Соединение двух фундаментальных понятий — культуры и цивилизации — в истории культурологии вызывало немало споров, дискуссий, приводило к возникновению противоположных точек зрения. Стремление включиться во всемирный поток, обрести черты общечеловеческой цивилизации широко обсуждается нашими современниками. Наряду с этим существуют опасения утраты национально-самобытных черт культуры, уникальности, которая может раствориться и расплавиться в процессе «технизации» и «вестернизации». Яростные обличения О. Шпенглером, А. Швейцером, Й. Хейзингой «машинной цивилизации» с ее катастрофической урбанизацией, экологическим кризисом, безумной милитаризацией, примитивностью духовных интересов, расточительностью и пренебрежением к личности находят поддержку у многих теоретиков.
Возникает стремление вернуться «назад к природе», ограничить потребление и комфорт, жить «простой», незатейливой жизнью.
В общественных науках понятие цивилизации вытеснялось теорией общественно-экономических формаций, определяющих восхождение по пути прогресса, хотя исторический материал «сопротивлялся» схемам и условным конструкциям. Несмотря на экономический детерминизм, столь распространенный в методологии, чрезвычайно бедными и ограниченными оказались знания о развитии материальной жизни общества.
Именно поэтому столь интересен труд Ф. Броделя «Материальная цивилизация. Экономика и капитализм XV-XVIII веков»1, в котором на обширном историческом материале рассматриваются проблемы взаимоотношения культуры и цивилизации.
Обращение к читателю в связи с переводом трилогии на русский язык Ф. Бродель посвящает российским историкам А. А. Губеру,
1 Бродель Ф. Материальная цивилизация. Экономика и капитализм XV-XVIII веков: В 3 т. М., 1988-1993.
Б. Н. Поршневу, Э. А. Желубовской, М. М. Штранге, А. 3. Ман-фреду, труды которых были ему известны, и отмечает важность исторических исследований культуры и цивилизации. Он настаивает на междисциплинарном взаимодействии ученых разных специальностей, считая, что различные науки о человеке «расшатывают» историю.
Общественные науки не могут дать плодотворных результатов, если исходят только из настоящего, которого недостаточно для их построения. Это положение звучит особенно важно для исследований культурологии.
О биографии ученого
Обратимся к некоторым основным событиям жизненного пути этого .выдающегося историка нашего времени.
Фернан Бродель (1902-1985) родился в 1902 г. в небольшом местечке в Лотарингии, на востоке Франции. Он вспоминал, что в те годы он еще застал за работой деревенских кузнеца и тележника, знал, как замачивают в луговой низине коноплю, видел бродячих лесорубов. Каменная дорожка, древняя как мир, лежала перед его домом. Эти архаичные для XX в. формы повседневной материальной жизни не раз приходили ему на память, когда он изучал историю европейской цивилизации. Даже в современных экономических системах, как писал Бродель впоследствии, присутствуют остаточные формы материальной культуры прошлого. Они исчезают на наших глазах, но медленно, и никогда это не происходит одинаково.
Материальная жизнь общества многослойна, а изменения рисуют картину длительной временной протяженности, пронизывая молчаливую толщу веков. «Первичные» элементы цивилизации просматриваются в каждой культуре, составляя основу повседневной жизни народа. Они понемногу эволюционируют, трансформируясь в новые формы, но по-прежнему сопровождают человека, образуя его мощную «корневую» систему, придавая устойчивость бытию.
Именно эти проблемы многочисленных переплетений в экономике станут для Броделя объектом философско-культурологических размышлений.
Фернан Бродель окончил лицей Вольтера в Париже и продолжил образование в знаменитой Сорбонне. Став профессиональным историком, он почти 10 лет (за исключением 1925-1926 гг., когда служил в армии) преподавал в лицеях, работая в Алжире, занимаясь в архивах европейских стран. Уже в те годы он проникся глубокой любовью к Средиземноморью, ставшему в будущем темой его диссертации.
В 1937 г. Бродель получил назначение в Практическую школу высших исследований в Париже. В эти годы приобретает известность группа историков, объединившихся вокруг французского журнала «Анналы: Экономика. — Общества. — Цивилизации», который основали в 1929 г. Марк Блок (1886-1944) и Люсьен Февр (1878-1956). Их взгляды оказались очень близки Броделю, а с Февром его связывали с 1932 г. и дружеские отношения.
Школа «Анналов» (это название впоследствии закрепилось) отличалась новой методологией изучения всемирной истории. Возражая против «событийной» истории как единственно возможной, теоретики предлагали восстанавливать весь объем исторической жизни, включая изменения в системе ценностей, различия в ритмах перемен в материальной жизни. В центре внимания оказывалась повседневность, обладающая инертностью, длительностью и устойчивостью. С этих позиций Бродель приступил к написанию книги о Средиземноморье.
Его занятия были прерваны Второй мировой войной. Бродель оказался на фронте. Во время разгрома французской армии он попал в плен и с 1940 по 1945 г. был в лагере для военнопленных: сначала в Майнце, а с 1У42 г. — в лагере особого режима в Любеке. Трудно представить, но именно в эти годы Бродель написал огромный и оригинальный труд в 1160 страниц — «Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II», практически опираясь только на свою феноменальную память, не имея под рукой книг и вообще каких-либо исторических материалов.
Школьные тетради, в которых был написано это исследование, он передавал из лагеря своему другу историку Февру, который бережно их сохранил. После окончания Второй мировой войны Бродель смог по этой рукописи защитить диссертацию, а в 1949 г. — опубликовать книгу. В том же году он становится заведующим кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс, а с 1956 до 1970 г. возглавляет журнал «Анналы», продолжая линию М. Блока и Л. Февра в исследовании истории культуры.
В 1952 г. он принимает предложение Февра написать книгу для серии «Судьбы мира» об экономической истории доиндустриальной Европы в период между XV—XVIII вв. Это исследование очень увлекло Броделя, и в результате многолетней работы были опубликованы три фундаментальных тома «Материальная цивилизация. Экономика и капитализм XV-XVIII веков», которые стали крупным событием в мировой исторической науке.
В книге изложена оригинальная концепция эволюции материальной культуры общества, проблемы сохранения и трансформации архаичных форм, появления и распространения новообразований, прослежены связи и взаимозависимости материальной и духовной жизни общества.
В книге более 500 первоклассных иллюстраций, карт, графиков, схем? гравюр, фотографий, а библиография включает в себя 5500 на-. именований. Все это делает научный труд чрезвычайно интересным и увлекательным, рассматривание картин, исполненных известными мастерами с высочайшим вкусом и достоверностью, доставляет удовольствие.
Изобилие фактического материала в книгах дало основание многим современникам называть Броделя «чудом исторической эрудиции». Теоретическая концепция интересна, доступна для понимания, изложена хорошим литературным стилем. Это способствовало тому, что вскоре все три тома приобрели широкую известность, издавались во многих странах, а в 1988-1992 гт. были опубликованы и в России. Каждый том — уникальное исследование истории материальной цивилизации Европы: I том — «Структуры повседневности: возможное и невозможное»; II том — «Игры обмена»; III том — «Время мира». Нам еще предстоит вернуться к этой удивительной трилогии.
Хочется обратить внимание на портрет Броделя: на фотографии запечатлен образ необыкновенно трудолюбивого, увлеченного историка, с проницательным, доброжелательным взглядом и обликом интеллектуала, новатора и организатора научных исследований.
В 1962 г. Бродель создал в Париже Дом наук о человеке и руководил им вплоть до своей смерти. Он был избран членом Французской академии, почетным доктором университетов Брюсселя, Оксфорда, Мадрида, Женевы, Варшавы, Кембриджа, Лондона, Чикаго, его именем назван Научно-исследовательский центр в США.
Умер Фернан Бродель в 1985 г. в возрасте 83 лет, прожив невероятно насыщенную событиями жизнь, получив признание и авторитет в мировой исторической науке.
Структуры повседневности
Сосредоточим внимание на основном каркасе исторической концепции и более подробно представим некоторые сюжеты I тома — «Структуры повседневности: возможное и невозможное». В этом названии важно каждое слово, ибо наделено глубоким смыслом. Ключевое значение имеет понятие «повседневность». В нем выражена главная методологическая установка школы «Анналов». История происходит не от случая к случаю, не от события к событию, не от одной формы правления к другой, а ежедневно. Жизнь складывается из огромного числа «мимолетностей», которых люди часто не замечают, настолько они привычны и воспринимаются как «само собой происходящее» или «разумеющееся».
Именно это значение вкладывает Бродель в ту «базовую» деятельность, которая встречается повсеместно и масштабы которой почти фантастичны.
Эту обширную зону на уровне почвы я назвал, за неимением лучшего обозначения, материальной жизнью, или материальной цивилизацией^.
Материальная жизнь, как поясняет Бродель, — это люди и вещи, вещи и люди. Пища и напитки, жилище и строительные материалы, мебель и плиты, костюмы и мода, транспорт и источники энергии, предметы роскоши и деньги, орудия и технические изобретения, болезни и способы лечения, планы деревень и городов — все, что служит человеку, что связано с ним в повседневной жизни.
Ц Это «непрозрачная» для взгляда зона не только обширна, ной инертна, изменения в ней происходят крайне медленно.
Над нижним «этажом» возвышается более подвижная зона, так называемая рыночная экономика, механизмы производства и обмена, связанные с деятельностью людей в сельском хозяйстве, с мастерскими, лавками, биржей, банками, ярмарками и рынками. Завершает конструкцию третий «этаж», где действуют транснациональные силы, способные искажать ход экономики, расшатывать установившийся порядок.
Они порождают аномалии и «завихрения» и создают верхний предел «возможного и невозможного».
Таким образом, вырисовывается схема, где все три этажа тесно соприкасаются друг с другом, подобно черепице на крыше. Это по-
1 Бродель Ф. Материальная цивилизация... Т. I. Структуры повседневности: возможное и невозможное. С. 7.
зволяет Броделю сделать вывод, что «существует не одна, а несколько экономик». И это характерно не только для далекого исторического прошлого, но и для современного общества.
Все этажи «постройки» имеют свои нижние и верхние пределы, которые образуют границы «возможного и невозможного». Особенно велика нижняя зона, охватывающая значительное число населения. Это продолжение «древней экономики», ибо в ней господствуют прежние навыки, умения и порядки: хлеб сеют так же, как всегда, рисовое поле выравнивают так же, как всегда.
Каждый «этаж» живет не только по своим законам, но и в соответствии с собственными ритмами. Бывают приливы и отливы, длительные или кратковременные циклы, волны подъема и спада накатывают друг на друга, создавая неповторимые конфигурации материальной жизни в пространстве и времени. Анализ данных процессов позво-'ляет наблюдать, как в истории было достигнуто равновесие, почему оно стало разрушаться и как возникали кризисы.
В повседневной жизни важную роль играет «хлеб насущный». Именно так названа одна из глав I тома. Бродель приводит известную пословицу: «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, кто ты», ибо пища свидетельствует и о культуре человека, его социальном ранге, материальных возможностях, национальных привычках, уровне цивилизации, возрасте, вкусовых предпочтениях.
Пшеница, рис, маис, соя, кукуруза были «растениями цивилизации», именно они служили признаками оседлой жизни. Нужно было владеть навыками земледелия, знать полезность злаков, способы их употребления в пищу.
Бродель подробно исследует пути распространения этих злаков, типы «хлебов», распространенных в разных странах, урожайность и цены, приготовление блюд и продукцию булочников, появление мельниц и пекарен, научного земледелия и рациона питания.
«История человечества едина в своем обновлении на протяжении тысячелетий и в своих топтаниях на месте, синхрония и диахрония неразрывно связаны друг с другом», — делает вывод Бродель1.
Напомним, что исследование явлений материальной культуры Бродель ведет в рамках «возможного и невозможного», границ «низа и верха», «бедности и роскоши».
Устанавливаемые грани очень подвижны: то, что было роскошью вчера, становится обыденным, массовым сегодня:
Бродель Ф. Материальная цивилизация... Т. I. С. 47.
«Когда какая-либо пища, долго бывшая редкой и вожделенной, оказывается наконец доступной массам, следует резкий скачок в ее потреблении, как бы взрыв долго подавлявшегося аппетита. Но, оказавшись "популяризированным", этот вид пищи быстро теряет свою привлекательность, и намечается определенное насыщение.
Богачи осуждены подготавливать жизнь бедняков в будущем — такова тенденция распространения культуры и цивилизации. Трудно раз и навсегда определить роскошь, изменчивую по природе, ускользающую, многоликую и противоречивую», — заключает Ф. Бродель1.
Он приводит немало примеров из истории культуры, свидетельствующих о том, как излишний или редкий продукт становится обычным и повседневным. Например, сахар был роскошью до XIV в.; вплоть до XVI-XVII вв. очень редко использовалась вилка во время еды; предметами роскоши были носовой платок, мелкие и глубокие тарелки.
Роскошь есть отражение разницы социальных уровней, но она постоянно существует как внешний предел желаний, тем самым стимулируя производство.
Бродель приводит огромное число сведений об особенностях кулинарии в Китае и Индии, арабских странах и в Европе, о распространении различных «возбуждающих» напитков — вине и пиве, кофе и чае, обычаях их употребления.
Как отмечает Бродель, для жилища характерно традиционное постоянство. Дом обладает устойчивостью в истории, на протяжении веков почти не меняется и неизменно свидетельствует о медленном темпе развития цивилизаций и культур, упорно стремящихся сохранить, удержать, повторить те приемы, материалы, технологии, которые выдержали испытание временем.
Тесаный камень, кирпич, дерево и глина, а также войлок, сукно, тростник или солома — таковы главные строительные материалы. Различались дома бедных и богатых, сельских и городских жителей; жилище кочевников было иным, нежели у оседлого населения; на Севере строили иначе, нежели на Востоке или Юге.
Традиционные цивилизации отличались постоянством интерьера домов. Долгое время люди не знали стульев, их заменяли скамьи, бочки или иные сиденья. В домах почти не было отопления, кухонный очаг, жаровня служили единственными источниками тепла. В странах Востока жилище внутри было заполнено многочисленны-
Там же. С. 200.
ми подушками, тюфяками, коврами, которые расстилали вечером и сворачивали утром.
В Китае дома отличались изысканной мебелью из драгоценных пород дерева; лак, инкрустация дополняли убранство. В Африке строились глиняные хижины, сделанные из жердей и тростника, круглые «как голубятни», изредка обмазанные известью, без мебели, не считая глиняных горшков и корзин, без окон, каждый вечер тщательно окуриваемые дымом от москитов.
Интерьер и убранство европейского дома тоже имеют давнюю историю. Пол на первом этаже был сделан из утрамбованной земли, узорчатые плиты стали употребляться с XVI в., а деревянный паркет стал привычным лишь к XVIII в., и то в богатых домах. Стены покрывали обойными тканями; к концу XVII в. распространились бумажные обои, которые тоже символизировали роскошь. Только в • XVI в. появилось прозрачное стекло, а до этого проемы окон закрывались пергаментом, тканью, промасленной бумагой, пластинками гипса. Именно поэтому оконные рамы были с частыми деревянными переплетами.
На протяжении веков плотники сооружали дома и мебель: тяжелые шкафы, огромные столы, скамьи и стулья — все было устойчиво и тяжеловесно. В каждом доме был деревянный сундук, скрепленный железными полосами, вместительный и монументальный.
История предметов мебели дает возможность воспроизвести атмосферу жизни, ее уклад, манеру общения людей; представить, как ели, спали, играли, трудились в этом отдельном мирке.
Каков же был хозяин этого Дома, как одевался, следил ли за модой как возможностью обновления? Этим проблемам посвящает Бродель главу «Костюмы и мода». История костюма рассматривается в широком социальном и культурном контексте: виды тканей, их производство и распространение, социальная иерархия, строго регламентирующая внешний вид сословий, национальные особенности одежды, ее сезонный характер, пышность и демонстративное богатство туалетов, праздничные и повседневные наряды.
Костюм нередко выполнял роль своеобразной социальной маски — священника, ремесленника, придворного, крестьянина. Благодаря этому он становился «узнаваемым» окружающими. Повсюду сохранялся традиционный стиль одежды, праздничный наряд переходил от родителей к детям, извлекался из сундуков в определенное время.
Японское кимоно, индийское сари, испанское пончо почти не претерпели изменений. Мода означает не только обилие, чрезмерность, безумство, но и ритм перемен. Вплоть до начала XII в. костюм в Европе почти не менялся: хитоны до пят у женщин, до колен — у мужчин. А в целом — столетия и столетия неподвижности.
Первое появление моды Бродель датирует XIV в., когда начинает действовать правило перемен в одежде, хотя оно действует весьма неравномерно, не охватывает всех слоев, встречая первоначальное сопротивление. Возникают национальные центры моды, постепенно ее образцы принимаются в других странах.
Так, в XVI в. у высших классов вошел в моду черный суконный костюм, введенный испанцами. Это можно увидеть на многих живописных полотнах. Он пришел на смену пышному костюму итальянского Возрождения. Но в XVII в. восторжествовал французский костюм с яркими шелками и свободным покроем. Мода распространялась из Парижа во все концы Европы. Непривычность в одежде часто подвергалась осмеянию. Неумеренная высота женских причесок, фижмы, мушки на лице, пестрота мужских костюмов были символами модных веяний. Мода означала поиск нового языка, была способом зафиксировать отличия от предыдущих поколений. Секреты производства тканей ревниво оберегались от конкурентов. Шелку понадобились столетия, чтобы он пришел из Китая в Европу; не менее длительными были странствия хлопка, лен и конопля лишь постепенно проникали в другие страны.
Мода царила не только в одежде, она охватывала стиль поведения, манеру писать и говорить, принимать гостей и распорядок дня, уход за телом, лицом, волосами. Внешний вид позволял судить об эпохе, социальном положении, профессиональных занятиях, возрасте и поле, материальном достатке, вкусах и национальной принадлежности.
** Таковы реальности материальной жизни. Пиша, напитки, жилиша, одежда, мода — это та действительность, в которой повседневно пребывает человек. Она составляет тот язык культуры, то соединение «вешей и слов», символов и значений, которыми владеет человек, становясь их «пленником».
В рамках отдельных обществ эти вещи и языки составляют целостность. Цивилизации представляют собой странные совокупности материальных ценностей, символов, иллюзий, причуд и интеллектуальных построений.
Технические изобретения
С нижним «этажом» повседневной жизни тесно взаимодействует не менее обширный слой технических изобретений, источников энергии, средств передвижения, форм денежного обмена. Этому посвящает Бродель последующие главы.
Механические средства и орудия материальной жизни общества существовали давно. Изобретения появлялись, но очень медленно завоевывали мир и приобретали всеобщее значение. Арабские цифры, порох, компас, бумага, шелк, книгопечатание утверждались отнюдь не «галопом», требовалось значительное время, чтобы они были приняты. Всякое изобретение должно было ждать годы или даже столетия, чтобы войти или быть внедренным в реальную жизнь.
>► " Ф. Бродель анализирует исторический процесс движения трех великих новшеств, иногда именуемых техническими революииями. К ним относятся: 1) изобретение пороха ; 2) книгопечатание ; 3) плавание в открытом океане .
Трудно сопоставить между собой эти технические достижения — первое способствовало совершенствованию артиллерии и было орудием войны; второе привело к распространению просвещения и образования; третье — изменило морские дороги мира, сделало реальными культурные контакты. Остановимся более подробно на значении книгопечатания.
Бумага в Европу пришла из Китая через мусульманские страны Востока. Первые бумажные мельницы заработали в Испании в XII в. Но европейское бумажное производство по-настоящему стало развиваться в Италии в начале XIV в. В качестве сырья использовалось старое полотняное белье, а профессия тряпичника стала весьма популярной. Китай знал книгопечатание с IX в., Япония — с XI в. Оно осуществлялось с деревянных досок, каждая из которых соответствовала одной странице. Это было делом чрезвычайно долгим.
Затем были изобретены керамические литеры, которые крепились воском к металлической форме. Затем литеры отливались из олова, но они быстро снашивались. В начале XIV в. использовались подвижные деревянные литеры. Лишь с середины XV в. появились типографский набор и подвижный шрифт, изобретенный Гутенбергом, мастером из города Майнца в Германии. Шрифт этот почти не менялся вплоть до XVIII в. Изобретение быстро распространилось — к 1500 г. 236 городов Европы имели свои печатни, в XVI в. издавалось около 140-200 тысяч книг.
Старинная рукописная книга постепенно вытеснялась напечатанной в типографии. С распространением книг значительно расширились возможности научных контактов, возрос уровень образования. Так технические изобретения оказывали существенное влияние на духовную жизнь.
Бродель подробно анализирует технические новшества, обеспечившие дальние плавания и великие географические открытия, успехи судостроения и торговые экспедиции.
Однако наземный транспорт, как отмечает Бродель, как будто был «поражен параличом». В нем все оставалось по-прежнему: плохое устройство дорог, постоянство маршрутов, низкие скорости, архаичность транспортных средств. Поэт Поль Валери говорил, что «Наполеон шел так же медленно, как и Юлий Цезарь».
В Европе кареты появились в конце XVI в., почтовые дилижансы лишь в XVII в., на больших дорогах была замощена только узкая полоса и два экипажа с трудом могли разъехаться.
Техническое развитие транспорта медленно набирало ускорение. В конечном счете в тот или иной момент все начинает зависеть от достижений техники.
Деньги и финансовые расчеты
В материальную культуру общества Бродель включает денежную систему, называя ее «древним техническим средством», предметом вожделения и интереса людей. Денежное обращение предстает как инструмент, структура и глубокая закономерность всякой слегка продвинувшейся системы обменов. Деньги наслаиваются на все экономические и социальные отношения.
Это «чудесный индикатор», позволяющий судить обо всей деятельности людей, вплоть до самых скромных явлений их жизни. Звонкая монета тысячами путей внедряется в повседневную жизнь: арендная плата и кредиты, пошлины и налоги, цены на рынках и заработная плата — сети раскидываются повсюду.
Деньги — «кровь общественного организма», они помогают обращению товаров, накапливают капитал, свидетельствуют о нищете и богатстве. Денежные системы многообразны и кажутся таинственными. Это своеобразные «языки» культуры и цивилизации, призывающие к познанию и диалогу. Деньги являются эталоном в реализации обмена товарами.
Уже в давние времена в разных странах существовали «примитивные» деньги. Это могли быть соль, хлопковая ткань, медные брас-
леты, бусы, золотой песок на вес, кораллы и драгоценные камни, раковины, животные, птицы, сушеная рыба — всего не перечесть. Подобные архаичные формы обмена долго сохраняются под тонкой «кожицей» развитых денежных систем и при кризисах или перепадах в экономике вновь возрождаются в виде «бартерных сделок» и натурального обмена.
Над этими примитивными формами надстраивались металлические деньги, золото, серебро, медь. Каждый из этих видов имел свою зону действия — для крупных, средних и мелких сделок и расчетов. Монеты ускоряли денежное обращение, накапливались в виде ценностей, текли потоком в разные страны, повышались в цене и падали, меняли своих владельцев.
Затем в обмене стали участвовать платежные ордера, обязательства, расписки, кредит, векселя.
В течение веков денежная система постепенно усложнялась: чем ' более экономически развитой становилась страна, тем многообразнее были ее денежные и кредитные инструменты, стимулируя производство и потребление. Деньги — не только средство экономического обмена, они имеют социально-культурную ценность, создавая образы скупости и расточительства, богатства и бедности, определяя пределы возможного и невозможного.
Город как иентр цивилизации
В заключительной главе I тома Бродель рассматривает город как центр и воплощение цивилизации со всеми позитивными и негативными чертами и последствиями. Города — это как бы электрические трансформаторы: они повышают напряжение, ускоряют обмен, они беспрестанно вершат жизнь людей.
Бродель анализирует ряд способов классификации городов по различным признакам: политический подход выделяет столицы, крепости, административные центры; экономический — порты, центры караванной торговли, торговые города, промышленные города, финансовые центры. Социальный подход представляет перечень городов — рантье, церковных, княжеских резиденций, ремесленных центров. Можно продолжать подобную классификацию по культурным, религиозным, научным и иным признакам.
Существуют города открытые, соединенные с ближайшим сельским окружением, или же замкнутые, закрытые в своих границах. В зависимости от положения менялись темпы развития городов, преобладающие виды занятий и даже их судьба.
Открытой системой был античный полис, греческий или римский. Из предместий люди собирались на площади для решения общих дел, в нем укрывались в случае опасности.
Средневековый город представлял замкнутую и самодостаточную единицу. Пройти за его крепостные стены — все равно что пересечь государственную границу. Среди граждан были две категории; к первой относились «частичные», которым нужно было прожить не менее 15 лет в городе, чтобы стать горожанином. Вторую категорию составляли «полноправные», имеющие по крайней мере 25 лет постоянного жительства. Они обладали привилегиями, являлись меньшинством, «маленьким городом в самом городе».
В Марселе XVI в., чтобы получить гражданство, нужно было иметь «десять лет постоянного проживания, владеть недвижимым имуществом, жениться на городской девице». В этих городах большую власть имели династии ремесленной и купеческой знати — суконщики, бакалейщики, меховщики, чулочники.
Города, находящиеся под опекой центральной власти, — это королевские резиденции, центры католической церкви. Они владели деньгами, распределением привилегий и почестей.
Столицы — особый тип городов: они быстро росли экономически, становились многонаселенными, создавали мощный национальный рынок, притягивали ремесленников и художников для украшения, славились контрастами богатства и бедности.
Описывая жизнь и быт многих крупных городов мира, Бродель особый раздел посвящает Санкт-Петербургу в 1790 г., приводя различные сведения из путеводителя И. Г. Георги, жившего в эпоху Екатерины II.
Санкт-Петербург был основан Петром I в 1703 г. Но выбранное место было чрезвычайно неудобным для застройки. Потребовалась несгибаемая воля, чтобы возник город на болотистых землях, многочисленных островах. Тревожный уровень воды, наводнения создавали непрерывную угрозу. Пушечные выстрелы, белые флаги днем, зажженные фонари, непрерывный колокольный звон дополняли городской облик. Городу надлежало приподняться над смертельной опасностью. Поэтому необходимы были каменные фундаменты, укрепленные гранитом набережные, специально вырытые каналы, мощеные улицы.
Это была колоссальная и весьма дорогостоящая работа. Санкт-Петербург представлял собой оживленную строительную площадку. По Неве шли баржи, груженные известью, камнем, гранитом, спла-
вом леса. Биржа и таможня, невский плес превратились в оживленный порт у моря. Нева являлась главной магистралью города. Она давала питьевую воду, которая была безупречной; зимой превращалась в санный путь и место народных гуляний. Существовала даже особая профессия «пильщиков льда» для снабжения погребов, расположенных в первых этажах домов.
В 1789 г. в Санкт-Петербурге проживало почти 218 тысяч человек, причем мужчин — в два раза больше, чем женщин. Это был город придворной аристократии, армейской молодежи, служилого люда. Православные церкви соседствовали с протестантскими и католическими храмами, молитвенными домами раскольников. Не найти другого такого города в мире, где всякий житель говорил бы на стольких языках. Даже среди слуг самого низкого ранга не было таких, что не говорили бы не только по-русски, но и по-немецки и по-фински, а среди лиц, получивших какое-то образование, нередко встречались такие, которые владели восемью-девятью языками. Порой из этих. языков создавалась довольно забавная смесь — таков был столичный Санкт-Петербург XVIII в.
Большие города — своеобразный тест, показывающий уровень развития культуры и цивилизации. Они создают современное государство, но и сами являются результатом экономического и социального развития общества. В них постепенно или ускоренно менялся мир старого порядка, возникал новый тип горожанина, с особым характером и стилем жизни. Бродель отмечает, что петербуржцу присущи вкусы столичного жителя, сформировавшегося во всех отношениях по образу и подобию вкусов двора. Последний задавал тон своими запросами, празднествами, бывшими в такой же степени торжествами всеобщими, с великолепной иллюминацией на здании Адмиралтейства, на официальных зданиях, на богатых домах.
Не только национальный характер свойствен человеку, но и город вносит особые черты в его ментальность, придавая своеобразие манерам общения, способу мировосприятия, стилю речи, тем самым увеличивая реальное многообразие и уникальность личности.
Заканчивая обзор сюжетов, являвшихся предметом анализа Бро-деля, необходимо подчеркнуть, что концепция материальной культуры и цивилизации современна, ибо в ней постоянно ощущается проблематика XX в.: соединение инерции и ускорения, длительности перемен, сочетания архаичных форм и новаторских достижений. Выбор альтернативных путей развития увеличивают ответственность человека за судьбы культуры и цивилизации.
Многообразие форм материальной культуры дает возможность построить модель (или даже «грамматику») экономической жизни общества.
Бродель неоднократно возвращается к образу Дома. Если первый этаж — еще прочный, традиционный фундамент, то над ним возвышаются два этажа. Верхние «этажи» опираются на нижние, образующие самый толстый слой в рамках одной социальной реальности. Надо иметь в виду, что контакт между «этажами» материализуется в тысяче неприметных точек: рынках, лавках, ярмарках, складах, магазинах, оптовой и розничной торговле — всюду выявляются их соприкосновение, соперничество и конкуренция. На верхнем «этаже» — биржевых операциях, банковских расчетах — начинается «теневая зона» могущественного капитала.
Симфония рынка
Но вернемся к структурам второго «этажа». Это так называемая «рыночная экономика», хорошо известная нашим современникам. Напомним, что Бродель анализирует эти процессы в европейской культуре XV-XVIII вв., но многое очень узнаваемо и актуально, ибо «шум рынков достигает наших ушей».
Рынок — это освобождение, прорыв, возможность всплыть на поверхность. Он сопровождает жизнь людей с древнейших времен, сохраняя традиционность спроса и предложения, охватывает весь мир. Уже одно упоминание слова «рынок» воспроизводит картину множества палаток, выкриков зазывал, ссор и криков покупателей и продавцов, суровых контролеров и купцов-перекупщиков. Здесь царят свои порядки и отношения.
Этот старый тип обмена был в Древней Греции, в Китае классической эпохи, в фараоновском Египте, в Мексике и Эфиопии. Рынки притягивались к городам, которые постепенно превращались в центры торговли, приобретая особое значение. Рыночные площади служили источниками информации, здесь оглашались указы и законы, устраивались представления и праздники, обсуждались цены и новости.
Рост торговли приводил к тому, что появились специальные «крытые рынки» с особой архитектурой. Таким было «чрево Парижа», о котором столь интересно писал Э. Золя.
В 1500-1640 гг. в Англии и Уэльсе было 800 рыночных городов, в орбиту торгового обмена вовлекалось огромное количество населения. К торговцам примыкала целая армия перекупщиков, коммивоя-
14 Зак. 1050
жеров, грузчиков, погонщиков скота, поваров, сборщиков налогов, хозяев кабачков и постоялых дворов — всех не перечесть! В истории культуры еще предстоит создать панораму развития рыночной экономики со всеми особенностями быта, норм общения, знакомств и связей, балаганных представлений и типов личности, характерных для разных народов.
Рынки переживали периоды упадка, но всегда возрождались. Соперниками рынков являлись специализированные лавки ремесленников, которые сочетали производство с продажей в «собственном окне». Торговцы делились на цехи и гильдии со своими нормами поведения и иерархией. В XVII в. размах их создания напоминал наводнение, потоп.
По словам Даниэля Дефо, разрастание лавок было «чудовищным», за несколько десятилетий конца XVII в. их число увеличилось в 5-6 раз. Прежние помещения перестраивались, покрывались зеркалами, украшались колоннами и бронзовыми канделябрами. По- • стоянно возрастал доход данных слоев населения, а главным источником обогащения был кредит. Торговец жил в шатком равновесии между теми, кто ему должен, и теми, кому он должен сам. Это было импульсом развития частной инициативы, стремления выжить, устоять, а не разориться.
К лавочникам примыкала многочисленная «торговля вразнос», преодолевающая расстояния, сбивающая цены. Эта «разбухшая жизнь торговли» обладала огромной способностью к адаптации, вовлекала в свою орбиту контрабандистов, спекулянтов, скупщиков краденого, создавая особую сферу человеческих отношений. В иные времена она вытеснялась организованной торговлей, но в кризисных ситуациях возрождалась вновь.
Выше рынков, лавок, торговли вразнос располагались ярмарки. Они занимают особое место в экономической жизни и своими корнями уходят в далекое прошлое. Но их возраст, замечает Бродель, не мешает им быть живым институтом. Каждая ярмарка «имела свой ритм, свой календарь, свои "позывные", иные, чем у соседей». Они имели свои декорации, сопровождались народным празднеством, фейерверками, иллюминациями, театрализованными представлениями, зрелищами и играми, развлечениями и состязаниями. На них царил дух народного гулянья, вседозволенности, смеха, юмора, «жизни навыворот».
Но ярмарки постепенно угасают, их заменяют другие виды оптовой распродажи.
Уже в XIV в. возникают биржи в Пизе, Венеции, Флоренции. Их предшественниками были купеческие собрания в Риме еще во II в. В XVII в. в Европе строятся специальные здания биржи, имеющие особую архитектуру, приспособленную для деловых операций маклеров.
Биржа — рынок денег, финансов, ценных бумаг. Первая фондовая биржа действовала в Амстердаме в XVII в. и занималась продажей акций Ост-Индской компании. Игра на повышение или понижение ценных бумаг приносила огромные доходы, становилась импульсом экономического роста. Масса мелких игроков и крупных спекулянтов была вовлечена в лихорадочную игру. Появляется особый социальный слой — банкиров, маклеров, акционеров, брокеров. Мгновенное богатство и столь же катастрофическое разорение, риск и интриги, долги и спекуляции, «денежный водопад» и «торговля ветром» стали отличительными чертами жизни крупных европейских городов. Постоянно возрастал кругооборот торговли, заставляя работать «мертвые деньги», создавая сплошные «торговые поверхности».
Прибыли, затраты, издержки, убытки, баланс дебета и кредита — эти понятия входят в лексикон экономической жизни. Возникают зоны торговых связей, купеческие союзы в борьбе за рынки сбыта, торговые дома и крупные компании. Они соперничают друг с другом, вступают в конфликт, организуют самозащиту. Их распространение образует топологию национального и международного торгового пространства.
Обмен — соединительное звено экономической жизни, он делает рыночный механизм всеобъемлющим в мире.
Исследователям еще предстоит описать действие данного механизма в различных странах, его генезис и эволюцию. Это составит основу культурологической компаративистики, столь необходимой для понимания процесса развития мировой культуры. Общество никогда не было единым. Оно представляет собой сплошную совокупность или «множество множеств». Экономика, социальная иерархия, политика, культура — данные четыре системы находятся между собой в отношениях многочисленных корреляций, взаимодополняющих друг друга, пронизанных противодействующими потоками, препятствиями, то ускоряющими, то тормозящими развитие. В этом множестве конфликтовавших сил утверждался экономический напор рыночной экономики, продвижение которой было неоднозначным в разных странах.
Глава 18
Дата: 2018-11-18, просмотров: 308.