АНТИЭМПИРИЗМ ВЫГОТСКОГО

В неопубликованном при жизни автора труде ярко проявилась его антиэмпиристская позиция. Но материализм в СССР непосредственно (хотя и негласно) отождествлялся с эмпиризмом. Диалектический материализм утверждал: критерием истины служит общественно-историческая практика. Советские марксисты вместо этого подставили формулу: «практика - критерий истины». В качестве такой безусловно истинной практики был признан эксперимент.    

Поэт Александр Левин предложил выразительный эпитет: “Ученый в области науки”. Советские “марксисты” в области науки экспериментально получаемые факты и их обобщения посчитали истиной в последней инстанции - истиной, не подлежащей обжалованию. Выготский неоднократно высказывал точку зрения, в соответствии с которой обобщение наблюдаемых явлений не дает возможности делать окончательные выводы. Для него на первом месте стоит теоретическая позиция автора, методологический принцип, положенный в основание той или иной экспериментальной разработки.

Здесь у Выготского не было разногласий с официальной идеологией, которая однозначно требовала всеобщего подчинения марксистской философии. Диссидентство Выготского проявилось в другом. Причем, наиболее остро эти разногласия выявились в начале тридцатых годов. И вовсе не потому, что это - период наиболее ярких теоретических построений Льва Семеновича, создания им теории речевого мышления.

Главное в другом. Советский тоталитаризм вынес из гегелевской философии, принесенной марксизмом, пожалуй, только одно: “Что действительно, то - истинно”. Диалектика как учение о развитии была не то, чтобы запрещена - запретить Маркса и Энгельса в 20-е и 30-е годы было невозможно. Просто не приветствовалось и не рекомендовалось уделять слишком пристальное внимание методологии развития. Не приветствовалось и не рекомендовалось задавать вопрос “почему?” Это - опасный вопрос для любой закрытой системы. Подобная система предлагает своим элементам все ответы на все вопросы. Тем более странным должны были выглядеть попытки Л.С.Выготского создать свою собственную теорию развития высших психических функций, основывая ее не на “выдергивании” цитат из сочинений классиков, а применив диалектическую методологию. “Как это ни странно, - читаем мы у Выготского, - но идея развития до сих пор остается еще неусвоенной психологией, несмотря на то, что целые ветви психологии посвящены не чему иному как изучению проблемы развития. Это внутреннее противоречие сказывается в том, что самую проблему развития эти психологи ставят как метафизики.” (Выготский, 1931, с.10). Написано это было в 1931 году, когда, казалось бы, партия дала уже все ответы на все вопросы. Но для товарища Выготского что-то оставалось неясным. Он никак не хотел понимать, что в основе любого развития лежит классовая борьба.

ДВИЖУЩАЯ СИЛА РАЗВИТИЯ НАУКИ –

ПРОТИВОРЕЧИЕ МЕЖДУ ПЕРВИЧНОЙ АБСТРАКЦИЕЙ

И ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫМ ПРИНЦИПОМ

Проведя анализ исторического смысла психологического кризиса, Л.С.Выготский вскрыл внутренние движущие силы развития науки. Такой движущей силой, по мнению Выготского, является диалектическое противоречие между главным обобщением науки, ее основным понятием и объяснительным принципом: “Всякое обобщающее понятие уже содержит в себе тенденцию к объяснительному принципу… Обобщение понятия и объяснительный принцип только в соединении друг с другом, только то и другое вместе определяют общую науку” (Выготский, 1982а, с.301). Главное обобщение как бы придает науке смысловую окраску, является основным средством понимания научных фактов. В свою очередь, понимание предполагает установление причинной связи между фактами, т.е. понимание одновременно есть стремление к выявлению объяснительного принципа. Само развитие фундаментального понятия науки, ее главного обобщения (понимание становится возможным только как момент этого развития) предполагает отрицание обобщения посредством его преобразования в понятие-объяснение: ”Тенденция к обобщению и объединению знания переходит, перерастает в тенденцию к объяснению знания” (там же, с.300).

Первичная абстракция, “это открытие, раздувшееся до мировоззрения, как лягушка, раздувшаяся в вола, этот мещанин во дворянстве… легко лопается, как мыльный пузырь” (Выготский, 1982а, с.304). “Новой идее, как новому дворянину, указывают на ее мещанское, т.е. действительное, происхождение. Ее ограничивают теми областями, откуда она пришла; ее заставляют проделать вспять свое развитие; ее признают как частное открытие, но отвергают как мировоззрение; и теперь выдвигаются новые способы осмыслить ее как частное открытие и связанные с ней факты” (там же).

Вполне логично распространить изложенную схему развития первичной абстракции на отдельную теоретическую конструкцию конкретного автора. Тогда противоречие между первичной абстракцией и объяснительным принципом выступает в качестве принципа, объясняющего развитие единиц психологического анализа. Однако, диалектика объяснительного принципа состоит в том, что, будучи объяснением, он одновременно предполагает существование особых внутренних процессов, механизмов, по отношению к которым выделенный принцип выполняет функцию описания. Иными словами, необходимо понять, как в недрах простого начала происходит вызревание нового содержания, в конечном итоге приводящее развивающееся образование в кризисное состояние, вслед за которым порождается новое качество.

Применительно к нашему анализу сказанное означает, что констатация наличия противоречия между первичной абстракцией и объяснительным принципом, указывая на основную закономерность развития единиц психологического анализа, все же не приводит к пониманию того, как происходит превращение первичной абстракции в объяснительный принцип. Указанное противоречие представляет собой лишь общее описание по отношению к тем механизмам, которые составляют содержание процесса, проявляющегося в форме внутренней противоречивости единиц психологического анализа: подобно тому, как данная противоречивость выступает в качестве сущности, а значит и объяснения, процесса развития единиц психологического анализа, она сама, став объяснением, может и должна получить свое собственное объяснение посредством раскрытия тех процессов, по отношению к которым она выступает в форме описания, явления.

РАЗВИТИЕ ЕДИНИЦ АНАЛИЗА АНАЛОГИЧНО

РАЗВИТИЮ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ

Единица (как понятие) является частью теории. Поэтому непосредственные причины развития единиц анализа можно обнаружить, исследуя развитие конкретной научной теории. При этом главное состоит в том, что ход исследования развития единиц анализа не определяется истинностью или ложностью конкретно-психологической интерпретации соответствующего понятия автором теории. В центре внимания должна находиться логика развития психологических понятий - то, как развивается понятие, обозначающее единицу анализа в той или иной теории, а не то, как развивается конкретно-психологическое содержание, обозначаемое данным понятием, с точки зрения автора теории.

В 1919г. В,Шкловский писал: “Я занимаюсь в теории литературы исследованием внутренних законов его. Если провести заводскую параллель, то я интересуюсь не положением мирового хлопчатобумажного рынка, не политикой трестов, а только номерами пряжи и способами ее ткать.” (Шкловский, 1983, с.8) Шкловского ругали (см.: Мукаржовский, 1975; Конрад, 1975а,б) за якобы предпринятый им отрыв литературного произведения от социальной действительности. В ответ Шкловский ворчал: вы сами занимаетесь не литературой, а грамматикой (см.: Шкловский, 1983, с.125). Критики считали, что сама по себе литература не может быть исследована как самостоятельное целое. Критики Шкловского забывали, что социальное окружение, в котором только и может развиваться литература, не привносит в нее законы развития, а опосредует эти законы. Это значит, что литература развивается по своим особым внутренним законам, хотя в них и должны каким-то образом проявляться социальные закономерности.

Эту идею понял и принял Выготский, следующим образом представив соотношение движущих сил психологического кризиса: “Мы остановимся, - писал он, - лишь на движущих силах, лежащих внутри нашей науки, оставляя все другие в стороне. Мы имеем право так сделать, потому что внешние - социальные и идейные - причины и явления представлены так или иначе, в конечном счете, силами внутри науки и действуют в виде этих последних. Поэтому наше намерение есть анализ ближайших причин, лежащих в науке, и отказ от более глубокого анализа.” ( ; с.386-387).

“Развитие научных идей, - пишет Л.С.Выготский, - совершается диалектически. Противоположные точки зрения на один и тот же предмет сменяют друг друга в процессе развития научного знания, и новая теория часто является не прямым продолжением предшествующей, а ее диалектическим отрицанием. Она включает в себя все положительные достижения своей предшественницы, выдержавшие историческую проверку, но сама в построениях и выводах стремится выйти за ее пределы и захватить новые и более глубокие слои явлений.” (Выготский, 1982а, с.210) Если разделить причины, под влиянием которых происходит развитие теории, на внешние и внутренние, то можно сказать, что такие детерминанты, как развитие объекта, субъективное представление автора о необходимости введения и содержательного преобразования единиц, относятся к внешним факторам развития теории, наряду с потребностями других наук, форм общественного сознания, общественно-исторической практики, новыми фактами, не поддающимися объяснению с точки зрения существующей теории. Наша задача состоит в другом - в исследовании внутренних причин развития теории, под которыми понимаются “противоречия в самой теории или проблемы, связанные с внутренней логикой развития теоретической системы данной отрасли знания, обусловленные выполнением ею своих функций” (Выготский, 1982а, с.176).

ОСНОВА КОНЦЕПЦИИ ВЫГОТСКОГО –

УЧЕНИЕ ГЕГЛЯ О ПРОСТОМ НАЧАЛЕ

Анализируя развитие понятия, Г.В.Ф.Гегель (приравнивавший в данном случае понятие к абсолютной идее) следующим образом раскрывал свое понимание проблемы: “Понятие для своего развития не нуждается ни в каком внешнем стимуле, его собственная, включающая в себя противоречие между простотой и различением и именно потому бесконечная природа побуждает его к самоосуществлению, она заставляет его развертывать и делать действительным различие, наличествующее в нем самом только идеально, т.е. в противоречивой форме неразличенности; так приводит она к тому, чтобы посредством снятия его простоты как некоторого недостатка, некоторой односторонности сделать его действительно целым, к чему первоначально оно содержит в себе только возможность” (Гегель, 1977, с.12). Для автора “Науки логики” понятие в форме простого начала равно бытию, и “это есть… самая начальная, наиабстрактнейшая и наибеднейшая дефиниция” (там же), поскольку бытие для Гегеля есть “ничто”, “чистая абстракция” (там же, с.220).

По мнению марксистов, учение Гегеля о “простом начале” как исходной форме развития понятия было “забыто и извращено идеализмом. А диалектический материализм один связал “начало” с продолжением и концом” (Ленин, т.29, с.264). По Гегелю, сущность простого начала заключается в его непосредственности и неопределенности (см.: Гегель, 1974, с.217). В этом определении диамат рассматривал непосредственность и неопределенность простого начала не как следствие предикативности бытия по отношению к абсолютной идее, а, перевернув данное соотношение, говоря словами К.Маркса, с головы на ноги, рассматривал понятие как предикат бытия. В этом случае понятие превращается в способ отражения бытия в сознании, а в рассматриваемой нами частной ситуации построения предмета исследования - в способ отражения предмета в сознании исследователя. В этом случае простое начало становится для нас первичной формой такого отражения, первичной абстракцией теории. Учение Гегеля о простом начале, превращенное Марксом в метод восхождения от конкретного к абстрактному, послужило основой концепции Л.С.Выготского о единицах психологического анализа.

МЕТОДОЛОГИЯ ВЫГОТСКОГО ИЗЛОЖЕНА ИМ В «ИСТОРИЧЕСКОМ СМЫСЛЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА»

Для того, чтобы понять принципы построения Л.С.Выготским предмета своего исследования, мы должны, прежде всего, принять во внимание его общую методологическую направленность. Установка на создание общей психологической системы ярко проявлялась как в собственно методологических, так и в теоретико-экспериментальных работах Выготского. Все его труды методологичны по своему духу. В то же время, есть одна работа, представляющая собой методологический труд per se. Это - “Исторический смысл психологического кризиса”. Все последующие работы Выготского также содержат в себе мощный методологический заряд. “Кто рассматривает факты, неизбежно рассматривает их в свете той или иной теории”, - говорит Выготский (1982б, с.26). Но там методология отодвигается на второй план, превращается в сцену, на которой происходит действие эмпирических фактов, эмпирика здесь опосредует опосредующее методологию.

Почему же Выготский после “Исторического смысла…” никогда больше не возвращался к попыткам “прописать” свою методологию? Ответы на этот вопрос могут быть разными. Один из них: Выготский ушел от заигрываний с бихевиоризмом, но свою методологию не создал, не завершил, не успел… Отчего же тогда современные исследователи творчества Выготского такую методологию успешно находят? Можно, вслед за некоторыми исследователями творчества Выготского, заявить, что он сам не понимал значение своих работ, не осознавал их методологической мощи.

Можно предложить еще один ответ. Выготский не возвращался после “Исторического смысла психологического кризиса” к чисто методологическим исследованиям просто потому, что методология у него уже имелась, вполне его устраивала и была изложена в названной работе. Основу же этой методологии составило учение о предмете естественнонаучной психологии.

Немаловажным в свете сказанного представляется тот факт, что свой “Исторический смысл...” Выготский писал будучи приговоренным к смерти, “ему было отпущено врачами всего несколько месяцев жизни, так как состояние его считалось безнадежным, и он это знал!” (Выгодская, Лифанова, 1996, с.199). А.Р.Лурия вспоминал: “Л.С.Выготский написал эту работу в трагической ситуации: он был болен туберкулезом, врачи говорили, что ему осталось 3-4 месяца жизни, его поместили в санаторий... И тут он начал судорожно писать, чтобы оставить после себя какой-то основной труд” (Цит. по: Выгодская, Лифанова, 1996, с.200). Эта работа стоит особняком в творчестве автора культурно-исторической теории. Перед лицом смерти Лев Семенович создает методологический труд такой силы, что и по сей день его имплицитное содержание остается не до конца исчерпано (вычерпано) психологией и психологами.

АНТИЭМПИРИЗМ ВЫГОТСКОГО

В неопубликованном при жизни автора труде ярко проявилась его антиэмпиристская позиция. Но материализм в СССР непосредственно (хотя и негласно) отождествлялся с эмпиризмом. Диалектический материализм утверждал: критерием истины служит общественно-историческая практика. Советские марксисты вместо этого подставили формулу: «практика - критерий истины». В качестве такой безусловно истинной практики был признан эксперимент.    

Поэт Александр Левин предложил выразительный эпитет: “Ученый в области науки”. Советские “марксисты” в области науки экспериментально получаемые факты и их обобщения посчитали истиной в последней инстанции - истиной, не подлежащей обжалованию. Выготский неоднократно высказывал точку зрения, в соответствии с которой обобщение наблюдаемых явлений не дает возможности делать окончательные выводы. Для него на первом месте стоит теоретическая позиция автора, методологический принцип, положенный в основание той или иной экспериментальной разработки.

Здесь у Выготского не было разногласий с официальной идеологией, которая однозначно требовала всеобщего подчинения марксистской философии. Диссидентство Выготского проявилось в другом. Причем, наиболее остро эти разногласия выявились в начале тридцатых годов. И вовсе не потому, что это - период наиболее ярких теоретических построений Льва Семеновича, создания им теории речевого мышления.

Главное в другом. Советский тоталитаризм вынес из гегелевской философии, принесенной марксизмом, пожалуй, только одно: “Что действительно, то - истинно”. Диалектика как учение о развитии была не то, чтобы запрещена - запретить Маркса и Энгельса в 20-е и 30-е годы было невозможно. Просто не приветствовалось и не рекомендовалось уделять слишком пристальное внимание методологии развития. Не приветствовалось и не рекомендовалось задавать вопрос “почему?” Это - опасный вопрос для любой закрытой системы. Подобная система предлагает своим элементам все ответы на все вопросы. Тем более странным должны были выглядеть попытки Л.С.Выготского создать свою собственную теорию развития высших психических функций, основывая ее не на “выдергивании” цитат из сочинений классиков, а применив диалектическую методологию. “Как это ни странно, - читаем мы у Выготского, - но идея развития до сих пор остается еще неусвоенной психологией, несмотря на то, что целые ветви психологии посвящены не чему иному как изучению проблемы развития. Это внутреннее противоречие сказывается в том, что самую проблему развития эти психологи ставят как метафизики.” (Выготский, 1931, с.10). Написано это было в 1931 году, когда, казалось бы, партия дала уже все ответы на все вопросы. Но для товарища Выготского что-то оставалось неясным. Он никак не хотел понимать, что в основе любого развития лежит классовая борьба.

ДВИЖУЩАЯ СИЛА РАЗВИТИЯ НАУКИ –

ПРОТИВОРЕЧИЕ МЕЖДУ ПЕРВИЧНОЙ АБСТРАКЦИЕЙ

И ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫМ ПРИНЦИПОМ

Проведя анализ исторического смысла психологического кризиса, Л.С.Выготский вскрыл внутренние движущие силы развития науки. Такой движущей силой, по мнению Выготского, является диалектическое противоречие между главным обобщением науки, ее основным понятием и объяснительным принципом: “Всякое обобщающее понятие уже содержит в себе тенденцию к объяснительному принципу… Обобщение понятия и объяснительный принцип только в соединении друг с другом, только то и другое вместе определяют общую науку” (Выготский, 1982а, с.301). Главное обобщение как бы придает науке смысловую окраску, является основным средством понимания научных фактов. В свою очередь, понимание предполагает установление причинной связи между фактами, т.е. понимание одновременно есть стремление к выявлению объяснительного принципа. Само развитие фундаментального понятия науки, ее главного обобщения (понимание становится возможным только как момент этого развития) предполагает отрицание обобщения посредством его преобразования в понятие-объяснение: ”Тенденция к обобщению и объединению знания переходит, перерастает в тенденцию к объяснению знания” (там же, с.300).

Первичная абстракция, “это открытие, раздувшееся до мировоззрения, как лягушка, раздувшаяся в вола, этот мещанин во дворянстве… легко лопается, как мыльный пузырь” (Выготский, 1982а, с.304). “Новой идее, как новому дворянину, указывают на ее мещанское, т.е. действительное, происхождение. Ее ограничивают теми областями, откуда она пришла; ее заставляют проделать вспять свое развитие; ее признают как частное открытие, но отвергают как мировоззрение; и теперь выдвигаются новые способы осмыслить ее как частное открытие и связанные с ней факты” (там же).

Вполне логично распространить изложенную схему развития первичной абстракции на отдельную теоретическую конструкцию конкретного автора. Тогда противоречие между первичной абстракцией и объяснительным принципом выступает в качестве принципа, объясняющего развитие единиц психологического анализа. Однако, диалектика объяснительного принципа состоит в том, что, будучи объяснением, он одновременно предполагает существование особых внутренних процессов, механизмов, по отношению к которым выделенный принцип выполняет функцию описания. Иными словами, необходимо понять, как в недрах простого начала происходит вызревание нового содержания, в конечном итоге приводящее развивающееся образование в кризисное состояние, вслед за которым порождается новое качество.

Применительно к нашему анализу сказанное означает, что констатация наличия противоречия между первичной абстракцией и объяснительным принципом, указывая на основную закономерность развития единиц психологического анализа, все же не приводит к пониманию того, как происходит превращение первичной абстракции в объяснительный принцип. Указанное противоречие представляет собой лишь общее описание по отношению к тем механизмам, которые составляют содержание процесса, проявляющегося в форме внутренней противоречивости единиц психологического анализа: подобно тому, как данная противоречивость выступает в качестве сущности, а значит и объяснения, процесса развития единиц психологического анализа, она сама, став объяснением, может и должна получить свое собственное объяснение посредством раскрытия тех процессов, по отношению к которым она выступает в форме описания, явления.

РАЗВИТИЕ ЕДИНИЦ АНАЛИЗА АНАЛОГИЧНО

РАЗВИТИЮ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ

Единица (как понятие) является частью теории. Поэтому непосредственные причины развития единиц анализа можно обнаружить, исследуя развитие конкретной научной теории. При этом главное состоит в том, что ход исследования развития единиц анализа не определяется истинностью или ложностью конкретно-психологической интерпретации соответствующего понятия автором теории. В центре внимания должна находиться логика развития психологических понятий - то, как развивается понятие, обозначающее единицу анализа в той или иной теории, а не то, как развивается конкретно-психологическое содержание, обозначаемое данным понятием, с точки зрения автора теории.

В 1919г. В,Шкловский писал: “Я занимаюсь в теории литературы исследованием внутренних законов его. Если провести заводскую параллель, то я интересуюсь не положением мирового хлопчатобумажного рынка, не политикой трестов, а только номерами пряжи и способами ее ткать.” (Шкловский, 1983, с.8) Шкловского ругали (см.: Мукаржовский, 1975; Конрад, 1975а,б) за якобы предпринятый им отрыв литературного произведения от социальной действительности. В ответ Шкловский ворчал: вы сами занимаетесь не литературой, а грамматикой (см.: Шкловский, 1983, с.125). Критики считали, что сама по себе литература не может быть исследована как самостоятельное целое. Критики Шкловского забывали, что социальное окружение, в котором только и может развиваться литература, не привносит в нее законы развития, а опосредует эти законы. Это значит, что литература развивается по своим особым внутренним законам, хотя в них и должны каким-то образом проявляться социальные закономерности.

Эту идею понял и принял Выготский, следующим образом представив соотношение движущих сил психологического кризиса: “Мы остановимся, - писал он, - лишь на движущих силах, лежащих внутри нашей науки, оставляя все другие в стороне. Мы имеем право так сделать, потому что внешние - социальные и идейные - причины и явления представлены так или иначе, в конечном счете, силами внутри науки и действуют в виде этих последних. Поэтому наше намерение есть анализ ближайших причин, лежащих в науке, и отказ от более глубокого анализа.” ( ; с.386-387).

“Развитие научных идей, - пишет Л.С.Выготский, - совершается диалектически. Противоположные точки зрения на один и тот же предмет сменяют друг друга в процессе развития научного знания, и новая теория часто является не прямым продолжением предшествующей, а ее диалектическим отрицанием. Она включает в себя все положительные достижения своей предшественницы, выдержавшие историческую проверку, но сама в построениях и выводах стремится выйти за ее пределы и захватить новые и более глубокие слои явлений.” (Выготский, 1982а, с.210) Если разделить причины, под влиянием которых происходит развитие теории, на внешние и внутренние, то можно сказать, что такие детерминанты, как развитие объекта, субъективное представление автора о необходимости введения и содержательного преобразования единиц, относятся к внешним факторам развития теории, наряду с потребностями других наук, форм общественного сознания, общественно-исторической практики, новыми фактами, не поддающимися объяснению с точки зрения существующей теории. Наша задача состоит в другом - в исследовании внутренних причин развития теории, под которыми понимаются “противоречия в самой теории или проблемы, связанные с внутренней логикой развития теоретической системы данной отрасли знания, обусловленные выполнением ею своих функций” (Выготский, 1982а, с.176).