ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ

Анализ путей развития основных психологических школ говорит об общей тенденции – обогащении категориальной основы каждой из них теоретическими ориентациями других школ.

Формула бихевиоризма была четкой и однозначной: стимул – реакция. Вопрос о тех процессах, которые происходят в организме, о его психическом устройстве между стимулом и реакцией снимался с повестки дня. Поэтому связка «стимул – реакция» служит, согласно радикальному бихевиоризму, незыблемой опорой психологии как точной науки.

Между тем, в кругу бихевиористов появились выдающиеся психологи, поставившие этот постулат под сомнение. Первым из них был американец Э. Толмен (1886 – 1959), согласно которому формула поведения должна состоять не из двух, а из трех членов, и выглядеть следующим образом: стимул (независимая переменная) – промежуточные переменные – зависимая переменная (реакция). Среднее звено (промежуточные переменные) есть не что иное, как недоступные прямому наблюдению психические моменты: ожидания, установки, знания.

Э. Толмен ставил опыты над крысами, ищущими выход из лабиринта. Главный вывод из этих опытов сводился к следующему: можно достоверно установить, что поведением животных управляют не те стимулы, которые действуют на подопытных в данный момент, а особые внутренние регуляторы. Поведение предваряют своего рода ожидания, гипотезы, познавательные «карты». Эти карты животное само строит, по ним ориентируется в лабиринте, узнает, «что ведет к чему».

Положение о том, что психические образы служат регулятором действия, было основано гештальттеорией. Учтя ее уроки, Э. Толмен разработал собственную теорию когнитивного бихевиоризма.

Другой вариант необихевиоризма связан со школой К. Халла (1884 – 1952). Он ввел в формулу «стимул-реакция» другое среднее звено, а именно: потребность организма (пищевую, сексуальную, во сне и др.), придающую поведению энергию и создающую незримый потенциал реакции. Этот потенциал разряжается при подкреплении (понятие, которое Халл заимствовал у И. П. Павлова), и тогда реакция закрепляется, а организм чему-то научается.

В защиту ортодоксального бихевиоризма с его игнорированием любых внутренних факторов выступил Б. Скиннер (1904 – 1990). Условный рефлекс он назвал оперантной реакцией. Если у И. Павлова новая реакция вырабатывалась в ответ на условный сигнал при его подкреплении, то у Б. Скиннера организм сначала производит движение, затем получает подкрепление. Последователи Б. Скиннера применяли технику выработки оперантных реакций при обучении и воспитании детей, при лечении невротиков. Б. Скиннер изобрел серию обучающих машин и разработал концепцию программированного обучения. Он надеялся, опираясь на теорию оперантных реакций, создать программу «изготовления» людей для нового общества.

Работы Б. Скиннера, как и других бихевиористов, обогатили знание об общих правилах выработки навыков, о роли подкрепления (которое служит непременным мотивом этих навыков), о динамике перехода от одних форм поведения к другим.

Однако интересы бихевиористов не ограничивались проблемой научения животных. Открыть общие, научно выверенные объективные законы построения любого поведения, в том числе человека, – такова была сверхзадача всего бихевиористского движения.

Бихевиористы полагали, что, опираясь на формулу «стимул-реакция», удастся вывести новую породу людей. Утопичность этого плана явно прослеживается в концепциях типа скиннеровской. Огромные пласты высших проявлений психической жизни, открытых и изученных многими школами, выпадали из предметной области бихевиористской психологии.

Создателем наиболее глубокой и влиятельной теории развития интеллекта стал швейцарец Ж. Пиаже (1896 – 1980). Он преобразовал основные понятия других школ: бихевиоризма (взамен понятия реакция он выдвинул понятие операции), гештальтизма (гештальт уступил место понятию структуры) и П. Жане (перенял у него принцип интериоризации, восходящий к И. Сеченову).

Свои новые теоретические представления Ж. Пиаже строил на прочном эмпирическом фундаменте – на материале развития мышления и речи у ребенка. В работах начала 20-х годов («Речь и мышление ребенка», «Суждение и умозаключение у ребенка» и др.). Ж. Пиаже на основе примененного метода беседы сделал любопытный вывод: если взрослый размышляет даже наедине с самим собой, социально (мысленно обращаясь к другим людям), то ребенок размышляет или говорит эгоцентрично (ни к кому не обращаясь) и в присутствии других людей. Принцип эгоцентризма царит над мыслью дошкольника, и он не способен стать на место другого, критически оценить свои суждения со стороны.

Эти выводы Ж. Пиаже, в которых ребенок выглядел игнорирующим реальность мечтателем, подверг критике Л. С.Выготский, давший свое толкование эгоцентрической речи ребенка. В то же время он чрезвычайно высоко ценил труды Ж. Пиаже, который предпочитает говорить о том, что у ребенка есть, какова его внутренняя психическая организация.

Ж. Пиаже выделил несколько стадий в эволюции детской мысли и свел все эти стадии к четырем возрастным периодам. Первоначально (до 2-х лет) детская мысль содержится в предметных действиях; затем (от 2 до 7 лет) действия интериоризируются (переходят из внешних во внутренние), становятся предоперациями ума (действиями); на третьей стадии (от 7 до 11 лет) возникают конкретные операции; на четвертой стадии (от 11 до 15 лет) – формальные операции, когда мысль ребенка способна строить логически обоснованные гипотезы, из которых делаются дедуктивные (от общего к частному) умозаключения. Операции не совершаются изолированно: будучи взаимосвязаны, они создают устойчивые и в то же время подвижные структуры. Стабильность структур возможна только благодаря активности организма, его напряженной борьбе с разрушающими ее силами.

Стадийное развитие системы психических действий – такой представил Ж. Пиаже картину сознания. Он признал исходным моментом в развитии детской психики реальные внешние действия ребенка (сенсомоторный интеллект, то есть элементы мысли, данные в движениях, которые регулируются чувственными впечатлениями).

Новым направлением, представители которого, усвоив основные схемы и ориентации ортодоксального психоанализа, пересмотрели базовую для него категорию мотивации, стал неофрейдизм, в котором решающая роль придавалась влиянию социокультурной среды.

Одним из лидеров неофрейдизма была К. Хорни (1885 – 1953). В своей теории К. Хорни доказывала, что все конфликты, возникающие в детстве, порождаются отношениями ребенка с родителями. Именно из-за характера этих отношений у него возникает базальное чувство тревоги, отражающее беспомощность ребенка в потенциально враждебном мире. Невроз есть не что иное, как реакция на тревожность; описанные З. Фредом извращения и агрессивные тенденции являются не причиной невроза, а его результатом. Невротическая мотивация приобретает три направления: движение к людям как потребность в любви, движение от людей как потребность в независимости и движение против людей как потребность во власти (порождающая ненависть, протест и агрессию).

Объясняя генезис и механизм развития неврозов конкретным социальным контекстом, неофрейдисты, главным образом Э. Фромм, подвергали критике капиталистическое общество как источник отчуждения личности (в смысле, приданном этому термину К. Марксом), утраты ею своей идентичности, забвения своего Я и т.п.

В середине XX века появились особые машины  – компьютеры. Они стали носителями и преобразователями информации. Научно-технический прогресс привел к изобретению информационных машин. Тогда и сложилась наука кибернетика (ее «отцом» принято считать американского математика Н. Винера) которая стала рассматривать все формы сигнальной регуляции с единой точки зрения – как средства связи и управления в любых системах (технических, органических, психологических, социальных). Разработанные кибернетикой специальные методы позволили не только понимать и перерабатывать информацию, но и обмениваться ею. Это привело к настоящей революции в общественном производстве, как материальном, так и духовном.

Появление информационных машин оказало существенное влияние и на психологию. Возникли дискуссии по поводу того, не является ли работа компьютера подобием работы человеческого мозга, а тем самым его умственной организации – ведь информация, перерабатываемая компьютером, может рассматриваться как знание, в запечатлении, хранении и преобразовании которого как раз и состоит важнейшая особенность психической активности. Образ компьютера изменил научное видение этой активности, результатом чего стали коренные изменения американской психологии, где десятилетиями господствовал бихевиоризм.

Сокрушительный удар по нему нанесло учение, возникшее в середине XX века под впечатлением компьютерной революции, названное когнитивной психологией. Во главу угла в нем было поставлено изучение зависимости субъекта от внутренних, познавательных процессов и структур (схем, «сценариев», сквозь призму которых он воспринимает свое жизненное пространство и действует в нем). То, в чем классический бихевиоризм отказывал человеку (восприятие, запоминание, внутреннее преобразование информации), оказалось делом работающего объективно, независимо от человека, компьютера. Возникли различные теории организации и преобразования знания – от мгновенно воспринимаемых и сохраняемых чувственных образов до сложной многоуровневой семантической структуры человеческого сознания (У. Найссер).

Направлением, решительно отвергнувшим бихевиоризм за игнорирование коренных человеческих проблем и своеобразие психической организации человека, стала гуманистическая психология. Гуманизм в виде общей ориентации на отношение к человеку, его правам и свободе, как высшей ценности, присущ многим философско-психологическим течениям и теориям. Смысл гуманистической концепции в психологии может быть понят в историко-психологическом контексте.

Гуманистическая концепция возникла в середине столетия, когда общий облик американской психологии определялся всевластием двух направлений, или «двух сил», – различных вариантов бихевиоризма и психоанализа. Будучи общепсихологическими, они внедрялись также и в различные сферы практики, в особенности в психотерапевтическую. Именно в среде психотерапевтов и раздались громкие голоса протеста против «двух сил». Ни то, ни другое, по мнению инициаторов создания гуманистической психологии, не позволяет раскрыть конструктивное начало целостной человеческой личности, ее неистребимое стремление к творчеству и самостоятельному принятию решений, выбору своей судьбы. Гуманистическая психология, выступив против бихевиоризма и психоанализа, провозгласила себя «третьей силой».

В центре исследовательских интересов психологов-гуманистов стояли проблемы переживания человеком его конкретного опыта, не сводимого к общим рассудочным схемам и представлениям. Речь шла о восстановлении аутентичности (подлинности) личности, соответствия экзистенции (существования) ее истинной природе. При этом предполагалось, что эта истинная природа открывается в так называемой пограничной ситуации, когда человек оказывается на границе бытия и небытия. Именно в этих условиях он освобождается от сковывающих его условностей и постигает свою экзистенцию.

Гуманистическое направление переместило вектор времени в будущее. Свобода выбора и открытость будущему – таковы признаки, на которые должны ориентироваться концепции личности. Только в этом случае человек сможет избавиться от чувства «заброшенности в мире» и обрести смысл своего бытия. Гуманистическая психология отвергла конформизм как приспособление к существующему порядку вещей, «уравновешивание со средой» и детерминизм как уверенность причинной обусловленности поведения внешними биологическими и социальными факторами. Конформизму были противопоставлены самостоятельность и ответственность субъекта, детерминизму же – самодетерминация. Именно они отличают человека от других живых существ и являются качествами, которые не приобретаются, а заложены в его биологии (сопротивление равновесию, потребность поддержать неравновесные состояния, определенный уровень напряжения).

Развитие «третьей силы» имело социальную подоплеку. Оно выражало протест против деформации человека в современной западной культуре, лишающей его собственной «личностности», навязывающей представление о регулируемом (либо бессознательными влечениями, либо хорошо слаженной работой «социальной машины») поведении.

Главная установка психотерапии, исходя из точки зрения одного из лидеров гуманистической психологии, американского психолога К. Роджерса (1902 – 1990) должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах пациента, а на нем самом как уникальной персоне. «Терапия. Центрированная на клиенте» (1951) – так называлась книга К. Роджерса, где утверждалось, что психотерапевт должен общаться с обратившимся к нему человеком не как с пациентом, а как с клиентом, пришедшим за советом. Психолог призван сосредоточиться не на проблеме, беспокоящей клиента, а на его личности с тем, чтобы пробудить в нем первичную потребность в самоактуализации. При этом важно представлять, каким видится субъекту его «феноменальное поле», осознаваемый им внутренний план собственного поведения.

Главная задача – это не решение отдельной проблемы, которой озабочен пациент, а преобразование его личности, благодаря чему он перестраивает свой феноменальный мир и систему потребностей, и прежде всего, потребность в самоактуализации.

Интересные концепции, разработанные в русле гуманистической психологии, связаны с именами А. Маслоу и В. Франкла. Первый из них разработал целостно-динамическую теорию мотивации. В своей книге «Мотивация и личность» (1954) А. Маслоу утверждает, что в каждом человеке заложена в виде особого инстинкта потребность самоактуализации, высшим выражением которой служит особое переживание, подобное мистическому откровению, экстазу. Подавление этой витальной потребности (а не сексуальные травмы как учил З. Фрейд) ведет к возникновению неврозов, душевных расстройств. Соответственно, превращение ущербной личности в полноценную должно рассматриваться с точки зрения восстановления и развития высших форм мотивации, заложенных в природе человека.

В Европе к сторонникам гуманистической психологии (но в особом, отличном от американского, варианте) близок В. Франкл, назвавший свою концепцию логотерапией. В отличие от А. Маслоу, В. Франкл считает, что человек обладает свободой по отношению к своим потребностям и способен «выйти за пределы самого себя» в поисках смысла. Не принцип удовольствия (З. Фрейд) и не воля к власти (А. Адлер), а воля к смыслу – таково, согласно В. Франклу, истинно человеческое начало поведения. При утрате смысла возникают различные формы неврозов. Свобода – это способность изменить смысл ситуации «даже тогда, когда дальше идти некуда».

В отличие от других адептов гуманистической психологии, В. Франкл трактовал самоактуализацию не как самоцель, а как средство осуществления смысла. Поэтому и рекомендованную К. Роджерсом, А. Маслоу и другими установку на самовыражение личностью аутентичных ее внутренней природе мотиваций (независимо от других людей, либо в интенсивном общении с ними) В. Франкл считал недостаточной для ответа на вопрос «зачем жить?». Быть человеком – значит быть направленным на нечто иное, чем он сам, быть открытым миру смыслов. Это означает не самоактуализацию, а самотрансценденцию. Именно благодаря последней, найдя смысл жизни в подвиге, страдании, любви, совершая реальные деяния, сопряженные с открытыми ценностями, личность развивается.

В. Франкл разработал специальную технику психотерапии, ориентированную на избавление личности от негативных состояний, возникающих при столкновении с психологически трудной преградой. Если личность в подобных случаях утрачивает волю к смыслу, у нее возникает состояние «экзистенциального вакуума», проявляющееся в виде чувства тоски, апатии, опустошенности.

Различные ветви гуманистической психологии развивались в попытках преодолеть ограниченность теорий, оставивших без внимания своеобразие психического строя человека как целостной личности, способной к самосозиданию, к реализации своего уникального потенциала.