Вегетативные реакции при стрессе, в частности при гравиинерционных экстремальных воздействиях в полете с "горками" невесомости, являются компонентом "защитной" активности организма. Без учета вегетативной активности анализ особенностей и закономерностей развития в таких условиях психических процессов был бы неполным, более того, сведения об этих процессах являлись бы артефактами, не способствующими ни адекватному прогнозированию развития стресса, ни созданию эффективных методов овладения и управлением стрессом. Анализ закономерностей развития вегетативных реакций при стрессе должен способствовать разрешению вопросов не только о механизмах этих реакций, на что в основном нацелены физиологические подходы к этой проблеме. Более важно установление биологической целесообразности реакций организма, их соподчинения, оцениваемых с различных позиций. При этом немаловажным является определение разных форм соотношения и связи между биологическими и психологическими процессами при стрессе, когда эти соотношения могут проявляться более ярко и более доступно для их исследования. Без знания назначения и механизмов как психологических, так и вегетативных процессов адаптивного самоуправления в биологической системе организма, их не только общих, но и индивидуальных особенностей невозможно овладение стрессом, активное управление его развитием.

В первых же экспериментах при кратковременной невесомости внимание исследователей было привлечено возникновением у многих испытуемых тошноты, рвоты и других экскреторных реакций, проявлений кинетоза ("болезни движения") [113, 114, 291, 390 и др.]. Выраженность и частота (вероятность) возникновений этих реакций зависели, в частности, от продолжительности непрерывного действия (режима) невесомости, от числа этих режимов на протяжении одного полета, от "строгости" отбора испытуемых (по медицинским, профессиональным и другим признакам), от величины группы обследованных в невесомости. Методические приемы наших исследований положительно отличались от методических особенностей аналогичных работ других авторов в том смысле, что в нашей работе они в большей мере, чем в других аналогичных работах, способствовали выявлению полноты симптоматики кинетоза (и других реакций) у людей в невесомости, обнаружению случаев максимальной их выраженности, получению данных о "популяционном" распределении этой симптоматики. Выше сообщалось об основных особенностях кинетоза при невесомости в полетах по параболе. Указывалось, что в этих кратковременно действующих экстремальных условиях кинетоз возникал исключительно у лиц, отличающихся пассивным эмоционально-двигательным реагированием.

Рассмотрим подробнее вегетативные реакции при кратковременной невесомости у лиц, страдающих при действии этого фактора "болезнью движения" (2‑я и 4‑я группы), и у людей, у которых кинетоз в невесомости не возникал (1‑я и 3‑я группы). Как указывалось, у отдельных испытуемых в полетах по параболе были крайне интенсивные проявления "болезни движения". Из протокола наблюдений за испытуемым X. (техник-лаборант, 28 лет, спортсмен-разрядник, практически здоров): "Очень хотел побывать в невесомости; упросил взять в полет в качестве помощника экспериментатора. Перед полетом – общее состояние и самочувствие хорошие, частота пульса – 76 ударов, частота дыхания – 19 в 1 минуту, артериальное давление – 120/75 мм. рт. ст.".

Перед началом первого режима невесомости, во время предшествующей ей перегрузки, испытуемый X. следил за показаниями прибора. Интенсивная рвота началась с первой секунды первого режима невесомости, в тот момент, когда испытуемый "всплыл" над креслом, в котором он сидел. Рвота продолжалась до конца первого режима, повторяясь во всех последующих режимах. При действии невесомости возникали следующие одна за другой рвотные потуги, рвота часто продолжалась и при перегрузке, следующей за невесомостью. Несколько лучше X. чувствовал себя во время горизонтального полета между "горками" полетов по параболе. Тем не менее его самочувствие с каждым режимом невесомости ухудшалось. С третьего режима в рвотных массах – примесь желчи; во время пятого и шестого режимов в рвотных массах – пузырная желчь. Непрерывное слюноотделение. Обильное потоотделение; после пятого режима невесомости вся одежда X. (рубаха, пиджак, брюки) была промокшей от пота. В десятом режиме во время очередного приступа рвоты произошло непроизвольное мочеиспускание. На протяжении полета от режима к режиму невесомости нарастала брадикардия, снижение артериального давления при учащенном поверхностном дыхании. В пятом режиме величины этих показателей были соответственно: 60 уд. в 1 мин., 100/70 мм рт. ст., 25 дыханий в 1 мин.; в 10‑м режиме – 52 уд. в 1 мин., 82/50 мм рт. ст., 28 дыханий в мин. В ходе полета у испытуемого X. нарастала мышечная слабость. Во время горизонтального полета в перерывах между режимами он неподвижно лежал на спине с закрытыми глазами. С исчезновением действия силы тяжести "взлетал" над диваном, на который был уложен, оставаясь безучастным к окружающему. После 8‑го режима и до конца полета от слабости не мог самостоятельно приподняться и сесть. На протяжении всего полета оставался контактен, адекватно и логично отвечал на все задаваемые ему вопросы. После пятого режима невесомости сообщил, что ждет "только того, чтобы полет скорее закончился"; после десятого, что "нет сил говорить громко", перешел на шепот. На протяжении всего полета у испытуемого X. сохранялось осознавание значения работы по испытанию космической техники, проводившейся в этом полете. Поэтому, хотя X. тяжело страдал от кинетоза, все же, движимый чувством ответственности, он не настаивал на преждевременном прекращении полета. После окончания полета (было выполнено 12 "горок" невесомости) испытуемый X. оставался в самолете в течение 4 часов, так как самостоятельно не мог идти. Сутки после полета провел в постели с жалобами на сильную слабость, тошноту, потерю аппетита. Последующие трое суток – пониженная работоспособность, жалобы на чувство общей слабости, поташнивание, нарушение аппетита. В дальнейшем – полная нормализация всех показателей здоровья". Из отчета испытуемого X: "В момент возникновения невесомости почувствовал, что какая-то сила стремительно потянула меня вверх, потащила вверх все мои внутренности. Желудок как будто поднялся в горло и выплеснулся наружу. Это была рвота. Она началась совершенно неожиданно для меня. Все это повторялось при каждом последующем режиме невесомости менее выраженно, но все более неприятно. Силы оставляли меня, я даже не мог сжать пальцы, чтобы держаться за что-нибудь и не летать в невесомости. Тягостные ощущения и рвота возникали сначала только в невесомости, затем и во время перегрузки, а потом сильная тошнота не проходила и в горизонтальном режиме полета, и каждое движение головой или глазами вызывало рвоту горечью. В последних режимах невесомости все стало безразличным для меня, и была только одна мысль: "За что такие мучения?". После полета отлежался. Товарищи помогли добраться до дома. Сутки после полета чувствовал себя совершенно больным, лежал в постели, пропал аппетит, тошнило. Еще три дня сохранялась слабость, был плохой аппетит, поташнивало. На пятый день после полета работоспособность стала нормальной".

Из протокола наблюдений за испытуемым С. (авиационный инженер, кандидат технических наук, мастер спорта СССР и неоднократный рекордсмен страны по горным лыжам, практически здоров): "Перед полетом: частота пульса 68 уд. в мин., артериальное давление – 120/60 мм рт. ст., частота дыханий – 18 в мин. В первом и во втором режимах невесомости испытуемый С. находился в салоне для парения. После исчезновения действия силы тяжести усиления двигательной активности у него не отмечено, выражение лица спокойное. В конце первого режима невесомости появились потоотделение, слюнотечение и жалобы на нарастающую тошноту. При переходе к перегрузке, следующей за невесомостью, началась обильная рвота. Во второй "горке" невесомости рвота началась с первых ее секунд. В последующих режимах рвота, нарастающая мышечная слабость, обильное потоотделение и слюноотделение, жалобы на мучительное нелокализируемое чувство дискомфорта, чувство слабости, тошноту, болезненные ощущения в поджелудочной области и головную боль. В 5‑м режиме невесомости самочувствие и общее состояние испытуемого С. еще более резко ухудшилось, частота пульса – 58 уд. в мин., слабого наполнения, артериальное давление – 85/50 мм рт. ст., частота дыханий – 24 в минуту. После окончания режима невесомости С. лежал неподвижно, но с закрытыми глазами, на вопросы врача испытуемый отвечал адекватно, логично, но замедленно и односложно. Попросил прекратить полет. Полет после выполнения пяти "горок" невесомости был преждевременно прекращен. Спустя два часа после полета самочувствие испытуемого С. улучшилось, однако до конца дня сохранялись чувство тошноты и мышечная слабость. Испытуемый С. согласился повторно участвовать в полете с созданием невесомости после того, как ему сообщили, что во втором полете у него, возможно, не возникнут неблагоприятные проявления кинетоза благодаря адаптации к условиям полета. Во втором полете (спустя 8 дней после первого) резкое ухудшение самочувствия и показателей общего состояния началось с наступлением невесомости. На первых ее секундах в первом режиме – сильная тошнота и рвота. В последующих режимах невесомости – прогрессивное нарастание брадикардии, снижение артериального давления. Вследствие ухудшения состояния здоровья испытуемого С. 2‑й полет, так же как и первый, был преждевременно прекращен после пятого режима невесомости. Спустя полчаса после полета самочувствие испытуемого С. существенно улучшилось. Однако до конца дня сохранялись чувство дискомфорта, мышечной слабости и тошнота". Из отчетов испытуемого С.: "В начале первой "горки", в тот момент, когда перегрузка сменялась невесомостью, у меня возникла легкая дезориентация, как будто меня слегка встряхнули. Это ощущение длилось меньше секунды. После этого я оказался висящим в воздухе в положении вниз головой. Осмотревшись, увидел, что плыву по воздуху, ничего не касаясь, причем надо мной – потолок кабины самолета, подо мной – мягкие маты, настеленные на полу. Понял, что ощущение положения "вниз головой" – иллюзорное. Оттолкнувшись от потолка, перевернулся и принял положение головой в сторону пола, ногами – к потолку. Чувство положения "вниз головой" сохранялось прежним. При отталкивании от потолка и повороте возникла тошнота. Это ощущение усиливалось до конца режима невесомости. В тот момент, когда перегрузка, сменившая невесомость, прижала меня к полу, началась рвота… В последующих полетах по параболе самочувствие продолжало ухудшаться… В пятом режиме невесомости неприятное ощущение, сопровождавшее чувство тошноты, стало очень сильным. Попросил закончить эксперименты в невесомости… Во втором полете на невесомость рвота началась на первой "горке", вопреки уверениям врачей. Я понял, что ничего хорошего в невесомости для меня не будет".

Выше мы описали вегетативные реакции, возникавшие в невесомости у двух человек, отнесенных ко второй группе, т. е. с отсутствием активных эмоционально-двигательных реакций, и к подгруппе с "непереносимостью" невесомости вследствие крайне тяжелых проявлений кинетоза.

Форма иллюзии "перевернутого положения" у них была различной: у X. она проявлялась в виде ощущения стремительного "подъема вверх", у С. – в виде чувства зависания "вниз головой". Возможно, в числе причин разного проявления этой иллюзии было то, что С., авиационный инженер, имел большой опыт полетов и знал, что находится в летательном аппарате, летящем вперед, а не вверх, тогда как X. не имел такого опыта.

Следует отметить, что возникавшее у последнего чувство подъема вверх внутренних органов актуализировалось у него в сознании как самостоятельное ощущение, отличное от чувства подъема вверх его тела. Несомненно, чувство подъема внутренностей было связано с перераспределением в невесомости давления содержимого желудка и кишечника на их внутристеночные рецепторы, а также с изменением натяжения внутренними органами брызжеечного аппарата.

У испытуемого X. рвота началась в невесомости внезапно, без предшествовавшей тошноты. Однако это не "срыгивание", о котором неоднократно писали американские авторы как о вегетативной реакции в невесомости [390 и др.], так как в последующем у этого испытуемого возникли и многочисленные неблагоприятные симптомы кинетоза, отсутствующие при обычном "срыгивании". Вероятно, интерпретация этого симптома американскими авторами была вызвана попытками испытуемых, которых они наблюдали, скрыть ухудшение своего самочувствия.

Испытуемый X., несмотря на более тяжелое течение кинетоза, оказался более "терпеливым", чем испытуемый С., к тягостным переживаниям дискомфорта, вызванным этим состоянием. Надо полагать, это связано, в частности, с имевшимся у него чувством ответственности, так как в том же полете при невесомости проводились очередные испытания технических устройств, предназначенных для космического полета, что требовало выполнения программы полета в полном объеме.

Можно с уверенностью предполагать, что неблагоприятные симптомы кинетоза у испытуемых X. и С. усилились бы, если повторение "горок" продолжалось бы дольше, чем это было в полетах. Вероятно, действие длительной невесомости в космическом полете также оказалось бы непереносимым для этих испытуемых.

Обратим внимание на то, что кинетоз в столь выраженной форме возник в невесомости у опытного горнолыжника С., обладающего отличной пространственной ориентацией в экстремальных условиях горнолыжного спуска и, кроме того, проходившего многолетнюю тренировку "стато-кинетической" и "вестибулярной" систем во время занятий указанным спортом. Это свидетельствует в пользу мнения о том, что возникновение кинетоза в невесомости (да и не только в невесомости) не зависит от способности человека к ориентации в пространстве и от его "вестибулярной" и "стато-кинетической" тренированности.

Выше, рассматривая различные формы актуализации в сознании возникающего при невесомости иллюзорного чувства "тяги вверх" (либо "подъем вверх", либо "положение вверх ногами"), мы указывали как на одну из возможных причин этого различия на разную (летную и нелетную) профессиональную подготовленность испытуемых. Данные отчетов испытуемых X. и С. подтверждают предположение о значимости профессионального опыта в формировании той или иной концептуальной модели пространства.

Рассмотрим теперь, имелись ли какие-либо манифестированные особенности вегетативных реакций в невесомости у людей, не страдающих в этих условиях кинетозом (1‑я и 3‑я группы). У некоторых из числа лиц, отнесенных к 1‑й группе, испытывавших в невесомости чувство падения и страх, в самом начале невесомости (с 1‑й по 3–5‑ю секунду), чаще в первых ее режимах, резко снижались частота сердечных сокращений и величина артериального давления, в среднем на 20 % ниже исходного уровня. При этом иногда возникали одиночные судорожные вздохи или выдохи, в редких случаях с непроизвольным выкриком. Далее показатели сердечно-сосудистой системы и дыхания нормализовались, а часто, особенно при активизации движений, превышали уровень, имевшийся во время горизонтального полета.

Таким образом, в режимах невесомости имело место резкое изменение показателей сердечно-сосудистой системы. В первые секунды – их кратковременное снижение, более выраженное у лиц с симптомами страха.

Ю.Е. Москаленко с соавторами обнаружил, что в первые несколько секунд действия невесомости уменьшение на короткий срок волн реоэнцефаллограммы (на 15–25 %) от исходного уровня было более выраженным, чем изменения пульсовых волн в этих условиях [201].

Эти "первичные" изменения, по-видимому, зависят, во-первых, от непосредственного действия условий невесомости, вызывающей перераспределение крови в организме с резким изменением ее давления на различные рефлексогенные зоны сердца и сосудов; во-вторых, эти сердечно-сосудистые реакции связаны с изменением вестибулярной афферентации при переходе к невесомости. Г.И. Павлов [2941 обнаружил, что у интактных животных в начале режима невесомости величины максимального и минимального артериального давления снизились на 20–40 мм рт. ст.; венозное давление в правом предсердии падало на 15–25 мм рт. ст. К концу режима невесомости (на 25–30‑й секундах) артериальное давление возвращалось к исходным величинам, венозное давление несколько увеличивалось, но оставалось ниже исходных значений. У делабиринтированных животных аналогичные изменения были незначительными. Это исследование показало связь сосудистых реакций при невесомости с изменением в этих условиях вестибулярных сигналов.

Адаптация к действию кратковременной невесомости была прослежена на большой группе испытуемых (180 человек) экспериментаторов и членов экипажа самолета-лаборатории многократно (не менее 200 раз), принимавших участие в полетах по параболе.

Вегетативные экскреторные реакции (рвота, тошнота, повышение потослюноотделения и т. д.) после 20–30 режимов невесомости становились менее выраженными в полетах и после 40–50 режимов переставали возникать. Однако такие симптомы кинетоза, как чувство тошноты, дискомфорта в области желудка, тяжести в голове, апатия и т. п., продолжали возникать в невесомости у ряда испытуемых на протяжении 300–600 ее режимов.

Два человека, длительно принимавших участие в полетах на протяжении трех и пяти лет, сообщили, что чувство дискомфорта при действии невесомости "окончательно перестало возникать" – у одного после 800, у другого после 1500 пребываний в этих условиях.

Следует заметить, что так как участие в полетах на невесомость как в качестве испытуемого, так и экспериментатора было добровольным, то принимали в них участие из числа лиц с выраженными вегетативными реакциями лишь те, у которых мотивация "за" участие в полете преобладала над нежеланием снова испытывать тошноту, рвоту, чувство дискомфорта и т. п.

Если в режимах невесомости представление о падении сменялось у испытуемых представлением о перевернутом положении (у представителей 4‑й группы), то в ходе адаптирования первоначально (в 12–20‑м режиме) угасало ощущение падения. И только в 40–65 режимах переставала возникать иллюзия перевернутого положения. У испытуемых 2‑й и 4‑й групп иллюзия перевернутого положения перестала возникать в невесомости раньше, чем экскреторные вегетативные реакции (тошнота, рвота, потливость и т. п.).

Таким образом, в ходе адаптирования к многократному действию невесомости, как правило, первоначально переставали возникать непроизвольные крупные движения конечностями, затем чувство страха, далее представление о падении. В большем числе полетов на невесомость появлялась иллюзия перевернутого положения, рвота, потливость. Дольше всего возникали в режимах невесомости чувство неопределенного дискомфорта, дискоординации тонких движений.

При неучастии (перерыве) в полетах на невесомость более 3–4 месяцев эффект адаптации во многом "стирался", в полетах вновь появлялись большинство из описанных выше реакций, однако ни в одном случае они не достигали даже после многолетнего перерыва той выраженности, той остроты, которые имели место при первом пребывании в невесомости.