Сущность переворота II в. и его причины
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Говорить об экономических и социальных переменах II в.[213] как о пере­вороте можно только в широком смысле слова. Никакого нового способа производства и никакой новой хозяйственной системы в Италии II в. не по­являлось, а только в этом случае можно было бы употреблять термин «пе­реворот». Рабовладельческая система возникла в Италии задолго до II в., и этот век в данном отношении ничего принципиально нового с собой не принес, но во II в. в результате внутреннего развития и под влиянием вне­шних причин, о которых мы сейчас будем говорить, примитивная еще ра­бовладельческая система III в. быстро превратилась в развитую систему рабства специфически римского типа. В связи с этим и весь социальноэкономический строй Италии испытал глубокие изменения. Он также при­нял своеобразную форму, которую мы нигде в другом месте не встречаем в древности — ни на Востоке, ни в классической Греции, ни в эллинисти­ческом мире. В этом и только в этом смысле можно говорить о перевороте II в. Это не революция, это большие количественные изменения, связан­ные с глубокими качественными сдвигами в области хозяйства и соци­альных отношений.

Сущность этих изменений в экономике можно свести к следующим трем моментам: 1) полное развитие рабства как хозяйственной системы, 2) рост крупного землевладения и упадок мелкой земельной собственности, 3) огромное развитие денежно-ростовщического и торгового капитала. Эти­ми моментами обусловливались и соответствующие социально-политиче­ские явления: 1) огромное увеличение количества рабов и ухудшение их положения, 2) пауперизация и пролетаризация крестьянства, 3) образова­ние городского люмпен-пролетариата, 4) рост всадничества и формирова­ние новой демократии.

Новые явления в экономике II в. и порожденные ими общественные перемены, с одной стороны, были естественным следствием внутренней эволюции рабовладельческого хозяйства Италии; с другой стороны, они никогда не получили бы такого выражения, а вся римская хозяйственная и социальная система не приобрела бы своей специфической формы, не будь внешнего фактора в виде больших римских завоеваний III—II вв. Эти за­воевания сами были вызваны сложным взаимодействием причин, начиная с жадной тяги римского крестьянина к каждому куску плодородной земли в ранний период и кончая агрессией зрелой рабовладельческой системы во II в. Но раз возникнув, римская военная экспансия, сначала примитивная, затем все более сложная, сама начала играть роль решающего фактора в экономике Италии и всего средиземноморского мира. Римские завоева­ния, порожденные экономикой, в свою очередь оказали сильнейшее об­ратное влияние на ту же экономику, ускоряя ее развитие в том самом на­правлении, в котором она уже развивалась. Так, под воздействием войны окончательно сформировалась рабовладельческая система Поздней рес­публики с ее хозяйственными и социально-политическими явлениями. Вой­на всегда играла в жизни Рима решающую роль, и римская социальная система всегда была военной в гораздо большей степени, чем какая-ни­будь другая рабовладельческая система древности. В эпоху Поздней рес­публики это выступает всего яснее.

Большие римские войны, начиная с Первой Пунической, выбросили на невольничьи рынки массы рабов, цены на которых в связи с этим сильно упали. Регул в 256 г. захватил в Африке более 20 тыс. пленных. Фабий Мак­сим при взятии Тарента в 209 г. продал в рабство 30 тыс. жителей. Тиберий Семпроний Гракх после покорения в 177 г. внутренних областей Сардинии в посвятительной надписи Юпитеру заявлял, что он убил и взял в плен бо­лее 80 тыс. человек[214]. Во время разграбления Эпира в 167 г. было продано в рабство 150 тыс. человек, Сципиону Младшему в Карфагене сдалось 50 тыс. человек и т. д. Наши источники отмечают только крупные цифры. А сколько людей попало в рабство во время более мелких войн Цизальпинской Гал­лии, Иллирии, Испании, Македонии, Греции! Если бы мы могли подсчитать их общее количество, оно измерялось бы миллионами. Легко себе предста­вить, как этот поток дешевых рабов стимулировал развитие рабства во всем Средиземноморье, и особенно в Италии.

Каждая победоносная война сопровождалась поступлением в Рим огром­ных ценностей в виде контрибуций и военной добычи: после Первой Пуни­ческой войны римское казначейство получило 3,2 тыс. серебряных талан­тов[215] , после Второй — 10 тыс.; Филипп V должен был заплатить 1 тыс. та­лантов, Антиох III — 15 тыс., и т. д. После своего триумфа над Карфагеном в 201 г. Сципион Африканский внес в казначейство 133 тыс. фунтов[216] сереб­ра, а каждому из своих воинов роздал по 400 ассов[217]. Триумф Эмилия Павла, победителя при Пидне, длился три дня.

«Первого дня, — пишет Плутарх, — едва хватило, чтобы на 250 колесницах провезти перед народом захваченные на войне статуи, карти­ны и колоссальные изваяния, которые представляли поразительное зрели­ще. На следующий день на множестве телег провезли наиболее отличаю­щиеся великолепием и драгоценностью македонское оружие и доспехи... За этими телегами следовали 3 тыс. человек, несших серебряную монету в 750 сосудах, из которых каждый вмещал серебра весом в три таланта и покоился на плечах четырех человек... Далее шли люди с сосудами, полными золотой монеты весом в три таланта каждый, подобно сосудам с сереб­ром. Всех сосудов было 77. За ними несли священную чашу весом в 10 та­лантов из золота, украшенную драгоценными камнями»[218].

По самым скромным подсчетам, в начале II в. из одной Испании за 6 лет было вывезено около 200 тыс. римских фунтов серебра (около 65 тыс. кг) и 5 тыс. фунтов золота (около 1,6 тыс. кг).

В 189 г. после битвы при Магнезии римляне захватили 1230 слоновых клыков, 234 золотых венка, 137 тыс. фунтов серебра, 224 тыс. серебряных греческих монет, 140 тыс. македонских золотых монет и большое количе­ство золотых и серебряных сосудов.

После завоевания обычно начиналось более систематическое ограб­ление провинций. Каждая провинция облагалась налогами, сбор кото­рых обычно сдавался на откуп, что открывало откупщикам почти нео­граниченные возможности обогащения. Провинции служили таким же золотым дном и для римских наместников, и для их аппарата. Знаменитый Веррес, бывший пропретором в Сицилии с 73 по 71 г., награбил там 40 млн сестерций.

Деятельность провинциальных наместников фактически была совер­шенно бесконтрольной. Правда, после окончания срока их службы можно было жаловаться в сенат. В 149 г. по закону Л. Кальпурния Пизона (lex Calpurnia) была даже учреждена постоянная судебная комиссия по делам о вымогательствах римских магистратов (quaestio repetundarum), но так как члены ее состояли из сенаторов, то они обычно покрывали преступле­ния своих товарищей по сословию. Гай Гракх в 123 г. передал суды в руки всадников. Это несколько обуздало наместников, но зато тот же Гай Гракх ввел откупную систему для сбора налогов с провинций. Это породило та­кую систему узаконенного грабежа, перед которой поблекли все прежние злоупотребления.

Колоссальная концентрация богатств в Италии вызвала там бурный и в известной степени искусственный подъем экономической жизни. Ценнос­ти, выкачиваемые из провинций, вкладывались в сельское хозяйство, тор­говлю, в откупные и ростовщические операции. Избыток денежного капи­тала порождал безумную роскошь верхушки правящего класса и наклады­вал отпечаток нездоровой спекуляции на всю деловую жизнь. Дешевый хлеб из Сицилии и Африки убивал мелкое крестьянское хозяйство, содей­ствуя таким путем концентрации земельной собственности. Так римские завоевания III—II вв. ускорили превращение Италии в страну классиче­ского рабства и наложили своеобразную печать на италийскую хозяйствен­ную систему.

После этих предварительных замечаний обратимся к обзору отдель­ных явлений в области экономики и социально-политических отношений.

 

Рабский труд

 

Основным источником рабства в древности всегда была война. Но в Риме благодаря особенностям его истории война как источник общего вос­производства рабов играла большую роль, чем на Востоке и в Греции.

Вторым источником рабства была задолженность. Правда, по отноше­нию к римским гражданам долговое рабство было фактически уничтожено законом Петелия и Папирия. Но в провинциях дело обстояло иначе: про­винциалы не имели права гражданства, и римские ростовщики массами продавали их в рабство за долги. Во время подготовки к борьбе с кимврами и тевтонами (около 105 г.) Марий получил от сената право приглашать себе на помощь союзников из числа окраинных государств. С такой просьбой Марий обратился к царю Вифинии Никомеду. Тот ответил, что большинство вифинцев, уведенных римскими откупщиками, томятся в раб­стве в провинциях. Вероятно, Никомед несколько сгустил краски, но, как бы там ни было, сенат вынес постановление, чтобы никто из свободнорож­денных союзников не находился в рабстве. На основании этого постановле­ния сицилийский претор в течение нескольких дней освободил более 800 человек. Этот факт, сообщаемый Диодором (фрагменты XXXVI книги), ярко иллюстрирует положение вещей на римской периферии в конце II в.

Третьим источником пополнения массы рабов являлось пиратство, которое в римскую эпоху достигло неслыханных размеров. В три послед­них века Республики на малонаселенных побережьях восточной полови­ны Средиземного моря — Иллирии, Киликии, на Кипре — пираты созда­ли целые государства с крепостями и флотом. Случалось, что из-за пира­тов приостанавливалась морская торговля, а в Риме хлеб сильно поднимался в цене вследствие невозможности подвезти его из провин­ций. Дерзость пиратов доходила до того, что они нападали на побережья Италии и Сицилии.

Римское правительство вело с пиратами упорную борьбу. Мы уже го­ворили о войнах в Иллирии. Помпей в 67 г. получил диктаторскую власть над районом Средиземного моря и его побережьем для ликвидации пират­ских гнезд. С пиратами боролись Цезарь и Октавиан. На некоторое время военные меры давали результат, но, пока существовала рабовладельче­ская система, полностью уничтожить пиратство было невозможно. С од­ной стороны, значительная часть пиратов состояла из беглых рабов. Не случайно после подавления крупных восстаний рабов пиратство усилива­лось в огромной степени. С другой стороны, сама рабовладельческая сис­тема частью питалась морским разбоем, так как пираты являлись крупны­ми поставщиками живого товара на невольничьих рынках. Морские разбои были весьма выгодным занятием, и немало богатых людей Среди­земноморья вкладывало свои деньги в пиратские предприятия. Таким об­разом, пиратство являлось органической частью рабовладельческого строя, и полностью ликвидировать его было невозможно. К этому нужно доба­вить, что в эпоху гражданских войн пираты как организованная сила часто использовались воюющими сторонами.

Четвертым источником рабства являлось естественное воспроизвод­ство рабов. Сын рабыни становился рабом, и каждому господину было выгодно, чтобы у его рабынь рождалось как можно больше детей. Такие рабы, родившиеся и выросшие в доме (vernae), ценились рабовладельца­ми, так как они считались более послушными. Поэтому господа принима­ли различные меры для поощрения рождаемости у рабынь, например ос­вобождение от работ, отпуск на волю и т. п.

Однако решить таким путем проблему общего воспроизводства рабов было невозможно, так как процент рождаемости у них в целом был неве­лик из-за сурового режима, отсутствия законной семьи, казарменного об­раза жизни, нежелания рабов иметь детей и проч.

Римские рабовладельцы прибегали даже к организации специальных рабских питомников. Диодор (фрагмент XXXIV книги) говорит о суще­ствовании таких питомников в Сицилии во II в. В них разводили рабов на продажу, и рабовладельцы партиями покупали там нужную им рабочую силу.

Одним из моментов воспроизводства рабов было их обучение, повы­шение их квалификации. Выше мы говорили, каким образцовым рабовла­дельцем был Катон. Он занимался и обучением малолетних рабов, пере­продавая их потом с выгодой. Занимался обучением рабов и Красс, круп­ный римский богач первой половины I в.

Наряду с этими четырьмя основными источниками рабства было еще несколько второстепенных, не имевших большого значения. Так, свобод­ного человека можно было продать в рабство в виде наказания за некото­рые преступления, например за уклонение от военной службы. Отец мог три раза продать в рабство сына, и только после третьей продажи сын вы­ходил из-под власти отца. Впрочем, в последние века Республики право отцов продавать детей фактически, по-видимому, сошло на нет.

Рабов приобретали обычно двумя способами: или получали непосред­ственно из военной добычи, или покупали на рынке. Первый способ прак­тиковался в армии. Полководцы были почти бесконтрольными распоряди­телями военной добычей и имели полную возможность даром приобрести себе любое количество рабов. Но и рядовые воины могли кое-чем пожи­виться. Так, Цезарь часто дарил своим солдатам по одному рабу на чело­века.

Однако главным источником частного воспроизводства являлась по­купка рабов на рынке. Невольничьи рынки существовали во всех город­ских центрах римской державы. В самом Риме рынок рабов находился возле храма Кастора. Наибольшей известностью пользовался невольничий ры­нок на Делосе, где, по словам Страбона (XIV 5, 2), иногда продавалось до 10 тыс. рабов в день.

Рабы, которых выводили на рынок, выставлялись обнаженными, чтобы покупатель мог наглядно убедиться в доброкачественности предлагаемо­го товара. Обычно они имели отличительные знаки: либо выкрашенные белой краской ноги, либо шерстяной колпак на голове. У военнопленных, выведенных на продажу, был на голове венок.

Продавец должен был осведомлять покупателя о всех недостатках раба. Иногда на шее раба висела дощечка, на которой были указаны его племен­ное происхождение, возраст и т. п. Закон предусматривал, что если после продажи у раба обнаружатся скрытые недостатки, то сделка расторгалась.

Цены на рабов в Риме подвергались очень большим колебаниям. Не­имоверно высокие цены, о которых до римской эпохи и не подозревали, обусловливались развитием роскоши и непроизводительных расходов. За красивых танцовщиц выбрасывали огромные суммы. Сотни тысяч сестер­ций платили за актеров и представителей других высококвалифицирован­ных профессий.

«Наивысшая до сего дня цена, — пишет Плиний[219], — за какую был продан человек, рожденный в рабстве, была, насколько мне известно, дана за грам­матика Дафниса... 700 тыс. сестерций... В наше время эта цена была превзойдена, и притом в значительной степени, актерами, которые поку­пали себе свободу на свои доходы, так как существует предание, что уже у наших предков актер Росций зарабатывал в год 500 тыс. сестерций»[220].

Резкие падения цен на рабов наблюдаются в периоды крупных завоева­ний. В 177 г. цены на сардинских рабов так упали, что появилась поговор­ка. «Дешев, как сард»[221]. В I в., в период завоевания Понтийского царства, рабов продавали по 4 денария за голову, тогда как средняя рыночная цена на раба равнялась 300—500 денариям.

Посмотрим теперь, в каких отраслях хозяйства применялся рабский труд в Риме. На первом месте в этом отношении нужно поставить до­машнее хозяйство. Причем необходимо подчеркнуть непроизводитель­ный по преимуществу характер домашнего рабского труда. Подавляю­щее большинство «городской фамилии»[222] являлось полупаразитической группой, состоявшей из прислуги, челяди. В богатых и даже средних рим­ских домах часть «фамилии», обслуживавшая непосредственно господ­скую семью, была непропорционально велика по сравнению с тем коли­чеством рабов, которые работали в домашних мастерских или были от­пущены на оброк. Богатый римский дом имел сотни рабов, начиная от привратников, скороходов, судомоек, уборщиц и кончая парикмахера­ми, маникюршами, учителями, врачами, управляющими, агентами для поручений и т. п.

По сравнению с домашними рабами, рабы-ремесленники, работавшие на рынок, были сравнительно немногочисленны. Это были рабы, отпущен­ные на оброк своими господами или принадлежавшие собственникам мас­терских. Вообще удельный вес рабского труда в промышленности Италии был, по-видимому, невелик.

Широко применялся труд рабов в строительном деле: упомянутый выше Красс имел больше 500 строительных рабочих-рабов. То же самое нужно сказать о горном деле: в серебряных рудниках в Испании, около Нового Карфагена, работало до 40 тыс. рабов.

Рабы были заняты в качестве служащих в торговых домах, банкирских конторах, в компаниях откупщиков (societates publicanorum) и других част­ных предприятиях.

Наконец, многочисленную категорию составляли в Риме государствен­ные рабы.

Одной из важнейших сфер применения рабского труда было сельское хозяйство Италии. Это вызывалось как аграрным характером страны, так и концентрацией земельных владений, начиная со II в. Крупное же сель­ское хозяйство создавало благоприятные условия для массового примене­ния труда рабов. По этому вопросу у нас есть хорошие источники в виде агрономических сочинений Катона и Варрона, а также произведения писа­теля I в. н. э. Колумеллы. По этим источникам можно проследить разви­тие римского сельского хозяйства и эволюцию рабского труда на протяже­нии почти трех столетий.

Катон указывает[223] , каков был обычный состав рабов для обслуживания оливкового сада в 240 югеров (около 60 га): вилик (надсмотрщик над раба­ми, обычно сам из рабов), вилика (ключница, часто жена вилика), 5 работ­ников, 3 пахаря, 1 погонщик ослов, 1 свинопас, 1 овчар — итого 13 чело­век. Для виноградника в 100 югеров Катон устанавливает такую норму: вилик, вилика, 10 работников, 1 пахарь, 1 погонщик ослов, 1 человек, ко­торый смотрит за ивняком, 1 свинопас — итого 16 человек. Очевидно, ви­ноградник был более трудоемким хозяйством, чем оливковый сад.

Эти нормы рабочей силы кажутся низкими. Но не нужно забывать, что Катон дает только перечни постоянных рабочих из рабов. Во время сбора и выжимки оливок и винограда дополнительно нанималось некоторое ко­личество свободных рабочих.

Нормы Катона относятся только к поместьям незернового характера Средней Италии. Крупные скотоводческие латифундии[224] юга и зерновые хозяйства Сицилии требовали значительно большего количества рабов.

Катон сообщает интересные данные о продовольствии и одежде рабов. Вилик, вилика и овчар получали меньше хлеба, чем рабы, занятые на тя­желой работе; зимой рабам полагалось меньше хлеба, чем летом. Вино для рабов Катон советует изготовлять из выжимок. Из одежды он реко­мендует давать рабам через год попеременно тунику и короткий плащ. Старую одежду следует отбирать, чтобы рабы делали из нее лоскутные одеяла.

«Паек рабам. Тем, кто работает в поле: зимой — по 4 модия пшени­цы, а летом — по 4,5; вилику, ключнице, смотрителю, овчару — по 3 модия. Колодникам зимой — по 4 фунта хлеба; летом, как станут вскапывать виноградник, — по 5 до той самой поры, как появятся винные ягоды. Тогда опять вернуться к 4 фунтам. Вино рабам. По окончании сбора винограда пусть они три месяца пьют ополоски; на четвертый месяц они получают по гемине в день, т. е. по 2,5 конгия в месяц; на пятый, шестой, седьмой и восьмой (ме­сяц) — в день по секстарию, т. е. в месяц 5 конгиев; на девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый — в день по три гемины, т. е. в месяц по амфоре. Сверх того в Сатурналии и Компиталии — по 3,5 конгия на каждого человека. Всего вина на каждого человека в год 7 квадранталов. Колодникам прибавляй в соответствии с работой, ка­кую они делают; если каждый из них в год выпьет по 10 квадранталов, это не слишком много.

Приварок рабам. Заготовь впрок как можно больше палых маслин. Потом заготовь зрелых — таких, откуда можно получить совсем мало масла. Береги их, чтобы они тянулись как можно дольше. Когда мас­лины будут съедены, давай рассол и уксусу. Масла давай на месяц каждому по секстарию, модия соли хватит каждому на год»[225].

Катон дает массу советов по уходу за скотом и его лечению. Он указы­вает даже рецепт жертвы богам за волов, чтобы они были здоровы. И ря­дом с этим расчетливый хозяин ни слова не говорит о том, как лечить боль­ных рабов. Из биографии Катона мы знаем, что старых или больных ра­бов, по его мнению, следовало продавать. В наставлении вилику просто сказано:

«Рабам не должно быть плохо, пусть они не мерзнут и не голодают. Вилик неизменно должен держать их на работе, так легче удержит он их от воровства и проступков... Если он будет попустительствовать (рабам), хозяин не должен оставить это безнаказанным»[226].

Интересно в этом пункте сравнить Катона с Колумеллой, писавшем в I в. н. э., в период уже начавшегося кризиса рабовладельческого хозяйства. Оказывается, Колумелла больше заботится о здоровье рабов, чем Катон. Так, например, он дает советы, как устраивать помещение для рабов:

«Помещения для рабов, которые ходят на свободе, должны быть обра­щены на юг, для закованных, если их много, следует иметь эргастул[227] в подвальном помещении, как можно лучше устроенный в санитарном отно­шении, с большим количеством узких окон для света, расположенных на такой высоте, чтобы до них нельзя было достать рукой. Для скота дела­ются сараи, в которых он не будет страдать ни от холода, ни от зноя; у рабочих волов должно быть два хлева — зимний и летний...»[228].

Несмотря на это характерное сопоставление рабов со скотиной, Колумелла больше ценит здоровье раба, чем Катон, писавший в период расцве­та рабовладельческой системы.

Юридическое и бытовое положение частных рабов в Риме II—I вв. до н. э. было чрезвычайно тяжелым[229]. Это объясняется рядом причин: боль­шим количеством рабов и их дешевизной, т. е. возможностью легко заме­нять старого или больного раба, концентрацией рабов в крупных поместь­ях и в домашнем хозяйстве, что вызывало необходимость держать их в постоянном страхе, и т. п. Римский раб стоял вне защиты закона по отно­шению к своему господину (убийство или увечье чужого раба преследова­лись в порядке гражданского права как порча чужого имущества). Только совершенно исключительная жестокость могла вызвать в редких случаях вмешательство цензора или народного трибуна.

Раб был вещью, орудием производства. Варрон пишет:

«Теперь я скажу, какими средствами возделываются поля. Некоторые разделяют эти средства на две группы — на людей и на орудия, без кото­рых они не могут возделывать. Другие делят их на три части: орудия говорящие, орудия, издающие нечленораздельные звуки[230], и орудия немые. К говорящим относятся рабы, к издающим нечленораздельные звуки — волы, к немым — телеги»[231].

Раб, отпущенный на волю, становился либертином (вольноотпущен­ником). Отпуск на волю (manumissio) не разрывал полностью отношений зависимости, так как вольноотпущенник переходил в число клиентов сво­его бывшего господина (теперь патрона), принимая его родовое (а часто и личное) имя. Он обязан был иногда оставаться в доме господина, иногда платить ему оброк и т. п. Поэтому часто отпуск раба на волю, особенно раба-ремесленника, заводившего свою мастерскую, был выгоден рабовла­дельцу, тем более что обычно раб выкупал себя за деньги.

Вольноотпущенничество в Риме было развито очень сильно. Для круп­ных римских рабовладельцев при их широком образе жизни, непроизво­дительных затратах капитала, спекуляциях, при невозможности сенато­рам легально заниматься торговлей (по закону Клавдия) нужны были кад­ры всякого рода доверенных людей, подставных лиц, агентов для поруче­ний и т. п. Для этого лучше всего подходили либертины. Вот почему вся­кий богатый человек в Риме имел десятки, а иногда и сотни клиентов из вольноотпущенников. Не забудем также, что эти клиенты содействовали политическому влиянию своего патрона. Вольноотпущенники пользова­лись в Риме если и не всеми, то многими политическими правами, хотя и должны были записываться только в 4 городские трибы.

Раскопки Помпей и их окрестностей предоставили материал в том числе и о жизни рабов на римских виллах. «В сельских усадьбах, раскопанных под Помпеями, — пишет М. Е. Сергеенко, — неизмен­но есть комнатушки для рабов. Они невелики (6—8—9 кв. м). Найти их в комплексе строений легко: голые стены, простой кирпичный пол, обычно даже не залитый раствором, который сделал бы его ров­ным и гладким. На стене, грубо оштукатуренной, а то и вовсе без штукатурки, иногда хорошо оштукатуренный квадрат величиной в 1 кв. м: это своеобразная записная книжка, на которой раб выцара­пывает гвоздем какие-то свои заметки. Утварь в этих каморках, судя по найденным остаткам, бедна: черепки дешевой посуды, куски де­ревянного топчана. Судя по инвентарю маслинника, составленному Катоном, в распоряжении одиннадцати рабов имелось 4 кровати с ременными сетками и 3 простых топчана.

Общим помещением, предназначенным для всей «сельской семьи» (так называли рабов усадьбы), была «деревенская кухня», где рабы могли отогреться и отдохнуть; здесь готовилась пища и здесь же рабы обедали. В долгие зимние вечера и утрами до рассвета они тут же работают: вьют веревки, плетут корзины, обтесывают колья. Почти во всех найденных под Помпеями усадьбах есть такие кухни с печью для выпечки хлеба и очагом. Хозяин был заинтересован в том, что­бы раб не проводил во сне всю зимнюю ночь, и устраивал это един­ственное теплое помещение на рабской половине. Кроме «развязанных» рабов, т. е. таких, какие ходили без цепей и жили по своим комнатушкам, бывали в усадьбе еще закованные. Для них устроено особое помещение — эргастул. Это глубокий подвал со множеством узких окошечек, пробитых так высоко, что до них нельзя дотянуться рукой» (Сергеенко М. Е. Жизнь Древнего Рима. М., 1964. С. 260).

Наряду с сельскохозяйственными рабами еще одну очень многочис­ленную категорию рабов составляли рабы, занятые в домашнем хо­зяйстве, причислявшиеся римлянами к «городским фамилиям». Сум­мируя наши сведения об этой категории рабов, Е. М. Штаерман от­мечает: «Согласно римским авторам, прославленные своей скром­ностью и простотой жизни предки довольствовались небольшим чис­лом слуг. Известны рассуждения Плиния Старшего о счастливой жиз­ни древних, имевших каждый по одному Марципору или Луципору. По его словам, римляне до войны с Персеем (171—167 гг. до н. э.) не имели среди своих рабов ни пекарей, ни поваров, которых в слу­чае нужды нанимали на рынке. Катон Старший отправился в Испа­нию всего с тремя рабами. Эти цифры в какой-то мере отражают тот факт, что еще во II в. до н. э. число слуг было сравнительно невели­ко. Однако и тогда уже они были на особом положении. Рабы-слуги позволяют себе разные развлечения: посещают цирюльни, где, как известно, римляне обменивались разными новостями и сплетнями, участвуют в излюбленной юношами игре в мяч, ходят в театр и в трактиры.

Возможно, что в тогдашних богатых домах слуг было не так мало, как старались представить позднейшие панегиристы "нравов пред­ков". В комедии Невия бедняку, который сам себе прислуживает за едой, противопоставляется некто, чей стол во время трапезы окру­жают многочисленные рабы. Полибий упоминает большое количе­ство рабов и рабынь, сопровождавших во время празднеств жену Сципиона Африканского. Уже в то время стала проникать в быт мода на дорогих домашних рабов, как это видно из сетований Катона на расточителей, плативших по таланту за красивого раба. Введенный им во время цензуры налог на роскошь предусматривал, в частно­сти, выплаты за рабов моложе 20 лет, купленных более чем за 10 тысяч ассов (1000 денариев), причем налог этот коснулся многих и существенно пополнил казну. По словам Ливия, войска, возвратив­шиеся с Востока после войны с Антиохом, ввели в обиход роскош­ные одежды, утварь, трапезы, и тогда "повара, считавшиеся у древ­них самыми низкими из рабов и по стоимости, и по использованию, стали высоко цениться, и то, что раньше относилось к слугам, стало искусством".

Рабы-слуги, так же, как ремесленники, имели пекулий. И у Плавта, и у Теренция рабы жалуются на господ, по всякому поводу вымогаю­щих у них подарки: по случаю дня рождения, рождения детей, совер­шеннолетия сына и т. д. Следовательно, господин не отбирал у раба пекулий, хотя имел на то полное право, а лишь под разными предло­гами требовал, чтобы раб уделял ему часть своего скромного иму­щества. У Плавта всякий "дельный", "хороший" домашний раб хва­лится тем, что имеет пекулий, важнейшее его отличие от раба "не­годного".

Быстрый рост числа "городских фамилий" в основном падает на ко­нец II и I в. до н. э., когда роскошь приобретает катастрофические размеры. Во времена Цицерона большая и хорошо подобранная "фа­милия" считалась необходимым признаком "порядочного" дома. Об­личая пороки Пизона, Цицерон, между прочим, говорит: "У него нет ничего изящного, ничего изысканного... прислуживают неопрятные рабы, некоторые из них даже старики; один и тот же раб у него и повар, и привратник, в доме нет пекаря, нет погреба, хлеб и вино у него от мелочного торговца и трактирщика" (Против Пизона, 27). Какова была численность городских фамилий состоятельных людей, мы не знаем. Для несколько более позднего времени можно привес­ти свидетельство Горация. Характеризуя человека, бросающегося из одной крайности в другую, Гораций говорит: часто он имел 200 ра­бов, часто десять (Сатиры, I, 3). Видимо, десять было наименьшим, двести — наибольшим числом слуг во второй половине I в. до н. э. у человека "светского".

У авторов того времени упоминаются принадлежащие к городской фамилии повара, пекари, кондитеры, носильщики, закупщики про­визии, рабы, на обязанности которых лежала сервировка стола, птич­ники, рыбаки, массажисты, домоправители, казначеи, рабы, сопро­вождавшие господ при выходах, рабы, провожавшие хозяйских де­тей в школу, садовники, метельщики, уборщики, ткачи, привратни­ки, лектиарии, несшие носилки господ, рабы, ведавшие господской одеждой, и просто челядь без определенных должностей. Многие римляне имели специальных рабов, служивших вооружен­ной силой в различного рода стычках: от споров с соседями за зе­мельные участки до политических конфликтов. Иногда для этой цели покупали специально обученных гладиаторов. Покупали гладиато­ров Клодий, Цицерон, Катон Младший, нигде не появлявшийся без вооруженной свиты, Цезарь, Брут и Кассий, которые после убий­ства Цезаря заняли с отрядами своих гладиаторов Капитолий. Городские фамилии включали еще одну категорию рабов — образо­ванных людей, рабскую интеллигенцию. Она появилась уже доволь­но рано. Рабами испокон веков были актеры. Рабов актеров и музы­кантов даже во II в. до н. э. имели не только знатные римляне, но и рядовые жители италийских городов. Рано вошел обычай иметь и рабов-учителей. Катон имел образованного раба-учителя. Марий не желал изучать греческую литературу, ссылаясь на то, что ее препо­дают рабы.

В I в. до н. э. образованные рабы стали непременной принадлежнос­тью фамилии. Многочисленные писцы, чтецы, библиотекари были у друга и издателя Цицерона Аттика. Цицерон упоминает своих рабов Гилария, счетчика, чтеца и библиотекаря Дионисия, Аполлония — бывшего раба Красса, "человека ученого, с детства преданного на­укам". Среди рабов были стенографисты, например знаменитый Ти­рон, раб, затем отпущенник Цицерона, врачи. Некоторые из таких образованных рабов, впоследствии вольноотпущенников, станови­лись известными писателями, учеными, риторами. В последние века Римской республики интеллигенция, вышедшая из рабов, была очень многочисленна, и ее вклад в создание римской культуры огромен. Общеизвестно рабское происхождение таких зна­менитых комедиографов, как Теренций и Цецилий Статий. Рабом был один из самых популярных мимографов Публилий Сир, оставивший на играх, устроенных Цезарем для народа, далеко позади других ав­торов мимов... Почти все грамматики и часть риторов, биографии которых приводит Светоний, происходили из рабов. По его словам, изучение грамматики в Риме началось после Третьей Пунической войны. Оно быстро развилось, и в Риме вскоре возникло 20 извест­ных школ. Первый человек, достигший славы преподаванием грам­матики, был отпущенник Севий Никанор Пот. Он же писал грамма­тические комментарии... Отпущенником был и известный грамма­тик Веррий Флакк, написавший ряд книг на разные темы. Он так прославился своим методом обучения, что Август назначил его учи­телем своих внуков...

Образованные рабы, как правило, занимали в фамилии особое поло­жение. Судя по Цицерону, господа проводили резкую разницу меж­ду простыми и образованными рабами. Владельцы всячески поощ­ряли способных рабов, стараясь дать им образование, гордились ими и искали им сильных покровителей. Вероятно, объясняется это не столько гуманностью, сколько тщеславием, а главным образом быс­тро растущей потребностью в работниках умственного труда, по­рождаемой развитием культуры и усложнением хозяйства, — потреб­ностью, которую еще нельзя было удовлетворить за счет свободных. При Империи, когда создается достаточно многочисленная интел­лигенция из свободнорожденных римлян и романизированных про­винциалов, роль интеллигенции, вышедшей из рабской среды, пада­ет» (Штаерман Е. М. Расцвет рабовладельческих отношений в Рим­ской республике. М., 1964. С. 121).

 

Сельское хозяйство

 

Мы видели, что к началу III в. аграрный вопрос, остро стоявший в пе­риод борьбы патрициев и плебеев, был в значительной степени смягчен благодаря завоеванию Италии и систематически проводившейся политике колонизации. Но в III в. он снова начинает обостряться с тем, чтобы в середине II в. стать важнейшей проблемой римской жизни.

Аппиан, говоря о причинах аграрной реформы братьев Гракхов, пишет следующее:

«Богачи, заняв большую часть этой неподеленной земли[232] и вследствие давности захвата надеясь, что ее у них не отберут, стали присоединять к своим владениям соседние участки бедных, частью скупая их за деньги, частью отнимая силой, так что в конце концов в их руках вместо неболь­ших поместий оказались огромные латифундии. Для обработки полей и охраны стад они стали покупать рабов. Таким образом, могущественные люди чрезвычайно богатели, а страна наполнилась рабами. Напротив, чис­ло италиков уменьшилось, так как их изнуряли бедность, налоги и военная служба. Но и тогда, когда эти тягости становились несколько легче, ита­лики все же оставались без работы, так как земля принадлежала бога­тым, которые возделывали ее не с помощью свободных, а руками рабов»[233].

 

Такова классическая картина, нарисованная Аппианом. Несмотря на попытки, делавшиеся в научной литературе, взять под сомнение его сви­детельство, оно подтверждается всеми другими источниками и всеми со­бытиями гражданских войн. Таким образом, перед нами факт значитель­ной концентрации земли в Италии накануне движения Гракхов, т. е. в се­редине II в. Какие же причины вызвали это явление?

Во-первых, колоссальное развитие рабства, что давало возможность широкого применения в земледелии относительно дешевого рабского тру­да и создавало условия для ведения крупного хозяйства.

Во-вторых, наличие больших масс денежного капитала, которые час­тично шли в сельское хозяйство, дававшее не столь высокий, как откупа и торговля, но зато более верный и постоянный доход. Вложение капитала в сельское хозяйство облегчало скупку и концентрацию земель.

В-третьих, политическое господство нобилитета, давшее возможность широко черпать нужные ему запасы земель из государственного фонда (ager publicus). Нобилитет, находясь у власти до эпохи Гракхов, бесконтроль­но распоряжался государственной землей и из огромного запаса, образо­вавшегося в результате завоевания Италии, создал себе крупные земель­ные владения.

Посмотрим, каков был характер сельского хозяйства Италии во II в. В старой Италии преобладало хлебопашество: сеяли пшеницу, полбу, яч­мень, просо. В новой Италии разведение зерновых культур сокращается: вследствие ввоза более дешевого хлеба из провинций хлеб в Италии так упал в цене, что посевы зерновых культур стали невыгодны. Поэтому пре­обладающим видом сельского хозяйства во II в. были скотоводство, садо­водство, огородничество, оливководство, виноградарство и разведение раз­личных технических культур вроде ивы для корзин и т. п. Катон пишет:

«Если ты меня спросишь, какое имение поставить на первом месте, я скажу так: "Сто югеров земли, занятой всеми культурами и находящейся в самом лучшем месте, на первом месте стоит виноградник, если он дает хорошее вино или много вина, на втором — поливной огород, на третьем — ивняк, на четвертом — оливковый сад, на пятом — луг, на шестом — хлебное поле, на седьмом — лес, с которого режут ветви, на восьмом — сад, где лозы вьются по деревьям, на девятом — лес, дающий желуди"»[234].

Таким образом, по доходности Катон ставит хлебное поле только на шестое место.

Италийское поместье до известной степени носило натурально-замкну­тый характер. Будучи снабжено постоянными кадрами рабочей силы, в числе которых находились и ремесленники, оно в значительной мере могло обхо­диться внутренними ресурсами, не прибегая систематически к рынку. Стрем­ление к хозяйственной автаркии (самостоятельности) — типичная черта ан­тичной жизни. Однако отрицать на основании этого общего положения силь­ные элементы товарности в сельском хозяйстве Италии II в. было бы большой ошибкой. Катон, давая советы, где и как надо выбирать имение, указывает:

 

«Если возможно, то пусть имение находится у подошвы горы, на юж­ной стороне, в здоровом месте, там, где много рабочих и обилие воды. Пусть поблизости находится крупный город или море, или река, по кото­рой ходят суда, или же хорошая и оживленная дорога» (I, 3).

А вот как характеризует идеальное имение Колумелла спустя два с половиной столетия после Катона: «Если судьба улыбнется нам, то мы получим имение там, где климат здоров, а земля плодородна и представляет собой частью равнину, а частью холмы, полого опус­кающиеся либо к востоку, либо к югу и представляющие собой одни — поля, другие — лесистые и суровые пространства. Оно будет непо­далеку от моря или судоходной реки, чтобы можно было вывозить урожай и ввозить то, что куплено. Над равниной, распределенной между лугами, нивами, зарослями ивы и тростника, будут возвышать­ся постройки. На одних холмах не будет ни деревца, и мы отведем их под посевы, которые, впрочем, лучше идут на равнинах, в меру сухих и жирных, чем на крутизнах. Поэтому даже высокие места, отведенные под хлеба, должны образовать плоское пространство, спускающееся совсем полого и вообще как можно больше напоми­нать равнину. Другие же холмы оденутся оливами, виноградными лозами и растениями, которые впоследствии пойдут для них на под­порки.

Пусть они доставляют нам дерево и камень, если необходимость за­ставит нас строиться, а скоту пастбища, и дают начало ручьям, сбе­гающим на луга, огороды и заросли ивы, а также ключам, бьющим в усадьбе. Пусть будут у нас стада крупного скота и других животных, пасущихся в чащах и на обработанных пространствах. Но имение, которое расположено таким образом, трудно найти и редко кому оно достается на долю. Ближе всего к нему то, которое имеет большую часть перечисленных выше свойств, сносно то, в котором их не вов­се мало» (I, 2, 3—5).

В другом месте Катон перечисляет те города Италии, где лучше всего покупать для имения различные предметы:

«В Риме покупай туники, тоги, плащи, лоскутные одеяла, деревянные башмаки [для рабов], в Калах и Минтурнах — капюшоны, железные орудия, как то: серпы и косы, лопаты, кирки, топоры, медный набор для сбруи, путы, цепочки, в Венафре — лопаты» (135).

В третьем месте своего произведения (146) Катон дает советы, как надо продавать оливки на корню. Подобные примеры убедительно гово­рят о том, что италийское имение II в. было довольно тесно связано с рынком.

Что касается размеров поместий, то, по данным Катона, в Средней Ита­лии преобладал тип среднего по величине поместья. Это вполне понятно, принимая во внимание его незерновой характер, так как виноградники, оливковые насаждения, сады, огороды и проч. по техническим и экономи­

ческим причинам не допускают большой концентрации. Если же взять юг Италии, Сицилию и Африку, то там мы встретим крупные латифундии, насчитывающие сотни и тысячи гектаров. В Южной Италии это были пре­имущественно сальтусы, т. е. пастбищные хозяйства, а в Сицилии и Афри­ке — крупные зерновые поместья.

В. И. Кузищин подчеркивает: «Катон в своем сочинении упоминает разные категории имений — величиной в 100 югеров (1,7; 11,1), в 120 юг. (3,5), в 240 юг. (10,1). Описание пригородного поместья (7,1—3) опять-таки не предполагает больших размеров. Приведенные дан­ные исчерпывают основные типы имений: здесь названы пригород­ное поместье, виноградник, два варианта оливководческого хозяй­ства, наконец, идеальное имение. Все они выступают в качестве са­мостоятельных производственных центров со своим инвентарем и рабочей силой. Нет никаких указаний на какую-либо хозяйственную координацию между ними.

Ко времени составления трактата Варрона, как известно, процесс земельной концентрации в Италии развивался весьма бурно, и сам Варрон и его современники во весь голос говорят о крупном земле­владении. Впервые входит в это время в обиход понятие латифун­дии. Однако основное внимание Варрона сосредоточено на хозяй­стве катоновских размеров, порядка 100—200—300 югеров, кото­рое он считает самым рациональным.

Судя по всему, поместье Колумеллы несколько больше» (Кузищин В. И. Римское рабовладельческое поместье. М., 1973. С. 58—59). На основании имеющихся сведений исследователи делают вывод, что типичное поместье Италии во II—I вв. представляло собой многоот­раслевое хозяйство при специализации одной из отраслей в зависи­мости от интересов рынка, качества почвы и климатических усло­вий (Кузищин В. И. С. 70—77).

Другим видом земельных владений римлян была латифундия. «Ла­тифундия — это огромное имение с экстенсивным запущенным хо­зяйством, обрабатываемое главным образом полчищами рабов», — так определяет ее В. И. Кузищин. Он продолжает: «Попробуем точ­нее определить размеры поместья, которое самими древними... счи­талось латифундией. По Колумелле, границы крупного поместья можно объехать на лошади. Плиний Младший ради прогулки объез­жает часть своей Тифернской латифундии. Сопоставление этих со­общений Колумеллы и Плиния Младшего показывает реальность огромных латифундий. Какова же была минимальная граница, разу­меется, при всей ее условности, с которой начиналась латифундия? Плиний Младший покупал имение за 3—5 млн сестерциев. Оно, бесспорно, было латифундией и, если принять во внимание указан­ную Колумеллой стоимость одного югера земли, достигало 5 тыс. югеров. Но указывают ли эти цифры на минимальные границы? По нашему мнению, их определяет один из отрывков "Естественной истории" Плиния Старшего, а именно — XIII, 92. В этом отрывке

 

Плиний порицает безумное мотовство людей, тратящих миллионы сестерциев на покупку столов из драгоценного цитра-дерева, расту­щего в горах Атласа, и добавляет, что заплаченная за один из таких столов сумма в 1,3 млн сестерциев равна по стоимости латифундии. В приведенном контексте скорее всего речь идет именно о мини­мальной границе или близкой к ней. Поэтому позволим себе высказать предположение, что латифундией считалось крупное имение стоимостью в 1 млн. сестерциев и выше, насчитывающее свыше 1000 югеров» (Кузищин В. И., с.193—194).

Обезземеление крестьянства

Обратной стороной процесса концентрации земли было обезземеле­ние мелких собственников. Оно вызывалось не столько конкуренцией круп­ного рабовладельческого хозяйства (история показывает, что мелкий зе­мельный собственник путем крайнего напряжения сил и ограничения по­требностей может очень долго выдерживать конкуренцию крупного хозяйства), сколько наличием дешевого привозного хлеба[235]. Это была та же самая причина, которая заставляла италийских помещиков отказываться от разведения зерновых культур. Низкие цены на хлеб делали и для крес­тьянина невыгодным хлебопашество, а перейти к виноградарству, оливководству и т. п. рядовому крестьянину было почти невозможно — для этого у него не было средств. Прогрессивно падающая доходность зерновых куль­тур означала для италийского крестьянина разорение и последующее по­глощение его мелкого участка более сильным и более приспособленным к новым условиям крупным рабовладельческим хозяйством.

Роковое влияние на крестьянское хозяйство оказали войны, которые ве­лись на италийской территории. Хорошо известно, какие последствия в этом отношении имел поход Ганнибала: Средняя, а особенно Южная Италия были страшно опустошены. В дальнейшем на положении крестьянства отрица­тельно сказались гражданские войны: так называемая союзническая война, восстание Спартака, земельные конфискации вторых триумвиров и проч.

Не меньшее влияние имели заморские войны, особенно широкий раз­мах получившие во II в. Они оказывались гибельными для мелкого хозяй­ства, потому что фактически превращали крестьян в профессиональных солдат. Крестьяне на целые годы отрывались от своих хозяйств, которые из-за этого приходили в упадок. В качестве солдат они отвыкали от произ­водительного труда; солдатское жалованье и военная добыча становились главным источником их существования.

Правда, не вся Италия в одинаковой степени теряла свое крестьянское население. Более стойко держалась Северная Италия; обезлюдение косну­лось главным образом Средней и Южной Италии, где сильнее развилось рабовладельческое хозяйство. Средняя и Южная Италия подверглись так­же наибольшему опустошению во время ганнибаловой и гражданских войн.

 

Образование люмпен-пролетариата

 

Разоренные крестьяне частью превращались в сельскохозяйственных рабочих, частью шли в города, в первую очередь в Рим. Город был местом, где можно было надеяться на заработок. Правда, не всегда эти надежды оправдывались, потому что места в ремесле и торговле были заняты раба­ми и вольноотпущенниками. При таких условиях пришлому крестьянину найти себе работу было нелегко.

Зато в город привлекало другое: широкое развитие политического под­купа, огромное перепроизводство денежного капитала, раздачи и кормле­ния со стороны государства и частных лиц — все это давало возможность пролетариям с грехом пополам прожить в городе, ничего не делая. Но это же превращало их в люмпен-пролетариев, деклассированную паразитиру­ющую массу, цель жизни которой выражалась в знаменитом лозунге по­здней Республики: «Хлеба и зрелищ!».

Клиентела также вырождалась в паразитический институт. Каждый знат­ный человек имел массу клиентов, которые иногда с вечера становились в очередь у дверей его дома, чтобы поздравить патрона с добрым утром и получить угощение или маленькую сумму денег. Клиенты сопровождали своего патрона на форум, голосовали за него, а в случае надобности, пу­скали в ход кулаки и палки. В эпоху гражданских войн клиенты были глав­ной опорой нобилитета, защищая его от революции.

Так к I в. до н. э. в Риме образовалась сильная социальная группа де­классированной городской черни, сыгравшая роковую роль в вырождении демократии и гибели республики.

 

Дата: 2018-12-28, просмотров: 266.