Под девиантным (от лат. deviatio – уклонение) поведением по- нимается, в разных случаях, либо конкретный поступок, действия конкретного человека, не соответствующие официально установ- ленным или фактически сложившимся в данном обществе нормам (стандартам, шаблонам), либо социальное явление, выраженное в массовых формах человеческой деятельности, не соответствую- щих тем же требованиям. В первом значении девиантное поведение преимущественно предмет психологии, педагогики, психиатрии. Во втором значении – предмет социологии и социальной психоло- гии.

Исходным для понимания отклонений служит понятие «нор- ма». Социальная норма определяет исторически сложившийся в кон- кретном обществе предел, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности людей, социальных групп, социальных организаций.

Девиантное поведение для криминологии – это, прежде всего, преступное поведение. Это понятие, являясь центральным для криминологии, вместе с тем наименее ясно и четко определено. Ряд профессионально ориентированных определений преступления

(юридическое, политическое, социологическое, психологическое), приводимые Ф. Шмаллегером [Schmalleger F., 2002], могут быть ис- пользованы как отправные точки для различных направлений анализа преступного (и, шире, девиантного) поведения.

Как пишет Я.И. Гилинский [2004], поведение определяется как преступное на основе двух разнопорядковых критериев – а) обще- ственной опасности, реального вреда; б) предусмотренности уголовным законом. К первому критерию обратимся несколько позже. Второй же, как справедливо отмечали многие исследователи, неизбежно делает преступное поведение релятивным, конвенцио- нальным понятием в силу существенных различий между деяния- ми, которые признавались преступными в разных государствах и в разное время. Этот тезис положен в основу конструктивистского направления в современной криминологии. В контексте пред- ставлений конструктивистских концепций девиантность рассма- тривается как различные виды социальных конструктов, которые возникли в результате реагирования общества на нежелательные виды поведения человека или группы лиц [Бергер П., 1995]. Так, например, H. Hess и S. Scheerer [1997] полагают, что преступность представляет собой не онтологический феномен, а социальный и языковый конструкт, поскольку определяется соответствующими социальными институтами, которые устанавливают правовые нор- мы и приписывают поступкам и действиям людей определенные социальные значения. Здесь, разумеется, неоправданно игнориру- ется несомненная бытийная обусловленность (хотя и не жесткая, однозначная детерминированность) социальных конструктов как средств самозащиты общества от реально наносимого ущер- ба. Вместе с тем такая точка зрения – еще один аргумент в пользу того, что даже в криминологическом контексте не следует ограни- чиваться исследованием лишь того поведения, которое подпадает под статьи Уголовного кодекса в последней редакции.

Методологически неверных тенденций, аналогичных вышеопи- санной, не избежала также и юридическая психология. Наиболее отчетливо это обнаруживается в трактовке вопросов, относящихся к проблеме личности преступника. Так, в психологической теории долгое время делался упор на изучении процессуальной стороны психической деятельности, на ее механизмах, а содержательная сторона, сущностная, считалась непсихологической и входила в пред- мет изучения философии, этики и других наук. Надо заметить, что

еще в последней четверти прошлого века А.Р. Ратинов указывал на научную и методологическую несостоятельность такого «процессу- ального редукционизма» [Ратинов А.Р., 1979]. Сейчас уже является общепризнанным, что психологические механизмы невозможно понять без глубокого исследования содержательно-предметной стороны деятельности, недопустимо противопоставлять форму про- текания психических процессов их содержанию. Более того, можно утверждать, что центр психолого-правовых исследований заметно сместился в сторону изучения содержательных, ценностно-смысловых образований, определяющих вероятность проявления девиантного, прежде всего, преступного поведения (ниже покажем, что такое смещение при игнорировании процессуального и эволюционного аспектов, в свою очередь, дает повод для критики).

В криминологии эта иллюзия еще не преодолена. Иллюзия тожде- ства личности преступника и социального нормотипа питает также заблуждение о полной произвольности законов. Предполагается, что коль скоро уголовно-правовой запрет устанавливается или отменяет- ся волевым актом государства, то и личность преступника возникает и устраняется только этим актом, независимо от свойств субъекта. При таком взгляде игнорируется не только социальная обусловленность правовых норм и их функция по охране общественных отношений, но и активность субъекта, тот факт, что преступление всегда явля- ется выражением определенной позиции личности по отношению к системе правоохраняемых ценностей. Примером может служить

«экстремистская» теория стигматизации [см. Фокс В., 1985], согласно которой ничто не является преступным, но общество определяет некоторые поступки как преступные и клеймит их. Человек стано- вится преступником первоначально лишь потому, что его поведение признано преступным в результате стигматизации, осуществленной системой уголовной юстиции.

Мы полагаем, что такому подходу, по существу, лишающему по- нятия девиантного, делинквентного, преступного поведения соб- ственного содержания, следует противопоставить конструктивные представления об онтологически обоснованном выделении признаков девиантного поведения. Глобальным признаком негативного девиант- ного поведения является его деструктивность по отношению к корен- ным жизненным целям самого субъекта, его ближайшего окружения, общества в целом. В качестве таких целей можно рассматривать само существование, сохранение целостности, прогрессивное гармонич-

ное развитие, удовлетворение потребностей, самореализацию, и т.п. Если поведение субъекта объективно препятствует достижению этих целей, оно девиантно независимо от того, осуждается или одо- бряется действующими в настоящий момент правовыми, этическими, эстетическими нормами. Требование исключить из определяющих признаков  девиантного  поведения  его  несоответствие  принятым в данный период социальным нормам целесообразно хотя бы потому, что нормы являются не непосредственным выражением объективных индивидуальных, групповых или общественных нужд, а лишь их отражением, полнота и адекватность которого всегда ограничены на- бором привходящих обстоятельств (политической и экономической конъюнктурой, неполнотой знаний, культурными, религиозными и прочими ограничениями и т.п.). Этим требованием предлагаемый под- ход отличается от также базирующейся на признаке деструктивности типологии девиантного поведения Ц.П. Короленко и Т.А. Донских [1990], где нарушение норм – один из определяющих критериев.

На этом же критерии основана трактовка преступного поведения в подавляющем большинстве ныне известных подходов к объяснению его происхождения и причин. В целом ряде таких подходов делается акцент на внешней, социальной детерминации криминального по- ведения, и, в силу этого, они могут быть названы социологически- ми. Однако и среди них можно выделить те, где не игнорируется индивидуально своеобразный характер поведенческого отклика отдельного субъекта на внешние воздействия. Достаточно полный обзор относящихся сюда теорий, уже ставших классическими, пред- ставлен В. Фоксом [1985]. Здесь представляют интерес группировка этих теорий на оси «ситуационизм – диспозиционизм». Ситуационизм признает «главенствующую роль внешних воздействий в формиро- вании поведенческих особенностей, а диспозиционизм приписывает индивиду основную ответственность за выбор поведенческих сте- реотипов» [Менделевич В.Д., 2001, с. 34].

В криминологии первой чисто социологической теорией считается теория дифференцированной связи Э. Сатерленда, в центре внимания которой стоят вопросы частоты, интенсивности и значимости соци- альных отношений, а не свойства и особенности личности или харак- теристики окружения. Это теория преступного поведения, в основе которой лежат принципы оперантного научения. Центральная идея теории в том, что преступному поведению обучаются, общаясь и взаимодействуя в референтных малых группах. Из ряда положений

теории, сформулированных автором и его последователями, выде- лим наиболее важные в настоящем контексте. Во-первых, научение преступному поведению включает не только усвоение приемов совершения преступлений, но и специфическую направленность мотивов, устремлений, рационализаций и установок. Во-вторых, эта специфическая направленность формируется на основе субъ- ективных оценок правовых норм, а также реально существующих и эффективно действующих факторов подкрепления. Лицо становится делинквентом в результате преобладания у него оценок, благопри- ятствующих нарушению закона.

Согласно социологической теории субкультур, развитие личности человека происходит, прежде всего, под влиянием ценностей и норм его ближайшего окружения, а не ценностей культуры в целом. Термин

«субкультура» служит для обозначения специфически трансформиро- ванных культурных образцов, характерных для членов определенной социальной среды. Исследователи, которые придерживаются этой точки зрения, говоря о субкультуре, несомненно, подчеркивают тем самым культурную специфику групп, входящих в состав широких социальных структур. Делинквентная субкультура чаще развивается в низших социально-экономических слоях общества. В современном обществе существует множество делинквентных, преступных и деви- антных субкультур, что во многих случаях вызывает острый норма- тивный конфликт. Новые наборы ценностей делают правонарушения и преступления допустимыми, хотя законодатель или кто-либо другой признал их «незаконными». Эти ценности развиваются и периоди- чески подкрепляются, но в основном все это вариации на старую тему. Делинквентная субкультура развивается постольку, поскольку существует проблема приспособления, с которой сталкиваются члены общества, принадлежащие к низшим слоям, а также конфликт между ценностями, ориентирующими на социальный успех, и социальной структурой, ограничивающей возможность его достижения.

Развитием теории субкультур в социально-психологическом направлении является теория референтной группы. Так, М. Шериф считает, что нормы и ценности референтной группы становятся для человека «основными ориентирами», в соответствии с которыми он определяет самого себя и организует свою жизнь. Т. Ньюкомб раз- личает позитивную референтную группу, в которую человек хочет быть принятым, и негативную референтную группу, членом которой человек быть не хочет или которой он противостоит. В криминоло-

гии негативной референтной группой может быть свободное обще- ство, отвергнувшее преступника и подвергнувшее его изоляции в тюрьме. Отвергая в свою очередь тех, кто его отверг, такой человек может стать кандидатом в прокриминальную референтную груп- пу. Позитивная референтная группа может защитить индивида от давления, оказываемого негативной референтной группой. Как член референтной группы, человек стремится усвоить существующие в ней установки и модели поведения и следует им. Психологичность дан- ного подхода обнаруживается уже в индивидуальном, субъективном характере самого определения «референтности» группы.

В центре внимания других психологически ориентированных со- циологических теорий преступного поведения – аномии, и близких к ней – отчуждения и идентификации – стоят вопросы конгруэнт- ности  (совпадения)  мировоззрения  индивида  и  существующей в обществе системы социальных ценностей. Аномия как состояние дезорганизации личности, возникающее в результате ее дезориента- ции, является следствием либо социальной ситуации, в которой имеет место конфликт норм и личность сталкивается с противоречивыми требованиями, либо их отсутствие. Обычно аномия проявляется в тре- вожности, дезориентации личности и социальной изоляции. Часто встречающееся чувство бесцельного существования, неспособности и бессилия формируют сознание собственной незначительности и боязнь стать жертвой. Ощущению собственной ничтожности со- путствует ослабление чувства ответственности, но горечь и зависть возникают по отношению к тем, кто находится в более благоприятных условиях. Для того, чтобы как-то изменить обстоятельства и ситуацию, ищут простых и быстрых решений, начиная употреблением алкоголя и наркотиков и заканчивая совершением преступления.

Еще более психологичной, «диспозиционистской» является концепция нейтрализации, согласно которой человек способен освободиться от привитой ему с детства морали, чтобы оправдать свое делинквентное поведение. Г. Сайкс и Д. Матза выделяют пять типичных способов субъективной нейтрализации норм морали: отрицание ответственности, отрицание вреда, отрицание наличия жертвы, осуждение осуждающих, ссылка на высшие соображения. По существу, здесь авторы рассматривают механизмы психологической защиты криминальной личности. Для нас здесь важен вывод о том, что система ценностей делинквента не всегда и не во всем противо- стоит господствующему социальному порядку, однако в зависимости

от обстоятельств делинквент может реинтерпретировать как нормы поведения, которые он в общем признает, так и смысл совершаемых им делинквентных поступков. При этом оправдания противоправного поведения, которые представляются достаточно убедительными для делинквентов, не являются таковыми для системы юстиции и для общества в целом.

В этом процессе нейтрализацию морально подкрепляет эрозия норм. Эрозия норм и нейтрализация – результат ослабления само- регулирования, что облегчает индивиду участие в девиантном и преступном поведении. Согласно концепции нейтрализации, дело не в том, что делинквенты имеют свой набор норм, а в том, что они придерживаются обычных норм, используя их для оправдания от- клоняющегося поведения. Нормы просто «размыты». Эта точка зрения отличается от теории субкультур, включающих ценности, отличающиеся от господствующих в обществе.

Согласно примыкающей к этой точке зрения концепции «дрейфа», человек не делает выбор между делинквентным и законопослушным поведением, а «дрейфует» где-то между этими двумя противоположны- ми точками, прибегая для оправдания своей делинквентности к ссылке на смягчающие обстоятельства. Делинквент расширяет круг смягчаю- щих обстоятельств, с тем, чтобы включить сюда свою собственную ситуацию и оправдать свое делинквентное поведение. «Дрейф» делает возможным нейтрализация, поскольку это процесс освобождения делинквента от моральных уз, накладываемых законом.

Удачной попыткой объединения ситуационного и диспозици- онного подходов является теория регулирования У.К. Реклесса [см. Салагаев А.П., 1997]. В основе этой теории лежат представления о внешних и внутренних импульсах, побуждающих к делинквентному, либо к законопослушному поведению. Если внутренние и внешние импульсы побуждают к делинквентному поведению, то результатом и будет делинквентное поведение. Внешнее и внутреннее регулирова- ние, по-видимому, являются главным опосредующим звеном между давлением, которое оказывает на индивида окружающая действитель- ность, и его внутренними побуждениями. Внешнее регулирование представляет собой сложный механизм, действующий в непосред- ственном социальном окружении индивида и удерживающий его в рамках социальных норм. Внутреннее регулирование включает в себя контроль над побуждениями, мотивами, свободой самовыраже- ния, а также над такими чувствами, как фрустрация, нетерпеливость,

разочарование, возмущение, враждебность, унижение. Оно требует способности противостоять внешним и внутренним импульсам, успешно разрешать конфликты, удерживаться от соблазнов и стойко переносить неприятности. Внутреннее регулирование приобретает особое значение в мобильном, меняющемся обществе, поскольку порождаемое им отчуждение людей затрудняет им участие в жизни группы и выбивает их из привычной колеи.

Аналогичную теорию предложил в 1945 г. А. Били, который вы- делил: а) личностные факторы, ослабляющие самоконтроль, и б) со- циальные факторы, ослабляющие социальный контроль.

Теория регулирования предлагается как теория, наилучшим об- разом объясняющая многие проявления любого поведения, в том числе и делинквентности и преступности. Внутреннее и внешнее регулирование может быть вскрыто путем анализа отдельных слу- чаев. Действие внутренних и внешних факторов поддается наблю- дению. Теория регулирования – одна из немногих теорий, в которой микрокосм (конкретные случаи) отражает элементы макрокосма (общие положения).

Общий вывод, который можно сделать на основании проведенного анализа различных теорий преступного поведения, таков: внешние, социальные детерминанты поведения действуют, преломляясь через внутренние, психологические свойства субъекта. Таким образом, девиантное поведение – это всегда результат субъективной интер- претации объективных обстоятельств.

Однако подобная констатация явно недостаточна для понимания психологических механизмов порождения и закрепления девиантного поведения. Какие внутренние факторы стоят за систематически по- вторяющимися девиациями в поведении субъекта? Если это только специфическая направленность мотивов, устремлений, рационали- заций и установок, специфические состав и структура ценностей и смыслов, укоренившихся способов поведения, как утверждают вышеприведенные теории, то откуда берутся различия в самих этих внутренних факторах у разных субъектов, подвергавшихся одним и тем же внешним воздействиям в одних и тех же обстоятельствах? Ведь все эти внутренние факторы – не статичные, изначально присущие субъекту и неизменные свойства. Они сами – результат формиро- вания и развития личности в определенных природно-социальных условиях, т.е. имеют характер новообразований в психике субъекта, возникших в ходе ее функционирования и индивидуальной эволю-

ции. Тогда индивидуальное своеобразие этих новообразований, форм и направлений их дальнейшей модификации должно объясняться различиями во внутренних факторах иного порядка. Эти факторы должны предшествовать во времени вышеупомянутым новообразо- ваниям (следовательно, возникать онтогенетически рано или быть врожденными), быть достаточно универсальными и формальными по своему действию, устойчивыми и мало изменчивыми в течение жизни. Вместе с тем, результатом их влияния должно быть не только количественное и динамическое, но и качественное, содержательное своеобразие внутренних детерминант девиантного поведения.

Таким образом, абсолютизация содержательных моментов во вну- тренней детерминации девиантного поведения оказывается, также непродуктивна для понимания его механизмов, как и упомянутый выше «процессуальный редукционизм». Она приводит к статичности представлений о психике субъекта, приписыванию ей априорного со- держания, игнорированию принципов функциональности и развития человеческой психики путем социализации. Необходимо нахождение некоего «третьего подхода», позволяющего избежать недостатков как процессуального, так и содержательного.

Развитие такого подхода, на наш взгляд, должно опираться на системный анализ психики как самоорганизующейся, саморегули- рующейся и саморазвивающейся открытой системы, изначально имеющей биологическую, а затем приобретающей и социальную функциональную нагрузку.

В криминологической литературе системный анализ чаще де- кларируется, нежели применяется в полную силу его эвристических возможностей. Здесь наблюдается неоправданное отождествление комплексного и системного подходов. Между тем, комплексность является лишь констатацией многомерности и сложности исследуе- мого объекта, допуская отражение его в простом наборе равноправ- ных составных частей. Системный же анализ требует рассмотрения объекта как целостности, неразрывного единства взаимосвязанных взаимообусловленных элементов, функционирование и развитие которых зависит от системообразующего ядра. Системный анализ ста- новящейся личности (просоциальной, асоциальной, антисоциальной) должен опираться на представление о том, что системообразующим фактором системы психики является ее ведущая функция – регуляции целесообразного поведения, направленного на удовлетворение нужд субъекта в изменчивой противодействующей среде. Не менее важен

учет того, что не только содержание, но и структурно-функциональная организация психики субъекта имеют динамический, развивающийся, модифицирующийся характер. В начале своего функционирования психика субъекта имеет иное внутреннее устройство, иной состав и взаимосвязи структурных компонентов, нежели в последующие периоды жизни. Только прослеживание этой сложной истории формирования и развития субъекта, в которой новые структурно- функциональные образования выступают следствиями образований, возникших ранее, и, одновременно, текущих средовых воздействий и собственной активности, может привести к пониманию природы внутренней детерминации преступного поведения и преступной личности.

В рамках развиваемого нами функционально-динамического под- хода к системному анализу механизмов внутренней детерминации девиантного поведения можно сделать вывод, что ключевым моментом в познании этих механизмов является изучение стилевых характери- стик психической деятельности субъекта [Целиковский С.Б., 2006]. Уже сегодня в качестве известных групп таких характеристик можно назвать давно изучаемые когнитивные стили [Холодная М.А., 2004], стиль саморегуляции поведения [Моросанова В.И., 2002], оценочный стиль [Выбойщик И.В., 2003] и т.д. Несомненно, спектр определяемых стилевых характеристик будет расширяться, все более полно опреде- ляя те базовые свойства психики, от которых прямо или косвенно, непосредственно или онтогенетически зависит и репертуар предпо- читаемых типов поведения, и внутреннее устройство личности.