Еще более важное значение, чем прочие искажения, внесённые Павлом, имело увядание образа Заступника, которому было предназначено оказывать самое большое влияние на нашу жизнь. Суждения Павла в мгновение ока заменили нам возможность двигаться к Христу напрямую и довериться мудрости его сердца, служащей нашим постоянным другом, спутником, помощником и внутренним ориентиром. Павел вознамерился стать главным проводником и высшим авторитетом в делах духовных, делая духовность внутри нас излишней. Его послания полны бесконечных подтверждений собственного авторитета и утверждений, что, хотя он не знал Иисуса лично, он был равен тем учениками, которые знали Спасителя. Павел ввел в обиход понятие отдельной личности, требующей оправдания. Каким образом оправдать себя в глазах ревностного Бога, становится задачей первостепенной важности, и оправдание любым доступным способом делается основой христианства. Добрый Отец, который не судит и одинаково орошает своей добротой грешных и безгрешных, тот Бог, которому не нужны оправдания, оказался забытым.

Легко увидеть теперь, как в ранние годы христианства бразды правления перешли от Заступника и отдельной личности — нашего собственного сердца и разума — к Павлу, а от него к длинному ряду старейшин, дьяконов, епископов и пап. В конце концов, облаченная в роскошные одеяния, занимающая высокие посты, сидящая во главе всех столов и возглавляющая все государства, эта высшая, если не совсем божественная, власть опирается на могущественные армии, принимает решения и делает выбор, формируя мнение своих последователей, ведя их за собой, как заблудших овец. Со всем этим мы возвращаемся к нулевой точке отсчета. Евангелие мертво. Да здравствует Церковь, Символ Веры и Царь, Цезарь, Папа, Император — все вплоть до священной мировой экономики. Родилась христианская культура.

Смехотворны те способы, которыми эта культура была не только восстановлена, но и укреплена при помощи креста. Образ того, кто сказал: "не называйте никого на земле отцом, ибо один у вас Отец, тот который на небесах", искажен в веках множеством самопровозглашенных отцов. Когда все кровавые сражения между соперниками дошли до мертвой точки, толпа начала требовать, чтобы их назвали "отцами", раздавая степени отцовства друг другу, подобно тому, как в двадцатом столетии академики раздают научные степени. И тот, кто некогда сказал, что пришло время, когда поклонение Богу происходит в душе и в понимании истины, скорее чем в храме или на горной вершине, был бы поражен, увидев храмы, выросшие как грибы после дождя, и службы, проводимые с пышностью коронации или оперного представления.

Ирония большинства высказываний Иисуса, претерпевших изменения благодаря институтам христианства, состоит в проявившемся внешне влиянии куда большего предательства внутри — в восстановлении Божьей кары и воздаяния — наряду (если не вместо) с любовью, состраданием и всепрощением. А примирение этих двух непримиримых позиций — любви и права — связывало христиан в интеллектуальный узел оправдания на два тысячелетия, по мере того как они пытались давать разумное объяснение подделкам и несообразным явлениям, происходившим от попыток связать воедино старое и новое.

Приблизительно триста лет спустя после жизни Иисуса весь безумный лоскутный набор пестрых кусков проповедей был сведен воедино и объявлен подлинным евангелием — Новым Заветом взаимоотношений человека с богом. После долгого и мучительного процесса компиляции требовалось утвердить эту странную смесь из всякой всячины в качестве неопровержимого слова Божьего — совершенного и не противоречивого, для того чтобы в дальнейшем его принимали буквально. С этой целью потребовался самый совершенный логический "ход конем", который бы с легкостью преодолевал все силлогизмы. Но те, кто работал над утверждением и распространением Евангелия, на этом не остановились; они заявили, что вера и полное принятие этого разноязычия являются абсолютным императивом для спасения души.

Памятники убитым

Джил Бэйли и Рене Жирар написали блестящую работу о культуре, которая выживает посредством убийства. В конечном итоге, война это не что иное, как организованное и одобренное религией убийство, так же как и смертная казнь. В самом деле, заключение в тюрьму — это ужасная, санкционированная правительством форма медленной пытки, растянутой на долгие годы.

Одно из определений понятия "пророка" звучит так: это человек, угрожающий структуре власти культуры, держа в руках зеркало, отражающее всю её глупость, и показывая, куда именно ведет эта глупость. Иисус заметил, что культура убьет такого пророка, и, убив его, чтобы избавиться от этой угрозы, затем воздвигнет "памятник над его могилой". Такие монументы представляют собой сконструированные мифы, благодаря которым пророки, уже безопасно мертвые, могут превратиться из критиков культуры в её оплот и стать героическими объектами священного поклонения, служащими на благо культуры. Очевидно, что Иисус интуитивно почувствовал, что эта пародия станет итогом и его собственной деятельности, но это, конечно же, не могло отпугнуть его от разыгрывания той "карты, которую ему сдала судьба".

Вспомним, как вначале американская культура демонизировала и уничтожила коренное население, жившее там, куда прибыли переселенцы. Мы отобрали их землю, а когда они были благополучно устранены с пути, воздвигли памятники над их могилами. С помощью придуманных мифов мы дали процессу демонизации обратный ход и вдруг увидели в уничтоженном народе историю великого духовного учения, легендарных героев и священное благородство характеров. Облегчая национальную совесть от греха убийства своих предшественников, мы навесили на случайно выживших в результате этнической чистки тяжкое бремя образа прославленных героев. Пока мы приписывали им псевдорелигии и духовные поиски и придавали их образу сверхъестественное благородство, мы поддались собственным культурным порывам, продавая созданные мифы и символы. Мы торгуем вразнос фальшивой мудростью притворных знахарей и знахарок в промышленных масштабах и, как стервятники, питаемся телами, похороненными под воздвигнутыми памятниками. В то время как наше обращение с теми, кто выжил, столь же постыдно и подло, как неискренни и раздуты сочиненные нами элегии.

Американская культура убила Мартина Лютера Кинга-младшего и затем, когда он был убран с дороги, водрузила монумент над его могилой, сделав из убитого святого, назвав его именем улицы, бульвары, школы и университеты. При этом она продолжает позволять его народу вырождаться, прикрывая старое притворство культуры новыми именами. Политическая корректность, внешне поддерживающая идеи расовой терпимости, на самом деле является принятой формой социального обмана, в рамках которой большинство людей с предубеждениями могут елейно произносить правильные слова и таким образом продолжать разрушительные действия.

Бог любви, пришествия которого ждали столь длительное время и о появлении которого говорили Амос, Исайя и псалмопевцы, нашел своего пророка — совершенное воплощение и конечный образец — в облике Иисуса. Все его обращение адресовалось собственному народу, который он любил настолько сильно, что был готов отдать свою жизнь ради надежды возвысить его до своего уровня. Как это не раз случалось с большим числом великих пророков, предшествовавших его явлению, и как это случится с теми, кто придет после, силовая структура культуры, убившая Христа, соорудила ему памятник, названный христианской религией. Указующий перст, направленный на хороших и плохих людей, виновных в его гибели — евреев и не евреев, римлян и язычников — это вздор и пустословие, не касающиеся сути дела. Подлинный обвинитель и убийца — это культура; а мотивом преступления было сохранение её власти и мировоззрения.

По иронии судьбы, новая религия, возникшая после смерти Иисуса, нашла горючее для поддержания собственного пламени, обратив указующий перст обвинения на тех, кто дал Иисусу жизнь и ради кого он умер: на его собственный народ. Этот трюк свойственен всем революциям и революционерам. Новая религия могла выжить только путем демонизации врага, выросшего в ней самой, на которого культура могла обратить свой гнев и ненависть, — с целью организовать и возбудить её приверженцев, ради совершения насильственных актов.

Не только Иисус был предметом этой битвы культуры. Народ был вовлечен в ход сражения и, в конце концов, стал мишенью новой религии, создаваемой вокруг него. Горестно сознавать, что после всего этого еврейский народ отверг христианство. Тот же порочный круг убийства и прославления убиенного просто повторился вновь. В руках евангелистов, мыслящих прямолинейно, возвышенные идеалы Ветхого Завета превратились в пародию, из-за чего еврейский народ, а вместе с ним и все человечество, утратили лучшее из обоих миров: еврейский народ утратил свет величайшего из пророков, христиане — свет истины Ветхого Завета. Это удивительное собрание великолепных любовных песен, басен, исторических мифов и легенд, психологии и философии, глубокого пророческого предвидения и духовного проникновения, собираемое веками, просто нельзя прочесть на буквенном уровне. Эту попытку предпринимали летописцы Нового Завета, — её и сейчас иногда делают фундаменталисты, причем с большим недопониманием и невосполнимыми утратами.

Сила Евангелия, несмотря ни на что, оказывала более заметное влияние на евреев, чем на любой другой народ. Поскольку Евангелие берет корни именно из их теологии, эта книга стала высшей точкой их истории. Нам следует изучить длинный ряд великих мистиков и святых, родившихся в еврейском народе. Достаточно упомянуть только двоих — великого Бал Шэм и Мартина Бубера. При этом позвольте заметить, что любая нация, изгоняющая евреев, как это случилось, например, в Испании в эпоху Ренессанса, ввергает себя в темный период отсутствия высокого интеллекта, изобразительного искусства и, возможно, духовности. Что касается современности, то треть всех американских лауреатов Нобелевской премии — евреи, составляющие три процента населения. Холокост был, по всей видимости, более мрачным знаком, чем мы осознали на данный момент.

Церковь как посредник

Христианство превратило Иисуса из модели развития в величайший инструмент культуры. Обращенный в крест, Иисус стал великим посредником. Уже больше не пример наивысшего развития, тот, кто двигал нас вперед и вверх, Иисус в качестве Христа (креста) стал посредником и проводником между яростью того самого старого тирана Яхве и тем же старым, грешным, беззащитным и беспомощным человеком.

Это дополнительное мифическое создание, великий посредник — тоже получил связующее звено — церковь, которая и создала этот образ. Церковь стала посредником между Иисусом и её собственным духом. Получилось двойное посредничество, двойная система защиты, а точнее — двойной обман. Благодаря этой своей новой могущественной роли, церковь смогла создать чрезвычайно эффективные средства культурного и социального контроля.

Таким образом, появился институт, осуществляющий посредничество между сердцем и мозгом человека. То есть произошло вторжение в саму биологию — нарушение наиболее интимного аспекта эволюции в сознании человека. А ведь именно против этой деятельности фарисеев и книжников возражал Иисус. Помимо всего того, о чем он говорил, между человеком и царством внутри него, Божьим началом, не может быть посредников. И он обрушил истинный гнев на тех, кто стоял у дверей храма и никого не пропускал. По иронии, именно это проявление культуры ныне разгорается в среде фундаментальных исламистов, евреев и христиан. Окончательное присвоение посреднических функций открыло двери мошенникам, которые веками одурачивали простаков по мере того, как христианство превращалось из иррационального в безответственное.

Одна из чудесных сил Евангелия заключается в простом факте. Несмотря ни на что, великие и благородные гении духа постоянно рождаются из этого странного парадокса. Непрерывный поток великих и благородных женщин, служащих церкви, вопреки политическим и экономическим ужимкам папства и поддерживающих его в этом протестантов, на самом деле выполняют волю Отца. Женщины заботятся о бедных и ухаживают за умирающими; делают все, что в их силах, чтобы исправить повреждения, нанесённые сильнейшей властью культуры. Имя таким женщинам — легион, и они по-прежнему тихо делают свое дело, в то время как теологи громко пререкаются.

"И по плодам их узнаете их"

Не так давно — на самом деле, во время написания мною этой главы, — Папа Иоанн Павел II, глава католической церкви, принес извинения за прегрешения, совершенные церковью за все время её существования. По сути, он объявил весь последний год прошедшего тысячелетия временем искупления вины, примирения, размышления и признания неправедных поступков. И хотя Папа не развил глубоко признание неправоты церкви, в истории церкви его псевдораскаяние не имеет прецедентов.

Наиболее яркий критерий определения характера поведения содержится в простом утверждении "и по плодам их узнаете их". В этом наставлении Иисуса не содержится осуждение, но это именно тот критерий, проверку которым не может выдержать никто из людей, и уж точно никакая организация. Судите о нас по нашей рекламе, девизу, изложению политики, формулировке задач, возвышенным идеалам, верованиям и убеждениям, вероисповеданию, брошюрам, предложениям, публичным извинениям, — но не по нашим делам, результатам или действиям. Даже если какое-то действие попадает под подозрение, организация в целом никогда не ошибается — вина возлагается на плохого человека. Человеческая природа, знаете ли, в стаде не без паршивой овцы!

Слово "религия" происходит от латинского religare: "re" означает возврат или повторение, "ligare" "связать, скрепить", как "лигатура". В слове "лигатура", "перевязка", тот же корень. Возможно, человечеству нужно не заново соединиться с мифическим прошлым, а стремиться вперед, вооруженным новейшими открытиями, касающимися сердца и мозга. Религию часто связывают с традицией, а корень слова "традиция" происходит от слова, значащего "передавать". "Продажа" происходит от того же корня — передавать от одного владельца другому. Передавать кому-то или чему-то значит связать кого-то, выдать часть существования за нечто, выходящее за рамки личности, — означает внутреннее предательство.

Джил Бэйли связал это со скрытым значением слова "желать": "хотеть чего-либо за пределами себя". Он указывает на то, что желание, по сути своей, деструктивно, если оно подражательное или имитирующее. Так происходит, когда человек желает нечто, потому что у других оно есть, а у него нет. В этом случае, он хочет то, что на самом деле не принадлежит ему, но стоит чего-то личного, что придётся отдать взамен. На этом принципе зиждутся основы телевидения, интернета, мировой экономики и производства. Желание — не стремление. Человек страстно мечтает о том, что чувствует внутри себя, но что кажется ему недоступным. Страстное желание это дар.

Джером Брюнер говорил о власти языка, передающего нам знания веков — традицию. Мы безоговорочно верим в нее, и сомневаться в ней кажется глупым. Вспомните, что Сюзанна Лэнгер провозгласила величайшим страхом человека "падение в хаос, где будет утрачена способность мыслить". Культура, однако, это именно традиция, набор идей, формирующих человека ценой его духа и свободы. Традиция также может быть рабством и вырождением, но она становится сферой влияния, подобно любому другому началу, формирующему разум, рожденный в пределах её влияния. Человек жертвует и защищает унаследованное им со страстью, потому что именно традиция сформировала его сознание.

Иисус увещевал отказаться от всех сковывающих уз, говоря "предоставь мертвым хоронить своих мертвецов". Кришна, его двойник на Востоке, высказывал те же мысли в диалоге с сомневающимся Арджуной, когда тот столкнулся с враждебными ему родственниками, которые, как напомнил ему Кришна, уже умерли.

Использование языка для передачи культурного наследия может передать и цепи, которые ковались веками. Изощренными путями язык, культура и наследие порождают и усиливают друг друга. Путь Иисуса порвал с культурой и рабством, у этого пути не было традиций, нет их и сейчас. Его путь заново формирует каждого, кто вступает на него; каждый человек, берущий на себя крест, становится частью особого единства, которого до этого не существовало.

В наши дни мы обладаем скудными инструкциями или моделями трансцендентного. Культура подпитывает в нас древние способы выживания и удерживает человека в их кругу. Евангелие учитывало эти оковы культуры ещё до того, как церковь создала собственное евангелие, основанное на уличении в грехе, — и человек не услышал проповедь любви из-за трубного звука Страшного Суда.

Даже под прикрытием рекламы, книг и школьного обучения государственная религия продолжает поддерживать свои обвинения, утверждая, что человек несет бремя вины из-за его несовершенства, непричастности и отделения от веры, а также из-за отлучения от Бога. В силу этой концепции, распространение культуры — это самовосполняющийся процесс автоматического внедрения убежденности в грехе на клеточном уровне.

При этом не имеет никакого значения, принадлежит ли человек к какой-либо церкви и имеет ли он религиозные убеждения. Христианское обличение греха является частью нашей культуры и чем незаметнее её присутствие, тем мощнее её воздействие. Культура лежит в основе всего законодательного и юридического производства, она убеждает нас в необходимости права и судопроизводства, ибо без них общество впадет в неистовство. Также она стремится убедить нас в необходимости суровых запретов, без которых якобы дети станут неуправляемыми.

Предположение, что человек ни в чем не повинен, что дети такие, как они есть, совершенны, и что они не встанут на путь насилия и убийства, не ощущая вездесущих длинных рук закона; и с другой стороны, что потребности человека будут удовлетворены благожелательной природой, а также что это, по всей видимости, и было позицией Иисуса, может быть воспринято как самая большая ересь наших дней. Как говорилось в шестой и седьмой главах, отрицание обличения в грехе подрывает основы современной культуры, её церкви и учения. Так что надо бы назвать ложью главную убежденность культуры в том, что без окультуривания человечество обратится в чудовищ, примитивных и опасных. Но это считалось бы главной ересью, как в наш век, так и в любой другой.

Святой Фома Аквинский, великий отец церкви периода позднего средневековья, написал пламенный дискурс о ереси, в котором обосновал причины необходимости сжигания еретиков и тем самым благословил страшную вакханалию охоты на ведьм. В самом деле, английские историки подсчитали, что за несколько веков после того, как Святой Фома сделал свое заявление, было казнено от 9 до 11 миллионов женщин и лишь незначительное число мужчин. По словам Уилла Дюрана, история, по большей части, выдумка, но есть доказательство большого количества убийств, случившихся в течение тех веков, и того, что в основном жертвами убийств были женщины.

В силу их природы женщины как-то автоматически считаются еретичками или бунтарями против правящей структуры мужской власти, в рамках которой интеллект и способ интерпретации возведены в абсолют. Присутствие сильной женщины всегда воспринималось как вызов, который должен возмутить любого мужчину, особенно открыто объявившего о данном им обете безбрачия, и потому считающегося невосприимчивым к искушениям плоти. Сочетание насилия, власти и похоти — явление, отнюдь не новое.

Некоторые из наиболее трагичных и потрясающих драм в истории произошли именно из-за сочетания этих факторов и последовавших за ним сражений. Мне вспоминается мученичество бегинки Маргерит Порет, сожженной на костре в Париже в 1310 году. Вопреки всем попыткам инквизиции стереть все свидетельства её существования, сохранилось небольшое, написанное ею сокровище — "Зеркало простых душ". Суждения спокойного, сильного характера во время её длительного заточения и ужасающая экзекуция являются отражением Креста на всем её пути.

И снова возникает простая фраза "И по плодам их узнаете их" — та, с которой не может смириться ни одна система власти, и даже сам институт христианства. Ведь один единственный сожженный еретик или утопленная старуха ломает карточный домик религии, протестантской или католической. И где в истории можно отыскать равного лукавому женоненавистнику Джону Кальвину? Шествуя от деревни к деревне, со своей маленькой, но хорошо вооруженной армией протестантов-инквизиторов, Кальвин находил ведьм среди католичек, и его грубая, варварская жестокость не имела себе равных.

Кальвин одолел сельских фермеров с их вилами, которыми они пытались защитить своих женщин. Он заставлял крестьянок раздеваться и искал на их теле какой-либо след постыдной "дьявольской отметины". (Под пуританским фанатизмом вполне мог скрываться обычный вуайеризм.) Топя и сжигая женщин, иногда большими группами, он шествовал, проповедуя свое евангелие предназначения, греха и смерти. (А в наши дни Кальвин почитается как основатель пресвитерианской церкви; в моем детстве это была церковь для бизнесменов, возможно потому, что определяла их земное благополучие, как дарованное Господом.)

Мартин Лютер, заявив, что каждый человек сам себе священник, обрушился на крестьян с помощью собственной армии, когда они восстали против жестоких феодалов. Они учинили разгром, пролив моря крови. А ещё вспомним носящего в руках Библию и оружие борца "за чистоту культуры" Оливера Кромвеля, который пытался искоренить не только все формы искусства (что, по словам Блейка, было первым деянием сатаны, за которым последовало уничтожение всех видов удовольствия и оставление людям удовлетворение лишь голой необходимости), но и все признаки ереси. К ереси, по иронии, было отнесено и католичество, чьи последователи в книге Кромвеля были названы первыми еретиками. Марш стоических, распевающих гимны "круглоголовых" оставил после себя ужасный след убийств и грабежей по всей Ирландии, что едва ли могло вызвать любовь к англичанам на этой разграбленной земле.

Горький плод

Представьте себе в наши дни практикующего юриста-христианина, судью, адвоката, полицейского, тюремщика, военного капеллана, офицера, пилота-бомбардировщика, солдата, политика, промышленного магната, плодовитого родителя, бомбардировщика женской клиники, патриота, держащего в одной руке Библию, а в другой оружие. Вообразите их занимающимися своими почетными профессиями с крестом в руке и "подставляющими другую щеку", следуя заветам Иисуса. Примите также во внимание, что два миллиона наших собратьев пребывает в тюрьмах США, число которых каждое десятилетие увеличивается в два раза, и растущее число смертных казней. А теперь представьте себе каждого из нас действующим, руководствуясь принципами всепрощения и сострадания.

Я вспоминаю, как ребенком видел документальные хроники, в которых показывали Папу римского, благословлявшего итальянскую армию на бомбардировку, газовую атаку и пулеметную очередь в сражении с эфиопами, потрясающими копьями (по иронии судьбы, именное эта страна была первой христианской "нацией", потому что на её территории в конце первого века жило религиозное братство коптов). У Папы был длинный ряд предшественников в подобного рода "благодеяниях". Так, римский Папа Урбан II, живший в одиннадцатом веке, восклицал: "Этого желает Господь! Этого желает Господь!", благословляя рыцарей на убийство мусульман в Святой Земле. Он создал прецедент для последующих массовых уничтожений. В истории Америки был свой кардинал Спеллман, благословлявший войска на "Священную христову войну" во Вьетнаме.

Как упоминалось во вступлении ко второй части, когда мне исполнилось восемнадцать, меня занесли в список Военно-воздушных сил армии США для участия в боевых действиях во время Второй мировой войны. На немногих фотографиях видно, как я и мои друзья были поразительно юны и действительно похожи на детей, кем на самом деле и являлись. Приземлившись, мы попали в самое месиво кровавой бойни, унесшей тридцать миллионов жизней. Этот кошмар мирового масштаба, огонь которого раздували и разжигали подстрекатели войны, в роли которых выступили два величайших исторических оплота христианства. Родина милых Фран-сиса, Экхардта, Тиллиха и Вонхеффера была также пристанищем Третьего рейха и фашизма. Холокост навсегда останется самым ужасающим из всех кошмаров в истории человечества, перечеркнувшим семь миллионов жизней. Более двадцати миллионов смертей непосредственно в самом пекле сражений, это одно, но хладнокровное, тщательно продуманное, массовое уничтожение миллионов евреев, последовавшее за длительным кошмаром мучительных пыток, унижения, вырождения и боли, вынесенного Христовым народом, окончательно подтвердило пародию истории. "По плодам их узнаете их" — вряд ли эти плоды можно назвать лишь несколькими паршивыми овцами в стаде. И молчание Ватикана во время всего этого ужаса не вполне можно считать смягченным общими извинениями, принесёнными спустя 60 лет…

Однако кровавые деяния вряд ли завершены. В Боснии и Косово между христианами и мусульманами происходило взаимное истребление. В католической Южной Америке, особенно в Бразилии и Колумбии, на улицах насчитывается до девяти миллионов бездомных и брошенных детей в возрасте от четырех до одиннадцати лет. Когда ночами они выходят на улицы в поисках объедков, полиция систематически устраивает на них облавы, запихивает их в грузовики, как связку бревен, и до заката увозит на место массовых захоронений, как это описано в книге Тома Хартманна[36]. А в это время римский Папа возложенной на него властью осуждает контроль за рождаемостью. "Придерживаться этой верной и добродетельной позиции необходимо, чтобы сохранить святость секса", — объяснил мне один католический священник.

Точно также как брак, этот институт культуры, в основном стал стихийным бедствием для большинства, за исключением самых сильных и прочных, религия — ещё один институт культуры — стала катастрофой для отношений человечества с Богом. Безусловно, оба института заслуживают лучшего. Распятие Христа было попыткой вдохнуть в эти отношения новую жизнь, а христианство стало тем средством, с помощью которого культура низвела до нуля эту попытку, — "гомеопатическим лекарством от угрозы вирусного заболевания Иисусом".

И всё же, в самой системе и вопреки ей появлялись и продолжают появляться хотя небольшим, но постоянным потоком, великие святые. Вопрос в том, появились ли бы они в любом случае, вне зависимости от существования института христианства? Конечно же, появились бы. "Даже сами эти камни смогли бы выкрикнуть" благие вести, принесённые в этот мир Иисусом. Что если бы только любовь Бога и нерасторжимый союз человека с ним, явленный образом Иисуса, были переданы всем народам без вмешательства фальшивой мифологии и представлений о грехе и виновности? Любовь может предложить только себя и может возвысить человека, только если он принимает ее. Вспомните красноречивое высказывание Джила Бэйли о том, что только Распятие может изобразить полное бессилие Бога любви. Что случилось с эти Богом? Куда Он исчез? Обвинение в адрес церкви, которая держала его прибитым к кресту все две тысячи лет, не так уж безосновательно.

Живописцы раннего Возрождения открыли закон перспективы в искусстве и тем самым изменили перспективу самого человека. Образ невинной любви к Богу — образ, принесённый в жертву закону и культуре, — вызвал бы медленную, но верную перемену в человеческом восприятии, что он и сделал, в любом случае, заменив тени, наведенные на плетень, религиозными институтами и проповедниками. Создатель и созданное обрели новое имя и облик в Иисусе и его Отце. Скачок в развитии был совершен для победы.

Мы не нуждаемся в церкви, под каким бы именем она ни представала. Человечеству не нужно обвинение в грехе и продажное отпущение его, колоссальный банковский счет церкви и её недвижимость, законники и лоббисты, политические игры и реклама, радио и телевизионные станции.

Человечество действительно нуждается в постоянном притоке самоотверженных людей, в особенности женщин, которых церковь дала нам вопреки её желанию. Люди вроде Пилигрима Мира просто претворяют в жизнь пример истинного служения Евангелию. Они появляются постоянно и неожиданно, всегда на краю, всегда под подозрением у уважаемых и власть предержащих церковников. Вторые пришествия местного масштаба случаются по всему земному шару.

Между сердцем и разумом нет посредников, только защитные преграды, страхи и сомнения, как ясно показал Пилигрим Мира. Так что нам также стоит воспользоваться шансом, тихо и без шумихи, не для публичного откровения, но в глубине сердца. Нам необходимо совершить скачок и отбросить в сторону защиту, суждения и исполненную благоговения страсть к предсказаниям и контролю, отвратительную потребность в самооправдании без малейшей мысли о будущем. Это и есть то простое, личное действие, которое нам предлагает совершить Евангелие — поднять Крест. "Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Евангелие от Матфея 11:29–30).