С. К. – Почему Жуков повторяет за Фоменко его же мысли, только как бы от своего имени?

Ф. И. – Историк Жуков своих оппонентов никогда серьёзно не изучал, и изучать, судя по его занятости и игривой самоуверенности, не собирается. При этом вырвать отдельные фразы и смешать с грязью – это для кандидата наук в порядке вещей. Поскольку многие блистательные находки Анатолия Фоменко давно уже расходятся на цитаты, сам К. Жуков уже не может отследить, как очередная свежая мысль пришла ему в голову. Вот отсюда, вероятно, и проистекает та самая легкоусвояемость, о которой говорит А. Соколов.^[73] Посмотри видео, как Жуков виртуозно играет со словами, цитируя этимологии из Фоменко. А то, что академик, в отличие от имярек жуковых, всё время предупреждает читателя о «лингвистических вероятностях и допустимых вариантах толкования, которые сами по себе ещё не являются историческими доказательствами», это прийти в голову ему не может. И это притом что умудрённый жизнью Дмитрий Пучков поддакнет, научная общественность поддержит, а народный зал, как водится, промолчит. Что ещё для настоящей науки надо? Может ли быть большего счастья, когда тебя так все понимают?

С. К. – Но почему учёные не ищут?

Ф. И. – Не ищут, и искать не будут до того времени, пока наука, как отрасль, не перестанет быть зависимой от^[74] заказчика материала, задающего направление исследований, а значит, и вектора развития исторической науки. Все разработки, все исследования сегодня сосредоточены на поощрениях и вознаграждениях. Как собачки и обезьянки Ивана Павлова. И далеко не всегда они инициируются чистыми помыслами или руками. Исключения составляют редкие доброхоты, белые вороны, бескорыстно копошащиеся в легкодоступных архивах. Но как только новые находки такой белой вороны споткнутся о традицию, его из науки вышвырнут, наложив епитимью фрика и лжеучёности. А ещё выяснится, что с самого детства он смолил бычки, матюгался и нещадно обижал девочек, а в редкие дни посещения вуза всегда прятался в дальних рядах учебной аудитории, чтобы выспаться после очередного ночного кутежа. У тебя есть пара миллионов в рублях, чтобы через Российскую академию наук организовать серьёзную проработку научных доводов А. Фоменко на исторические темы? Нет? Но у кого они есть, у того есть и влияние на процесс, значит, он и танцует науку. Поэтому, когда появляются самостоятельные исследователи – это благо. Наша задача – не отбрасывать их начинания, а критически пересмотреть и взять самое нужное. Надежды на то, что сами историки будут что-то делать в этом направлении, ничтожно малы.

С. К. – Дешевле назвать оппонента лжеучёным или фриком. Так ведь поступает Светлана Бурлак, когда любители припирают её к стенке?

Ф. И. – Это один из распространённых приёмов самозащиты тех, которые не чувствуют себя достаточно уверенно. Сжато это выглядит примерно так: «А ты, вообще, какие книги читал?» или «У тебя какое, собственно, профильное образование?». Они не желают признать, что в критике открытых знаний далеко не всегда надо быть узким специалистом. Часто, наоборот, это лишь вредит делу. Достаточно иметь ясную голову и процент здравомыслия. Именно сторонний, свежий взгляд неспециалиста позволяет видеть там, где специалист видеть оказывается неспособен.

Это весьма распространенное явление, известное многим ученым, писателям, деятелям искусств. Если брать из рассматриваемых здесь персонажей, то достаточно напомнить историку Жукову и его соучастникам по дискредитации российской исторической науки, что проведённый «лжеисториком» А. Фоменко гигантский сравнительный анализ одних только мифологий и верований народов планеты в их длящихся исторических периодах перекрывает по своей отдаче и практическому результату все подобные исследования последних трёхсот лет, декларируемые от имени культурологов, искусствоведов, этнографов, историографов и т. п. То, что господин Жуков так поверхностно, с шальной искоркой чистит новохронологов, не имея и грубого представления об этой, по сути, новой ревизионистской науке, не делает ему чести.^[75] Таким образом, справедливее будет считать, что это сама наука история является легкоусвояемой суррогатной пищей, подаваемая на школьные и студенческие столы в качестве недоваренной похлёбки.

С. К. – Даже безотносительно существования Новой хронологии?

Ф. И. – Конечно. Представим, что никакой Новой хронологии не существует. И вот ты, сидя за партой, получил знание о том, что три с лишком тысячи лет назад в городе Трое греки напали на троянцев. Возникнет ли у тебя желание разузнать – а откуда эти сведения о Троянской войне, собственно, взялись? Не сами ли троянцы рассказали об этом Климу Жукову? Чаще, увы, не возникнет. Потому что в историю мы верим, как ребятишки в Деда Мороза. Просто так, без критики. Так же, как верим, скажем, в гипотезы о происхождении и движении языка, которые языковеды называют научными. Не станем же мы проверять лингвистов или историков, которые на этом не одну собаку съели? Кому в голову придёт этим заниматься? Разве что сумасшедшему.

Всё это в целом и подвело специалистов к привычной уже для них бесконтрольности и безнаказанности. И если такой сумасшедший появляется, да еще и под стать Анатолию Фоменко, не позволившего себе в адрес оппонента за сорок лет исследований ни единого уничижительного эпитета, то против него немедленно расквартировывается вся артиллерия по дискриминации, начиная от огульного охаивания до «включения дурачка», в зависимости от ситуации.^[76]

С. К. – Но это ведь Дмитрий Пучков заявил, что от новохронологов не поступило ни одного опровержения в адрес Жукова, ни одного научного довода против разоблачений Новой хронологии!

Ф. И. – А чего он хотел, чтобы серьёзные опровержения писались в постах под видео? Пожалуйста, опровержение теперь есть, и со всеми научными и доказательными выкладками. Вот и посмотрим на его реакцию после этой публикации.

^[77]

С. К. – Лингвистика тоже грешна и пребывает во лжи?

Ф. И. – Тут ничего смешного. Основой знаний о языке должна быть дисциплина, изучающая вопросы возникновения языка, становления его лексики, словоизменения и т. д. Это та же важная дисциплина, что и хронология для историков. Однако на деле ни та, ни другая не считаются в этих науках базовыми, определяющими, что на выходе и даёт порочный результат. В итоге мы не имеем сведений ни о прошлом человечества, ни о языках, на которых это человечество где-то и когда-то говорило.

С. К. – Лингвисты об этом знают!

Ф. И. – Серьёзно? Я даже добавлю здесь дифирамбов, подчеркнув, что на различные исследования истории языков в последние 200 лет в мире потрачены триллионы единиц денег, не считая непредвиденных расходов. Этими вопросами занимались лучшие умы своего времени, просвещённые индустриализацией, скепсисом и научным аппаратом. Так ведь? А теперь давай посмотрим на результаты, к которым пришли эти специалисты, например, одного из самых популярных сегодня в области истории языка, доктора филологии Светлану Бурлак. Вот что она рассказала в отношении главнейшего вопроса языкознания – проблематики межъязыковой родственности:

1. «Для того, чтобы доказать родство, нужно предъявить праязык, из которого развились все наши существующие языки».

2. Но обычно праязык не засвидетельствован. Только латынь, но и она не совсем праязык (некоторые различия между тем, что является предком романских языков и тем, на чём говорили Цезарь и Цицерон, всё-таки есть).

3. Поэтому надо предъявить правдоподобную гипотезу о том, каков был этот праязык.

4. А чтобы предъявить такую правдоподобную гипотезу, надо смотреть на сходство между языками, которое может быть обусловлено разными причинами: общим происхождением, заимствованиями, просто случайностью.

Трудно поверить, что в важнейшей науке о языке есть такое иезуитское учение, призванное объяснять самоё себя. Но, оказывается, «ничего странного» в этой ереси нет, если разбираться, это не точка зрения некой самостоятельной Светланы Бурлак, а точка зрения науки, которую она, как учёный и наставник, просто озвучила. Фальшь – это никакая не фальшь, а способ существования науки и выживания учёного сообщества. Фальшь тонет во всеобщем научном оркестре, становясь стройным прозрачным учением. Как если бы на фоне звучания симфонической музыки не слышать диссонанса от звучания рядом стоящих звуков. На таком богатом фоне любая отдельная фальшь становится элементом искусства. Как и фальшь академическая на фоне общего научного мировоззрения.

С. К. – А что у них в теории было не так?

Ф. И. – Ну вот, приехали! Лингвисты же 200 лет бились над составлением этой важнейшей формулировки, страшно сказать, даже несколько раз ссорились друг с другом! Но в итоге родили мышь, правда большую мышь, которую они и назвали научным методом. Долгое время царило затишье, пока, наконец, свободолюбивые веяния последних десятилетий не расслоили общество на два неравных лагеря. Второй лагерь – «маргинальный» и «лжеученый», почему-то не стал надеяться на официальную науку. Стали появляться странные люди с двуязычными словарями в руках, склонные больше доверять почему-то не традиции, а каким-то доморощенным идеям. Светлане Бурлак регулярно приходилось озвучивать официальную точку зрения по этой проблематике, ставя «маргиналов» на место. Но «маргиналы» ведь люди настырные, она – слово, а ей – два. Вот и в этот раз, толкуя о родстве языков, она создала новое противоречие.

С. К. – А если короче?

Ф. И. – Если короче, то так: поскольку праязыки, из которого развились все наши существующие языки, не засвидетельствованы, а сами праязыки могут быть гипотетически выведены только из ныне существующих методом поверки сходств (или более поздних засвидетельствованных письменных языков), не исключая и «простых случайностей», ни о каком заявленном Светланой Бурлак доказательстве родства языков и речи быть не может. Своей противоречивой цитатой филолог сама же себя и высекла. Вероятно, она и её коллеги по цеху насколько свыклись с такого рода дикими формулировками, что уже не способны видеть их логического диссонанса. Другими словами, родство наших языков можно доказать через праязык, который, в свою очередь, доказывается через родство языков-потомков, т. е. через наши же нынешние языки. Круг замкнулся, дверь захлопнулась, и никто никому ничего не должен. Можно смело одевать смирительную рубашку и занимать очередь в приёмный покой.

С. К. – И в чём здесь фишка?

Ф. И. – Фишка в наукообразности. Этакой популистской наукообразности, принцип которой применим для науки в целом. Своего рода парадоксальность с налётом научной непостижимости глубины предмета. Зал, естественно, молчит.

С. К. – А что ему остаётся делать? Залу никто ещё слово не давал…

Ф. И. – Даже когда слово дают, вопросы почему-то не касаются сути доклада. Люди приходят на этот концерт учёных для того, например, чтобы узнать, постигнет ли судьбу бесполого «кофе» судьба выражения «одевать одежду». То же самое ведь было и на лекциях Андрея Зализняка, и тогда в его аудиториях были филологи, знатоки языков, литераторы, студенты, которые, в основном, молчали. Один чудик от фриков, правда, обнаружился, но ему сразу сказали, что никакой дискуссии между ним и академиком не будет. Это как бы тебе говорят, что играют с тобой в большой футбол, но мяч всегда будет только на их стороне, а твои ворота при этом должны быть без вратаря.

С. К. – Молчание ягнят? Может быть, об этом должны говорить «независимые СМИ», по типу «Эха Москвы»?

Ф. И. – У них большой опыт борьбы. Любопытно, что о Новой хронологии в своё время Венедиктов отозвался нейтрально. Типа, а почему бы и нет? Надо изучать, а там, мол, видно будет. Ничего нельзя отбрасывать, не проверив. Как-то так в этом духе. Понятно, что была попытка хотя бы с этой стороны поддеть главу государства. На этом у них рука хорошо набита.

С. К. – Почему же тогда они отстранились от Александра Исаича, чей образ напрямую олицетворялся со Свободой в СССР? Кто ещё сделал больше для будущей демократии в России, чем он?

Ф. И. – Не все отстранились. Даже до сих пор у него на западе множество сторонников. Талантливый Александр Левковский, когда-то наш соотечественник, ставший американским писателем с русской душой, частично повторил судьбу Солженицына.

С. К. – Возвращаться на Родину он не думает?

Ф. И. – Он давно живёт в США, и уехал туда не для того, чтобы возвращаться. Солженицын же был рупором мирового суда над тоталитарной Россией, но в результате всей этой возни с географиями оказался с клеймом штрейкбрехера для обеих сторон – и для проотечески настроенных, и для хозяйствующей в 90-х в стране либеральной младоверхушки. Все заподозрили в нём неладное. Поначалу, слушая вражеские голоса, мы по невежеству даже прочили ему, согласно библейскому его отчеству, гонимое происхождение, пусть не от матери, но от отца. А когда Солженицына выпустили жить туда, постепенно выяснилось, что своим гулаговским творчеством он просто зарабатывал себе авторитет.

С. К. – Врал?

Ф. И. – В 80-х мы гонялись за его самиздатом, восхищаясь узником совести, ловили его неповторимую интонацию на «американских голосах». А ведь потом на его книгах в 90-е выросли многие тысячи похожих разоблачений культа, цифры доходили до 100 миллионов загубленных душ! Когда же изгнанник, наконец, что-то такое нехорошее почувствовал, он понял, что надо успеть спасти хотя бы писателя Солженицына, если певца сталинской репрессивной России не получается, и помпезно вернулся на Родину, умирать. Но встретил здесь в основном к себе негативное отношение, особенно со стороны части здравомыслящих историков и таких же бывших узников, как он, поносивших показания его лагерных героев почём зря. У моего друга тесть в те жуткие 30-е годы руководителем лагерей в Восточной Сибири был. Через него я и услышал впервые, что и как. А сейчас книгами Исаевича просто завалены полки, никто больше не читает эти ужастики. Вскоре певец тоталитаризма решается, так сказать, задобрить пропатриотические чувствования недовольных россиян и садится писать, правда, на основе давнишних своих черновиков, новое исследование, посвящённое узкой теме – жизни евреев в России («Двести лет вместе», 2 т., изд. 2001 г.). Но так он потерял ещё больше авторитета. Теперь стал получать пинки и от своих бывших дружков-либералов внутри России, недовольных растревоженной сакральной темой, тех самых либералов, которых мы в конце века уже вовсю называли пятой колонной. Но Исаевич всегда был человек проницательный, и он сумел предвидеть такое развитие событий, о чём и предупредил читателя во Вступлении к двухтомнику: «Но, по порывам общественного воздуха, получается чаще: как идти по лезвию ножа, с двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и ещё нарастающие упрёки и обвинения». Я тогда плюнул на эту дрянь политику окончательно, и между работами в поте лица своего грыз гонимого церковью Даниила Андреева…

С. К. – Я, вот, ещё не читал роман Левковского «Самый далёкий тыл», но знаю по рассказам, что Александр словом владеет. И сюжетом замечательно владеет. Неужели, чтобы стать мастером, надо испытать себя в Америке?

Ф. И. – Я тоже прочитал ещё только несколько случайных глав у Александра. И, честно говоря, пока не знаю, чего от романа ожидать в целом. Дождусь, когда писатель допишет всю книгу (31 главу с Эпилогом), возьму отпуск за свой счёт, и окунусь в перипетии его героев. Надеюсь получить удовольствие. Авторитет, конечно, потерять легко, если ты про это. В памяти потомков оседают добротные писатели, искренне послужившие своей отчизне. Не вравшие почём зря. Правда такова, что всё равно ведь рано или поздно вылезет. Я уверен, остаться в памяти всех достойных людей только американским писателем Александр не хочет. И почему-то верю, что человека, написавшего роман о самой яркой эпохе в истории России, не ждёт та же участь, что и гонимого теперь за неискренность Солженицына. Писатели умирают, а дело их остаётся. По сухому остатку и судят потомки.

С. К. – Я прочитал твои воззвания, адресованные Светлане Бурлак. Это увлекает, и уже становится этаким направлением в «анекдотии о лингвистике». А есть ли что-то свежее на эту тему? Или всё сказано?

Ф. И. – По сути, мы ещё и не начинали говорить. Критических материалов в разработке у нас сейчас больше, чем уже было опубликовано. Появляются новые, делаются открытия. Например, история о создании Азбуки просветителями Кириллом и Мефодием. Пока мы сами не разобрались, что почём, всё казалось более-менее бесконфликтным. Или, вот, схожее миссионерство Стефана Пермского, в 14 веке составившего азбуку зырянам и сделавшего перевод Библии, которая, по расследованию А. Фоменко, оказалась ничем иным, как знаменитой «античной» вульгатой, предназначенной для наших братьев-соседей немцев и австрийцев.

С. К. – А кто ещё?

Ф. И. – Та же Бурлак, делающая всё больше странных заявлений, граничащих с поведением камикадзе. В этот раз она заявила, что не видит никакой связи в ацтеко-греческой паре Теокль-Теос. Как будто бы аборигенные языки обеих Америк это всегда только нечто изолированное от исторической Европы.

С. К. – Но у этой науки специфический подход…

Ф. И. – Тогда надо признать, что наука – это нечто ограниченное, оторванное от реальности. Что значит цитата «ацтекское Теокль и греческое Теос никак не обусловлены какими-то общими божественными свойствами божественных сущностей или какими-то общими путями развития»? Правильнее было бы не кидаться подобными заявлениями, а, наоборот, сделать допущение, что, мол, культурные взаимодействия, чёрт его знает, могли ведь и быть? Откуда опять эта внешняя схожесть в лексике? Почему бы между ацтеками и греками не быть неким общим путям развития, о которых мы, возможно, просто ещё не знаем? Мы понимаем, что смелость её утверждениям ей придают историки. А это опасный путь для лингвистики, ибо он делает её метод зависимым. Теперь мы зацепились за её упрямство, нашли проколы, и вот, готовим новый материал.

С. К. – Материл о чём?

Ф. И. – Мы просто решили из разрозненных статеек, разбросанных по разным ресурсам, собрать цельным материал, по типу статьи «Шах и мат русской филологии». Светлана уже столько наговорила, а мы, со своей стороны, много в чём уже её перепроверили, что не сомневаемся в успехе нашего материала. Редко какое её заявление на подобные темы выдерживает критики. О чём здесь вообще можно говорить, если специалист по сравнительно-историческому языкознанию до сих пор не видит самое простое, что, например, русские слова ВОДА и ВЕДЁТ – прямые родственники? Для неё основные понятия об историчности и старшинстве языков, как сложились на рубеже 19-20 веков, так они и остаются таковыми до сих пор. Болото. Упрямое чванливое болото, готовое ради торжества собственной правоты выдумывать какие угодно доказательства. Если тот же Жуков забыл, что этруски, называя себя русскими, произносили это название на старый манер – расены, и в этой забывчивости предлагает как бы свою новую терминологию, то Светлана Бурлак решается на ещё более смелый шаг:

С. К. – Возможно, она не читает Фоменко. Но надо отдать ей должное за её культуру обращения. Она сдержанна и лаконична.

Ф. И. – Это правда. Хотя она и пытается тянуться за старшими товарищами. Она как бы говорит: так решила не я, но я лишь опираюсь на данные исторической науки! Это я говорю об общем тоне её докладов. А кто этой истины не понимает, тот, мол, не желает идти в ногу с нормальными учёными. Если хочешь, чтобы к тебе прислушивались, будь как мы, шагай вместе с нами по проторенному пути.

С. К. – Какой вопрос ты бы задал С. Бурлак сегодня?

Ф. И. – Все вопросы я задам во второй Части материала, которая и будет специально посвящена этимологии и истории языка. Скажем, в языке навахо^[78] можно встретить «исконную» для этого языка т. н. «водяную лексику» напрямую сообщающуюся со славянскими лексиконами. Откуда они там взялись? Правда, мы сначала обратились к А. Кибрику, занимающемуся этими (атабаскскими) языками. Он посоветовал для работы специальный словарь, однако наличие таких заимствований полностью исключил! Просил даже не начинать этим заниматься. Но что нам оставалось делать, если в ожидании от него ответа мы обнаружили уже несколько десятков этих самых «несуществующих» заимствований? Не выбрасывать же? Потом обнаружились подобные параллели и во многих других аборигенных языках Северной и Южной Америки. И неужели всё это разнообразие – чистая игра звуковой природы, помноженная на семантику? Вот ты, как разумный человек, в это можешь поверить? Не слишком ли много случайностей случается на «квадратный сантиметр»?

Много раз мы убеждались, что современному учёному не нужна никакая настоящая лингвистика, не нужна настоящая история. А нужна текущая, на потребу дня. Кстати, мы на месте Бурлак, вероятно, делали бы то же самое. И у нас тоже не было бы никакого желания общаться с низвергателями наших устоев. Это как в чужой монастырь со своим уставом. Истинно лишь то, что можно доказать. А доказать при желании можно всё что угодно. Отсюда сила и завораживающая красота ложных построений: о варягах-норманнах, подлинниках русских летописей, гамлетовской тени монгольского ига на Руси… Уверен, всё, что С. Бурлак сможет нам сказать в ответ, будет, скорее всего, разговором на отвлечённую тему. Это в лучшем случае. А для того чтобы сделать видимость полноты ответа, она добавит: «Это чтобы вы не думали, что я не читала или что ухожу от ваших злободневных вопросов». Она очень умная женщина.

^[79]

С. К. – Жуков возмущается тем обстоятельством, что А. Фоменко, назвав Христа Царём Славы, связал это имя со славянами.

Ф. И. – Неужели Фоменко просто так это сказал, не подумав? Он ведь привёл много свидетельств. Жуков об этом знает? Львиная часть их косвенные. А такие порою бывают как раз важнее «прямых фактов», которые проще всего подделать, дорисовав, например, к какой-то дате нужную цифирь. Косвенные свидетельства, когда их много, и когда они имеют собственную тенденцию склоняться в известную сторону, как раз-таки и определяют верное движение к какому-то эпизоду или факту. Они как бы являют собой шлейф свершившихся событий. Чем величественнее было такое событие, тем резонанснее и многообразнее шлейф. Грамотное сопоставление множества косвенных свидетельств даёт качество более надёжное, чем прямое «свидетельство в лоб». К сожалению, оба наших героя, как историки, сильно в этом отстают. Процитируем А. Фоменко:

«Хорошо известно, что СЛОВО или ЛОГОС – это разновидность имён Христа. В старых текстах Христа часто называли Воплотившимся Словом или Логосом.^[80] С другой стороны, оказывается, что в эпоху византийского императора Андроника I (Комнина) существовал титул СЕВАСТ или СЕВАСТОКРАТОР, по-гречески – СЛАВА. Историки сообщают: «Титул СЕВАСТА принадлежал когда-то только императорам. Из лиц, не имевших царской власти, в первый раз получил его Алексей Комнин – родоначальник династии Комнинов. Сделавшись императором, Алексей придумал ещё титулы пансевастов, протосевастов и проч. Таким образом, титул СЕВАСТ – то есть СЛАВА – был тесно связан с династией Комнинов, к которой принадлежал Андроник I Комнин, ставший главным прообразом того самого Христа, которого мы знаем из книг Библии. Его отец был Севастократором. И сам Андроник, следовательно, имел наследственное право на этот титул. Никита Хониат подтверждает, что Андроник – последний из Комнинов, «происходил из знатного рода».

Поскольку с царём Андроником, и вообще с династией Комнинов, был тесно связан титул Севаст, то есть Слава или Славный, Священный, возникает следующая естественная мысль, что надпись «Царь Славы» рядом с распятием Христа указывает на титул Андроника – СЛАВА, то есть на родовое имя династии Комнинов. Вполне вероятно, что СЛОВО (или Логос) – как имя Христа – это слегка искажённый титул СЛАВА (СЛОВО-СЛОГ-СЛАГАТЬ-ЛОГОС). Но тогда и христиане, то есть последователи Андроника-Христа, должны были получить название Славяне, как последователи СЛАВЫ или СЛОВА.

Клим Жуков недоволен рассказом Анатолия Фоменко о том, что Христа, наряду со многими прочими именами, титуловали также Царём Славы. А факты того, что Христа почитали за «Царя Славы» действительно есть. Сегодня, как и семьсот-восемьсот лет назад, это имя Христа можно видеть на христианских иконах.

С. К. – Нагло врёт?

Ф. И. – Возможно, как ни странно, действительно не знает. Похожий случай у меня был с молодым выпускником семинарии, поступившем на службу в один из питерских приходов. В беседе с ним выяснилось, что он ничего не знает об изображениях на старых русских иконах Бога-Отца. Он наивно полагал, что такое кощунство присуще исключительно католикам, этим «мерзким отступникам от подлинной Христовой веры». Если не ошибаюсь, подлинных старинных икон с «Царём Славы» сегодня сохранилось едва ли с сотню. Это для большой истории христианства, конечно же, капля в море. Зато появляется много современных подражаний. Само же имя СЛАВЯНЕ, таким образом, является, попросту, другим наименованием правоверных христиан. Недаром до сих пор славяне – это, в основном, христиане. А церковно-славянский язык принят именно в христианском богослужении и только в нём. Следовательно, вместо ЦАРЬ СЛАВЫ вполне можно было бы сказать ЦАРЬ СЛАВЯН. Смысл тот же самый.

А поскольку Жуков не видит в старых летописях названий, связанных к корневой основой СЛАВ, т. е. таких слов, как СЛАВА, СЛАВЯНЕ, СЛАВНЫЕ и ссылается на только те известные источники, где славяне называются исключительно СЛОВЕНЕ, мы дадим ему небольшую справку и статистику повторяемости этих имён/названий из книг Петро Марчелло (12 в.), Мавро Орбини (конец 16 века) и целого ряда других т. н. древних авторов, писавших о славянах 12-16 веков.

[73] Шутливое упоминание А. Соколовым буквиц и чудиц находит своё преломление в свидетельстве монаха Храбра: «прежде убо Славяне не имеху книг, но чертами и резани чтяху и гадаху».

[74] «…оправдание – как дырка в жопе, есть у каждого» Д. Пучков

[75] Не случайно говорится: Человек – это стиль, т. е. человек это то, что и как он говорит, как он выглядит в глазах окружающих. Какой стиль в наших глазах своим развязным поведением заработали эти историки?

[76] Речь о публичных противоречивых высказываниях Светланы Бурлак.

[77] Кого и когда приглашал Н. Васютин? Кого из альтернативщиков он знает, чтобы приглашать? Кто приглашал, кого приглашал, когда, по какому поводу – это не важно. Главное – «их приглашали, а они не пришли» https://youtu.be/RjWz3Tu7QhY?t=495

[78] Навахо (самоназвание дене) – индейский народ, проживающий, главным образом, на территории США, один из самых многочисленных индейских народов Северной Америки (около 250 тыс. человек). Язык относится к атабаскским языкам.

[79] https://youtu.be/Eu4CoXze6GY?t=1001

[80] «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоанн 1:1).