Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
1848–1870
I. Испания
Общий характер царствования Изабеллы II. В продолжение последних двадцати лет царствования Изабеллы II история Испании на первый взгляд являет собой картину смятения и беспорядка. Теоретически Испания считалась конституционной монархией, но основная пружина такого правительства — общественное мнение — отличалось здесь столь капризным и непостоянным характером, что избирательный механизм поочередно служил игрушкой в руках всех испанских партий. Кортесы представляли всегда только ту клику, которая провела выборы; невежественная народная масса по прежнему находилась в полном подчинении у духовенства; время от времени ее охватывал мимолетный порыв, она судорожно содрогалась и затем вновь погружалась в состояние неподвижности. Просвещенное меньшинство, боровшееся за установление нового режима, не сумело удержать за собой завоеванных позиций.
Усиленные бывшими карлистами, «умеренные» все больше и больше проникались абсолютистским духом и, приняв звание неокатоликов, вернулись к традиционной монархии «божьей милостью». Прогрессисты не дерзали открыто порвать с католической церковью и уверяли, что они такие же хорошие католики, как и их противники; их желания не шли далее заключения конкордата с Римом. В продолжение долгого времени они не решались «открыто выступить против монархии и хвастали своей лояльностью, и только в самом конце рассматриваемого периода из их среды выделяется республиканская партия.
И прогрессисты и умеренные отличались крайней резкостью, непримиримостью и пренебрежением к законам; в той и в другой партии главную роль играли не принципы, а личности.
Среди всеобщей моральной анархии прочно стояли три элемента: церковь, двор и армия.
Церковь сохранила власть над душами. Вплоть до 1869 года в Испании были запрещены все культы, кроме католического, а всякая попытка иноверческой пропаганды строго подавлялась. Духовенство лишилось части своих земельных имуществ, но не потеряло своего влияния, а так как ему разрешено было приобретать новые земли, оно лихорадочно спешило возместить свои потери. Влияние духовенства давало себя чувствовать в министерских советах, в кортесах, в муниципалитетах, в школах и в литературе. Самые могущественные министры вынуждены были с ним считаться Епископы относились к светской власти вызывающе и высокомерно, а часто и с открытой враждебностью.
Двор стал рабом церкви, которая проповедовала народу покорность. Вступив в неудачный брак, королева скоро лишилась всякого уважения в глазах подданных и в конце концов навлекла на себя полное презрение. Она окружила себя священниками и монахинями; одним из ее наперсников был автор ханжеской книги Золотой ключ, монах Сирило де ла Аламеда, которого она сделала толедским архиепископом. Таким же безумным фанатиком был и ее духовник, патер Кларет. Неразлучная подруга королевы, монахиня сестра Патросинио, была уличена судом в мошенничестве, что не мешало ей пользоваться при дворе неограниченным доверием.
В каком-то темном углу дворца прозябал и интриговал принц-супруг дон-Франсиско — душа всех клерикальных заговоров. Его брат, дон-Энрико, герцог Севильский, человек более деятельный и умный, стремился играть политическую роль, но это ему никак не удавалось вследствие недостатка такта. Герцог и герцогиня Монпансье жили в стороне от двора, во дворце Сан-Эльмо в Севилье, но французское происхождение герцога и его бережливость мешали ему быть популярным; жители Севильи прозвали его «апельсинщиком» (naranjero) за то, что он продавал апельсины из своих садов. Экс-регентша Христина пыталась примирить королеву с ее супругом; герцог Рианзарес, муж Христины, спекулировал железнодорожными акциями и вызвал к себе в Мадриде всеобщую ненависть.
При всем том роскошь и галантность царили при дворе. Старый этикет мало-помалу становится менее строгим; во дворце и в летних резиденциях устраиваются балы и концерты, королева выезжает на Principe, в оперу, на Toros (бой быков); она любит называть себя «испанкой, настоящей испанкой, вроде тех, которые живут в квартале Ла Палома и носят кинжал за подвязкой чулка». Расточительность ее превосходит всякие границы: Нарваэс получает от нее подарок ценностью в 8 миллионов реалов, она раздает золото направо и налево, и потому ее очень любят придворные завсегдатаи, которых народ называет Polacos и которые толкают королеву на путь абсолютизма.
Армия сформировалась во время войны за независимость и завоевала власть в результате побед, одержанных над карлистами. Как это часто бывает во время междоусобных войн, каждый генерал является вместе с тем и дипломатом и воображает себя государственным деятелем. Эспартеро, граф Лучана и герцог де ла Виториа, был регентом Испании и остался кумиром прогрессистов. Наргаэс, подобно Эспартеро, был героем семилетней гражданской войны, но зависть к герцогу де ла Виториа толкнула его в ряды умеренной партии; он считался самым активным и энергичным генералом в армии. О'Доннель, Прим и Серрано помогли ему низвергнуть Эспартеро, но О'Доннель всегда отличался большим либерализмом, чем Нарваэс. Прим и Серрано в конце концов усвоили демократические принципы, не став, впрочем, республиканцами. За этими признанными вождями шла целая плеяда других известных генералов, как Павия, братья Конча, Дульсе, Сан-Мигуэль, Эчагуэ, Забала, Рос де Олано, Алкала Галиано и множество других, служивших в глазах народа воплощением рыцарской славы Испании.
В стране, где к избирательным урнам ходят одни лишь политиканы и где династия не пользуется никаким престижем, армия становится господствующей силой, стоит ей только этого пожелать. Преторианский режим, которому в течение столь долгого времени подчинена была Испания, объяснялся, таким образом, достаточно глубокими причинами и принес ей меньше вреда, чем мог бы принести другим нациям. Армия в Испании имела чисто национальный характер; она могла похвалиться тем, что в ней сосредоточен цвет народа — все наиболее активные, решительные и смелые его элементы… Можно лишь пожалеть, что, к несчастью для Испании, армия слишком часто вступала в союз с реакцией и с незаслуженным презрением относилась к гражданскому элементу; лояльный сговор между военными вождями и выдающимися деятелями либеральной партии мог бы сделать военную диктатуру несколько менее суровой н придать учреждениям большую устойчивость.
Несмотря на беспрестанную смену министерства, капризы королевы, на бунты, государственные перевороты и революции, Испания в период 1848–1870 годов сделала большие успехи и начала пожинать плоды тех мучительных жертв, которые она принесла для завоевания свободы. Она стала походить на современную нацию, и если материальный прогресс сопровождался, по видимому, заметным понижением общественной нравственности, то это досадное явление свойственно не одной только Испании и здесь лучше, чем где-либо, объясняется частым повторением революционных и контрреволюционных потрясений.
Нарваэс. С 3 октября 1847 года до 10 января 1851 года Нарваэс возглавлял совет министров и правил Испанией, нигде не встречая противодействия. Он восстановил согласие в королевской семье и послал генерала Павия умиротворить Каталонию. После. Февральской революции 1848 года он убедил кортесы вручить ему неограниченные полномочия и немедленно распустил палату (23 марта). Прогрессистская партия пыталась вызвать восстания и пронунсиаменто; Нарваэс закрыл несколько газет, выслал Олозагу в Кадикс, а некоторых лиц сослал на Филиппинские острова, приказал расстрелять нескольких взбунтовавшихся солдат, а так как английский посланник, как ему казалось, поддерживал революционеров, он предложил ему выехать из Мадрида (17 мая). Этот решительный поступок доставил Нарваэсу большую популярность и привлек к нему симпатии иностранных[194] правительств; Пруссия, Австрия и «св. престол» признали наконец правительство Изабеллы.
Карлисты старались воспользоваться затруднительным положением правительства и возобновить междоусобную войну. Карлистские восстания в Наварре, Эстремадуре, Андалузии и Сантандере закончились неудачей; но Кабрере удалось собрать в Каталонии 5000–6000 человек, с которыми он продержался до 7 января 1849 года. В одной стычке он был ранен и вынужден бежать во Францию (23 апреля). Французское правительство, желавшее победы конституционалистам, не позволило графу Монтемолину, сыну дон-Карлоса, перейти границу. 9 июня Нарваэс блестяще закончил карлистскую войну, даровав общую амнистию всем замешанным в ней лицам.
Желая показать, что конституционное правительство остается преданным папе, Нарваэс послал в Италию 9000 испанских солдат, чтобы помочь французам восстановить светскую власть папы. Испанцы заняли Террачину, затем Веллетри и во время осады Рима следили за движением гарибальдийских отрядов. После взятия французами «вечного» города они заняли Сполетто и Нарни.
Положение Нарваэса казалось безусловно прочным, когда непонятный каприз королевы внезапно лишил его власти. Король, его духовник — монах Фульхенсио — и сестра Патросинио добились отставки кабинета и замены его абсолютистским министерством, во главе которого был поставлен граф Клеонард. Но ввиду всеобщего возбуждения королева испугалась сделанного ею шага и снова призвала Нарваэса. «Министерство-молния» просуществовало всего двое суток. Патер Фульхенсио был выслан в Арчидону, сестра Патросинио — в Талаверу, а у «короля» (супруга) отнято было управление королевскими вотчинами и комендатура дворца. Зато Нарваэс нажил в его лице непримиримого врага.
Вернувшись к власти, маршал пытался упорядочить финансы и развить в Испании крупную промышленность, но прежде всего необходимо было привести к равновесию бюджет. Гонзалес Браво предложил сократить расходы на армию, — Нарваэс его уволил. Приходилось заимствовать авансом 183 миллиона реалов из бюджета 1852 года, и Нарваэс, чтобы не отказываться от своего решения, подал в отставку (10 января 1851 г.).
Крайняя реакция. Трехлетие, протекшее после удаления Нарваэса, отмечено терпеливыми усилиями восстановить старый режим. Королева была исполнена предрассудков, считала либерализм и парламентаризм ересью и была не прочь упразднить кортесы. Духовенство толкало ее на этот путь, уверенное, что оно само восторжествует в случае успеха королевы. Кабинеты Мурильо, Ронкали, Лерсунди и Сарториуса были простыми орудиями личной политики Изабеллы.
Браво Мурильо подтвердил конкордат, заключенный со «св. престолом». Католическая религия был признана единственно дозволенной в Испании; епископам предоставлен надзор за школами и цензура книг; отчуждение проданных церковных имуществ признано законным, зато церковь получила право приобретать новые имущества. В общем, новый конкордат оказался весьма выгодным для католической церкви. Рождение инфанты Изабеллы (20 декабря 1851 г.) и покушение священника Мерино на жизнь королевы вызвали взрыв верноподданнических чувств в народе, и министры воспользовались этим, чтобы опубликовать в Мадридской газете важный проект конституционной реформы.
Протесты всей прессы вынудили правительство отказаться от мысли о государственном перевороте. Кабинет Ронкали попытался провести конституционную реформу законным порядком, но потерпел неудачу вследствие сопротивления сената. Тогда королева назначила председателем совета министров Сарториуса, одного из самых решительных сторон-пиков абсолютистской политики. На этот шаг королевы сенат ответил постановлением, что отныне ни одна железнодорожная концессия не будет выдаваться без предварительного разрешения палат. Это был прямой удар по герцогу Рианзаресу. Королева немедленно отсрочила заседания кортесов (10 декабря 1853 г.).
В продолжение семи месяцев двор, казалось, поставил себе задачей систематически провоцировать общественное мнение. Бюджет был обнародован посредством декрета, и на это обстоятельство было указано нации летучим листком, подписанным сотрудниками семи больших мадридских газет. Всякое заявление, требовавшее нового созыва кортесов, каралось тюрьмой или изгнанием, а Мадрид был объявлен на осадном положении. 26 апреля 1854 года' появился первый номер периодического памфлета, озаглавленного Нетопырь (El Murcielago) и разоблачавшего всю опасность создавшегося политического положения. Памфлет этот нападал последовательно на банкира Саламанку, на герцога Рианзареса, на королеву-мать Христину, на королеву Изабеллу, на ее тогдашнего фаворита, названного полным именем. Вся Испания читала эти желчные обличения, часть которых принадлежала перу дон-Антонио Кановаса дель Кастильо. 28 июня О'Доннель возмутил стоявшие гарнизоном в Мадриде кавалерийские полки с целью низвергнуть правительство Ро-Jacos.
Викальваро. 30 июня 1854 года пехота и артиллерия мадридского гарнизона, состоявшие под начальством генерала Влазера, вступили в бой с конницей О'Доннеля при Викальваро. Сражение кончилось вничью. Влазер захватил несколько пленных, но не мог преследовать О'Доннеля, отступившего к Аранхуэсу. Тем не менее положение инсургентов становилось уже довольно критическим, когда Кановасу дель Кастильо пришла в голову мысль привлечь прогрессистов к делу О'Доннеля. Он доставил генерал^ готовую политическую декларацию, которую последний поспешил обнародовать и которая известна под названием «Мансанаресской программы». Согласно этой программе династия сохранялась, но созывались учредительные кортесы, восстанавливалась милиция и была обещана более широкая свобода, более беспристрастное правосудие и муниципальная децентрализация.
Королева уволила Сарториуса и назначила на его место Кордову. 17 июля мадридцы во время боя быков потребовали исполнения гимна Риего, а вечером восстание организовалось при криках: «Да здравствует милиция! Смерть Христине! Смерть ворам!» Дворец королевы-матери был разграблен; Кордове удалось очистить главные улицы, но северная часть города покрылась баррикадами. Утром 18 июля королева заменила Кордову герцогом Ривасом и обещала созвать кортесы. Но Мадрид не хотел положить оружия; был момент, когда Изабелла помышляла о бегстве в Аранхуэс, но по совету французского посла осталась в Мадриде. Полковник Гаррига, взятый в плен при Викаушваро и приговоренный к смерти, был помилован, произведен в генералы, и его умоляли добиться прекращения перестрелки. 19-го в Мадриде находилось до 3000 вооруженных инсургентов. Банкир Севильяно собрал у себя на дому нескольких друзей, принадлежавших к партии прогрессистов. Эти люди поставили во главе своей группы генерала Сан-Мигуэля и решили выступить в качестве посредников между народом и двором. Королева назначила Сан-Мигуэля генерал-капитаном Новой Кастилии и пригласила в Мадрид О'Доннеля и Эспартеро. В продолжение еще целой недели Мадрид оставался во власти анархии. Наконец, утром 28 июля, в Мадрид прибыл Эспартеро, и. в тот же день вечером туда приехал О'Доннель. А через месяц Христина покинула Испанию и укрылась в Португалии.
Учредительные кортесы. В кортесах большинство принадлежало либералам и прогрессистам, которые составили Либеральный союз. Кроме того, там насчитывалось известное число непримиримых прогрессистов, двадцать три демократа и один абсолютист — дон-Кандидо Носедаль. Председателем был избран Эспартеро, и сохранение монархии вотировано внушительным большинством голосов.
Конституция 1855 года была возвращением к конституции 1837 года, но кортесы натолкнулись на непреодолимые финансовые затруднения. Чтобы покончить с этим, они постановили распродать все недвижимые имущества мертвой руки[195]. Королева утвердила этот закон с крайней неохотой, причем понадобилось еще выслать сестру Патросинио, подстрекавшую королеву к гражданской войне. Два мадридских священника пустили слух, будто распятие в церкви сан-Франсиско покрылось потом. Прогрессистские министры изгнали их, как и сестру Патросипио.
10 марта 1855 года скончался дон-Карлос, права которого перешли к его сыну, графу Моптемолину, принявшему имя Карла VI. В Наварре, Арагоне и Каталонии вспыхнули бунты, которые были быстро подавлены, и кортесы, уверенные в прочности своего положения, отсрочили свои заседания с 17 июля до 1 октября.
К открытию новой сессии многие депутаты, посетившие всемирную выставку 1855 года в Париже, возвратились в более умеренном и деловом настроении. В общественном мнении совершился перелом, памфлетисты осмелились нападать на герцога де ла Виториа («герцог победы»), и О'Доннель, который всегда склонялся к умеренной партии, уже мог надеяться, что ему удастся заменить Эспартеро. Когда в Старой Кастилии произошли волнения, вызванные членами умеренной партии, О'Доннель отказался преследовать виновных в подстрекательстве к беспорядкам. Прогрессистские министры подали в отставку, и королева согласилась принять ее. Эспартеро понял, что его обманули, сложил с себя председательство в кортесах, и О'Доннель один остался хозяином положения.
Вскоре все могли убедиться, что честолюбивый генерал гораздо больше дорожит властью, чем принципами. Подавив несколько прогрессистских восстаний, он без всяких околичностей вернулся к конституции 1845 года, ограничившись изданием дополнительного акта, в котором обещал кортесам ежегодную четырехмесячную сессию, а также некоторые гарантии личной неприкосновенности и свободы печати. О'Доннель был уверен в своей победе, но королева перехитрила его. Она потребовала, чтобы продажа церковных имуществ была приостановлена. О'Доннель пошел на эту уступку и с этого момента потерял всякий кредит в глазах своей партии. Лишь только он перестал быть опасен, королева немедленно его уволила. 12 октября 1856 года Нарваэс вернулся к власти и поспешил восстановить положение вещей, существовавшее до битвы при Викальваро.
Экономический прогресс Испании. Нарваэс хотел утешить Испанию в потере свободы, стараясь подарить ей внутреннее процветание. Заем в 300 миллионов реалов сообщил некоторую эластичность государственным финансам. Проведение в Мадрид воды из Лосойи, обстраивание и оборудование Пуэрта-дель-Соль (главной улицы и центра города), основание Академии моральных и политических наук, учреждение Статистического комитета, открытие сельскохозяйственной выставки в Мадриде — все это свидетельствовало об уме и рвении Нарваэса. Но суровый характер управления создал ему такую непопулярность, что 4 октября 1857 года королева его уволила.
После рождения принца Астурийского, дон-Альфонса (28 ноября), королева совершила путешествие в Валенсию и Аликанте. Она возвратилась в Мадрид, чтобы присутствовать при освящении Лосойского водопровода. В этот самый блистательный день своего царствования она сумела понять, что ей не следует слишком далеко заходить но пути реакции. Она снова призвала О'Доннеля, вернувшегося на этот раз к власти с однородным министерством и с вполне определенной программой. Страна послала ему послушные кортесы, провинциальные депутации и муниципальные советы, и таким образом пришло к власти при самых благоприятных предзнаменованиях наиболее плодотворное министерство всего царствования.
О'Доннель и Либеральный союз. О'Доннель понимал, что благоволение королевы для него безусловно необходимо. Он пе заводил уже речи о продаже церковных имуществ; иезуиты были водворены в великолепном монастыре Сан-Маркое де Леон; сестра Патросинио снова появилась при дворе и начала основывать монашеские обители во всех королевских резиденциях; О'Доннель со свечой в руке лично участвовал в церковных процессиях, а в 1861 году отказался признать Виктора-Эммануила королем Италии[196]. По отношению к демократам он выказал жестокость: осудил на смерть республиканца Сикста Камару и сослал на галеры 400 андалузских крестьян, виновных в организации коммунистического восстания[197]. Зато он отнесся с величайшей предупредительностью к графу Монтемолину и его брату, дон-Фернандо, схваченным 2 апреля 1860 года войсками, которые генерал-капитан Ортега пытался увлечь в карлистское восстание. Ортега был расстрелян, но Монтемолина и его брата лишь пригласили подписать отречение от своих прав (23 апреля) и затем выпустили на свободу. 15 июня оба принца заявили, что они считают это отречение недействительным. Но в декабре 1860 года и в январе 1861 года они умерли один за другим в Триесте от тифа, а дон-Хуан Бурбонский, последний представитель этой ветви, был отвергнут карлистами, которые признали королем его двенадцатилетнего сына дон-Карлоса. Таким образом, карлизм перестал быть опасным — по крайней мере на несколько лет.
Во внутренних делах О'Доннель придерживался политики концентрации. Имея в кортесах сплоченное большинство, получившее кличку «ирландской бригады», он раздавал высшие должности своим родственникам и любимцам и не обращал никакого внимания на возмущение оппозиции. Хотя- финансовое положение далеко нельзя было назвать блестящим, а дефицит достиг 740 миллионов, общественные работы получили необыкновенное развитие. Испания покрылась железными дорогами, построенными на французские капиталы французскими инженерами. В 1867 году длина испанской железнодорожной сети достигла 6000 километров. В главных городах построены были газовые заводы. В Мадриде, Барселоне и Валенсии возникли финансовые компании; в горном деле применены были научные методы эксплуатации; порты были улучшены; водоизмещение судов торгового флота достигло 400 000 тонн; торговые обороты возросли с 250 миллионов франков в 1848 году до 896 миллионов в 1864 году.
Не ограничиваясь содействием экономическому развитию страны, О'Доннель хотел еще доставить ей престиж военной славы. Вместе с Францией он участвовал во взятии Сайгона и Ту рана. Он снова присоединил республику Сан-Доминго к Испании и воспользовался набегом ангерских мавров, чтобы объявить войну Марокко.
Марокканская кампания. Война с Марокко была личным делом О'Доннеля, но Испания не извлекла из нее ничего, кроме пустой славы. Впрочем, еще до начала кампании ясно было, что такой исход неизбежен. Испугавшись угроз Англии, О'Доннель заранее дал обязательство воздержаться от всяких территориальных приобретений. Это донкихотство министра обошлось Испании в 8000 человеческих жизней.
Война была объявлена 12 ноября 1859 года и началась блокадой Танжера, Лараша и Тетуана. Двумя наиболее уязвимыми пунктами Марокко являлись Танжер и Тетуан, но испанскому флоту не удалось подвезти достаточные силы ни к одному из этих пунктов. О'Доннель удовольствовался тем, что сосредоточил в Сан-Рокском лагере, недалеко от Гибралтара, 44 000 человек и 3000 лошадей и перебросил их в Сеуту, откуда они вдоль морского побережья должны были двинуться на Тетуан.
Сам он принял главное начальство. Эчагуэ Забала и Рос де Олано командовали корпусами, Прим — резервом и Алкала Галиано — кавалерией.
Кампания открылась 19 ноября занятием древнего мавританского дворца, известного под названием Эль Серальо. Испанцы построили, перед ним два редута: Изабелла II и Принц Алъфонсо. Отбив 23 и 24 ноября атаки марокканцев, испанцы 25 ноября были сами отброшены к Эль-Серальо; но 2-го прибыл О'Доннель в сопровождении Прима и Забалы, снова овладел редутами и приказал возвести третье укрепление, названное Король Франсиско. 9 ноября была отбита общая атака марокканцев. 12-го высадился с третьим корпусом Рос де Олано, и в последних числах декабря все атаки марокканцев разбились о стойкость испанских войск.
1 января 1860 года испанская армия перешла в наступление и овладела долиной Кастильехос, причем Прим, попавший в опасное положение вследствие своей кипучей отваги, был спасен подоспевшим на выручку Забалой. Марокканцы отступили на крутую обрывистую гору Монте-Негрон, господствовавшую над морем; испанцы обошли позицию Монте-Негрон, но подвигались вперед медленно и с большими трудностями. Будучи отрезаны от Сеуты и не получая продовольствия от флота вследствие бури, свирепствовавшей на море, они в течение трех дней оставались без пищи. Отбив 10 и 12 января атаки мавров, испанская армия обогнула наконец мыс Негрон (14 января) и расположилась против Тетуана на берегах Гуад-эль-Гелу. 31 января марокканцы под начальством брата мароккского султана тщетно пытались пробиться сквозь испанские линии. 4 февраля испанцы в свою очередь атаковали неприятеля и па следующий день вступили в Тетуан, где захватили 146 орудий. 17 февраля Мулей-Аббас предложил мир. Испанцы потребовали уступки всей территории между Сеутой и Тетуаном и 200 миллионов реалов.
Военные действия возобновились 23 февраля. 11 марта арабы предприняли бесплодную атаку на Тетуан, а 23 марта снова были разбиты в большом сражении при Гуад-эль-Расе. Но О'Доннель, смущенный встреченным сопротивлением, подписал мирный договор, по которому Марокко обязывалось уплатить всего 100 миллионов реалов контрибуции. Зато Испания пожала, по крайней мере, моральные плоды своих усилий: вся Европа дивилась мужеству испанских солдат, а одно Бремя речь даже шла о допущении Испании в число великих держав, но этот проект, выдвинутый Францией, был отклонен в результате происков Англии.
Падение О'Доннеля. Наполеон III пытался вовлечь Испанию в мексиканскую войну, но Прим подписал с Хуаресом конвенцию в Ла Соледаде и предоставил французскому генералу Лоренсезу одному идти на Пуэблу. Наполеон III был крайне раздражен этой, как он выразился, изменой. Поведение Прима вызвало в Испании оживленные толки. Прогрессисты усмотрели в этом инциденте удобный случай для нападения на министерство, политика которого с каждым днем становилась все более реакционной. Умеренные, руководимые Гонзалесом Браво, не забыли Викальваро и не слишком ревностно поддерживали министра. После нескольких месяцев борьбы О'Доннель вышел в отставку (2 марта 1863 г.), а вместе с ним исчез и Либеральный союз, который, по словам Кальво Асенсио, «не имел ни традиций, ни принципов, ни истории, а годился лишь для того, чтобы питать самые наивные надежды, давать приют людям усталым и удовлетворять жадные аппетиты».
Распадение Либерального союза. Годы, последовавшие за падением О'Доннеля, были отмечены все прогрессировавшим возвращением двора к абсолютистским идеям. Эта безрассудная политика в конце концов стоила Изабелле трона после пяти с половиной лет междоусобной борьбы и насилий.
Кабинет Мирафлореса Конча еще пробовал управлять легальным порядком, но партии, так долго сдерживавшиеся твердой рукой О'Доннеля, возобновили борьбу с удвоенной энергией. Министерство, вынужденное распустить кортесы, добилось от избирателей послушной палаты, но прогрессистская партия вся целиком воздержалась от голосования и разоблачила перед избирателями недостатки избирательной системы. С самого открытия сессии (4 ноября 1863 г.) абсолютисты начали борьбу с кабинетом. Присуждение к каторжным работам на галерах нескольких пасторов реформатской церкви в Андалузии вызвало яростные протесты по всей Испании. 17 января 1864 года кабинет Мирафлореса уступил место министерству Арасолы, приятному королеве и пользовавшемуся поддержкой Прима и прогрессистов. По истечении шести недель министры, не добившись роспуска кортесов, подали в отставку, и Прим окончательно рассорился с королевой. Реакция обострилась с назначением кабинета Мон-Кановаса, который попросту вернулся к конституции 1845 года в ее первоначальной форме. По случаю открытия Северной железной дороги король совершил путешествие в Париж; там ему посоветовали вести более умеренную политику, что он поспешил позабыть;, камарилья снова сделалась всемогущей, прогрессисты преследовались с сугубой строгостью, и 3 мая 1864 года дон-Салюстиано де Олозага объявил, что «традиционные препятствия, которые мешают испанской свободе, должны быть разбиты». Попытки пронунсиаменто 6 июня и 6 августа были сурово подавлены. Прим был сослан под надзор полиции в Овиедо, Контрерас — в Коруныо. Все возрастающие трудности до такой степени испугали королеву, что она призвала к власти Нарваэса.
Военные диктатуры. На первых порах Нарваэс старался управлять в конституционном духе. Он добился консервативных выборов и предложил своим противникам амнистию; но прогрессисты отказались разоружиться. Для борьбы с финансовыми трудностями придумали распродать часть коронных имений. Казна должна была получить 75 процентов продажной цены, королева довольствовалась 25 процентами. Кастелар, профессор Мадридского университета, возвысил свой голос среди хора похвал, прославлявших великодушие королевы. Он доказал, что. Изабелла сохраняла свои дворцы и свои самые лучшие имения и перекладывала в свою приватную шкатулку четвертую часть стоимости некоторых имуществ, принадлежавших нации. Двор потребовал немедленного увольнения Кастелара. Ректор Монтальван ответил отказом. Двор сместил ректора; студенты устроили уволенному ректору восторженную серенаду (8 апреля 1865 г.); полиция разогнала манифестантов. На следующий день Мадрид забурлил; конная полиция атаковала толпу, девять человек было убито, сто ранено; муниципалитет принял сторону населения против правительства, и после двух месяцев борьбы Нарваэс вышел в отставку (21 июня).
Его заменил О'Доннель, который попытался вернуть королеву на путь либерализма; патер Кларет и сестра Патросинио были удалены от двора; отчуждение церковных имуществ было ускорено; Виктор-Эммануил признан королем Италии. Но О'Доннелю не удалось привлечь па свою сторону прогрессистов. Прим ясно давал понять, что они не остановятся ни перед какими препятствиями. Во многих местах вспыхнули военные бунты. Политические неурядицы осложнились финансовым кризисом. 22 июня 1866 года в Мадриде взбунтовались артиллерийские полки. О'Доннель подавил восстание и приказал казнить шестьдесят бунтовщиков, осужденных военным судом. Тем не менее двор счел его слишком снисходительным, и 10 июля О'Доннель должен был уступить место Нарваэсу.
Нарваэс хотел терроризировать оппозицию. Печать была связана по рукам и ногам; все оппозиционные корпорации были распущены. Когда кортесы осмелились протестовать, мадридский генерал-капитан граф Честе приказал занять их дворец войсками. Председатель кортесов Риос Розас хотел представить королеве адрес, но подвергся высылке; председатель сената Серрано последовал его примеру и Тоже был выслан. Герцог Севильский заявил протест против «режима террора, господствовавшего в Мадриде», и лишился всех прав испанского принца. Герцог и герцогиня Монпансье пытались дать совет королеве и были отправлены в изгнание. Никогда двор, не являл такого скандального зрелища, как в эту эпоху; королева позволила себе назначить своего фаворита дон-Кар-лоса Марфори министром колоний. Интеллигентные элементы общества решительно отвернулись от династии. Гневный памфлет, озаглавленный Молния (El Relampago), 22 июня 1867 года бросил в толпу лозунг «Долой Бурбонов!» Генерал Дульсе и герцог Монпансье примкнули к революционной партии.
5 ноября 1867 года скончался О'Доннель. Королева не послала на его похороны даже придворной кареты. Напротив, к чести Нарваэса следует сказать, что он шел в первом ряду за гробом и произнес прочувствованную речь на могиле своего соперника.
22 февраля 1868 года Пий IX присудил испанской королеве золотую розу. Это был мистический залог признательности и уважения. При дворе это событие было отпраздновано радостными демонстрациями, но нация отнеслась к нему безучастно или насмешливо. Смерть Нарваэса (23 апреля 1868 г.) отняла у Изабеллы последнюю опору.
Однако королева всё упрямее цеплялась за свои идеи. Она выдала свою старшую дочь, донью Изабеллу, за графа Джирдженти, брата неаполитанского экс-короля, и назначила преемником Нарваэса — Гонзалеса Браво, абсолютиста, который старался разыгрывать роль гражданского диктатора: заключение в тюрьму генералов, изгнание в Лиссабон герцога и герцогини Монпансье, драконовские меры против печати — ничто не было упущено, чтобы придать этой диктатуре самый возмутительный характер.
Но в то время как королева выехала на морские купанья в Леквейсио, составился заговор, который должен был закончиться революцией. Королева догадывалась о существовании этого заговора и заранее радовалась. «Эта мелочная полицейская война мне наскучила, — говорила она. — Пусть произойдет что-нибудь серьезное, способное взволновать мою желчь… Тогда мы вытащим кинжал, схватимся с врагом лицом к лицу и насмерть!»
Сентябрьская революция 1868 года. 18 сентября 1868 года эскадра, стоявшая на якоре в гавани Кадикса под командой адмирала Топете, взбунтовалась при криках «Да здравствует народное верховенство!» На следующий день Топете занял Кадикс, Серрано двинулся на Севилью, а Прим с тремя фрегатами отправился поднимать порты Средиземного моря.
Одно время королева думала было отправиться в Кадикс, но гибралтарская флотилия присоединилась к инсургентам. Изабелла приняла отставку Гонзалеса Браво и облекла полномочиями дон-Хозе Конча, который выехал в Мадрид и наспех организовал сопротивление.
В конце сентября Новаличес прошел через ущелье Дес-пенья-Перрос с 9000 штыков (пехоты), 1300 сабель (кавалерии) и 32 орудиями. С своей стороны, Серрано имел в своем распоряжении 18 батальонов пехоты, 24 орудия и 800 человек кавалерии. Противники сошлись у Альколейского моста на расстоянии одного перехода от Кордовы. Новаличес совершил большую ошибку: он разделил свои силы на два отряда и двинулся к Альколее по обоим берегам Гвадалквивира. Обеим колоннам не удалось соединиться, сам он был тяжело ранен, а его заместитель Паредес отступил к Эль-Карпио; 2 октября Паредес сдался на капитуляцию и со всей своей армией присоединился к Серрано.
Мадрид уже три дня находился во власти инсургентов. Управление городом взяла в свои руки революционная хунта под председательством дон-Паскуаля Мадоса; демократическая хунта раздала народу 40 000 ружей. Изабелла могла, быть может, еще примириться с подданными, но для этого необходимо было принести в жертву Марфори. На это она, однако, не могла решиться и покинула Сан-Себастиан среди угрожающего молчания народа, увозя с собой патера Кларета и Марфори. В Биаррице она имела свидание с Наполеоном III, отдавшим в ее распоряжение замок По, где она временно поселилась и откуда обратилась к испанскому народу со страстным воззванием, встреченным на Пиренейском полуострове с полнейшим равнодушием.
Конституция 1869 года. Сентябрьская революция вызвала во всей Испании неописуемую радость. Как и в 1854 году, всем казалось, что свобода спасена от грозивших ей опасностей. Но, к несчастью, как это всегда бывало в те времена в Испании, революция была понята только интеллигентными верхами общества. Масса оставалась в стороне или служила бессознательным орудием в руках смельчаков или насильников. Деятели сентябрьского переворота далеко не были согласны между собой. Одни стремились провозгласить республику, другие хотели сохранить монархию, лишь призвав новую династию, и в продолжение двух лет Испания истощала свои силы— сперва в ожидании конституции, а затем короля.
25 октября 1868 года революционное министерство декретом ввело всеобщее избирательное право, свободу совести, печати и обучения, свободу союзов и собраний. Учредительные кортесы были созваны на 11 февраля 1869 года; избирательная кампания сопровождалась довольно серьезными волнениями в Таррагоне, Вадахосе, Севилье, Кадиксе и Малаге. В Мадриде состоялись монархический митинг на эспланаде Королевских конюшен и республиканская манифестация в Кампо де ла Леальтад. Избиратели послали в кортесы большинство прогрессистских депутатов; было также несколько республиканцев, несколько кар листов и только два или три умеренных.
11 февраля 1869 года Серрано торжественно открыл учредительные кортесы, которые облекли его званием главы исполнительной власти. Конституционная комиссия немедленно принялась за работу. Главная борьба разыгралась вокруг статьи, провозглашавшей религиозную свободу: 9000 петиций, покрытых 3 миллионами подписей, требовали, чтобы католичество оставалось единственной дозволенной религией. Несмотря на эту внушительную манифестацию, прогрессисты вписали принцип свободы культов в конституцию, принятую 1 июня и обнародованную 6-го. Члены династии Бурбонов лишены были права на престол и на занятие каких-либо общественных должностей.
Выработка конституции представляла собой большой шаг вперед, но еще надо было заставить нацию принять ее. Против нее высказывались бывшие умеренные, карлисты и республиканцы. В Малаге, Севилье и Аликанте вспыхнули восстания. Когда правительство стало применять суровый закон 17 апреля 1821 года, республиканское меньшинство протестовало и начало волноваться. Сарагосса, Валенсия и Барселона восстали. Пии Маргаль заявил на заседании самих кортесов, что «каталонские и европейские рабочие подготовляют социальную революцию против остальных классов». С другой стороны, правительство было раздражено поведением духовенства, открыто призывавшего к мятежу. Власти хотели принудить священников принести присягу на верность конституции. Значительное число духовных лиц отказалось от этой присяги, а в северной части Испании составилась сильная партия, ратовавшая за дон-Карлоса, сына дон-Хуана Бурбонского.
Кандидаты на испанский престол. В избрании короля Прим усматривал средство для прекращения бедствий в стране. Претендентов на престол было немало, но те, которые соглашались принять корону, — были нежелательны, а те, которых желали испанцы, отказывались от нее.
Несмотря на отречение королевы Изабеллы (в Париже 25 июня 1870 г.), сторонники ее сына дон-Альфонса были пока еще довольно немногочисленны.
Герцог Монпансье не пользовался популярностью и обнаружил неуместную торопливость. Кроме того, он имел несчастье убить на дуэли 12 марта 1870 года своего двоюродного брата, герцога Севильского. Против него уже давно высказывалось французское правительство. Поэтому он был устранен бесповоротно.
Фердинанд Савойский, герцог Генуэзский, брат Виктора-Эммануила, уклонился от всяких переговоров относительно своей кандидатуры.
Дон-Фернандо (Фердинанд Саксен-Кобургский), муж покойной королевы португальской, был кандидатом сторонников иберийского единства[198]. Наполеон III благосклонно смотрел на эту кандидатуру, но дон-Фернандо сперва начал уклоняться, говоря, что для него — это вопрос совести; 5 апреля 1869 года он по телеграфу отказался принять депутацию от кортесов. Прим, чрезвычайно обиженный, больше не настаивал. В действительности колебания дон-Фернандо внушались не столько совестью, сколько заботой о собственных материальных интересах: он боялся, в случае революции в Испании, потерять доходы от цивильного листа, которые получал в Португалии. Кроме того, дон-Фернандо был женат вторым браком на иностранке, г-же Генслер, которой прусский король пожаловал титул графини Эльдской, и он опасался, что испанцы окажут его супруге недостаточно почетный прием.
Потеряв терпение, Прим предложил корону дон-Луису (Людовику I), португальскому королю, который ответил, что «он португальцем родился и португальцем хочет умереть» (28 сентября 1869 г.).
В мае 1870 года испанцы вторично обратились к дон-Фернандо, который снова ответил отказом (15 мая). В июле сделана была новая попытка. 15 июля испанский посланник в Лиссабоне телеграфировал Приму, что Фернандо согласен. Казалось, все улажено, и 22 июля Прим официально предложил корону дон-Фернандо, который ответил новыми требованиями. Переговоры тянулись до 30 июля, не приводя ни к какому результату, так как португальцы и слышать не хотели о соединении их страны с Испанией.
Во время переговоров с дон-Фернандо одному берлинскому банкиру пришла в голову оригинальная мысль выдвинуть, кандидатуру немецкого принца Леопольда Гогенцоллерн-Зигмарингенского. Прим послал в Берлин Саласара-и-Масаредо, поручив ему побеседовать с отцом принца Леопольда. Прусский король и Бисмарк сделали вид, что считают эти переговоры чисто личным делом принца Леопольда. «Если во Франции по этому поводу поднимут шум, — писал Бисмарк, — то мы просто спросим: чего вы от нас хотите? Неужели вы желаете навязывать готовое решение испанской нации и частному лицу — немцу?»
Эта злополучная и так некстати разглашенная кандидатура явилась поводом к франко-прусской войне. Затем в октябре 1870 года Прим велел запросить в Берлине, согласится ли принц Леопольд принять корону в том случае, если кортесы изберут его королем. Прусский король ответил, что в качестве главы Германского союза он не может вмешиваться в данное дело и что с этим вопросом следует обратиться к самому принцу. Бисмарк действовал смелее: когда итальянское правительство запросило его, правда ли, что принц Леопольд уже перестал быть кандидатом, то он отказался отвечать и не разрешил итальянскому агенту приехать в немецкую главную квартиру для свидания с принцем. Майор фон Ферзен даже явился к Приму просить содействия Испании в войне против Франции. Прим благородно отказал.
Спустя некоторое время Кератри, делегированный французским правительством национальной обороны, в свою очередь пытался вовлечь Испанию в войну против Германии: Переговоры зашли, кажется, довольно далеко, но не привели ни к каким определенным результатам. Во всяком случае кандидатура немецкого принца отпала. Тогда испанцы обратились к принцу Амедею Савойскому, на избрание которого державы выразили свое согласие. Кортесы выбрали его королем Испании 16 ноября 1870 года 191 голосом из 311. Дон-Карлос и донья Изабелла 21 декабря заявили протест, и 30-го, в тот самый день, когда Амедей высаживался в Картагене, Прим был убит в Мадриде при выходе из кортесов. Гражданская война в Испании еще не закончилась.
Испанская литература и наука. Народное образование было реорганизовало в 1845 году. Число университетов было уменьшено до десяти, находившихся в Мадриде, Барселоне, Севилье, Сант-Яго, Вальядолиде, Валенсии, Гренаде, Сарагоссе, Сала-манке и Овиедо. В 1860 году в них насчитывалось около 9000 учащихся. Сделаны были некоторые весьма осторожные попытки, направленные к установлению свободы преподавания. Профессор Мадридского университета Хулиан Сане дель Рио популяризовал для своих соотечественников сочинения немца Краузе. Филологическими науками занимались Карлос. Ари-бай, Фернандес Гёрра, Августин Дуран и Гарцембуш, которые выпустили в свет новые комментированные издания Кеведо, средневековых испанских баллад (Романсеро), Каль-дерона, Аларкопа, Тирсо де Молина и Лопе де Бега. Но круг ученой публики был весьма ограничен, и серьезные журналы не могли привиться в Испании.
Юриспруденция нашла блестящего представителя в лице Иоакина-Франсиско Пачеко, Лекции по уголовному праву которого до сих пор считаются в Южной Америке классическим сочинением. Прекрасная книга Фермина Кабальеро, озаглавленная Поощрение сельского населения (Fomento de la роЫасгоп rural), является одним из лучших сочинений по политической экономии, появившихся в Испании. Географический словарь каталонца Паскуаля Мадоса полон интересных сведений.
Естественные науки развивались медленнее, чем филологические. Однако открытия, сделанные иностранными учеными, начали уже мало-помалу проникать в Испанию. Рамон Пельико напечатал прекрасное Руководство по геологии, а Касиано де Прадо предпринял подробное научное исследование нескольких провинций полуострова.
Гораздо более серьезные успехи сделала историческая наука. Историки старались соединить обстоятельность древних национальных летописцев с методами новейшей историографии. Вместе с тем они делали похвальные усилия сохранить беспристрастие. Наиболее объемистым, если не самым удачным сочинением является Всеобщая история Испании Модесто Лафуэнте, в которой важнейшие события национальной истории изложены в стройном порядке. Недостаток этого труда заключается в отсутствии философских взглядов и художественной формы. Гораздо увлекательнее написаны История испанской цивилизации Эухенио Тапиа, Жизнь Аргеллеса Эваристо Сан-Мигуэля и История царствования Карла III Антонио Феррер дель Рио, хорошо документированная, правильно освещенная и прекрасно рассказанная. Этого нельзя сказать об Истории гражданской войны Антонио Пиралы — беспорядочном нагромождении мелких фактов, относительную важность которых автор понимает очень редко.
Изящная литература продолжала развиваться под влиянием французского романтизма и выдвинула множество поэтов и драматургов, которые в целом представляют плеяду очаровательных и выдающихся умов, но которые почти все отличаются скорее техническим мастерством, чем творческим воображением, и характеризуются почти полным отсутствием искреннего вдохновения. Они писали исторические трагедии, как, например, Знатная дама (Rica hembra) Тамайя-и-Вауса, Князь Вианский доньи Гертруды Авеланеда, Филипп 11 Хозе-Мариа Диаса и Два фаворита Руби. Время от времени появлялись некоторые оригинальные опыты новейшей драматургии, например Брачный крест Эгиласа, Стеклянная крыша и Проценты Александра Лопеса де Айалы. Около 1850 года интерес публики к комической опере (Zarzuela) побуждает каталонца Кампродона писать оригинальные либретто или приспособлять для испанской сцены либретто иностранных авторов. Публика рукоплескала музыке Барбиери, Ариета, Гастамбида и Удрида, и комическая опера окончательно привилась в Мадриде.
Среди поэтов Рамон Кампоамор благодаря своей Скорби (Do-loras), своим Стихотворениям (Poesias) и Всемирной драме (Drama universal) стал одним из самых популярных людей в Испании. Мануэль Паласио иногда напоминал Кеведо смелостью своих сатир. Арпао был певцом религии, и Антонио де Труэба дал, быть может, наивысший образец народной кастильской поэзии в своей Книге песен (Libro de los can tores).
Романисты были весьма многочисленны, но почти все они культивировали искусственный и несколько устарелый жанр исторического романа и романа приключений. Энрико Перес Эсрич написал 30 томов, Мануэль Фернандес-и-Гонзалес провел свои романы плаща и шпаги через все эпохи испанской истории. Тенденциозный политический роман также пользовался большой популярностью и нашел своего главного представителя в лице доньи Сесилии Боль де Фабер, известной в литературе под псевдонимом Фернана Кабальеро. Дочь обосновавшегося в Кадиксе гамбургского негоцианта, она была подругой королевы Изабеллы и употребила свой талант на службу абсолютистским и реакционным идеям своей августейшей покровительницы. Эта политическая тенденция вредит достоинству ее сочинений и придает им характер утомительного однообразия, но всякий, кто хочет хорошо познакомиться с эпохой Изабеллы II, должен прочесть книги Фернана Кабальеро, и наряду с ложными мыслями читатель найдет в них прелестные описания, порывы искреннего чуьства и в особенности много андалузского остроумия и изящества.
В 1869 году появилась книга, написанная двадцатитрехлетним автором, Золотой фонтан (La Fontana de Ого) Венито Переса Гальдоса. Это сочинение было первым томом целой серии национальных романов (Episodios nacionales), в которых автор задумал изобразить политическую и социальную эволюцию своего отечества в XIX столетии. Перес Гальдос выступил в качестве совершенно определенного прогрессиста. Изданная — в свет вскоре после сентябрьской революции, его книга явилась как бы боевым кличем и победоносным вторжением либерализма в литературу.
Наряду с романистами следует отвести важное место «полиграфам»[199], как, например, Кановас дель Кастильо — историк и полемист; Педро Антонио Аларкон — журналист драматург и романист; Эмилио Кастелар — экономист, историк, эстетик, романист и лектор.
Испанский язык словно нарочно создан для трибуны и кафедры. Залы кортесов и мадридского Атенея слышали таких чудесных ораторов, как консерватор Донозо Кортес, абсолютист и скептик Гонзалес Браво, честный и твердый Антонио Риос Розас и все корифеи прогрессистской партии — Олозага, Мариа Риверо, Руис Зорилья, Фигуэрас, Сальмербн, Пи-и-Маргаль и, паконец, Кастелар, оратор изумительный, истинное воплощение испанского красноречия.
Пресса также служила трибуной для всех этих людей, и хотя народное образование в Испании до нашей эпохи оставляло желать многого, в Мадриде в 1867 году насчитывалось 134 газеты, из них 17 политических и 32 литературных. Вестник (Heraldo) был органом умеренных, Эпоха (La Ероса) — органом Либерального союза, Голос народа (Clamor publico) — органом прогрессистов. Первые манифесты республиканской партии были опубликованы Кастеларом сначала в Обсуждении (La Discussion), а затем в Демократии (La Democracia). В провинции влиятельными глашатаями баскских и каталонских патриотов были Барселонский дневник (Diario de Barcelona) и Irurac bat, издававшийся в Бильбао.
Правда, во всех этих изданиях подвизалось больше риторов, чем действительно компетентных людей, а общественное сознание делало хотя и несомненные, но не столь быстрые успехи, как это следовало бы ожидать при столь многочисленных д даровитых его воспитателях. Серьезности — вот чего слишком часто не хватает блестящим разглагольствованиям литераторов, ораторов и журналистов этого периода. Прогресс испанской культуры постепенно доставит им в будущем недостающие качества. Пусть только Испания сохранит блестящие таланты своих сынов и в то же время решительно откажется от предрассудков, привитых ей теократическим воспитанием, — и она станет наиболее самобытной и живой из латинских наций[200].
II. Португалия
Португалия с 1847 до 1870 года. В рассматриваемый период политическая жизнь Португалии отличалась почти такой же неустойчивостью, как и в Испании. Здесь совершались свои пронунсиаменто и государственные перевороты, и во главе кабинета сменилось двенадцать премьеров, не считая многочисленных перетасовок в личном составе отдельных министерств. В Португалии, как и в Испании, парламентарный режим, позаимствованный из-за границы, был явлением чисто искусственным, и весьма понятно, что в стране, где отсутствовало общественное мнение, правительству, которое по существу должно основываться на общественном мнении, было довольно трудно пустить корни. Идеи и принципы были для масс лишенными смысла формулами, просто служившими игрушкой или оружием в руках борющихся партий. Перебрасываемые как мячик справа налево, эти формулы утрачивали свою рельефность и теряли всякое значение. Общество перестало их понимать, а политики суетились перед невнимательной и скучающей нацией, помышлявшей единственно о, материальном благополучии.
Португалия была «обширной Баратарией», управляемой королем Санхо[201]. Всеобщий индифферентизм имел, по крайней мере, ту хорошую сторону, что он низвел политические партии до уровня простых котерий и таким образом помешал борьбе принять слишком острые формы. Страна не потрясалась ежеминутно революционными судорогами, и Португалия, под патриархальным управлением патриотических и разумных монархов, сделала значительные успехи[202].
Салданья и Коста Бабраль. Период, наступивший вслед за революцией 1847 года, отмечен в истории Португалии борьбой между маршалом Салданьей и Коста Кабралем. «Для не имевшего определенных убеждений Салданьи партии и программы представлялись простыми случайностями, а так как партии и программы постоянно возникали, росли и распадались вновь, то маршал к концу жизни последовательно имел почти столько же политических мнений, сколько лет». Суровый и властный Коста Кабраль имел на своей стороне то преимущество, что он знал толк в государственных делах и обладал большим правительственным опытом. В продолжение двух лет (1847–1849) Салданья удачно боролся со своим противником, но в 1849 году Коста Кабраль одержал над ним решительную победу.
Как мудрый политик, Коста Кабраль пытался удержать старого солдата и привлечь его к своему делу, но голос самолюбия заглушил в Салданье соображения выгоды; он отказался от каких-либо компромиссов и перешел в оппозицию. Он употребил два года на расстановку своих батарей, втерся в доверие к самым выдающимся деятелям страны, как Феррер, Суре, Пестана и Геркулано, и провозгласил себя либералом с целью вернее одурачить либералов, которые надеялись найти в нем показного «парадного» вождя и управлять от его имени, льстя его самолюбию и щедро оплачивая его услуги. 17 апреля 1851 года Салданья поднял восстание в Опорто при поддержке богатого и прогрессивно настроенного фабриканта Викторино Дамасио. Двор не оказал никакого сопротивления, и 15 мая Салданья торжественно вступил в Лиссабон при бурных ликованиях толпы, приветствовавшей в его лице человека, призванного возродить страну.
Возрождение. Коалиция, доставившая власть Салданье, представляла собой главным образом синдикат финансистов и дельцов. Салданья служил вывеской для известной предпринимательской фирмы, но вместо морального возрождения, которого требовал простодушный Геркулано, материальный прогресс был декретирован первосвященником нового культа Родриго и его диаконом Фонтесом. Португальское возрождение в общем итоге оказалось просто-напросто царством капитала. Фонтес определил сущность новой системы, сказав, что он «поручился бы за спасение страны, если бы можно было издать закон, вменяющий всем португальцам в обязанность путешествовать три месяца в году».
Дон-Педро V. Смерть королевы доньи Марии (15 ноября 1853 г.) доставила корону дон-Педро V, юному шестнадцатилетнему принцу, который сначала царствовал под опекой своего отца дон-Фернандо (Фердинанда Саксен-Кобургского). Регент был человек образованный, с художественными наклонностями, проникнутый современным духом. Он философски относился ко всем передрягам португальской политики. Воспитание своего сына он поручил историку Геркулано, а затем для завершения образования послал будущего короля путешествовать по Франции, Англии, Швейцарии, Бельгии и Италии. Объявленный совершеннолетним в 1855 году, дон-Педро обнаружил недюжинный ум и стремление к общественному благу, но его образованность слишком уж высоко — ставила его над его народом, а путешествия, раскрывшие ему недостатки португальского общества, сделали его каким-то иностранцем в собственной стране. Хрупкость здоровья и врожденная склонность к мистицизму заставляли его предвидеть собственную раннюю кончину. Казалось, он не царствовал, а скорее лишь присутствовал при событиях своего царствования. Дон-Педро видел, как историческая партия сменила партию возрождения; при нем пал Салданья (1856), из рук которого власть перешла к герцогу Лулё, знатному вельможе, женатому на принцессе, революционному вождю и франкмасону, внесшему в революцию свои замашки большого барина и спокойную невозмутимость гидальго старых времен, затем к герцогу Авиле, а от него — к члену партии возрождения Терсейре. Король по-настоящему любил и уважал только герцога Лулё.
Мужеством, проявленным во время опустошавших Лиссабон эпидемий холеры и желтой лихорадки, дон-Педро приобрел огромную популярность. Его жена, красивая и добрая Стефания Гогенцоллери-Зигмаринген, скоро сделалась не менее популярной, чем он. Но преждевременная смерть юной королевы еще более усилила меланхолию короля. Его обвиняли в клерикализме за то, что он ввел в Португалии женский монашеский орден Сестер милосердия. Он не чувствовал в себе достаточной энергии, чтобы решительно взять в свои руки бразды правления, как этого требовал народ; он скончался 11 ноября 1861 года. Смерть дон-Педро вызвала сожаления всех его подданных; был момент, когда думали, что его убили, — и толпа устремилась на улицы Лиссабона, крича о крови и о мести.
Дон-Луис I. Дон-Педро наследовал его брат, дон-Луис, герцог Опортский; он окружил себя новыми людьми, как Казаль, Серпа, Мартене, Сампайо, сообщившими португальской политике ярко выраженный прогрессивный характер. Сестры милосердия, на которых косо смотрели либералы и португальское духовенство, были изгнаны из страны. Король женился на дочери Виктора-Эммануила.
Торгово-промышленные интересы составляли предмет неусыпных забот для короля и его министров. В том самом году, когда началось движение по железнодорожной линии Вадахос — Лиссабон, внутри страны были отменены паспорта как для португальцев, так и для иностранцев. В 1866 году открылась в Опорто всемирная выставка. В 1867 году введена была метрическая система весов и мер. Территориальное деление страны было преобразовано с таким расчетом, чтобы дать простор стремлениям к децентрализации; обнародован был свод гражданских законов, а в 1868 году отменено рабство В португальских колониях.
Два важных вопроса привлекали к себе, внимание правительства: вопрос об отношениях к Испании и вопрос финансовый. Мы уже видели, как был разрешен первый вопрос; второй тщетно ждал своего разрешения вплоть до конца XIX века.
Португалия вошла в долги во время войны за независимость (против Наполеона I). Гражданские войны тоже стоили ей очень дорого, а бремя, и без того тяжкое, было еще увеличено ростовщическими займами, заключавшимися дон-Мигуэлем. В 1852 году государственный долг Португалии достиг уже 34 470 миллионов мильрейсов. В это время он был конвертирован в трехпроцентную ренту, но рост общественных работ, казнокрадство и спекуляция довели его до 137 998 миллионов в 1863 году[203]. В то время как государственная задолженность возросла вчетверо, торговые обороты Португалии с трудом вернулись к цифре 1818 года (накануне потери Бразилии).
Герцог Лулё пытался бороться с этим злом. Король подал хороший пример, добровольно сократив цивильный лист. Но когда он пожелал уменьшить число членов парламента, в стране поднялось сильное волнение. Когда был издан декрет о продаже церковных имуществ, старый маршал Салданья, бывший тогда посланником в Риме, подал в отставку, а 19 мая 1870. года вспыхнул военный бунт, повлекший за собой падение герцога Лулё, роспуск кортесов и составление кабинета Салданьи, продержавшегося, впрочем, тоже очень недолго.
Португальская литература. После глубоких политических потрясений, ознаменовавших в Португалии начало XIX столетия, наступило относительное спокойствие, позволившее писателям и мыслителям приступить к делу национального воспитания. Они принялись за работу с таким усердием, что литературное движение этого периода можно с достаточным основанием назвать третьим португальским ренессансом[204].
Родоначальником этого ренессанса явился талантливый писатель, барон Альмсйда-Гаррет, родившийся в Опорто в 1799 году. Гаррет провел десять лет (1823–1833) в Англии и Франции и. по возвращении в отечество издал свой Очерк португальской истории и поэзии, послуживший как бы манифестом новой школы; из его многочисленных, прозаических и стихотворных произведений укажем поэмы Донья Бранка и Камоэнс, драмы, комедии и Путешествие по родной стране, одну из популярнейших книг португальской литературы.
Антонио Фелисиано дель Кастильо (1800–1878), потерявший зрение на седьмом году отроду, написал много художественных и прочувствованных поэм, проникнутых свойственной португальскому духу меланхолией. Из них наибольшей известностью пользуются Ревность барда, Ночи в замке и Весна. Александр Геркулано-и-Араухо, родившийся в Лиссабоне в 1810 году, получил образование в Париже; стихами и историческими романами он готовился к серьезным историческим трудам: после создания таких художественных произведений, как Хозяин Жиль, Arrhas рог foro d'Hespanha и Дама с козлиным копытом, он написал обширную, но, к сожалению, не доведенную до конца Историю Португалии, которая обеспечивает ему почетное место среди европейских историков XIX столетия.
Еще большей плодовитостью отличался Хозе да Сильва Мендес Леаль, который прославился как поэт, драматург, романист, историк, журналист и государственный деятель. Его драмы Белая звезда, Наследие канцлера и Педро пользовались длительным успехом. Его исторические исследования Два полуострова и Национальные памятники заслуживают быть поставленными наряду с произведениями Геркулано.
Ребельо да Сильва, Хозе да Андраде, Корво да Камоэнс, Камилл Кастельо-Вранко, Франсиско Гомес да Аморим, Эрнесто Еистер, Абранчес, Тихейра да Васконсельос также сочиняли романы и драматические произведения. Латино Коэльо написал исследование о Маркизе Помбале и Политическую и военную историю Португалии. Оливейра Мартино также составил Историю Португалии и Современную Португалию, написанную в слишком страстных тонах, но чрезвычайно увлекательно.
Португальская пресса насчитывает в своих рядах много заслуженных писателей, а основанные королем дон-Педро V Высшие курсы литературы в Лиссабоне также сыграли известную роль в литературном развитии страны.
Научная деятельность в Португалии, правда, отстала сравнительно с литературной. Тем не менее географические исследования могут похвалиться некоторыми успехами. Университет в Коимбре обладает прекрасной библиотекой и великолепными естественнонаучными коллекциями. В Лиссабоне существует большая Медицинская школа, а астрономические обсерватории в Лиссабоне, Коимбре и Опорто снабжены полным набором инструментов. Португалец может получить серьезное и всестороннее образование, не покидая своей страны.
ГЛАВА Х. АНГЛИЯ. 1848–1870
Дата: 2018-12-21, просмотров: 279.