"Понятие – экстремальные факторы окружающей среды, – пишет А.Г. Кузнецов, – очевидно, утвердилось в литературе в годы второй мировой войны как результат естественного стремления представителей научной медицины выделить разрушительные факторы военного времени в особую категорию факторов, воздействие которых на организм вызывает напряжение и перенапряжение нервных процессов. В печати этот термин начал регулярно появляться в послевоенные годы в связи с разработкой проблемы стресса и развитием исследований в области прикладной физиологии" [290, с. 6]. Понятие "экстремальные факторы" предполагает, что эти факторы небезразличны для организма, более того, что они вызывают в нем предельно допустимые по тем или иным соображениям изменения. Вместе с тем следует помнить, что "внешняя ситуация способствует лишь выявлению адекватности или неадекватности функциональных, в том числе психических, возможностей человека в процессе выполнения той или иной деятельности" [204, с. 6]. Очевидно, что термин "экстремальные воздействия" может быть использован только как сопряженный с понятием "экстремальное состояние", менее распространенным и часто отождествляемым с понятием "стресс".

Понятие "экстремальное" состояние предполагает определение какого-то "предела" психологических и физиологических адаптационных преобразований. Большие возможности адаптации человека затрудняют определение этого "предела". Конечно, прежде всего, следует иметь в виду предел существования организма, индивида, т. е. начало его разрушения, гибели. Но этому "предельному" состоянию умирания, деструкции всего организма или его элементов, как правило, предшествует ряд адаптационных состояний, характеризующихся включением аварийных, защитных механизмов, направленных на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание действия опасного, вредоносного фактора. В ряду этих состояний можно выделить еще один предел, т. е. предельное состояние. Это так называемое третье состояние, промежуточное между нормой и болезнью. Его иногда называют экстремальным. Показателем такого состояния могут быть "внутриорганизменные" сигналы к сознанию человека, вызывающие у него неприятные, болезненные ощущения, побуждающие человека избегать обусловливающего их фактора. Это первый субъективный показатель наличия экстремальных воздействий на человека. Он может иметь градацию от слабо заметных неприятных ощущений до чувства непереносимой болезненности. В качестве второго показателя экстремальности воздействия на человека часто используется показатель его дееспособности (работоспособности), недопустимо снижающейся при воздействии на человека, т. е. при экстремальном воздействии. Наконец, широко используются так называемые "объективные" показатели состояния человека, устанавливаемые на базе регистрации физиологических процессов. Воздействия, обусловливающие критические состояния, идентифицируются как экстремальные. Приоритет тех или иных показателей при диагностике экстремальных воздействий (т. е. показателей самочувствия, дееспособности или "объективной" регистрации физиологических процессов) диктуется теми или иными прагматическими устремлениями исследователей.

Основываясь на разработанной В.П. Казначеевым классификации условий окружающей среды, требующих адаптации организма, А.Г. Кузнецов предложил дифференцировать экстремальные и неэкстремальные условия в зависимости от степени их адекватности врожденным и приобретенным свойствам организма [105, 290]. Ц.П. Короленко указывает, что понятие "экстремальные условия" охватывает "чрезвычайно сильные воздействия внешней среды", которые находятся на грани переносимости и могут вызывать нарушения адаптации" [153, с. 15]. Он рассматривает физические, физико-химические и социально-психологические экстремальные факторы. В группе последних им выделены факторы, отличающиеся "гипостимуляцией", и факторы, действующие по типу "гиперстимуляции". Он подчеркивает, что "адаптация человека к экстремальным условиям во многом определяется существующими у него высшими адаптивными психофизиологическими уровнями. Применение тех или иных адаптационных стратегий обусловлено в большой мере особенностями психического склада человека" (Там же, с. 50). Автор отмечает, что среди этих особенностей важными являются экстравертироваиность или интравертированность человека, рассматриваемые в мыслительном, чувственном, сенсорном, интуитивном планах. "Понятие экстремальности не может быть абсолютным и имеет вероятностную природу. Таким образом, к экстремальному может быть отнесено такое значение фактора, которое с определенной вероятностью вызывает появление того или иного состояния. Величина заданной вероятности определяется или характеристикой заданного состояния, или условиями трудовой деятельности" [191, с. 627]. В цитированной работе В.И. Медведева выделены два основных типа условий, делающих ситуацию экстремальной: физические и информационно-семантические.

Относительно определения критериев "предельного" состояния в настоящее время нет общепринятого мнения. В определении экстремальности В.И. Медведев исходит из представлений о существовании двух видов состояний – как бы допредельного и запредельного. Первое – состояние "адекватной мобилизации" – характеризуется полным соответствием степени мобилизации и напряжения функций требованиям, предъявляемым данными условиями. Эти требования определяются экспериментатором эмпирическим или расчетным путем исходя из его знаний механизмов функционирования организма и структуры рабочего процесса. Состояние адекватной мобилизации может нарушаться под влиянием внешних и внутренних условий. Результат – переход в состояние "динамического рассогласования". Оно характеризуется тем, что физиологические или психологические, поведенческие реакции не обеспечивают в заданной мере жизнеспособности и работоспособности индивида. По мнению цитируемого автора, более частым бывает смешанный тип ответа, когда первичное изменение физиологических реакций является поводом к последующему изменению поведенческих реакций, может быть и обратная последовательность.

Разрабатывая концепцию стресса первоначально на основе изучения патофизиологических проявлений (патофизиологических моделей) этого синдрома, оценивая факторы, вызывающие стресс, Г. Селье писал: "Мы не видели вредных симптомов, которые не могли бы вызвать наш синдром" [214, с. 58]. В последующем была обнаружена возможность использовать основные положения концепции стресса при анализе различных форм функционального "напряжения" организма, в том числе далеко не достигающих допустимого предела. В связи с таким расширением представлений о стрессе расширилось понятие "стрессор". Им могли стать не только вредные, но и полезные для организма факторы.

Отвечая на вопрос, каким образом разные факторы могут вызывать одинаковые проявления стресса, т. е. объясняя неспецифическое действие разных стрессоров, Г. Селье указывал, что для развития стресса нужно сочетание воздействий. Он отнес стресс к категории так называемых плюрикаузальных (многопричинных) синдромов. Для них, а ими могут быть и патологические синдромы, характерно, что "целая совокупность обусловливающих (сенсибилизирующих) факторов может таким образом подготовить организм, что он будет отвечать на разные выявляющие агенты стереотиничной реакцией, характер которой можно предсказать" [242, с. 80]. В связи с тем что плюрикаузальное состояние не проявляется до того, как начнет действовать весь комплект факторов, необходимый для его развития, возможно ошибочное представление о его причине. "Как правило, конечное звено, завершающее набор патогенных условий (и, следовательно, дающее возможность проявиться самому заболеванию), производит на нас впечатление решающего фактора, в то время как на самом деле оно имеет не более существенное значение, чем все остальные" (Там же).

Таким образом, развитию неспецифического адаптационного синдрома – стресса, по мнению Г. Селье, должен предшествовать целый ряд факторов экзогенных и эндогенных, казалось бы, не являющихся стрессорами сами по себе. Поэтому болезни адаптации, возникающие в результате стресса (например, язвенная болезнь желудка, инфаркт миокарда, нефросклероз, гипертоническая болезнь и др.) могут быть далеко не у каждого человека, подвергшегося действию идентичного "ключевого" стрессора.

Гансом Селье были разработаны понятия интенсивности и специфичности стрессобразующих факторов. Стрессор малой интенсивности, не способный вызвать стрессовое состояние, повышает устойчивость организма к действию такого же или любого другого сильного стрессора. Стрессор, обладающий в силу своей небольшой интенсивности местным действием, вызывает местный адаптационный синдром, т. е. локальные проявления стресса, которые во многом напоминают генерализованный стресс. Возрастающий по интенсивности стресс-фактор, увеличивая локальные проявления стресса, может вызвать генерализованный стресс, который, возникнув, начинает тормозить локальный стресс. Таким образом, местный и генерализованный адаптационные синдромы находятся в сложных взаимоотношениях.

По мнению Г. Селье, всякий стимул, вызывающий адаптационные реакции организма, обладает специфическим и неспецифическим действием. Однако "недостаточно различать специфические и неспецифические поражения. Следует признать, что существуют разные степени специфичности. Некоторые изменения индуцируются многими агентами, другие лишь несколькими… Чем больше число рецепторов, реагирующих на данный [агент, тем менее специфично его действие" (Там же, с. 83–84).

Указанные закономерности стрессоров были обнаружены на патофизиологических моделях стресса. В какой мере эти закономерности имеют аналоги в структуре психологических стрессоров в настоящее время, сказать трудно. Изучение стресса с позиций физиологии и патологии, опередившее психологические исследования этого синдрома, обусловило лучшую изученность физиологических компонентов стресса по сравнению с психологическими его проявлениями.

Обобщая взгляды многих авторов на сущность психологического стрессора [98, 123, 153, 156, 168, 170, 191, 204, 220, 228, 253, 269, 271 и др.], можно сказать, что стрессогенная ситуация предъявляет человеку требования, воспринимающиеся им либо как превосходящие его возможности ответить на них, что ведет к дистрессу, либо как позволяющие реализовать свои возможности ответить на эти требования и благодаря этому достигнуть желаемых последствий. При этом играет роль субъективная неопределенность требований и возможности им отвечать, а также субъективная значимость (положительная или отрицательная) последствий ответа [98, 123, 153, 156, 168, 170, 191, 204, 220, 228 и др]. Это – определение стрессора как степени соответствия компонентов системы "человек-среда". Предлагают различать в этой системе требования среды к человеку и требования человека к среде. Реальное или потенциальное неудовлетворение и тех, и других требований ведет к дистрессу, их удовлетворение способствует возникновению эустресса. Возможны ситуации, когда одно и то же событие может одновременно порождать и удовлетворенность, и неудовлетворенность человека. Такого рода конфликт между стрессорами "первого уровня" может стать стрессором "второго уровня".

Указанные схематические представления стрессогенных условий во многом тождественны схематическим концептам эмоциогенных факторов [156, 238, 243 и др.]. И это не случайно, так как одним из компонентов стресса всегда оказываются те или иные эмоции.

Следует сказать, что, присваивая стрессору название, используют название доминирующей особенности действующего фактора либо название процесса, преобладающего в развитии стресса при действии данного стрессора. Это позволяет при обозначении стрессора в одних случаях отметить его особенности, в других – основные эффекты его воздействия на организм.

"Загадочность" стрессоров. Исследования экстремальных факторов могут потребовать привлечения к ним специалистов разных профессий. При слабости междисциплинарной эрудиции преобладание одного из профессиональных подходов к анализу стрессора может создать одностороннее его понимание, подменяющее понимание целостной его сущности. Например, концептуализация гравитоинерционных стрессоров (невесомость, ускорения и т. п.), т. е., как казалось, "чисто физических" факторов, долгое время осуществлялась с позиций физики, математики. Это приводило к неточному истолкованию причин и функциональных механизмов возникновения неблагоприятных последствий указанных стрессоров и к рекомендациям неэффективных способов купирования этих эффектов. Стрессор окружался ореолом неразгаданности, чрезвычайности.

Приведем примеры. В связи с подготовкой и организацией космоплавания внимание ученых было привлечено эффектами действия на человека невесомости. На протяжении многих лет эти эффекты сопоставлялись с физическим ее описанием. Если для интерпретации отдельных физиологических реакций в невесомости этого, казалось бы, было достаточно, то пониманию целостного реагирования организма это мешало. Без определения психологической сущности невесомости невозможно правильно интерпретировать не только ее психологические эффекты, например пространственные иллюзии в невесомости, невозможно верное истолкование такого сложного физиологического синдрома, как "болезнь укачивания", возникающего у многих людей при гравитоинерционных стрессорах и т. д.

Следует рассматривать два типа психологического, "информационного" воздействия невесомости [123, 126]. Первый связан с исчезновением действия силы тяжести. Второй – это воздействия, возникающие при каждом движении субъекта в качественно новой (без постоянного действия силы тяжести) пространственной среде.

Экстремальность "информационного" воздействия первого типа при невесомости может возникать в основном вследствие: 1) сформированного в ходе биологической эволюции значения невесомости как сигнала о падении "вниз", т. е. об угрозе удара о землю; 2) беспрецедентного гравиторецепторного "противообраза", актуализирующегося как представление о тяге "вверх" при исчезновении действия силы тяжести; 3) "конфликта" (несоответствия) между афферентными сигналами, создающими представление о падении "вниз", и афферентацией, связанной с указанным "противо-образом", создающим представление о тяге "вверх"; 4) "конфликта" при невесомости, создаваемой в закрытой кабине, между, с одной стороны, гравиторецепторной информацией о движении (о падении "вниз" или о тяге "вверх") и, с другой стороны, зрительной и слуховой информацией о стабильности окружающего пространства и т. п.

Экстремальность "информационного" действия второго типа при невесомости возникает преимущественно вследствие, во-первых, многократной монотонной стимуляции центральной нервной системы. Причем стимулами здесь становятся сложные комплексы "конфликтов" между прогнозируемой (в соответствии с условиями, когда действует сила веса) и реально возникающей в невесомости обратной афферентацией зрительной, слуховой и гравиторецепторной модальности. Во-вторых, экстремальной становится накапливающаяся с каждым указанным выше "стимулом" информация о неэффективности комплексов адаптационного реагирования, вызванных этими стимулами. Отметим, что "конфликты", указанные выше, как элементы стрессогенной ситуации не осознаются и воспринимаются как те или иные представления об изменениях пространства. Психологическая стрессогенность невесомости далеко не ограничивается описанными выше факторами.

Другим примером неполного понимания сущности гравитоинерционного стрессора являлось признание некоей исключительности, так называемой кориолисовой силы в возникновении кинетоза ("болезни укачивания"). При этом часто упускалась из виду мнимость этой силы, которая имеет место в результате графического разложения вектора силы, действующей на тело, перемещающееся в радиальном направлении во вращающейся системе. Стрессогенным фактором, вызывающим кинетоз у людей при их жизнедеятельности во вращающейся среде, является длительная относительно монотонная "стимуляция", во многом сходная с описанной выше "стимуляцией", возникающей при многократных перемещениях человека в невесомости. "Стимулами" в условиях вращения служат несоответствия ("конфликты") между обратной афферентацией при движениях человека, "прогнозируемой" в соответствии с обычными гравитоинерционными условиями (без вращения), и афферентацией, реально возникающей при перемещениях во вращающейся среде.

Ошибки при интерпретации стрессогенных факторов могут возникать не только в результате непонимания психологической сущности стрессора, как в приведенных выше примерах но и от неполного ее понимания. Примером может быть обращение внимания только на негативные стороны стрессора с исключением из анализа его позитивных эффектов. Подобный подход характерен для авторов, рассматривающих только неблагоприятные для человека проявления стресса. Справедливая критика такого подхода осуществлена Г.И. Косицким в его предисловии к книге Т. Кокса "Стресс" [145].

Верному пониманию стрессора (без чего невозможна адекватная интерпретация стресса и разработка методов его купирования) способствует диалектический анализ различных его факторов: физических, психологических и т. д.

Таким образом, концепция стресса осуществляет подход к исследуемому кругу явлений с поиском общего основания в виде неспецифических признаков этих явлений. Такой методологический прием требует комплексного анализа достаточно широкого круга явлений. Глобальное распространение концепции стресса привлекло к использованию указанного методологического принципа большое число исследователей, решающих задачи разных научных направлений, связанных с изучением жизни и деятельности людей. Выходя за рамки своего направления, такие исследователи вынуждены привлекать знания, принадлежащие смежным научным парадигмам, для того чтобы в соответствии с концепцией стресса иметь достаточно широкое основание для анализа собственных данных. То, что при этом сопоставляются "свои" экспериментальные данные во всем их первоначально неупорядоченном многообразии и "чужие", уже втиснутые в рамки "чужой" концептуализации, не может не сказаться на формировании признаков неспецифичности – специфичности, ложащихся в основание собственных представлений ученого о закономерностях стресса. Подобное углубленное его исследование создает концептуальную модель стресса, преимущественно локализованную в кругу собственных научных устремлений ученого. При этом (в согласии с принципом Гайзенберга) локальная устремленность исследователя, необходимая для углубленного проникновения в предмет исследования, снижает эффект обобщающего взгляда на место "своих" научных проблем среди смежной проблематики. То есть снижается эффективность методологического принципа концепции стресса – ее обобщающих тенденций.

В разное время при решении различных прикладных проблем автор данной монографии участвовал в медико-физиологических, психофизиологических, психологических и прочих исследованиях состояния и деятельности людей в экстремальных условиях. Широта спектра затрагиваемых проблем, естественно, не способствуя углубленной разработке каждой из них, позволила накопить опыт знакомства с большим числом проявлений стресса при разных, дисциплинарно отличающихся взглядах на эти проявления.

В данной монографии наряду с обобщением феноменологии стресса осуществлена попытка анализа стресса как междисциплинарной категории. Не представлялось возможным изложение всего материала по рассматриваемой проблематике, которым располагает автор. В связи с этим в начале разделов, посвященных описанию субсиндромов стресса, излагаются обобщенные данные о динамике этих субсиндромов. Помимо того, в эти разделы включены описания некоторых частных исследований стресса.

Углубленный анализ физиологии и психофизиологии стресса проведен в монографиях П.В. Симонова (243 и др. 1, К.В. Судакова и др. [254], Г.И. Косицкого и В.М. Смирнова [156], В.В. Суворовой [253], Т. Кокса и др. [154].