Когда возникает такая страсть, как жадность, то вместе с ней появляется и желание обладания соответствующими объектами. Ради этого человек придумывает множество методов: говорит слова в поддержку своей цели, предпринимает различные физические усилия, претерпевает многие лишения, соглашается быть в услужении у других, совершает далёкие путешествия, прекрасно осознавая, что там его ждёт неминуемая смерть, и замышляет такие предприятия, которые могут обернуться для него неисчислимыми бедами. Даже если ему следовало бы совершить какие-то дела, связанные с лицами, достойными поклонения, или собственными благожелателями, всё равно упорно занимается лишь своими, ничуть не заботясь о последствиях. Получив желанную вещь, разными способами старается сберечь её; если же заполучить таковую не удаётся или приходится с ней расстаться, то с горя отсекает себе члены или, приняв яд или что-нибудь ещё в этом роде, кончает с собой, – таково состояние, вызванное жадностью.

Вот так человек, снедаемый болезнью страстей, впадает во все вышеописанные состояния.

Помимо того, одновременно со страстями как таковыми возникают и «псевдострасти». Так, когда возникает страсть смеха, он впадает в бурную радость, подобно больному истерией, бьющемуся в припадке хохота по любому поводу, несмотря на то, что страдает массой прочих недугов. Точно так же и эта мирская джива, страдающая множеством недугов, делая ложные выводы и соответственно им считая то или иное деяние приятным для себя, впадает в припадок радости, несмотря на тот факт, что с высшей точки зрения она остаётся в состоянии страдания. Подлинное счастье возможно лишь в случае искоренения болезни страстей.

Когда возникает привязанность[ciii], человек настолько увлекается желанным объектом, что уподобляется кошке, которая, поймав мышь, так погружается в игру, то даже поркой не заставишь её оторваться. В действительности же такая привязанность, поскольку сопряжена с трудностями и неизбежно кончается разлукой, есть ни что иное, как страдание.

Когда человек встречается с чем-то нежелательным, возникает псевдострасть антипатии, порождающая беспокойство. Поскольку встреча с неприятным удовольствия не доставляет, а боль, причиняемая им, нестерпима, он страстно жаждет расстаться с таковым. Это, несомненно, так же страдание.

Когда человек расстаётся с чем-то приятным или встречается с неприятным, возникает псевдострасть горя, и он, опечаленный, рыдает, взывает о помощи или, потеряв всякую осторожность, увечит свои члены и умирает. Пользу ему всё это не приносит и лишь усугубляет страдание. Когда человек, [заблаговременно] замечает причины разлуки с приятным и встречи с неприятным, возникает псевдострасть страха; побуждаемый ею, он впадает в панику, спасается бегством, прячется или, в ином случае, становится апатичным, по собственному почину идёт к месту казни умирает. Так что и это – страдание в чистом виде.

Когда человек встречается с чем-то неприятным, возникает псевдострасть неуважения, вследствие которой он начинает испытывать отвращение к тому объекту. Встречаясь с ним, он испытывает желание уйти, расстаться с ним и, впадая в уныние, чувствует огромное страдание.

Наконец, три сексуальные страсти порождают желание чувственного наслаждения: мужская страсть порождает желание совокупления с женщиной, женская страсть порождает желание совокупления с мужчиной, а страсть существ среднего рода порождает желание совокупления с обеими. Обуреваемый ими, человек ужасно волнуется; дрожит, как от лихорадки, теряет всякий стыд, проматывает состояние, плюёт на бесчестье, и не считается даже с угрозой наказания. Словом, одержимый плотским желанием, человек теряет рассудок и, в конце концов, умирает. Вообще, в эротической литературе упоминаются десять разновидностей плотской страсти, в число коих входят безумие и смерть. В медицинских трактатах плотская страсть причисляется к разновидностям телесного жара, способным привести к летальному исходу, да и без того вполне очевидно, что страсть эта нередко оказывается причиной смерти. Ослеплённый ею теряет всякий рассудок: отец сочетается с дочерью, человек – со скотом и т.д. Такова эта болезнь плотской страсти, и она – так же ни то иное, как страдание.

На этом заканчивается описание состояний, порождаемых страстями и псевдострастями.

Но здесь может возникнуть такая мысль: если не проявлять благосклонности к такого рода состояниям, то гнев и прочие [страсти] порождают боль, а если наоборот проявлять к ним благосклонность, то придётся испытать великое страдание в момент смерти. Получается, что джива скорее согласится потерпеть муки, причиняемые смертью, чем боль, порождаемую гневом и прочими [страстями], из чего следует заключить, что страсти – даже большее мучение, чем смерть и прочие [формы страдания].

В период созревания кармы, порождающей те или иные страсти, джива не в состоянии противостоять искушениям: если находятся какие-либо внешние причины, способные пробудить страсти, то, провоцируемая ими, предаётся соответствующим страстям; а если не находятся, то сама создаёт их. К примеру, когда причин к занятию торговлей и т.п. не накопилось, человек начинает играть в азартные игры, рассказывает или сам слушает непотребные истории и т.п., создавая тем самым соответствующие причины. Сверх того, когда гнев и прочие [страсти] порождают душевную муку, но физических сил при этом недостаёт, он прибегает к лекарствам и иным средствам. В тех же случаях, когда никакой внешней причины найти не в состоянии, обращается к такому верному средству, как сосредоточение своей упайоги на объектах, вызывающих страсть.

Таким образом, эта джива, поражённая болезнью страстей, претерпевает великие страдания.

«Если та цель, на которую направлена моя страсть, осуществится, то страдание покинет меня, и я стану счастливым», – думая так, джива применяет разнообразные средства достижения этой цели, полагая их за средства устранении страдания.

Итак, страдание, возникающее как результат этих страстей, безусловно, сомнению не подлежит, ибо вполне очевидно, что каждая джива испытывает оное, но почему средства, применяемые ею, названы ложными? Это мы и рассмотрим ниже.

Желание зла другим по причине; желание видеть других униженными, а себя возвышенным по причине гордости; желание достижения цели хитростью по причине лживости; желание обладания приятными объектами по причине жадности; желание сохранения повода для радости по причине псевдострасти смеха; желание продолжения связи с приятным [объектом] по причине привязанности; желание избавления от неприятного по причине антипатии; желание избавления от печали по причине псевдострасти горя; желание избавления от поводов для опасений по причине страха; желание избавления от неприятного по причине псевдострасти неуважения; желание совокупления с женщиной по причине мужской страсти; желание совокупления с мужчиной по причине женской страсти; желание совокупления с обеими по причине страсти среднего рода, – такие вот цели обнаруживаются [в сознании души].

Если бы таковые в действительности достигались, то и страдание прекращалось бы вследствие успокоения страсти, и возникало бы счастье, однако на практике их достижение зависит не от использованных [дживой] средств, а от [определённой кармой] судьбы. Доказательство тому заключается в том очевидном факте, что, несмотря на все прилагаемые усилия, цели не достигаются. К этому ещё следует добавить, что сами применяемые средства зависят не от себя, а от [установленной кармой] судьбы, доказательством чему служит тот очевидный факт, что думает джива о самых разных средствах, но ни одно из них так и не реализуется.

Бывает, конечно, что и судьба оказывается в точности соответствующей цели индивидуума, и средства оказываются эффективными, благодаря чему некоторые страсти, может быть, и успокаиваются, однако в данной ситуации нельзя забывать, что конца этому процессу не будет никогда: до тех пор, пока цель не достигается, сохраняется и страсть, с нею связанная; когда же таковая достигается, в тот же самый миг возникает следующая страсть, связанная с какой-то новой целью, и джива, таким образом, не имеет покоя ни на миг. К примеру, если кто замышлял некое зло против своего противника, и желание сие осуществилось, то сразу же после этого, разгневавшись на кого-то другого, начинает желать зла и ему, или поначалу, пока сил было мало, желал зла младшим по возрасту, а затем, когда сил прибавилось, начал желать того же самого и старшим. Точно так же и в случае с целями, задуманными под влиянием гордости, лживости и жадности: стоит только тем осуществиться, как незамедлительно возникают гордость и прочие по отношению к кому-то или чему-то другому и, соответственно, желание достижения новой цели. Пока сил недостаёт, стремятся к какой-нибудь незначительной цели, как только силы возрастают – появляется надежда на нечто большее. Если масштаб достигнутого соответствует размаху страстей – чувствуют счастье, а если не соответствует – желание лишь возрастает.

Как сказано в Атманушасане:

«Каждое живое существо – пруд желаний. Число их бесконечно, и желаний полны все. Колодец этот таков, что вся вселенная в сравнении с его размером покажется атомом. А поскольку вселенная всего лишь одна, скажи, какая доля достанется каждому? Так что твоё желание [наслаждения] объектами напрасно».

Желания всё равно никогда не осуществляются полностью, поэтому даже если какая-то цель и достигается, страдание не прекращается, а если и исчезает одна страсть, то в сию же минуту возникает новая. Представьте себе коллективную порку, когда несколько человек бьют одного: как только один прекращает, другой тут же берётся за работу. Страсти, доставляющие человеку страдание, столь же многочисленны: нет гнева – возникает гордость, нет гордости – возникает гнев и т.д. Таким образом, страсти в своей самой что ни на есть чистой форме проявляются постоянно, посему ни один из нас не бывает свободен от них ни на миг. Даже если цель одной из страстей и достигнута, страдание не прекратится. Ведь джива-то желает удовлетворить все свои страсти: если бы это случилось, она была бы счастлива, но, поскольку это невозможно даже в принципе, страдание не прекращается. Поэтому желание избавления от страдания и достижения счастья методом удовлетворения страстей есть ни что иное, как ложное средство.

Но каков же, в таком случае, истинный метод? Тенденция ума к подразделению объектов на приятные и неприятные может исчезнуть лишь с формированием правильной веры и правильного знания, сила которых уничтожит карму, омрачающую поведение. Когда это произойдёт, исчезнут и страсти вместе со всей порождённой ими болью, не останется никаких целей, и джива погрузится в великое безмятежное счастье. Следовательно, правильная вера и прочие – вот истинное средство избавления от страдания.