Оно, Я, Сверх-Я (Ид, Эго, супер-Эго).
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

В структуре личности Фрейд выделяет Оно, Я, сверх-Я (Ид, Эго, супер-Эго).

Оно — это первоначальная, основная, центральная и вместе С тем наиболее архаичная часть личности. Оно, считает Фрейд,— «содержит все уникальное, все, что есть при рождении, что заложено в конструкции — кроме всего прочего, следовательно, те инстинкты, которые возникают в соматической организации и которые в Оно находят первое психическое выражение в форме, нам неизвестной». Оно служит источником энергии для всей личности, и вместе с тем Оно — целиком бессознательно. Мысли или чувства, вытесненные из сознания в бессознательное Оно, по-прежнему способны влиять на психическую жизнь человека, при этом со временем сила этого влияния не уменьшается. Оно можно сравнить со слепым и глухим диктатором, власть которого неограниченна, но властвовать он может только через посред­ников.

Оно развивается из Я и в отличие от последнего находится в постоянном контакте с внешним миром. Я защищает Оно, как кора дерево, но при этом питается энергией Оно. Посредством накапливания опыта (в памяти) Я набегает опасных раздражи­телей, адаптируется к умеренным и, главное, осознавая мир, посредством активной деятельности способно перестраивать его себе на пользу. Развиваясь, Я постепенно обретает контроль над требованиями Оно, решая: будет ли инстинктивная потребляемость реализована сиюминутно или ее удовлетворение будет отложено до более благоприятных обстоятельств. Таким образом, Оно реагирует на потребности. Я—на возможности. Я находятся под постоянным воздействием внешних (среда) и внутренних ;

(Оно) импульсов. Нарастание этих импульсов сопровождается напряжением, чувством «неудовольствия», уменьшение — ре­лаксацией, чувством «удовольствия.» «Я,— считает Фрейд,— Стремится к удовольствию в старается избежать неудовольствия!.

Супер-Я развивается из Я и является судьей и цензором его деятельности и мыслей. Это хранилище выработанных общест­вом моральных установок и норм поведения. Фрейд указывает на три функция супер-Я: совесть, самонаблюдение, формироване идеалов.

В качестве совести супер-Я судит, ограничивает, запрещает вли разрешает сознательную деятельность. Самонаблюдение воз­никает из способности супер-Я (независимо от Оно и Я) оцени­вать деятельность. направленную на удовлетворение потребности, Формирование идеалов связано с развитием самого супер-Я, Иногда неправильно отождествляют супер-Я с поведением одного из родителей. «Супер-Я ребенка,— подчеркивает Фрейд,— в действительности конструируется не по модели его родителей, а по модели супер-Я его родителей».

Основная цель взаимодействия всех трех систем; Оно, И и супер-Я — поддерживать или (при нарушении) восстанавливать оптимальный уровень динамического развития душевной жиз­ни, увеличивая удовольствие и сводя до минимума неудоволь­ствие.

От напряжения, испытываемого под воздействием различных сил (внутренних, внешних), Я оберегает себя с помощью таких защитных механизмов, как вытеснение, отрицание, рационали­зация, реактивные образования, изоляция, проекция и регрессия.

 

Фрейд обобщил эти идеи, изложив их вместе со своей теорией психоаналитического лечения в первой серии лек­ций по «Введению в психоанализ» (1916 — 1917). Очень важным моментом в психоаналитическом лече­нии является то, что Фрейд назвал «перенесением». Пере­несение основано на том, что во время лечения пациент не только вспоминает события своего прошлого, но, что более важно, переносит на врача те чувства, которые он испыты­вал к людям из своего прошлого, много значившим для не­го, — чаще всего к родителям. Он ведет себя с врачом так, как он вел себя с родителями. Переживание и воспроизве­дение первоначальных невротических реакций дают паци­енту возможность коррегировать их. Вновь проживая про­шлые события, взрослый пациент имеет возможность пре­одолеть какие-то травмирующие события или эмоции детства; его взрослый опыт помогает ему разрешить те эмо­циональные трудности, которые в детстве оказались для него непреодолимыми.

Тем не менее главный тезис Фрейда был в том, что для того, чтобы излечить, необходимо, чтобы состоялось воспоминание о прошлых событиях и проникновение в смысл этих событий. Принципиальная цель психоанализа состоит в том. утвер­ждает Фрейд, «чтобы усилить Я, сделать его более независимым от супер-Я. расширить поле его восприятия и усовершенство­вать его организацию, чтобы оно могло освоить новую порцию Оно».

Пионеры психоанализа

Последователи

Карл Абрахам (1877-1925)

Абрахам родился в Бремене. Учился психиатрии в Германии и был принят затем на ра­боту в госпиталь в Бургельпли.

До занятий медициной Абрахам увлекался философией и лингвистикой, что ему весьма пригодилось позднее в работе с психоанализом. Его интересы в этой области отлича­лись большой широтой: деменция прэкокс, раннее младен­ческое сексуальное развитие, маниакально-депрессивные состояния, кастрационный комплекс женщины, антропо­логические исследования, взаимоотношения психологии сновидений и мифологии.

Наиболее значительный вклад Абрахама в эту область относится к проблеме формирования характера. Он сопо­ставил оптимистический, легкий, так называемый ораль­ный характер со все контролирующим, властным, «аналь­ным» характером, дав классическое описание их, извест­ное нынче любому образованному человеку. Его основопо­лагающая работа о влиянии ранних прегенитальных за­креплений на формирование характера настолько вошла в плоть и кровь современной психиатрии. Наиболее существенный его вклад в теорию касается ранних фаз психосексуального развития, в особенности детских оральных и анально-эротических проявлений, что помогло Фрейду оформить свою теорию либидо. Его глубокие замечания по поводу мифоло­гических сюжетов, использование символов сновидений как ключа к пониманию этих сюжетов оказали влияние как на других психоаналитиков.

Абрахам написал один из первых психобиографиче­ских очерков, основанных на применении психоанализа. Это был очерк о художнике Сегантини, уроженце итальянской Швейцарии. Все его работы, включая и исследо­вание психологии траура и меланхолии, развили идеи, высказанные Фрейдом, и в этом смысле Абрахам был ис­тинным учеником-последователем; при этом он обнару­жил чрезвычайно тонкое интуитивное понимание бессоз­нательных процессов и очень высокие способности к на­блюдению и обоснованию.

Эрнст Джонс

Родившийся двумя годами поаже Абрахама — в 1879 г. — в маленькой деревушке в Уэльсе. Эрнст Джонс прошел со­всем другой путь к психоанализу, нежели его среднеевро­пейские коллеги. Получив медицинскую степень в 1900 г.. он посвятил себя неврологии. Джонс всегда интересовался общественными проблемами и. как он писал в автобиографии, «понял, что ни одну человеческую проблему, особенно социальную, нельзя решить успешно, не зная досконально биологической природы человека. Обладая исключи­тельными интеллектуальными способностями, удивитель­ной настойчивостью и уверенностью в своих силах.

Джонс уже занимался некоторое вре­мя психиатрией. За год до отъезда он прошел специальный аспирантский курс по психиатрии в Мюнхенской клинике Крэпелина, где он изучал невропатологию у Алоиза Альцхеймера (1864 — 1915) и диагностику у самого Крепелина. На обратном пути в Англию он остановился в Цюрихе, где и встретился с Юнгом, первым психоаналитиком на его пути. Приняв пост, предложенный ему в Торонто, он вновь поехал на континент для полугодовой стажировки. Посетив Юнга в Цюрихе, он принял затем участие в пер­вом психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге, где и по­знакомился с Фрейдом. Фрейд произвел на него огромное впечатление своим интеллектом. На этом же конгрессе он вошел в круг психоаналитиков и понял, что свое будущее он свяжет с психоанализом.

За эти годы Джонс познакомился со многими ведущи­ми американскими психиатрами и нашел, что они гораздо восприимчивее к идеям психоанализа, чем его английские коллеги. В Англии в то время на высоте была неврология. а психиатрия почти не развивалась, считаясь каким-то не­существенным придатком неврологии. В Америке все было наоборот: неврология не вызывала особого интереса. Помимо биографии Фрейда лучшими работами Джонса считаются его очерки, касающиеся по большей части прак­тического применения психоаналитических идей в области литературы, искусства, антропологии и фольклора. Джонс был высоко эрудированным человеком, и эти очерки, на­писанные великолепной прозой, проникновенные и тон­кие, доказывают, что психоаналитический подход углубля­ет наше понимание не только исходных, примитивных, но и самых утонченных и сложных результатов деятельности человеческого мозга. Более узкие, специальные работы Джонса были посвя­щены в основном прегениталъной фазе развития личности; в этой области он уступал по уровню лишь Абрахаму.

Джонс умер от сердечного заболевания в 1958 г., вско­ре после завершения монументальной трехтомной биогра­фии Фрейда.

Шандор Ференци

Ференци (1873 — 1933) — самый близкий из друзей Фрейда ив протяжении двадцати пяти лет — был. пожа­луй, наиболее оригинально мыслящим среди первых пси­хоаналитиков. Это была теплая и яркая личность, обладавшая неотразимым обаянием и непосредственностью, чего так часто лишены психиатры, сохраняющие отстраненное отношение к своим пациентам и постепенно делающие это свойство своей второй натурой.

Все эксперименты Ференци основывались на интуитив­ной убежденности, что изменений в личности пациента не­возможно добиться одним лишь истолкованием, то есть по­ниманием истории возникновения симптомов; Ференци. напротив, пытался в процессе лечения усилить эмоцио­нальную вовлеченность пациента в собственные пережива­ния.

Пожалуй, наиболее серьезным его вкладом в теорию психоанализа было предположение, что совершенно необя­зательно воскрешать забытые воспоминания для измене­ния невротического образа мыслей и чувств.

Отступники

Заметным событием в жизни Фрейда был отход от него его ближайших учеников и соратников Адлера и Юнга, не принявших его концепцию пансексуалиама.

Алфред Адлер

Адлеровская психология, признавая бессознательное, не придает ему столь большого значения, допуская его в той мере, в какой фактор, лежащий вне пределов сознания пациента, предопределяет его чувство неполноценности.

Адлер заслуживает весьма почетного места в истории психоанализа и психоло­гии, ибо он возвестил появление важных тенденций в этой области. Он одним из первых утвердил два главных принци­па психосоматической медицины: изначально присущую ор­ганизму уязвимость жизненно важных органов и важность внутреннего взгляда индивида на неисправность своих фун­кций. В 1908 г. Адлер подчеркнул значение агрессии, счита­ющейся сегодня одним из основных человеческих свойств, с которыми приходится иметь дело клиницистам. Эти идеи определили систематиче­ские исследования по психологии «Я» 30 — 40-х годов. Адлер одним из первых стал рассматривать взаимоотношения врача и па­циента как важный фактор, помогающий индивиду пре­одолеть многие из своих проблем. К тому же нынче многие психоаналитики признают, что наблюдается немало случа­ев, когда пациент более озабочен символическим обозначе­нием его сексуальной несостоятельности, нежели букваль­ной угрозой в отношении половых органов. Наконец, нужно отдать должное Адлеру за то всесто­роннее влияние, которое он оказал на педагогов, адвока­тов, воспитателей. Комплекс неполноценности, мужской протест, значимость социального вклада — все это практи­ческие идеи, оказавшие большую помощь профессиона­лам, имеющим дело с проблемами человека.

Карл Густав Юнг

Карл Густав Юнг родился в 1875 г. в Кессвиле, малень­кой швейцарской деревушке, в семье священника рефор­мистской церкви, увлеченного классическими науками и изучением Востока; дед и прадед Юнга по отцовской линии были врачами. До девяти лет Юнг был единственным ре­бенком, одиноким и нелюдимым. Впоследствии, уже буду­чи взрослым, он придавал большое значение сновидениям и событиям своего детства. Отец с шести лет стал обучать его латыни, и к моменту поступления в Базельскую гимна­зию он был намного впереди своих сверстников; в гимна­зии он проводил долгие часы в библиотеке, погруженный в старинные книги. В девятнадцать лет юный библиофил прочел у Эразма Роттердамского «Volatus atque non vokatus deus aderit» («Призываемый или нет, Бог присутствует всегда»), он включил эти слова в свой экслибрис, а позже велел высечь их на каменной арке над входной дверью сво­его дома.

В «Метаморфозах I» Юнг ссылался на множество источников с целью провести параллель между фантазиями древних, выраженными в мифах и легендах, и «схожим мышлением детей» . Юнг сделал неожиданный вывод, что мышление «имеет исторические пласты» , содержащие «архаический умственный продукт», который обнаруживается в психозе в случае «сильной» регрессии. Он доказал, что если символы, используемые веками, схожи между собой, то они «типичны» и не могут принадлежать одному индивиду. В этой цепи выводов лежит зерно центральной концепции Юнга а коллективном бессознательном.

 

Отто Ранк (1884-1939)

Труды Ранка стилистически трудны, кроме того, он да­ет очень мало историй болезни для подтверждения своих клинических наблюдений. Он, как и Адлер, свел всю пси­хологию к упрощенной монолитной системе; в то же время некоторые из его положений оказались чрезвычайно полез­ными для психиатрии, в особенности положение о том. что ребенок должен осознать свое собственное существование как нечто отдельное от матери.

Ученые, о которых шла речь в этой главе, — Адлер, Юнг и Ранк — чувствовали себя скованными тесными рамками теории Фрейда, поэтому они стремились реализо­вать свой собственный творческий потенциал. В процессе этой реализации они неизбежно избавлялись от направля­ющего влияния Фрейда. Каждый внес свою лепту в психо­анализ, и каждый нашел свою собственную нишу. Адлер открыл свой «жизненный стиль». Юнг — «душу», а Ранк — «творческое самовыражение»; но будет все-таки справедли­вым заметить, что их поздние философские размышления настолько далеко отошли от неукоснительного, скрупулез­ного соблюдения принципа систематических научных на­блюдений, что это до некоторой степени подпортило тот вклад, который они могли внести и внесли в психоанали­тическую мысль. По нашему мнению, Фрейд, напротив, даже и в поздних своих философских трудах редко отсло­нялся от научной ориентации.



ФИЛОСОФСКИЕ ГОРИЗОНТЫ

Экзистенциализм — сугубо европейское послевоенное явление — это выражение общей ориентации на проблемы собственного существования в мире. Это направление диа­метрально противоположно бихевиористскому. Экзистен­циализм возвеличивает самосознание — осознание собст­венного существования — как основной человеческий опыт. Почему же это философское направление, провоз­глашенное в прошлом веке Сереном Кьеркегором (1813 — 1855) и Фридрихом Ницше (1844 — 1900), вновь возро­дилось в последние несколько десятилетий? И какое отношение имеет все это к психиатрии? Похоже, что данная философская тенденция — одно из многих проявлений разочарования европейского человека в его направленном вовне интересе к физическому миру и в тех ценностях, которые вдохновляли его со времен Возрождения. Две миро­вые войны, неизбежно породив и социальный, и экономи­ческий. и духовный крах, вызвали не только оппозицию тем, кто был у власти, но и общий идеологический протест против ценностей и убеждений, которые, по мнению лю­дей, привели к катастрофе. Наука стала естественной ми­шенью этого протеста, поскольку человек интуитивно чув­ствовал. что мир. в котором он живет и который рушится, — это продукт развития науки и техники. Популярность эк­зистенциализма показывает, что человек повернулся спи­ной к миру, который он очень старательно изучал и которым столь успешно повелевал, призвав на помощь дости­жения науки последних трехсот лет. Психоанализ есть научное проявление интровертивного интереса к самому себе; экзистенциализм — это философская сторона того же явления. Вот почему за последние два десятилетия многие европейские психиатры приняли догмы экзистенциализма в качестве своей ориентации. Наиболее известным амери­канским представителем экзистенциальной школы являет­ся Ролло Мей. редактор издания, вышедшего под названи­ем «Экзистенциальность: новое измерение в психиатрии и психологии».

Трудно установить, что же отстаивает психиатр-экзи­стенциалист, кроме того, чтобы к каждому пациенту под­ходили с точки зрения его собственных проблем, или, по их терминологии, «его собственной вселенной». Такая по­зиция, разумеется, не отличается от принципов психоана­лиза. Экзистенциалисты, однако, считают, что, поскольку психоанализ делает упор на технические приемы и правила и строго придерживается теоретических формулировок, он неизбежно становится жертвой собственных догм, утрачи­вая интерес к отдельной личности. Экзистенциалисты на­зывают это «методолатрией», обожествлением технических приемов.

Психиатры-экзистенциалисты заимствовали большую часть своей терминологии из работ германского философа Мартина Хайдеггера, ученика Эдмунда Гуссерля (1859 — 1938), основателя феноменологической школы филосо­фии. Хайдеггер считал, что для описания ускользающего содержания самосознания человека более подходят литературные выражения, нежели обычные технические терми­ны психологии. Центральными среди них являются выра­жения «быть в мире» или «быть выброшенным а мир», ка­сающиеся первичного ощущения человека как мыслящего существа в окружающем мире. Это «переживание бытия» всегда связано с угрозой небытия, несуществования. В этом источник всеобщего универсального страха, или экзи­стенциального «отчаяния».

|Для психотерапии имеет большое значение утвержде­ние экзистенциалистов о том, что в процессе лечения взаи­модействуют две конкретные индивидуальности, а не, как утверждает теория, пациент и некий чистый экран, на ко­торый он проецирует собственные чувства. Экзистенциали­сты называют это лечебное взаимодействие состязанием и пытаются объяснять его с феноменологических позиций. Как уже упоминалось, некоторые психоаналитики незави­симо пришли к тому же выводу. Так, теория Александера о коррегирующем эмоциональном переживании основана главным образом на этом же суждении. Экзистенциалисты не отрицают феномена перенесения, но они подчеркивают, что перенесение и контрперенесение не исчерпывают бо­гатства терапевтического состязания, которое включает значительно больше, нежели простые повторения эмоцио­нальных реакций между пациентом и врачом. Врач симво­лизирует для пациента родительские образы или образы других членов семьи, игравших существенную роль в его эмоциональном развитии; но одновременно он конкретное лицо, на которое пациент реагирует как индивид.

Экзистенциальная психиатрия, пытаясь видоизменить психоаналитический подход, не предложила пока система­тической лечебной методики. Это в первую очередь отно­сится к очень известным швейцарским психоаналитикам-экзистенциалистам Меддару Босту и Густаву Балли. Дру­гой швейцарский экзистенциалист, Людвиг Бинсвангер, был хорошо знаком с Фрейдом, и тот оказал на него глубо­кое влияние. Правда, его экзистенциализм идет от Гуссер­ля. Бинсвангер, как и В.Э. фон Гебсаттель, известен в ос­новном своим феноменологическим описанием субъектив­ных переживаний в процессе лечения. Й.Зутт из Германии считает, что человек может преодолеть тот разрыв, кото­рый существует между основным стержнем его личности и личностью другого, с помощью «эстетической сферы жиз­ни». Кто не искушен в традиционно витиеватом философ­ском стиле немецкого писания и мышления, тому нелегко следовать за рассуждениями Зутта. По существу, собствен­но, он стремится точно описать состязание между двумя личностями — врачом и пациентом. Эрвин Штраус, также из Германии, психологически, пожалуй, наиболее чуток из всех экзистенциальных психиатров. Его работа — это вы­дающееся описание субъективного определения осознания человеком окружающего мира. Из французских психиат­ров под влиянием психоанализа в какой-то мере был Э.Анри, хотя все-таки больше — под влиянием экзистенциаль­ной философии. Его работы характеризуются ясностью и эрудицией, он имеет энциклопедические познания в обла­сти древней и современной психиатрической литературы и обладает способностью рационально синтезировать свои познания.

Центральный упор в экзистенциальной психиатрии сде­лан на яркое описание эмоциональных настроений пациен­та. Настроенность на феноменологическое описание, воз­можно, объясняется тем, что экзистенциалисты не обраща­ют внимания на неосознаваемые детерминанты поведения, поскольку бессознательные мотивации не могут быть за­фиксированы и описаны, а должны реконструироваться в ходе анализа такого материала, как сновидения, оговорки, свободные ассоциации. Интерес последнего времени к дзэн-буддизму среди ряда психиатров — это еще один шаг в направлении самосознания. Дзэн — это китайская вер­сия индийского буддизма, возможно получившая распрост­ранение благодаря деятельности проповедника Бодхидхармы, жившего в VI в. н.э. и применившего учение Гаутамы Будды к китайской культурной традиции.

Дзэн-буддизм в основном обращается к внутреннему мистическому переживанию — «сатори», — которое за­труднительно описать рациональными понятиями. Это можно лишь субъективно пережить. В понятии сатори тра­диционное деление на внутренний и внешний мир исчеза­ет, человек становится единым существом с Вселенной. Знатоки дзэн считают, что это не интеллектуальная систе­ма, что его сущность — переживание сатори — невозмож­но сформулировать, а можно лишь описать с помощью афоризмов и поэтических метафор. Судзуки, который, соб­ственно. познакомил американскую публику с дзэн-буддиз­мом, пишет: «Сатори можно определить как интуитивный взгляд на природу вещей в противовес аналитическому и логическому пониманию ее. Практически это означает, что разворачивается новый мир, не воспринимавшийся прежде разумом, привыкшим мыслить дуалистически. Еще можно сказать, что благодаря сатори все наше окружение пред­стает перед нами в неожиданном ракурсе восприятия. Что бы это ни было, мир для тех, кто познал сатори, уже не тот мир, каким он был; со всеми его бурлящими потоками и , горящими огнями, он уже никогда не будет тем, что был.

Перспективы

Человеческие мотивации — любовь, ненависть, надеж­ды, отчаяние, месть, все реальное содержание жизни че­ловека, все его самые значительные переживания — могут быть объяснены лишь с помощью психологии. Основ­ной принцип современного психосоматического подхода состоит в том, что человеческая личность и организм со­ставляют единое целое и что медицина должна подходить к проблемам личности во взаимодействии психологиче­ских и соматических методов лечения. Психология и би­ология имеют дело с одним и тем же сложным организ­мом, представляя собой как бы два различных аспекта этого организма.

Нет сомнения, что в строительстве моста между знани­ем о структуре мозга, с одной стороны, и о человеческом поведении — с другой, исключительную роль будут играть новые науки — кибернетика и теория информации. Мозго­вые процессы, так же как и мыслительные процессы, мож­но рассматривать как передачу закодированных сообщений в сложной коммуникационной системе, регулируемой эле­ментарными всеобщими принципами. Развитие науки по­казывает, что ближайшие годы будут характеризоваться все более тесным сотрудничеством между психиатрами, психоаналитиками, специалистами экспериментальной психологии, физиологами и инженерами, и что сотрудни­чество это приведет к всеобъемлющему знанию о поведе­нии животных и человека. Многопрофильный подход, кро­ме того, даст возможность изучения человека не просто как биологического существа, личностной индивидуальности, о и как члена высшей системы — общества. Каким обра­зом целостная общественная структура вносит вклад в формирование личности — вот вопрос, который будет при­влекать внимание лучших умов в области психиатрии, ант­ропологии и общественных наук.

Несмотря на успехи последних лет, область психиатрии еще находится в состоянии становления. Различные подхо­ды сосуществуют, не будучи связаны в единую систему. Можно, однако, представить себе, что будущее развитие пойдет по меньшей мере в четырех направлениях.

Первое — постоянный и растущий интерес к психоло­гической ориентации, что будет заключаться в более де­тальном описании и психодинамическом понимании психо­терапевтического процесса. Критическим моментом станет прорыв через скрытый внутренний барьер врача, до по­следнего времени остававшегося единственным источни­ком знания о сложных межличностных взаимоотношениях больного и врача. Раскрывал процедуру лечения для сто­роннего наблюдателя, записывая все детали и события, все вербальные и невербальные связи в процессе лечения, врач может сделать этот материал доступным для изучения и повторения другими.

Второе — практически все указывает на то, что психо­соматическое направление будет развиваться как наиболее приемлемый путь интеграции психологических и физиоло­гических явлений. Старая философская дихотомия тело— душа стремительно уходит в небытие. Много нового обеща­ет применение экспериментальной методики, где воссозда­ются ситуации эмоциональных стрессов в их жизненной , реальности и изучается их влияние на весь организм. Можно ожидать дальнейшего интереснейшего экспериментального изучения искусства — в особенности кинематографа, — способного выявить и возбудить в зрителе все существующие человеческие конфликты.

Третье — последние достижения фармакологии благодаря их большой практической ценности при лечении в стационарных условиях обогатят наши возможности регу­лировать возбуждения различных участков нервной систе­мы. Теоретические обоснования этих достижений пока не вполне отработаны, однако не думается, хотя многие авторы склоняются к этому, что фармакологический и биохи­мический методы смогут существенно прояснить сложней­шие явления межличностных отношений и заменить пси­хологические методы лечения. Похоже, например, что психологический подход не может быть чем-то вытеснен и останется основным, главным методом.

Четвертое — социологический подход несомненно будет занимать все большее место.

Мы живем в эпоху интеграции и сотрудничества. Обо­собленный человек XIX а., с его стойкой самодостаточной системой ценностей, быстро уступает место общинному, так называемому вовне направленному человеку с мяту­щейся душой, тщетно пытающемуся осознать свою личность. Влияние этого культурного сдвига на психиатрию выражается в повышенном интересе к групповой динамике ее социологическим аспектам. Следовательно, будущее за растущей интеграцией биологических, психодинамических и социологических подходов и развитием всеобъемлющей психиатрии, которая не тщится разгадать извечную тайну человеческого поведения со своей узкой, ограниченной платформы, но обогащается за счет знаний, полученных из многообразия новых путей и подходов.

Потребность в интеграции — последнее звено в длин­ной цепи нужд и потребностей, отмечавших развитие пси­хиатрии во все века. Эта потребность, безусловно, будет удовлетворена, как и все другие, но в результате встанут новые проблемы. В этой книге мы проследили, как человек из века в век пытается удовлетворить свое извечное стрем­ление познать самого себя. Все эти попытки — и те, что за­вершились успехом, и те, что потерпели неудачу, — были ответом на извечный вопрос человека о том, что он есть и каким он должен быть.

Вопрос вечен, так как психиатрия, лишь недавно до­стигшая совершеннолетия, еще многому должна научить­ся. Рождаются новые, зовущие вперед идеи, встает оппо­зиция старым устоявшимся принципам. Существует даже движение за то, чтобы отбросить накопленное за шестьде­сят долгих лет знание и концепции, заложенные Фрейдом. Психиатрия сама должна соразмерять свои возможности и пределы, однако нельзя не признать, что хотя подход Фрейда отнюдь не всеобъемлющ, но было бы абсурдом не принять во внимание тот громадный опыт, который заклю­чен в наследии Фрейда.

И вопрос этот еще долго будет злободневен, так как сегодня только малая часть тех, кто нуждается в психи­атрической помощи, могут ее получить. Нехватка средств. оборудования, препаратов, отсутствие компетентной со­циальной политики — все это льет воду на мельницу древнего человеческого предрассудка, что душевноболь­ные должны оставаться в цепях забвения и страданий. Только тогда, когда всякий человек, независимо от его материального положения, расовой принадлежности, ве­роисповедания, места жительства или общественного по­ложения, сможет получить ту помощь, на которую спо­собна психиатрия, только тогда мы будем иметь право сказать, что цель достигнута.

 

Приложение

Инстинкты — это силы, побуждающие человека к действию. Физические аспекты инстинктов Фрейд называл потребностями, психические — желаниями. Инстинкт содержит четыре компо­нента: источник, цель, импульс и объект. Цель состоит в умень­шении потребности и желания до такой степени, что дальнейшее действие, направленное на их удовлетворение, перестает быть необходимым. Другими словами, цель заключается 8 том, чтобы дать организму то, в чем он испытывает потребность или что в данный момент желает.

Импульс — это та энергия, силы или напряжения, которые используются для удовлетворения инстинкта.

Объект инстинктов — это те предметы или действия, кото­рые удовлетворяют первоначальную цель.

Фрейд попытался свести их к двум группам: инстинкты, поддерживаю­щие жизнь (сексуальные инстинкты) и разрушающие жизнь (деструктивные инстинкты). Инстинкты — это каналы, по которым «про­текает энергия», и эта энергия подчиняется своим собственным законам. По мнению Фрейда, каждый из этих двух обобщенных ин­стинктов (сексуальный и деструктивный) имеют и свой источ­ник энергии.

Либидо (лат. «желание») — это энергия, присущая инстинк­там жизни; агрессивная энергия присуща деструктивным ин­стинктам. Эта энергия имеет свои количественные и динамиче­ские критерии.

Катексис — это процесс помещения либидннозной (или противоположной ей) энергии в различные сферы психической жизни, в идеи или действия. Кате к тированное либидо перестает быть подвижным и уже не может перемещаться к новым объ­ектам. Оно укореняется в той области психической сферы, ко­торая привлекла и удерживает его.

Если представить либидо как определенную сумму денег, то катексис — процесс покупки, вкладывание денег в ценности. Чем больше вложено денег в одни ценности, тем меньше их остается для других.

Вытеснение — удаление из сознания чувств, мыслей и наме­рений к действию, потенциально вызывающих напряженность. Однако вытесненные в бессознательное, эти «комплексы» про­должают действовать на душевную жизнь и поведение человека постоянно ищут выхода «наружу». Поэтому для удержания их в бессознательном требуется постоянный расход энергии.

Отрицание — это попытка не принимать за реальность собы­тия, нежелательные для Я. Примечательна способность в таких случаях «пропускать» в своих воспоминаниях неприятные пере­житые события или заменять их вымыслом. В качестве характорного примера Фрейд приводит воспоминания Ч. Дарвина: «В течение многих лет я следовал золотому правилу, а именно, . когда я сталкивался с опубликованным фактом, наблюдением или идеей, которые противоречили моим основным результатам, :

Я незамедлительно записывал это; я обнаружил ко опыту, что такие факты и идеи гораздо легче ускользают из памяти чем благоприятные».

Рационализация — это нахождение приемлемых причин и объяснений для приемлемых мыслей и действий. Естественно, что эти «оправдательные» объяснения мыслей и поступков более этичны и благородны, нежели их истинные мотивы.

Реактивные образования — поведение, противопоставляемое желанию; это явная или неосознанная инверсия желания.

Изоляция — это отделение психотравмнрующей ситуации от связанных с ней душевных переживаний. Замена ситуации происходит как бы неосознанно, по крайней мере но связывается с собственными переживаниями. Все происходит как будто с кем-то другим. Изоляция ситуации от собственного Я особенно ярко проявляется у детей. Взяв куклу нли игрушечную зве­рюшку, ребенок, играя, может «дать» ей «делать» и «гово­рить» все, что ему самому запрещается: быть безрассудной. саркастической, жестокой, ругаться, высмеивать других и т. п.

Проекция — подсознательное приписывание собственных ка­честв. чувств и желаний другому человеку.

Регрессия — соскальзывание на более примитивный уро­вень повеления или мышления. Даже здоровые люди, чтобы как-то защищаться от постоянного эмоционального прессинга, «спустить нар», время от времени прибегают к различным фор­мам регрессии. Они курят, напиваются, ковыряют в носу, читают бульварные романы, портят вещи, верят мистификаторам, рискованно водят автомобиль и делают еще массу «глупостей».

Сублимация — это наиболее распространенный защитный механизм, посредством которого либидо и агрессивная энергия трансформируются в различные виды деятельности, приемле­мые для индивида и общества. Разновидностью сублимации могут быть спорт, интеллектуальный труд, творчество. Сублими­рованная энергия, по мнению Фрейда, создает цивилизацию.

Механизм запретов — это способы, с по­мощью которых Я защищает себя от внутренних и внешних напряжений. Механизм защиты в понимании Фрейда играет зна­чительную роль в патогенезе неврозов. Невротический синдром есть следствие неудавшегося защитного процесса. Психонев­роз — проявление защиты сознательной части душевной жизни от неприемлемых переживаний и стремлений. С механизмами вытеснения, в частности, Фрейд связывает некоторые симптомы истерии, импотенцию, фригидность, психосоматические забо­левания (бронхиальная астма, язва желудка). Для невроза навязчивых состояний характерными являются механизмы изо­ляции и реактивные образования.


Используемая литература:

1. Франц Александр, Шелтон Селесник «Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней», М., Издательство Агентства «Яхтсмен», 1995г.

2. Фрейд Зигмунд «Психоаналитические этюды» /Составление Д.И. Донского, В.Ф. Круглянского; Послесл. В.Т. Кондрашенко; — Мн.: ООО «Попурри», 1997.

3. Фрейд Зигмунд «Очерки по психологи сексуальности» / Пер. с нем.; — Мн.: ООО «Попурри», 1997.

4. Фрейд Зигмунд «Толкование сновидений» / Пер. с нем.; — Мн.: ООО «Попурри», 1997.


Дата: 2019-07-30, просмотров: 306.