а) Земледельческая группа

Повышение производительности труда привело к такому возрастанию размеров общественной организации, что община нередко измерялась уже не сотнями, а тысячами человек. В то же время условия земледельческой техники вызвали некоторое раздробление производства в ее пределах.

Уже в крупной патриархально-родовой группе замечалось частичное расслоение на семьи; оно порождалось, как было указано, невозможностью для патриарха единолично выполнять всю организаторскую работу, необходимостью переложить часть ее на других, более мелких организаторов; однако, самостоятельностью эти мелкие организаторы обладали лишь в ничтожной степени, а производство всей общины характеризовалось значительным единством. При господстве оседлого земледельческого производства мелкие экономические единицы — семьи приобретают большую независимость в хозяйственной жизни. Для выполнения земледельческих работ обыкновенно вполне достаточны силы отдельной семейной группы, — в общей кооперации всей группы нет надобности; мало того, мелкое семейное производство в этом случае более производительно, так как при грубых способах земледелия небольшая группа, сосредоточивая свое внимание и приложение своей рабочей силы на небольшом участке, способна полнее использовать его природные силы и свойства, чем многочисленная группа, раскидывающая свою коллективную деятельность на обширном пространстве.

Таким образом, земледельческая община на границе феодального периода состояла из множества родственных друг другу по происхождению семейных групп, которые вели каждая в значительной степени отдельное земледельческое хозяйство. По размерам своим эти группы представляли нечто среднее между патриархальным родом древности и современной семьей; они соответствовали приблизительно славянским «большим семьям» в несколько десятков человек, которые сохранились кое-где и до нашего времени.

Однако остались еще довольно значительные производственные связи между семейными группами. Во многих случаях, когда силы отдельной семьи оказывались недостаточными, ей деятельно помогали соседние семьи, а то и вся община. Так бывало нередко при постройке жилища, при расчистке из-под леса нового участка под пашню и т. п. В скотоводстве выгоды совместности являлись настолько значительными, что общинный скот с весны до осени почти всегда соединялся в одно стадо, которое паслось на нераздельных общинных пастбищах под надзором общинных пастухов; к числу нераздельных пастбищ принадлежали, между прочим, все поля под паром и поля, с которых уже снята жатва, так что каждый участок поля служил отдельному производству семейной группы только в продолжение чисто земледельческих работ. Косьба на общинных лугах, по большей части, выполнялась коллективно, а затем сено делилось между семьями пропорционально их полевым участкам.

Кроме того, даже пользование пахотной землей обыкновенно регулировалось в известных пределах общиною: семейное производство не оставалось связанным с определенным участком земли; время от времени производилась новая разверстка полей между семьями; при этом каждое хозяйство получало либо участок прежней величины, только в другом месте общинных пашен, либо изменялись и размеры участков, сообразно с величиной семей, с их рабочей силой и т. п. Подобные переверстки и переделы происходили вначале, может быть, каждый год, потом — через несколько лет. Они имели то значение, что ими уравнивались выгоды и невыгоды, происходившие от неодинакового плодородия различных участков земли. Впрочем, уже с довольно ранних времен общины перестают пускать в передел те земли, которые были расчищены из лесов и пустошей трудом исключительно отдельной семьи. Следовательно, в общинных переделах выражается тот факт, что первоначальное завладение общинной землей было произведено совместным трудом всей общины, был ли это труд расчистки новых невозделанных земель, или просто труд завоевания.

Надо прибавить, что в различных случаях трудовая совместность отдельных семей сохранялась не в одинаковых формах и не в одинаковой степени, смотря по местным условиям, природным и историческим[6].

В земледельческой общине начала феодальной эпохи есть и ремесленники, но по большей части они не специализируются в своем ремесле, а соединяют его с земледелием. Да и каждое семейное хозяйство выполняет собственным трудом некоторые работы ремесленного характера, главным образом — пряжу, тканье, приготовление одежды. Там, где семья не в состоянии справиться собственными силами, она обращается к ремесленнику. Из ремесленников раньше всего обособлялись мельник и кузнец; за ними идут кожевники, красильщики, пекари, плотники, кровельщики, гончары и даже «хирурги». Но все это ремесленники не в позднейшем смысле этого слова. На 4 первых ступенях своего постепенного выделения из среды общинников они не работают еще на заказ, и тем более для продажи, а являются должностными лицами земледельческой общины. Ремесленники на первых порах ведут земледельческое хозяйство, как и другие крестьяне, лишь в меньшем размере, отдавая остаток времени ремеслу. Поскольку из-за этого их земледельческое хозяйство оказывается недостаточным, они содержатся на общественный счет, за счет «крестьянского мира», как сказали бы у нас, в России. Они получают постоянное довольствие в виде определенного количества хлеба, овощей, мяса и прочих продуктов сельскохозяйственного производства, за что и выполняют необходимые для их сообщинников работы по своей специальности. Позже ремесленники переставали мало-по-малу заниматься земледелием, начинали вести собственное ремесленное хозяйство и работать на заказ. Так зарождалось общественное разделение труда, зачатки современных отраслей промышленности. При феодализме оно развито вообще слабо. Но уже в очень раннюю эпоху этого периода некоторые ремесленники, именно мельник и кузнец, нередко являются общими для нескольких соседних общин, и этим создается некоторая производственная связь между отдельными общинами.

Возрастание размеров общины и значительное обособление семейных групп привело к тому, что мало-по-малу исчез и был забыт родственный характер первоначальной связи между отдельными хозяйствами: связи чисто-экономические уже являются основным цементом, скрепляющим общинное целое.

b) Выделение феодалов

Там, где развитие феодальной группы из земледельческой общины шло наиболее постепенно и наиболее типически; там последовательность этого развития является в таком виде:

Вначале строение общины отличается сравнительно большой однородностью — разница в размерах отдельных хозяйств была не так велика, чтобы обеспечить наибольшим из них решительное экономическое преобладание над остальными. Дела, касающиеся всей общины, решались советом старейшин — хозяев; для коллективных предприятий, требующих единого организатора (главным образом — в случае войны), совет старейшин избирал из своей среды вождя, который выполнял эту роль только временно, пока была надобность. Когда войны велись — как обыкновенно и бывало — не одной общиной, а племенным союзом, тогда мелкие вожди дружин избирали, в свою очередь, общего временного вождя.

Однако зародыши экономического неравенства уже существуют. Один из этих зародышей представляло, хотя бы даже временное, выделение организатора общих предприятий; другой зародыш заключается в том, что, кроме общинной собственности на землю, была и частная. Земли, расчищенные собственным трудом отдельной семьи, представляли уже ее собственность; точно также земли, приобретенные военным путем, раз они распределены между участниками войны, обыкновенно уже не переделялись более.

Как нельзя более понятно, что хозяйства, несколько выделяющиеся из среды остальных большей экономической силой, должны были при таких условиях и развивать эту силу быстрее остальных. Во-первых, таким хозяйствам легче было расширять площадь их частных владений путем расчистки новых незанятых земель; во-вторых, лица, принадлежавшие к этим более крупным хозяйствам, занимали вообще более видное положение в организации военных предприятий, а следовательно, получали более значительную долю из военной добычи — движимой и недвижимой. Ко мешает помнить, что к движимой добыче относились и рабы , — у русских славян они назывались «челядь», «холопы», — так как земледельческая община унаследовала от патриархальной группы, между прочим, эти зародыши рабства в их мягкой форме.

Таким образом, неравенство хозяйственных единиц все более возрастало, и мало-по-малу подрывало прежнюю однородность общины. Влияние более богатых семей на ход общинной жизни все более усиливалось и упрочивалось благодаря тому, что экономическое превосходство позволяло им поставить все остальные хозяйства в некоторую материальную зависимость от себя: крупные хозяйства брали на себя устройство таких предприятий, которые оказывались не по силам для всех остальных, например, устройство больших мельниц, пекарен и т. п. Будучи гораздо более устойчивыми, большие хозяйства гораздо меньше страдали от всяких экономических потрясений, от голодовок и других стихийных бедствий, столь нередких при неразвитой технике поэтому нередко большие хозяйства оказывали мелким помощь из своих запасов; а за нее мелкие крестьяне обыкновенно расплачивались отработками, что позволяло богатым значительно расширять свои запашки и вообще все свое производство.

С течением времени фактическая сила наиболее богатых семей доходила до того, что только из их среды избирались организаторы военных дружин; и естественно, что эти семьи воспользовались своим экономическим влиянием на общину, чтобы закрепить такое положение дел; они энергично боролись против всяких отдельных попыток изменить эту систему, и постепенно добивались того, что обычный факт превратился в право — власть вождя стала наследственной в его семье, временный организатор войны превратился в постоянного.

С этого времени можно считать начало собственно феодального периода. Крупный землевладелец, выделившийся из общины, прочно присвоивший себе военно-организаторскую роль, а также иными способами поставивший общину в экономическую зависимость от себя, есть уже типичный феодал. Это «сеньёр» общины, т.-е. ее властный глава (буквально слово «сеньёр» означает старейшего).

В иных случаях выделение феодала среди группы совершалось гораздо быстрее, еще в эпоху превращения кочевой патриархальной общины в оседлую земледельческую; это случалось там, где приобретение земли для оседлости стоило особенно долгой и упорной борьбы, так что война очень рано наложила сильный отпечаток на строение общины.

Феодальные отношения быстро развивались и крепли: возрастала и становилась более постоянною, с одной стороны, положительная, общественно-полезная роль феодала в жизни крестьянской общины, с другой стороны — экономическое и юридическое подчинение ему крестьян.

Феодал строит укрепленные замки, где крестьяне, находящиеся под его покровительством, укрываются в случае нападений со стороны врагов. Феодал заботится об устройстве дорог, мостов и т. п. в своей общине. Во всех случаях, когда крестьянские хозяйства не могут управиться своими средствами, феодал приходит к ним на помощь; он организует систематическую поддержку для них на случай неурожая, разорения от войны, и т. д. Ка все это необходимы были средства; и, конечно, феодал не склонен был даром жертвовать для своих крестьян доходами собственного хозяйства. За все заботы феодала крестьяне с избытком расплачивались своим трудом.

Феодальная эксплоатация имела две главных формы: во-первых, основная и более ранняя форма — отработки; во-вторых, производная — оброк. Когда феодал был почти только богатым крестьянином, тогда отработки существовали, как обычная расплата за долги; когда власть феодала упрочилась, отработки сделались постоянной повинностью крестьян, превратились в так называемую барщину : определенное число дней в году крестьянин обязан был работать на своего феодального сеньёра в его хозяйстве. В иных случаях для феодала оказывалось удобнее получать повинность не в виде труда, а в виде готового продукта, — это был так называемый оброк . Оброку подлежал по преимуществу, и чем дальше тем в большей степени, ремесленный крестьянский труд. Размеры оброка, так же, как и барщины, раз установившись, охранялись обычным правом. Разумеется, в случае надобности, сеньёр легко добивался увеличения повинностей.

В формах барщины и оброка эксплоатация является в самом простом и открытом виде: барщина — это прямое и явное присвоение прибавочного труда , оброк — прибавочного продукта .

Основываясь на барщине и оброке, хозяйство сеньера было, подобно мелкому крестьянскому хозяйству, почти исключительно натуральным. Конечно, феодал в большей мере, чем крестьянин, мог пользоваться обменом для удовлетворения своих утонченных потребностей, но все же и для феодала это было вначале исключением — таким слабым оказывалось тогда развитие обмена; большую часть всего необходимого для себя сеньёр получал от своих крестьян.

Насколько хозяйство феодала оставалось натуральным, потребительным, настолько величина оброка и барщины ограничивалась размерами потребностей феодала. Поэтому вначале тягости зависимого населения были относительно невелики; они, естественно, возрастали с прогрессом обмена, благодаря которому потребности феодалов развивались.

Отношения между феодалом и подвластными ему людьми были не вполне однородны: одна часть крестьян находилась в большей экономической зависимости, несла большие тягости, и соответственно этому была в большей мере подчинена феодалу юридически; другая часть находилась в сравнительно более выгодных условиях; обычай охранял эти различия и переносил их поколение за поколением на потомство крестьян.

Такие различия зависели отчасти от самого характера повинностей: какой-нибудь кузнец, доставлявший господину только определенный оброк и почти не имевший с ним других дел, естественно, оказывался менее стесненным в своей экономической и правовой жизни, чем земледелец, который отбывал барщину и, следовательно, на известные промежутки времени становился во вполне подчиненное положение. Отчасти различие в повинностях определялось исторически сложившимися отношениями: позднейшие поселенцы, которых феодалы сами приглашали к себе на льготных условиях, были по большей части закрепощены в меньшей степени, чем старые общинники.

Некоторые из подданных феодала жили в господском дворе для личных услуг, не занимаясь по большей части производительным трудом; их зависимость достигала наибольшей степени, потому что они не вели, подобно крестьянам, собственного хозяйства и жили исключительно милостями господина; это были домашние рабы — дворовые.

Только наиболее зависимые из подданных феодала лишены были свободы передвижения, не имели права уходить из-под его власти; другие могли делать это, если желали; но тогда они лишались своей земли и всего недвижимого имущества. Чтобы логика таких отношений стала понятна, надо принять во внимание следующее:

Наиболее общее положение экономической зависимости населения от феодала выражалось в том, что феодал считался верховным главой всей земли , на которой жили его подданные: Когда земледелие играло такую громадную роль в производительной жизни общества, было очень естественно, что феодал стремился присвоить себе верховное господство над землею, что означало также господство над людьми; а при экономической силе феодала стремления эти не могли не увенчаться полным успехом. В те неспокойные времена очень часто бывало, что свободный крестьянин-собственник сам передавал свою землю соседнему феодалу из-за того, чтобы пользоваться его покровительством, а затем тотчас же получал эту самую землю в лен , т.-е. в зависимое владение. Вообще, звание верховного собственника земли еще не означало произвольного распоряжения этой землей: феодал фактически подчинялся в своих действиях обычаю.

Экономическая самостоятельность феодальной группы была очень значительна, но не безусловна. Прежде всего, в сфере войны силы отдельной группы оказывались по большей части недостаточными для защиты от окружающих врагов, напр., от кочевых племен, которые не раз совершали набеги на феодальную Европу, или просто от более сильных соседей-феодалов.

На этой почве между феодалами складывались отношения, подобные тем, которые существовали в поместье между феодалом и его крестьянами. Если потребность в военной защите ставила крестьян под власть феодала, то она же принуждала более слабых феодалов подчиняться более сильным. Добровольно или после неудачной борьбы, сеньёр признавал другого, более могущественного сеньёра своим господином и покровителем — сюзереном. Вместе со своей дружиной он сражался под его начальством на войне (своего рода «барщина»), а иногда платил также определенную дань — оброк. В известных случаях он подчинялся суду сюзерена. Во внутренние дела поместья своего данника (вассала) сюзерен, вообще говоря, не вмешивался.

Сюзерен, в свою очередь, состоял обыкновенно вассалом другого, еще более могущественного сеньёра, и т. д. до короля.

Король был только последним звеном в цепи феодалов. Внутренних дел вассальных государств он не касался, да и во внешних его влияние было невелико. Совершенно независимо от него феодалы вели войны между собою, заключали договоры. Нередко власть королей, и вообще сюзеренов, существовала только по имени.

При такой дробности и слабой связи частей общественной организации, а главное — при неразвитой технике, которая постоянно создавала «абсолютное перенаселение», феодальный мир был обречен на постоянные войны[7].