Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Через десять минут Сальватор уже был на улице Макон. Он отворил дверь в небольшую столовую, украшенную помпейскими фресками, которые восхитили Жана Робера в его первое посещение.
Очевидно, Фрагола узнала возлюбленного по походке и по тому, как он открывал дверь: в ту же минуту она вышла в столовую из спальни и бросилась Сальватору в объятия.
Пробило шесть часов, пора было ужинать.
— У нас очень мало времени, — предупредил Сальватор. — Мне необходимо еще кое-где побывать.
Фрагола, обнимавшая его за шею, уронила руки.
— Опять дела? — проговорила она печально и словно смирившись.
— Не волнуйся, дорогая, это ненадолго. Завтра днем я буду дома.
— Осталось только узнать, не опасное ли тебя ждет путешествие, — забеспокоилась Фрагола.
— Смею тебя уверить: нет.
— Наверное?
— Да.
— А ты мне позволишь отлучиться?
— Ну, конечно!
— Кармелита как раз сегодня вернулась в Париж; мы с Лидией и Региной сняли для нее небольшую квартиру, чтобы ей не пришлось ни о чем беспокоиться. Мы приказали перевезти туда всю мебель из павильона Коломбана. Сегодня вечером госпожа де Маранд дает бал. Регина выходит замуж или, вернее, уже вышла сегодня утром; для Кармелиты это будет безрадостный вечер, если она проведет его в одиночестве. С твоего позволения…
Сальватор поцеловал Фраголу.
— … я составлю ей компанию, — с улыбкой договорила она.
— Сходи, девочка моя, сходи к ней!
Хотя Фрагола уже получила разрешение, она еще крепче обвила шею Сальватора руками.
— Ты хочешь еще о чем-то попросить? — улыбнулся молодой человек.
— Да, — отвечала Фрагола, кивнув прелестной головой.
— Я тебя слушаю.
— Кармелита очень тоскует, и мне кажется, что если я ей расскажу не менее печальную, чем ее собственная, историю, которая однако, окончилась весьма счастливо, это ее утешит.
— Какую же историю ты хочешь рассказать своей несчастной подруге, дорогая Фрагола?
— Свою.
— Так и сделай, девочка моя, — согласился Сальватор, — и пока ты будешь говорить, тебе будут внимать ангелы.
— Спасибо!
— Где живет Кармелита?
— На улице Турнон.
— Чем она собирается заняться, бедняжка?
— Ты же знаешь: у нее великолепный голос.
— И что же?
— По ее словам, единственное, что может если не утешить ее, то хотя бы скрасить жизнь…
— Понятно! Она хочет петь, и это правильно. Лучше всех поют те, у кого разбито сердце. Передай ей, что я подберу ей учителя пения. У меня есть на примете подходящий человек.
— Ты, словно Фортунат, о котором ты мне когда-то рассказывал: помнишь, у него был кошелек, из которого он вынимал все, что ни пожелает.
— Пожелай чего-нибудь, Фрагола!
— Ты прекрасно знаешь: я хочу только твоей любви.
— Ну, поскольку ты всецело ею владеешь…
— Я хочу одного: сохранить ее.
Девушка вспомнила, что Сальватор просил ее поторопиться; она в последний раз его поцеловала и отправилась на кухню, а он пошел в спальню.
Через несколько минут оба они снова сошлись в столовой. За это время Фрагола успела накрыть на стол, а Сальватор переоделся: теперь на нем был полный костюм охотника: куртка, жилет, панталоны с высокими гетрами и бархатная каскетка.
Фрагола с удивлением посмотрела на Сальватора.
— Ты идешь на охоту?
— Да.
— Мне кажется, охотничий сезон закрыт.
— Это так, однако я отправляюсь на охоту, которая открыта в любое время: это охота за истиной.
— Сальватор! — немного побледнев, начала Фрагола. — Если бы несчастье с тобой я не считала преступлением самого Провидения, я ни минуты не оставалась бы спокойна, видя, какой странной жизнью ты живешь.
— Ты права, — проговорил Сальватор торжественно, что с ним случалось в иные минуты, — я нахожусь под защитой самого Господа Бога: тебе нечего бояться.
Он протянул ей руку.
Фрагола смахнула его рукой свою слезу.
— Почему же ты плачешь? — спросил Сальватор.
— Да, да, я сошла с ума, любимый мой! Одно меня успокаивает: ты в охотничьем костюме, а значит, возьмешь ружье…
— … и Ролана!
— О, в таком случае я совершенно спокойна, вот смотри!
И девушка подняла к нему лицо: в очаровательной улыбке, свойственной лишь юности, приоткрылись розовые губки и показались белоснежные зубы.
Они сели за стол друг против друга. Руки их были теперь заняты, зато ногами они могли касаться один другого. Рты тоже были заняты, и вместо слов они обменивались улыбками.
За ужином Сальватор был особенно внимателен к Ролану. Он назвал его Брезилем, и пес радостно запрыгал.
— Брезиль? — вопросительно повторила Фрагола.
— Да, я узнал кое-что о юности нашего друга, — со смехом отвечал Сальватор. — Прежде чем называться Роланом, он был Брезилем. Ведь ты иногда уверяешь, что до Сальватора у меня было другое имя, а до того, как я стал комиссионером, я был кем-то еще, верно? Вот так и Ролан, дорогая. Каков хозяин, таков и пес.
— Ты полон загадок, как роман господина д'Арленкура.
— А ты так же прелестна, как героиня Вальтера Скотта.
— Ты мне когда-нибудь расскажешь историю Ролана?
— Конечно, если он мне ее расскажет!
— Как расскажет?
— Ты же знаешь, что мне иногда случается разговаривать с Роланом.
— Мне тоже. Он меня понимает и отвечает мне.
— Велика хитрость! Ведь ты — это я, правда?
— Он тебе уже рассказал что-нибудь о себе? — спросила Фрагола, умирая от любопытства.
— Он мне сообщил, что его звали Брезилем, правда, Ролан, ты ведь мне это сказал?
Пес закрутился на одном месте, словно пытаясь схватить собственный хвост, и радостно залаял.
— Ты догадываешься, куда мы отправляемся, Брезиль? — спросил Сальватор.
Пес зарычал.
— Вижу, что догадываешься. А мы найдем то, что ищем, Брезиль?
Брезиль снова зарычал.
— Ты готов меня сопровождать?
Вместо ответа, пес подошел к двери, встал на задние лапы и начал скрестись, будто приглашая Сальватора: «Следуй за мной».
— Видишь, — продолжал Сальватор, обращаясь к Фраголе, — Брезиль ждет только меня. До завтра, любимая. Исполняй долг утешительницы. Возможно, мне удастся исполнить обязанность мстителя.
Фрагола снова побледнела; Сальватор догадался о ее опасениях по тому, как нежно она его обняла и как крепко пожала ему руку.
Когда Сальватор вышел на улицу, на соборе Парижской Богоматери пробило семь часов.
Сальватор направился к мосту Сен-Мишель, Брезиль гордо вышагивал впереди, опережая хозяина на двадцать шагов.
Хотя описываемые события происходили не так уж давно, в те времена существовало всего три способа преодолеть пять льё: пешком, верхом, в экипаже.
Дым железных дорог тогда едва замаячил на горизонте цивилизации.
Для простого служащего пешая прогулка в Жювизи явилась бы, несомненно, спасительным упражнением; но для такого человека, как Сальватор, то есть привыкшего много ходить, в этом упражнении не заключалось абсолютно ничего полезного.
Оставались лошадь или экипаж.
Охотник в гетрах, с ягдташем и ружьем выглядит верхом несколько странно, особенно если лошадь взята напрокат. И Сальватору ни на мгновение не пришла в голову мысль отправиться верхом.
Оставался экипаж.
На площади Дворца правосудия против позорного столба, у которого ставили приговоренных к клеймению, стояла похожая на ящик наемная двухколесная повозка, или, иными словами, «карета по желанию», названная так, несомненно, потому, что ехала она исключительно туда, куда толкало ее желание кучера.
Обычным местом назначения кареты, стоявшей сейчас на площади Дворца, был Кур-де-Франс, причем она останавливалась всегда на одном и том же месте: у витрины с вывеской, гласившей: «Сыры из Вири», и прохожий, прочитавший эту вывеску, не раз испытывал искушение сесть в карету, предлагавшую путешествие в край первосортных сыров.
Сыры из Вири, нежные, как сметана, в самом деле пользовались и до сих пор пользуются среди истинных знатоков неоспоримой славой, как явствует из меню трех-четырех знаменитых владельцев парижских ресторанов.
Сальватор хорошо знал экипаж, увозивший в желанный край, да и кучер прекрасно знал Сальватора. Вот почему они довольно скоро сговорились о цене: за пять франков Сальватор вместе со своей собакой мог располагать повозкой хоть всю ночь.
Окончив переговоры, Сальватор подал Ролану знак; пес без лишних церемоний прыгнул в экипаж и, как воспитанная собака, немедленно вытянулся под скамейкой.
Сальватор сел вслед за ним, устроился поудобнее в углу, вытянул ноги, пристроил ружье таким образом, чтобы уберечь от толчков отличную двустволку Рейнетта, и, приняв все меры предосторожности, предоставил кучеру свободу действий, сказав ему:
— Можете ехать, если вам угодно!
Но оказалось, что от желания кучера зависело далеко не все: желание лошади было еще важнее.
Ох, как не хотела повиноваться кнуту тощая кляча, которой Провидение доверило везти Сальватора на расследование таинственного преступления (на мысль о нем Сальватора натолкнула встреча Рождественской Розы и Брезиля).
После десятиминутной борьбы побежденная лошадь решила наконец тронуться в путь.
— Эх! — воскликнул кучер с уверенностью человека, хорошо знающего свою лошадь. — Есть на свете один человек, который ни за что не стал бы извозчиком, имей он двенадцать тысяч ливров ренты!
XVI. НАПРЯМИК ЧЕРЕЗ ПОЛЯ
Мы бы с большим удовольствием передали вам разговор Сальватора, кучера и собаки: этот рассказ лишний раз убедил бы читателя, как высока репутация Сальватора; но у нас еще будет немало случаев показать выдающиеся качества нашего героя, и потому мы опускаем эти подробности. Экипаж прибыл в Жювизи около десяти часов вечера. Сальватор спрыгнул на землю. Ролан последовал его примеру.
— Вы проведете ночь здесь, господин Сальватор? — спросил кучер.
— Вполне возможно, приятель.
— Подождать вас?
— Как долго ты рассчитываешь здесь пробыть?
— Пока не знаю… Если бы у меня была надежда вас дождаться, я мог бы простоять здесь до четырех часов утра.
— Если тебя устроит та же сумма за обратную дорогу, что и та, за которую ты меня привез сюда…
— Вы отлично знаете, господин Сальватор, что я готов вас отвезти назад за одно удовольствие оказать вам услугу.
— Тогда договорились: жди до четырех часов. Независимо от того, вернусь я или нет, вот десять франков.
— Ну, а если мне все-таки не придется отвозить вас назад?..
— Тогда будем считать, что пять франков я тебе плачу за ожидание.
— Как вам будет угодно! Обещаю, что выпью за ваше здоровье, господин Сальватор.
Сальватор кивнул в знак признательности и скрылся в небольшой улочке, выходившей на равнину. Ролан — или Брезиль, как больше нравится читателю; нам по душе оба эти имени, и мы будем называть пса то одним, то другим — был необычайно умным псом: казалось, он с самого начала понимал, куда и зачем идет. И Сальватор положился на него.
Через несколько минут они были у родников Кур-де-Франс.
Путешественники перешли дорогу и пошли по равнине.
Сальватор по-прежнему следовал за Роланом.
Пес отправился напрямик через поля и привел Сальватора к канаве, где семью годами раньше Сальватор подобрал его — раненного, обливавшегося кровью, с простреленным боком.
Подойдя к канаве, пес лег и глухо заворчал, будто хотел сказать: «Я помню о своей ране»; потом встал, подошел к Сальватору и лизнул ему руку, словно говоря: «Я помню, кто меня спас».
Не угодно ли теперь читателю поближе познакомиться с местом, куда переносится наше действие, и заранее увидеть местность, которую нам предстоит миновать?
Нет ничего проще.
Деревня Жювизи и расположенный всего в сотне шагов от нее Кур-де-Франс образуют вершину угла, в котором сходятся две линии железной дороги: корбейская и орлеанская, — иными словами, отправившись из Парижа в Эсон и остановившись в Фонтенбло, вы по левую руку увидите железную дорогу, ведущую в Корбей, а по правую — ту, что ведет в Этамп и в Орлеан.
Местность здесь маложивописная.
Но сверните влево и пройдите сотню шагов в сторону Сены, к небольшому поселку Шатильон, который издали кажется рыбацкой хижиной, притулившейся на берегу реки; отсюда открывается вид на бескрайние холмы и леса; если вам вздумается отвязать лодку и прокатиться вдоль берега Сены в лунную ночь, то из Сенарского леса, будто протянувшего тысячи рук к небу, до вас донесутся печальные, жалобные звуки, тоскливый, похожий на молитву ропот.
Сенарский лес готовит вас к песчаникам Фонтенбло, как песчаники Фонтенбло готовят к швейцарским скалам.
Сенарский лес — это парижский Фонтенбло, как Фонтенбло — французская Швейцария.
А теперь, если, вместо того чтобы свернуть влево, вы повернете направо, то есть в сторону Этампа и Орлеана, вы увидите совсем другой пейзаж.
У вас на пути Савиньи, знаменитый своим восхитительным замком, построенным во времена Карла VII; Мортан, известный своим маслом; Вири, прославившийся сырами; еще десяток небольших селений, взобравшихся на вершину зеленеющего холма или затерявшихся в долине среди куп деревьев, которые жмутся друг к другу словно для того, чтобы надежно охранять мирных жителей; а надо всем этим возвышается башня Мондери: еще издалека, как бдительный часовой, она день и ночь не смыкает глаз и с оружием в руках стоит на посту; небольшая речушка Орж струится меж деревень, будто муаровый поясок, — переливающаяся и изменчивая, а на ее берегах девушки из соседних деревень стучат вальками весь день напролет, будто полночные прачки из сказок. На каждом шагу путника подстерегают неожиданности: вот ивы опустили свои белокурые волосы в ручей, а когда вдруг подует ветер, они стряхивают с ветвей капли, вспыхивающие на солнце, словно бриллианты; вот чистенькие домики; вот зеленые тропки; а какой здесь прозрачный воздух, какой свежий ветерок, точно дыхание девственной земли! Все в этом дивном уголке дышит покоем и негой, каких не найти больше нигде.
Наконец, еще одно совпадение.
Деревушки Вири и Савиньи как две капли воды похожи на одноименные деревни, расположенные в двух льё от Женевы.
Между этими-то деревушками, правее вершины угла, что образует ныне развилка железной дороги, еще не существовавшей в описываемое нами время, и находилась канава, которую только что узнал умница Ролан, ведь она-то чуть было не стала его смертным ложем.
— А-а, — догадался Сальватор, — так это происходило здесь, славный мой пес?
Брезиль заворчал, будто говоря: «Да».
— Однако мы пришли сюда не только затем, чтоб узнать это место, верно, бедняга Брезиль?
Пес поднял морду, посмотрел на хозяина; его глаза сверкнули в темноте, как два рубина, и он бросился вперед.
— Да, да, — прошептал Сальватор, — ты понял, храбрый мой товарищ. Эх, насколько же те, что считают тебя неразумной тварью, на самом деле глупее тебя! Иди, вернее, — идем… Я следую за тобой!
По всему было видно, что Брезилю не терпелось уйти подальше от канавы. Неужели это животное, подобно мыслящему существу, хранило воспоминание о пережитой боли?
Пес прошел еще около пятисот футов по дороге на Жювизи; потом, взойдя на пригорок, остановился и понюхал землю.
Тропинка от пригорка вела к мосту.
Стоя на пригорке, Ролан словно бы заколебался.
— Ищи, Ролан, ищи! — приказал Сальватор. Ролан казался растерянным.
— Ну, Брезиль, давай же, собачка!
Имя «Брезиль» будто придавало псу уверенности.
— Ищи! — повторил Сальватор. — Ищи!
Пес взглянул на Сальватора, словно хотел сказать: «Подожди, хозяин, я тоже должен кое-что вспомнить».
Сальватор подошел поближе, ласково заговорил с ним, погладил. Но Брезиль будто был поглощен важной мыслью, отлично понимая серьезность решения, которое должен был принять, и потому оставался глух к тем ласкам, что в другое время привели бы его в восторг.
Но вот он поднял морду, словно озаренный какой-то мыслью, и посмотрел на Сальватора, точно говоря: «Я готов, хозяин».
— Иди, Брезиль, хороший мой! Иди! — приказал Сальватор.
Пес побежал вниз по тропинке к мостику, о котором мы уже упоминали, небольшому, в два пролета, известному под названием моста Годо.
Сальватор бросился за ним следом, как охотник, чувствующий, что его собака взяла верный след.
Пес углубился в аллею цветущих яблонь. Темнота не позволяла полюбоваться их убором из розоватого снега; но воздух был напоен ароматом цветов.
Сальватор не отставал от собаки: она вела хозяина этой истинно нормандской дорогой, зеленой и благоухающей.
Брезиль бежал уверенно, не останавливаясь ни на мгновение и не оглядываясь.
Он будто чувствовал, что хозяин не отстает.
Правда, следуя за ним, Сальватор приговаривал негромко, но властно, что так хорошо действует на собак:
— Ищи, Брезиль! Ищи!
Пес продолжал бежать вперед.
В это время на небе полыхнула зарница. Луна вынырнула из-за черных туч; Сальватор и Брезиль стояли перед решеткой парка.
И странное дело! В тот момент, когда высоко в небе появилась луна, яркая, огромная, пес обернулся, поднял морду к небу и жалобно завыл.
Только невозмутимое мужество Сальватора могло устоять перед таким испытанием: он даже не вздрогнул, хотя трудно сохранить хладнокровие в безмолвную ночь, в поздний час, когда луна придает каждому предмету фантастические очертания, когда доносится лишь далекий лай собак, охраняющих фермы, да слышится стук сухих веток, задевающих одна другую, будто скелеты на виселице, раскачиваемые ветром.
Сальватор понял пса.
— Да, хороший мой пес, да, в такую же ночь ты покинул этот дом, верно?.. Ищи, Брезиль, ищи! Мы с тобой стараемся ради твоей юной хозяйки.
Пес замер перед решеткой парка.
— Вижу, вижу, — продолжал Сальватор, — за этим забором был дом, в котором ты рос вместе со своей хозяйкой, так?
Брезиль, похоже, все понимал. Он бегал вдоль решетки из стороны в сторону, с силой размахивая длинным хвостом и задевая им прутья.
Он был похож на одного из красавцев-львов из Ботанического сада, стремительно и величаво разгуливающих по клетке.
— Ну, Брезиль, ну! — говорил Сальватор. — Не можем же мы простоять здесь всю ночь! Неужели нет другого входа? Ищи, собачка! Ищи!
Брезиль будто на что-то решился. Кажется, он и сам признал, что с этой стороны проникнуть в парк невозможно. Он пробежал вдоль забора около ста пятидесяти футов и замер, уткнув морду в камень.
— О-о! — воскликнул Сальватор. — Кажется, здесь что-то есть.
Он подошел поближе, внимательно вгляделся и, несмотря на трепетавшие тени от листвы, заслонявшей лунный свет, заметил в серой однотонной кладке стены неровное пятно штукатурки окружностью примерно в четыре-пять футов.
— Молодец, Брезиль, хорошо! — похвалил его Сальватор. — Здесь была брешь, и ты удивлен, что не нашел ее. А брешь с тех пор заделали, вот так-то! Когда-то ты выбрался через этот пролом, а теперь рассчитывал вернуться той же дорогой; но хозяин навел порядок. Я прав?
Пес посмотрел на Сальватора, будто хотел сказать: «Все так. Как же нам быть?»
— Да, как быть? — подхватил Сальватор. — У меня нет инструментов, чтобы пробить стену. А если бы и были, не хватает только обвинения во взломе и пяти лет каторги. Ведь ты этого не хочешь, мой милый Брезиль?.. Впрочем, дружище, мне не меньше, чем тебе, хочется пробраться в этот парк: мне кажется, не знаю сам почему, что там таится какой-то важный секрет.
Словно в подтверждение этих слов Ролан, или, вернее, Брезиль, зарычал.
— Ну что же, Брезиль, — проговорил Сальватор, как художник и как наблюдатель находя удовольствие в нетерпении пса, — ищи способ, как туда пробраться, ведь ты сердишься! Я жду, Брезиль, жду!
Казалось, Брезиль не пропустил ни слова из того, что сказал хозяин. Но он не мог в одиночку применить этот способ и лишь указал на него: присел на задних лапах и с силой бросился на стену, так что достал передними лапами до ее верхнего края.
— До чего же ты умен, дорогой Брезиль! — воскликнул Сальватор. — Ты совершенно прав. Зачем ломать стену, когда можно через нее перелезть? Это уже не взлом: мы всего-навсего вскарабкаемся на стену. Ты пойдешь первым, ты здесь дома, так мне во всяком случае кажется; тебе и принимать меня как гостя! Итак, хоп!
Мы уже имели случай в одной из первых глав этого повествования оценить необычайную силу Сальватора, когда он расправился с Бартелеми Лелоном, по кличке Жан Бык. И вот обеими своими руками со стальными мускулами он приподнял огромного пса на высоту стены с такой же легкостью, с какой маркиза или герцогиня подносит своего кинг-чарлза к губам.
Поднятый таким образом, Брезиль касался передними лапами гребня стены, но для прыжка ему была необходима опора.
Сальватор опустил голову, уперся ею в стену, поставил задние лапы пса себе на плечи и застыл, как гранитный постамент.
— Прыгай, Брезиль! — приказал он.
Пес прыгнул.
— Теперь мой черед, — заметил Сальватор. Поправив за плечами ружье, он подпрыгнул, уцепился за край стены, повис на руках, потом подтянулся, помогая себе коленями, вскарабкался на стену и сел верхом с проворством, которое указывало на его привычку к такого рода упражнениям.
Вдруг он услышал конский топот и увидел, что к нему быстро приближается закутанный в плащ всадник.
Тот ехал по дороге, которая проходила вдоль ограды.
Сальватор поспешно перебросил свое тело через стену и снова повис на сильных руках; только голова его виднелась поверх стены. Он был скрыт в тени дерева, делавшей его незаметным для всадника, разве что тот стал бы нарочно вглядываться в это место.
В ту минуту как всадник оказался в четырех шагах от Сальватора, из-за туч снова выглянула луна, ярко осветив лицо молодого человека лет тридцати.
Его черты, по-видимому, поразили Сальватора; он хорошо рассчитанным движением оттолкнулся руками и коленями от стены и оказался рядом с Брезилом.
— Лоредан де Вальженез! — прошептал Сальватор.
Он некоторое время стоял молча и не двигаясь; дрожавший от нетерпения Брезиль не понимал, что происходит с хозяином.
— Какого черта сюда явился мой дорогой кузен?! — вымолвил наконец Сальватор.
Дата: 2018-09-13, просмотров: 902.