировых рынков вследствие глобальных информационных сис­тем и средств коммуникации. Особого внимания также заслуживает расширение сферы мировой эконо­мики, включение в нее бывших социалистических стран, Китая, стран Юго-Восточной Азии.

Взаимозависимость происходит из возможности получения преимуществ в результате сотрудниче­ства, роста благосостояния партнеров. Благополучие и особенно возможности его сохранения и приумно­жении, в свою очередь, зависят от международного политического сотрудничества. Насилие в таком контексте оказывается неуместным. В связи с этим выдвигается тезис о том, что взаимозависимость государств по определению способствует миру. Наиболее глубоко эту концепцию развили пред­ ставители либерального институционализма.

Это направление исходило из тех же посылок, что и реализм - «эгоистичные» государства оперируют в анархичной международной системе. Но по сравнению с достаточно узким подходом реалистов либе­ ральные институционалисты стремились учесть экономические факторы. При этом один из основа­телей этого направления Р.Кеохейн предпринял попытку показать то, как может осуществляться сотруд­ничество между государствами на подлинно равноправной основе, исключающей доминирование одной из держав.

Предметом изучения либерального институционализма является феномен международного сотруд­ ничества, а именно те его случаи, когда интересы государств не являются диаметрально проти­ воположными1.

Теория основывается на предположении, что мировая политика состоит из двух сфер - безопасности и политической экономии. Послевоенное развитие международных отношений Кеохейн представил как ряд периодов постепенного угасания американского доминирования. Если до середины 1960-х гг. меж­дународные организации находились под сильным влиянием со стороны США, то впоследствии из-за

1Goldstein, Internationals Relations. Р. 325.

2 Axelrod, Robert and Keohane, Robert. Achieving Cooperation under Anarchy: Strategies and Institutions, World Politics, Vol. 38. N1 (October 1985). P. 226-254.; Keohane R. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy. Princeton, 1984. Keohane R. International Institutions: Two Approaches, International Studies Quarterly. Vol. 32, N4 – December 1988; Keohane R. International Institutions and state Power: Essays in International Theory, Boulder, 1989; Keohane R. (ed.) Neorealism and Its Critics, Columbia University, 1986.


_


['лава 3. За пределами государства


81


 


 


нежелания оказывать им существенную финансовую поддержку и таким образом сохранять свои пози­ции в них, американская гегемония стала меркнуть. Все это привело к необходимости формирования нового международного порядка для периода «после гегемонии», основанного на необходимости более интенсивного сотрудничества государств как непосредственно друг с другом, так и с международны­ми организациями.

Либеральные институционалисты утверждают, что главным препятствием для сотрудниче­ ства между государствами является боязнь оказаться обманутым. Для того чтобы решить эту проблему, стороны должны прийти к убеждению, что у них есть некий общий интерес, который может быть реализован при помощи международных организаций, минимизирующих возмож­ ность обмана.

Во-первых, будучи частью системы (организации), государство, прибегающее к обману, может поте­рять больше в будущем, нежели приобрести в результате обмана. Во-вторых, организация наказывает обманщика, не позволяя ему насладиться нечестно полученным приобретением. В-третьих, организация поощряет государства, которые беспокоятся о своей репутации. В-четвертых, она может связывать госу­дарства в различных сферах, укрепляя их взаимозависимость. Поэтому обманщик в одной сфере рискует стать жертвой в другой. В-пятых, внутренняя структура организации позволяет государствам получать большой объем информации, предоставляет им возможность осуществлять мониторинг. Все это повыша­ет вероятность того, что обманщик может быть легко раскрыт. Наконец, международные организации дают возможность экономить на наблюдении за выполнением того или иного соглашения.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. Р. Кеохейн и Дж. Най исследовали воздействия последствий интен­сификации транснациональных контактов на международные отношения в целом. Отправной точкой их рассуждений было следующее положение:

«транснациональные отношения не "новы ", хотя... рост числа международных организаций в течение XX в. был поистине огромным... Мы заявляем, что старая парадигма международных отношений, бравшая за основу государства, не только устарела ..., но и во все большей степени перестает отвечать изменениям, происходящим в международных отношениях»'.

Кеохейн и Най выделили пять факторов растущего международного взаимодействия, имею­щих воздействие на взаимоотношения государств:

1) расширение обмена взглядами на уровне обычных граждан;

2) развитие политического плюрализма (включение отдельных национальных групп в транснациональ­
ные структуры, выполняющие функции координатора);

 

3) формирование зависимости и взаимозависимости государств особенно в сферах транспорта и фи­
нансов;

4) создание новых инструментов влияния для использования одними государствами по отношению к
другим;

5) появление независимых субъектов международных отношений, ведущих свою политику подчас
вопреки интересам отдельных государств.

В отличие от реалистов, Кеохейн и Най развивают идеальный тип сложной взаимозависимости, которая, по их словам, является более реалистичной в описании и объяснении происходящих событий, неже­ли сама реалистическая традиция. Тремя основными характеристиками этого идеального типа являются:

1) способность связывать различные общества между собой посредством различных каналов - меж­
государственных, трансправительственных и транснациональных;

2) отсутствие иерархии в выделении сфер межгосударственного сотрудничества (проблемы военного
сотрудничества более не являются приоритетными и не определяют очередность решения других
вопросов);

3) в условиях сложной взаимозависимости государств в каком-либо регионе исключается возмож­
ность использования одним из государств вооруженных сил против другого государства этого же
региона.

Сложная взаимозависимость дает толчок важному политическому процессу: цели государств в определенных сферах будут отличаться от политики, проводимой на межгосударственном


' КеоЬапе, К .


and Nye J. Transnational Relations and World Politics. 1971.


82                                                                                     Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

уровне специализированными учреждениями, поскольку они могут преследовать свои собствен-

ные цели.

В каждой отдельной сфере государства обладают определенными ресурсами для разрешения возни- кающих там проблем, и при этом не имеет практически никакого значения военная мощь того или иного государства. В этом случае международные организации и транснациональные субъекты международ­ных отношений используются в качестве важнейших инструментов государственной политики. При этом формирование повестки дня деятельности этих организаций происходит во многом под влиянием малых и более слабых в военном отношении государств, заинтересованных в создании различных союзов для решения собственных проблем.

Международным организациям принадлежит значительная роль в модели сложной взаимоза- висимости Кеохейна и Ноя. Модель международных организаций используется ими для объяснения глубокого изменения международной системы, а именно в том смысле, что, возникнув со своими внут­ренними нормами и институтами, международные организации придают международным отноше­ ниям стабильность.

После окончания холодной войны Кеохейн и Май предложили свое видение нового мирового порядка, начало формирования которому было положено в результате распада советского блока в Восточной Евро­пе осенью 1989г.

Рассуждая о том, что придет на смену старой и по-своему стабильной биполярной системе междуна­родных отношений, Лай пришел к выводу о том, что пора отойти от традиционных парадигм, в основе которых лежит представление о полярности, как основе мирового порядка (биополярности, многополярно­сти, однополярности). Биполярность невозможна, поскольку Россия даже в долгосрочной перспективе не сможет бросить вызов США, становясь все более зависимой от Соединенных Штатов. Идея многопо­лярности также являет собой клише, на сей раз XIX в. Отличие нынешней ситуации состоит в том, что раньше существовало пять, примерно равных, по силам государств, а сейчас такого равенства нет. Европе не хватает политического единства, Япония же слаба в военной сфере и весьма американизирова­на в культурном и идеологическом отношениях. Формирование трехполюсного мира (Азия, объединяю­щаяся вокруг йены, Западное полушарие - вокруг доллара, европейский блок - вокруг евро ) также выг­лядит нереалистичным по причине ограничения торговли одним регионом, сильнейших потрясений, свя­занных с финансовым кризисом, начавшимся именно в Азии, ключевой ролью США в обеспечении безопасности Японии и Европы. Идея однополярного мира, получившая распространение после «победы» США в холодной войне и успеха операции «Буря в пустыне», померкла в связи с неспособностью США эффективно противостоять мировому финансовому кризису 1997-1999 гг.. международному терроризму, а также эффективно решать другие глобальные проблемы, стоящие перед мировым сообществом. Май пришел к выводу, что новый мировой порядок должен основываться на многоуровневой взаимоза­ висимости государств друг от друга1.

Однако взаимозависимость имеет и определенные недостатки. Чем больше государство получает в результате торговли, тем в большей степени оно становится зависимым от других государств. В ситуа­ции нессиметричной взаимозависимости это может приводить к серьезным последствиям. Зависимость латвийских нефтяных портов от поставок сырья из России в условиях обострения конфликта в связи с нарушением прав русскоязычного населения и заявления некоторых российских политиков о возможности использования санкций (в том числе использовать для транспортировки нефти другие пути) поставила под угрозу практически всю экономику этой прибалтийской страны. Еще один пример. В ходе обеих миро­вых войн Великобритания и Германия пытались с помощью блокады использовать зависимость против­ника в продовольствии. Наконец, ориентация Ирака только на экспорт нефти привела к тому, что после его вторжения в Кувейт он оказался на грани экономического краха, поскольку в отношении него ООН были введены санкции, запрещающие свободный экспорт нефти. Таким образом, взаимозависимость связыва­ет благополучие народов с политикой других стран, которая находится вне их контроля. Цена приобрете­ний, получаемых в результате такой взаимозависимости, может быть нивелирована утратой или снижени­ем степени экономической и политической независимости того или иного государства.

Критики либерального институционализма обращают внимание на ряд уязвимых мест этой теории:

1. Nye, Joseph. What New World Order? Foreign Affairs. Spring 1992


Глава 3. За пределами государства


83


1) подход к сотрудничеству ограничивается главным образом проблемами экономики;

2) либеральный институционализм обращает внимание только на абсолютную выгоду как цель со­
трудничества государств, упуская из виду относительную выгоду, т.е. исходит из того, что государ­
ства просчитывают только пользу для себя, не обращая внимания на то, что приобретет противопо­
ложная сторона. На самом деле государства уделяют внимание обеим формам выгоды (абсолют­
ной и относительной);

3) само по себе наличие сотрудничества не означает истинности либерального институпионализма.
Необходимо доказательство того, что тот или иной вид сотрудничества не имел бы места, если бы
не было международных организаций, выполняющих роль своего гаранта от обмана;

4) уязвимостью работ Кеохейна и Ная является терминологическая неопределенность, поскольку эле­
мент ключевого понятия «взаимозависимость» - «зависимость» дается весьма расплывчато, а
именно как «состояние, определяемое внешними силами или в значительной степени находя­
щееся под их влиянием».
Это «в значительной степени» не показывает природу этого влияния, что
является важным. Как отметил Клив Ачер, лекарства могут оказать на человека «значительное
влияние», что вовсе не означает, что этот человек зависит от лекарств;

5) еще одно критическое замечание состоит в том, что Кеохейн и Най «собрали в кучу... все типы отношений, в которых принимают участие неправительственные субъекты международных отно­шений» (Вагнер), и тем самым сделали весьма неопределенными основные компоненты своей па­радигмы.

В целом критические замечания в адрес работ Кеохейна и Ная можно найти в многочисленных публи­кациях Уолтца, Мершаймера и других авторов.

Вместе с тем Кеохейн и Най проникли в сущность транснациональной политики; они отошли от тради­ционного восприятия международных отношений и роли, которую играют в них международные организа­ции, обратив внимание на их исключительное значение в обеспечении стабильности международной сис­темы.

3.3. ТЕОРИЯ РЕЖИМОВ

В связи с тем что стороны, находящиеся в конфликте, подчас по-разному обосновывают свое право на предмет спора (будь то территория, собственность или же решение вопроса о создании нового государ­ства), необходимо наличие третьей стороны, которая бы выступила в качестве арбитра или же задала бы общее правовое поле, в рамках которого надлежит решать существующие конфликтные ситуации. Особое значение наличие таких норм имеет для мировой экономики, которая в большей степени, нежели любая другая сфера международных отношений, нуждается в поддержании стабильности.

Вместе с тем теория международных режимов1 относится не только к экономике. Она охватывает также сферу безопасности (режим нераспространения ядерного оружия, режим контроля за распростра­нением ракетных технологий и др.), торговли, использования мирового океана или Арктики. Международ­ный режим может касаться охраны рыбных ресурсов, производства и распределения продовольствия, телекоммуникаций, координации деятельности метеорологических служб отдельных государств и др.

Международный режим может быть формально установлен (система Бреттон-Вудса, ГАТТ) или же может существовать неформально. Режимы могут быть глобальными (МАГАТЭ) и региональными (валютная система ЕС).

Что же такое международный режим! Понятие международный режим появилось в начале 1970-х гг. (Ругги). Оно относится, главным образом, к государствам, но оказывает воздействие также и на неправи­тельственные субъекты по самому широкому кругу проблем.

В литературе не существует единого определения международного режима. Кеохейн и Най понимают под ним

«регулирование и контроль транснациональных и межправительственных отношений посредством принятия правил и процедур, а также определенных институтов для определенного вида деятельности»1.

1. Keohane, Robert O. and Nye Joseph S. Power and Interdependence: World Politics in Transition. Boston, 1977. Р. 5.


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

Эрнст Хаас определяет режим как

«нормы, правила и процедуры, согласованные с целью регулирования какой-либо сферы».

Наиболее полное определение международных режимов дает Оран Янг. Он рассматривает их в каче­стве социальных институтов, определяющих действия тех, кто заинтересован в регулировании определенных сфер деятельности.

Режимы могут иметь или не иметь какую-либо структуру и соответственно существовать или не существовать в форме международных организаций. Ядром любого режима является «свод правил и норм»2.

Янг подчеркивает, что международный режим формируется суверенными государствами, а его вли­яние распространяется и на частные компании (например, рыболовецкие предприятия, банки, авиаком­пании).

В целом международные режимы представляют собой сообщества, члены которых стремятся к реализации своих интересов посредством распространения и закрепления определенных, ценно­ стей (например, необходимость защиты рыбных ресурсов, нераспространение ядерного оружия и др.)

Как уже отмечалось, международные организации и международные режимы имеют своей целью укрепление сотрудничества между государствами. Они могут основываться на международных согла­шениях, предполагающих учреждение институтов и т.д. Однако цели и задачи международных организа­ций, как правило, намного шире. Кроме того, структура режимов более подвижна, и они в большей степе­ни подвержены изменениям3.

Оригинальная концепция режимов представлена Артуром Стейном, посвятившим одну из своих книг феномену сотрудничества4.

Концептуализация режимов, предложенная Стейном, основывается на том, что международные отно­шения представляют собой взаимодействие суверенных государств, имеющих своей целью самосохра­нение, причем для достижения последнего в конечном счете необходимо полагаться на собственные силы и быть готовым применить силу. Такую ситуацию обычно определяют при помощи весьма популяр­ной метафоры — анархии.

Любой результат взаимодействия государств, принимающих независимые решения, есть производное их интересов и предпочтений. В зависимости от этих интересов результат может варьироваться от конф­ликта до полной гармонии. Такое независимое поведение государств и его результаты есть след­ ствие обычных международных отношений, а не режимов. Гонка вооружений, например, режимом не является, хотя решение сторон продиктованы непосредственными шагами друг друга. До тех пор пока поведение государств на международной арене определяется ничем не связанным и независимым спосо­бом принятия решений, не может идти речи о наличии международного режима5.

Режим появляется тогда, когда возникает взаимодействие сторон, обусловленное наличием общих интересов, лли же когда оно основывается на совместном принятии решений. Наиболее общим примером режима является собственно общество отдельно взятой страны. Даже самое свободное и наиболее от­крытое общество не дает полной свободы индивидуализму и рынку. Функционирование рыночной эконо­мики требует разработки, принятия и соблюдения комплекса прав собственности, конкуренции и т.д. Об­щество, основанное на договоре его граждан, в том числе и о возможности использования силы для разрешения споров, образует режим в силу того, что оно ограничивает свободу поведения своих граждан.

В международных отношениях необходимости в создании режима не возникает, если каждое государ­ство, принимая самостоятельное, независимое решение достигает оптимального (или желаемого) для себя результата и при этом не возникает никаких конфликтов с другими государствами. Примерами по-

1 Haas Ernst B. Why Collaborate? Problem of Concept Formation // World Politics 32. April 1980. Р. 357-405.

2. Young Oran. International Regimes: Problem of Concept Formation, World Politics 32. April 1980. Р. 331-356.

3 Feld Werner J. and Jordan Robert S. with Hurwitz Leon. International Organizations. A Comparative Approach. Third Edition, London. 1994. Р. 33-35,251-271.

4 Arthur A. Stein, Why Nations Cooperate. Circumstance and Choice in International Relations. Cornell University Press. Ithaca and London, 1990.

5Ibid.Р.28.


Глава 3. За пределами государства


85


добных отношений может быть бартерная торговля или некоторые формы иностранной помощи (содей­ствие в ликвидации последствий катастрофы). Если интересы государств гармоничны и совпадают, нет оснований для конфликта между ними.

Также нет потребности в режиме в том случае, когда стороны имеют некую общую цель и при этом не стремятся к доминированию. Примером такого поведения может служить экстрадикция преступников на основании предварительных договоренностей о взаимности подобных действий.

Режим не появится и в ситуации, когда одна из сторон добивается желаемого ею результат, а другая, хоть и не добивается аналогичного, соглашается с новым порядком вещей. Добровольное ограничение экспорта демонстрирует пример того, как одна из сторон добивается желаемого для себя результата, а вторая - вынужденно соглашается с возникшей ситуацией.

Однако, по мнению Стейна, существуют ситуации, при которых все стороны вынуждены отка­ заться от абсолютно независимого принятия решений, т.е. когда эгоистичные расчеты вынуж­ дают их тем не менее предпочесть коллективные (согласованные) действия в связи с тем, что в этом случае можно будет избежать нежелательных или негативных побочных результатов.

Таким образом, концепция международных режимов сочетает в себе элементы реализма и либерализ­ма. Режимы помогают сотрудничать государствам даже в условиях анархичной международной систе­мы. Режимы не заменяют традиционных расчетов государств относительно издержек и приобретений в результате сотрудничества. Они создают новые возможности с более выгодным соотношением преимуществ над издержками.

Следует отметить, что режимы закрепляют существующее соотношение сил на международной аре­не. Например, режим нераспространения ядерного оружия направлен на сохранение status quo недопу­щение расширения клуба ядерных держав. То же самое относится к контролю за распространением ра­кетных технологий.






































Вопросы для контроля

1. Дайте определение понятия интеграция. В чем суть политической интеграции?

2. Назовите основные этапы экономической интеграции. Является ли экономическая интеграция по­
степенным поэтапным процессом или же существует возможность «перепрыгнуть» через одну или
несколько ступеней? Аргументируйте свой ответ.

3. Что нового в объяснение международных отношений внесли функционализм и неофункционализм?

4. Как в теории взаимозависимости решаются вопросы войны и мира?

5. Постарайтесь определить место теории режимов в противостоянии реализма и либерализма.


 


86


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


Глава 4

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКТОР В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ

Какую роль играет экономика в формировании и развитии международных отношений?

4.1. Меркантилизм и либерализм. 4.2- Либерализм и безопасность.

4.3. Теория «гегемонистской стабильности».

4.4. Теория мировой системы.







МЕРКАНТИЛИЗМ И ЛИБЕРАЛИЗМ

Вопрос о том, как соотносятся между собой экономика и политика (ведь именно об этом у нас фактически идет в данном случае речь), с полным правом можно отнести к числу фундаментальных методологических проблем, над которыми ломали головы многие представители лучших умов челове­чества. Задача действительно не из легких, особенно с учетом того факта, что и экономическое, и политическое (кстати, равно как и социальное, идеологическое и т.д.) в определенном смысле пред­ставляют собой не более чем некие абстрактно-теоретические понятия, используемые для обозначе­ния различных проекций, с помощью которых мы пытаемся охарактеризовать реальную обществен­ную жизнь. Последняя по большому счету есть единый, комплексный, целостный процесс развития, в рамках которого выделение отдельных самостоятельных составляющих возможно лишь с разумной долей условности1.

Итак, экономическая деятельность не может осуществляться вне известных политических рамок, а политические процессы не протекают вне определенного экономического пространства. Это в полной мере относится и к международному компоненту названных отношений. Развиваясь в неразрывной связи и взаимодействии друг с другом, внешнеполитическая и внешнеэкономическая стороны жизни общества оказывают друг на друга непосредственное и постоянное воздействие. Вот лишь два примера, подтверж­дающих данный тезис.

В конце 1950-х гг. крупнейшими торговыми партнерами СССР в западном полушарии были Арген­тина и США. Зададимся вопросом, смогли ли названные страны сохранить свои позиции в первой половине 60-х гг. и если нет, то какое государство заняло в указанный период лидирующее положение в этом рейтинге? Начиная с 1960 г. во внешней торговле СССР со странами региона произошла бе­зусловная переориентация - на первое место выдвинулась Куба. Если в 1959 г. советско-кубинский товарооборот составлял всего 6,7 млн руб. (против 40,2 млн руб. советско-аргентинского и 39,1 млн руб. советско-американского), то в 1960 г. - уже 160,6 млн, а в 1961 г. - 539,0 млн руб., превысив показатели советско-американского и советско-аргентинского товарооборота соответственно в 8 и 19,7 раза2. Объяснение столь резких колебаний следует искать отнюдь не в экономической сфере. Кубинская революция 1959 г., изменив политическую и военно-стратегическую ситуацию не только в районе Карибского моря, но и во всем западном полушарии, вызвала в конечном итоге и перераспре­деление потоков международной торговли.

В последние годы в Западной Европе раздается все больше голосов в пользу необходимости-проведе­ния ведущими странами региона значительно более согласованной и внятной внешней политики. Причина здесь не только, а может быть, и не столько в изменении расстановки сил на международной арене в результате окончания «холодной войны», сколько в ощутимом прогрессе в деле экономической интегра­ции, выводящей Европейский союз на качественно новый уровень развития. Возникший на этой основе разрыв между экономической и политической ипостасями интеграции становится, по мнению практичес-

1 По достаточно обоснованному мнению целого ряда исследователей, тесное переплетение в реальной жизни экономических,
политических, идеологических и других факторов налагает определенные, а норою и весьма значительные ограничения на возмож­
ности «чистой экономической теории» или «чистой политологии». Выход сторонники данной точки зрения видят в проведении
междисциплинарных исследований, объединяющих представителей различных отраслей обществоведения. См., напр.: Spero J.E. The Politics of International Economic Relations. 3 d edition . St . Martin ’ s Press . New York, 1985.

2 Внешняя торговля СССР. Статистический сборник. 1918 1966. М., 1967. С. 69.


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


87


 


 


ки всех ведущих экспертов, одним из основных барьеров на пути дальнейшего движения вперед и именно поэтому должен быть преодолен.

Можно ли в рамках рассматриваемой пары назвать ведомый и ведущий компоненты? Определенная часть обществоведов считает, что первична экономика и, следовательно, внешняя политика в конечном счете стратегически, в долгосрочной перспективе определяются потребностями и закономерностя­ми развития мирохозяйственной деятельности. Другая, возможно меньшая, часть авторов склонна с этим не соглашаться. Дискуссия далека от своего завершения. В этих условиях каждый волен выбирать и поддерживать ту позицию, которая ему кажется более логичной и разумной.

В то же самое время, поскольку непосредственным объектом рассмотрения в настоящем учебнике являются международные отношения, то в данном контексте экономические процессы и явления с пол­ным на то основанием могут рассматриваться в качестве некоего внешнего элемента. Вместе с тем — и с этим, видимо, спорить не будет никто - данный элемент оказывает на международную политику поис­тине огромное воздействие, сам одновременно находясь под ее влиянием.

Будем рассматривать сформулированный выше тезис в качестве отправной точки для дальнейшего анализа, в рамках которого постараемся охарактеризовать некоторые основополагающие тенденции раз­вития системы мирохозяйственных связей, способные оказывать непосредственное и ощутимое влияние на характер и содержание международных отношений.

Как известно, фундаментом, лежащим в основании всего здания внешнеэкономической деятельности, является международное разделение труда. Оно представляет собой такой способ организации хозяй­ствования, при котором различные виды производства под влиянием целого ряда факторов (природно-географических условий, исторических традиций, социально-экономических особенностей и пр.) распре­деляются между различными странами и закрепляются за ними на более или менее длительный период времени. Специализируясь на выпуске определенных видов продукции, государства начинают все боль­ше отличаться, в известном смысле слова обосабливаться друг от друга, с необходимостью обретают свои особые, только им присущие специфические черты. С этой точки зрения международное разделение труда выступает в качестве силы, отграничивающей одни народнохозяйственные системы от других, противопоставляющие их друг другу.

Вместе с тем одновременно с нарастанием указанных выше обособленности и противопоставления страны, включенные в систему международного разделения труда, все более испытывают потребность во взаимодействии. Возникающие между ними различия порождают взаимодополняемость, или, как еще говорят, комплиментарность, отдельных национальных экономик. Чем глубже специализация, тем в боль­шей мере государства нуждаются друг в друге для обеспечения условий для нормального осуществле­ния воспроизводственного процесса.

Таким образом, разделение оборачивается объединением. С полным правом можно утверждать, что само становление всемирного хозяйства как совокупности взаимодействующих друг с другом на­циональных народнохозяйственных комплексов выступает в качестве закономерного результата разви­тия системы международного разделения труда. Действительно, до той поры, пока такая система не сложилась, говорить о всемирном хозяйстве как о чем-то реально существующем и функционирующем невозможно. В контексте нашей общей темы особенно важно подчеркнуть, что, как правило, хозяй­ственные узы сами по себе способны объединить страны, являющиеся партнерами по внешнеэкономи­ческой деятельности, крепче и надежнее любых других форм связей - политических, военных, идеоло­гических.

Являясь по своей природе противоречивым, многоплановым и многомерным феноменом, междуна­родное разделение труда неоднозначно и с точки зрения тех последствий, к которым приводит его углуб­ление и развитие. Здесь оказываются воедино сплетены, казалось бы, прямо противоположные тенден­ции.

С одной стороны, установление регулярных экономических отношений между государствами и форми­рование на этой основе всемирного хозяйства способствуют согласованию интересов его участников, сглаживанию и смягчению существующих между ними как объективных, так и субъективных противоре­чий. Связанные системой международной специализации и кооперирования национальные народнохозяй­ственные комплексы своим успешным функционированием фактически создают предпосылки для устой­чивого роста экономики как каждого из своих партнеров в отдельности, так и во всей совокупности стран вместе взятых. Верно и обратное: любые сколько-нибудь существенные сбои и нарушения в экономичес­ком развитии какого-либо государства вызывают более или менее ощутимые негативные последствия


88               __________________________________ Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

для других народно-хозяйственных единиц. В этих условиях события и процессы, традиционно рассматривавшиеся как локальные, неожиданно приобретают глобальное звучание1.

С другой стороны, включение той или иной национальной экономики в систему международного разде­ления труда резко увеличивает ее зависимость от других участников всемирного хозяйства и, следова­тельно, уязвимость по отношению к любым проявлениям внешнего давления. Тем самым создаются благоприятные возможности для обострения противоречий и нарастания конфронтационности в отноше­ниях между субъектами мирохозяйственной системы. Представим себе государство, импортирующее, например, около 50 % потребляемого продовольствия. При возникновении конфликтов между ним и ос­новными странами-экспортерами последние легко могут использовать угрозу свертывания поставок про­довольственной продукции (не говоря уже о реализации такого намерения) в качестве поистине неотрази­мого аргумента. В результате национальная экономическая безопасность, являющаяся одним их крае­угольных камней обеспечения реального государственного суверенитета, фактически утрачивается.

В этой связи следует обратить внимание на тот факт, что ситуация, складывающаяся в современной России, дает немало поводов для разговоров если не об утрате, то, по крайней мере, о серьезном ослаб­лении национальной экономической безопасности. В 1997 г. доля продовольственных товаров и сельскохо­зяйственного (за исключением текстильного) сырья в российском импорте составляла 25,1 %. В данном отношении Россия находилась на уровне, аналогичном занимаемому развивающимися странами Африки. Соответствующий показатель для государств с развитой экономикой, равно как и стран Латинской Аме­рики и Азии, а также и для общемирового импорта был в два с лишним раза ниже2. Более того, по имею­щимся оценкам, страна в 1996-1997 гг. импортировала около 80 % товаров широкого потребления и полно­стью зависела в этом отношении от поставок из-за рубежа. Кризис августа 1998 г., повлекший за собой фактически четырехкратное обесценение российского рубля, существенно повлиял на сравнительную конкурентоспособность отечественной и импортируемой продукции и вызвал определенное улучшение товарной структуры импорта РФ. Вместе с тем в принципиальном плане положение дел пока существен­но не изменилось.

Ознакомившись с вышеизложенным, читатель вправе задаться следующими вопросами. Как же все-таки соотносятся между собой интересы государств - субъектов всемирного хозяйства? Находятся они в противоречии или же гармонично согласуются? Являются страны, установившие, например, внешне­торговые отношения, взаимно обогащающими друг друга партнерами или же непримиримыми конкурен­тами? Многие исследователи на протяжении практически всей истории развития экономической теории задумывались над этими проблемами и давали разные, порою прямо противоположные ответы. Остано­вимся несколько подробнее на взглядах тех авторов, точка зрения которых, с одной стороны, характери­зовалась определенной односторонностью, если не сказать экстремизмом, с другой - имела принципи­альное значение для формирования основ теории международного экономического сотрудничества.

На протяжении ХУ1-первой половины XVIII вв. экономическая теория только еще начинала осозна­вать себя как самостоятельную область обществоведения. В те годы господствующее положение зани­мала так называемая меркантилистская доктрина. В обобщенном виде ее сторонники исходили, в частности, из того, что совокупный объем мирового общественного богатства3, конечным воплощением которого им представлялись металлические деньги, является жестко фиксированной величиной. В обо­зримой перспективе ее рост в сколько-нибудь значительных размерах невозможен. В то же самое время по отношению к совокупному богатству каждой отдельной страны ситуация выглядит иначе. Здесь ни о какой жесткой фиксации говорить не приходится. Напротив, в первую очередь на основе осуществления внешнеторговых операций постоянно происходит межстрановое перераспределение «общего пирога», в результате которого одни государства становятся (как абсолютно, так и относительно) богаче, а другие -беднее.

Меркантилизм как направление политической экономии значительное внимание уделял политическо­му контексту и роли государства в защите экономических интересов страны. Несмотря на то что различ-

1 Наглядным подтверждением сказанному могут служить те потрясения, которые ощутили на себе практически все ведущие
финансово-промышленные центры современного мира в результате кризиса в ряде стран Юго-Восточной Азии в конце 1997 -
начале 1998 г.

2 Устинов И.Н. Мировая торговля. Статистическо-аналитический справочник. М., Экономика, 2000. С. 40, 79, 196, 220,
240, 302.

3 Проблема природы общественного богатства, факторов и условий его роста на протяжении большей части истории развития
экономической науки являлась для нее центральной, что обусловливало соответствующие как постановку решаемых задач, так и
характер проводимых исследований.


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


89


ные направления классического меркантилизма не представляют собой единой теории, можно утверж­дать, что до А. Смита, особенно в XVI XVII вв., существовал консенсус относительно главенствующей роли политики в политэкономии. Александр Гамильтон (1755-1804) и Фридрих Лист (1789-1846), будучи представителями классического меркантилизма, отстаивали основные его принципы в борьбе с набираю­щим силу либерализмом.

В докладе о мануфактурах, представленном в Конгрессе в 1791 г., а также в ряде других выступлений А. Гамильтон с позиции, скорее, действующего политика, нежели теоретика, защищал основные положе­ния меркантилизма. Признавая важность сельскохозяйственного производства, он считал необходимым оказание государственной помощи промышленности, которая должна была, по его мысли, придать амери­канской экономике необходимый динамизм. Такая диверсификация (наличие современного сельского хо­зяйства и развитой индустрии) существенно снижает зависимость государства от внешнего экономичес­кого воздействия. Национальная безопасность в наибольшей степени может быть гарантирована само­достаточной и развитой экономикой. Этот урок Гамильтон вынес из опыта последней войны, когда Соединенные Штаты были не в состоянии обеспечить себя всем необходимым. Поэтому, утверждал Гамильтон, государство обязано принимать активное участие в развитии промышленности. Внутренние обстоятельства, препятствующие индустриализации (нехватка средств и отсутствие опыта), могут быть преодолены только с участием государства. Кроме того, задачей государства является защита нарожда­ющейся американской промышленности.

Какие выводы относительно природы международной торговли и оптимальных условий ее осуществ­ления можно сделать на основе вышеизложенных предпосылок? Они сводятся к двум следующим мо­ментам. Во-первых, исходные положения меркантилистской доктрины не оставляют иной возможности, кроме как изображать международную торговлю в виде так называемой игры с нулевой суммой. Под ней принято подразумевать любые виды деятельности, в ходе которой улучшение положения одного из учас­тников равнозначно ухудшению положения другого или других, а суммарная величина подлежащего рас­пределению «пирога» не меняется. В рамках такого представления обогащение одного из торгующих государств происходит в результате и за счет снижения уровня благосостояния его партнеров. Следова­тельно, международная торговля в конечном счете представляет собой борьбу каждого против всех, а сфера мирохозяйственных связей - не более чем совокупность конфликтов и антагонистических противо­речий.

Во-вторых, в соответствии с духом и буквой меркантилизма шансы той или иной страны на то, чтобы в результате осуществления на международном рынке операций купли-продажи улучшить свое благосо­стояние, тем выше, чем более активную и целенаправленную экономическую в целом и внешнеторговую в частности политику она проводит. Речь идет и о прямом запрете на ввоз и вывоз определенных видов продукции, и об использовании импортных пошлин, и об обеспечении нарождающихся мануфактур гаран­тированным рынком сбыта, сырьем, рабочей силой. Именно на этой основе происходит как формирова­ние, так и усиление национальных конкурентных позиций, обеспечивающих успех в борьбе с зарубежны­ми участниками международной торговли. Таким образом, меркантилистская доктрина изначально выступает тем теоретическим фундаментом, на котором базируется политика протекционизма (от английского ( to protece — защищать).

То, что представлялось не только правильным, но и истинным сторонникам меркантилистской доктри­ны, не являлось таковым для приверженцев сменившей ее школы. Более того, все основные положения меркантилизма были подвергнуты создателем «классической школы» А. Смитом и его последователя­ми сокрушительной критике, ставшей своеобразной отправной точкой для формирования «классики».

В своей оценке закономерностей формирования внешнеэкономических связей и того влияния, которое их установление способно оказать на стран-участниц, и А. Смит, и развивавший его теоретические воз­зрения Д. Рикардо фактически исходили из того, что отдельные государства в рамках всемирного хозяй­ства наделены факторами производства в неравной мере. Они различаются по плотности населения, ква­лификации рабочей силы, климату, плодородию почвы, запасам природных ресурсов, машинам и оборудо­ванию и т.д. Эти различия, как правило, носят достаточно устойчивый, долгосрочный характер, что связано с относительно низкой международной мобильностью факторов производства. Поэтому издержки произ­водства одних и тех же товаров будут отличаться от страны к стране.

Именно эти различия, по мнению «классиков», и образуют естественную основу для международной торговли. При этом сама природа последней в их интерпретации выглядит совершенно иначе, нежели у сторонников меркантилизма. Действительно, это уже не борьба каждого против всех. Наоборот, в


90                                                                                    Введение а теорию международных отношений и анализ внешний политики 

результате установления торговых связей между государствами каждое из них оказывается в выигры- ше, либо получая в свое распоряжение те товары, которые оно само в принципе не в состоянии произво- дить, либо приобретая зарубежную продукцию по ценам значительно ниже тех, которые могут обеспе- чить отечественные производители. Иными словами, международная торговля превращается в дея- тельность. приносящую выгоду всем участникам. Никто из них не наживается за счет других, никто не проигрывает.

В этих условиях принципиально меняется подход и к внешнеэкономической политике государства, проведение которой могло бы в наибольшей степени способствовать увеличению общественного бо- гатства. Меркантилистская доктрина, как уже отмечалось выше, со всей определенностью делает  выбор в пользу так называемого протекционизма, предусматривающего активное вмешательство го- сударства с целью защиты интересов отечественных производителей. Что же касается «классиков», то они ратуют за так называемое фритредерство (от английского Ггее (таёе - свободная торговля), т.е.  политику, предполагающую минимальную государственную интервенцию в хозяйственный процесс. Здесь логика рассмотрения внешнеэкономической сферы ничем не отличается от логики анализа изолирован-ной национальной экономики. Система разделения труда объединяет хозяйствующих субъектов, каж-  дый из которых стремится к достижению собственного блага и не думает об общественных интересах, в единый «меновой союз». Все его участники зависят друг от друга, поскольку ни один не в состоянии обеспечить себя всем необходимым для нормальной жизнедеятельности. В этих условиях каждый, действуя в своих корыстных интересах, вынужден производить товары или услуги, необходимые всем прочим. Чем лучше он служит обществу, тем больше возможностей получает для улучшения своего положения.

С этой точки зрения любые формы государственного вмешательства представляют собой не что иное, как дополнительные преграды на пути хозяйствующих субъектов, руководствующихся целями мак­симизации собственного благосостояния, а потому и с необходимостью ориентирующихся на максималь­но эффективное служение общественному благу. Чем больше эти преграды, тем хуже и для тех, на чьем пути они непосредственно стоят, и для общества в целом.

Следует отметить, что представители меркантилизма продолжали отстаивать свою позицию и крити­ковали основоположников «классической» школы.

Так. например, Ф. Лист открыто дискутировал со Смитом и другими представителями либерализма. Его критика была направлена против главных положений либеральной теории. Либерализм как мировоз­зрение предполагает наличие политической стабильности и мира и даже более того единства стран. В этом, по мнению Листа, содержится главная ошибка - мир есть не что иное, как арена противоборства наций, а не сотрудничества. Политическая экономия должна исходить из конфликтной в своей основе природы международных отношений. Нация, государство являются основными элементами политэконо-мичсского анализа. «Истинная политическая наука, - утверждал Лист, - исходит из того, что интересы промышленно развитых стран наилучшим образом реализуются в рамках режима свободной торговли; нации же, которым еще предстоит пройти путь индустриализации, в плане развития лишь потеряют в условиях открытой конкуренции». Поэтому, по мнению Листа, для стран, заинтересованных в экономичес­ком развитии, необходим протекционизм. Ф. Лист полагал, что каждая нация может отыскать свои соб­ственные национальные инструменты для экономического развития.

Итак, меркантилизм и политика протекционизма, с одной стороны, «классическая школа» и фритре­дерство - с другой, в определенном смысле слова образуют два противоположных полюса в подходе к проблеме взаимного соотношения интересов участников мирохозяйственной системы. Вместе с тем чем: больше времени проходило с того момента, когда вышли в свет основные произведения «классиков» - «Исследование о природе и причинах богатства народов» и «Начала политической экономии и налогового обложения», тем яснее становилось, что и теоретически, и в практическом отношении указанную проти- воположность не следует возводить в абсолют.

Хотя исторический спор, казалось бы, в целом однозначно был решен в пользу «классики», едва ли имеются основания представлять меркантилистскую доктрину в виде сплошной череды заблуждений. Для своего времени и применительно к существовавшим тогда условиям меркантилисты были не столь уж не правы.

Они ставили во главу угла внешнюю торговлю, отводя ей ключевую роль в процессе увеличения богат­ства нации. С точки зрения многих современных исследователей в этом содержится большая доля исти-


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


91


 


ны. В частности, в своем, ставшем уже классическим труде «Динамика капитализма» Ф. Бродель пря­мо отмечает, что исторически возникновение «рыночного общества западного типа» (особенно в Запад­ной Европе как таковой), в частности, базировалось на развитии внешней торговли. Вытекающее из этого доминирование в мировом хозяйстве, контроль за рынками сбыта и ресурсами, создание европейскими державами колоний - все это обеспечивало формирование необходимых ресурсов для накопления капита­ла, использовавшихся в последующем промышленном перевороте, Внешняя торговля становится пред­посылкой развития промышленности. По оценке Броделя, в течение XVIII в. экспортно-ориентированные отрасли Англии выросли в 5,5 раза, ориентированные на внутренний рынок - лишь в 1,5 раза. Здесь важно отметить и то, что капитализм исторически возник не столько путем углубления рыночных отношений, сколько фактически через нарушение эквивалентности в обмене на мировом рынке

Меркантилисты ратовали за поддержание активного сальдо торгового баланса страны в качестве основной цели экономической политики. О рациональности такого подхода можно спорить, но в любом случае едва ли целесообразно игнорировать при этом мнение одного из наиболее известных (если не самого известного!) экономистов XX в. - Дж.М. Кейнса. Характеризуя то, что он называет «элементами научной истины в учении меркантилистов», создатель основ современной макроэкономической теории пишет; «...забота государственной власти о поддержании активного торгового баланса служила сразу двум целям и была к тому же единственным доступным*средством их достижения. В те времена, когда государственная власть не оказывала прямого воздействия на норму процента внутри страны и на другие побуждения к внутренним инвестициям, меры, принимавшиеся в целях увеличения активного сальдо тор­гового баланса, были единственным прямым средством в распоряжении государства для увеличения заграничных инвестиций. В то же время влияние активного тернового баланса на приток драгоценных металлов было единственным косвенным средством понижения внутренней нормы процента и, следова­тельно, усиления побуждения к внутренним инвестициям... если говорить о вкладе в искусство государ-ственного управления экономической системой в целом и обеспечения оптимальной занятости всех ре­сурсов этой системы, то ранние представители экономической мысли XVI и XVII вв. в некоторых вопро­сах достигали практической мудрости, которая в оторванных от жизни абстракциях Рикардо была сначала забыта, а потом и вовсе вычеркнута»2.

Более того, хотя сторонники меркантелизма  выступали за проведение активной государственной поли­тики, во в определенном смысле их доктрина может быть охарактеризована как ориентированная на либерализацию хозяйственной жизни. Действительно, она фактически предполагала снятие барьеров на пути движения как товаров, так и факторов производства внутри национального рынка, ослабление пут феодальной жесткости и чрезмерной регламентированности.

Надо отметить, что сами «классики», хотя и в не столь явной форме, допускали, что установление и развитие внешнеторговых отношений между странами может при определенных обстоятельствах ока­заться убыточным для одного из партнеров. Здесь наиболее очевидным примером является определение Рикардо жестких пределов, в рамках которых должны устанавливаться ценовые пропорции, обеспечива­ющие взаимную выгодность внешнеторговых связей.

Нелишне отметить и тот факт, что, по мнению ряда исследователей, «классики» унаследовали некото рые пороки своих предшественников и оппонентов. Показательна в этом отношении точка зрения Дж.С. Милля. Он, в частности, писал: «Даже сам Адам Смит, его (меркантилизма, - С.С.) ниспровергатель, сохранил отдельные взгляды, которые нельзя отнести ни к какому другому источнику. Представления Адама Смита о выгоде международной торговли сводятся к тому, что внешняя торговля открывает сбыт для избыточного продукта страны и дает возможность прибыльного воспроизводства части националь­ного капитала. Эти выражения внушают мысли, не совместимые с четким пониманием явления. Термин «избыток продукта» как будто подразумевает, что страна в некотором роде испытывает необходимость производить вывозимое ею зерно или сукно. В самом деле, если не потребуется и не будет потреблена где-нибудь в другом месте та часть продукта, которую сама страна не потребляет, то эта часть либо станет производиться в прямой убыток, либо, если ее не произведут, соответствующий ей капитал оста­нется незанятым. Однако... страна производит товар для экспорта сверх своих потребностей., в силу  того, что это – самый дешевый способ обеспечить страну другими товарами. Если бы страна не экспор­тировала этот излишек... она не импортировала бы ничего. Но труд и капитал прежде занятые

' См : Бродель Ф, Динамика капитализма. М.. 1992.

2Кейне Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег /Пер. с англ. М.: Прогресс, 1478. С 408-413.


92                                                                                    Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики

в производстве товаров на экспорт, нашли бы себе применение в изготовлении тех предметов, которые ранее привозились из-за границы... или выпускались бы их заменители... Торговля, в действительности, является средством удешевления производства; и во всех случаях она приносит в конечном счете выго­ду потребителю»1.

Таким образом, несмотря на продолжающиеся и поныне попытки известной абсолютизации как одного, так и другого подходов к опенке мирохозяйственных связей и соответственно к их регулированию, по край­ней мере, на сегодняшний день разумно говорить о целесообразности поиска некой золотой середины. Это действительно так. ибо в реальной жизни внешнеэкономическая деятельность - это одновременно и взаи­мовыгодное сотрудничество, и жесткая конкурентная борьба. Применительно к любой из форм междуна­родных экономических отношений мы без труда обнаружим противоречивое воздействие, которое между­народная торговля, или зарубежное инвестирование, или трансграничная миграция рабочей силы оказывают на различные группы хозяйствующих субъектов в странах - членах всемирного хозяйства.

Какой же вывод на этом основании можно и должно сделать для сферы международных отношений? Многомерная и неоднозначная экономическая реальность, в свою очередь, оказывает противоречивое воздействие на область внешней политики.

С одной стороны, развитие внешнеэкономических связей способствует облегчению контактов и смяг­чению международных конфликтов. Так было к так есть — где царствует Меркурий, нет места Марсу. Уже упоминавшийся Дж.С. Милль писал в этой связи: «Торговля первая научила народы смотреть со взаимным доброжелательством на богатство и процветание любого из них. Раньше каждый патриот, недостаточно развитый для того, чтобы считать себя гражданином мира, желал, чтобы все страны, кроме его собственной, были слабыми, бедными и плохо управлялись. Теперь он видит в их богатстве и прогрессе прямой источник богатства и прогресса своей страны. Внешняя торговля превращает войну в архаизм, усиливая и укрепляя личные интересы, по природе своей противоположные войне. И без преуве­личения можно сказать, что именно быстрое расширение международной торговли и ее большие масш­табы, будучи главной гарантией всеобщего мира, создают прочную основу для непрерывного прогресса идей, институтов и человеческой расы в целом»2.

Вместе с тем вырастающая из развития системы мирохозяйственных связей взаимозависимость го­сударств, при определенных условиях, ведет, как уже отмечалось выше, к их избыточной уязвимости по отношению к внешнему воздействию. А это, со своей стороны, может провоцировать обострение между­народной напряженности. Примеров здесь достаточно - это и Наполеон с его идеей континентальной блокада Англии, и экономические санкции современности. Кейнс имел весомые основания для того, что­бы написать следующие строки: «Войны имеют разные причины. Диктаторы и прочие, кому войны сулят, как они по крайней мере надеются, приятное волнение, могут без труда играть на естественной воин­ственности народов. Но самое большое значение имеют, помогая им раздувать пламя народного гнева, экономические причины войны, а именно - чрезмерный рост населения и конкурентная борьба за рынки. Именно второй фактор... вероятно, играл основную роль в XIX в. и может сыграть ее опять»3.

Общая мораль - едва ли целесообразно все пускать на самотек, разумно пытаться найти такие пара­метры и условия осуществления внешнеэкономической деятельности, такие формы международных от­ношений, которые, с одной стороны, позволят минимизировать потери, снизить риски конфронтации, с другой - обеспечат максимальные выгоды и согласование интересов субъектов всемирного хозяйства.
























ЛИБЕРАЛИЗМ И БЕЗОПАСНОСТЬ

В этом разделе мы рассмотрим эволюцию либерализма, его отношение к проблеме безопасности, войны и мира, а также выделим некоторые сходные черты этого направления с реализмом.

Классический либерализм возник как идеология оппозиции монархизму и меркантилизму. Затем он стал набирать силу и влияние, будучи идеологией держав-гегемонов (Британии и Соединенных Штатов). Либерализм выступал главным идеологическим оппонентом тоталитаризма (фашизма и коммунизма) и в конце концов превратился в господствующую идеологию индустриального общества.

'Дж.С. Милль. Основы политической экономии. М., 1980. Т.2. С. 341-343.

2 Там же С. 343-345.

3 Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег I Пер. с англ. М., Прогресс, 1978. С. 457.


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


93


Вопреки общему употреблению слова «либерализм», его значение не является настолько же однознач­ным. Мы воспринимаем либерализм как некий набор понятий и идей, которые в большинстве случаев дополняют друг друга, но подчас находятся в противоречии. Многие элементы этого набора появились очень давно, но только в ХУШ-ХГХ вв. были объединены в политическую про!рамму.

Главной идеей либерализма является индивидуализм. Индивидуализм ведет к частной собственности, рынку, господству права (внутри государств, а затем и на международной арене). Кроме того, индивиду­ализм является основой рационального поведения, светской жизни, толерантности, веры в прогресс и. наконец, убежденности в том, что эти идеи универсально хороши и применимы для всего человечества. Поэтому либерализм противостоит автократии, являющейся изначальным оппонентом либерализма, и коллективистским, тоталитарным моделям общества. В целом либерализм негативно относится к поли­тике баланса сил, войне и милитаризму, предпочитая более рациональные, легальные и институциональ­ные подходы к международным отношениям.

История развития либерализма как самостоятельной теории человеческих (в том числе и между­народных) отношений, начиная с Гоббса, может рассматриваться как проект по освобождению этих от­ношений от насилия. По мнению сторонников либерализма, экономические проблемы необходимо решать экономическими методами, идейные споры должны происходить без применения силы, а государство должно вмешиваться только тогда, когда существует какая-либо реальная угроза - внешняя агрессия либо восстание внутри страны. Насилие, таким образом, устраняется из нормальных отношений между гражданами1.

Обычно выделяют четыре этапа в развитии либерализма: 1) начиная с Левиафана Гоббса, далее 2) защиты свободы от государства посредством права (Локк, Монтескье, Милл, Кант, Бентам) в XVII-XIX вв.; 3) теории свободной торговли А. Смита и, наконец, 4) попыток распространить либерализм на сферу международных отношений в Х1Х-ХХ вв.

Хотя с точки зрения теории международных отношений упоминание о Гоббсе в либеральном контек­сте может показаться спорным, ранняя история либерализма наилучшим образом может быть понята как развитие и ревизия идей Гоббса. Изначальная посылка Гоббса состояла в индивидуализме, в том, что каждый имеет право на самооборону, что полной безопасности индивиду никто не гарантирует. Поэтому рациональным казалось доверить суверену как оценку ситуаций с точки зрения безопасности, так и ее обеспечение.

Передача проблем «общего мира и безопасности» Левиафану не означает отказа от свободы как таковой. Напротив, индивиды остаются свободными принимать решения по всем остальным вопросам, хотя, конечно, их действия ограничиваются правилами, устанавливаемыми сувереном. Важно, однако, отметить, что, сосредоточив решение вопросов безопасности в своих руках, Левиафан не только защи­щает своих подданных, но и лишает их возможности использовать силу друг против друга. Это обстоя­тельство заслуживает особого внимания, поскольку противоречия религиозного и политического характе­ра в то время являлись серьезной угрозой для всего общества.

Итак, первые либеральные мыслители, начиная с Локка до Лейбница и с Монтескье до Кондорсе, в качестве отправной точки своих рассуждений брали безопасность индивида, доверяя ее обеспе­чение суверену. Безопасность индивида в либеральной традиции Просвещения является, таким образом, как коллективным, так и индивидуальным благом. Она есть для него и условие, и цель. Но эта цель может быть достигнута только коллективно.

В работе Локка « Two Treatises of Government » (1689) либерализм представлен как целостное учение. С этого времени у сторонников либерализма изменилось отношение к Гоббсу. Соглашаясь с концепцией общественного договора для обеспечения безопасности и, следовательно, свободы, они считали необхо­димым ограничивать государство. Государство было необходимо для защиты от внешних угроз и для предотвращения внутренних конфликтов, но слишком часто оно само несло угрозу личной свободе и даже жизни индивида. Эта дилемма определяла развитие либерализма на протяжении ХУШ-Х1Х вв.

Локк, Монтескье, Кант, Бентам и Милль обосновывали необходимость ограничения государства посред­ством права, установления конституционного правления, осуществления принципа разделения властей.

С середины XIX в, стала формироваться более точная концепция относительно условий, при которых государство может нарушить нормальную жизнь своих граждан, отойдя от существующего порядка

1 Buzan Barry and Waever Ole, Liberalism and Security: The contradictions of the Liberal Leviathan/ Copenhagen Peace Research Institute, April 1998. Р. 5.


94


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


управления и законов. Отказ от использования в качестве предлога «необходимости», которая могла ин­терпретироваться очень широко, к точному определению экстраординарных условий (emergency conditions) способствовал встраиванию в концепцию либерализма понятия безопасность. Лишь в случаях реальной внешней угрозы государство может выйти за пределы права.

Третий этап ограничения государства был инициирован идеологами свободного рынка в 1820-1830-е гг. А. Смит и другие представители шотландского Просвещения пришли к выводу о том, что невмеша­тельство государства в экономическую жизнь приносит положительный результат. Хотя в настоящее вре­мя это рассматривается как исключительно экономическая концепция, в свое время речь шла в целом о пересмотре роли государства, его переориентации на использование экономических рычагов управления и сохранении простора для раскрытия потенциала частного предпринимательства и индивидуализма в целом. Сама природа экономического процесса не дает государству возможности обладать полнотой информации и потому управлять этим процессом. Лучшие результаты могут быть достигнуты в случае, когда право принимать решение делегируется самим предпринимателям, преследующим свои собствен­ные цели. Идея разделения экономической и политической сфер является центральной. Именно это раз­деление создает предпосылки для существования саморегулирующейся экономики. Однако оно должно реализовываться через деятельность государства. На этом этапе либерализм рассматривает государ­ство как механизм, посредством которого обеспечиваются свобода личности и хорошее управление. Бе­зопасность и свобода становятся тесно связанными друг с другом. Отметим, что в то время представи­тели либерализма ни в коем случае не рассматривались как антигосударственники. Они стремились лишь к тому, чтобы сдержать естественную для государства тенденцию - вмешиваться во все сферы жизни общества.

Развитие классического либерализма применительно к внутриполитическому контексту сопровожда­лось также во вес большей степени растущим вниманием к международным отношениям и пробле­ ме войны. Это происходило в силу двух основных причин. Первая состояла в мессианском стремлении либерализма расширит!, сферу своего действия за пределы государства, стать универсальной концепци­ей. Вторая причина коренилась в желании обеспечить выживание либерализма как практики на уровне отдельного государства в связи с тем, что война и милитаризм являлись наиболее удобными предлогами для наступления на свободу, использования ресурсов в интересах государства (а не личности и общества) и т.п.

Как уже отмечалось, фритрейдеры XIX в. пытались распространить логику либерализма на междуна­родные отношения. Тогда (как, впрочем, и сейчас) они стремились к тому, чтобы избегать насилия в межгосударственных отношениях, настаивали на демилитаризации. Международные отношения, по их мнению, должны строиться не с целью создания некоего глобального Левиафана, а следуя логике эконо­мической взаимозависимости между ними и демократизации внутри них.

Основная идея либерализма относительно открытости экономики, политики и общества означает, что государства и общества соглашаются максимально сузить спектр проблем, которые они относят к сфере безопасности. Этим, как уже отмечалось, либерализм отличается от закрытых меркантилистс­ких и тоталитарных государств, которые относят к собственной безопасности все, начиная от поп-музыки и производства обуви и кончая строительством подлодок и космических аппаратов.

Идеалистическая цель либерализма состоит в том, чтобы на первом этапе ограничить понятие «без­опасность» рамками лишь военного сектора, а затем поставить под сомнение легитимность применения силы и снять в конце концов с повестки дня сами проблемы безопасности, сопрягаемые с правом при определенных обстоятельствах использовать силу. Главной альтернативой этому называлась свобода торговли, однако сторонники либерализма подчеркивали, что в международных отношениях существуют также и другие инструменты: общественное мнение, здравый смысл, взаимозависимость, разоружение, информация, демократия, международные организации.

Применительно к сфере международных отношений антигосударственная ориентация либерализма более очевидна, нежели применительно к отношениям внутри государства. Действительно, по мнению либерализма, в международных отношения государства являют собой проблему. Отношения между го­сударствами были бы лучше, если бы на них меньшее влияние оказывали лидеры государств, дипломаты и генералы. В международных отношениях либерализм выступает за то, чтобы в наименьшей степени осуществлялось взаимодействие государств и в наибольшей - наций и обществ (Cobden).

Мы уже упоминали о том, что первый большой эксперимент по созданию международных институтов для решения проблем безопасности был предпринят только лишь после окончания первой мировой войны,


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


95


которая сама по себе несла угрозу всей либеральной цивилизации. Деятельность Лиги Наций, попытки создания системы коллективной безопасности, а также расчеты либералов на силу общественного мне­ния поставили под сомнение эффективность либеральных инструментов поддержания мира и обеспече­ния международной безопасности. Результатом этого явилось почти полувековое доминирование в тео­рии международных отношений реализма.

Однако это не означает, что либерализм как теоретическое направление в международных отноше­ниях перестало существовать. Как уже отмечалось, либерализм стал доминирующей идеологией инду­стриального (и постиндустриального) общества. Более того, «либеральный проект» не только выжил, но материализовался в сообщество безопасности, основанный на промышленно развитых странах За­пада и Японии.

Существуют разные традиции либерализма, по-разному трактующие взаимосвязь политического режима и внешней политики. Либеральный империализм Макиавелли, либеральный интернационализм Канта и либеральный пацифизм Шумпетера основаны на совершенно различных взглядах на природу человека, государства и международных отношений1.

Либеральный империализм Макиавелли состоит в обосновании тезиса о том, что республики не только не являются миролюбивыми, но, напротив, представляют собой лучшую форму государственного устройства для империалистической экспансии. Республика Макиавелли представляет собой не демок­ратию, которая, по его мнению, быстро трансформируется в тиранию, а сообщество равных в социальном отношении свободных граждан, участвующих в политической жизни. Сущностью внутриполитической жизни является, с одной стороны, стремление к доминированию правящей элиты, а с другой стороны, опасение масс попасть в зависимость. Это внутреннее противоречие находит свое разрешение в экспан­сии, удовлетворяющей интересы всех и высвобождающей энергию масс. Желающие властвовать - вла­ствуют, желающие остаться свободными - сохраняют свой статус. Кроме того, все получают удовлет­ворение от радости победы.

Макиавелли доказывал, что свободный Рим в большей степени готов к успешной экспансии, чем ари­стократические республики типа Спарты и Венеции. По мнению ряда авторов, многочисленные интер­венции США в послевоенное время подтверждают выводы Макиавелли2.

Для понимания сути второй традиции либерализма необходимо напомнить, что современный либера­лизм в своей основе имеет две идеи:

1) демократии друг с другом не воюют (первое эмпирическое исследование было предпринято еще
в 1938 г.);

2) допустимость войн в отношении недемократических государств.

Ни реализм, ни марксизм не могут объяснить феномен того, что более чем 150 лет демократические государства не воюют друг с другом.

Кантианская теория либерального интернационализма дает ответ на этот вопрос. Граждане у Канта преследуют различные цели, они индивидуалисты и ведут себя рационально. Однако, и это особенно важно, они способны согласиться с моральным равенством всех индивидов и видят в других не средство, а цель. Поэтому государство у Канта представляет собой институт, который осуществляет свои функции в соответствии с правом. В отличие от республики Макиавелли, кантианские республики в состоянии поддерживать мир между собой, поскольку они способны проявлять осмотрительность и уважать меж­дународные права других республик. Этими правами обладают представители другой страны, которые равны в моральном отношении. Кантианские республики готовы к ведению войны с теми государ­ ствами, в которых отсутствует представительная власть, и, более того, видят свою миссию в защите и «экспорте» демократии, частной собственности и любой деятельности, направленной на освобождение тех, кто находится в состоянии несвободы. Таким образом, либеральный интер­национализм Канта может рассматриваться в качестве одной из основ концепций «гуманитарных интер­венций». Конечной же целью (и одновременно условием «вечного мира») является глобальное торжество демократии.

Третья модель, разработанная Шумпетером, рассматривает людей как рационально мыслящих индивидов, приверженных принципам демократии. Кроме того, они, по его мнению, едины в том, что


1 Doyle Michael. Liberalism and World Politics // The New Shape of World Politics. Contending Paradigms in International Relations. Foreign Affairs. New York. 1997. Р. 39-66.

2 Aron Raymond. The Imperial Republic // New York, 1974: Barnet Richard. Intervention and Revolution. Cleveland. 1968.


96


Введение в теорию международных отношений и анализ внешней политики


стремятся к материальной выгоде. Поскольку их материальные интересы неразрывно связаны с возмож­ностью торговли в условиях мира, они и их государства миролюбивы. В войне заинтересованы только военная аристократия и те, кто может получить материальную выгоду. Демократия не будет защищать интересы меньшинства и платить высокую цену за империалистическую политику, которая является ре-. зультатом деятельности «военной машины», милитаристских инстинктов и желанием экспортировать монополизм'.

Критика взглядов Шумпетера, изложенных в его книгах « Sociology of Imperialism » и Capitalism , Socialism and Democracy », ведется но трем направлениям:

1) «материалистический монизм» Шумпетера не оставляет места для неэкономической мотивации
внешней политики, исходящей будь то от государства или отдельных лиц. Таким понятиям, как
слава, престиж, идеология, или просто желаниям власть имущих не находится места в теорети­
ческих построениях Щумпетера. Не учитываются также и сравнительные выигрыши в торговле,
которых можно достичь в результате войн;

2) политическая жизнь индивидов представлена как нечто одинаковое, гомогенное. Все граждане -
предприниматели и рабочие, сельские жители и горожане - стремятся к материальному благополу­
чию. Шумпетер полагал, что нахождение у власти не меняет людей;

3) наконец, подобно тому, как сфера внутренней политики представляется гомогенной, такой же явля­
ется и сфера мировой политики. Стремящиеся к материальной выгоде демократические государ­
ства все вместе эволюционизируют в сторону свободной торговли. Государства с различным об­
щественным строем как будто не существуют для Шумпетера.

И все же, отмечая возможность использования насилия в отношении других стран, либерализм счита­ет нормой мир, сотрудничество. Конфликт есть временное состояние нарушения мира, в условиях которо­го обмен позволяет государствам становиться богаче.

Источник конфликта, по их мнению, кроется в непонимании друг друга и неправильной оценке ситуации сторонами или одной из сторон. Стремление к достижению односторонних преиму­ ществ в результате конфликта является результатом близорукости политиков, неверных расче­ тов, заблуждений или же недостаточной информированности.

В заключение следует отметить, что реализм и либерализм имеют нечто общее.

Реализм и либерализм в отличие от идеализма являются позитивистскими теориями, которые объяс­няют мир. Идеализм, как известно, является нормативной теорией, конструирующей альтернативный ре­альному мир.

Подобно реализму, либерализм многолик, он имеет несколько направлений.

Либерализм признает, что в мире нет какого-либо центрального регулирующего органа, способного установить порядок. Однако либерализм говорит не об «анархии», а о «неурегулированности» междуна­родных отношений, сохраняя надежду, что это в принципе возможно. Либерализм в словосочетании «анар­хичное общество» делает акцент на слове «общество».

Обе школы исходят также из того, что нет универсального права, признаваемого всеми и защищаемо­го на наднациональном уровне.

Естественно, что реализм и либерализм видят в государствах основных субъектов международ­ ных отношений. Однако либерализм считает также важными субъектами на международной арене частных лиц, фирмы, международные организации. Особое внимание он уделяет их взаимодействию и результатам этого взаимодействия.

Наконец, реализм и либерализм говорят о рациональном поведении участников международных отно­шений. Реализм, правда, говорит о том, что государство рационально отвечает на вызовы и угрозы, кото­рые исходят из враждебной международной среды. Либерализм, в свою очередь, концентрирует свое внимание на стремлении удовлетворения своих собственных интересов.

Помимо общих концепций, заимствованных у экономистов, реалисты используют также и их методы исследования. Теория игр - модель экономического поведения - быстро стала использоваться для моде­лирования международных отношений и особенно военно-стратегических проблем (другие примеры -так называемая дилемма узника).

1 См.: Haas Michael. international Conflict. New York, 1974. Р. 464-65; Rummel R.J. Libertaruanism and International Violence// J. of Conflict Resolution. 1983.27-.27-71.Doyle M, Kant. Liberal Legacies and Foreign Affairs// Philosophy and Public Affairs. 1983. 12-323-53; Chan Steve. Mirror, Mirror on the Wal. Are Freer Countries More Pacific?// J. of conflict Resolution. 1984. 28: 617-48; Weede Erich. Democracy and War Involvement // . J. of conflict Resolution. 1984. 28:649-64.


Глава 4. Экономический фактор в международных отношениях


97


Однако имея много общего в оценке мира, в котором действуют заинтересованные в удовлетворении собственного интереса субъекты, представители реализма и либерализма приходят, как уже отмечалось, к противоположным выводам.



























Дата: 2019-03-05, просмотров: 268.