Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Мы кратко рассмотрели четыре теории рациональности научного прогресса, или логики научного исследования. Было показано, каким образом каждая из них предлагает определенную теоретическую структуру для рациональной реконструкции истории науки.
Так, внутренняя история для индуктивизма состоит из признанных открытий несомненных фактов и так называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенционализма складывается из фактуальных открытий, создания классифицирующих систем и их замены более простыми системами. Внутренняя история для фальсификационизма характеризуется обилием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих всегда большее содержание, чем их предшественники, и, прежде всего - наличием триумфальных “негативных решающих экспериментов”. И, наконец, методология исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом соперничестве главных исследовательских программ, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и о постепенно выявляющейся победе одной программы над другой.
Каждая рациональная реконструкция создает некоторую характерную для нее модель рационального роста научного знания. Однако все эти нормативные реконструкции должны дополняться эмпирическими теориями внешней истории для того, чтобы объяснить оставшиеся нерациональные факторы. Подлинная история науки всегда богаче ее рациональных реконструкций. Однако рациональная реконструкция, или внутренняя история, является первичной, а внешняя история - лишь вторичной, так как наиболее важные проблемы внешней истории определяются внутренней историей. Внешняя история либо дает нерациональное объяснение темпов локализации, выделения и т. п. исторических событий, интерпретированных на основе внутренней истории, либо - если зафиксированная история значительно отличается от своей рациональной реконструкции - она дает эмпирическое объяснение этого отличия. Однако рациональный аспект роста науки целиком объясняется некоторой логикой научного исследования.
Какую бы проблему ни хотел решить историк науки, он прежде всего должен реконструировать интересующий его участок роста объективного научного знания, то есть важную для него часть “внутренней истории”. Как было показано ранее, решение вопроса о том, что составляет для него внутреннюю историю, зависит от его философских установок — неважно, осознает он этот факт или нет. Большинство теорий роста знания являются теориями роста безличностного знания. <…>
Многие историки, конечно, с отвращением отнесутся ко всякой идее рациональной реконструкции истории науки. Они будут цитировать лорда Болинброка: “История есть философия, обучающая посредством примеров”. Они будут говорить, что, прежде чем философствовать, “нужно собрать как можно больше примеров”. Однако такая индуктивистская теория историографии - утопия. История без некоторых теоретических “установок” невозможна. Одни историки ищут открытий несомненных фактов, индуктивных обобщений, другие - смелых теорий и решающих негативных экспериментов, третьи - значительных теоретических упрощений или прогрессивных и регрессивных сдвигов проблем, при этом все они имеют некоторые теоретические установки. Конечно, эти установки могут быть скрыты за эклектическим переходом от теории к теории или за теоретической путаницей; но ни эклектизм, ни путаница не означают отказа от теоретических воззрений. Прекрасным ключом к скрытой методологии историка часто является то, какие именно проблемы он рассматривает в качестве внешних: при этом один будет спрашивать, почему “несомненный факт” или “смелая теория” были открыты именно там и тогда, где и когда это произошло, другого интересует, почему “регрессивный сдвиг проблемы” мог иметь широкую и шумную популярность в течение чрезвычайно длительного периода времени или почему “прогрессивный сдвиг проблемы” был “неразумно” оставлен без внимания.
В последнее время объемистые работы были посвящены вопросу о том, является ли современная наука чисто европейским явлением, и если да, то почему это так. Однако такие исследования обречены на блуждание в потемках до тех пор, пока понятие “наука” не получит ясного определения в рамках некоторой нормативной философии науки. Одна из наиболее интересных проблем внешней истории состоит в том, чтобы уточнить психологические и, конечно, социальные условия, необходимые (но, конечно, всегда недостаточные) для научного прогресса, однако в самой формулировке этой “внешней” проблемы должна принимать участие некоторая методологическая теория, некоторое определение науки. История науки есть история событий, выбранных и интерпретированных некоторым нормативным образом. И если это так, то проблема оценки конкурирующих логик научного исследования и, следовательно, конкурирующих реконструкций истории - проблема, на которую до сего времени не обращали внимания, - приобретает первостепенное значение.
Лакатос И. История науки и ее рациональная реконструкция // Структура и развитие науки: Из Бостонских исследований по философии науки. М.: «Прогресс», 1978. С. 203-235.
В.Л. Рабинович
АЛХИМИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
<…> алхимический текст - реальность особого рода, представляющая эту деятельность не вполне. Алхимия как целое больше алхимического трактата, лишь частично свидетельствующего об алхимии. Алхимические реактивы испарились; аппараты проржавели, обратившись в прах; лабораторное стекло разбилось; кладка печей повыветрилась. Лишь медали - впечатляющая память о считанных алхимических чудесах - лежат себе в европейских музеях, антикварной неприкосновенностью будоража легковерного посетителя либо вызывая почтительно-снисходительную улыбку. И все-таки текст есть. Есть текст, который должно понять как большой текст средневековой культуры, дабы воплотить мертвое алхимическое слово в живую предметно-словесную реальность, видимо-слышимую алхимию, воспринимаемую как образ не реликтовой — живой культуры. Пустотелое, безрезультатное ремесло на самом-то деле существует только на бумаге, то есть в тексте. Мнемонически-изустное рецептурное действие опять-таки отпечатано в священных предначертаниях текста. А экстатическое волнение, подливающее алхимическое масло в алхимический огонь, тоже, вероятно, можно вычитать в расхристанных строках письменных умозрений алхимиков. <…> Может быть, за кривыми литерами алхимического текста проглянут готически-изысканные письмена средневековой культуры, представшей нашему взору частным текстом смолкнувшей речи алхимика; речи, которую нужно озвучить и воплотить.
Текст de visu
«Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему раскаленным углем. Он загорится и, приняв вскоре великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведет зеленого льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно ректифицируй, и ты увидишь появление горючей воды и человеческой крови. <…>
Что это?! Бессмысленное бормотание мага и колдуна, шарлатана и мошенника, рассчитывающего на непосвященных, застывших в почтительном молчании перед таинственными заклинаниями и узорчатой речью чудодея; а может быть, «лженаучные» попытки отворить с помощью Слова алхимический Сезам; или, наконец, ритуальное стихотворение, произнесенное без практической цели и потому так и остающееся для нас, людей XX века, века неслыханного торжества химии, за семью печатями, неразгаданным и, по правде говоря, не очень-то зовущим расшифровать этот герметический код. А может быть...
Попробуем расшифровать - сначала только на химический лад - этот рецепт получения философского камня, принадлежащий, по преданию, испанскому мыслителю Раймонду Луллию (XIII-XIV в.) и повторенный английским алхимиком XV столетия Джорджем Рипли в «Книге двенадцати врат» <…>, конечно же, предназначенный к исполнению и воспринимаемый как неукоснительное руководство к действию.
Ведь цель - золото, а эликсир мудрых - средство, без которого золотые сны не более чем грезы. В самом деле, должен же быть во всем этом хоть какой-нибудь практический смысл! И тогда этот текст, возможно, предстанет как источник химических знаний. Но как предстанет? Мы встречаем здесь алхимические термины, на первый взгляд совершенно непонятные. Французский химик XIX века Жан-Батист Андре Дюма толкует их так. Философскую ртуть он называет свинцом. Прокалив его, Рипли получает массикот (желтую окись свинца). Это зеленый лев, который при дальнейшем прокаливании превращается в красного льва - красный сурик. Затем алхимик нагревает сурик с кислым виноградным спиртом - винным уксусом, который растворяет окись свинца.
После выпаривания остается свинцовый сахар - нечистый ацетат свинца (чистый Рb (С2Н3О2)2 • ЗН2О - это бесцветные прозрачные кристаллы). При его постепенном нагревании в растворе сперва перегоняется кристаллизационная вода (флегма), затем горючая вода - «пригорелоуксусный спирт» (ацетон) и, наконец, красно-бурая маслянистая жидкость. В реторте остается черная масса, или черный дракон. Это мелко раздробленный свинец. При соприкосновении с раскаленным углем он начинает тлеть и превращается в желтую окись свинца: черный дракон пожрал свой хвост и обратился в зеленого льва. Его опять переводят в свинцовый сахар и повторяют все вновь.
Любопытный задаст по меньшей мере два вопроса. Чем доказана правильность такой расшифровки? Где же философский камень? Дюма не говорит, как он пришел к данной расшифровке. Можно лишь предположить ход его мысли.
Дюма, обратившись к алхимическим словарям, узнает, что философская ртуть - это первичная материя для философского камня. Зеленый лев - тоже философская ртуть и, кроме того, аурипигмент, массикот, ярь-медянка, железный купорос. Красный лев - киноварь, сурьмяная киноварь, колькотар, свинцовый глет, сурик. Драконом называли серу, селитру, сулему, огонь. Но сколь невнятны эти разноречивые сведения. Одних только словарей было, пожалуй, маловато.
Описания сухой перегонки сатурновой соли — ацетата свинца в «Трактате о химии» Кристофа Глазера <…> и «Курсе химии» Николая Лемери <…> совпадают с расшифровкой Дюма. Но ни Глазер , ни Лемери и не упоминают о львах и драконах. Глазер — химик-эмпирик, признающий только опыт, да и то лишь собственный. Лемери тоже отвергает учение о философском камне.
Глазер описывает получение сатурновой соли действием уксуса на свинцовую известь, выпариванием раствора и его последующим охлаждением. Для перегонки он советует поместить очищенную сатурнову соль в реторту, присоединить к ней приемник и осторожно нагревать. Сперва начнет перегоняться флегма. Затем пойдет спирт. Когда же реторта раскалится докрасна, появится немного темно-красного масла. По охлаждении реторту разбивают. Черная масса, соприкоснувшись с воздухом, разогревается и желтеет. В плавильном тигле ее можно превратить в свинец.
Собранные в приемнике жидкости переливают в перегонный куб и осторожно нагревают. Отгоняют спирт, пахнущий лавандовым или розмариновым маслом. Флегма и вязкая маслянистая жидкость остаются в кубе. Такое же описание перегонки сатурновой соли мы находим в «Курсе химии» Лемери. Но он пишет: «Я делал этот опыт много раз, но никогда не получал этих красных капель» <…>. Лемери считает, что сатурновый спирт горюч и терпок на вкус, и, как и Глазер , перечисляет болезни, которые этот препарат будто бы исцеляет. Лемери , владелец аптеки, извлекает пользу даже из флегмы. По его словам, ею хорошо промывать глаза лошадям (бедные лошади!).
Дюма подробно разбирает руководства Глазера и Лемери . Вероятно, эти описания перегонки сатурновой соли и помогли ему расшифровать рецепт. А где же все-таки философский камень? Дюма знает, что алхимики называли камнем не просто камень, но вещество красного цвета, производящее трансмутацию . «Внимание Рипли, - пишет Дюма, - особенно привлекала человеческая кровь, и именно ее он наделяет всеми свойствами эликсира» <…>.
Итак, в свете здравого рассудка львы и драконы исчезли. Вместо них появились самые что ни на есть обыкновенные вещества. Таинственная философская ртуть оказалась всего лишь свинцом, а философский камень, красные капли, человеческая кровь - всего-навсего какой-то маслянистой жидкостью. Однако насколько правильна расшифровка, сделанная без малого полтораста лет назад? Свинец при нагревании превращается в желтую закись свинца РbО, которая при температуре выше 500° окисляется в красный сурик по реакции:
3PbO+1/2O2= Pb3O4
Сурик же при температуре около 570° теряет кислород, превращаясь в закись свинца, которая при 880° плавится и при охлаждении застывает в красновато-желтый глет. По-видимому, красный лев - это глет, который в отличие от сурика легко растворяется в уксусной кислоте. Продукт этой реакции - сатурнова соль, свинцовый сахар, или Рb(С2Н3О2)2 • ЗН2О - уже при нагревании до 100° полностью теряет кристаллизационную воду, или флегму. Она должна содержать примесь уксусной кислоты, образовавшейся вследствие гидролиза ацетата свинца - соли слабого основания и слабой кислоты. Дальнейшее нагревание приводит к образованию ацетона и карбоната свинца:
Рb(С2Н3О2)2 →(СН3)2СО + РbСОз.
В действительности реакция протекает более сложно, с образованием «пригорелых» продуктов.
В 1809 году ирландский химик Ричард Ченевикс исследовал легколетучий продукт этой реакции, назвав его пригорелоуксусным спиртом. По его данным, этот спирт кипит при 59°, имеет плотность 0,7864 и при - 15° не замерзает. В 1831 году Дюма и в 1832 году Либих получили чистый пригорелоуксусный спирт, соответствующий брутто-формуле С3Н6О. В 1933 году французский химик Антуан Бюсси назвал это вещество ацетоном. Карбонат свинца при 300° распадается по реакции
РbСОз = РbО + СО2.
Восстановление же окиси свинца углем по реакции РbО+С=Рb+СО начинается при 410° - выше точки плавления свинца (327°). Рекомендуемое Глазером и Лемери нагревание реторты до красного каления (600 - 700°) было, следовательно, вполне достаточным для восстановления окиси свинца углем, образовавшимся из «пригорелых» побочных продуктов. Нелишне заметить: для восстановления 1 г свинца требуется около 0,06 г углерода.
Так может быть чисто «рационально» истолкован этот алхимический текст более чем пятисотлетней давности. Рецепт Рипли говорит о наблюдательности его автора. Для историка химии рецепт интересен как, вероятно, первое указание на существование ацетона. Поучителен он еще и тем, что под влиянием предвзятой идеи побочный продукт реакции принят за главный, а главный оставлен без внимания.
Таково «буквально-химическое» прочтение алхимического текста. Обретена точность прописи. Точность же исторически неповторимого явления культуры осталась за пределами анализа, не познанной сторонним наблюдателем — человеком XX столетия. «Вчувствования», «вживания» не произошло. «Дегерметизация» мышления не состоялась. Очевидно: такой подход к тексту, содержащему сведения химического характера, недостаточен. Все так и вместе с тем все не так. Превращения свинца, его окислов и солей расшифрованы и обозначены современными химическими символами. Менее ясное и менее строгое (XV век) выглядит теперь строже (XX век). Не более. Только «химический» способ толкования недостаточен. Усыхает живое тело. Остается скелет.
Для алхимика истина лишь тогда истина, когда предстает только так — в неповторимо алхимическом виде. Не иначе. Но, казалось бы, никаких содержательных потерь. Слово заменено знаком. Рецепт пятисотлетней давности переведен и, стало быть, может быть вписан в реестр постепенно возрастающих положительных химических знаний. Да, алхимики уже и тогда знали то, что мы теперь бы назвали химическими превращениями свинца, его окислов и солей. Да, уже тогда знали и то, что известно сейчас как ацетон. Но где же черный дракон? Где львы? Где киммерийские тени, туманящие реторту темным покрывалом? Все это отброшено как никому не нужный антураж, отбросить который должно, дабы проступили на желтом пергаменте хотя бы эти не слишком мудреные формулы. Но и львов, и драконов жаль. Очень жаль. Без них нет алхимии. Без них и эта химическая модернизация тоже неверна. Живой источник — пересохший исток. Алхимический текст как источник по истории химических знаний при таком вот способе вычитывания в нем этих знаний оказывается ограниченным, хотя все-таки свидетельствует о химии, правда о какой-то иной, неведомой нынешним временам. Отфильтрован, отцежен «химический» экстракт. Иное — то есть, в сущности, все — отброшено как бесполезное. Живой текст умерщвлен во имя химии — точнее, ее видимости.
Рабинович В.Л. Алхимический трактат как исторический источник. // Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М., 1979. С. 15-20.
В.Л. Рабинович
ЕДИН В ДВУХ ЛИЦАХ: ПРАВОВЕРНЫЙ ЕРЕТИК —
ИНОКУЛЬТУРНЫЙ ПРИШЕЛЕЦ
АЛХИМИЯ - неповторимая культурно-историческая реальность, синкретически включившая многообразные проявления деятельности средне векового человека. Деятельность алхимика многозначна. Он - ставящий опыт теоретик и ремесленник-эмпирик, философ и теолог, мистик и схоласт, художник и поэт, правоверный христианин и маг-чернокнижник. Алхимия, стало быть, - не столько предшественница химии нового времени, сколько явление средневековой культуры в широком смысле этого понятия. Алхимия - своеобразный микрокосмос средневековой культуры, запечатлевший не только официальное, но и внеофициальное (чернокнижно-языческое) средневековье.
В отличие от еретических, социально обусловленных движений, направленных в числе прочего к достижению абсолютной чистоты раннехристианского канона, историческая жизнь алхимии - это причудливое - и вместе с тем естественное -переплетение линий монотеистических (иудаизм, неоплатонизм в его учении о Едином, католичество, ислам) и политеистических (египетская, ассиро-вавилонская, эллинистическая традиции, культовая обрядность варварского язычества). Деятельность же реального алхимика в ее многогранности - наиболее универсальная из всех видов средневековой деятельности.
Природа алхимии «эссенциальна». Поиски универсального растворителя, целительных панацей, эликсиров здоровья, долголетия, вечной жизни, Великого магистерия - красного и белого эликсиров, трансмутирующих несовершенные металлы в совершенные, есть умопостигаемый и практический поиск «эссенции» - бесформенной (внеформенной) «физико-химической» вещественности; поиск, реализуемый посредством разрушения «сотворенной», видимой телесности, внешних форм этой телесности. Это один из основополагающих постулатов Великого деяния алхимиков. Ход алхимической мысли напоминает христианский поиск сущности (восхождение по «лестнице», достижение морального абсолюта: душевное спасение, созидание града божьего, телесная аскеза во имя здоровья духа). Алхимическое мышление - микрокосм средневекового мышления в целом.
И все-таки вещественная плоть отвергается не до конца. Целое, переходящее в целое - акт также алхимический по природе, конечно, если к этому прибавить чудо как причину этого преобразования (ржавое железо - еще не пресуществленное золото; химико-технологические же операции над ним - лишь условие этого чудодейственного преображения).
Алхимия - опытно-магическая деятельность. Великое деяние бивалентно: оно - и действие, и священнодействие сразу. (Рецепт Рипли дает почувствовать и эту особенность алхимической деятельности.) Если же теперь вновь вспомнить, что средневековая культура относительно самостоятельна и соответствует определенному категориальному строю средневекового мышления, можно сказать, что этот строй запечатлен в виде класса феноменов в алхимических трактатах высокого средневековья (XII-XV вв.) с особенной яркостью. Образ средневеково-алхимического мышления и есть «стиль» этого мышления. «Стиль» средневекового мышления - устойчивая «система», в которой взаимодействуют свойства этого мышления. Все они уже опознаны и выявлены в предшествующих главах.
И все же замечу - историческая реконструкция алхимии совпадет с исторической реконструкцией стиля средневекового мышления лишь в одном-единственном случае: если реальное золото в алхимии и «золото души» в христианстве и впрямь в одну цену. Но даже если тезис о тождественности алхимии средневековой культуре (а значит, и мышлению) признать бесспорным, то и тогда эта пара оказывается замкнутой самоё на себя. А это неизбежно свело бы исследование к шпенглеровскому феноменологизму, лишило бы возможности выходить за пределы, а тем самым не позволило бы понять главный наш предмет - алхимию, а вместе с нею и в ней европейскую средневековую культуру, стиль мышления этой культуры - в становлении и в разрушении. Принцип тождества исключает какой бы то ни было стимул к взаимодействию, а значит, и к развитию. Результат - в лучшем случае яркая статическая картина вместо живого динамического равновесия полнокровных реальностей, которые должны ожить и в современном сознании, решающем собственные проблемы.
А теперь, приняв во внимание «внесредневековые» представления об алхимии, алхимическом тексте, «вычитанные» не только из историографии, но и непосредственно из того же рецепта Рипли , из иных алхимических текстов, попробую обосновать иное представление об алхимии. Иначе говоря, выдвинуть, а потом и достроить противоположную точку зрения. Точку зрения, разрушающую образ алхимии, инвариантной средневековой культуре. Алхимическая деятельность древнее средневековой своей жизни. В ее основе лежит нечто, независимое от той культуры, с которой алхимия соприкоснулась, а соприкоснувшись, оставалась в ней жить. Не исключено, что алхимия стала своеобразной «модой» средневековья, определенной формой инокультурного модернизма. А если так, то, сама изменяясь в лоне средневековья, не оказала ли алхимия на средневековое мышление регулятивное влияние, направив это мышление по каналам, предуготованным сущностной спецификой предмета, ставшего внутрикультурным фрагментом в составе средневековой культуры?
Таким образом, ставится вопрос о возможности взаимного влияния средневековой алхимии и неалхимического средневековья. Тогда алхимия и экран средневекового мышления, и активная форма воздействия на это мышление? Взаимоотраженность и алхимии, и мышления европейского средневековья как раз и стала предметом особого внимания всех предшествующих прочтений рецепта Рипли , иных алхимических текстов. Может возникнуть вопрос о мере этого взаимного влияния, интегрирующего и деструктурирующего в различные периоды алхимического тысячелетия. Может быть, алхимия стимулировала инфляцию позднесредневекового сознания? Так что же: алхимия - не инвариант рассматриваемой культуры? А может быть, алхимия — скорее огрубление средневекового мышления, нежели его инвариант? И тогда в этом огрублении что-то утрачивается, но что-то и выявляется, не свойственное исходному объекту. Алхимическая «эссенциальность» (в «физико-химическом» ее смысле), поиск неоформленной «сущности» для средневекового сознания — нонсенс. В самом деле, средневековье бежит беспредельного. Бог сам для себя вполне конкретен и обладает истинной чувственностью.
Если алхимия и в самом деле «физико-химически» эссенциальна, то алхимия и средневековье не совпадают. Но, может быть, сам характер этого несовпадения и есть особенность данной культуры? На этом пути может начаться коренная перестройка тезиса об алхимии как инвариантной средневековой культуре. «Внекультурный» фрагмент культуры?.. Чтение рецепта алхимика Рипли , замечания историков алхимии, опыт мировой медиевистики свидетельствуют о совсем неслучайных преодолениях в алхимических текстах исконного средневековья, о выходах за его пределы. Эти несоответствия следует искать, по-видимому, в исторически обусловленном генотипе самой алхимии, принципиально не инвариантной — в полном своем объеме — средневековой культуре. <…>
Рабинович В.Л. Эпилог. Един в двух лицах: правоверный еретик — инокультурный пришелец. // Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М., 1979. С. 314-316.
Вопросы и задания для самоконтроля
1. Что такое «рациональная реконструкция» истории науки?
2. Существует ли «реальная» история развития науки?
3. Как соотносится история науки и философия науки?
4. Существует ли прогресс в развитии научного познания?
5. В чем суть кумулятивистских и антикумулятивистских представлений о развитии науки?
6. Многие исследователи в области методологии науки среди требований, которым должно отвечать научное знание, называют системность. Если знание не «вписывается» в систему достоверного знания, если оно противоречит основным законам и принципам науки, то оно должно быть отвергнуто. Однако известно, что многие факты, гипотезы, которые не вписывались в систему научного знания и не признавались вначале научными, позднее стали общепризнанными истинами науки. В частности, Парижская Академия наук долгое время отказывалась признавать в качестве научного факта падение метеоритов, хотя сообщения об этих фактах и даже «вещественные доказательства» были весьма многочисленны и убедительны; эти факты противоречили теоретическим представлениям, общей научной картине мира. Не противоречит ли в этой связи требование системности самой возможности появления революционных теорий, радикально преобразующих картину мира?
7. Охарактеризуйте методологическую позицию А.Койре.
8. Приведите пример кумуляции в истории Вашей научной дисциплины.
9. Попробуйте эксплицировать парадигмы в истории Вашей дисциплины.
10. Как В.И.Ленин трактовал научную революцию?
11. Универсально ли понятие научной революции? Применимо ли оно к социальным и гуманитарным наукам?
12. Как связаны первая и вторая научные революции с классической наукой?
13. Раскройте основные черты третьей научной революции и понятия «неклассическая наука».
14. В чем своеобразие «постнеклассической науки»? Как она соотносится с четвертой научной революцией?
Литература по теме
Обязательная
Койре А. Очерки истории философской мысли: о влиянии философских концепций на развитие научных теорий. М.: Прогресс, 1985. 286 с.
Лакатос И. История науки и ее рациональная реконструкция // Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2001. С. 455-524.
Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования. М.: Прогресс-Традиция; МПСИ; Флинта, 2005. [Часть 2, Глава 6]
Философия и методология науки. Под ред. В.И.Купцова. М.: Аспект Пресс, 1996. [Раздел III. §XV; XVII]
Дополнительная
Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956
Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986
Ван дер Варден Б. Пробуждающаяся наука. М., 1959
Кун Т. Объективные, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М., 1996.
Степин В.С. Структура теоретического знания и историко-научная реконструкция // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982
[1] Ван дер Варден Б. Пробуждающаяся наука. М.: Физматгиз. 1959. 459 с.
[2] См. подр.: Мах Э. Научно-популярные очерки: В 2-х вып. М.: А.Ю.Манацков, 1901. Вып.1. Метод и цель научного исследования. Теория познания. 164 с.; Вып.2. Этюды по естествознанию. 128 с.; Дюгем П. Физическая теория, ее цель и строение. СПб.: «Образование», 1910. 326 с.
[3] Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 347.
[4] Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М.: Наука, 1965. С.8.
[5] См. подр.: Берн А. Краткая история астрономии. Пер. с англ. М.-Л.: Гостех-теоретиздат, 1946. С. 157-171.
[6] Уэвелль В. История индуктивных наук от древнейших времен и до настоящего времени. Т.1. Пер. с англ. СПб.: Изд-во русской книжной торговли, 1867. С.5.
[7] См. подр.: Бокль Г.Т. История цивилизаций. История цивилизации в Англии: В 2-х т. М.: Мысль, 2000. Т.1. 461 с.; Т.2. 509 с.
[8] Койре А. Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. Пер. с франц. М.: Прогресс, 1985. С. 272.
[9] Там же. С. 274.
[10] Дирак П.А. Воспоминания о необычной эпохе. Сб. статей / Пер. с англ. М.: Наука, 1990. С.7.
[11] Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986. С.30.
[12] См.: Кун Т. Объективные, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: Знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М.: Логос, 1996. С.61-82; Кун Т. Логика открытия или психология исследования // Кун Т. Структура научных революций. Пер. с англ. М.: АСТ, 2001. С.539-576.
[13] Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Кун Т. Структура научных революций. Пер. с англ. М.: АСТ, 2001. С. 455-524.
Дата: 2018-12-28, просмотров: 436.