О наследственности много думали все народы все времена. Если посмотреть на царство животных, мы увидим, что детеныш льва никогда не будет отпрыском змеи, а жабе никогда не вылупиться из голубиного яйца; дуб не будет приносить финики, а розы — расти из репейника.

Мы, на Востоке, знаем, что из всех пород лошадей арабская — наилучшая. Одно легкое прикосновение хлыста заставляет ее преодолевать любые препятствия, любое расстояние, тогда как другие лошади бывают подобны ослам — дай сотню кнутов, они сделают шаг вперед и остановятся; дай им еще два десятка, тогда они еще на шаг вперед продвинутся. Арабы ценят своих лошадей так высоко, что соблюдают породу и никогда не позволят ее смешивать с другой. Среди собак есть такие, что будут следовать за кем угодно. Кто даст им кость, тот и будет им хозяином. А если кто-нибудь бросит им мясо, они оставят того, первого, и побегут за ним. А есть такие собаки, которые будут следовать только за одним хозяином. Она зависит от породы, эта наследственность.

На Востоке вопрос наследственности изучали очень тщательно и придавали ему огромную значимость. Сын поэта всегда должен быть поэтом, сын музыканта должен, скорей всего, стать музыкантом. Если человек носил оружие, его спрашивали: “Ты что, сын солдата?” Сын шахтера никогда не будет работать пастухом, а сын пастуха никогда не будет работать шахтером. Великое множество ругательных слов более связано с родителями человека, чем нежели с самим человеком, которому они предназначаются; и огромное количество слов похвалы также связано с предками, а не с человеком, которому они сказаны.

В Индии, в Раджпутане живет семья поэтов, чьи предки были поэтами десять или пятнадцать поколений, и все они были поэтами великими и замечательными. Их называли “Шингракави”, импровизаторы, и назначали ко дворам махараджей. Их работа была стоять перед собранием (по какому-нибудь случаю) и читать стихи, соблюдая ритм и метр, причем так, чтобы это подходило к случаю и присутствующей публике.

В древние времена, когда сыновья царей и великие люди вынуждены были покидать родные края и странствовать в безвестности по другим землям, то были такие испытания, по которым всегда можно было узнать их качества. В мировой истории случалось так, что рабы становились царями, но все-таки не могли удержаться от того, чтобы показать на троне, через свое великолепие, проблески своей рабской натуры.

Качества — передает ли их душа, или ум, или тело? Этот вопрос можно трактовать широко. Прежде, чем начать объяснение, я замечу по поводу слова “душа”, что некоторые люди называют душой те качества, которые составляют индивидуальность. Это не душа, это ум. У души нет качеств, это чистое сознание и потому оно не передает никаких качеств.

Когда душа начинает свой путь из первоначальной точки, она сначала приходит в мир Фаришта, ангелов, и получает впечатления в виде качеств ангелов. Ангелы озабочены голодом до красоты и жаждой до песни. Они не различают ни плохое, ни хорошее, ни низкое, ни высокое. Младенец, представляющий ангелов на земле, всегда поворачивается к тому, что кажется ему красивым и блестящим. Есть два вида ангелов — те, которые никогда не проявляются в виде людей, и те духи, которые на своем пути обратно к великой бесконечности, достигли мира ангелов. Любовь, свет и лирика — это атрибуты последних, от них душа и получает впечатления. Служение богу и благочестие — это атрибуты первых. Ангелы бывают мужского и женского рода; первых называют Малайками, а вторых — Гуриями.

В мире ангелов душа годами наслаждается этим опытом. Когда приходит желание получить больший опыт, она идет дальше и оказывается в мире джиннов, который является астральным уровнем. В Библии мы читаем, что Адама изгнали из рая: это означает, что желание большего опыта заставило душу покинуть мир ангелов, и пойти к астральному уровню и к уровню физическому.

Работа джиннов — это воображать, аргументировать, думать. Джинны бывают двух видов: те, которые никогда не проявляются физически; и те духи, которые покинули землю с грузом своих дел и опыта. Джины бывают мужского и женского рода, и их называют Гульманами и Пери. От тех джиннов, что не проявляются физически, душа получает впечатление воображения и мысли. Душа, покидающая землю, может взять с собой в мир ангелов только любовь, добрые чувства и вообще всю доброту, что у нее есть. Но даже эту любовь и эту доброту она не сможет она не сможет пронести выше мира ангелов, ибо для еще более высшего плана, они оказываются слишком тяжелыми. Ибо есть этот высший план, а на нем нет индивидуальности, только бесконечное сознание. Все остальное душа должна оставить на астральном плане, и до тех пор, пока она не оставит все зло, что накопила, она должна оставаться на нем, ибо еще слишком тяжела, чтобы подниматься выше. Это как если бы молоко поставили на огонь: когда испаряется вода, главная часть, самая лучшая молока, — сливки, — остается. Этот уровень похож на улицу, по которой кто-то гуляет со свертком в руках. Вот он говорит душе: “Возьмешь ты с собой этот сверток?” А душа неопытная, она и отвечает: Да, а это хороший сверток? Хорошо ли он пахнет? Или, может быть, он приятно звенит?” Она берет с собой этот сверток и получает все впечатления, которые прилагаются к нему.

Каждая душа обладает наилучшими качествами. Каким бы плохим ни был человек, будьте уверены, в его душе есть наилучшие качества, — это как особая наследственность, хотя бы и скрытая всем тем, что накопилось с течением времени. И для каждой души всегда остается возможность духовного прогресса, даже для самой черной.

Душа, на своем пути из мира невидимого в видимый, получает впечатления от душ, двигающихся обратно — из видимого мира в невидимый. Так душа накапливает первые достижения и качества. И именно это и формирует для души курс, которому следовать; и именно этот курс ведет ее к родителям, от которых душа наследует свои более поздние атрибуты. Душа получает впечатления от другой души, если она звучит в унисон с той душой. Например, душа, встретившаяся с душой Бетховена, получает впечатление музыки Бетховена и затем рождается с музыкальными качествами Бетховена. Приверженцы теории реинкарнации говорят, что она является воплощением Бетховена; суфий скажет, что, если они имеют в виду ум Бетховена, то, может быть, оно и так, но так как сам дух приходит из безграничного, то не обязательно его считать чьим-то воплощением. Поэтому и человек с поэтическим даром может родиться в семье чиновника, в которой раньше поэтов не было.

Душа святого или муршида надолго остается в мире ангелов, и, получив там много впечатлений, несет с собой ангельские качества того мира.

Если в Библии говорится о “сыне Божьем” и “сыне человеческом”, это означает, что сын Божий — тот, кто признал вечный дух своим родителем; а сын человеческий — тот, кто признает себя сыном своих родителей, которые так же ограничены, как и он. Мы признаем отца и мать как свое начало. И родители утверждают, что ребенок — их собственный и тем самым вводят себя в заблуждение. Начало — это универсальный дух, и в нем мы все — братья и сестры, не различая, кто выше, кто ниже, кто какой расы, касты или вероисповедания.

Каждая душа подобна лучу солнца или любого другого светила. И ее работа — пролететь так далеко, как только сможет. Она обладает способностью к творчеству и способностью реагировать. Она создает свои средства, свое впечатление, и она получает впечатления от всего, что есть перед ней — пропорционально своему интересу к этому. Душа всегда стремится к тому, что кажется ей красивым и блестящим. И вот она так идет по направлению к этому блестящему, и находит различные качества, различные ощущения и собирает их вокруг себя — и так до тех пор, пока не оказывается в утробе матери.

Ребенок может унаследовать качества и дефекты своих родителей, а может и нет. Если впечатления, ранее полученные душой оказываются сильнее, то он их не унаследует. У весьма зловредных родителей, ребенок может быть святым, а у хороших родителей может появиться плохой ребенок.

Умственные качества родителей наследуются благодаря впечатлению на ментальном плане. Мысли, чувства родителей, передаются ребенку как качества. Если отец постоянно бывают мысли “Я должен построить приют для сирот”, у ребенка будут филантропические наклонности. А если отец думает: “Вот этот человек — мой враг, и я должен отомстить ему”, тогда ребенок будет мстительным. Если матери что-то очень сильно нравится, например, цветы, то и ребенка в характере появится любовь к красоте. Также качества и черты родственников или других людей, о ком думает кто-то из родителей, накладываются в виде впечатлений на ребенка. Отношение между наследственностью и окружением можно объяснить, сказав, что наследственность — это фундамент, а окружение — это само здание, и из этого можно сделать вывод, что более важно.

Часто ребенок бывает похож на дядю или на тетю отца или матери — почему бывает так? Здесь есть два фактора: либо отец или мать имеют качества этого родственника, хотя у них они развиты не полностью, и тогда эти качества развиваются в ребенке. Или может быть так, что дедушка или бабушка или кто-то еще из родни, настолько привязан к своим потомкам, что его дух следит за ребенком, который рождается в семье, и наделяет его своими качествами. Наследственность — это действие вибраций. И в количестве вибраций должна быть гармония — так же как и звук и цвет создаются гармонией вибраций. И вот так человек может быть более похожим на своего деда, чем нежели на отца. Если дед был поэтом, то, если количество вибраций совпадет, и внук может быть поэтом, даже если он не один ребенок в семье.

Гений передается по наследственности — это правда, — и он развивается постепенно. Однако, иногда бывает так, что дитя великого человека оказывается весьма заурядным; а иногда ребенок весьма достойного человека оказывается самым что ни на есть недостойным. Это можно объяснить следующим образом — каждое проявление гения проходит три стадии, Урудж, Кемаль и Зеваль, то есть взлет, максимум и спад. Когда гений только готовится взлететь, он все более и более развивается в каждом поколении; когда он достигает максимума, он превосходит все предыдущие проявления гения в семье; а на стадии спада постепенно обнаруживается недостаток или утрата гения. И так происходит с семьями, народами и расами.

То, что находится снаружи, в гораздо большей степени передается в наследие, чем внутренне. Человек может отличаться от своего отца внешне или внутренне, но все-таки он наследует его собственность; и государство передает его собственность сыну. Она наследуется потому, что она — внешняя, качества тела наследуются в большей степени, чем качества ума, ибо они более внешни.

Каждый физический атом родителей обладает способностью к излучению, и его качества передаются ребенку. Если, например, отец любит выпить, ребенок, конечно, рождается без склонности к употреблению крепких напитков, но по мере того, как он растет и развивается, клетки его тела, будучи такими же как клетки его отца, могут обнаружить ту же самую потребность в алкоголе. И так же обстоит дело со всеми пороками, хотя родители никогда не пожелали бы передать их своим детям, все-таки несознательно они это делают — своей слабостью или небрежением.

Человек часто бывает настолько озабочен своим потомством, что зарабатывает деньги и накапливает их во множестве, не тратя их на себя, с тем, чтобы они достались его детям. Он даже кладет свою жизнь на поле битвы, чтобы его дети наслаждались плодами победы. Но если бы он знал, какое влияние на его потомство оказывает жизнь, которую он ведет, он бы счел, что более ценным было бы вести жизнь чистую и возвышенную, как в плане здоровья, так и ума — для того, чтобы дети унаследовали богатство человечности, а оно гораздо более ценно, чем земные богатства и владения.

Теперь, переходя к вопросу, от кого — от отца или от матери — наследуется более качеств, я скажу, что качества, унаследованные от отца — они более в глубине, а те, что наследуются от матери, могут быть более явными, заметными, ибо наследие отца — это сама субстанция, тогда как наследие матери — это форма. В душе имеется много атрибутов отца, ибо они являются фундаментальными, изначальными атрибутами; а атрибуты матери к ним добавляются, это более поздние атрибуты. Человеку могут не нравится качества его отца, и он может скрывать их. У маленького ребенка может быть такое же лицо, как и у его матери. Но через какой-то период времени он вырастет и станет настолько похожим на своего отца, что просто удивительно. Трус в компании храбрых людей, может стать храбрым; он может пойти на войну. Но когда он услышит пушки, его трусость, которая была изначальным атрибутом его души, себя проявит. Хотя качества отца сильнее, ответственность матери гораздо значительнее. Именно она есть “форма” для ребенка. У матери ответственности в сотни, в тысячи раз больше, чем у отца. Поэтому знание мистики женщинам особенно необходимо. На этом этапе цивилизации его не следует отнимать у них. Контроль ума очень важен для женщин.

Именно страх матери дает страх ребенку; ее гнев дает гнев ему, ее соблазн передает ему соблазны. Ее плохое окружение и впечатления дают плохие впечатления ребенку; ее добрые и благожелательные впечатления дают такие же впечатления ребенку. Именно она и формирует род человеческий. От нее рождаются пророки и муршиды. Почтение ко всем добрым и великим людям, относится к ней. Но, в то же время, дети часто рождаются слабыми и неполноценными вследствие ее желания власти и дурости. Если бросить в огонь слишком много угля, огонь может задохнуться и наружу не выйти.

Кришну часто изображают вместе с его матерью Деваки, а Христа — с девой Марией. Такое — величайшая слава и заслуга женщины. В Гайян сказано: “Мать была лестницей для Иисуса, приведшей его ко Христу”. Это означает, что человеческая натура такова, что человек часто забывает, видя великое сияние Властителя, ту скромную пришедшую во время нужды помощь, благодаря которой Властитель и смог выказать свою божественную славу. Душа, которой суждено было стать Христом, смогла прийти на землю при помощи матери, и именно потому всегда важно думать о матери и воздавать ей должное. Даже Иисус Христос, проявление Всемогущего Бога, в своем проявлении зависел от матери.

Ребенок внешне может быть очень похожим на мать, но качествами — на отца. Например, если отец — великодушен, а мать — тонкая натура, то и ребенок может быть и великодушным и утонченным. Так и происходит эволюция мира — перемешиванием народов и рас. Семьи, которые держатся изолированно от других, в конце концов становятся слабыми и очень глупыми. По этой-то причине Пророк в Исламе разрешил браки между всеми кастами и народами, ибо человеческой расе пришло время развиваться таким образом. Если ребенок отличается и от матери, и от отца, то это происходит частично из-за его наследия от предков с каждой стороны, но также и из-за его астральных впечатлений. Кроме того, ребенка “образовывает” каждая мысль, каждое слово и каждое дело с момента его рождения на земле. Именно по этой причине между отцом и сыном может быть такая разница, хотя между блохами или комарами — что на Востоке, что на Западе — разницы нет.

Если мы наследуем атрибуты отца, матери, деда и прадедов, приобретаем атрибуты джиннов и ангелов, как мы можем помочь тому, что из себя представляет наш характер? Человек может сказать: “У меня резкий характер, потому что и у моего отца резкий характер. У меня быстро меняется настроение, потому что так у всех в нашей семье, таков мой характер.” Отчасти это верно, но развивается это, потому что человек верит в это. Душа в течение всей жизни приобретает и отбраковывает качества и атрибуты. Трус, записавшийся в армию, — благодаря тому, что всегда будет слышать о храбрости, будет жить вместе с солдатами, — со временем может захотеть пойти на войну и воевать. Жизнерадостный человек будучи в обществе серьезных людей, может стать серьезным; а грустный человек, будучи в обществе веселых людей, сам может стать веселым. Душа приобретает только те качества, в которых она заинтересована, она никогда не возьмет себе то, к чему у нее нет интереса. И душа будет сохранять только те качества, в которых она заинтересована, — те, к которым у нее нет интереса, она потеряет. Каким бы плохим ни был человек, сколько бы нежелательных качеств он ни унаследовал, усилием воли он сможет их всех отбросить от себя, если перестанет любить их.

Однако можем ли мы изменить наше физическое тело, наше лицо? Да, можем. Люди становятся похожими на тех, о ком они много думают, или с кем они близко связаны. Я видел пастухов, которые лицом очень походили на коров и овец, с которыми жили рядом. Нашу внешность меняют наши мысли и чувства; если мы будем их контролировать, мы создадим себе такую внешность, которую желаем создать.

Если посмотреть на портреты Христа, Зароастра, Моисея и всех других пророков, можно заметить, что они похожи друг на друга. Ведь эти портреты созданы воображением, художники не видели самих персонажей. И разве они выглядят безжизненными? Да как раз нет, ибо ум гораздо сильнее, чем фотокамера. Есть и портреты суфийских муршидов, начиная с Кваджи Мойнуддина Чишти, и эти портреты десяти или двенадцати муршидов и их мюридов очень похожи. Если бы это было в силу воображения, почему оно не породило разные картины, ведь природа воображения такова, что оно более склонно к различному, чем к объединяющему?

Но для тех, кто идет по пути истины, наследственности не существует. Осознав свое божественное происхождение, они освобождаются от земной наследственности. Христос сказал: “Мой отец на небесах”, и так же они осознавали, что происходят от духа; и благодаря своей медитации и концентрации они могут создавать себе все хорошие качества, которые желают, и стереть со своей души все влияние, которым обладать не хотят.

ГЛАВА VI - РЕИНКАРНАЦИЯ

Когда мы изучаем религии, сравниваем их, мы обнаруживаем, что часть мира верит в реинкарнацию, однако большая его часть этого верования не придерживается. Кришна, Шива и Будда, как говорят, учили доктрине реинкарнации. Моисей, Христос и Мухаммад ничего об этом не говорили. Это разделяет религии на две группы. Однако если мы изучим этот вопрос поглубже, мы сможем эти две группы объединить, ибо у суфиев принято более объединять, чем разделять.

Существует четыре широко распространенных религии, оказавшие огромное влияние на человечество: брахманизм, буддизм, христианство и ислам. Давайте спросим у каждой, что они могут сказать по этому поводу.

Ислам будет молчать. Христианство ничего не скажет. В их священных книгах едва ли найдется хотя бы один стих, который поддержит эту идею, — там найдется десять стихов, чтобы ее опровергнуть.

Давайте теперь обратимся к брахманизму. У браминов есть четыре класса: Брахмачари, Грихаста, Ванапрасти и Саньяси. Три низших касты, возможно скажут: “Да, реинкарнация существует, но она зависит от нашей кармы, наших поступков. Если мы, будучи людьми, будем вести себя как животные, мы снова можем стать животными. Мы можем стать коровой, собакой или кошкой, или человеком из еще более низшей касты, чем мы есть сейчас; а если мы будем жить праведно, то в следующем воплощении мы окажемся в лучшем состоянии”. А если мы спросим у тех, кто обладает высшей властью у индуистов, Саньяси, тот ответит: “Ты, может быть, и чье-нибудь воплощение, а я нет. Я — Дживан Мукта, я свободен. Я нахожусь над циклом рождения и смерти.”

А что буддизм скажет о реинкарнации: Он говорит, что так как мир эволюционирует, мы никогда не станем животными, но будем развиваться в более высших воплощениях, до тех пор пока не преодолеем все слабости и не достигнем нирваны, совершенства, и оттуда мы уже не вернемся.

Из всего этого мы видим, что есть только два лагеря верующих в реинкарнацию, и то у обоих у них верования противоположны.

В Библии мы читаем (Иоанн, XIV, 3) “Я приду снова и ты будешь подобен мне” и (Деяния I, 11) “Тот же самый Иисус, которого взяли на небо, так же и придет обратно как и на небо уходил.” Это относится не к личности самого Христа, но к внутреннему бытию Учителя, которое на самом деле и было Бытием Бога. Если бы это относилось собственно к нему (к Христу), то он бы сказал: “Я вернусь, и ты тоже вернешься — либо в лучшем, либо в худшем состоянии бытия”. Но ничего подобного этому сказано не было. Кто-то, пожалуй, спросит: “А почему же Учитель сказал “Я”? Почему он просто не сказал “Бог”? Ответ здесь заключается в том, что божественная личность — это утрата мысли ограниченного себя, абсолютное единение с божественной и единственной личностью; когда эго становится божественным эго. Когда “Я” не обозначает ограниченную личность, но обозначает личность Бога. Когда Христос говорил “Я” он имел в виду Бога.

То же самое можно прочитать в Месневи Джелал-ад-Дина Руми: “Семьдесят две одежды я износил и снова пришел смотреть на один и тот же источник вечных перемен.” Это также относится к Божественному Сознанию, которое одевается в различные одежды и приходит наблюдать за этим миром перемен; конечно, речь не идет о семидесяти двух пришествиях самого Мевляны Руми. Семьдесят два — это символ, обозначающий “много”, иначе бы это обозначало, что с момента создания человека Божественное Сознание посещало землю только семьдесят два раза, а это очень мало для такого большого периода времени.

В Коране есть много высказываний, подобных следующему: “Некоторые лица в тот день будут сброшены вниз,” — так говорится о грешниках, и “Они будут подобны обезьянам — их будут презирать и ненавидеть”. Настоящее значение первого высказывания таково: “Мы покажем яркое, или счастье, когда спадет их личина и свет прольется на их скрытые преступления, которые до настоящего времени позволяли им чувствовать себя счастливыми”. Второе же означает: “Тех, кто подражали тому, чем они не являлись, примут за тех, кто они есть на самом деле, а не за тех, кем они себя воображали”. Другими словами: “Мы покажем, насколько смешон обман обманывающихся.”

В Евангелии (Иоанн, IX, 1-3) мы читаем: “И когда Иисус проходил мимо, он увидел человека, который был слепым от рождения. И его ученики стали спрашивать его: “Учитель, кто же совершил этот грех, что он родился слепым — сам он или его родители?” Иисус ответил: “Ни этот человек, ни родители его: но те деяния Бога, которые должны быть сделаны, проявляются в нем.” Это интерпретировать не надо; здесь явно сказано, что слепота того человека не была наказанием за его прошлые грехи.

В Коране написано: “Это Он, кто размножил вас на земле и к Нему вы все соберетесь”. Эти слова отрицают возвращение на землю. Однако к той суре упоминается и о другой жизни. “Каждая душа должна попробовать смерти, и вы получите сполна свое вознаграждение в день Воскресения”. Здесь говорится о воскресении как об оживлении душ без участия физического тела, и также явно говорится, что это существование будет таким же ясным и определенным, как наша жизнь на земле.

Так как мир движется вперед в интеллектуальном развитии, его все больше и больше интересует новое; все новое берется на вооружение и новую идею часто принимают и следуют ей. Идея реинкарнации производит огромное впечатление в наше время, потому как она удовлетворяет и научным кругам и разумным натурам, также она приятна и тем, кто желает сохранить свою индивидуальность.

Я помню, мне было мало лет, и я тогда впервые узнал о смерти. Я часами сидел в печали и думал: “Вот это, мое тело, единственное средство познания жизни, однажды окажется в могиле. А я буду далеко от всего, что на сегодня определяет мой интерес к жизни. Вот это все окружение, которое интересует меня, и которым я целый день занят, однажды превратится в туман. И я уже никого не увижу, и никто меня не увидит; и все, кого я люблю, однажды окажутся далеко от меня”. Теперь мой опыт, который я получил в прошлом, ясно говорит мне, что другие должны чувствовать при мысли о превращении в кажущееся ничто после того, как были чем-то. Это как если бы мы видели сон, который бы заинтересовал нас так, что мы, проснувшись в середине его и поняв, что это нам все снилось, тут же хотим снова закрыть глаза и продолжить наслаждение этим опытом. Таково состояние тех, кто настолько заинтересован сном жизни, что идея смерти, которая является более реальным состоянием бытия, кажется им ужасной. Они бы лучше жили нереальной жизнью, но индивидуальной, чем жизнью реальной, но неосознанной.

Идея реинкарнации часто импонирует тем, кто считает, что еще слишком рано отказываться от удовольствий жизни ради единения с Богом. “Возможно”, — говорят они, — “в следующей жизни на земле мы достигнем того, чего не достигли в этой.” Она приносит утешение и тем, кто потерял своих любимых, ибо они думают, что расстались не навсегда, что они встретятся снова; и часто они ищут их всякий раз, когда у их знакомых рождается ребенок. Она утешает и тех людей, кто не вкусил плодов своих желаний в этой жизни и всегда хотел и стремился к тому, чего получить никак не мог — тогда такие люди все свои надежды на получение желаемого возлагают на свое следующее воплощение.

Эта идея часто становится большим препятствием на пути к реальному духовному прогрессу, хотя она и помогает людям, недовольным собственной жизнью, страдающим от боли, бедности или болезни, а также тем, кто думает, что так страдать — это их карма, и когда он выплатит все до последнего фартинга, его состояние улучшится. Тогда ему жаловаться не на что; хотя он знает, что в этой жизни он не совершил грехов, за которых дается такое наказание, но все таки он думает, что это справедливо, так как он, возможно, согрешил в прошлой жизни. Эта идея кажется разумной, — особенно тем, кто смотрит на жизнь с практической точки зрения. Каждый человек взвешивает мир на своих собственных весах. А мысль о реинкарнации оказывается еще более полезной для тех, кто не верит в Бога или не знает о том, что он есть; а также и тем, кто не верит в вечную жизнь и тем, кто не может понять ее. Некоторых людей очень успокаивает, когда они думают, что будут приходить на этот земной уровень снова и снова под действием своей кармы, чем нежели они бы считали (как многие материалисты), что когда мы умрем, мы исчезнем навсегда.

Причина, почему доктрине реинкарнации учат у индуистов и буддистов, должно быть, заключается в том, что к тому времени народ в Индии был очень высоко развит в плане интеллекта, философии, науки, логики, естествознании и верил более в закон, чем в любовь.

В наше время, особенно на Западе, люди пытаются найти истину при помощи света науки и логики, — как делали индуисты в эпоху Вед. Народы Индии развивались по той же схеме еще на заре Брахманизма, а во время Буддизма — еще более.

Тогда, особенно среди монголов, люди, наиболее развитые в науках и искусствах, просвещенные люди строго придерживались логики и науки и были не очень склонны почитать бога; а у масс было бесчисленное количество объектов поклонения. Обычный человек не мог понять идеи души, жизни после смерти, идеи Бога — в том виде, как ее пропагандировали иудейские пророки в другой части Востока, — так что теория реинкарнации была наилучшим средством немедленного обращения к их разуму с тем, чтобы поломать их прежние воззрения. Но так как почитать кого-нибудь свойственно натуре человека, естественно, объектом их поклонения стал Будда.

Весьма вероятно, что эта идея изначально пошла от Деват, посланников божества, рожденных среди индуистов. Каждый из них заявлял, что он есть воплощение Брахмы, Бога. И каждый, в свою, очередь, объявлял себя воплощением предыдущего Девы, преемником которого он и являлся. Объявляя себя воплощением Брахмы или Девы, на смену которому они пришли, они не имели в виду, что в их обличье был рожден Бог или их предшественник. Они имели в виду то, что они осознали Бога, или получили те же самые знания и миссию, что и их предшественник. Когда же их спрашивали другие: “А мы чьим воплощением являемся?”, им приходилось давать объяснения на этот счет, и тогда они говорили каждому то, чем казалось им его состояние жизни.

Когда в Индии появились четыре варны или касты, то есть брамины, кшатрии, вайшьи и шудры, это были, по сути дела, не касты, но классы. Все управление осуществлялось таким образом: Брамины — изучают, медитируют и им поклоняются; Кшатрии — воюют и защищают страну; Вайшьи — торгуют; Шудры — работают и служат. Ни у кого, кроме браминов не было “Адхикар” — права изучать Веды, книги по мистицизму и философии. Даже кшатрии и вайшьи должны были удовольствоваться поклонением браминам и пуранами — религией, которую учили в легендах; шудрам — рабочему классу — не дозволялось даже этого.

У сильных и умственно более развитых людей есть склонность принижать людей слабых и простых. Из-за склонности высшей касты сохранять свою чистоту и не допускать примеси низших классов был создан религиозный принцип, утверждавший что шудра (самый низший) не мог стать вайшья; вайшья не мог стать кшатрием, а кшатрий не мог стать брамином — высшим классом того времени, разве что только если, благодаря своим добрым делам, родится в следующем воплощении в семье, принадлежащей к высшей касте. Идея реинкарнации, как общепринятое верование, составила фундамент индуистской религии, на котором было воздвигнуто целое здание брахманизма. Но каждому в этом мире свойственно поднимать голову и вскарабкаться, если сможет, выше того уровня, на который его поставила жизнь. Воистину, свет правды, красоту натуры, желание свободы, идею единства невозможно скрыть — рано или поздно свет прорывается наружу.

Закон кармы или действия является философией, которой придерживается рассудительный ум, дабы поддержать идею реинкарнации. Он говорит: "Если кто вмешивается в дела нашей жизни, то это как раз не та сущность, что называется Богом; это мы своими действиями получаем такие результаты, которые и напоминают наши действия. Существует всевластный закон причины и следствия, и потому все, что происходит в жизни, должно ему соответствовать. Если мы не получаем результатов наших добрых и злых дел сразу, то это потому что им требуется время, чтобы созреть для этого; если они не совершают этого в настоящей жизни, тогда этот закон заставляет родиться нас снова, — уже в другом воплощении с тем, чтобы мы почувствовали в нем результаты наших действий.

Рассматривая колесо эволюции, мы замечаем, что мы не всегда идем вверх, мы также и падаем; мы не всегда становимся лучше, иногда человек становится хуже, чем он был. Природа эволюции подобна колесу, вращающемуся по кругу, а оно не всегда идет вверх. Это позволяет нам усомниться, насколько буддистская теория все лучших и лучших воплощений может быть логичной.

В поддержку идеи реинкарнации рассказывают одну историю про двух друзей, которые как-то вышли в праздник прогуляться. Один сказал: "Давай зайдем в храм. Там мы услышим имя Бога, и это возвысит нас." Другой ответил: "Ну ты всегда такой меланхолик, ты вечно находишь себе такие скучные занятия. Не пойдем мы в храм, — мы пойдем туда, где будем развлекаться; пойдем по Веселым Местам." Первый тогда сказал: "Не нравится мне эта идея. Не пойду я с тобой". Так они и пошли каждый в свою сторону. С тем, кто пошел в храм, случился несчастный случай — по пути на него наехала повозка и разбила ему ноги. Он подумал: "Как хорошо, что мой друг не пошел со мной, иначе бы мы пострадали оба". А тому, что пошел по веселым местам, здорово повезло — он нашел кошелек, полный золотых монет. И тот подумал: "Слава Богу! Если бы со мной был мой друг, мне бы пришлось с ним делиться".

Когда одному из них стало немного лучше, он пошел к брамину и спросил его: "Какова же была причина того, что мне так не повезло по пути к храму, и мне разбили ногу; а моему другу, когда он направлялся к веселым местам, так повезло и он нашел кошелек с золотом?" Брамин ответил: "Причина здесь в том, что ты в своей предыдущей жизни сделал что-то очень плохое, и тебя должны были убить. Причем не просто убить, а повесить, чтоб каждый видел. Однако случилось так, что тебе просто разбили ногу. А твой друг в своей прошлой жизни сделал что-то очень хорошее и должен был стать царем, но из-за его теперешних грехов случилось так, что он лишь нашел кошелек с золотыми".

Если мы будем верить в эту идею, то мы должны прежде всего понять, где кончается плохое и начинается доброе. Даже глубокому мыслителю никогда не удавалось провести черту между добром и злом. Какие же различия, с точки зрения этой идеи, найдем мы между добром и злом, если посмотрим на них пристальнее? Никаких, кроме различия в степени и в точке зрения. То, что кажется добром одному человеку, другому им не кажется; и со злом дело обстоит также. Да и всякое зло, на взгляд видящего, покажется меньшим добром, которое, если сравнить его с добром большим, будет от него отличаться и потому называться злом.

А если бы колесо рождения и смерти зависело от причины и следствия, то тогда, я бы сказал, что должно было бы двигаться вечно, и конца бы ему не было видно. Согласно такой доктрине, нас бы тянуло на землю не только наказание за наши грехи, но и награда за все то добро, которое мы сделали. Даже если бы мы и не желали себе награды, мы не могли бы остановить это колесо, ибо у нас не было бы сил идти против закона природы. Какое это беспомощное состояние! И ни Бог бы не мог вмешаться в наши дела так, чтобы остановить его своей всемогущей властью, ни мы бы, беспомощные существа, не смогли, повинуясь закону причины и следствия.

Опять же, мы видим, что все существующее может быть уничтожено каким-либо другим предметом или субстанцией. Нет такой ржавчины, которую нельзя было бы удалить каким-нибудь химическим раствором. Нет такой записи, которую нельзя было бы стереть с бумаги — даже если бы она была вырезана на камне, ее стереть можно. Человек, повелитель всего создания, открыл средства для уничтожения всего, и весьма удивительно, что он не смог бы найти способа, как вытереть деяния жизни, впечатления кармы так, чтобы избежать колеса рождения и смерти — если он заявляет, что ему известно все на земле; и утверждает, что разрешил все тайны небес.

Некоторые верующие говорят в поддержку идеи реинкарнации: "Бог справедлив. Есть много таких, кто хром, слеп или несчастлив в жизни, и это — их наказание за проступки, которые они совершили ранее, в предыдущем воплощении. Если бы это было не так, тогда бы это было несправедливо со стороны Бога". Это делает Бога только "счетчиком", а не Любящим; и это ограничивает Его в Его справедливости так же, как судью связывает закон. Судья — это раб закона; прощающий — это его повелитель. По сути дела, в нас самих, ограниченных как мы есть, заключено милосердие — за тем, если бы кто-нибудь сделал бы что-нибудь против нас, мы бы могли это простить. Если этот кто-нибудь склоняется перед нами, мы говорим: "Он унизил себя, я прощу его". Даже если бы сын причинил матери много горя, окажись он в беде, ему всего лишь нужно будет сказать: "Мама, я поступил так, но ты единственный человек, к которому я могу прийти за сочувствием, "и она тогда скажет: "Дитя мое, я прощаю тебя, хотя в свое время ты огорчил меня". Если в нас, — а в нас полно неблаговидных поступков и ошибок, — имеется эта маленькая искорка милосердия, унаследованная от Бога, и мы можем прощать, как же мы можем думать, что Бог, Самый Милосердный, будет подсчитывать наши преступления словно судья? Мы ведь как маленькие дети перед Ним. Рассматривая Бога как личность, как можем мы думать, что Он, чья сущность — любовь, чье дело — любовь, и кто сам есть любовь, может взвешивать наши действия подобно судье?

Судья, если перед ним предстанет кто-нибудь, посмотрит в дело и скажет: "Я рассмотрел твое дело и говорю, что ты виновен. Я даю тебе шесть месяцев тюрьмы (или пять лет, или десять лет). Твое преступление очень тяжело и ты должен усвоить соответствующий урок, дабы не совершить преступления снова". Но если мы подойдем к слепым и хромым и спросим их: "Вас что, так наказали? Вам кто-то сказал это?" — они ответят: "Нет. Никто нам ничего не говорил." И тогда как мы можем представить, что Бог мог быть настолько несправедлив, что наказал их, не сказав ничего им об их преступлении?

Если бы мы возвращались, то тогда бы каждый появляющийся на свет ребенок, должен был бы знать, кем он был раньше. Если некоторые в исключительных случаях вроде бы чувствуют, кем они были раньше, в предыдущей жизни, то это, возможно, обман, иллюзия или способ приобрести известность, заявляя, что тебе известно то, что не ведают другие.

Если Бог — самый милосердный, то как бы мог Он управлять нами при помощи закона, лишенного любви и сострадания, когда даже мы, люди, забываем и прощаем чужую вину, невзирая на закон, разум и логику, будучи движимы любовью, нашим божественным наследием? Бог — это любовь, а не закон. Любовь в своем низшем проявлении превращается в закон, образуя привычки, хотя это не закон управляет любовью, но любовь управляет законом.

Идея прощения есть результат нашей идеализации Бога. Насколько мы Бога идеализируем, таким он и оказывается. Иногда грехи всей жизни возможно смыть в одно мгновение; а иногда из-за одного греха можно потерять всю добродетельность и набожность всей жизни.

Рассказывают, что Моисей, когда он шел к горе Синай, встретил очень благочестивого человека, и тот сказал ему: "Моисей, расскажи Богу обо мне. Всю свою жизнь я был благочестивым, и добродетельным, и молился Богу и не получил ничего, кроме бед и неудач." Несколько позже Моисей встретил на дороге еще одного человека. Тот сидел с бутылкой вина. И крикнул он ему: "Куда ты идешь, Моисей?" "К горе Синай" — был ответ. Тогда тот человек выкрикнул, ибо был пьян: "К горе Синай? Тогда расскажи Богу обо мне!"

Моисей пришел на гору Синай и рассказал Богу о благочестивом человеке, которого встретил по пути. Бог сказал: "Для него есть место в раю". Затем он рассказал Богу о пьянице, и Бог ответил: "Он будет отправлен в самый, что ни на есть, наихудший уголок ада".

Моисей пошел обратно и встретил сначала пьяницу. Он сказал ему: "Бог говорит, что тебя отправят в самый, что ни на есть, наихудший уголок ада". Пьяница сказал: "Бог говорил обо мне?" и это его так обрадовало, что он не мог удержаться и начал танцевать — как если бы бедняк обрадовался, если бы услышал, что царь говорил о нем пусть даже ничего хорошего. Тогда он сказал: "Как счастлив я, что Он, Создатель и Повелитель вселенной, знает меня, великого грешника!" Затем Моисей передал благочестивому, что ему рассказал Бог. И тот ответил: "Почему нет? Я провел всю свою жизнь в поклонении Богу и благочестии, я жертвовал всем в жизни и потому я должен получить то, что сказал Он."

Когда умер и пьяница, и благочестивый, Моисею захотелось узнать, что с ними сталось. Он пошел на гору Синай и спросил Бога о них. Бог ответил: "Благочестивый — в аду, а пьяница — в раю". Моисей подумал: "Разве может Бог нарушить свое слово?" Бог ответил: "Радость пьяницы от того, что Мы говорили о нем, стерла его грехи. А добродетель благочестивого ничего не стоила. Почему он не мог удовлетвориться тем, что Мы заставляли солнце светить и посылали на землю дождь?"

Если бы кому-нибудь случилось сравнить свои праведные дела против мириад милостей Божьих, то все эти праведные дела каждого мига его жизни были бы несравнимы с одним моментом милости Божьей. Поэтому поклоняющийся Богу забывает о своих праведных делах, наблюдая только милость Бога. Как говорил Амир: "Когда благочестивый искал возлюбленного Бога среди правоверных, Его милость крикнула: "Поди сюда. Я занят у грешников, прощая им их грехи".