В это время всех четырех сынов Ядигер-хановых не было уже в живых. У детям их Ильбарс отправил посла с словами: «мы, по прибытию в сию страну, овладели Везирем и Ургенджем; из Хивы и Гезараспа Кызылбаши еще не вышли. Если вы хотите прибыть сюда – о чем я молю Бога, - то здесь найдете себе подданных: угодно ли будет вам принять управление областями, они есть; захотите ли владеть жителями на полях Хорасанских, они там есть; есть Тюркмены в Абул-хане и Манкышлаке». Когда посланный пересказал это, тогда сын Абулек-хана и шесть сынов Аменк-хана с своими домами и людьми переехали в Ургендж. Ильбарс-хан сам взял Везир, а им отдал Ургендж. После того дети Аменк-хановы делали много набегов на Хиву и Гезарасп, опустошили их области; Кызылбаши от страха убежали. Владея Хивою, [178] Гезарапспом и Катом, они стали делать набеги на Хорасан. В это время шах Измаил умер. Правители всех областей, находящхся на северной стороне Хорасанских гор, к востоку до Мегины, к западу до Даруна, страшась Узьбеков, бросили свои области и убежали. Таким образом владения Узьбеков расширились: начальники их вступили в те области и делались владетелями их. Отселе они делали многократныя опустошительныя вторжения в Хорасан, на юге, и в Абул-хан и Мангышлак, на западе.

Мы выше говорили, что младший брат Ильбарс-хана, Биличиг, когда кормился грудью, сделался калекою, что у него высохли обе ноги и он сидел на бедрах. Потому он не мог садиться на коня и ездил в тележке. Устроив в ней место для спокойного и удобного сидения в ней, он велел оковать железом колеса ея. Запрягая в нее проворных аргамаков, он в сопровождении четырех, пяти храбрых джигитов, всегда ездил на сражение в Абул-хан и Мангышлак. Он был стрелок, не делавший промаха. Стоя на коленах в тележке, в которой он будто лежал, он прямо несся между стрелками, окружавшими его с левой и правой стороны. В жарких сшибках, предводительствуя джигитами, он всегда был в передних рядах. Наклонившись на переднюю сторону тележки, кричал джигитам: «так иди! Этак иди! Вперед! Назад!» равняясь с рядами всадников, он сражался; его тележка, запряженная аргамаками, не имея тяжестей, не отставала от вершников.

Некоторые из Тюркменов, сделавшись подданными, давали подать, а некоторые бунтовали. Не было прямо определено, какое давать количество подати: иногда давали много, иногда мало. В истории Суфиян-хана мы скажем – если Бог позволит – о приведении в определенность имения Тюркменов и о сборе дани с них. [179]

Такой образ действий продолжался несколько лет. Билигич-султан умер, а после него и Ильбарс-хан. После Ильбарс-хана осталось восемь сынов: старшему имя Султан-гази, второму Мохаммед-гази; имена прочих неизвестны. От Билигич-султана осталось пять сынов; старший назывался Султан-хаджи, другие неизвестны по имени. Замечаем, что Ильбарс-хан, овладев Везирем, в память того, что он взял эту область из подвладычества Кызылбашей, к имени каждого из своих сыновей, придавал прозвания гази: такой-то гази, этот-то гази. Младший брат его Биличиг-султан к именам своих сынов придавал прозвание хаджи: такой-то хаджи, этот-то хаджи.

В то время между потомками Ядигер-хановыми не было никакого больше Султана-хаджи, сына Биличиг-султанова: его перевели из Янга-шагра в Везир и поставили ханом. У Султана-хаджи было немного подданных и войска. Народ, имение и управление державою было в руках Ильбарс-хана, а по смерти его в руках старшего сына его, Султана-гази, юноши умного, храброго и гордого. В то время между народом распространилось мнение: «Султан-хаджи правил отчасти хорошо, отчасти худо. Но распоряжения Султан-гази есть отрада – что об этом и говорить? Но в нем самый большой порок – скупость». Он Султан-хаджи хану доставлял только две доли: одну, так называемую, ханскую, другую – столовую. Султан-хаджи-хан, прожив только один год, ушел вслед за отцами своими.

После Султана-хаджи самым старшим из прочих лиц ханского дома был сын Абулек-ханов, Хасан-кули: его возвели в достоинство ханское и отдали ему Ургендж. Все ханские дома были дети троих сыновей Ядигеровых. При этом общем происхождении, они, разделившись на три части, распались на три особыя владетельныя линии. При [180] Хасан-кули-хане, детей Ильбарс-хановых, детей Биличиг-султановых, и сверх других малых семейств их, больших домов было больше десяти. Главою всех их был Султан-гази. У Аменк-хана было шесть сынов: старший Суфиян, второй Бучага, третий Аваниш, четвертый Кал, пятый Акатай, шестой Аганай. Много детей также было у этих шести сыновей. При Хасан-кули-хане, кроме этих шести, еще других больших домов было шесть. Хасан-кули-хан был один сын у своего отца, но у него самого было много детей: старший сын в его семействе был Билал. Оба, отец и сын, не имели ратного духа. С одной стороны многие из бойких детей Ильбарс-хановых, и с другой многия из бойких детей Аменк-хановых, недовольныя тем, что Хасан-кули-хан один владеет доходами Ургенджскими, согласаясь между собою, восстали против него. Против их многих Хасан-кули, выступив с небольшими силами, биться с ними не имел сил; не имея способов бороться с ними, он заключился в Ургендж. В то время этот город еще не имел крепости Эйрек (она уже после построена Иш-султаном). Все они осадили Ургендж: все начальники осаждавших, устроив полки свои, приступили к Хорасанским воротам. Хасан-кули-хан с пешими полками вышел из ворот, построил их к битве, приставил тылом ко рву. Осаждавшие, действуя конницею, осаждаемые пехотою, сильно бились между собою от предполудня до вечера. Младший сын Аменк-хана, Аганай-султан, которому тогда минуло двадцать лет, сражался с утра до пополудня и, желая отличиться пред своими, не умевшими преодолеть врага, взяв под начальство наездников, ударил на врага, врубился в пехоту его, но не мог воротиться с места, куда пробился, и на краю вала, пронзенный копьем одного из воинов, пал: толпа пехотинцев стрелами убила сперва под ним коня, а потом, [181] и ему сами рассекла голову. (Это так раздражило осаждавших, что они, ударив всеми силами на войско Хасан-кули-хана, заставили его скрыться в городе). Пехота, копейщики и остальное войско, вступив в город, произвели большую тесноту; не доставало места для помещения и после того, как они расположились опять по своим палаткам. Начальники перечислили всех жителей и, раздав нукерам должную плату, заперлись в городе, думая, что неприятель, не имея возможности взять Ургендж, решится снять осаду. Смерть Аганай-султана сделалась причиною смерти Хасан-кули-хана и причиною страданий для многих. Если бы он не был убит, то Хасан-кули-хан не возбудил бы против себя кровавой мести. Может быть после нескольких дней осады, они, дав осажденным дорогу, выгнали бы их из Ургенджа и благополучно проводили бы их в чужой юрт. Смерть Аганай-султана сделалась неисцельною раною и тяжким ударом. Ургендж, город многолюдный, очень скоро почувствовал голод, так что ослиная голова продавалась по двадцати тенке, но и за эту цену не находили на один вертел. В кругу Ургенджских мулл был один очень зажиточный человек: у него были некоторыя дела с одним из простых горожан. Однажды он приходит к нему в дом, видит, что один белобородый из мулл сидит в доме; хозяин положил на блюдо половой член лошака и говорит гостю: «Это крошево, обложенное лошадиным паховым салом». Таковы делались приготовления столовыя на всех вертелах того времени! Такое положение жителей продолжалось два месяца. Поэтому судите, что было после. Жители, истомленные, начали выходить из города; в нем осталось немного жителей, так что для защиты города не доставало людей. Чрез четыре месяца он был взят. Хасан-кули-хана и старшего сына его, Билал-султана, убили; детей с матерью отправили в Бухару. В настоящее время [182] из этого семейства до пятнадцати человек живут в Синде.

История Суфиян-хана.

После того возвели на ханский престол Суфиян-хана и отдали ему Ургендж; Везир, Янга-Шагр, Терсек в Хорасане, также Дарун и Манкышлакских Тюркменов взяли внуки Берке-султана, из которых главным был Султан-гази. Дети Аменк-хана заняли стоящие по берегам реки города: Хиву, Гезарасп, Кат, Булдусаз, Никчегу; стоящие в горах: Баг-абад, Нисай, Эсюрд, Джегарду, Мегину, Чегчу; и, наконец Тюркменов, живших в Абул-хане и Дабистане. Все эти владения разделивши между собою, соответственно степени права каждого, четыре сына Аменк-хановы жили с спокойным сердцем.

В Абуль-хане в то время жило Тюркменское племя Ирсары: Суфиян-хан отправил к ним человека с такими словами: «Божественный закон установил давать закат (сороковину): Потому вы из своего имения каждогодно должны давать сороковину; а я тогда не буду посылать от себя людей, с тем, чтобы они хищнически собирали ее». Тюркмены изъявили покорность этому распоряжению и каждый год с своих имений охотно доставляли хану зякат. Так они делали в продолжение нескольких лет. Суфиян, отправляя людей для сбора дани, в большие участки посылал по человеку в два или даже три малые участка. В один год он также распорядил сбором. Когда сборщики отправились, их всех, и хороших и дурных, по счету оказалось сорок человек. Каждый из них объезжал все деревни: побывав в одной и обобрав ее, отправлялся в другую. Джигиты Тюркменские сделали заговор между собою, и каждый из них убивал комиссара, когда он являлся в его жительство. Чрез несколько времени довели это до сведения хана. Сильно раздраженный [183] таким поступком Тюркменов, хан с четырьмя своими младшими братьями взял конницу и отправился в Абуль-хан.

В то время переезд из Ургенджа в Абуль-хан был как переезд из села в село, потому что река Аму от крепости Ургендчской текла к восточной стороне горы Абуль-хана; от подошвы этой горы она, обогнувши на южную сторону, шла к западу, отселе текла к Угурдже и вливалась в Мазандаранское море. На обеих сторонах Аму, до самой Угурджи, были нивы, виноградники и деревья. Весною жители выходили на места возвышенныя; когда являлись мухи и слепни, люди, имевшие стада, уходили к дальним колодцам, находящимся на расстоянии от реки почти на два дневные пути, когда же прекращался овод, они приходили опять на берега реки. Обработанность и населенность страны превосходили описание. По обеим сторонам реки от Пишкара до Кара-Киджита, жило поколение Адаклы-Хызр, или от Кара-Киджита до западной стороны горы Абюль-хана, по обоим берегам реки жило поколение Алий. Отселе до того места, где река вливалась в море, жили верблюдоводы. Но обратимся к нашему рассказу.

Каждый из начальников войска, по прибытии на границу Тюркменской земли, построясь в ряды, (каждый) с своей стороны, отрядил наездников для нападения. Ирсари и Хорасанские Салуры жили вперемежку один с другими. Успех нападения был таков, что нападшие не могли увести с собою всего скота, малолетних детей побрали в плен; некоторые спаслись бегством в одно место, в котором не подвергались наездам по неудобству проехать туда на коне; там, на северной стороне Абуль-хана, есть безопасная долина. Между ею и Абуль-ханом идет дорога, на три дня для верхового ездока; ее называют Джутак. Невыгода проезда по тому пути та, что неприятель, не запасшись водою, если бы захотел овладеть сим местом, то хотя бы [184] сто лет трудился взять его, не успел бы: там идет одна тропинка, по которой проходит один только вьючный верблюд. Мне убогому приводилось много раз видеть этот путь. Тюркмены ушли в это место и там скрылись. Хан, когда собрались его наездники, осадил Джутак. Тюркмены держались в нем около двух дней; но от недостатка воды пришли в изнеможение. Семеро из старейшин их спустились в горы и поспешно отправились в стан Акатай-хана. Изъявив ему свою покорность, они говорили: мы слыхали, что в земле Узьбеков дом и все владение принадлежат младшему сыну; начиная с отца, все старшие братья оказывают почет младшему брату. По рассказам известно нам, что ты младший из сынов, оставшихся после Аменк-хана. Потому мы ныне умоляем тебя: испроси у старших братьев твоих прощение нам в вине нашей. Все мы клянемся, что будем преданы тебе, и что наши потомки будут покорны каждому потомку Акатай-ханову и никогда не отвратят от них лица своего. Акатай-хан послал этих людей назад, велел им представить к себе всех людей способных к делам. Они, явясь к Акатай-хану, дали пред Кораном клятву на покорность ему. Акатай-хан, оставив Тюркменов в своем стане, отправился к старшему своему брату Суфияну и просил прощения Тюркменам в преступлениях их, и он простил им. От него он ходил к Бучаге-хану, потом к ставке Аваниш-хана и Кал-хана; все они сказали: «для тебя мы прощаем их и забываем вины их: делай с ними как знаешь». Акатай-хан, возвратившись в свой стан, рассказал Тюркменам, что видел и слышал. Сердца их готовы были разорваться от радости. После того он рассказал Тюркменам: «Старший мой брат простил вам вину; так вы теперь что дадите за провинность?» Они отвечали: «что прикажите нам, то мы и дадим». Акатай-хан спросил: сколько человек из ханских нукеров убили вы? Тюркмены, сосчитавши их, [185] отвечали: «сорок человек, и хороших, и худых». Султан сказал: «Так вот решение: нынешний год вы уже поплатились, потерпев разорение от наезда на вас. В следующий год – Бог велит – в уплату за кровь каждого убитого дайте моему брату тысячу овец. А на следующее время сколько вам давать, о том вы сами переговорите с моим братом». Они охотно приняли это условие. Потому Хорасанские Салуры обещались дать шестнадцать тысяч овец, поколения Теке-Сарык и Ямут – восемь тысяч овец, поколение Ирсари должно было дать шестнадцать тысяч овец. Все названныя здесь подданныя поколения составляют один урук: всех их называют каменными Салурами. Хан возвратился в Ургендж; в следующий год он посылал сборщиков подати и десять первостепенных князей Тюркменских сполна отдали сборщикам сорок тысяч овец и с большими дарами представлялись хану; во второй год хан опять отправил к ним человека с данью, они опять ее внесли. Эти сорок тысяч овец оставались на их шее до нескольких раз.

Скажем здесь также о количестве дани, доставляемой прочими Тюркменами. По прошествии нескольких годов после сих событий, разложена была дань и на прочих Тюркменов, какую они должны были вносить по расчету соразмерно числу человек и количеству их скота. Поколение Ички-Салур доставляло хану шестнадцать тысяч овец и сверх того тысячу шестьсот овец для зареза на ханскую кухню. Эту последнюю дань называли котловыми овцами, а те шестнадцать тысяч овец назвали податными овцами, и отдавали их на содержание нукеров. Но сверх количества податных овец, которых доставляло каждое поколение Тюркменов, они брали на себя десятую часть из котловых овец: истратив казенных овец, они еще собирали себе, говоря обязанному взносом дани: «ужели не даш ты овцы для зареза к государеву столу?» Поколение Хасан-или [186] доставляло шестнадцать тысяч овец и тысячу шестьсот котловых овец; из них десять тысяч давали поколения Икдур и Чаудур, а четыре тысячи небольшия поколения Арабечи давали четыре тысячи податных овец и четыреста котловых овец. Гоклан давали двенадцать тысяч податных овец, и тысячу двести котловых овец. Адак-или двенадцать тысяч податных овец и тысячу двести котловых овец. На берегах реки Аму жили три поколения Тюркменов, занимавшихся земледелием, которых называли Уч-Ил («три поколения), именно: Хызр-или, Адак-или и Алий-или. С их земледельческих промыслов брали десятину. Тюючи («Занимавшиеся верблюдоводством») и Алий-или платили также и скотом; Адак-или давали воинов.

По прошествии нескольких лет, Суфиян отошел к милосердию Божию.

(пер. Г. С. Саблукова)
Текст воспроизведен по изданию: Родословное древо тюрков. Сочинение Абуль-Гази, Хивинского хана // Известия общества археологии, истории и этнографии при императорском Казанском университете, Том XXI, Вып. 5-6. Казань. 1906