6.
Дед, Александр Гаврилович Ожгибесов, и отец моего мужа, Павел Алексеевич Жуланов, были большие друзья, жили в одной деревне Симаково и когда Жуланова направили в Бабку открывать МТС, то и Ожгибесовы перебрались в город Осу, где дед и умер. В те годы почему-то все хорошие мужики умирали очень рано, оставив большие семьи.
На руках бабки Анны и старшего сына Петра остались Зоя (1922-1986), Валентина(1925-1989), Аркадий(1930-2005). Эти годы до войны я не помню. Была маленькая, а мама рассказывала, как они плохо жили. Мама работала на кожзаводе – шила тапочки. Весь заработок отдавала свекрови. Часто уходила на весь день без завтрака и куска хлеба. В обед, прячась за несколько кварталов, бегала на Курановку к матери поесть похлебки. А вечером, когда все собирались домой, долго ждали ужина. Маленькие пищали, а бабка часам к девяти выставляла скудный ужин. Тут уже не зевай. Теперь ясно - золотуха была у нас заложена уже в утробе матери.
В 1939 году – осенью, а Мая родилась в мае, отца взяли на действительную службу. Мы ушли жить на Курановку и жили там до начала 1944г.
7.
А ещё мы недолго жили в д.Ключики. Там со мной произошел страшный случай. Мне было 9 месяцев. Мама шила, а я ползала около её. Вдруг я поперхнулась, мама кинулась ко мне, а у меня поперек рта торчит иголка. Она с перепугу хотела вытащить её своими пальцами, а я её проглотила и засмеялась, а мама в панику. Схватила меня и вся в слезах побежала в город (не знаю сколько км). Врач не поверила ей и назначила на рентген, но он уже не работал, и мама отнесла меня домой к бабке на Курановку. Утром я покакала, а из попы торчит черная ниточка. Бабка тихонько потянула и вытянула иголку. Счастье мое было, что она была с ниткой и ушла вперед ушком. Мама боялась сказать папе. Он очень любил детей, а особенно меня, первую. Сказал – молись Богу, что Ирка жива осталась, а то бы тебе плохо было – убил бы.
8.
1941 год. Началась война. Маминых родных братьев Ивана (уже женатого) и Василия сразу забрали в армию, но они, видимо, не добрались до фронта – их эшелоны разбомбили по дороге, и они пропали без вести. От них не было ни одного письма. Осенью 1941 года забрали деда Сергея. Бабка осталась одна с двумя малолетками – Люба 10 лет и Володя полгода. Похоронки от деда тоже не было, и бабке не давали пенсию.
Помню такой эпизод. Деда Сергея забирают на фронт, дома суета. А было уже холодно. Тогда мне было около пяти лет. Меня посадили на камин и дали на руки Вовку(он приходился мне дядей), видимо, чтобы мы не мешались, а камин затопили, забыв про нас. Мне стало жечь попу, и я решила подложить пеленку, одной рукой держу Вовку, а другой подсовываю. Но что было взять с пятилетнего ребенка, конечно Вовка улетел на пол. Дед и все заорали на меня. Я в слезы.
Вообще мне рано пришлось водиться с сестрой (Майя на два с половиной года моложе меня) и с Володей. Конечно, Люба была старше, ей было 10 лет, но она была такая «трясошарая»: закроет нас дома одних, а сама убежит бегать. Бабка с мамой на работе. Вот я и занималась с ними как могла. Один раз надела Майке куклино платье и вывихнула ей руку. До того мы все ревели, уснули в изнеможении. А потом поздно вечером мама разбудила меня и насыпала мне в блюдечко песку. Он был такой желтоватый и влажный. Я в него макала черный хлеб и ела. Был целый праздник. А Майку носили к бабке править ручку, меня не ругали.
Питание было в основном картошка. Витаминов никаких. А какая у меня была золотуха – по-нынешнему диатез. Вся голова и лоб были покрыты сплошной коростой, а под ней вши. Так все чесалось. Я встану перед зеркалом и обдираю коросты со лба, что б скорее заживало. А мама придет с работы и вшей мне начнет бить ножом на ноготь. Это все было в войну.
9.
В 1941г. мама опоздала на работу, а тогда с этим было очень строго. Её судили, дали 1 год исправительных работ и отправили этапом в г.Минск, но не доехали до места- началась война, и их всех отпустили домой.
Мы с Маей оставались сиротами хоть не долго, но это было и бабка (мамина мать) наша любимая бабка нас не бросила.
Когда мама вернулась домой, стала работать на бойне – колоть скот, обрабатывать туши. Было так холодно на работе, пол бетонный – ноги примерзали к сапогам. Вот потом они ей давали страху – очень болели.
Научившись там колоть скот, она потом ходила и колола его у частников. За работу брала 3 рубля. Придет к какой-нибудь старухе, а та заткнет уши, чтоб не слышать визга поросенка, и мама одна справляется. А ведь надо поднять тушу на веревке через перекладину, когда нутрует. Досталось ей здорово, зато эта профессия потом позволила поднять ей четверых детей, можно сказать, без отца. Ей часто отдавали кишки, брюшину (потому что многие это выбрасывали). А она принесет домой, все вычистит, выскоблит, вымоет – всю ночь возится, но зато мы сыты. Сделает с картошкой. Сало у нас всегда было. Мы все выжили и вышли в люди только благодаря нашей маме, ее трудолюбию и заботам.
10.
Возвращение папы с фронта.
Папа служил на военно-грузинской дороге, и когда началась война, он оказался на юге, там и воевал. В 1942г. Его тяжело ранило, перебило сухожилие в коленке правой ноги. Было сильное кровотечение, и он сам себя спас: схватил руками ногу выше колена и держал, пока не пришла помощь. Это он сам рассказывал. Он оказался на оккупированной территории, на пшеничном поле в пшенице. Его нашла женщина-хохлушка, приволокла к себе, выходила и не отпускала домой, хотя их уже освободили. 11 месяцев от него ничего не было.
Маме в это время было 25 лет. Она была красивая, бойкая женщина. Она так и поняла, что папа погиб, раз не пишет и не едет. И уговорил ее один хмырь, тоже Петька. Пришел жить к нам. Я сразу заявила маме, как только придет папа, я ему сразу все расскажу. В то время я её так ревновала и так гонялась за ней, что поднимала визг на всю Курановку.
Но все так и вышло (не даром я скорпион). Мы с Маей пришли к бабке Анне на Советскую. Бабка мыла пол в сенях, а я у окна торчала. Их дом стоял на самом бойком месте. Улица Советсткая начиналась с дамбы, которая была проложена от Камы до города.
Папа приехал домой днем и шел по дамбе на костылях тихонько. Правая нога согнута в коленке под прямым углом. С ним шла знакомая женщина. Она сказала, что его дома ждет неприятность, но не сказала какая, а пошла быстрее, что бы послать кого-нибудь за папой – ему было тяжело идти. Подошла к окну (а я у окна торчала) и говорит- скажи Васильевне, что Петя идет домой, телегу надо, он ранен.
Я закричала: «–Бабка, папа идет домой!» Бабка схватила меня за руку, Маю на «закрошки»(она ни за что не осталась дома), и мы побежали встречать папу. Только выбежали на дамбу, идет с работы Аркаша, папин брат. Бабка его послала за телегой и лошадью. Пока он бегал, мы уже добежали до папы. Я ухватила его за костыль и идем. Немного погодя Аркаша подкатил на телеге и всех посадил. Папа посадил меня на здоровое колено, а Мая его совсем не помнила и боялась, он спрашивает - как дочери живете? Я сразу ему – мама вышла замуж! Мы, конечно, поехали к бабке (Анне). Мая убежала к маме на Курановку, а я осталась жить с папой. Люди потом рассказывали, как осенью сыро, а мы идем с ним откуда - нибудь, я держусь за костыль (потом он сделал деревянную ногу). Картина не из веселых, до слез людей доводила.
Ему сестры стали приводить разных невест, а я никого не хотела. По праздникам и выходным я ходила к маме на Курановку, просила свой пай шанег и носила их папе. А тому Петьке говорила - уходи, наш папа вернулся.
11.
После нового 1943 года бабка курановская встретилась с папой и сказала, что Паня очень переживает, как быть? А тот Петька уже ушел, (не знаю почему он не воевал). Папа ответил: « Если у нее никого нет (в смысле не беременная), то я согласен сойтись, у нас ведь дети, да я и люблю её. Я тоже виноват, меня не отпускала женщина, которая выходила».
А дома играет со мной и спрашивает – Ирочка, как будем жить: новую маму возьмем или старую? Я ему категорически заявила – только «старую» маму и «старого» папу. Как-то он уразумел это все и они сошлись, но жить сразу уехали на частную квартиру.
Когда переезжали, бабка(папина мать) была очень недовольна, ведь она опять лишилась дармовых кормильцев, вот она и прокляла родителей моих, пожелав им жить так трястись, как лист на осине трясется. От такого пожелания ничего хорошего не вышло, а вот плохого мы очень много пережили. Мои родители ей конечно помогали, но этого ей было мало, она любила командовать.
12.
Я помню эти частные квартиры – а их было две по ул.Крайняя. Вечером топят каленку, а мы на ней печенки печем или хлеб на сале жарим. Вторую квартиру мы снимали у Устиновых – около учхоза, где папа работал. Сначала жили вверху – занимали полдома. Там родился 30.11.1944г. брат Валерий(долгожданный), а я пошла в 1 класс.
Папе хирург Поносов сделал операцию, выправил ногу сколько мог, и он стал ходить на своей ноге, правда она не сгибалась в колене, болела, а иногда «вылетала» из колена и он забивал её кулаком. Но все-таки, хоть хромал, ходил на своей ноге.
В первом классе я заболела, видимо, простыла, и моя первая учительница Зинаида Александровна Короткова каждый день заходила ко мне (она жила дальше нас), учила меня дома. Писали долго карандашом, резинок не было. Раз написала неправильно и давай пальцем тереть. Моментально дыра получилась, а в результате – кол.
К нам иногда приходила папина бабушка Ефросинья Емельяновна Девяткина. Она была очень древняя. Нас положат спать с ней вместе на полати, я всю ночь боюсь, а вдруг она умрет.
13.
Папа стал работать механиком в хозяйстве (учхоз), а потом замдиректора. В 1945 году они купили дом на слом в дер. В. Глубинке и оттуда на подводах его вывозили – 61 подвода. Холод стоял 40 градусов. Как они все вынесли!
Сначала построили что-то на вроде конюшни, на 2 окна, в ней жили и строили большой дом. В 1946г. ещё недостроенный дом затопило водой – было большое наводнение, Кама и Осинка вышли из берегов. Мы ездили прямо от крылечка на лодке. От этого дом все время «ел» грибок.
11 мая 1947г. родилась Света «под сепаратором» - мы все так говорили. На этом месте стоял сепаратор, его убрали. Нас с Маей послали за бабкой на Курановку, папа переживал во дворе, а Валерка подглядывал из-за печки. Мама его прогнала. К этому времени мы стали жить уже лучше, завели корову, кур, поросенка.
14.
А в декабре 1947г.пришла новая беда: посадили нашего папу. Они с директором нефтебазы обменяли в колхозе бочку бензина на 2 мешка пшеницы. Тот попался и потянул за собой нашего. Обоим дали по 10 лет с конфискацией имущества. Пришли описывать. А у нас посреди дома стоит русская печь(перегородок еще не сделали), 2 железных кровати, стол и 4 «гаврика»и один меньше другого (поросенка мы уже зарезали, а корову увели к бабке).
Чиновник покачал головой и описал только дом. У нас половину отобрали. Перегородили, сделали две русских печи, другой вход и остались мы впятером на одной половине. Мама просила сдать нам в наем, но чиновники не сдали, надо было квартиру начальнику льнозавода. Комната у нас была метров 15 и кухонька. Стояла одна кровать, стол большой, сундук.
Мама тогда научилась строчить на машинке, мы этим и жили. Вечером за одним столом: мама строчит, я напротив уроки делаю, Мая слева от меня, а Валерик со Светой на полу дурят. Свету сначала отдали в круглосуточные ясли, но нам всем стало жалко, и мы забрали её. Она ходила в ясли в квартале от дома, а Валерик в д/сад около почты на горе.
Утром я шла в школу – Валерик за руку, Света на закрошках – разводила всех по своим местам. Вечером собирались все домой. Очень любила ходить за обедами в садик, если кто-то оставался дома. До сих пор помню те обеды. Биточки манные с клюквенным киселем( я сейчас их иногда делаю), а к котлетам давали подлив какой-то серый, наверное молочный, но из серой муки – так я такого больше не ела.
15.
Напротив нашего дома была огромная поляна, на ней мы играли всей округой. Весной на одном бугорке рано появлялась проталина, мы пробирались на нее и играли в классики – зима уже надоела.
У нас было радио, и я очень любила слушать репортажи, которые вел Вадим Синявский о футболе. Вот язык был, азарт, напор! Даже по радио я чувствовала, как он соскакивает с места, чуть не выпадает из кабины. В футболе я ничего не понимала и до сих пор не люблю смотреть, но его репортажи можно было слушать бесконечно. А его реплики, – Какой удар!!! Какой мощный удар!! Какой не точный удар… - запомнились на всю жизнь.
Моя подруга Моря Ушахина была единственной дочерью в семье. Как у них было чисто и красиво дома!! Кругом половики, в стеклянном шкафу сервиз тончайший, комод, патефон. У родителей спальня, у Мори комната. А мать уже с детства приданное готовит – вяжет, вышивает. Теперь-то я знаю, что её отец офицер навез трофеи с фронта, из Германии, да и посылки посылал. Я так завидовала Морьке и все мечтала, что выйду замуж, и это все у меня будет.
Я ведь уже писала про нашу обстановку: кровать, стол, сундук. Когда было холодно, мама укладывала нас всех четверых валетом, да ещё сама с краю ложилась. А так мы спали на полатях, на печке, на полу. К пасхе мама белила печь, мыла в доме, но все это только накануне – времени не было. А в пасху утром шаньги уже рано, яички крашеные. Запах!! Чисто, солнечно, умиротворенно. Прямо рай!
16.
Я преклоняюсь перед мужеством нашей мамы. В 30 лет осталась у разбитого корыта: без мужа, четверо маленьких детей, полдома отобрали. Как она не сломалась? Работала день и ночь. Надо было и сена корове накосить, и за огородом смотреть (правда в огороде была одна картошка, морковь и горох мы выдирали незрелыми). А всю осень скот резала людям. А в августе мама с бабкой нанимались жать пшеницу, рожь – зарабатывали хлеб. Меня с 10 лет тоже привлекали. Сначала я не могла жать, так нажатые мамой собирала сноп, а потом, когда постарше стала, мама давала мне норму на день – 2 сотки выжать. Один раз обрезала серпом мизинец (до сих пор отметина), и нас с Маей отправили омой. Бежим по кладбищу мимо церкви, а там на паперти сидит женщина с маленькой девочкой, которая была вся в коростах. Девочку надо было крестить, но без крестной нельзя, а в церкви никого, кроме батюшки. Женщина попросила меня, а я босиком- нельзя. Но хорошо на Мае были калоши. Она мне дала их, и я стала крестной, только не знаю кому, связь потеряли. Нам дали 1 рубль и мы счастливые побежали дальше.
Много чего мама переделала в жизни, а когда она научилась строчить, то еще весь день сидела за машиной. Тогда в магазинах ничего не было и на расхват шли подзоры на кровать, занавески, шторы, комбинации. Строчила на заказ, да еще сдавали в комиссионку Когану. В основном комбинации. Он тоже хотел жить и принимал все на одну квитанцию. Я сбегаю посмотрю – продано, он мотнет головой, что можно нести и мы опять на хлеб получили. Мама была ему благодарна всю жизнь и называла не иначе как наш кормилец. Когда мама уходила из-за машины, она садила меня – учила строчить.
17.
В 14 лет я стала хорошо строчить. Маме удалось купить еще одну ручную машину – подольскую, а у нее была Зингер, тоже ручная. Теперь мы стали работать на двух машинах. Я, конечно, строчила тише, чем она, а поэтому у меня получалось красивее, и она поручала мне особенно тонкие заказы. Так я стала зарабатывать, и мне давали на кино, на конфеты.
Не знаю почему, но училась я трудно (да и все мы) мне плохо давались гуманитарные науки. Особенно мучили меня русский язык и литература. Я очень плохо запоминала стихи, но зато уж выучила у Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», до сих пор помню.
Зато в школе я была активным ребенком. Была пионеркой. Проводили пионерские сборы, была звеньевой. Мы собирали золу, семена акации для защитных полос, разносили пригласительные на выборы. Потом комсомол. Я с детства занималась цветоводством, ходила в кружок юнатов. Около дома в палисаднике всегда были цветы, а стену дома увивал вьюнок, который красиво цвел. Мимо нас ходили люди на переправу и все любовались.
Мама все подгоняла меня: « Ира, скорее учи – надо строчить». А тут пацаны возятся. Когда мамы нет, они ещё хуже. Я другой раз и налуплю их. А один раз - брату Валерке было 6 лет - я дала ему подзатыльник, а он как подскочит, как даст мне в челюсть кулаком – отучил, больше я его не трогала. Вообще брат рос очень послушный, но живой, всегда защищал меньше себя. А я бегала за «криворотым» пацаном – он все обижал Валеру, а я защищала. Из этого нашего жития мне все вспоминается – как мама придет с базара и дает нам всем по булке. А Валерик обязательно скажет: –«Я так и знал, опять мне всех меньше(хотя все одинаковые)». Один раз как фурызнет - и реветь, а мама его воспитывать.
Хоть и трудно, но продолжали жить и учиться. Люди все удивлялись маме, как у неё хватает сил, ведь все сыты, одеты, учимся.
18.
Папа отбывал срок в Левшино. Мама ездила к нему на свиданки. Один раз взяла меня и брата с собой. Ехали на пароходе целые сутки. Пароход «Джамбул» был колесный, плыл тихо. Мы ехали в 4 классе, в пролетах. Там всегда возили какие-то огромные бочки, и мы на них укладывались. Место старались занять около машинного отделения, там теплее. Уляжемся на пол, а люди шастают взад-вперед. Лесенки в первый и второй класс охраняли, чтоб мы, беднота, туда не ходили. Мне казалось, что там едут какие то сверх люди, богачи. Так было завидно, охота было хоть посмотреть.
В колонии папа работал и даже присылал деньги мне на учебу. (В то время с 8 по 10 класс надо было платить за учебу 180р. в год, на два раза. Когда я окончила школу, это отменили). А еще он дал нам отрез, и мама заказала мне у портного(соседа) пиджак.
5 мата 1953 года умер Сталин. Мы проснулись утром, а по радио передают сообщение. Все заплакали. А немного погодя передают, что будет большая амнистия. Мы очень обрадовались, т.к. папа придет домой. И он действительно вернулся к майским праздникам, отсидев 5,5 лет. Теперь нам стало совсем тесно, но тут стали строить Воткинскую ГЭС, и мы попадали под затопление. Каждому выдавали ссуду на переселение. Родители эту ссуду отдали государству и выкупили вторую половину дома. Дом перевозили своими силами. Очень помог и помогал все время папин дядя Никифор, он его крестный отец. Дядя работал на полуторке. И все, что нам требовалось перевезти – сено, дрова, и пр. - он все перевозил, особенно, когда папы не было. Очень был добрый.
В 1957году дом перевезли на Крыловскую, 76. Помогали все, даже Толя Булатов (зять Никифора) и мой Геннадий, когда были в отпуске. В 1982г. этот дом родители продали и купили на Крыловской, 70. дом 70м.кв. и огород 28 соток. Место очень хорошее. Почти каждый отпуск мы проводили у родителей, собирались большой семьей.
Когда родители умерли, у нас все сумела захватить сноха. Мы, сестры, оставляли все брату, а он умер 15.08.2004г., не дожив до пенсии 3,5 месяца, и все досталось ей. Теперь она не пускает нас даже, когда мы бываем в Осе по случаю - на похороны или к родителям на кладбище. Бог с ней. Судьба её уже жестоко наказала – умер муж, умер 14.11.2006г. единственный сын, не дожив до 40 лет 40 дней. Он прошел Афган, и хоронил его Афганский комитет. У матери не нашлось для сына места – все мебелью заставила. Теперь живет одна в нашем поместье. Мама перед смертью просила разделить все поровну и не ругаться. Я предупреждала брата, что волю умершего надо выполнить, а то будет плохо. Они не послушали и вот результат – сноха потеряла всю семью и неизвестно, что еще будет. А мы отступились, не ругались.
Трудовая жизнь.
1.
В 1954году я окончила 10 классов. На выпускной вечер мама купила мне голубой в цветочек штапель, он тогда только появился. Скроить и сшить помогла соседка Тося. Платье было – удлиненная талия, татьянка из клиньев, рукав фонарик, впереди белый строченый бант. Вечер был в школе, а на второй день нам сделали пикник на лугах, которые пезднее затопило. Прошло все весело. А мама в это время лежала в больнице рядом со школой. Она поехала на велосипеде искать корову, а на встречу шла монашка, видно, она и сглазила. Мама упала и об сухую колею ушибла икру на ноге. Нога разбухла, и она оказалась в больнице.
В августе я ездила в Пермь сдавать экзамены в пединститут на физмат. Сдала все экзамены, но знала, что за сочинение больше тройки не получу, а это значит жить без стипендии, без общежития, а как? И даже не узнав, поступила я или нет, забрала документы и
Поехала домой. Видно не судьба мне быть преподавателем. На пароходе я заболела дизентерией: температура 39 градусов, слабость. Доехала, огромный фанерный чемодан с книгами – а сдавали 6 предметов- сдала в камеру хранения, не могла нести. Иду домой пустая, реву. Родители были дома, испугались, что меня обокрали, а мне так стыдно и боюсь, ругать будут. Но они все поняли и все прошло тихо. Папа говорит – тогда иди учись на агронома, в агрошколе не надо было сдавать экзамены после 10кл. Мы подали документы, и я, счастливая, стала отдыхать.
2.
В конце августа у Маи Девяткиной (двоюродной сестры папы по матери Анне) была свадьба.
Она выходила за первого мужа Николая, потом у нее 
их было ещё два. На этой свадьбе гуляла Люся, сестра моего будущего мужа. Ему Мая тоже приходится двоюродной сестрой, только по своей матери Марии, она сестра Варвары, матери Геннадия, моей свекрови. Я приехала на свадьбу на второй день на велосипеде, а Люся с мамой сидели на лавочке за оградой. Разговаривали, вспоминали старое. Люся говорит – Паня, неужели это Ира (она знала меня трех лет)? Мама- да вот выросла. Люся- и чем она занимается?
Мама – подали документы в агрошколу, будет учиться на агронома. Люся – да вы с ума сошли, что она грязь на полях месить будет, пусть приезжает в Пермь, я её устрою на квартиру и на работу. Мама согласилась, а я от такого поворота дел была на седьмом небе.
3.
И вот 17 сентября 1954 года с фанерным чемоданом я приехала покорять Пермь. Люся жили на Нейвинской 94. ох уж я и поискала этот номер. Номер 92 нашла, а номер 94 нигде нет. У кого не спрошу, никто Лебедевых не знает. Я просто не у тех людей спрашивала. Надо было спросить у частников, а мне все попадались люди из больших домов. А было все просто – номер 92 был на одном углу, а номер 94 на противоположном, на другой улице. Улица состояла из переулков. Видимо такая путаница надоела и одну Нейвинскую разделили на 6 улиц. Наша стала 5 Нейвинская, а дом 14.
Когда я искала и стояла в нерешительности около частных домов, меня пожалела Якимова из крайнего дома, вышла и показала, где живут Лебедевы. Я подошла к дому, в окно меня увидела будущая свекровь и позвала в дом. Вечером пришли Люся с Виктором с работы. Дом у них был на двоих с братом. В Жулановской половине жила внучка Галя, она пустила меня на свою кровать. Поздно вечером, когда мы уже лежали в постели, приехал Геннадий( у них работник попал под поезд в Кунгуре и он ездил за ним). Люся шутя сказала – Геннадий, вот тебе невеста из Осы приехала. Он говорит – ну-ка, невеста, покажись. Я захихикала. Так я в первый раз увидела своего будущего мужа. А слышала про него раньше. Была у д.Никиши, а там на стене висит рамка, выпиленная 
лобзиком, очень красивая. Я спрашиваю – ой, кто это делал? А Мая Девяткина ответила – да Геннадий из Перми. На свадьбу он не приезжал к ней, говорит, что яблони охранял, они их только посадили.
На работу Люся хотела определить меня в оклеечный цех на патефонный завод – оклеивать футляры патефонов дермантином. Но когда я проходила медкомиссию у меня оказалось зрение -1, и главврач Малинина не пропустила, сказала, что очки будут запотевать, и я буду делать брак. Какая глупость! Пришлось искать другую работу. Помогла Анна Ведерникова – соседка напротив. Она на заводе работала давно, связи были, и меня пристроили кладовщиком в МПВО, которое только что организовалось.
По работе надо было много писать карандашом, и начальник Плешков дал мне испытание – я написала какой то текст, ему понравился почерк, и 8 октября 1954года я приступила к работе. Оклад дали 450 рублей. На квартиру Люся меня устроила к Нюре Штейниковой – соседке, с оплатой 50 рублей. Так началась моя трудовая биография.
Кабинет наш находился в заводоуправлении, рядом с профкомом. Был начальник Плешков Семен Михайлович и я – одна подчиненная. Тогда МПВО придавали большое значение. В каждом цехе были составлены бригады, расчеты на случай войны, а я ходила по табельным и сверяла, кто работает, кто куда перешел. Чтоб не переписывать эти списки, их вели карандашом, стирали резинкой выбывших.
4.
На Новый год меня начальник отпустил домой. Он все выспрашивал о нашей семье и, зная, что мама работает с мясом, дал мне 100 рублей, чтоб я ему привезла.
Я пришла на вокзал, автобусов ходило мало, да и маленькие – пазики, народу было как мух и уехать не было никакой возможности. Тут подвернулось такси и по 70 рублей с человека нас четверых увезли, а вот сколько билет стоил, не помню, потому что не покупала.
Приехала домой счастливая, ведь уже 3,5 месяца не была дома, соскучилась неимоверно. Все обрадовались моему приезду и простили, что я истратила почти все чужие деньги. Мама потом наложила мяса всякого целый мешок. Начальник удивился, что так много.
Дни дома пролетели быстро, и надо было вертаться обратно. Со мной увязалась сестра Мая, ей тоже захотелось работать на заводе. Мама нашла попутный самосвал с железом. Нас на него погрузили. Мы завернулись в одеяло, во что-то ещё, и так тряслись 4 часа до Перми. На пропитание нам дали мяса и бочонок мороженной капусты. Приехали в Пермь ночью. Едем переживаем, как поволокемся, куда? Все закоченели, бока отбили о железо. Но шофер оказался добрым человеком и довез нас до места.
Мая стала жить со мной и устроилась на завод на сборку. Стала зарабатывать 600 рублей, больше меня, но я все равно была такая важная, что работаю в заводоуправлении.
5.
На этой работе у меня сменилось три начальника. Плешкова, коммуниста, отправили в колхоз председателем, а мне дали отставного капитана Саженина Александра Петровича. Он так здорово читал Онегина. Этот начальник продержался недолго. Был очень шустрый и раз подвыпивши устроил воздушную тревогу в заводе. Все начальство сбежалось, а он стоит за столом и ружье перед ним. В общем, дали мне третьего – Вилкова Семена Михайловича – тоже бывшего офицера.
Опишу один случай, когда я работала ещё с Сажениным. У нас был склад неприкосновенных запасов: сапоги, костюмы прорезиненные, санитарные сумки, противогазы. Ключ был у меня и у начальника. Он туда, видимо, пить ходил, а может ещё что-то. Склад был в цехе, в заводе. Рабочие что-то украли из цеха, у них был обыск и нашли «до кучи» несколько пар новых резиновых сапог. Откуда? Они рассказали. Меня вызывают к следователю на допрос. А я про дело ничего не знаю. У нас сапог было много, лежали по размерам. Мне «и в рот не залетело», что их стало меньше. Следователь орал на меня, что это я за такой кладовщик, судить мня надо, вот будешь платить за них, 800 рублей(столько стоили украденные сапоги). Я пришла домой, а была уже замужем, реву. Муж испугался, в чем дело. Я рассказала, и так мне было стыдно и боялась очень. Но он у меня очень понимающий. Сразу сказал – успокойся, заплатим! Подумаешь 800 рублей. Но почему у начальника тоже ключ? Так не положено, пусть он тоже отвечает.
Но отвечать не пришлось, Сажениен все уладил, списал все по акту. В МПВО у меня было очень много свободного времени. Я с утра схожу в одну табельную, по очереди сверю списки «живых» и целый день сижу в складе одна – вышиваю, шью, читаю. Когда я растила девочек, то работала все там же, муж не давал переходить на сдельную работу. Говорил- я устаю, да ты будешь уставать, а как дети? Кто будет все делать, хотя мы и жили со свекровью, но ей подходило уже к 70ти годам.
Жили мы в 5 минутах ходьбы от дома до моей работы. На обед я бегала домой, в обед успевала купить немного продуктов (холодильника не было) стирала всегда днем. Муж с вечера наносит воды 20 ведер, а я отпрошусь у начальника и все сделаю. Наши дети каждое лето отдыхали у мамы в Осе. С ними занималась сестра моя Светлана. Они очень любили туда ездить. Ларису первый раз увезла бабуся-Паня, когда ей было 3 года. Здесь, в Перми, она согласилась, а в Осе такого «ревака» задала, они не знали, что делать.
В 1959г., в сентябре, я жила месяц в Осе, в декрете, беременная Леной. Произошел такой случай. Мы с сестрой и ее мужем собирались в кино и вдруг слышим какой-то вой на улице, а было сыро после дождя. Мы выбежали на крыльцо и видим: брата Валерия притянуло к электропроводам (он хотел шуруп вынуть и, видимо, прокусил провод). Мама заохала, выскочил зять Аркадий, бросил сухое полено, встал на него и оттянул брата, а тот уже сознание потерял, но сразу очнулся и пошел неуверенной походкой в свою мастерскую, где стул делал. У нас в Осе только что был случай: корова наступила на провод, хозяина притянуло к корове, а хозяйка бегает вокруг и не знает, что делать. Поэтому мама закричала Аркадию: не подходи, притянет. Я смекнула, в чем дело, и побежала пробки у счетчика 
вывернула. Все мы перепугались, ревели. Но ведь у нас билеты в кино были, и мы все пошли, и брат с нами. Но у него разболелась голова и он еле досидел до конца. А ночью я уснуть не могу, все вижу, что меня притягивает. Брат тоже не спит. Я его позвала к себе, и мы втроем со светом кое как скоротали ночь. На другой день я сразу, забрав Ларису, 
уехала в Пермь – не могла спать.
Лена у меня родилась 10.11.1959г. Утром Геннадий пошел на работу и говорит – если что, вызывай скорую. Только он ушел, у меня начались схватки. Свекровь говорит – никакой скорой, давай сама на трамвае, меньше будет народу знать, легче родишь. Сунула мне в карман сайку, и я отправилась в Свердловский роддом на ул.Коминтерна. Ничего, доехала сама. В 9 утра я уже была в предродовой. Был завтрак. Дали такую вкусную гречневую кашу с маслом. Я её до сих 
пор помню. В 10 часов положили на стол, как раз была толпа студентов и врач им объясняет – вот показалась головка. Ой нет, давайте проткнем, 
это околоплодный пузырь. Если бы мы его не проткнули, ребенок родился бы в «рубашке». Акушерка поднесла мне ребенка и спрашивает – кто у Вас дома? 
Говорю – дочка. Ну вот Вам еще одна. Я отвернулась – надо было сына. А она – посмотрите 
какие у нее титечки ( а Лена родилась полненькая – 4100). Я, конечно, была рада, что ребенок здоровый, полноценный, а секундная эмоция прошла, и я попросила медсестру позвонить мужу, что я родила девочку. Он не ожидал и опешил – вот елки-палки, когда она успела. Лена росла она пухленькая, бабка рано стала её прикармливать манной кашей. Когда её взрослый сын 
Андрей увидел фото Лены, где ей 6 месяцев – удивился, мама, что это за мутант.
Ларису я рожала в областном роддоме на Пушкина, около рынка, туда на скорой увезли. Родила вечером в 10 часов, промучившись почти сутки. Гена очень переживал, все звонил по телефону.
У дочерей разница 2 года 9 месяцев, поэтому они росли вместе, до 3х лет обе были дома с бабкой, потом пошли в садик. Бабка им все время читала. Она была мало грамотная и читала по слогам, как первоклассник. Книжек детских было много. В 3 года Лариса многие знала наизусть и все время поправляла бабку, что тут не так написано, хотя сама читать стала в 6 лет.
В школе дети учились хорошо, я заботы не знала. Обе ходили в музыкальный кружок на фортепиано, во всякие спортивные кружки – записывались сами. Музыка их почему то не увлекла. Видимо, не интересно учили. Кружок был в клубе Маяковского. Когда я поняла, что им не хочется учиться музыке, я не стала портить нервы ни им, ни себе.
Школьные годы дочерей пролетели незаметно. Лариса закончила исторический факультет госуниверситета, а Лена стала фотографом.
С самых пеленок я шила на детей все сама, даже пальто. В школе они тоже учились шить, поэтому, когда окончили школу, я сказала - теперь шейте сами. И они сами одевали себя, причем, шили лучше меня. Свадебные платья шили сами вместе со мной.
Я хотела, чтоб мои дети, выйдя замуж, жили самостоятельно, т.к. я сама прожила со свекровью 27 лет не плохо, но одним лучше. Поэтому оба зятя пришли жить к нам в 4х комнатную квартиру, а мы с мая 1980г. стали жить в Соболях, в доме, который покупали для дачи. Потом пошли внуки «косяком»: Дима, Вася и Андрей. Обе семьи остались жить в нашей кооперативной квартире, потом Лена построила себе другую кооперативную квартиру, а Лариса с семьей остались в нашей. Квартира была полностью обустроена, с мебелью и всем хозяйством. Мы взяли с собой только один сервиз, который покупали на новоселье.
6.
На заводе я отработала 24 года непрерывно. После второго декрета, когда я родила Лену, в начале 1960года я не захотела сидеть больше в этом складе, Вилков помог мне перейти в 33 цех учетчицей, он там работал начальником ПДБ, а вместо меня стала работать Роза Мансурова – она училась на бухгалтера. Работая на участке, я все время ходила в бухгалтерию помогать и почему-то даже не смела мечтать, что я смогу быть бухгалтером.
Но в 1963 году Анна Ведерникова вновь принимает участие в моей судьбе – предлагает идти работать в технический архив на светокопию, а там работала моя знакомая Зоя Горбунова. И в то же время в цех 51 дали ставку счетовода. Вера Михайловна Костарева(светлая ей память) мой бухгалтер, зная как я хочу быть бухгалтером, замолвила за меня словечко Орловой – начальнику расчетной группы, которую я в дальнейшем сменила.
Я была на распутье. Куда идти, сразу 2 места? И огромное спасибо Розе Мансуровой, она меня вразумила – если я пойду в тех.архив, то надо идти учиться хотя бы в техникум, а так ты будешь все время «шестеркой», давай лучше иди счетоводом, а это самая женская профессия. Я так и сделала. Перешла счетоводом в 51 цех к Лоскутовой и осенью сразу пошла в платную школу на бухгалтера, успешно закончив её, через год была назначена уже бухгалтером в 33 цех, а ещё через год старшим бухгалтером в цех 32, 
где проработала 10 лет. В первые годы моего замужества я окончила курсы кройки и шитья, вязания крючком, машинной вышивки и детям, да и себе все шила и вышивала сама.
Ещё два раза поступала в институт. Сначала в механический, вечерний. Не прошла по конкурсу, т.к. работала не по специальности (я тогда работала в МПВО). Потом, когда уже родилась Лариса, я снова поступала на физ.мат. было 6 экзаменов и для чего то немецкий, который я завалила. Видимо Богу было видней, что учитель из меня не выйдет. Зато бухгалтер вышел неплохой. В 1974году меня послали в Москву на повышение квалификации на целый месяц, а после этого назначили начальником расчетной группы.
В цехе мы жили очень дружно, сидели в комнате с нормировщиками – 3 бухгалтера плюс 5 нормировщиц. Отмечали все праздники и дни рождения, иногда у кого -нибудь на квартире, но часто в конторе, в обед. Закроемся, повесив табличку «обед с 11 до 12», потом другую «с 12 до 13». И так обедали по два часа. Иногда принимали мастеров, начальника. Провожая меня на повышение, мы сфотографировались на память, был ,конечно, прощальный банкет и стихи –
Лет как в сказке пролетело,
Дата: 2019-07-24, просмотров: 281.
