По смерти Булада, два сына его Ибрагим и Араб-шах, разделив отцевы владения, вместе в одной земле и кочевали и имели свои станы; лето проживая при вершине Яика, а зиму при устье Сыра, они с приятностию провели свой век.

По смерти Араб-шаха сын его Хаджи-Тулий, заступив место отца своего, царствовал над народом. У него был сын по имени Тимур-шейх; Хаджи-Тулий, умирая, поставил на свое место Тимур-шейха.

Во время молодых еще лет Тимур-шейха, Калмыки, в числе двух тысяч человек, сделали набег на его область. Когда они с взятым в плен отступали, Тимур-шейх, увлекаясь мщением, погнался преследовать их прежде, чем успело собраться войско его. Настигнув их, он вступил в сражение с ними, но был им разбит и пал в битве. После него не осталось детей; и потому народ, подвергшись набегам врагов, стал отделяться от своих правителей. Так как и от младших братьев государя не оставалось сыновей, то всеми овладела безнадежность. По [163] этой причине пограничные жители ушли к другим владельцам. Тогда белобородые старики Уйгуров собрались к дверям ставки ханши и чрез посла сказали ей: «весь народ отошел к посторонним владельцам, и мы также готовы уйти: благодарим за хлеб-соль! Но хотим сказать еще одно слово: у хана много было жен и наложниц: пусть верно разведают, нет ли которой нибудь из них беременной: если будет такая, то мы не отложимся и останемся на своем месте до разрешения ея от бремени». Выслушавши сии слова, ханша сказала: «из других жен нет беременной, а я уже третий месяц ношу во чреве». Услышавши это, Уйгуры остались при орде; Найманы, прежде сего оставившие орду, когда услыхали слова ханши, не стали искать себе других начальников, воротились к орде, хотя и не входили в сношение с нею. Другия же поколения перешли к другим владетелям и сделались слугами их. По прошествии шести месяцев ханша родила мальчика и ему дали имя Ядигер. Тогда Уйгуры послали человека к отошедшим людям, сказавши ему: «обойди всех их и проси у них даров за радостную весть». Этот человек сначала ходил к Найманам, и они дали ему в подарок карего с лысиною коня. Когда они опять прикочевали к ханской орде, мать взяла своего новорожденного сына, принесла его в отцовский приемный шатер, и посадила его на переднем месте. По понятиям Монголов, левая сторона почетнее правой: потому, что сердце есть царь в государстве тела, а сердце Бог устроил в левом боку. Уйгуры, принимая Найманов как гостей, посадили их на левой стороне выше себя. По этой причине Найманы и в нынешнее время садятся выше Уйгуров. После сего и нукеры, бывшие при отце его, охотно пришли к нему. Они – слуги хана при дворе его, они одежда; у Найманы и Уйгуры – ворот и рукава…. Тот и другой из этих народов говорил: «я – карачий сынам Ядигера!» Смысл этих слов такой: на узбекском [164] языке сказать: «карачи» значит сказать: наблюдай, что хорошо или худо, что придет или уйдет, что безпокоит или не безпокоит, не передаваясь ни на чью сторону.

Ядигер-хан благополучно вырос. У него было четыре сына: первый Берке, второй Абу-лек, третий Аменк, четвертый Ияк.

Имя Аменк на Монгольском языке, который в это время еще не совсем был забыт, имеет такой смысл. Слово душа на арабском языке значит джан, у Таджиков гюш, у Узбеков тын, а у Монголов амен. В имени Аменк буква к, прибавленная к амен, выражает уменьшение; Узбеки выражают это уменьшение приложением к слову частицы гна, или гня; так, для означения малой лошади, которая зовется ат, они говорят атгна (лошадка), а о небольшом человеке они выражаются кшигня (человечек) от кши (человек). Потому слово Аменк значит душенька. Но обратимся к тому, о чем мы говорили.

Старший сын Ядигера, Берке-султан, был весьма бойкий, храбрый витязь. Говорят, что Господь Бог дал ему цельную грудь. В теле человеческом между суставами костей есть хрящи, а у него не было хрящей; у него грудь была без суставов, как бы одна доска. Берке-султан был современником Абул-Хаир-хану: когда Берке-султан был в юношеских летах, Абул-Хаир-хан был в старческих годах, а потому оба они жили в одно время.

В Мавераннагре Абу-Саид-мурза, потомок Тимур-бека, убил одного из своих братьев, Абдуллатифа-мирзу и сделался обладателем юрта. Сын Абдуллатифа мирзы, Мирза-Мохаммед-Джукий бежал и пришел к Абул-хаир-хану. Жена Абул-хаир-ханова была младшая сестра Абдуллатифу и тетка Мирзе-Мохаммед-Джукию. Когда он жил несколько времени при дворе хана, пришел из [165] Мавераннагра человек с известием, что султан Абу-Саид-Мирза из Самарканда отправился в поход в Хорасан, а из него предположил идти в Мазандеран. Получив эти вести, Мирза-Мохаммед-Джукий стал просить у хана помощи. Хан пригласил Берке-султана, сказав ему: «Мирза-Мохаммед-Джукий просит у нас помощи, но в моих сыновьях и младших братьях нет такого, который мог бы совершить это дело. Ты также сын мне: выступи с своим войском, с твоим я соединю и свое войско». Берке-султан согласился на слова хана, и, взяв с собой Мирзу-Мохаммед-Джукия, с тридцатью тысячями человек отправился в поход и вступил в область Ташкенд. Джагатайский народ, который, быв отлучен от Джукия и его отца, был только полусердечно расположен к Абу-Саиду, теготясь виной, передался Мирзе-Мохаммед-Джукию. Тогда он вступил в город Ташкенд; от него пошел к Шах-рухие и взял ее. Отсель, переправясь через реку Сыр, пошел к Самарканду. Абу-Саид-мирза, уходя в Хорасан, к Самарканде оставил вместо себя эмира Мозайяда, потомка Аргунова. Он с людьми, ему покорными, вышел из Самарканда, построился в боевой порядок и вступил в сражение. Берке-султан поставил в центре Мирзу-Джукия с Джагатайцами, сам стал на левом крыле, а войско Абул-Хаирово, под начальством Пешкенд-углана, поставил на правой стороне и вступил в битву. Всевышний Господь возвысил руку Берке-султана, а знамя Мозайяд Аргуна уронил. Битва происходила вблизи города; поражая мечем джагатайское войско, они преследовали его до городских ворот и возвратились. Эмир Мозайяд спасся от руки и вошел в город. Он поставил стражу в воротах и в башнях города, приготовил снаряды для защиты в случае осады, и отправил в Хорасан к Абу-Саиду-мирзе письменное донесение о своих обстоятельствах. Абу-Саид-мирза, [166] прочитав донесение, дал приказ, чтобы Хорасанское войско собралось в скорейшем времени. Когда оно собралось в больших силах, он отправился с ним к Самарканду. Мохаммед-Джукий-Мирза вступил в Куфейн и Керминю. Все области Мавераннгра, кроме Бухары и Самарканда, покорились Мохаммед-Джуки-Мирзе: он во всех их поставил даруг. В это время получена весть, что Саид-мирза с большим войском пришел к Балху. Услышав об этом, все, большие и малые, в общем заседании, составили совет. Берке-султан сказал: «Слава Богу, Ташкенд, Туркестан и Мавераннагр в нашей власти! Сильное войско, Узбекское и Джагатайское, с нами; для нас ни откуда нет опасности. Пойдем на берег реки Аму, не дадим врагу перейти через нее; если перейдет сюда, сразимся с ним!» Джагатайские беки говорили: «воротимся отселе и уйдем за реку Сыр, и остановимся в Шах-рухие. Мавераннагра мы не убережем, довольно для нас, если удержим за собой Туркестан и Ташкенд». Мохаммед-Джукий-мирза признавал благоразумным мнение Берке-султана; но не мог перемочь слов своего народа, а потому от Кермини он пошел прямо к Шах-рухие. Карайманы Джагатайские вообразили, что он бежит, не имея сил противостать Абу-Саид-мирзе, и в тот же день отделились от него и перешли на сторону Абу-Саида. Берке-султан гневался за то, что не приняли его совета. Увидев, что из Джагатайцев не осталось с ними ни одного человека и что весь Мавераннаегр принял сторону врага, он дал своим чиновникам приказ выступить войску в обратный путь. Поспешили дать его чрез гонцев; в продолжение трех дней согнали, сколько могли, скот, навьючили, сколько могли, багаж, и Берке-султан возвратился домой. Мохаммед-Джукий-мирза пошел в Шах-рухию. Абу-Саид-мирза, получив известия об этом, [167] пустился преследовать его, и осадил его в Шах-рухийской крепости. Четыре месяца он держал ее в осаде, но не мог взять ее. Напоследок он послал к нему Ходжу-Обейда Самаркандского, который, клятвою уверив Мохаммеда-Джукия-мирзу в безопасности, склонил его вытти из крепости и явиться к Абу-Саиду-мирзе. Исполняя свое слово, Абу-Саид-мирза не предал его смерти, но, заковав в узы, заключил его в крепость Ихтияр-уд-дин, в Хорасане. Это было в восемь сот шестидесятом году (1455 Р. Х.)