Возникает вопрос: как же это столь умный человек, гениальный Конт так примитивно разрешил вопрос о сущности научного познания общества? Ответом здесь будет обнаружение социальных предпосылок возникновения контовской социологии. Дело в том, что любая наука, любое духовное движение в обществе имеет двойственные корни своего возникновения. Рассмотренная выше процедура возникновения социологии касалась мыслительных, познавательных или, как говорят философы, гносеологических её корней. Мы видели, как сама европейская мысль, логика развития науки порождали научное изучение общества. Но у этого порождения имеются ещё и социальные предпосылки и причины. Тут можно поставить такой вопрос: почему контовская социология возникает только в XIX веке? Ведь научный аппарат исследований был выработан европейской мыслью уже в XVII – XVIII веках, и он успешно применялся в естествознании. Ответ прост: в те эпохи не было запроса на научное познание общества, и этот запрос, этот социальный заказ возник только к середине Х1Х века.

ХIХ век в Европе – это век победы и утверждения новой общественно-экономической формации – капитализма. Капитализм по сравнению с уходящим в прошлое феодализмом – это более сложное, внутренне напряженное, динамичное, быстро меняющееся общество. В его основе лежит не подчинение всех воле одного монарха, а свобода каждого его члена и конкуренция всех со всеми. Появляются новые слои общества – промышленники, инженеры, рабочий класс, финансисты, служащие многочисленных контрольных и управленческих ведомств, возникают такие социальные слои как молодёжь, женщины. Меняется уклад семьи, быт. К господству в обществе приходят крупные собственники – капиталисты, подчиняющие себе мелких собственников и неимущих – рабочий класс. Возникает и с ходом времени всё больше даёт о себе знать классовая борьба между капиталистами и рабочими как результат антагонизма интересов труда и капитала. Назревают и разражаются экономические кризисы и социальные революции.

Управлять капиталистическим обществом несоизмеримо более трудно, чем старым добрым феодальным. Как управляли своими подчинёнными король, царь, феодальный барин? Об этом хорошо сказано у Николая Алексеевича:

Закон – моё желание,

Кулак – моя полиция.

Удар искросыпительный и т. д. (помните, как дальше?)

Или в лирическо-иронической форме у Александра Сергеевича:

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

              Ходила в баню по субботам,

 Вела расходы, брила лбы,

 Служанок била, осердясь,

Всё это мужа не спросясь.

Феодальное общество монолитно, тоталитарно. Господствующим феодалам управлять таким обществом в общем-то легко. Им не надо знать настроения, мнения, ценностные ориентации, социально-групповую организацию и другие параметры управляемых общностей. Не они должны знать мнения и желания управляемых, скорее эти управляемые должны знать волю господ и законы, в которых эта воля выражена. И незнание этих законов никого не освобождает от ответственности...

    Но при капитализме правящей элите жизненно необходимо знать – и как можно детальнее – все процессы, протекающие в обществе. Отсюда и исходит мощный заказ на научное его познание. При этом нетрудно понять, что специфика такого познания должна быть именно позитивистской, то есть прагматичной, эмпиричной, отвлеченной от всяческих общечеловеческих ценностей, от философско-мировоззренческих рассуждений о прогрессе, качественных преобразованиях существующего и т. п. Капиталиста интересует именно информация о здесь-и-сейчас существовании предмета его внимания и управления. Буржуазный заказчик требует от ученого-социолога только ответов на вопрос как устроен предмет. А почему он стал таким, или для чего он существует и каким он будет через 10, 100, тысячу лет – это капиталиста как человека, приставленного к собственности как самовозрастающей стоимости в качестве агента этого самовозрастания, это капиталиста абсолютно не интересует. И, поскольку деньги на исследования находятся в кармане у капиталиста, они не будут выделяться на общегуманистические, философические, сущностные, общечеловечески и исторически значимые исследовательские программы. Социология в буржуазном обществе с самого своего возникновения просто обречена быть наукой позитивистской, эмпиричной, прагматичной, абстрагированной от философско-мировоззренческих компонентов. То есть обречена быть вовсе и не наукой в полном объёме, а полу-наукой, недо-наукой, квази-наукой, схоластикой, подгоняющей свои выводы под интересы социального заказчика. Таким, в сущности, оказывается в буржуазном обществе не только социология, но и вся наука, равно, как и все другие области культуры: искусство, мораль, семья, производство, армия, отношение к природе, к спорту, отношения между полами, семья, сексуальность и что угодно другое.

 2.4 Основные достижения позитивистской социологии.

     Тем не менее, можно говорить и о достижениях этой формы научности.

      Какой по содержанию получилась социология, порождённая контовским позитивизмом? Первая широко распространившаяся в Европе школа позитивистской социологии, называлась органической, или натуралистической. Поскольку на познание общества распространялись тогда передовые методы биологии, в частности дарвинской эволюционной теории, общество тоже стали изображать как совокупность людей-организмов, борющихся за своё существование и вступающих во внутривидовую борьбу всех со всеми, то есть в конкурентные отношения. И выживают в этой борьбе, как и в животном мире, наиболее жизнеспособные. Такими аналогиями с отношениями в животном мире социологи стали объяснять отношения между социальными слоями-классами, а равно и между государствами: это-де, групповая борьба за существование. Сложились, таким образом, так называемая социал-дарвинистская школа, биологизирующая общество. Такую картину общества в нашей стране рисовал некто Гумплович. Такая трактовка общества полностью не изгнана из социологии и до наших дней.

  Другим натуралистическим представлением в ранней буржуазной (позитивисткой) социологии было так называемое географическое направление. Оно тоже было широко распространено, и отголоски его существуют до сегодняшнего дня. Это направление (эта школа) считает, что облик общества, характер и темпы протекающих в нём процессов, формы власти, психология людей, интенсивность производства, культура, религия – всё зависит от географических условий. В Италии горы, море, жаркий климат, и поэтому там жизнь течёт интенсивно, характеры людей динамичны, и история ускоряет свой ход. А в России – огромные пространства, холода, снега, отсюда и «леность» русских людей, и замедленность общественного развития.

Вариантом географического направления можно назвать школу, абсолютизировавшую роль народонаселения в качестве фактора исторического развития. Плотность населения, темпы увеличения его численности, расселение, великие переселения народов, миграции, перемешивание народов – это де решающие факторы организации общества и его развития.

Ещё одно биологизаторское представление об обществе – это аналогия общества в целом с организмом животного или человека: общество – это цельный организм и подобно животному организму, обменивается с природой энергией и веществом. Общество, как и животный организм, рождается, растет, стареет и умирает. Сроки жизни общества – тысяча, полторы тысячи лет. Общественные организмы сосуществуют, общаются, конфликтуют между собой. Исчезая, оставляют после себя пространство, на котором может возникнуть новый организм, а может и не возникнуть, и тогда население данной территории будет влачить разрозненное нецелостное существование. Это так называемая организмическая школа. Такую эмпирически наглядную и внешне правдоподобную картину рисовал один из первых русских социологов Н. Я. Данилевский (главное его сочинение - «Россия и Европа», 1867 г.). Эта схема была несколько раз повторена в последующей истории социологии. Подобные взгляды высказал в начале 20 века немецкий социолог О. Шпенглер, потом – английский историк А. Тойнби, и, наконец, почти уже в наши дни (умер в 1987 году) наш всеизвестный соотечественник Л. Н. Гумилёв. Гумилёв прямо заявлял, что общество – это биологическое объединение, совокупность людей, обусловленная генетическими, ландшафтными и энергетическими факторами. Общество живёт, питаясь особой биологической энергией, которую вырабатывают под действием Солнца растительной и животный миры. И вот в зависимости от активности Солнца этой энергии на Земле может быть больше или меньше, и это, в свою очередь, даёт толчки мутаций в генофонде человечества, и эти мутации порождают особые свойства «пассионарности», то есть общественной активности, у людей, и эти свойства передаются по наследству, распространяясь территориально и потому затухая с поколениями. Цивилизации рождаются от взлётов такой пассионарности в обществе и потом в течение тысячи-полутора тысяч лет идёт спад активности, замирание и умирание цивилизации. Примеров масса: Арабская (исламская) цивилизация, Античная, Римская, таких много.    

  Все эти биологизаторские, натуралистически-органические трактовки общества порождают ещё одну, уже зловещую – расистскую его картину. Социальные организмы неравноценны, народы разделяются на низшие и высшие. Даже в одном и том же обществе бывают высшие и низшие слои людей – элита и толпа, господа и рабы. Такие пошлости произносил великий Аристотель, их стали повторять в 19 веке некие де Гобино, Ф. Ницше, Х. Чемберлен. В 20 веке эти идеи принял европейский фашизм.

В ХХ веке позитивистская социология породила школу Дюркгейма, которая, в свою очередь, породила школу структурно-функционального анализа. Картина общества в этих школах при всем богатстве эмпирических фактов и остроумии их анализа сводилась к тощим абстракциям и поверхностным схемам. Так, общество в целом описывается (у Т. Парсонаса) как совокупность людей, проживающих на определенной территории, имеющих общий язык, общую культуру, органы самоуправления и т. п. Наглядная, чисто эмпирическая картина. Далее – общество выполняет определенные функции: адаптации, целеполагания, интеграции и самосохранения. Эти функции выполняются определенными структурами – государством, семьей, школой и др.; функции устойчивы, дисфункции всегда погашаются, нарушенный порядок восстанавливается и поддерживается. Никаких революций, никакого прогресса. Это уже принципы функционализма Р. Мертона. Такая структурно-функциональная картина общества «не замечает» эволюции, тем более – прогресса, пренебрегает человеческой субъективностью, духовными процессами в обществе. Социальный заказ буржуазного класса здесь просвечивает вполне откровенно.

Из критики такого крайнего позитивизма вырастает так называемая «понимающая», или «гуманистическая» социология, которая отвлекаясь уже от структур и функций «общества, как организма», занимается личностями, ценностями, социальными настроениями, духовной жизнью. Понимающая социология близка к философии экзистенциализма, а заодно и философской феноменологии – этим субъективно-идеалистическим системам.

   Противостояние позитивистских и экзистенциалистских школ в буржуазной социологии сосуществуют и критикуют друг друга до сих пор. Это высший уровень, который может быть достигнут в рамках позитивизма: наблюдение абстрагированных друг от друга крайностей: структур и целостностей, материальных и духовных сторон жизни общества, и полная неспособность (а больше — нежелание) видеть эти противоположности в единстве. Выйти за пределы позитивистского эмпиризма западной социологии не позволяет именно её буржуазная ориентированность. Тут наблюдается даже своеобразный «вопрос чести»: преодоление позитивизма может быть совершенно только при помощи гегелевской диалектики. Но диалектика – это ведь марксизм, это коммунизм! И ведь верно, диалектика, эта «алгебра революции» (Герцен), доведёт мысль до идеи неизбежности коммунизма. Так буржуазная наука сама себя оглупляет. Воистину, как писал в своё время В. Г. Белинский, «Кто предаётся лжи, того покидают ум и талант».