Среди шветамбаров имеется одна группа, придерживающаяся крайних[cclxxiv] взглядов на теорию ахимсы, которая активно отрицает такие вещи, как возведение храмов и статуй и поклонение таковым. Но ведь в их собственных шастрах содержатся упоминания о поклонении изображениям: так, в Бхагавати-сутре сказано об одном монахе, обладавшем сверхобычными силами, который, придя на гору Меру, совершил там поклонение статуям. Смысл фразы именно таков: «Совершил там поклонение статуям», поскольку слово «чайтья» может также относиться и к статуе. Они, впрочем, упорно утверждают, что слово «чайтья» имеет здесь совсем иное значение – «знание», и такое значение, как «статуя», не подразумевается. В этой связи уместно спросить: сказано, [что этот монах], придя на гору Меру, расположенную в области Нандишвара-двипа, совершил там поклонение статуям; какой был смысл идти туда, чтобы совершить поклонение знанию? Ведь это можно сделать где угодно. Если «чайтья», заслуживающая поклонения, имеется не везде, но лишь в данном конкретном месте, и поклонение таковой возможно исключительно там, то единственный возможный в данном случае смысл этого слова – «статуя». Кроме того, известно, что основной смысл слова «чайтья» – «изображение». Смысл слова раскрывает сам себя: [единственное] возможное здесь значение – «чайтьялая[cclxxv]»; так зачем же столь упорно прятать его?

Далее сплошь и рядом в их [писаниях] говорится, что [такой-то человек], придя на континент Нандишвара, совершил там поклонение таким-то божествам. Кроме того, в тех же писаниях имеются указание на существование во вселенной нерукотворных образов Победителей. Поскольку эти творения безначальны, они никак не могли быть созданы ради [эстетического] наслаждения или из [благочестивого] рвения. Да и вообще, в мирах Индры и прочих [богов] ничто не создаётся без определённого смысла. И что делают Индра и прочие [небожители], узрев такого рода образы? Должно быть, они, встретив в своих небесных храмах этих бесполезных идолов, чувствуют при этом уныние? Однако уныние неизбежно подразумевает страдание, что невозможно допустить [в данной сфере]. Или же они, глядя на какие-то привлекательные изображения, по всей вероятности, удовлетворяют тем самым желание наслаждения [материальными] формами? Но ведь невозможно допустить, чтобы индивидуум, обладающий правильными воззрениями, созерцанием изображений архатов подпитывал такого рода желание. Таким образом, если проявления почтения [к изображениям] имеют место там, [на небесах], то могут быть и здесь.

Кстати, в их собственных писаниях есть история бога по имени Сурьябха, содержащая подробное описание поклонения статуям [Победителей]. Они же, дабы укрыть смысл таковой, говорят: «А именно в этом и заключается обязанность богов». Верно, конечно, но не стоит забывать о том, что плод деяния подобен самому деянию. Что имеет место в данном случае: дхарма или грех? Если это – дхарма, то получается, что во всех прочих случаях это было грехом, а здесь почему-то оказалось дхармой. Да это же деяние, заслуживающее совершения! Если же это – грех, то не следует забывать о том, что [бог в данном отрывке] начитывает приветственный гимн; зачем бы он стал делать это, если бы таковой служил источником греха?

В этой связи на ум приходит одна мысль: если бог, представ перед статуями [Победителей], зачитал приветственный гимн, поскольку тот представляет собой выражение преданности архатам, то и [наше] поклонение таковым, безусловно, является практикой, достойной следования.

Они, впрочем, говорят по данному поводу, что всё это – задача богов, но никак не людей, поскольку в случае с последними создание статуй неизбежно влечёт за собой насилие. Ну, если всё так, то мы напомним, что в их собственных шастрах имеется история о том, как царица Драупади совершала поклонение статуям [Победителей] точно так же, как это делал бог Сурьябха. Так что обязанность эта распространяется не только на богов, но и на людей.

Здесь на ум приходит ещё одна мысль: если бы традиция возведения храмов и статуй не существовала в прошлом, то каким же образом Драупади смогла бы совершить своё поклонение? А если допустить, что такая традиция существовала, то уместно спросить, кем вы считаете творцов этих храмов и статуй: добродетельными людьми или грешниками? Если вы полагаете их за праведников, то данная практика становится вполне приличествующей домохозяевам, а если за грешников, то ведь здесь нет никаких признаков такой цели, как чувственное наслаждение, так для чего же они создали всё это? Кроме того, Драупади в упомянутом отрывке, опять же, читает приветственный гимн и совершает поклонение; что же это: детская забава или дхарма? Если всего лишь забава, то она превращается в грешницу, ибо в деле дхармы развлечениям не место, а если [истинная] дхарма, то и остальные имеют полное право возносить хвалу и совершать иное поклонение изображениям.

В данном вопросе они прибегают к следующей ложной аргументации: поклонение изображениям архатов содействует достижению цели человека не больше, чем возведение статуи Индры. Такое утверждение было бы верным в том случае, если бы архат, приняв кого-то в качестве своего преданного, осчастливил его, однако поскольку архат бесстрастен, эта джива сама, собственными чувствами преданности по отношению к архату, получает свой благой плод. Подобно тому, как при встрече с изготовленной из дерева или камня статуей женщины человек, склонившись к пороку, начинает питать к ней чувственное влечение, создавая тем самым связанность дурной кармой, так и при лицезрении изготовленного из дерева или камня статуи архата он, чувствуя духовный настрой, начинает выражать почтение последней, создавая тем самым причины (будущего) счастья.

Возражение оппонента: А мы и без помощи изображений можем выражать свою преданность архату и получим тем самым плод счастья.

Ответ: При лицезрении [видимой] формы [архата] формируется такое состояние ума, которое не возникло бы при памятовании [о нём], ибо таковое носит косвенный характер. Именно по этой причине в мирской жизни люди, привязанные к женщинам, создают изображения женщин. Точно так же и преданность, опирающаяся на статую архата, переходит на качественно новый уровень, принося, соответственно, совершенно особый плод.

Возражение оппонента: Статуи вы можете созерцать сколько угодно, но какой смысл в совершении подношений?

Ответ: Представьте себе, что один человек, создав изображение другого, уничтожает его, [полагая, что перед ним – реальный человек][cclxxvi]. Плод этого деяния будет равнозначен насилию, совершённому над реальным живым существом. Или некий человек, создав чьё-то изображение, из отвращения причиняет ему какой-то иной вред, [полагая, что перед ним – реальный противник]. Плод этого деяния будет аналогичен совершению соответствующего действия по отношению к реальному живому существу. Точно так же и здесь: если верующий, питая искренние религиозные чувства, создаёт статую архата и совершает подношение последней, то плод счастья, который он получит, будет аналогичен плоду, обретаемому совершением подношения реальному архату. А если человек, в условиях отсутствия возможности лицезрения живого архата, создаёт его статую и с чувством глубочайшей преданности оказывает ей почести, то такого рода религиозные чувства приносят ему огромную заслугу.

В этой связи возможен ложный довод: для человека, отрёкшегося от обладания материальными предметами, просто смешно подносить те самые предметы архату, поэтому подношение сандала и т.п. в данном случае неуместно.

Ответ: Принимая монашество, человек действительно отрекается от всякого имущества, но если Индра, после достижения [Махавирой] всеведения, создал Самавашарану для пребывания в ней тиртханкары, богов и прочей публики, а также зонты, опахала и т.п., то что это: посмешище или преданность? Если посмешище, то Индра оказывается великим грешником, что невозможно допустить, а если выражение преданности, то нам остаётся признать, что таковая может выражаться и в совершении подношений. Что действительно смешно, так это подношение материальных предметов человеку, который отрёкся от мира, но всеведения не достиг, поскольку подобное деяние может привести его в смущение. Но в совершении подношения Всеведущему или его статуе предметами высочайшей ценности, сопровождаемом глубочайшим чувством преданности, нет ничего дурного, и в смущение это их не приведёт. Наоборот: выражение преданности принесёт дживе благо.

Возражение оппонента: А в таких вещах, как возведение статуй, строительство храмов или совершение подношения имеется примесь насилия, тогда как наша вера требует соблюдения ненасилия. Таким образом, принимая во внимание тот факт, что признание практики совершения насилия за дхарму представляет собой очень серьёзный грех, нам не следует делать что-либо из вышеуказанного.

Ответ: В ваших собственных писаниях сказано, что верующему необходимо знать три вещи: благодеяние, грех и смесь обоих. По всей вероятности, смесь обеих образуется путём соединения добродетели и греха, т.е. здесь допускается даже такая возможность. В этой связи уместно спросить: по сравнению с чистой добродетелью смешанное состояние, безусловно, занимает более низкое положение, но вот что окажется лучше, если сравнить последнее с чистым грехом? Если допустить, что смешанное состояние хуже, то возникает вопрос о том, можно ли, обнаружив в таковом некий элемент добродетели, полагать, что оно – хуже чистого греха; а если предположить, что оно лучше, то напрашивается вывод о том, что следовало бы, оставив чистый грех, совершать именно такие деяния. Ни к какому другому выводу здесь прийти невозможно. Так, если некий человек, приняв отречение от мира, не призывает никого возводить храмы и т.п., безупречным образом практикуя такие вещи, как самайика и т.п., то ему, конечно, не подобает, бросив свои занятия, призывать других возводить статуи или совершать подношения, однако побуждение других к возведению храмов выигрывает по сравнению со строительством дома для собственных нужд. Насилие при этом действительно имеет место, но если в случае со строительством дома имеет место рост греховной жадности, то здесь человек, отбросив всякую жадность, воспитывает искренние религиозные чувства. Также нет ничего дурного в побуждении, например, торговца, к совершению подношения, ибо его работа может таить в себе немало насилия, а также способствовать росту жадности и прочих пороков, составляющих греховный образ жизни. В данном же случае возможное насилие минимально, жадность и прочие страсти ослабевают, тогда как религиозные чувства растут.

В вышеуказанном и заключается причина того, почему лицам, неспособным принять полное отречение, дабы они не растрачивали своё состояние на греховные (наслаждения), рекомендуется возводить храмы и т.п. Кроме того, тем, кто не в состоянии погрузить свою упайогу в такую непревзойдённую практику, как самайика, не следует возбранять совершение подношений.

Возражение оппонента: А что, разве недостаточно практиковать одну самайику? Вместо того, чтобы тратить время на такие бессмысленные вещи, не лучше ли полностью посвятить его подлинной практике дхармы?

Ответ: Это было бы обосновано, если бы чистота от греха достигалась одним лишь физическим воздержанием от греходеяний, однако на практике без отречения от греха даже в мыслях такого состояния не достичь. Поэтому тот, чей ум не в состоянии погрузиться в самайику, не имея перед собой какой-либо опоры, направляет его на такие действия, как подношение и т.п., где он, опираясь на различные средства, достигает сосредоточения. Если не направить ум на такого рода деятельность, то он, потеряв (верный) путь, впадёт в грех, который ничего, кроме зла, не принесёт. Так что данная практика имеет под собой определённые основания.

Возражение оппонента: Совершение насилия во имя дхармы – великий грех, куда больший, чем совершение такового с любой другой целью.

Ответ: Во-первых, в писаниях так не говорится, а во-вторых, это противоречит логике, ибо если принять данное предположение, то придётся заключить, что такие вещи, как омовение Индрой новорождённого тиртханкары большим количеством воды, дождь цветов в Самавашаране или овевание тиртханкары опахалом были великим грехом.

Возражение оппонента: А работа богов именно в этом и состоит.

Ответ: Деяния без плода не бывает. Если это грех, то зачем бы Индра и прочие [небожители], обладая правильным воззрением, стали бы делать подобные вещи, а если это дхарма, то почему вы отрицаете данную практику?

А теперь пришла наша очередь задать вам вопрос: как известно, цари и все прочие люди приходили из далёких мест ради того, чтобы выразить своё почтение тиртханкаре, да и не только тиртханкаре, но и монахам, и поныне народ совершает путешествия, желая послушать наставления [в дхарме] или выполнить какие-то иные благочестивые дела, и, понятно, по пути совершается немало насилия. Определённое насилие имеет место и во время совершения таких действий, как кормление единоверцев, сожжение тела монаха после его кончины, торжества по поводу посвящения в монахи и т.п., однако всё это выполняется исключительно в религиозных целях, и никакого другого умысла здесь нет. Если таким образом совершается великий грех, то вам следовало бы осудить те же самые деяния, совершённые в прошлом, а тем домохозяевам, которые совершают их и поныне, следовало бы воздержаться от них. Если же это дхарма, то зачем вы вводите людей в заблуждение, говоря им, что такое насилие – великий грех?

Итак, логика здесь следующая: подобно тому, как на предприятие, требующее небольших вложений, но обещающее принести большие доходы, безусловно, следует пойти, так и на грех насилия, если таковой минимален и содействует при этом обретению большого плода дхармы, пойти можно. Человек, разрушающий своё дело из нежелания отдать небольшую сумму, называется глупцом; точно так же и тот, кто, из страха совершить небольшое насилие отказывается от великой дхармы, становится грешником. Человек, вложивший в своё предприятие массу средств, но не получивший при этом почти или вообще ничего, также называется глупцом; точно так же и тот, кто, натворив массу грехов – насилия и прочих, практикует дхарму лишь чуть-чуть или вообще не практикует, так и останется грешником навечно. Однако с другой стороны, если человек, не вложив ничего, получил большой доход и растратил его бесцельно, он, вне сомнения, глупец, точно так же и тому, кто в состоянии практиковать более высокие и полностью свободные от греха виды дхармы, не стоит отвлекаться на низкие и содержащие нечистый элемент практики.

Таким образом, оценив собственное состояние, определите, что будет для вас благотворно, и практикуйте это; жёсткие односторонние взгляды на данный предмет достижению нашей цели не содействуют. Сверх того, ненасилие – далеко не единственный аспект дхармы; более того, главной её составной частью является уменьшение привязанности и прочих [страстей], поэтому практикуйте любой метод, который поможет очистить душу от оных пороков.

Далее, следует также отметить, что шветамбары предписывают своим мирянам практику таких вещей, как самайика, покаяние и пост без предварительного принятия малых обетов. Но ведь известно, что самайикой называется состояние равностности, свободное от влечения и отвращения, поэтому одно лишь начитывание гимнов, сидение и вставание практики самайики не означают.

Вопрос оппонента: Но разве это не лучше, чем любая другая практика?

Ответ: Это верно, но здесь есть один важный момент: на период выполнения самайики человек принимает на себя обязательство воздерживаться от совершения каких бы то ни было греховных деяний любой из трёх дверей, т.е. телом, речью и умом, лично и не побуждать других к таковым, однако, поскольку в уме продолжают возникать различные ошибки и заблуждения, а порой также и речь с телом демонстрируют признаки неподобающего поведения, то данное обязательство нарушается. Лучше совсем не принимать обет, чем нарушать его, ибо последнее оборачивается великим грехом.

А теперь мы спросим вас: представьте себе, что некий человек, не принимая вообще никаких обязательств, читает текст или гимн на своём языке и, усвоив его значение, концентрирует внимание на оном. Другой же, приняв обет, не соблюдает его должным образом, да ещё и читает текст или гимн на пракрите или санскрите, не понимая его значения, вследствие чего его ум, будучи неспособным сосредоточиться на смысле, начинает блуждать где-то в другом месте. Кто из этих двух будет лучшим практиком дхармы? Если первый, то почему вы сами не проповедуете соответствующим образом, а если второй, то во-первых, нарушение обета представляет собой великий грех, а во-вторых, даже по состоянию его ума этого человека нельзя определить как истинного практика дхармы, но, тем не менее, вы делаете это на сновании прочтения им текста или гимна.

Итак, верующему следует практиковать всё, что поможет поддержать активное сознание в чистом состоянии: если может выполнить [определённый] обет – пусть принимает его; если понимает смысл того или иного текста – пусть читает его; что же до принадлежности к традиции как таковой, то это ещё не даёт оснований определить его как истинного практика.

Что касается покаяния, то оно, как известно, заключается в уничтожении прежних грехов и несовершении новых; одно лишь произнесение фразы «Миччхами дуккадам» не может нейтрализовать прежние злодеяния – для этого необходимо развитие чистого состояния ума, так что одно лишь начитывание формул в данном плане неэффективно.

Кроме того, в самом тексте ритуала покаяния есть такие слова: «Да будут уничтожены все нарушения, связанные с практикой двенадцати обетов». Какой смысл практиковать такой вид покаяния, если эти обеты не приняты? Ведь если человек не постится вообще, то зачем ему устранять нарушения поста?

Так что есть ли польза в таком начитывании текста [ритуала покаяния]? 

Да и в той практике поста, которая распространена среди шветамбаров, они, как и в случае с самайикой, не соблюдают должным образом принятые на себя обязательства, поэтому и здесь имеет место вышеупомянутый изъян. Ведь пост (паушадха) – синоним благоприятного дня (парва), они же в этот благоприятный день сначала несколько часов творят грехи, а затем принимают обет поста. Нет никакого порока в выполнении той или иной религиозной практики столько времени, на сколько хватает сил, но если вы принимаете обет поста [и не соблюдаете его должным образом], то это уже никуда не годится. Подлинный пост – это сохранение чистоты мыслей в течение всего благоприятного дня, а если вы считаете постом соблюдение оного в течение какого-то ничтожного времени, то или назовите так же и самайику, или представьте нам доказательства из писаний о том, что малый пост может занимать именно столько времени. Создаётся впечатление, что подлинная цель, которую шветамбары преследуют, присваивая такой практике имя поста, это введение публики в заблуждение.

Далее, в момент принятия обетов текст данного ритуала начитывается одним человеком, тогда как другие эти обеты принимают. Но ведь в тексте ясно сказано: «Я отрекаюсь», – поэтому и читать текст должен тот, кто принимает отречение. В тех же случаях, когда [лицо, принимающее обет], не понимает текста, его можно произносить на своём языке, ритуал же пусть остаётся ради сохранения традиции.

Большое значение у шветамбаров придаётся принятию обетов и побуждению других к принятию таковых, но вот в том, что касается их полноценного соблюдения, то здесь имеет место недостаток усердия и должного внимания к очищению мыслей. Ведь если человек соблюдает пост, чувствуя при этом страдание, либо из какой-то жадности, то и плод будет находиться в полном соответствии с состоянием его ума.

Итак, шветамбары делают множество таких вещей, которым нет места в джайнской религии.

Такова теория и практика секты шветамбаров, также превратно толкующей природу божества, таттв, пути к освобождению и прочего. Поэтому и она достойна отречения, как поддерживающая ложную веру и прочие [из трёх].

Природа джайнского учения как она есть будет объяснена ниже; в соответствии с изложенными так указаниями и следует практиковать путь к освобождению. Да придёт к тебе благо!

На этом заканчивается пятая глава шастры, называемой «Светоч на пути к освобождению», рассматривающая теорию и практику иноверческих систем.

Глава 6.