ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФЕНОМЕНА ЭМИГРАЦИИ

АНАЛИЗ СОВРЕМЕННОЙ ЭМИГРАЦИОННОЙ СИТУАЦИИ В СТАВРОПОЛЬСКОМ КРАЕ

ОРГАНИЗАЦИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ ПОСЛЕДСТВИЙ ЭМИГРАЦИИ ДЛЯ ТЕРРИТОРИИ-ДОНОРА

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФЕНОМЕНА ЭМИГРАЦИИ

Дефиниция понятия «эмиграция»

Современное состояние понятийного аппарата темы «миграция» характеризуется наличием многих проблем. В их числе – не разработанность некоторых дефиниций; дискуссионность других, некорректное употребление третьих; незнание о способности к своеобразной субституции отдельных из понятий этой темы (иммигрант – иностранец; политэмигрант – беженец; адаптация - интеграция) и опасность подмены научной дефиниции правовой. Язык – важный компонент познания, потому как он не только средство передачи информации и выражения эмоций, но средство измерения жизни и ее форма [15]. Важнейшим требованием к нему является высокая степень адекватности понятий реальности: содержание и границы дефиниций должны как можно точнее передавать сущность обозначаемого процесса или явления.

Для нашего исследования основным понятием является «эмиграция», попробуем эксплицировать его. Оно происходит от латинского emigrare – выселяться, переселяться. Чаще всего под эмиграцией понимают переселение (добровольное или вынужденное, самотечное или организованное) в другую страну на постоянное или временное (на длительный срок) проживание, в большинстве случаев с изменением гражданства [46].

Оформление этой дефиниции было длительным, оно было связано с развитием такого явления как трансграничное перемещение. Так как перемещавшийся покидал пределы одного государства и пересекал границу другого, то, как минимум, эти два государства проявляли своё отношение к факту перемещения, что выражалось в его регламентации посредством нормативно-правового акта. Дефиниция этого понятия могла оформиться как правовая [49]. Отметим, что не все государства выбрали сразу интернациональный термин, давая определение этому виду перемещения.

Так в течение XIX – первой половине XX веков в Германии термин «эмиграция» в его латинском звучании не применялся, со второй половины XX века и в последние десятилетия этот термин признаваем немецкими исследователями процессов миграции, но нельзя говорить о его широком и устоявшемся употреблении. Для обозначения выезда из страны использовали и продолжают использовать термины, производные от глагола немецкого глагола «auswandern». Чтобы обозначить категорию выехавших исследователи выбрали (предпочли) термин «die Auslanddeutschen» (немцы вне Германии). Приблизительно с конца 1920-х годов в языке официальных документов закрепился термин «der Volksdeutsche» (этнические или народные немцы) для обозначения категории эмигрировавших и проживавших вне Германии, как сменивших подданства, так и не сделавших этого [54]. А вот в 1930-е гг. все те, кто выехал из Германии, скрываясь от преследований нацистского режима, составили категорию политических эмигрантов.

Таким образом, следует отметить, что в немецком языке удалось подобрать семантически соответствующие термины для обозначения самого выезда и оформившейся в результате этого перемещения общности. В русском языке предпочли заимствования. В этом нет ничего негативного: в Россию раньше чем в Германию пришел интернациональный термин «эмиграция» для замены немного неуклюжего для контекста официальных документов сочетания «отлучка за границу» и оказался более востребованным, нежели в немецком языке [50]. В русском языке этот термин закрепился в следующих значениях: 1) переселение из какой-либо страны в другую, вызываемое различными причинами; 2) совокупность эмигрантов, проживающих в какой-либо стране [46].

В начале XX века термин «эмиграция» получил правовую дефиницию в российском эмиграционном законопроекте, который так и не был принят из-за событий первой русской революции [20]. Так как массовый выезд российских подданных уже был осознан как социально-экономическая проблема и широко обсуждался в публицистике, то термин «эмиграция» оказался включенным в политическую и бытовую лексику. Его использовали для обозначения самого процесса выезда из страны, как со сменой подданства, так и временного. После 1917 года «эмиграцией» стали называть общность выехавших из России бывших российских подданных, не принявших советского гражданства. Это была так называемая «белая эмиграция» [15].

В целом же, можно говорить о том, что в первой половине XX века понятие «эмиграция» получило сторгую правовую дефиницию. Законодательство многих европейских стран под «эмиграцией» подразумевало выезд со сменой гражданства, а в российском законодательном проекте термин «эмиграция» использован для обозначения всех перемещений за границу, как со сменой подданства, так и без такового [49]. Если государства признали под «эмиграцией» перемещение, обычно сопровождающееся пересечением границы, то вполне возможно предположить, что на вопрос «кого считать эмигрантом?» они отвечают столь же однозначно.

Кажется, что в отношении международной миграции факт пересечения государственной границы должен быть единственным и исчерпывающим условием признания состоявшегося миграционного события, после которого в соответствии с мотивом перемещения следует отнести этого мигранта к той или иной категории. Но, практика показывает, что сам факт пересечения государственной границы еще не является для государства основанием считать выбывшего из страны эмигрантом.

Обратимся к историческому опыту регламентации трансграничного перемещения государствами Европы и Америки на рубеже XIX-XX веков. Первое, что следует отметить, – различная степень концентрации внимания на проблеме въезда и выезда. Все европейские государства без исключения развивали эмиграционную политику и разрабатывали эмиграционное законодательство, тогда как Америка была занята разработкой иммиграционного законодательства [53]. Пространственная мобильность населения Европы достигла фазы наивысшей активности. С одной стороны, она была обусловлена социально-экономическими процессами в самой Европе. Европейцы перемещались в пределах границ своих государств (внутренняя миграция) и в пределах Европы (внутриконтинентальная миграция) [41]. А с другой стороны, американская потребность и заинтересованность в приливе «человеческого капитала» обусловили межконтинентальную, заатлантическую направленность европейской миграции.

Французское законодательство (от 18 июля 1860 года и декрет 9 марта 1861 г.) определяло эмигрантом пассажира, едущего на эмигрантском судне. Т.е. судно должно быть специально приспособлено для массовой перевозки, – не менее 40 эмигрантов, – и предназначено для дальнего плавания. Едущий на таком судне пассажир признавался эмигрантом только в том случае, если он не пользовался общим столом с капитаном и офицерами. Он должен платить за свой проезд со столом менее 40 франков в неделю на парусных судах и менее 80 франков на пароходах, причем основанием для вычисления бралась продолжительность путешествия, норма которой определялась специальными правилами [50, с. 52-53].

Французский закон требовал, чтобы эмигранта от прочих пассажиров отличали 2 признака: дальность путешествия и определенная степень экономической обеспеченности. Продолжительность пути эмигранта измерялось неделями. Так, пассажир, едущий в Алжир меньше недели, эмигрантом не признавался. Признаком мало обеспеченности эмигранта было то обстоятельство, что он ехал на судне, приспособленном к массовой перевозке, и притом не столовался с офицерами и вносил наименьшую плату, не превышающую установленного максимума, т.е. он попадал под категорию т.н. палубных пассажиров [50, с. 53].

Итальянское государство наделяло статусом эмигранта всякого гражданина, который направлялся в страны, лежащие за Суэцким каналом. Т.е. кто направлялся в итальянские колонии и страны, состоящие под протекторатом Италии или лежащие на европейских берегах Гибралтарского пролива, такого статуса не получали. Итальянский закон определял, что эмигрантом мог быть пассажир, едущий третьим классом или классом, который, по признанию эмиграционного комитета, соответствует ему. Таким образом, закон называл эмигрантами тех, кто отправлялся в Америку, в Австралию, в Азию (кроме передней Азии) и в Африку (кроме стран северного побережья). Переселение в итальянские колонии и в страны, состоящие под итальянским протекторатом, не рассматривалось с точки зрения государственного права как эмиграция в другие страны, и едущие туда не считались эмигрантами. При наличии этого признака эмигрантами признавались лишь лица малосостоятельные, т.е. едущие в III (третьем) классе (третьим классом?). В этом условии implicite заключалось еще одно обстоятельство, необходимое для определения статуса итальянского эмигранта – выезде из Италии морем, а не через сухопутную границу. Это три признака определяли понятие «эмигранта», который является объектом защиты и покровительства закона [50, с. 41].

Английский закон, как и итальянский, называл два признака, определяющих правовое понятие «эмигранта»: географический и экономический. Эмигранты – это люди, едущие в дальние страны – в Америку, в Австралию, в Азию (но не в ближайшие к Европе части), в Африку (с тем, же ограничением). Эмигранты – это люди, едущие на судах, приспособленных к массовой перевозке пассажиров. Но, в отличие от итальянского английский закон разрешал такому пассажиру пользоваться вторым классом (каютой, а не палубой). При этом такой пассажир, как эмигрант оставался под специальной защитой закона. Так, например, постановление о форме договорных билетов (ст. 320) были одинаковы для палубных пассажиров и для эмигрантов каютных. Впрочем, между палубным и каютным эмигрантом существовало некоторое различие в защите со стороны закона: так, в некоторых случаях, когда палубный эмигрант мог требовать возврата всей внесенной им платы, каютному предоставлялось право взыскивать лишь половину (ст. 308) [50, с. 51].

По венгерскому закону 1903 года эмигрантом считался тот, кто отправлялся заграницу на неопределенное время с целью постоянного заработка. Для тех, кто намеревался это сделать, существовали ограничения, т.е. венгерское законодательство установило некоторые изъятия в свободе переселения. Например, несовершеннолетние могли эмигрировать только с письменного согласия отца или опекуна. При этом делалась оговорка относительно несовершеннолетних мужского пола моложе 15 лет, а также о несовершеннолетних женского пола: и тем и другим переселение разрешается не иначе, как в том случае, если их сопровождает благонадежное взрослое лицо, и им заранее обеспечено пристанище в том месте, куда они едут. Не могли эмигрировать лица, не располагающие необходимыми для проезда в место назначения денежными средствами [50, с. 35-36].

Германия, так же как и Швейцария, Голландия, Бельгия, признавала эмигрантом того, кто направлялся заграницу при содействии специальных предприятий, действующих на основании особого разрешения под бдительным контролем правительства. Из общей массы эмигрантов германский закон особо выделяет тех, которые 1) едут морем; 2) во внеевропейские страны; 3) на судах, везущих не менее 25 эмигрантов, не считая каютных. Именно эту категорию немецкий закон назвал эмигрантами в собственном смысле этого слова. При этом закон не исключил из понятия «эмиграция» и переселения в другие страны иными способами передвижения [50, с. 54-56].

Обобщая европейское эмиграционное законодательство, следует отметить, что во всех европейских странах эмигрантом был признан пассажир, находящийся в пути или готовящийся к путешествию. Далее все законодательства установили, что это пассажир, отправляющийся заграницу, покидающий пределы отечества. Гражданин, переселяясь заграницу, оказывался в юрисдикции другого государства и как никто другой нуждался в значительной защите своего государства. И еще одно условие, которое можно обнаружить во всех западноевропейских законодательствах: эмигрант – это пассажир, отправляющийся заграницу морем. Лишь в Германии, Швейцарии и Венгрии помимо лиц переправляющихся морем, признавали эмигрантами лиц, направляющиеся заграницу сухим путем [50, с. 61].

Каждое из европейских государств, признавая необходимым регламентировать столь важное в экономическом и государственно-правовом отношении явление, как эмиграция, ставило связанный с этим промысел – перевозку эмигрантов – под усиленный контроль. Право этого промысла предоставлялось лишь предприятиям, удовлетворявшим целому ряду законных условий. Общим для законодательства европейских государств было признание того, что лишь эмигранты, пользовавшиеся для переезда именно этими предприятиями, могли претендовать на защиту и охрану своих интересов [50, с. 62].

Обеспечивая свои интересы, государства ограничивали выезд военнообязанных лиц (Венгрия, Италия, Швейцария, Германия), а также привлеченных к следствию. Например, в Германии в праве выезда ограничивался тот, постановление судебного или полицейского учреждения, об аресте которого уже состоялось, в Венгрии, – если желающий выехать состоял под следствием по обвинению в проступке, наказуемым лишением свободы, а также осужденные до отбытия ими наказания. Защищая интересы своих подданных, Швейцария ограничивала эмиграцию престарелых и больных. Германия ограничивала выезд несовершеннолетних. И те, и другие, скорее всего, могли оказаться в числе не принятых страной иммиграции. Ограничены в праве выезда были и те, кто не располагал достаточными средствами к переселению или получившие пособие или ссуду на переезд от страны иммиграции (Германия) [54].

В 1906 году в России был разработан проект эмиграционного закона, но который так и не был введен. Из-за событий первой русской революции, он не привлек внимание общественности [15]. Специалисты различных ведомств, по долгу службы, наблюдавшие и анализировавшие выезд российских подданных в заатлантические страны через немецкий порты, сокрушались по поводу того, что российская сторона теряет источник мощного финансового дохода. Располагая потенциалом, Россия могла бы при соответствующей организации, воспользоваться всеми выгодами этого движения, направив его через свои порты – Либаву, Ригу, а также финские порты [20].

Проанализированный сюжет убеждает, что в европейском эмиграционном законодательстве важность более точного определения эмиграции обнаружилась не в нормах, устанавливающих особую защиту эмигрантов в пути, и не в законах, обеспечивающих покровительство со стороны государственных органов заграницей. Установление субъективного признака эмиграции было более значимым в правовых положениях, ограничивающих в праве эмиграции. При анализе эмиграционного законодательства европейских государств выявляется, что эти ограничения продиктованы соображениями государственной пользы (выгоды) и защиты интересов отдельных граждан.