она финансировала. Оказалось, что фонд поддерживает иссле дования, связанные с религией.

Манди напомнила мне, что, как президент Ассоциации, я выступаю от имени 150 тысяч психологов и многие не прочь использовать имя такой авторитетной личности. Поэтому, при гласив одного из представителей фонда к себе, я ответил, что польщен предложением, но вынужден его отклонить, поскольку ни я, ни позитивная психология не сдаемся внаем. Я не хотел никого обидеть, но ответ мой прозвучал довольно резко.

Тем не менее представитель фонда сумел меня разубедить, мы достигли взаимопонимания, и в дальнейшем эта организация держала свое слово. Представителя звали Артуром Шварцем. Он обратил мое внимание на то, что задачи позитивной психологии и возглавляемого сэром Джоном фонда совпадают в главном. Фонд видит свою цель в поддержании научных исследований с духовным уклоном. Позитивная психология преследует сугубо светские и научные цели. Но, как сказал Артур, фонд, помогая нашей деятельности, может способствовать продвижению науч ных исследований духовных ценностей. Он заверил меня, что фонд собирается лишь поддерживать научные исследования, никоим образом не пытаясь повлиять на их направленность, и попросил меня, в свою очередь, не предъявлять подобных требований к фонду.

Теперь, когда я давился от смеха в ответ на язвительную шутку Майка, мне было ясно, чего на самом деле хочет сэр Джон и насколько это далеко от мракобесия, в коем его подозревают мои коллеги. Последние два десятилетия сэр Джон торил свой собственный путь. К христианству он подходит отнюдь не догма тически — наоборот, недоволен нынешним состоянием теологи ческой науки, считая, что она отстала от других областей знания и не соответствует современной картине мира, изменившейся в свете последних открытий.

Сэр Джон разделяет многие из тех философских сомнений, что мучают нас с Майком и Дэвидом Уилсоном. Человек, кото рому недавно исполнилось восемьдесят семь, хочет знать, что

Глава 14. Смысл и цель                                                        327

его ждет впереди. И выяснить это сэр Джон мечтает не только для себя, но ради блага всего человечества. Подобно царствен ным меценатам прошлого, этот человек может позволить себе роскошь обдумывать проблемы бытия не в одиночку, а в обще стве мудрецов. Сэр Джон вовсе не жаждет в очередной раз услышать банальные или вульгаризированные истины — для этого достаточно включить телевизор. Он надеется получить обдуманные, откровенные ответы на вечные вопросы: «Почему мы живем?», «Что ждет нас в будущем?» Как ни странно, впервые в жизни я чувствую: мне есть что сказать по этому поводу. И я должен поделиться догадками, возникшими под влиянием книги Боба Райта. Если в предлагаемых мною объяснениях найдется рациональное зерно, это станет самым серьезным доводом в пользу существования позитивной психологии.

Роберт Райт неуклюже поднимается на кафедру. В высшей степени нетипичная для академических кругов фигура. На вид изможденный и болезненный, этот человек овеян легендами. Когда Боб говорит, губы его кривит гримаса, точно он сосет дольку лимона — и очень кислого, если вопрос неприятен. Голос звучит мягко, низко, слегка монотонно. В «кувыркотной» речи жителя Нью-Йорка еще улавливаются следы техасской нето ропливости. Однако поразительней всего не внешность и голос Райта, а его биография. Из присутствующих он один (кроме сэра Джона) не принадлежит к академической среде. Боб зара батывает на жизнь, занимаясь журналистикой, а эта профессия у многих высоколобых ученых вызывает презрение.

Райт ведет колонку в New Republic — должность эта вот уже сто лет переходит «по наследству» от одного крупного поли тического обозревателя к другому. В начале 1990-х он опубли ковал книгу The Moral Animal («Нравственное животное»), где доказывал, что человеческая мораль уходит корнями в глубины процесса эволюции. А за десять лет до этого, вскоре после окон чания Принстона, Боб напечатал в журнале Atlantic статью о происхождении индоевропейского языка — гипотетического предка большинства нынешних языков Европы.