Сборник Некрасова 1856 года открывался эстетической декларацией "Поэт и гражданин", в которой отражались драматические раздумья поэта о соотношении высокой гражданственности с поэтическим искусством. Эта проблема не случайно приобрела особую актуальность на заре 60-х годов, в преддверии бурного общественного подъема. Стихи представляют собой диалог поэта и гражданина. У этих героев за плечами тяжелые годы "мрачного семилетия", страшно понизившие духовный уровень русского общества. Это в равной мере остро чувствуют и поэт, и гражданин. Новое время требует возрождения утраченного в обществе идеала высокой гражданственности, основанной на "всеобнимающей любви" к Родине:

Ах! будет с нас купцов, кадетов,

Мещан, чиновников, дворян.

Довольно даже нам поэтов,

Но нужно, нужно нам граждан!

Оно же требует и возрождения идеала высокой поэзии, олицетворением которого в стихах Некрасова является Пушкин. Но нельзя не заметить, что диалог поэта и гражданина пронизан горьким ощущением ухода в прошлое той эпохи в истории отечественной культуры, которая была отмечена всеобнимающим, гармоническим гением Пушкина, достигшим высшего синтеза, органического единства высокой гражданственности с высоким искусством. Солнце пушкинской поэзии закатилось, и пока нет никакой надежды на его восход:

Нет, ты не Пушкин. Но покуда

Не видно солнца ниоткуда,

С твоим талантом стыдно спать;

Еще стыдней в годину горя

Красу долин, небес и моря

И ласку милой воспевать...

Так говорит гражданин, требующий от поэта в новую эпоху более суровой и аскетичной гражданственности, уже отрицающей "красу небес" и "ласки милой", уже существенно ограничивающей полноту поэтического мироощущения.

В стихотворении Некрасова отразились глубокие размышления поэта о драматизме развития русского поэтического искусства в эпоху 60-х годов. Образ поэта сполна воплощает в себе этот драматизм. Перед нами герой, находящийся на распутье и как бы олицетворяющий разные тенденции в развитии русской поэзии тех лет, чувствующий намечающуюся дисгармонию между "гражданской поэзией" и "чистым искусством".

Поэзия эпохи 50-60-х годов действительно окажется расколотой на два враждующих друг с другом течения: рядом с Некрасовым встанет Фет. Причем раскол в поэзии середины века возникнет в спорах о пушкинском наследии. Сторонники "чистого искусства", объявляя себя истинными наследниками Пушкина, будут ссылаться на строки из стихотворения "Поэт и толпа": "Не для житейского волненья..." Поэты демократического лагеря, отстаивая свое понимание верности Пушкину, будут цитировать из "Памятника":

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал...

Каждая из сторон опирается на действительно присущие многогранному и гармоничному гению Пушкина эстетические принципы. Но если в Пушкине они были едины, то в середине XIX века, в эпоху резкой драматизации общественных страстей, они оказались разведенными по разные стороны баррикады. Сохранить свойственную Пушкину цельность, полноту и непосредственность восприятия мира можно было только ценою ухода от гражданских бурь современности. Поэтическая свежесть, природная чистота и ненадломленность лирики Фета достигалась путем отключения творчества от гражданских страстей и ухода в чистые созерцания природы и любви. Стремление Фета сохранить гармонию в условиях дисгармонической действительности заставляло предельно сокращать тематическое разнообразие стихотворений. Об этой особенности его лирики хорошо сказал А. В. Дружинин, точно оценивший сильные и слабые ее стороны.

Некрасовский поэт слишком остро "видит невозможность служить добру, не жертвуя собой". Демократическая поэзия, не чуждающаяся злобы дня, открытая дисгармонии окружающего мира, подчас жертвует искусством, его поэтической игрой ради "добрых чувств". Разумеется, вторгающаяся в стихи Некрасова и поэтов "некрасовской школы" социальная дисгармония накладывает на их творчество особый отпечаток. В сравнении с поэзией "чистого искусства" здесь более активизировано аналитическое начало, более ощутимо воздействие прозы. Назвав свой стих "суровым и неуклюжим", Некрасов не кокетничал со своими читателями. По словам А. Блока, мученики "чаще косноязычны, чем красноречивы". Но в этой суровости была своя правда и своя красота: дисгармоничность художественной формы имела тут особую драматическую содержательность. Именно с этим связан успех поэтического сборника 1856 года, прокладывавшего в русской поэзии новые пути.

Вслед за "Поэтом и гражданином", являвшимся своеобразным вступлением, в сборнике шли четыре раздела из тематически однородных и художественно тяготеющих друг к другу стихов: в первом - стихи о жизни народа, во втором - сатира на его недругов, в третьем - поэма "Саша", в четвертом - интимная лирика, стихи о дружбе и любви.

Народ в лирике Некрасова

Поэтическое "многоголосье". Внутри каждого раздела стихи располагались в продуманной последовательности. В поэму о народе и его грядущих судьбах превращался у Некрасова весь первый раздел сборника. Открывалась эта поэма стихотворением "В дороге", а завершалась "Школьником". Стихи перекликались друг с другом. Их объединял образ проселочной дороги, разговоры барина в первом стихотворении - с ямщиком, в последнем - с крестьянским мальчуганом.

Мы сочувствуем недоверию ямщика к господам, действительно погубившим его несчастную жену Грушу. Но сочувствие это сталкивается с глубоким невежеством ямщика: он с недоверием относится к просвещению и в нем видит пустую господскую причуду:

На какой-то патрет все глядит

Да читает какую-то книжку...

Иногда страх меня, слышь ты, щемит,

Что погубит она и сынишку:

Учит грамоте, моет, стрижет...

И вот в заключение раздела снова тянется дорога - "небо, ельник и песок". Внешне она так же невесела и неприветлива, как и в первом стихотворении. Но в народном сознании совершается между тем благотворный переворот:

Вижу я в котомке книжку.

Так, учиться ты идешь...

Знаю: батька на сынишку

Издержал последний грош.

Тянется дорога, и на наших глазах изменяется, светлеет крестьянская Русь, устремляясь к знанию, к университету. Пронизывающий стихи образ дороги приобретает у Некрасова не только бытовой, но и условный, метафорический смысл: он усиливает ощущение перемены в духовном мире крестьянина.

Некрасов-поэт очень чуток к тем изменениям, которые совершаются в народной среде. В его стихах крестьянская жизнь изображается по-новому, не как у предшественников и современников. На избранный Некрасовым сюжет существовало много стихов, в которых мчались удалые тройки, звенели колокольчики под дугой, звучали песни ямщиков. В начале своего стихотворения "В дороге" Некрасов именно об этом и напоминает читателю:

Скучно! Скучно!.. Ямщик удалой,

Разгони чем-нибудь мою скуку!

Песню, что ли, приятель, запой

Про рекрутский набор и разлуку...

Но сразу же, круто, решительно, он обрывает обычный и привычный в русской поэзии ход. Что поражает нас в этом стихотворении? Конечно же, речь ямщика, начисто лишенная привычных народно-песенных интонаций. Кажется, будто голая проза бесцеремонно ворвалась в стихи: говор ямщика коряв и груб, насыщен диалектизмами. Какие новые возможности открывает перед Некрасовым-поэтом такой "приземленный" подход к изображению человека из народа?

Заметим: в народных песнях речь, как правило, идет об "удалом ямщике", о "добром молодце" или "красной девице". Все, что с ними случается, приложимо ко многим людям из народной среды. Песня воспроизводит события и характеры общенационального значения и звучания. Некрасова же интересует другое: как народные радости или невзгоды проявляются в судьбе именно этого, единственного героя. Его привлекает в первую очередь личность крестьянина. Общее в крестьянской жизни поэт изображает через индивидуальное, неповторимое. Позднее в одном из стихотворений поэт радостно приветствует деревенских друзей:

Все-то знакомый народ,

Что ни мужик, то приятель.

Так ведь и случается в его поэзии, что ни мужик, то неповторимая личность, единственный в своем роде характер.

Пожалуй, никто из современников Некрасова не дерзал так близко, вплотную сойтись с мужиком на страницах поэтического произведения. Лишь он смог тогда не только писать о народе, но и "говорить народом", впуская крестьян, нищих, мастеровых с их разным восприятием мира, разным языком в свои стихи. И такая поэтическая дерзость Некрасову дорого стоила: она явилась источником глубокого драматизма его поэзии. Драматизм этот возникал не только потому, что было мучительно трудно извлекать поэзию из такой жизненной прозы, в которую до Некрасова никто из поэтов не проникал, но еще и потому, что такое приближение поэта к народному сознанию разрушало многие иллюзии, которыми жили его современники. Подвергалась поэтическому анализу, испытывалась на прочность та "почва", в незыблемость которой по-разному, но с одинаковой бескомпромиссностью верили люди разных направлений и партий. Чернышевский и Добролюбов укрепляли свою веру в крестьянскую социалистическую революцию, идеализируя общинный уклад народной жизни, связывая с ним социалистические инстинкты в характере русского мужика. Толстой и Достоевский верили в незыблемость иных, патриархально-христианских начал народной нравственности. Не потому ли народ в их больших романах - целостное единство, мир, от которого неотделимы ни "круглый" Платон Каратаев, ни цельная Сонечка Мармеладова.

Для Некрасова народ тоже был "почвой" и "основой" национального существования. Но там, где его современники останавливались, поэт шел дальше, отдавался анализу и открывал в народе такое, что заставляло его мучиться и страдать:

Что друзья? Наши силы неровные,

Я ни в чем середины не знал,

Что обходят они, хладнокровные,

Я на все безрассудно дерзал...

Его вера в народ подвергалась гораздо большим искушениям, чем вера Толстого и Достоевского, с одной стороны, или Добролюбова и Чернышевского - с другой. Но зато и народная жизнь на страницах его поэтических произведений оказалась более многоцветной и разноликой, а способы ее поэтического воспроизведения - более многообразными. В первом разделе поэтического сборника 1856 года определились не только пути движения и роста народного самосознания, но и формы изображения народной жизни. Стихотворение "В дороге" - это начальный этап: здесь лирическое "я" Некрасова еще в значительной степени отстранено от сознания ямщика. Голос ямщика предоставлен самому себе, голос автора - тоже. Но по мере того как в народной жизни открывается поэту высокое нравственное содержание, преодолевается лирическая разобщенность. Прислушаемся, как звучат те же голоса в стихотворении "Школьник":

- Ну, пошел же, ради Бога!

Небо, ельник и песок -

Невеселая дорога...

Эй! садись ко мне, дружок!

Чьи мы слышим слова? Русского интеллигента, дворянина, едущего по невеселому нашему проселку, или ямщика-крестьянина, понукающего усталых лошадей? По-видимому, и того и другого, два эти голоса слились в один:

Знаю: батька на сынишку

Издержал последний грош.

Так мог бы сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой склад народного языка принял он в свою душу.

О ком идет речь в стихотворении "Несжатая полоса"? Как будто о больном крестьянине. Даже приметы осеннего пейзажа - "поля опустели" - схвачены здесь глазами пахаря. И беда осмыслена с крестьянской точки зрения: жаль неубранной полосы, несобранного урожая. По-крестьянски одушевляется и земля-кормилица: "Кажется, шепчут колосья друг другу..." "Помирать собрался, а рожь сей",- говорили в народе. И с наступлением смертного часа крестьянин думал не о себе, а о земле, которая останется без него сиротою. Но читаешь стихотворение и все более и более ощущаешь, что это очень личные, очень лирические стихи, что глазами пахаря поэт смотрит на себя. Так оно и было. "Несжатую полосу" Некрасов писал тяжело больным, перед отъездом за границу на лечение в 1855 году. Поэта одолевали грустные мысли; казалось, что дни уже сочтены, что в Россию он может не вернуться. И тут мужественное отношение народа к бедам и несчастьям помогало Некрасову выстоять перед ударом судьбы, сохранить духовные силы. Образ "несжатой полосы", как и образ "дороги" в предыдущих стихах, обретает у Некрасова переносный, метафорический смысл: это и крестьянская нива, но и "нива" поэтического труда, тяга к которому у больного поэта сильнее смерти, как сильнее смерти любовь хлебороба к труду на земле, к трудовой ниве.

В свое время Достоевский в речи о Пушкине говорил о "всемирной отзывчивости" русского национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, проникаться духом иных национальных культур. Некрасов многое от Пушкина унаследовал. Муза его удивительно прислушлива к народному миропониманию, к разным, подчас очень далеким от поэта характерам людей. Это качество некрасовского таланта проявилось не только в лирике, но и в поэмах из народной жизни.